Warmer than tea

Каждый день принадлежал Чонгуку. У них было достаточно времени, чтобы никуда не торопиться. Отдых был по-настоящему чудесным. Не было нужды насиловать себя непрерывными вылазками в горы или к каким-то немногочисленным музеям. Они могли себе позволить дни безделья, попойки в баре и долгие лежания в обнимку на расстеленной кровати в комнате Юнги или на полу в гостиной напротив огромного окна. Чонгук давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. Впрочем, не он один. Чеджу оказался неожиданным компромиссом комфорта и легкой нотки приключений, которых жутко не хватало в повседневной жизни. Каждый вечер Намджун раскладывал на столе большущую карту острова, а Чонгуку была предоставлена возможность самому выбирать места по картинкам, скорее наугад, чтобы отправиться туда на следующий день. И пока они ни разу не жалели о том, что положились в этой игре на Гука. Несмотря на зимнюю погоду, природа даже не думала прятать свою красоту. Водопады шумно бурлили и пенились, струясь между скал и лаская влажным туманом поросли мха. Чонгук снимал не переставая. Все вокруг казалось нереальным, потусторонним и попросту неземным. Свежий воздух, запах древесной коры и прелой листвы. Фотографии одна за другой полнились зелеными кустами, серыми грозовыми облаками и чернотой буйных морских вод. Как оказалось, Юнги безумно любил позировать. Он строил невероятно серьезное лицо, будто бы снимался для трейлера экшен-фильма, а не для домашнего памятного альбома. Чонгук смеялся от всей души, увлекаясь процессом ничуть не меньше. Он скакал по камням, усаживаясь то на землю, то, наоборот, взбираясь повыше, чтобы подобрать самый удачный ракурс. Вот только в конце всегда обнаруживал на снимках высунутый язык или расплывчатый клочок спутанных ветром волос. У него теперь была целая коллекция дурашливых кривляний, запечатленных навечно в цифровом хранилище. Намджун же всегда тепло улыбался, заигрывая с камерой, будто с кокетливой подружкой. Стоило в кадре появиться Юнги, как вся его натура преображалась. Он смотрел на него таким преданным взглядом, что только дурак бы не заметил буйства чувств между ними. Чонгук влюблялся все сильнее, перебирая по вечерам мутные фотографии. В один из дней они нашли какой-то дешевый пластиковый штатив в сувенирной лавке недалеко от национального парка. С тех пор на фото они стали появляться втроем. Поначалу лишь рядом, слегка обнявшись, будто были простой компанией друзей, решивших выбраться куда-то за пределы скучной офисной работы. Но вскоре робкая неловкость сменилась небывалой жаждой. Не касаться друг друга, пусть даже на публике, становилось совершенно невозможно. Чонгуку приходилось очень тяжело. Он никогда прежде не влюблялся так сильно, чтобы любая секунда разлуки превращалась в адскую пытку. Он никогда не был популярен и, в отличие от Юнги и Намджуна, вовсе не умел ограничивать себя среди людей. А те порой умудрялись вести себя на ярмарках так непринужденно, что Чонгук едва мог разобрать холод лживой игры. Это пугало, водило за нос и немало беспокоило. Чем ближе они становились, тем сложнее Чонгуку было заставлять себя держаться от них хоть на мало-мальски приемлемом расстоянии. Хотелось быть рядом, хотелось без конца нежиться в медвежьих объятиях и получать бессчетные клевки в щеки от Юнги. Хотелось целовать самому, ни на миллиметр не отстраняясь от обветренных губ. Чонгук нередко забывался. Для него давным-давно стерлась та грань, за которой двое взрослых мужчин были по-настоящему статны и знамениты. Каждый раз он будто окунался в чан с ледяной водой, когда очередная молоденькая девушка в мини-юбке или, чего хуже, парень подходили к ним и просили фото с автографами. Как бы они ни скрывались в непопулярных местах и мешковатой одежде, люди их узнавали и совсем скоро весь интернет пестрел информацией об их местонахождении. Чонгука это страшно нервировало, он начинал видеть угрозу в каждой тени, несмотря на слова Юнги о том, что ничего страшного пока не было. У всего вокруг были глаза. Пусть нечасто, но их ловили, и ловили достаточно метко. Приходилось день за днем учиться все строже подходить к контролю собственного тела. Никаких подозрительных прикосновений. На публику выходить только в масках и панамах. Лицо Чонгука ни при каких обстоятельствах не должно было появиться в журналах вновь. Окружающие должны были принимать его за менеджера или телохранителя, бесплотную тень, ошивавшуюся неподалеку от их кумиров, но никак не за компаньона на отдыхе у моря. За целый день, порой взаправду полный приключений, они успевали так сильно изголодаться друг по другу, что времени на ужин могло банально не найтись. Ботинки вечно были разбросаны у входа вместе со сваленными в кучу куртками. Стоило дверям закрыться, как руки находили друг друга, сцепляясь будто клубок юрких змеек. Первый раз был странным. Что бы они ни обсуждали про осознанный подход и договоренности, все летело к чертям, стоило им по-настоящему соскучиться. Чонгук умудрялся порой кончить в трусы даже от совсем невинных ласк. Это смущало и поначалу казалось чем-то постыдным, но Юнги только довольно посмеивался, оголодавшим псом набрасываясь на него с еще большей страстью. Намджун едва мог находиться с ними в такие моменты рядом. Он буквально терял рассудок, видя Чонгука раскрасневшимся, со слюной, размазанной по всему голому телу, и белесыми подтеками, украшавшими бедра. У него будто был свой фетиш на чужое удовольствие. Казалось, ему вовсе не нужно было участвовать в процессе напрямую, чтобы спускать в кулак вместе с Юнги, извивавшимся под крепкой хваткой Чонгука. Тот раз начинался, как и всегда, вполне невинно, но это не помешало ему стать чем-то большим. Чонгук уже куда увереннее держал руку на члене Намджуна, стараясь уловить ритм, с каким пульсировала кровь во вздувшихся венах. Они не первый час дразнили друг друга, лишь изредка урывая оргазмы. Наслаждение было вовсе не в них, а в эфемерном доверии, нахождении рядом, будучи совершенно голыми и уязвимыми. Чонгуку довелось своими силами от и до изучить каждую реакцию чужих тел. Намджун никак не ограничивал его, лежа на спине и даря ему каждый свой взгляд и тихий грудной стон. Он лишь изредка обменивался поцелуями с Юнги, лежавшим рядом и любопытно совавшим свой нос во все, что делал Чонгук, но все еще предоставлял младшему полную власть над собой. Должно быть, именно в тот раз Намджун своей открытостью дал ему понять, что быть шумным в постели совершенно не страшно. Чонгук привык помалкивать и сдерживаться, для него стоны еще со времен первой мастурбации казались прерогативой исключительно девчачьей. Слышать реакцию и знать, насколько приятно твоему партнеру, было приятно и важно. Чонгук изо всех сил старался переучиться, но эмоции все еще не были его сильной стороной и порой выплескивались в самый неподходящий момент. Юнги потом, даже спустя несколько дней, покатывался со смеху, вспоминая выражение лица Чонгука. Тот и правда жутко растерялся, когда Юнги предложил ему самому заняться подготовкой. Для Чонгука это не было чем-то мерзким или неприятным, Юнги крайне щепетильно относился к своей гигиене, и он прекрасно об этом знал. Но все же он и подумать не мог, что в первый раз ему просто всучат изогнутую баночку со смазкой и предоставят полную свободу действий. Юнги, казалось, совершенно не переживал о его неопытности и только лениво бурчал, если Чонгук делал что-то из ряда вон идиотское. А сам Чонгук боялся поседеть, не дожив и до тридцати. Для него эта ответственность оказалась почти неподъемной. Собственными руками прикоснуться не к кому-то с улицы, а к Юнги, прямо там, внутри, где все такое нежное и чувствительное, что любой плохо подстриженный заусенец на ногтях мог причинить нешуточную боль. Руки тряслись. Пока он добрался до чужой промежности, все простыни оказались перемазаны липкой смазкой, стекавшей едва ли не по запястьям. Намджун сел рядом, помогая и направляя словами. Юнги издевательски ныл, что скоро заснет, а Чонгук все никак не мог решиться на большее, размазывая мутный, забившийся пузырями воздуха гель вокруг входа. Наглец даже не пытался быть серьезным. Чонгук прекрасно видел его ложь по дрожащим коленям и налитому кровью члену, даже не думавшему опадать от какой-то выдуманной скуки. Внутри оказалось безумно жарко и туго. Чонгук давно позабыл, насколько горячие тела людей изнутри, и поначалу даже опешил. Юнги сжимал его пальцы с такой силой, что он бы не удивился, если бы тот смог их сломать. Должно быть, в нем говорили глупые стереотипы, но он был абсолютно уверен в том, что регулярный анальный секс должен был несколько расслабить мышцы. Юнги мычал, ворочаясь затылком по подушке. Он был красный от щек до самой груди, а глаза блестели мутной похотью, словно после хорошей попойки. Чонгук долго и со вкусом растягивал его в попытках заставить вход размякнуть. Он быстро приловчился к неторопливому темпу и уже не так сильно боялся давить на гладкие шелковые стеночки, как вдруг Намджун обхватил его запястье и потянул вниз, заставив пальцы по инерции согнуться и податься вверх. Юнги вздрогнул всем телом, едва не соскользнув с руки. Его всего будто пробило крупной судорогой. Чонгук так испугался, что и сам дернулся. Если бы не Намджун, удержавший на месте их обоих, все наверняка могло бы кончиться незначительной, но все же травмой. Мышцы внутри пульсировали, а сам Юнги протяжно простонал, даже не пытаясь сдерживаться. Чонгук шокированно переводил взгляд с одного мужчины на другого. Прохладный воздух морозом прошелся по коже. Он тогда по-настоящему испугался, а потом был вынужден выслушать нешуточную лекцию о строении собственного тела. Сейчас это казалось даже смешным, но в ту ночь Чонгук чувствовал себя невероятно глупо. В конце концов, долгие объятия и поцелуи возымели должный эффект. Не сразу, но все же он почувствовал себя лучше и увереннее, в первую очередь благодаря Юнги. Тот и не думал отказываться от своей затеи или, еще чего хуже, обижаться. К утру они все были выжаты досуха. Казалось, что в теле не осталось ни капли жидкости, вышедшей с потом, слюной и спермой. Пожалуй, тот секс был не просто самым выматывающим, но и самым долгим за всю жизнь Чонгука. Опыт был не сравним ни с чем. Ему никогда не было так хорошо. И дело было вовсе не в том, насколько потрясающей была задница Юнги. Он ни на секунду не оставался без внимания, едва успевая дышать между поцелуями. Намджун постоянно был где-то рядом, даже когда казалось, что они с Юнги замкнулись друг на друге. Он умудрялся протискивать руку к члену Юнги и без доли стеснения сжимать Чонгука у самого основания, пока тот все еще был внутри Мина. Это было невероятно хорошо, даже слишком. До той ночи Чонгук даже представить себе не мог, на какое удовольствие было способно его собственное тело. Забота и помощь Намджуна стали для него своеобразной путеводной звездой. Он чувствовал себя просто прекрасно. Все страхи были позабыты, и он мог похвастаться тем, что стал еще ближе к ним. По правде говоря, он готов был придушить себя за то, как долго сопротивлялся. Если бы он только знал, насколько хорош может быть секс, то не раздумывая согласился бы на что угодно еще с месяц назад. Но рай на Чеджу не мог длиться вечно. Как бы сильно Намджун и Юнги ни старались освободить свое расписание, отделаться от приставучего менеджера было невозможно. Их отдых сильно затянулся и начал привлекать к себе слишком много внимания. Оставаться на острове и дальше было небезопасно. Во всяком случае им пришлось бы больше не выходить с виллы даже к набережной, а сидения в четырех стенах им хватало и в Сеуле. Уезжать не хотелось. Осознание накатило на Чонгука тяжелой волной. Даже на Чеджу в нетуристический сезон они не могли чувствовать себя спокойно. Приходилось сдерживаться, оглядываться по сторонам, а теперь и вовсе возвращаться домой. Вот только Чонгуку возвращаться было и некуда. Его совсем не тревожил поиск съемной квартиры. Пожалуй, теперь это беспокоило его в куда меньшей степени, чем то, что он будет в ней один. В последние недели он жил будто в сказке. По утрам готовил вместе с Намджуном, пил невероятно вкусный травяной чай и получал долгие объятия и поцелуи. Лежать на диване, прижавшись спиной к чужой крепкой груди, больше не смущало, теперь такое времяпрепровождение казалось не чем иным, как необходимостью. Чонгук так привык к тихому шелесту страниц над ухом, что уже и не мог сосредоточиться на ретуши фотографий в глухой тишине. Когда просыпался Юнги, все ленивое настроение сходило на нет, сменяясь весельем и ворчанием. Он всегда знал, как рассмешить их, а под вечер и вовсе превращался в душу компании. Чонгук рос в далеко не бедной семье, его родители могли позволить себе заграничный отпуск не реже пары раз в год, но отец предпочитал вкладываться в свой бизнес, а мама просто не терпела жизни в условиях, хоть на грамм отличавшихся от тяжелого люкса. Дорогая одежда уже не вмещалась в гардероб, а полки и коробочки в ванной ломились от косметики, совершенно не стоившей своих баснословных денег. Чонгук никогда не чувствовал себя обделенным, ему всего хватало на свои немногочисленные нужды, в том числе и на самостоятельную жизнь с дорогой камерой и прочей техникой, которую он бы на зарплату официанта ни в жизнь не потянул. Он не чувствовал нужды в деньгах, но прелесть путешествий познал, только окончив университет, когда каждый день в родной стране стал походить на книжный роман. Чонгук готов был поклясться себе в том, что путешествия станут для него главной статьей расходов в далеком будущем, когда он сможет обрести достойную работу. Ни одна вещь в мире не стоила этих впечатлений. Он никогда не забудет запах морского бриза, тяжелый влажный воздух, абсолютную тишину и колючую прохладу. Он навсегда запомнит горячие объятия, страстный секс, долгие поцелуи и дымный запах барбекю. В его сердце найдется место для дурацкого маскировочного костюма Юнги, чудаковатых солнцезащитных очков Намджуна и противной мокроты пара, оседавшего на маске, которую приходилось носить ему самому. Застегивая молнию чемодана, Чонгук ни о чем не жалел. Пусть в груди поселилась неподъемная тяжесть, пусть сердце разрывалось от боли и кровоточило новыми порезами — плевать. Он был счастлив. Счастлив все семнадцать дней от рассвета до заката и при луне. В аэропорту было шумно, но совсем немноголюдно. Вскоре они вновь уселись в широкие кожаные кресла бизнес-класса. Чонгука знобило и трясло, но в этот раз вовсе не из-за страха перед полетом. Как бы странно то ни было, но теперь он летел в куда большую неизвестность.

***

Жизнь в Сеуле превратилась в сущий кошмар. Поначалу справляться было не так тяжело. Сердце было полным от воспоминаний, а в телефоне поселились десятки поддерживающих и ласковых сообщений вперемешку с разговорами обо всем на свете. Чонгук возвращался в свою крохотную квартиру-студию, думая лишь о том, как проведет вечер в одиночестве, наслаждаясь разве что редкими голосовыми сообщениями. Просить о звонках было попросту стыдно, так что все, чем он мог довольствоваться, — это дурацкие мутные фотографии. О регулярных встречах и речи быть не могло. Чонгуку было плевать на чертовых папарацци и на всех вокруг. Он был готов попасться еще хоть десять раз, но Юнги и Намджун в один голос настаивали на том, что это было попросту небезопасно. Никто не знал, как могли отреагировать фанаты. Куда страшнее была бы реакция неадекватных людей, рассматривавших все их публичные действия под лупой. Появление нового мужчины, очевидно, никак не связанного с ними рабочими отношениями, могло вызвать бурю негодований и небеспочвенных подозрений. Общество с трудом проглотило даже скандал с раскрытием пары Намджуна и Юнги, вряд ли появление вокруг них Чонгука было бы спущено на тормозах. Все, чем они могли довольствоваться, — это редкие встречи в дни, когда расписание всех троих совпадало. Чонгуку пришлось купить идиотский костюм и неудобную аппаратуру, чтобы вместе с Намджуном подговорить охранников разыгрывать еженедельно настоящий спектакль. Чонгук был вынужден приезжать на такси, одетый как какой-то бандит, и стоять час в позе рядом со шлагбаумом, чтобы потом в компании сотрудников меняться с охраной внутри здания. Это был чуть ли не единственный способ подняться в квартиру к его чертовым бойфрендам, не привлекая к себе внимания. У них было так мало времени, что Чонгук буквально не мог себя заставить потратить его на разговоры под курочку из круглосуточной доставки или совместный просмотр фильмов. Он чувствовал себя животным, но ничего не мог поделать с тем, как сильно ему хотелось с порога оказаться в постели. Чонгук и подумать не мог, насколько тяжело ему придется в своеобразных отношениях на расстоянии. Недостаток внимания нельзя было компенсировать ни свиданиями, ни длительными ночевками. У него буквально не было никакой возможности быть рядом, чтобы не становиться мишенью для ненормальных журналистов. Как оказалось, он так сильно нуждался в прикосновениях и других телесных проявлениях заботы, что пара дней в одиночестве уже вызывала нестерпимый зуд. Не помогали и общение с друзьями, и бешеный график работы. Чонгук выматывал себя как мог, частенько напивался, но лучше от этого не становилось никому. Он видел, с какой болью смотрели на него Намджун и Юнги, они изо всех сил старались жить рядом исключительно в качестве друзей и оставлять всю любовь на те короткие мгновения, когда могли побыть все вместе, втроем. Но этого было недостаточно. Чонгуку уж точно не становилось легче от их мучений. Он хотел, чтобы они были счастливы, чтобы не мучили себя ради него, но разве мог он переубедить двух взрослых мужчин? Ситуация складывалась патовая. Не было видно ни выхода, ни просвета в бесконечной серой полосе безжизненных дней. Однако решение нашлось совсем скоро и совершенно случайно. Оно оказалось настолько же бесхитростным, насколько и гениальным. Чонгук отнекивался как мог, но Намджун с Юнги настояли на рождественском подарке для него. Это было излишество, настоящее безумство, но Чонгук уже давно начал понимать, что все его возмущения насчет потраченных денег стали пустым звуком. Он просто одним днем получил на почту письмо о зачислении на американские онлайн-курсы по фотографии. Ругаться было поздно. Учеба была оплачена, а в его личном студенческом кабинете уже было загружено портфолио из фотографий, явно тихонько сворованных с его ноутбука. Оставалось только диву даваться тому, как все это произошло у него за спиной. Он даже не догадывался о том, что Намджун вместо чтения порой из-за спины подглядывал за тем, как Чонгук обрабатывал фотографии, и изучал программы, которыми он пользовался. Чонгук едва не расплакался, когда осознал, что все его сумбурные рассказы о хобби были услышаны дословно и бережно переданы его новому университету. Подарок был безумно дорогим. Чонгук бы и через год работы не смог позволить себе это обучение, да и, по правде говоря, вряд ли бы решился даже подать заявку. Он рассыпался в благодарностях добрую неделю, сетуя на то, что сам так в ответ ничего подарить и не смог. Лучшей благодарностью стала ответственная учеба. Он не пропускал ни дня занятий, слушая все лекции и заново изучая оптику. От работы пришлось почти полностью отказаться, но Чонгук ни о чем не жалел. Он вставал ни свет ни заря, чтобы выполнить все задания и проработать каждую деталь при естественном и искусственном освещении. Преподаватели хвалили его с завидной регулярностью, а Чонгук понемногу обретал уверенность в себе. Одобрение от профессионалов стоило очень многого. Каждый комплимент действовал на него не хуже волшебной пилюли. Юнги шутил, что он и вовсе променял парней на фотоаппарат, но Чонгук уперто, даже у них дома, пытался заниматься учебой. Это было и несложно. Намджун с Юнги с удовольствием стали его моделями, а работать с ними было легче легкого. Они умели держаться в кадре, профессионально позировали и не отвлекались на его ругань и скачки с пола на потолок ради удачного кадра. Тогда Чонгук и представить себе не мог, во что выльется его дурацкая просьба помочь с заданием. На одну из таких домашних фотосессий попал Седжин — менеджер агентства, в котором работали Намджун и Юнги. Чонгук успел побелеть от страха, когда Юнги, отсевший с телефоном на диван, заявил, что у Седжина к ним что-то срочное, не терпевшее никаких отлагательств. Как оказалось, тот был взрослым спокойным мужчиной. Он не задавал никаких вопросов, да и, как потом выяснилось, уже давно был в курсе того, как часто Чонгук гостил в этом доме. Он очень тепло относился к своим подопечным и явно был для Намджуна и Юнги не просто сотрудником, а настоящим другом. Седжин-то и увидел на ноутбуке открытую программу по обработке фотографий. В тот день жизнь Чонгука вновь разделилась на до и после. Седжин едва не за руку отвел его в агентство, настаивая на том, что такой талант глупо растрачивать понапрасну. Чонгук только молча стоял в углу, с трудом удерживая серьезное выражение на своем лице, пока Седжин без зазрения совести врал начальству о наличии у него готового хорошего образования. Чонгук старался делать вид, что во всем происходившем не было для него абсолютно ничего удивительного. Его в тот же день приставили к штатному фотографу. Чонгук совершенно не понимал, чего от него хотели. Темп беготни в офисе был просто бешеным. Первый раз присесть ему удалось только за полночь, когда телефон уже разрывался от обеспокоенных сообщений. Осознание пришло далеко не сразу. Первые дни пролетели за мгновенья. Чонгук не успевал не то что поспать, а даже минимально перекусить. Он целыми днями фотографировал какие-то девичьи группы, выслушивал истерики их менеджеров, а в остальное время сидел за компьютером, редактируя по десять обложек постеров за присест. Юнги, который порой задерживался в офисе дольше всех, частенько забирал его с собой, заталкивая на заднее сиденье тонированной машины. Ни о каком активном участии в отношениях и речи быть не могло. Чонгук, как и мечтал, почти поселился в одной спальне с Намджуном и Юнги, но сил хоть на какую-то ласку у него попросту не было. Через две недели Чонгук наконец-то получил свой сертификат о прохождении курсов. Свободного времени стало чуть больше, а работа становилась все более привычной. Седжин задним числом оформил все его документы и стажировку, по окончании которой Чонгуку была обещана полноценная работа. В тот вечер они устроили настоящую попойку. Казалось, Намджун с Юнги вдвоем радовались куда больше, чем сам Чонгук. Юнги включил на полную громкость музыку на своих студийных колонках, а Намджун был нагло послан в ближайший круглосуточный минимаркет за соджу. Всю ночь они горланили песни под караоке на большом экране и объедались жирной пиццей, чтобы к утру едва не проспать все будильники. Облегчение было непередаваемым. Чонгук был в восторге от своей работы, хоть легкой и простой ее назвать язык бы не повернулся. В сфере шоу-бизнеса каждая мелочь могла иметь значение. Он должен был пристально следить за всеми родинками и веснушками, тоном кожи и вылезшими из-под рукавов татуировками. Но все эти неудобства сполна компенсировались креативностью концептов. Он выезжал на съемки за городом, на природе, помогал строить декорации в студии и лично отбирал сорта цветов для более насыщенного кадра. Он бы никогда не смог даже представить свое будущее таким. Оно походило на сбывшуюся мечту, пусть и разительно отличавшуюся от той, с какой ему пришлось свыкнуться годами ранее. Благодаря стараниям Седжина, вскоре Чонгук был назначен личным фотографом для Намджуна и Юнги. Он был официально представлен прессе и теперь повсюду следовал за старшими на все их публичные мероприятия. Любые выходы в свет, фотосессии и обложки для интервью — все шло под его авторством и редактурой. Седжин доверял его вкусу, а это было главным, ведь он обладал чудесным даром уговоров, так что Чонгук в мгновение ока стал одним из самых востребованных специалистов на рынке. Свыкнуться с новой славой было нелегко, но теперь ни у одной живой души не возникало подозрений при виде Чонгука около частного охраняемого комплекса. Публика любила его. Миловидная внешность и советы стилистов сделали из него конфетку. Съемная квартира была забыта. Чонгук полностью переехал со всеми своими вещами. Многое пришлось выбросить или докупить, но теперь это совсем не было проблемой. Чонгук выиграл свой золотой билет. Ему платили баснословные деньги, будто бы он годами нарабатывал себе репутацию, а не пришел совершенно из ниоткуда. К множественным нулям на счету приходилось привыкать не меньше, чем к новому ритму. Большие суммы пьянили, делали его безрассудным, но в то же время небывало уверенным. Он начал чувствовать себя значимым, полезным. Теперь и он мог баловать старших, заходя после работы в ресторан за едой на вынос. Он мог покупать вещи для дома, продукты, алкоголь, в конце концов, он попросту смог стать куда более сдержанным со своими сбережениями. Квартира с его появлением претерпела немалые изменения. И без того большую кровать в спальне было решено заменить, в гостиной появился просторный угол, отгороженный непрозрачной ширмой, за которой Чонгук оборудовал свое рабочее место и что-то в духе творческой мастерской. Поначалу Юнги такой уклад совершенно не устраивал. Он ругался громче всех. Для него было попросту непредставимо, что Чонгук будет ютиться в общей гостиной, куда могли войти все. В один день он и вовсе заявил, что им нужно поменять квартиру на более просторный дом. Чонгук потратил целый вечер, чтобы убедить его в том, что совсем не нуждался в полноценной студии. Ему и правда хватало своего места и полок для барахла в кладовке. Да и со временем оказалось, что гостиная почти всегда была в единоличном пользовании Чонгука. Они лишь изредка собирались там все вместе ради удобного стола для еды и большого телевизора. Жить с кем-то было непросто. Это совсем не походило на жизнь на Чеджу. Никаких поездок к водопадам, регулярного отдыха и уж тем более секса. Все, что они могли себе позволить, — просыпаться под утро в одной кровати. Юнги почти все время работал в ночь, Намджун — в течение дня, а сам Чонгук был вынужден курсировать между домом, агентством и площадками для церемоний и выступлений. Пересечься удавалось только раз в несколько дней, а за пространством вокруг нужен был регулярный уход. Вторгаться в чужой быт всегда неловко. Чонгук едва с ума не сошел от смущения, пока пытался выяснить, какие домашние обязанности ему стоило взвалить на себя. Одно было хорошо: Намджун и Юнги никогда не страдали от чрезмерно свободного графика, так что вся жизнь была упрощена до минимума. Бешеный темп после такого длительного отдыха сводил с ума. Чонгук возвращался домой совершенно никаким. У него порой не хватало сил даже на ужин и душ. Маршрут от двери лежал напрямую к кровати. Обо всех прелестях отношений с двумя горячими мужчинами пришлось позабыть. Зачастую ни у кого из них не было сил ни на какую близость. Подготовка к сексу занимала время и совершенно не терпела спешки, а потому побаловать себя им удавалось только в те дни, когда выходные длились хотя бы пару дней. Усталость испепеляла страсть. Сохранять тот же безумный уровень влюбленности и влечения, что и в начале отношений, было попросту невозможно, но это было и неважно. Как бы там ни было, Чонгук каждый день доживал последние часы за компьютером, зная, что дома его по-настоящему ждали. Он возвращался, едва удерживая себя в сознании, но в спальне его всегда встречал не менее сонный Намджун, которому никогда не составляло труда потратить лишние пятнадцать минут на качественный массаж. Чонгук даже представить себе боялся, что было бы с его ногами, если бы не сильные руки, умевшие размять забитые мышцы до едкой тянущей боли, сменявшейся затем вялой тяжестью. Без Намджуна, каким бы тренированным он себя ни считал, Чонгук бы слег после первого же рабочего дня. Он возвращался в то место, где его по-настоящему ждали, где любящим его людям было не плевать на его жалобы и усталость. Он приходил туда, где никому не было дела до того, сколько неудач следовало перед каждым успехом. Чонгук мог позволить себе не говорить ничего и только слушать рассказы мужчин о том, как проходила их работа. Голос Намджуна будто имел для него целебные свойства. Чонгук засыпал под него сном младенца, убаюканный пересказом очередной книги или новостной статьи. Намджун даже не думал обижаться на него за невнимательность, он был только рад тому, как сладко Чонгук умудрялся сопеть в его шею, и сам куда лучше засыпал от одного вида этого зрелища. Все налаживалось. С каждым днем становилось немного проще: работа шла легче, а популярность позволяла выбирать и не хвататься за все предложенные фотосессии, что зачастую походили на подборку для школьного альбома на выпускной. Отношения становились все крепче, пусть поначалу Чонгук и был убежден, что они не протянут и пары недель в таком режиме. Порой ему и самому не хватало терпения и такта, чтобы вести себя более сдержанно. Он уставал, срывался и вел себя как настоящий мудак, но Намджун и Юнги относились с пониманием и ни разу не сказали ему ничего даже в те моменты, когда он злой как черт шел расстилать себе место на диване в гостиной — только бы никого не видеть. Последние два месяца расставили все на свои места. Какими бы сложными они ни были, для всех троих стало очевидно, что увлечение друг другом не было сиюминутной блажью. Трудиться над эмоциональным благополучием отношений приходилось сверхурочно, но, в конце концов, это стоило того, и все старания окупились сполна. Но было и кое-что, что не давало покоя Чонгуку. Он до сих пор как огня боялся любых посягательств на свой зад, и это было абсолютно точно ненормально. Дело было вовсе не в том, что он отказывал себе в страшном потаенном желании. Чонгук буквально не мог заставить себя успокоиться и не срываться на неуместную истерику даже в те моменты, когда Юнги банально трогал его чуть ниже во время обычной мастурбации. Чонгук всю голову сломал, пока пытался разобраться в себе и понять, что именно его так сильно тревожило. Сильнее всего была задета его мужская гордость, да и та совершенно не потому, что он боялся оказаться в роли «девочки». Каким он был мужчиной, если с удовольствием пользовался чужим задом, доводил Юнги до самого уязвимого из всех возможных состояний, а себя даже трогать не разрешал? Чонгук распереживался так сильно, что в одно утро даже для витающего в облаках Намджуна стало очевидно неладное. У них состоялся до крайности неловкий разговор. Должно быть, это был первый раз, когда попытка Намджуна успокоить провалилась с треском. Чонгук, к своему стыду, узнал, что даже Намджун, эталон мужественности и взвешенной силы, ложился несколько раз под Юнги. Он пытался доказать Чонгуку, что быть снизу — это не для всех, но Чонгук только в очередной раз уверил себя в том, что боялся какой-то несусветной глупости. Это ведь были его мужчины, его бойфренды, с которыми он научился получать в постели самые крышесносные оргазмы. Не было ни единого раза, чтобы хоть кому-то из них было плохо или неприятно во время секса. Чонгук перенимал их опыт и тоже старался быть внимательным к мелочам, улавливая любую перемену настроения. Каждый раз, пусть даже торопливый и неловкий, всегда был прекрасен и стоил того, чтобы потратить последние силы. Чонгук знал, что если решится, то окажется в надежных руках. Как бы сильно Юнги ни любил свои шутки-издевки, он никогда не позволял себе переступать грань и вел себя до крайности осмотрительно и осторожно, когда понимал, что кому-то из них было совершенно не до смеха. А про тактичность Намджуна и говорить было нечего. Чонгук попросту хотел раз и навсегда поставить для себя точку в этом вопросе. Ведь даже если быть снизу окажется совершенно неприятно, он наверняка узнает для себя что-то новое и начнет чуть лучше понимать Юнги. Оставалось только выкроить в расписании время. Торопиться не хотелось, да и Чонгук знал, что ни Намджун, ни Юнги никогда не пойдут с ним на такой шаг, если не будут уверенны в том, что смогут позаботиться о нем после. Чонгук не собирался им рассказывать о своих планах до тех пор, пока не будет полностью готов к их осуществлению. Он был как никогда рад тому, что наконец-то восстановил общение с друзьями. Без лишних тайн и недомолвок их отношения стали куда теплее. Многое пришлось проговорить с нуля, будто бы знакомясь заново, но оно стоило того, ведь теперь Чонгук мог без лишнего осуждения и дурацких шуток по-настоящему попросить у них помощи. Он не был невеждой и имел достаточное представление о том, каких усилий стоила подготовка к анальному сексу. Чонгук прекрасно знал, почему Юнги порой не вылезал из ванной часами, но никогда не спрашивал у него напрямую обо всем том, что он делал. Стоило ему понять, что тот задерживался в душе дольше положенного, как все здравые мысли покидали голову, затуманиваясь похотью и предвкушением. Чонгуку приходилось видеть только неизменно идеальный результат, приятную гладкость кожи и нежный аромат какого-то из десятков гелей для душа, но никак не сам процесс. Едва не умерев от смущения с добрый десяток раз, он послушно вытерпел все нравоучения от Чимина. Тот решил устроить ему целый урок с видео из интернета и самыми точными, на его взгляд, статьями, а потом и вовсе умудрился всучить тюбик еще не открытого женского крема против раздражения от бритья. Возвращаться домой с набитым рюкзаком в середине дня было дико. Чонгук уже и не помнил, когда последний раз приходил еще при свете дня, но это был единственный способ остаться одному, пока Намджун был в разъездах, а Юнги сидел в своей студии, не видя и не слыша ничего даже под самым носом. К моменту, когда Чонгук окончательно удовлетворился полученным результатом, время уже перевалило за восемь вечера. Его неприятно мутило, но теперь было уже не разобрать, последствием чего были тянущий живот и ватная голова. Он так вымотался в процессе, что был готов уже десять раз плюнуть на все и до конца жизни ходить неприкосновенным. Если бы он раньше знал, каких трудов стоило приведение себя в порядок, то давно бы поставил Юнги памятник и самолично отлил бы его из чистого золота. Настрой был испорчен. Чонгук уже совершенно не хотел ничего и шел в спальню исключительно на силе собственного упрямства. Усталость брала над ним верх. К моменту, когда домой вернулся Намджун и заставил Юнги хоть ненадолго выйти из студии на ужин, Чонгук уже едва справлялся со сном. Но стоило с кухни послышаться тихим разговором, как живот скрутило с новой силой от подкатившего к горлу волнения. У него были последние минуты на то, чтобы отказаться от всей этой затеи, и те тянулись целую вечность. — Привет, — Намджун первым заметил, что Чонгук вовсе не спал, пусть и лежал в полной темноте, умытый и раздетый. Он навис над ним, легко целуя в щеку и вытягивая из подушек свои домашние спальные штаны. — П-привет, — Чонгук, сгорая от смущения, схватил его за руку, не давая забрать одежду, и, не оставляя себе времени на раздумья, приподнялся, впиваясь ответным поцелуем в удивленно распахнутые губы. — Ты не слишком устал? У нас впереди целые выходные, не хочешь сегодня отдохнуть? — Намджун отстранился на жалкие миллиметры, отвлекаясь на шуршащего одеждой Юнги, решившего раздеться прямо на кровати. Чонгук замотал головой. Пальцы Намджуна нежно гладили его по щеке. Думать хоть о чем-то, кроме шершавых подушечек, было невозможно. Нужно было с чего-то начать, рассказать, почему откладывать на завтра Чонгук уже попросту не мог, но он не знал, как заставить себя хоть на секунду расцепить сомкнутые от нервов зубы. — Юнги? — позвал Намджун. — А я-то что, я весь день разве что за столом сидел, так что почему бы и нет, — он пожал плечами, подтягивая себя глубже, на середину кровати. — Хорошо, — Намджун кивнул сам себе, возвращая все внимание Чонгуку. — Ты сегодня какой-то тихий, уверен, что все в порядке? — Да, — торопливо выпалил Чонгук. Он так спешил с ответом, что даже не осознал, насколько странно прозвучало его «да». Разумеется, ни Намджун, ни Юнги ему не поверили и уставились на него, ожидая нормальных объяснений, но Чонгук как воды в рот набрал. — Рассказывай, — Юнги наконец уселся, привалившись боком к Гуку. — Не могу, — он даже не пытался сопротивляться. Он и вправду не мог. Хотелось отвернуться, хоть как-то скрыть румяные щеки и блестящие глаза, наверняка не хуже наполированного зеркала показывавшие все его переживания. — Но именно в таком состоянии ты решил, что лучше всего будет заняться сексом? Гук, это последний способ решения проблем, — Намджун окончательно слез с него, усаживаясь у изножья. — Ничего не случилось, правда, — он замотал головой. — Гук, — тяжело вздохнул Юнги. — Честно, я просто в-волнуюсь, вот и все, — Чонгук заставил себя открыть секундой ранее зажмуренные глаза. — Волнуешься? — недоуменно переспросил Намджун, переглядываясь с Юнги, на лице которого залегла тень осознания. Тот обменялся не менее шокированным взглядом с Чонгуком. Дождавшись короткого испуганного кивка, Юнги придвинулся еще ближе, залезая рукой под простынь, прямиком к промежности. Ему потребовалось не больше секунды, чтобы нащупать идеально гладкую и влажную от невысохшего крема задницу. — Твою мать, Чонгук, ты серьезно? Смелости хватило только на то, чтобы снова кивнуть. Чонгук видел, как глаза Юнги буквально загорелись. Смотреть на Намджуна он не решался. Чонгук знал, что последнее слово будет за ним. Если Намджун посчитает, что он не готов, то все закончится, даже не успев начаться. — Ты уверен? — Намджун поймал его за бедро, с силой растирая кожу над тазовой косточкой. — Да, — сквозь страх он почувствовал первую за вечер волну возбуждения. Такой Намджун всегда невероятно сильно заводил его, пусть зачастую все это доставалось Юнги. Даже наблюдая со стороны, Чонгук порой готов был едва не скулить от его твердости и решительности. — Черт, хорошо, кого ты хочешь? — Что? — Кого из нас ты хочешь? — переспросил Юнги. — Н-не знаю, я не хочу выбирать, — неуверенно замялся Чонгук. Разумеется, он прекрасно знал, но страх обидеть их своим решением был слишком велик. — Тебе должно быть комфортно, Гук. Мы оба будем здесь с тобой, но ты должен выбрать кого-то из нас, с кем тебе будет легче, — настоял Намджун. — Ты же и сам знаешь, насколько нервное это мероприятие. — Тогда т-ты, — Чонгук с дрожью выдохнул, получив от старшего удовлетворенный кивок. — Ложись ко мне на живот, — Юнги облокотился на стену, немного расставив ноги и похлопав ладонью между ними. Чонгук помедлил, но согласился, неловко укладываясь головой на мягкий живот. Несмотря на то что все они были без одежды, Чонгук не мог не чувствовать себя слишком уж открытым. Прикрываться не было смысла. Он старался не зажиматься и предоставить Намджуну полный доступ к своему телу, но это было чертовски нелегко. Разгоряченная чувствительная кожа слишком остро реагировала на каждое дуновение прохладного воздуха. — Тебе нужно постараться расслабиться, — Юнги обнял его со спины, положив руки на грудь. — Поначалу будет неприятно, твое тело не обрадуется, но потом станет легче. Только не зажимайся, хорошо? — он поцеловал Чонгука в макушку, уводя все его внимание от Намджуна, торопливо разогревавшего в ладонях смазку. — Я попробую. Чимин говорил ему то же самое, но это совершенно не помогало успокоиться. Чонгук на собственном опыте видел, какое удовольствие получал Юнги порой от одних только пальцев. Но он даже представить себе не мог, как именно ему нужно было изловчиться, чтобы достигнуть такого же результата. Намджун действовал осторожно и очень много говорил, комментируя каждый свой шаг. Было странно и неприятно. Даже один палец заставил их всех понервничать. Чонгук так испугался давления на мышцы, что едва не раздавил Юнги между собой и стеной. Намджун терпеливо растягивал вход, неторопливо оглаживая полувозбужденный член. Пусть Чонгуку и не было приятно, но все же даже небольшая стимуляция помогала расслабиться и отвлечься. До трех пальцев они дошли только спустя долгие двадцать минут. Чонгук видел, как сильно были возбуждены мужчины, но никто даже не думал ускоряться. Стараниями Намджуна он и сам начал понемногу оттаивать. Его руки были просто волшебны. Он прекрасно знал, куда надавить, где лишний раз потереть и под каким углом стоило совершать движения. — Готов? — Намджун задавал этот вопрос, казалось, уже десятый раз за вечер, но Чонгук совсем не был против ответить на него снова. — Я вхожу, — он понемногу совершил первый толчок, войдя только наполовину. Чонгук протяжно простонал. Держать голову ровно и наблюдать за происходившим уже не было никаких сил. Он повалился всем телом на Юнги, позволяя тому оглаживать свой торс и проминать кожу внизу живота. Чонгук чувствовал, с каким напором член Намджуна продвигался все дальше, давя на простату и не давая возможности даже перевести дыхание. Юнги нажимал на его живот с каждым толчком, и Чонгук окончательно потерял контроль над тем, с какой интенсивностью член Намджуна проходился по его внутренностям. Удовольствие накатывало резкими вспышками, почти болезненными. Чонгук разве что не кричал, когда скорость толчков сменилась на более быструю. Он совершенно ничего не соображал. Мышцы таза сокращались с таким усилием, будто по ним прошлась судорога. — Давай, Гук, с тебя достаточно, — Юнги все это время удерживал его поперек груди, убирая со лба взмокшие пряди волос. Он пристально следил за процессом, лишь изредка сжимая в кулаке перевозбужденный член Чонгука, чтобы не перегрузить его ощущениями, которых и без того было слишком много для первого раза. Намджун умело работал бедрами, ни на секунду не сбиваясь с ритма. Он и сам уже успел взмокнуть от нагрузки. Чонгук и Юнги под ним выглядели невероятно горячо. Он мог бы вечность любоваться их красными щеками и слушать наполненные наслаждением стоны, но Юнги был прав — стоило остановиться. Чонгуку нужно было кончить как можно скорее, благо тот уже долгое время был на грани. Оргазм все время маячил на периферии сознания, и ему не хватало лишь малой крохи, чтобы достичь пика. Но даже так оргазм оказался слишком сильным. Простата, совершенно не привыкшая к столь длительным стимуляциям, набухла, источая непосильное удовольствие. Чонгук не мог сдержать слез, градом потекших из глаз. Слишком сильно, слишком много и нестерпимо хорошо. С ним такое было впервые. — Гук, — Юнги позвал его первым, пока Намджун и сам отходил от своего оргазма, лениво оглаживая блестящий от спермы и смазки член. — Иди сюда, посмотри на меня, все хорошо? — Юнги затащил его на себя, переворачивая, чтобы получше разглядеть чужое выражение лица. — Черт, это было слишком? Почему ты не сказал, что чувствуешь себя плохо? Чонгук замотал головой. Он чувствовал себя просто прекрасно, ему было невероятно хорошо, но тело до сих пор было будто наэлектризованным и слишком напряженным. Даже дышать было тяжело. — Что случилось? — Намджун присоединился к ним, беспардонно поворачивая Чонгука за подбородок на себя. — Не знаю, но Гук говорит, что все хорошо, — Юнги поджал губы, неуверенно прося помощи. — Тебе понравилось? — Намджун, коротко поцеловал Чонгука в приоткрытые от усталости губы, тут же с охотой принявшиеся целовать его в ответ. — Д-да, — голос хрипел и едва походил на самого себя. — Думаю, это главное, — он и сам говорил сквозь тяжелую одышку, попутно обмениваясь благодарными поцелуями и с Юнги. — Будешь теперь вместо меня? — хохотнул Юнги, перебирая мокрые волосы на затылке Чонгука. — Ни за что.