DAY 9
Слышалось частое шлепанье по ледяному кафелю босых ног; изредка доносящиеся крики несмышленной ребятни; всплески воды, подобные сильнейшим звуковым ударам; нескончаемые пустые разговоры преимущественно на неизвестном языке и из-за которых очень скоро начала гудеть голова. Чайлд разочарованно и пораженно вздохнул, когда вместо предполагаемого уединенного местечка, в котором они когда-то задорно резвились с возрастным китайцем, он увидел лишь типичное зрелище для круизного, пусть и мини, но лайнера. Людей было много, не то что бы слишком, но становилось намного менее уютно и спокойно, нежели в прошлый свой визит сюда. В ту же секунду его чуть не снес малолетний ураган в полосатых купальниках, которые, даже не извинившись, крича что-то нечленораздельное, умотали прочь, будто бы испугавшись ошарашенной морды рыжеволосого иностранца. Но Аяксу даже ругаться на детей не хотелось, ведь что с них взять — дети на то и есть дети, только ведь и умеют, что мотать нервы. В своей семье он еще в девять лет в полной мере осознал, что такое быть старшим братом и что такое дедовщина. Сами подумайте, как же при возможности не использовать малолетних братьев и сестру как личных уборщиков, официантов, поваров (правда, с этим выходило скверно); очень скоро, к сожалению, матерь прознала про это и бесплатную рабочую силу разогнала. В итоге Тарталья все-таки научился не раздражаться из-за любых детских бестолковых выходок. Тевкр, бывало, очень любил умотать куда-то в одиночестве, а потом бегай за ним по всему району. Один раз Аякс обнаружил его деловито ведущим диалог с бомжом, знатно отругал парнишку, но дядю Петю похвалил за должность временно исполняющего обязанности нянечки. В полуметре раздался удивленный возглас: «И это ты называешь пустынным местечком?!», и Чайлд, даже не видя свою спутницу, знал наверняка как именно скривилось ее лицо и как она всплеснула руками, задевая собственные волосы. Отношения с Синьорой за последние несколько дней выровнялись, и если не стали отличными, то хотя бы перестали входить в категорию «я тебя убью как только ты перестанешь быть мне нужной». Местами даже казалось, что женщина искренне чувствовала вину — иногда он ловил на себе ее пристальный взгляд, да такой тоскливый и сожалеющий о чем-то, что он даже терялся и отворачивался. За эту недлинную поездку женщина заметно всхуднула и уж явно не от хорошей жизни. А ведь действительно, если подумать, то Аякс буквально несколько раз видел ее в плавучем ресторане! Остальное время она просиживала в кают-компании или их собственной комнате, что-то читала или просто залипала в мобильнике. И без того стройное для ее возраста тело начинало превращаться в дистрофичное: поглядывая краем глаза на ее формы, Чайлд отмечал как сильно проглядывается под купальником тазобедренная кость и как легко вдруг стало считать ее ребра. Лицо осунулось; она не лишилась своей притягательности и шарма, но скулы, превратившиеся в острые лезвия, начинали вызывать некоторое беспокойство; а еще и этот нездоровый синеватый трупный цвет лица, обсуловленный уже далеко не ее северным происхождением. Поэтому, уговаривая в первую очередь себя, что делает он это исключительно во благо их совместной миссии, Аякс поставил перед собой цель привести напарницу в форму. Иначе она просто развалится посреди перестрелки и пиши пропала его рыженькая головеха! Просто так сказать: айда нажремся как свиньи до отвалу, — с ней не сработает, она бы отмахнулась, да еще б и послала крепким русским словцом на все четыре стороны, мол, нечего опекать. Здесь надо было действовать тоньше, грамотнее, но весь план, выстроенный гениальным стратегом, провалился на первой фазе «купание в бассейне и расслабон», когда ни о каком «расслабоне» в толпе китайцев и речи быть не могло. — Я когда был тут в последний раз, ничего подобного не было, — поспешил оправдаться он, примирительно вскидывая руки, под грозным недовольным взглядом коллеги, который в следующий миг почему-то смягчился, и она, небрежно махнув ладонью, зашагала к воде. Пока все было не так плохо, Синьора хотя бы не ушла, а вон, стоит у бортика и даже мочит ноги. Неожиданно Аякс краем глаза уловил что-то смутно знакомое, повернул голову и чуть не пискнул от неожиданности и соответственной неловкости. На него, почти что в упор, смотрел Чжун Ли с противоположного края бассейна и слегка улыбался, будто думал о чем-то внеземном, не касающимся его, Чайлда. Он и сам не понял чему вдруг так испугался: то ли противоречивым воспоминаниям, связанных с этим местом, которые сопровождались именно этими проницательно золотистыми глазами, то ли потенциальной возможности знакомства китайца с Синьорой, которое обязательно произойдет, подойди сейчас Чжун Ли к нему. Поэтому он не нашел ничего лучше, кроме как метнуться к девушке и, схватив ее за руку, потащить к выходу. — Чайлд, ты нормальный? — Розалина по инерции волочилась несколько метров, а потом встала как вкопаная. — Мы только пришли. Я все-таки хочу окунуться. Не зря же приперлись. — Ты же сама сказала, тут много народу, пошли-пошли. — На лице играла нервная улыбочка и через пару секунд вот-вот задергается глаз. — Стоять. — На этот раз она остановилась окончательно, скрестив руки и встав в уже фирменную позу для «Чайлда-идиота». — Я никуда не иду, пока ты не пояснишь. — Аякс еще раз взглянул за спину женщине, выцепляя фигуру Чжун Ли, а затем тяжело вздохнул, опуская голову, как провинившийся щенок. — Здесь человек, с которым я не хочу видеться. — На лице Розалины при этих словах отразилось неподдельное удивление, а потом она, окинув Чайлда с ног до головы, разразилась звонким бешеным смехом и чуть ли не заплакала. От всего этого больше всего ему хотелось провалиться сквозь землю, а потом влепить Синьоре затрещину, потому что как она может так просто насмехаться над его чувствами, а особенно такими, как смущение?! — Предполагаю, — наконец выдавила она, когда вытерла мокрые глаза рукой и выпрямилась в полный рост, — это тот самый человек, перед которым ты понтовался своими вызывающими красными труселями, да? — Заткнись пожалуйста и пойдем. — Как только покажешь мне этого человека, я сразу уйду. — В потухших глазах девушки заискрился странный игривый огонек; она, будто помолодев лет на пятнадцать, в припрыжку подскочила к Чайлду сзади и, чуть пригнувшись, хихикнула прямо в самое ухо. — Показывай. За ней никогда не числилось каких-то ребяческих привычек или повадок. Розалина наоборот слыла одной из самых зрелых членов «Фатуи» в мировоззренческом и аналитическом плане. Никогда не оборачивалась на чувства, как и на периодически зарождающееся сочувствие, поэтому зачастую именно она бралась за дорогие, но морально тяжелые заказы вроде шантажа и прочих не самых лицеприятных вещей. И с годами и без того черствое сердце превратилось в непробиваемый камень, льдышку, по-настоящему вспыхивающую так редко, что можно пересчитать по пальцам. А сейчас Тарталья видел перед собой не тридцатитрёхлетнюю Синьору, опаснейшую исполнительницу русской мафии, а совсем юную школьницу, в той самой клишированной сценке, когда подружка втюрилась в старшеклассника. Даже ее щеки вдруг порозовели, налились естественным цветом. И отказывать такой Синьоре не хотелось; тем более, если это поможет вернуть ее в норму, то Чайлд готов поступиться конфиденциальностью своих похождений. Он легким наклоном головы указал в сторону лежака, на котором сидел китаец, уже, правда, не смотревший в их сторону, а уткнувшийся в книгу. — Видишь мужчину с длинными волосами? Читает еще там что-то. — Тарталья смотрел, как длинные пальцы перелистывают страницу за страницей, и понял, что никогда так не был благодарен силам свыше за стопроцентное зрение. — Тот с пивным пузом что ли? — Рядом с китайцем, за соседним лежаком, расположился грузный мужичок лет пятидесяти, с бокалом коньяка в руках и захолустной стремной газетенкой. — Издеваешься? Правее смотри, у него очки еще с цепочкой. — А вижу! Ну ничего такой, симпати… — вдруг ее голос задрожал и окончила фразу она уже с металлическо-твердой интонацией, вновь выпрямилась и, не проронив ни слова, пошла прямо к Чжун Ли. Тарталья успел десять раз испугаться, задергался, а потом бросился за женщиной, стараясь одновременно и схватить ее за руку и скрыться за ней же от лежаков. Что происходило в голове у нее представить было сложно всегда. Может, она хочет спросить про красные трусы? Нет, Чайлд, ты совсем идиот? Оказавшись в десяти метрах от цели, Аякс скрылся за тонким столбом, едва ли перекрывающим одну из его лодыжек. Он изредка оборачивался на странно образовавшуюся парочку, кривился от нарастающей неловкости, тревоги и чуть ли не ревности к ним обоим, а потом вдруг заметил, спустя минуты три гениальной конспирации, что Синьора, вместо того чтобы посодействовать ему и уйти наконец отсюда, указывает своим тонким пальцем прямо на его рыжую голову, а Чжун Ли, следует по траектории, указанной девушкой, взглядом и улыбается, замечая пристальное внимание Тартальи к его персоне. Прятаться уже было совсем глупо, Аякс кивнул, также оскалился (никак иначе это описать нельзя) и махнул рукой в приветливом жесте, который кроме самого китайца поймала и Синьора, тотчас поманившая пальцем. Что произошло за эти несколько минут и о чем говорили эти подозрительные товарищи Тарталья не представлял, но, согнув руки за спиной и натянув самое радостное выражение личика, пошлепал к кушеткам. — Почему ты сразу не сказал, кто твой хахаль? — сразу выпаливает Синьора, и Чайлд даже опешил от такого заявления, и Чжун Ли, судя по медленно поползшим вверх тонким бровям, тоже. Тарталья пока не понимал чему больше стоит удивляться: тому, что Розалина оказывается знает Чжуна, или тому, что Чжун теперь в ее голове является синонимом «хахаль Тартальи». — Аякс, что ты молчишь? — Вы знакомы? — как-то заторможенно спрашивает он, да причем не на английском, а переходя на свой родной. Такая особенность у него наблюдалась несмотря на все тренировки крайне часто. В своей лучшей кондиции он умело владел двумя языками в идеале, подобно носителю, но как только случилось что-то из ряда вон выходящее или же приходилось выпить слишком много, наружу прорывался или русский акцент, который сильно пугал особо впечатлительных иностранцев, или просто русский мат, который пугал вообще всех вокруг. — Да. Так почему? — Да ты не спрашивала как-то… — Аякс переводил ошарашенный взгляд с бледного лица Розалины, смотрящей на него с не менее удивленным и в то же время довольным выражением, на лицо китайца, который был потрясающе, впрочем как и всегда, спокоен. Аякс потихоньку начинал учиться считывать эмоции таких людей, которых он сам относил в категорию «гребаные камни»; туда относился и археолог и напарница, а еще добрая половина мафиози — злятся они, грустят, весело им — понять это зачастую не представлялось возможным, только если они вдруг сами этого не хотели. Синьора часто пользовалась своим обаянием во многих миссиях, требующих невероятной мыслительной концентрации, и в то же время доброжелательности и внимания к клиенту. Сам Тарталья был не силен в подобных вещах, предпочитал или страховать или вовсе сразу идти штурмом, но Пульчинелла спустя год активно начал выводить его обучение на новый уровень. Модификации требовало не только тело, ловкость и реакция, но и терпение, харизма и умение в полной мере контролировать свою мимику. Впочем, свои успехи это принесло — он хотя бы перестал по-маньячьи улыбаться, предвкушая стрельбу или рукопашную. — Ладно, проехали. Главное сейчас мы встретились. — Женщина с прищуром посмотрела на Чжун Ли. — Хотя, я уверена, что господин Чжун Ли не раз видел меня, верно? — Проницательны как всегда. — Лисья хитрая улыбка мелькнула на его устах. — Прошу прощения, что не счел нужным поздороваться. В свое оправдание могу сказать, что вы были всегда чрезвычайно заняты, поэтому я просто не смел вас отвлекать. Хотя, моей бестактности все равно нет прощения. — Проехали. Так вот, о чем я… — А откуда вы знакомы? — перебивает Чайлд, все еще с трудом адаптируясь к такому колоссальному перевороту во всей последней главе его жизни. Два человека, следующих за ним самые напряженные девять дней оказались вдруг старыми приятелями?! — Чайлд, помолчи, это подождет. Господин Чжун Ли, не могли бы мы выйти отсюда и поговорить в более уединенном месте? — Да, Тарталья сейчас увидел отчетливо: она на работе. Из праздной игривой девчонки она стала той, которую позволялось видеть не только ему, но и Скару, Дотторе и прочим. Острый взгляд, льстивый язык и деловая хватка. — Конечно. Синьора пошла к выходу первая, сразу же за ней Чжун, а уже за ним медленно ковылял Аякс, считая напольные плитки и разглядывая кривые трещины. Ребятня продолжала резвиться вокруг, чуть ли не наступала на ноги и все что-то тараторила на китайском. Ему всегда казался этот язык занятным и даже забавным; первое, что услышал он в детстве о поднебесной было то, что «спасибо» переводится не как иначе как «сиси», и шестилетнему Аяксу это так понравилось, что он даже пытался увлекаться китайской культурой. Это, правда, закончилось очень скоро падением с дивана в попытке пронзить воображаемого дракона палочками для еды и поломкой этих самых палочек, чем мальчик был невероятно расстроен. Они прошли несколько проемов, свернули в обитый дешевой бордовой тканью коридор и спустя несколько метров оказались перед дверью, которая по оформлению была очень схожа с каютой Бэй Доу. Синьора явно была здесь не впервые — слишком уж уверенно петляла и слишком уж уверенно сейчас тянет за ручку. Чжун Ли эту уверенность не разделял, скрестил руки на груди, чему-то даже хмурился, но не мешал, а просто смотрел, как со скрипом отворяется дверь и женщина проходит в комнату. Наверняка, со стороны трио в пляжной одежде в комнате с внешне дорогим интерьером смотрелось неуместно и отчасти даже нелепо; благо хоть они не успели окунуться, так что за ними не оставалась влажная дорожка рельефных следов, и сейчас они могли, не боясь, усесться на бархантный вульгарный диванчик. — Я вас внимательно слушаю, — а вот Тарталья, взгляд которого периодически касался неприлично фактурного оголенного торса китайца, слушать внимательно не мог. За ним не водилось этого совершенно идиотского общественного культа идеального тела; он никогда не мог понять потных мужиков, пускающих слюни на женскую грудь, или же домохозяек, увлеченных стриптизом и бодибилдерскими шоу. Тело оно ведь просто тело, в котором людям суждено провести свою жизнь; то, с помощью чего могли воплощать самые изощренные желания разума. Тело — всего-лишь орудие. Сейчас он впервые ощущал что-то похожее на влечение. Не физическое, нет, его он не раз испытывал и раньше. Эстетическое. — Наши товарищи начали торговлю новыми акциями. Скрытно даже от своих же компаньонов. Волей случая мы с моим коллегой оказались там, где не следовало, поэтому нас чуть больше недели назад уволили, и мы решили проветриться. — Чжун Ли остался невозмутим, а Аякс даже отшатнулся от Синьоры и уставился на нее круглыми непонимающими глазами, услышав слишком хорошо знакомый шифр. — Это если вкратце. — Я предполагал что-то похожее, когда обнаружил вас на этом борту. Но не думал, что причиной окажется такое забавное совпадение. Чжун Ли облокотился на подлокотник кресла и искоса поглядел на собеседницу каким-то странным задумчивым взглядом, будто сопоставляя в голове приведенные факты или решаясь на что-то. При здешнем тусклом освещении его профиль казался еще острее и выточеннее; каждая выемка на коже подсвечивалась ярким лучом, исходящим от недорогой лампочки, подвешанной под потолком; виднелась каждая неровность, впалые глазницы, вытянутый, прямой нос, чуть искривленный у самого кончика и совсем тонкие губы такой странной формы, которой Чайлд ни у кого раньше не видел — или не замечал. — О чем вы? — спросила Синьора и как бы невзначай посмотрела в сторону Тартальи, проверяя его реакцию. А реакции было много, он все дальше продолжал стоять как вкопанный, с приоткрытым ртом и округленными глазами, приковав взгляд к Чжун Ли. — В этой комнате все остается лишь в ее пределах, я буду говорить открыто и без всякой конспирации. Я действительно путешествую по миру, разрабатывая свой личный метод археологического исследования. — Вдруг Тарталье пришла в голову мысль, что именно сейчас пазл вот-вот должен сложиться. — Параллельно со мной, в России работала пара моих приближенных агентов. Вы наверняка помните того хмурого человека, сопровождавшего вашу группу восемь лет назад? — Сяо, кажется. — Да. Так вот он, моя новая сподручная и несколько русских хороших знакомых взялись расследовать некоторые неполадки в «Шинофарм», истоки которых вели в Москву. Кто бы мог подумать, что мои, казалось бы, надежные компаньоны окажутся дешевыми наркоторговцами, которых так же дешево и обокрали. И сейчас я, кажется, понимаю кто именно. Скажу сразу, мне не интересно влезать в ваши междоусобные войны, и эту информацию вы с Аяксом можете использовать для своей выгоды. Ваши «Фатуи» поругались с весьма деловыми Московскими шишками, обворовав их или подставив — тут уж я не представляю — на весьма крупную сумму, и предполагаю, что операция эта была весьма конфиденциальна, раз в нее не посветили вас, Синьора. Уверен, сейчас в Петербурге паника, ведь информации, которой, по их мнению, владеете вы, хватит, чтобы конкуренты их обставили или, правильнее будет сказать, уничтожили под корень. Остается наблюдать за тем, кто останется единственным победителем, Москва или Питер. Раньше бы сказал, что от этого зависел бы и мой бизнес тоже, но, к сожалению, увиденное меня сильно разочаровало, поэтому дел с неблагонадежными поставщиками вести я больше не намерен. — А это становится интереснее. — Она обратилась всем телом в сторону мужчины и продолжала слушать с неподдельным интересом. Совсем не напряжена, разговаривает пусть и в деловом тоне, но развязно, будто не она только что посвятила поднебесника в их главный секрет пребывания на корабле, о котором частично знает лишь Бэй Доу. — Я думала, вы давно завязали с нелегалами. — Так и есть. Это была моя единственная оплошность, которой впредь не повторится. — Чжун Ли кивнул в сторону русской. — Что ж, я поделился тем, что знаю. Хотелось бы теперь узнать, что вы планируете делать дальше. Розалина молчала секунд двадцать, смотрела куда-то в сторону Чайлда, но одновременно и сквозь него, а затем поднялась и, не отрывая взгляда от лица господина Чжун Ли, проговорила, громко, отделяя каждое слово: — Сейчас я пришла просить вашей защиты. — И Аякс бы поперхнулся, если бы во рту его было что-то кроме сухости и мерзкого нервного привкуса желудочного сока. Ему сейчас не показалось? Синьора попросила о помощи…? — Вы мой должник, помните? Сейчас самое удачное время заплатить по обязательствам. Тарталья никогда прежде не слышал о том, что Фатуи вели какие-либо дела с китайцами. Не просто дела, а даже простые знакомства, которые в штабе могли расцениваться как неблагонадежность и караться в особо строгой форме — до убийств, конечно, редко доходило, но иногда кто-то после встречи с верхушкой выходил без какого-то пальца. — Я ничего не забываю. Тогда следует напрячь мозги и решить в ближайшие несколько часов о нашем дальнейшем плане действий, иначе будет слишком поздно. — Синьора кивнула, и Чжун Ли, поднявшись, кивнул в сторону выхода. — Я оповещу Сяо и Гань Юй. Они должны встречать меня в порту. Мужчина вышел из комнаты, и в следующую секунду из-за двери раздался непереводимый китайский говор. Благо, они плыли уже не в таком отдалении от материков и связь, хоть и местами прерывалась, но ловила вполне сносно. Чайлд продолжал стоять на том же самом месте и глядеть в ту точку, где минуту назад сидел Чжун Ли. Переваривать новую информацию было сложно; в их парочке далеко не он был мозговым центром. Он никогда не был глупым, мог здраво оценить ситуацию и придумать оптимальный план действий, да и в школе он учился неплохо, в те дни, когда посещал уроки; но он не был того склада, чтобы придумывать многоходовые комбинации, — привык действовать напролом. И всякого рода манипуляции не признавал, хотя нередко ими пользовался сам. Неожиданно на плечо опустилась невесомая рука, он дернулся и чуть не споткнулся о стоявшую рядом Синьору. — Нам несказанно повезло, — ее подкрашенные губы расплылись в улыбке. — Кто бы знал раньше, что твоим объектом внимания будет Чжун. Я много слышала о его увлечениях странными путешествиями, но увидеть его тут для меня приятнейший сюрприз. — Ее лицо и правда прояснилась, вечно хмурая морщинка на лбу разгладилась, и она вся будто бы отодвинула прочь вечно преследующие ее сомнения и преисполнилась какой-то невидимой внутренней силой. — Завтра нас ждет сложный день. Нам обоим нужно быть в лучшей форме — сходи отдохни. План я тебе потом обрисую. Все-таки наш авангард должен быть сильный. — Как заботливо, — фыркнул Тарталья, но не отстранился. — Злишься? — Нет. Удивлен. — Злишься. — Синьора оказалась проницательна как и всегда, и Чайлду стало даже легче от того, что кто-то, пусть даже это и была озлобленная на весь свет женщина, понимает его эмоции. Услышав за мимолетную встречу Чжун Ли и коллеги больше, чем сам китаец рассказал за все время их общения, он сделал соответствующие выводы, а вслед за этим просто-напросто по-человечески расстроился. А, как говорится, грусть и злость всегда идут рука об руку. — Поговори с ним этим вечером. Ты не знаешь, что может случиться потом. — Показалось, что Синьора знала о чем говорила. — Зачем? — Надо. Поговори. — Ладно, только отстань, женщина. — Синьора усмехнулась, и в этот же момент в комнату вернулся Чжун, держа в руках телефон с невероятно задумчивым и отчасти даже мрачным лицом. Чайлд же поспешил ретироваться, еле заметно кивнув им обоим, не собираясь слушать их дальнейший разговор.***
Аякс выглянул в иллюминатор. Закат, озаривший вечернее небо, заливался алым цветом, подобно кровавому пятну, расползающемуся по серому умирающему телу. Поганые ассоциации лезли в голову, он дернулся, замер, рассматривая собственные загрубевшие руки, и тяжело вздохнул, облокотившись на дверной косяк. На часах по Нью-Йоркскому времени было уже полдевятого вечера, и если Чайлд хотел пойти в каюту недавнего знакомого, то сделать это нужно было сейчас. Правда, в этом направлении он думал уже несколько часов и все так и не сдвинулся с места, любыми мыслями оттягивая свой визит под предлогом сначала своей навязчивости, потом нужного им обоим отдыха, а потом и вовсе того, что Чжун Ли наверняка разочаровался в глупости Чайлда, раз тот не дошел до очевидных выводов самостоятельно. Но как только в комнату запорхнула Синьора и самым бесцеремонным образом, говоря что-то о завтрашней операции, вытолкала его за дверь, надобность в собственной мотивации отпала. Впервые за последние пять дней вернулась тошнота, но, Тарталья был уверен, далеко не от болезни, а от нарастающего нервного напряжения в предчувствие скорой перестрелки, последующей погони и возможной собственной ликвидации. Он привык к этому чувству, но сейчас что-то в голове перемкнуло, и ощущение превосходства противников чувствовалось в медленно закипающей крови. Он и Синьора против отряда не менее чем из двадцати человек предрекал обоим неминуемую смерть и даже с поддержкой Чжун Ли шансы едва ли возрастали. Кое-как, в полубреду, он остановился у уже знакомой двери и, немного помявшись на пороге, так же несмело постучал, надеясь каждой фиброй души, что никто не ответит. Но вместо тишины, Аякс услышал странный шелест, прервавшийся глухим звуком не спеша приближающихся шагов. И вопреки ожиданиям увидеть уже привычного собранного, одетого с иголочки господина Чайлд узрел растрепанного мужчину с усталыми, слегка блеклыми глазами, в синем халате с китайским традиционным рисунком, небрежно накинутым на широкие плечи. «Он спал!», — Аякс мысленно ударил себя по лицу, но снаружи остался предельно спокойным и даже серьезным. Прежде всего было бы уместно извиниться за прерванный отдых, но Чайлд, смотря четко в левый глаз Чжуна, проговорил: — Вы обманывали меня. — Он снова не заметил, как перешел на «вы». — Как и ты, — на лице Чжуна отразилась легкая улыбка, он сделал несколько шагов назад, пропуская гостя в комнату. — Но вы знали. — Аякс будто бы не заметил этого жеста и продолжал стоять на месте, как вкопанный. — Знали с самого начала. — Да, знал. — Китаец прошел обратно в комнату и сел за свой рабочий стол, что-то переставив на нем и достав из ящика несколько бумаг и карту. — Прошу прощения, что я в неподобающем для приема виде. Ожидал тебя немного раньше. — Снова это снисходительное выражение. О, как Чайлда оно раздражало в эту минуту! — Не стоит мяться в дверях. Проходи. Следующие минут пять они провели в тишине, нарушаемой лишь тиканьем маленьких позолоченных часов, простаивающих на прикроватной тумбочке. Чжун сидел спиной, изредка покачиваясь к столу, наклоняясь и что-то записывая в блокноте, издавая неясные звуки на подобие «хм» и «пх». Чайлд сидел на коричневом бархатном покрывале и презрительно сверлил взглядом шелковый халатик, спадающий с мужчины до самого пола. Синьора была десять раз права, когда говорила о его злости. Он злился, злился и сейчас едва сдерживал свои руки, чтобы не… Будучи в Фатуи за вранье он бывало показательно для прочих партнеров калечил лжеца, чтобы неповадно было; бывало запугивал и шантажировал, но сейчас, смотря на обтянутую тканью спину не возникло даже экспрессивного порыва ударить. Хотелось что-то сделать, а что — он не представлял. Чжун Ли будто бы почувствовал эту смену настроения и неожиданно, рывком развернулся, держа в руках один из своих документов. — Чаю? — Чайлд дернулся и отпрянул от этой безобидной фразы, чуть даже не заваливаясь на кровать вместе с ногами. Взглянув округленными испуганными глазами на китайца, он медленно кивнул. — Алкоголь не буду предлагать, это плохо отразится на нашем самочувствии завтра. — Что вы решили? — Стрельбы, к сожалению, не избежать, но мы сведем ее к минимуму. Трап обстреливать не будут; сначала выйдут гражданские и я. С Бэй Доу я договорился, и она выделит вам шлюпку — проплывете севернее порта и там я вас выхвачу. Но высока вероятность, что вас заметят; как только начнется пальба наступит паника и неразбериха — охрана пристани будет ловить всех без разбора, но если возникнет выбор попасться им или Фатуи, без колебаний выбирай военных. — Понял, — хмыкнул Чайлд, поправляя собственную кофту. — Хочешь что-то сказать? — Нет. — Спроси о чем угодно. Думаю, вечер откровений перед смертью не повредит. — Чжун уже развернул стул и теперь сидел в своем слишком откровенном халате, закинув ногу на ногу, тепло улыбаясь одними глазами. — Почему ты говоришь «перед смертью»? Все так плохо? — хотя Чайлд и без Чжун Ли знал, что все было ужасно. — Я не знаю, Аякс. Любой человек, плывущий на этом корабле, может завтра попрощаться с жизнью, если что-то пойдет не так. — Тарталья посмотрел в глаза человека сидящего перед ним и не увидел ни единого намека на страх — только лишь холодное и одновременно с этим отепляющее спокойствие, от которого сам Аякс невольно успокаивался. Хотя, осознание возможных смертей среди детей, среди невинных мужчин и женщин, которые не выбирали поездку с сумасшедшими русскими, больно давило на голову. — Не будем об этом. Спрашивай. Тарталья уставился на только что поставленную перед ним на тумбочку ажурную чашку, извергающую пар, и вздохнул. — Кто вы? — спросил он, смотря загнано исподлобья, — еще один бандит? — Нет, ты очень плохо обо мне думаешь. Меня зовут Чжун Ли, и я владелец фармацевтической компании «Шинофарм», а совершенно не тот, кем ты меня вообразил. И я действительно археолог. Просто, это не моя основная профессия. — С Синьорой ведут знакомства далеко не чистые люди, — заметил Чайлд, скрещивая руки на груди, и смотря куда-то мимо, будто вспоминая что-то далекое. И действительно через пелену памяти проглядывалась их первая встреча с женщиной, которая предстала перед ним грозной ледяной королевой, способной одним своим взглядом прожечь дыру в груди; длинные ноги, облаченные в серую обтягивающую юбку и заправленная в нее блузка, а на груди огромный переливающийся голубыми лучами стеклянный камень. Ему потом часто снился этот синий алмаз, со странными витиеватыми рисунками. Но он никогда не смел спросить Розалину, что это для нее значит. — Сейчас я всего-лишь честный бизнесмен. — Как-то слишком просто пожал плечами Чжун. — А раньше? — А то что было в прошлом, остается в прошлом. — Он проговорил это куда-то в пустоту, но одновременно с этим гордо вскинув голову. — Я нередко прибегал к помощи твоей коллеги и ее подчиненных в сложные времена. Однажды она помогла мне решить проблему более личного характера. Но это не продлилось больше года, и я стал способен сам обеспечить сохранность моих сбережений и себя. — Но почему? Неужели в Китае так сложно открыть свое дело? — Когда занимаешься транспортировкой морфия и прочих прелестей, мало кто помимо государства думает о лекарствах. — Ясно. Снова воцарилось молчание, и Чайлд вновь уловил в себе этот патологический совершенно необоснованный страх, или, точнее будет сказать, тревогу перед этим человеком, будто он заставлял привычное чувство адреналина в крови активизироваться без всякой бойни. На протяжении недлинного разговора на ряду со скорбью, мрачными мыслями о предстоящей операции, его посещали те самые нотки эстетического наслаждения, испытываемого при виде Чжун Ли, его дебильной тряпки, оголяющей часть грудной клетки, темных волос, которые на свету отражались позолотой, и его чертового лица, далеко не идеального, но почему-то в этот момент казавшегося Чайлду самым притягательным среди всех лиц, которые он когда-либо видел. — Можно ещё вопрос? — Китаец кивнул. — Почему тогда вы писали про глаз порчи? Казалось, что Чжун Ли искренне удивился, даже чуть приклонил голову вправо, подобно непонимающему зверю. — В первый день, как только я вас увидел, вы писали про глаз порчи. — При этих словах Чайлд скорчил самую невинную мордочку, потому что до сих пор винил свою безрассудность. — Если честно, я именно поэтому влез в твою каюту. Чжун молчал с минуту, а потом, неожиданно чуть отклонившись назад и прислонив ладонь ко рту, разразился громким смехом, заполнившим всю комнату, и Чайлд глупо уставился на мужчину с немым вопросом в глазах. В следующую секунду в его руки опустилась бумага с рукописным английским текстом. В этот момент он был готов в уже который раз за сегодняшний день проломить себе череп ладонью. Вместо «Глаз порчи» посередине красовался заголовок «сглаз и порчи». — Аякс, ты… — Но Чжун Ли не успел докончить, как Чайлд вскочил с невероятной прытью и истерично замахал руками. — Ни слова. — От своей неудачливости и невнимательности хотелось плакать. — Молчи, просто молчи. — Китаец не произнес ни слова, но улыбка, играющая на губах, сказала все за него. — Я идиот. — Пожалуй, что так. — От пронзительного, довольного взгляда хотелось скрыться, но сделать это сейчас означало бы окончательно признать свое поражение, поэтому Тарталья сам скривился в улыбке и уставился на хозяина каюты с самым вызывающим выражением лица. Атмосфера в комнате после его конфуза неожиданно стала приятной. Через несколько минут Чжун Ли уже сидел рядом и что-то увлеченно вещал о древнекитайском ведьмовстве, позабытых русских обрядах и языческих богах; существующих суевериях, порчах, заклятиях, которыми пугают известные гадалки — и к глубочайшему удивлению Аякса, он не выказал никакого неверия или даже легкого скептицизма по отношению к мистической культуре современности. Оказалось, что Чжун несколько лет назад уже начинал это исследование и постепенно, путешествуя по целому свету и посещая различных мистиков и шаманов, дополнял все новой и новой информацией, которую сейчас с таким рвением рассказывает совершенному дилетанту, который едва ли понимает половину терминов, используемых китайцем. И все-таки, Чайлд расслабился, почти даже перестал злиться на человека, чье колено с периодичностью в тридцать четыре секунды (он считал) соприкасается с его собственным; и вовсе чуть ли не лежал на чужой кровати. Тотчас в поле зрения появилась белая фарфоровая кружка, наполненная ароматным зеленым чаем, который так сильно нахваливал Чжун, и Аякс, вдохнув полной грудью приятный обволакивающий изнутри запах, аккуратно перехватил из рук китайца его сокровище, едва соприкоснувшись пальцами. Нет, он категорически не понимал, что значит эта неправильная реакция тела на простые прикосновения; будто по торсу пропускали еле чувствующийся заряд тока. — Это Лунцзин — один из немногих видов чая, производимых вручную, поэтому он является крайне ценным и отнюдь недешевым. В России сложно найти оригинал. — Чайлд старался не смотреть вправо. То ли поднебесный чай, то ли чарующий голос не позволяли отвлечься, успокоить свои неожиданно распоясавшиеся гормоны, поэтому он окончательно отвернул голову влево и спрятал взгляд в набитой подушке. — Чайлд? — Вкусный чай. У меня есть, — при этих словах он звонко икнул, — еще вопрос. — Вдруг показалось, что произнеси он следующие слова, произойдет что-то непоправимое. — Да? — Чжун Ли посмотрел на него с неподдельным вниманием. — Записка, которую я нашел. Как ты это сделал? Я ведь не… — Он совершенно случайно сейчас вспомнил об этой дурацкой записке, когда вдруг подумал о чае и когда-то составленном Тевкром топе пяти чаев, которые купила мама. — Предугадать действия человека не так сложно, как ты думаешь, — из уст Чжуна это прозвучало жутковато, Аякс даже обрадовался, что не видит его лица. — Я ведь знал, кто ты — и зная твои наклонности взломщика, твое нахождение в каюте капитана не становится какой-то неожиданностью. — Ты и дедукцией промышляешь? — хмыкнул Аякс, чувствуя, как под телом китайца проминается матрас где-то в двадцати сантиметрах от него. Поднимать голову с мягкой подушки, чтобы посмотреть чем там занимается Чжун, очень не хотелось. — Это не по моей части, — раздалось вдруг в непозволительной близости от его собственного уха, — иногда я и вправду становлюсь неплохим аналитиком, но детектив из меня никудышный. Если честно, — голос стал так близко, что на затылке чувствовалось чужое дыхание. Чайлд не смел шевельнуться, просто смотрел в пустоту между краем кровати и стеной и всеми силами старался не выказать своего чудовищного волнения. — В тот день в действительности я хотел преподнести тебе эту записку в каюту, но воля случая решила все иначе. Я всего-лишь увидел тебя, крадущегося в сторону капитанского мостика, вот и вся тайна. А потом встретился с Бэй Доу, и лично попал туда, уже прекрасно зная, что ты находишься внутри. Эффектно вышло, правда? — Ну ты и… Как все оказывалось просто и понятно; Чайлд даже глупо захихикал от своих необоснованных подозрений, страхов и волнений. Чжун Ли оказался вовсе не страшным всесильным и вездесущим божеством, а обычным, хоть и невероятно умным и мудрым мужчиной. Развернувшись наконец к хозяину комнаты, Аякс увидел устремленный в его сторону взгляд, полный чего-то нежного, — китаец лежал меньше чем в метре от него; и только сейчас в голове начинали зарождаться мысли из разряда: «а почему я вообще разлеживаюсь на чужих кроватях?», но, если честно, начинало становиться как-то все равно. Он продолжал думать о завтрашнем дне, не мог не думать; смотря в пронзительные глаза Чжуна Тарталья невольно представлял, что возможно больше их не увидит. И, к своему удивлению, он не мог сказать, что ему до этого не было никакого дела, хотя особых привязанностей за ним никогда не водилось. Может, действительно, всему виной глупая морская болезнь? Спустя еще несколько мгновений он неловко спросил: — Мне, наверное, надо идти? — Утверждение это было или вопрос, Аякс сам для себя так и не решил. — Я тебя не держу. — В этой мурлыкающей интонации не было ни капли сожаления, и что-то очень неприятно кольнуло в груди. — Но и не выгоняю. Ты сам хочешь остаться? Чайлд никогда не был терпилой, никогда не был тем самым парнишкой, не способным принять важный для себя выбор, наоборот, он не боялся инициативы, выбирал быстро и чаще всего правильно, но опыта в делах, касающихся китайцев, у него никогда не было. Вот и сейчас он не знал, что сказать. Он не хотел оставаться, потому что чувствовал себя подобно несмышленому котенку рядом с ним и чувствовал, что останься он подольше случится что-то из ряда вон выходящее; но он не хотел уходить, потому что, к его ужасу, такая прерогатива начинала нравиться, и было в ней что-то азартное. В итоге Аякс не проронил ни слова, но и не сдвинулся с места, а слева раздался удовлетворенный этим смешок. В неловком и одновременно искренном, проникновенном молчании они лежали минут пять, пока неожиданно не зашелестело покрывало, и в поле зрения не появился резко привставший Чжун Ли, опирающийся на локоть одной из рук и протягивающий вторую в полужесте в сторону самого Тартальи. Шевеля одними лишь сухими губами, он, не отрывая гипнотизирующего взгляда, произнес почти не слышно несколько китайских слов. «Wǒ kěyǐ wěn nǐ ma?»*; и этот чертов язык звучал теперь так тепло и близко, совсем не как басурманский, как было принято назвать его в Фатуи. В этот момент Аякс был уверен, что знал перевод лучше чем что-либо в своей никчемной конченной жизни, потому что видел глаза, которыми смотрел на него Чжун. Так не смотрят просто так. Вот оно, тот самый переломный момент. В голове пролетело мимолетное: умирать, так умирать красиво. Чайлд безотрывно смотрел на эту руку с огромным перстнем; на светлые концы волос, на уголки губ, подрагивающие в улыбке; а потом так же тихо, опасливо прошептал русское: «можно». «Что же я творю..?». Вопрос исчез также быстро, как и появился. Прикосновение чужого рта к его собственному выстрелило в голову миллионами эндорфинов. Давно позабытое чувство чужой близости, эти потопляющие сумасшедшие ощущения чего-то не своего так непозволительно рядом. Чжун опустился к нему и оставил на губах невесомый отпечаток, и быстро вернулся в прошлое положение, вглядываясь в реакцию своего партнера. Аякс не знал, что делать, но стало чертовски обидно, что китаец выделил ему лишь такой короткий миг наслаждения. Наслаждения? Пульчинелла бы сказал, что романтика это удел бездельников и извращенцев. Но смотря на Чжун Ли, он задавался вопросом, кто еще тут был бездельником и извращенцем. Разве ненормальны были те чувства, что он ощутил в тот момент? Разве неправильны? Что вообще знал Пульчинелла о нем, об Аяксе. Тарталья привстал из лежачего положения и замер. — У тебя была с кем-то близость? — спрашивает Чжун специально на русском, чтобы Чайлд не тратил время на мысленную и такую бесполезную работу, а потом притягивает его за затылок к себе так, чтобы между лицами оставалось несколько миллиметров. — Да, — выдыхает Чайлд, всем телом обращаясь к китайцу и чувствуя, что еще несколько мгновений и он будет готов постыдно застонать от того сумасшедшего спектра неизведанных доселе эмоций искреннего возбуждения, с бешеной скоростью разлетающегося по организму. — Ты неопытен, как пятнадцатилетний подросток. Я тебе не верю. — Голова хитрого лиса сместилась чуть правее и быстрое дыхание тотчас ощутилось на шее, от чего пробежала толпа мурашек и какой-то странный холод охватил всю спину, как только до горящей кожи докоснулся чужой влажный язык. Тарталья стиснул зубы. — Я не девственник, — с силой и какой-то детской обидой выдавливает он. — Я не спрашивал тебя девственник ты или нет. — Слова китайца оставались в районе шеи, щекотали и заставляли трястись, как от мороза. — Я спрашивал была ли у тебя близость. Секс это всего-лишь формальность для настоящего эмоционального и чувственного слияния. Мало заниматься сексом. Надо чувствовать партнера. — И, как бы в подтверждение собственных слов, Чжун Ли поддел свободной рукой край кофты Аякса и провел по поджарому прессу, который в следующую же секунду напрягся, а сам русский выгнулся в совершенно неестественной позе, одновременно и уходя, и подставляясь под новые прикосновения. — И все-таки вы реально.... — Говорить становилось совсем затруднительно, он буквально задыхался в собственных ощущениях, с трудом улавливал суть речи партнера; и все-таки доля правды в словах китайца была неоспорима. Чайлд не врал — у него был секс, и секс далеко не один, но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Тогда его целью было попробовать, чувственный контакт был не нужен ни ему, ни девушке, с которой все произошло. Чжун Ли же одним своим присутствием творил что-то невообразимое, чего стоил один взгляд, от которого все тело непроизвольно напрягалось. — Самый настоящий извращенец. Чжун Ли рассмеялся, а затем на секунду отстранился и посмотрел на красного разгоряченного молодого мужчину перед собой. — И это я то? Слова стали совсем не нужны. Аякс, потеряв всякий самоконтроль от такой очевидно преподнесенной истине о нем самом, больше не нуждался в бесполезном сдерживании своих желаний. Он прильнул к чужим губам в хаотичном, даже дерзком порыве, стукнувшись зубами, и вновь невольно подумал о завтрашнем дне, от чего захотелось прижать этого человека еще ближе — он схватил обеими руками его лицо, чтобы даже в перерывах между многочисленными поцелуями он никуда не ушел и не посмел даже подумать о том, чтоб уйти. А Чжун Ли улыбался. Улыбался ему в лицо и было в этой улыбке что-то по-настоящему теплое, будто проснулись забытые, но очень значимые чувства. Свои руки Чайлд уже давно запустил под шелковый халат мужчины и из последних сил держался, чтобы просто не сорвать эту чертовски дорогую тряпку, покрывающую такое же чертовски дорогое и привлекательное тело. Дело было не в рельефе груди и пресса, бицепсов и бедер, было что-то другое, что заставляло Аякса обожать их не за их объективную красоту — он встречал очень много людей с формами и получше — а за сам факт существования. Запах, температура Чжун Ли, фактура и пористость кожи, только поступающая щетина на подбородке, его запутанные от рук Чайлда волосы, отросшие ногти — да боже мой, весь он был будто пропитан аурой скрытой манящей силы. Но несмотря на это, Чжун Ли позволял вести. Позволял взять инициативу в свои руки, целовать, раздевать, а сам лишь иногда отзывался тяжелым дыханием и грубоватыми и в тоже время аккуратными прикосновениями. Смотрел из-под полуприкрытых глаз, как бы оценивая, что сделает Чайлд в следующее мгновение; сможет ли и дальше быть таким напористым и уверенным. А сам Чайлд не мог, потому что он попросту терялся и не знал, что нужно делать. У него и правда не было никакого адекватного опыта, и кто если не Чжун в это минуту видел это лучше других. Аякс дышал так часто, как не дышал после марафона, десятки побегов и трехчасовых занятий в зале. А когда Чжун Ли вновь прильнул губами к его шее, состояние достигло апофеоза, и он застонал так постыдно громко, что сам испугался, распахнул глаза и уставился на партнера, которого, казалось, только позабавила такая реакция, и он тихо усмехнулся туда же, в район ключицы и нервно дергающегося кадыка. Кофта русского уже давно валялась где-то на краю кровати, смятая в бесформенный комок, а вот Чжун, несмотря на все старания был при параде, только лишь лицо слегка покраснело, приобрело нотки розоватости, но в сравнении с Чайлдом он действительно выглядел как гуру своего дела. Аякс кусал его, целовал, делал это неумело, но с таким искренним чувством, что для Чжун Ли, человека, для которого как в повседневности, так и в сексе всегда было важно все делать следуя здравому смыслу, это вызвало умиление и прилив необоснованной нежности к молодому мафиози. Контраст опасного, смертоносного убийцы, граничащего с безумцем, и совсем неловкого безропотного мальчика, который старался сделать все, как надо, поражал и даже вдохновлял. Неожиданно китаец сделал такую подлость, от которой в глазах запрыгали искры — рука, секунду назад лежавшая на талии Тартальи опустилась ниже аккурат на его пах, чье пиковое состояние Чайлд принципиально игнорировал на протяжении уже минут десяти, отчего складывалось ощущение, что он вот-вот взорвется. — Ну что? — Лис вновь улыбнулся. — Есть разница между близостью и сексом? — Было слишком опрометчиво думать, что Тарталья смог бы ответить, когда чужая рука так бесстыдно гладит его по штанам. Хотя, Чжун Ли наверняка и не ждал ответа, ведь он его прекрасно видел перед собой. — Будешь снимать или остановимся? Он чуть-чуть склоняет голову, а Аякс, сначала толком не поняв вопроса, уставился на руку китайца, потом на него самого, и, не произнося ни слова, треморными руками принялся расстегивать ширинку на брюках. Но пальцы предательски не слушались, все тряслись и тряслись, он не мог ни поддеть пуговицу, ни дернуть под верным углом молнию, поэтому через мгновение, одновременно с едва слышным глухим смешком, на его руки легли чужие, помогая управиться с непослушной ширинкой. — Закрой глаза. — Чайлд тотчас беспрекословно послушался. — Сконцентрируйся на ощущениях. — Этот шепот проникал под кожу, заставлял еще больше погружаться в состояние абсолютного экстаза, забывать о никуда не девшемся стеснении. Рука Чжун Ли бесстыдно скользнула под резинку трусов и круговыми движениями огладила паховую область, раздразнив кожу, проводя против роста темных волос, а затем аккуратно схватила уже изнывающий орган и так же аккуратно его сжала, проведя вверх. Аякс сначала окаменел, не смея шелохнуться, будто бы распробуя новые неизведанные ощущения чужой руки на своем члене, но как только пальцы китайца разомкнулись, он почти что заскулил, завалился вперед, водя руками в поисках плечей Чжуна. — Не торопись. — Голос только подначивал, сдерживать возгласы не получалось, он льнул к мужчине рядом, как к единственному спасательному кругу, почти в полную силу обхватывая его шею. — Дальше… — на выдохе произносит Аякс, упираясь лбом в плечо Чжуна, когда в голове начинается окончательная каша. Он не соображал ни того, что говорит, ни того, что делает. Все появляющиеся мысли были только о китайце, о потрясающих по-идиотски мелированных кончиках, о его голосе, его руках, перстне, халате. Господи! — Давайте. Дальше… — Продолжать? — со своей гребаной мурлыкающей интонацией прошептал Чжун Ли, подняв лицо Чайлда кончиками пальцев и взглянув тому в глаза, улыбаясь той самой гребаной улыбкой. Тарталья скорчил такое страдательное выражение, что Чжун засмеялся, а в следующую минуту прильнул к его губам и снова опустил руку на член. — Очень нетерпеливо, Аякс. Давай сам. — Чайлд обвел лицо Чжуна затуманенным взглядом и в странном безформенном жесте вытянул руку, которую тотчас перехватил китаец и опустил куда-то вниз. — Ты совсем потерянный. Точно стоит продолжать? — Все нормально, — неожиданно раздраженно фыркнул Аякс, для которого фраза партнера прозвучала как настоящий укор и вызов. Он с каким-то удивлением посмотрел на выпирающий из-под шелков чужой орган, и в следующее мгновение потянулся к нему, очень несмело и неуверенно, но удовлетворенный вздох сверху вселил немного храбрости. Он уже намного более воодушевленно сомкнул пальцы вокруг члена Чжуна, но все так же неумело, будто бы и не дрочил себе никогда, принялся водить вверх-вниз. Удовольствия китайцу это явно не доставляло никакого, но он смотрел на рыжую макушку с несвойственной ему нежностью, и довольствовался самим фактом того, что русский захотел сделать ему приятно. Пусть и после нехитрого наставления с его стороны. — Позволь, я помогу. — Смотреть на несчастного неумеху без сочувствия не получалось — вот они, опаснейшие предвестники Фатуи, которые в постели проявляют себя хуже школьников. — С мужчинами не было? — Чайлд даже обиделся; неужели все настолько плохо? — Не делай такое лицо, Аякс. Эротические искусство не такое простое, как тебе могло казаться. Недостаточно просто знать; здесь, как и в любом другом творчестве, нужна практика. Рим тоже не за день строился. — При этих словах Чжун Ли невзначай придвинулся ближе и бережно отстранил Чайлда от себя. — Не смей… — тяжелый вдох, — сейчас рассказывать историю гребаного Рима… — Чжун Ли сдавленно засмеялся. Чайлд глухо вздохнул и вскинул голову, как только вновь почувствовал чужую руку с характерным холодом, где должно было быть металлическое кольцо, и что-то еще, теплое, двигающееся в такт дыханию партнера. Он опустил взгляд ниже и увидел, как Чжун, обхватив рукой сразу два их достоинства и совершенно бесстыдно, из-под темных ресниц посмотрев на Аякса, задвигал своими неприлично длинными пальцами, от чего окончательно перехватило дыхание и поехала крыша. Тарталья смотрел на происходящее как на что-то совершенно удивительное и волшебное, чего с ним никогда не могло случиться. В какой-то момент он и вовсе подумал, что спит или сошел с ума, потому что никак не могло уложиться в голове, то что он, Чайлд, в этот самый момент отдается почти что незнакомцу (пусть и очень привлекательному), да и тем более мужчине! Но уже в следующее мгновение, когда рука китайца опускается до самого основания, задевая холодным кольцом чувствительную кожу, в голове не остается ничего кроме животных желаний и дальше чувствовать трение чужого члена о собственный; ощущать сумасшедшую стимуляцию, в которой отлично видим многолетний опыт Чжуна; слышать его тяжелое надрывистое дыхание — и все это до бесконечности. Не прошло и десяти минут, как все тело обуяла какая-то неведомая сила, пронизывающая насквозь; непроизвольно напряглись и вытянулись ступни, Аякс задрожал всем телом, чуть ли не заваливаясь назад, но тут же почувствовал свободную руку Чжуна на собственном плече, которая с силой потянула его на себя. Перед глазами очутилось изящное узкое лицо с раскрасневшимися припухлыми губами, усталыми, но явно довольными глазами и ямочками на щеках. Или у Тартальи уже были галлюцинации, и никаких ямочек и не было. Но было как-то все равно, ведь в следующую секунду его целовал самый непонятный, заумный, и одновременно лучший человек в этом гребаном мире, пока остальное тело билось в судорогах подступившего оргазма. Чжун Ли заботливо продолжал левой рукой поддерживать его под подмышкой, когда все конечности обмякли и стало тяжело сохранять равновесие, а потом прошептал в самое ухо: — Душ? — Пожалуй, что душ, — еле-еле хрипло выдавил Аякс, прикрывая глаза.