love and pleasure

— Будь добра, принеси мне чашечку красного чая, — Аято даже не отрывается от нескончаемой кипы документов, что уже несколько дней лежат на столе из вишнёвого дерева, и продолжает писать что-то в своей записной книжке. Кажется, просиди он над ними ещё целую неделю — ни на бумажку стопка не убавится. Если бы ты была на его месте, то сбежала бы спустя час, а может и того раньше. Хвала Архонтам, в твои обязанности разбор документов входит в достаточно меньшей степени. — Конечно, мой Господин, — чересчур торопливо кланяется молодая служанка и покидает кабинет, звонко постукивая своими короткими каблучками. Услышав подобное обращение к своему мужу в первый раз, ты не стала особенно акцентировать своё внимание на этом. Подумаешь, что могла сказать, в попыхах, молодая девушка перед таким прекрасным и обаятельным мужчиной — когда-то давно даже ты старалась избегать лишних разговоров с ним, боясь наговорить лишнего, или вовсе произнести какую-нибудь глупость. Господин Камисато имеет огромное влияние буквально на всех женщин в своём окружении. И не только женщин. А уж сколько парней пытается ему угодить, исходя не только из статуса Аято. Без сомнения, твой муж — один из самых завидных женихов всей Инадзумы. Был. Теперь же, в круг дам, с которыми старший Камисато любит заигрывать и одаривать дорогими подарками, входит лишь одна единственная женщина, о красоте которой он посвящает немало недлинных, но романтичных стихов. Пожалуй, парочку из них ты перечитываешь одинокими вечерами до сих пор. Как бы Аято ни старался показать свою исключительную верность тебе, неприятное колкое чувство всë равно охватывало и разум, и сердце каждый раз, когда твой зоркий глаз замечал его в компании девушек, которые только на шею ему не вешались. Ревность, очень коварная штука. Чаще всего именно она и разрушает отношения. Но твой господин Камисато всегда был доволен твоей двоякой реакцией. Внешне, человеку, который не знает тебя так же хорошо, как и Аято, никогда в жизни не удастся понять, что ты испытываешь. И лишь он может заметить этот лёгкий косой взгляд, слабую ухмылку на губах, которая говорит, что «всë в порядке», что такое низменное чувство, как ревность, не может овладеть тобой. Но от его внимания не уходят последующие весёлые разговоры с другими людьми, за которыми следует звонкий, но притворный смех. Он общается с другими девушками своим дружелюбным, до скрежета спокойным тоном, ты — делаешь вид, будто тебя это ни коим образом не волнует. И лишь скрещенные взгляды двух пар глубоких глаз почти кричат: «Давай, покажи всем, что я твой» «Ты и так мой» Всего лишь игра, но даже в её рамках он никогда не позволял себе флиртовать ни с одной девушкой после начала ваших отношений. Со временем притяжательное местоимение «мой» от новой служанки начало всë чаще фигурировать в обещаниях что-либо сделать, принести или простых согласиях. Но ты терпела, делала вид, что ничего не замечала — всë-таки это просто слово. Вряд ли Аято обратит на служанку своё внимание от отличной формулировки почтения. Не тогда, когда он готов жарко шептать комплименты тебе в кожу, едва ли не задыхаясь от ощущений в вашей постели. Нет, сомневаться в его верности — верх неуважения. Недоверия. У него просто слишком много работы последние месяцы, особенно из-за недавних разборок с Сёгуном. Кому, как не ему теперь решать весь тот бардак, что сотворился с Инадзумой за время охоты на Глаза Бога. Тем более, что комиссии Тэнрë пока нельзя доверять. — Но Господин просил никого не впускать к нему до ужина, — девушка упрямо преградила тебе путь, останавливая посреди коридора. Какая наглость так обращаться с Госпожой. — Только я имею право тревожить Аято, когда мне вздумается, Киоко, — гордо вздëргиваешь подбородок ты и одним плавным движением обходишь строптивую служанку, — Ни один его приказ на меня не распространяется. Вот ещё что, перечить она тебе вздумала. — Госпожа, но Господин Камисато там не один! — отчаянность в возгласе девушки заставляет остановиться и повернуть голову в её сторону. — Что значит «не один»? — спрашиваешь, выразительно выгнув бровь, — У него гости? — Гостья, — служанка стыдливо опускает голову, устремив взгляд в пол. Что-то болезненно колет в груди, отдаваясь бешеным стуком сердца. Быть такого не может. Аято не стал бы тебе изменять. И даже непоколебимая уверенность в верности собственного мужа не может остановить быстро разрастающуюся тревогу. Сам пристыженный и немного смущённый вид служанки говорит сам за себя: догадки верны. Нежная кожа девушки покраснела. Она теребит подол чёрного платья на манер северных горничных; Аято наслушался рассказов путешественника и решил, что новизна в Инадзуме должна начинаться с дома Камисато. А теперь ты проклинаешь это платье, за его едва прикрывающие колени и слишком большой вырез на ключицах. О Архонты, что с тобой творится? Нет, это не может быть зависть, как и неуверенность в себе. Сомнения о своей красоте уже с конца подросткового возраста не посещают твою голову. Так что же это? Нехватка внимания мужа? Или пламенная натура личности? — И как давно она пришла? — лицо холодное, ни одной эмоции не прослеживается на нëм, а внутри — пожар. Горит, огненными языками охватывая всë тело целиком. Безудержный, опасный. Кажется, он вот-вот сорвëтся с пальцев и окажется прямо на злополучном чёрном платье. — Не больше получаса назад, — служанка не решается поднять взгляд, — Простите, что не сообщила сразу. Киваешь, будто она может это увидеть, и стремительным шагом направляешься в кабинет своего мужа. Разве что искры не летят из-под каблуков. Бамбуковая дверь с шумом распахивается под твоим напором. Две светлые головы тут же синхронно поворачиваются в сторону шума. — Мико? — маска безразличия слетает на короткое мгновение, демонстрируя удивление на твоём лице, но так же быстро появляется снова, облегчение охлаждает твой страстный порыв, огонь в груди тухнет, — Почему не предупредила о своём визите? Я бы подготовила всë, как следует. Яэ можно назвать твоей почти подругой, вы хорошо ладите, часто проводите вместе время. А ещё у них с Аято публично-натянутые отношения. Если бы не обязанности и общие дела, то эти двое лишний раз бы даже не пересекались. — Приятно конечно, но я не хотела лишний раз утруждать тебя, все в Инадзуме в курсе, насколько вы занятая семья. Всегда дел у вас невпроворот, — Яэ совершенно не стесняясь осматривает тебя с ног до головы. Аято прижимает кулак ко рту и прокашливается, проследив за её взглядом. На его бледных щеках проступает лёгкий румянец. Направляясь сюда в порыве чувств, ты совершенно не подумала о собственном внешнем виде. Фисташковое тонкое кимоно едва ли скрывает грудь своим глубоким вырезом. Рукава держатся на самом крае острых плеч. Изящные ноги, выглядывающие из-под распахнутых полов, так же не скрывает полупрозрачная ткань. Для раннего утра с любимым мужчиной такой наряд более чем подходит, но не для приёма важных гостей. Да, в принципе, любых гостей. — Гудзи Яэ, — Аято с трудом переводит на неё взгляд, быстро проморгавшись, — Я полагаю, основные дела мы с вами обсудили? Привычно уверенный голос господина Камисато дрогнул, что не укрылось от кицунэ. Её губы исказила хищная ухмылка такая же изящная, как и она сама. — Конечно-конечно, — лиса Мико негромко смеётся, наблюдая за ним, — Всë остальное можно будет обговорить позже, через пару дней, например? Вы не против, если я приду вечером? Так уж и быть, оставлю утро для ваших потех. На последней фразе она многозначительно подмигивает Аято и вновь хихикает на то, как он смущённо кашляет в кулак и опускает взгляд на документы, будто те вдруг становятся интереснее всего на свете. Кицунэ неспеша проходит к выходу и, лишь открыв дверь, оборачивается, мечтательно бросая напоследок. — Стоит написать любовный роман про вас с ноткой страстной перчинки. Если, конечно, вы позволите как-нибудь мне подольше понаблюдать за вами двумя. Рядом с такой горячей парой быстро разыгрывается вдохновение, — и с загадочной улыбкой покидает кабинет, плотно прикрывая за собой дверь. Слова редактора издательского дома производят довольно странное впечатление, смущение накрывает и тебя тоже. Или, возможно, это из-за твоего внешнего вида. Всë-таки в столь откровенном наряде перед чужими людьми ты предстала впервые. — Что-то случилось? — Аято выходит из-за стола, наконец придя в себя, и направляется к тебе, — Ты так вбежала... — Просто соскучилась, — руки сами обвивают его шею, пока ты тянешься за поцелуем, — Тебя целых две недели не было, а первая женщина, которая встретилась с тобой — не я. Камисато охотно отвечает на ласки, смыкает пальцы на твоей талии, сжимает тонкую ткань. Проводит горячими ладонями по пояснице — даже белоснежные, так излюбленные им, перчатки не скрывают теплоту рук твоего мужа. Кожа покрывалась мурашками там, где он был недавно. — Я тоже рад тебя видеть, — Аято мажет влажными губами по щеке, спускается к шее, — Так скучал по тебе все эти дни... Тихий шëпот тонет где-то в районе открытой ключицы, пока длинные пальцы, дрожащие от волнения после долгой разлуки, неспеша развязывают пояс твоего дорогого кимоно, которое он подарил тебе сам перед отъездом, — это первый раз, когда Аято видит тебя в нём. И судя по его затуманенному взгляду — господину Камисато очень понравилось увиденное. — Всегда знал, что тебе идут все цвета мира, — мягкие губы блуждают по груди, язык размашистым движением проходится по ложбинке, пока бледно-голубые волосы щекочут кожу. — У тебя на сегодня есть дела? — конец фразы обрывается прерывистым вздохом. — Я отменю их все, — Аято наконец распахивает кимоно и жадно припадает к животу, опускаясь на одно колено, — Ради моей любимой госпожи Камисато. Официальное обращение, особенно, если он называет тебя своей — вашей! — фамилией, всегда имеет на тебя особенное воздействие. Внизу живота всë скручивается в тугой узел, жар разливается по телу ярким, персиковым румянцем. Аято тоже нравятся свои слова, каким собственническим порывом они слетают с губ. Одним лёгким движением, твой муж стаскивает с ноги туфельку, покрывая поцелуями щиколотку. Руки ласковым движением обхватывают стопу. Поднимается вверх по голени — губы прокладывают долгую влажную дорожку. Камисато прекрасно знает о том, как тебе нравится, когда он преклоняет колени перед тобой. Глава комиссии Ясиро, почтенный Господин, один из самых важных людей Инадзумы готов упасть ногами в грязь, лишь бы его жена была довольна. Аято оставляет очередную бордовую отметину на твоём бедре, шумно выдыхая, пока ты с лёгким нажимом проводишь ногой по его паху, ощущая, как он тихо стонет между поцелуями и двигает бёдрами навстречу. Длинные пальцы крепче сжимают бледную кожу. Ещё немного и он сорвётся. Осталось лишь... ... в кабинет практически без стука врывается ненавистная тобой служанка. — Господин Камисато, через час у вас должна... — она запинается, широко распахнутыми глазами смотря на вас, кажется, бедняжка застывает от удивления. Даже не потрудившись встать с колен, Аято выглядывает из-за твоей спины, а вернее будет сказать — ног. Смиряет её тяжёлым нечитаемым взглядом исподлобья. Тебе показалось, или в нём промелькнула некоторая строгость? Но никак не смущение. Даже раскрасневшийся, с горящим румянцем на щеках, растрепанными волосами... Представший перед служанкой в самом неприличном виде: на коленях с влажными губами, порозовевшими от поцелуев, и очевидным возбуждением в штанах, которое неторопливо поглаживает твоя нога... Дрожь пробирает от такого зрелища. Хорошо, что кимоно он так с тебя и не снял. Но Аято ничуть не смущён, даже в такой интимный момент он умеет держать лицо. И от этого внизу становится ещё жарче. — Разве вас не учили стучать? — безразличным тоном спрашивает он и бесстыдно гладит твоё бедро руками. Что он делает? — П-простите, господин Камисато, — торопливо лепечет служанка, имя которой совершенно вылетает из головы, — Просто вы сами просили напомнить. — Да? Будь любезна, — голос смягчается, но взгляд, направленный на девушку — колкий, холодный. Она вздрагивает, краснеет ещё больше, весь вид её говорит о том, что она хочет поскорее сбежать, но приказ есть приказ, и ослушаться его нельзя. А Аято явно недоволен положением не меньше неё самой. В нём есть некоторая жестокая черта — наказывать провинившихся. Физически это не действует ни для кого, кроме врагов, силой если не превосходящие его, то хотя бы равные ему. Другим же приходится самим побывать в том положении, в котором был он сам. Собственно, именно это он сейчас и делает. Если стыдно ему — должно быть стыдно и ей. — Через час у вас встреча с главой комиссии Тэнрë, затем вы собирались встретиться с... — дальнейшие слова расплываются в сознании, что вдруг помутилось, потому что Аято... Этот бесстыдник Камисато, — и как ты могла подумать, что он может испытывать стыд? — неожиданными поступками которого ты будешь восхищаться ещё долгие годы... Берёт и прижимается губами к твоему бедру, не сводя пристального взгляда со служанки. Пока его сильные руки устраиваются на твоей талии поверх кимоно. Воздух вокруг тут же сгущается, тяжелеет, прямо как внизу живота. В кабинете появляется запах дождя, но на улице нет ни единой тучки. Он влажный и свежий настолько, что поверить в солнечную погоду за окном никак не получается. Кажется, ещё чуть-чуть и весь кабинет зальёт проливным дождём. Ты не видишь служанку, потому что всë внимание сосредоточено лишь на мужчине, стоящего на коленях у твоих ног. И, хотя ты не можешь разобрать ни единого слова из того, что она говорит, ты уверена, что она замолкает на какое-то время прежде, чем продолжить озвучивать список сегодняшних дел. И их действительно много. Аято придётся разгребать их до поздней ночи. — Перенеси это всë на ближайшие дни, скажи, что я немного задержался в командировке, — командует он, даже не постаравшись оторваться от своего занятия, — Да, и распорядись, чтобы никто сегодня больше не тревожил нас. Все дела подождут до завтра. Его тон непреклонен, попытаться спорить с ним сейчас — всë равно, что двигать стену голыми руками. Но ты даже не пытаешься, ведь он делает такие неприличные вещи в присутствии чужого человека. Никогда раньше вы даже целоваться на людях не смели, всë соблюдали рамки приличия. — Как скажете, Господин Камисато, — тебе не нужно оборачиваться, чтобы с лёгкостью уловить сильное смущение в голосе служанки, которая сейчас, вероятно, по обычаю кланяется и поспешно выходит из кабинета. Поспешно настолько, что дверь закрывает едва ли не с грохотом. Как только быстрые цокающие шаги в коридоре стихают, а девушка удаляется на достаточное расстояние, Аято насмешливо хмыкает и прижимается ртом к внутренней стороне бедра. Его язык всë кружит неподалёку, но до самого главного он не спешит притрагиваться. — Что это сейчас было? — на выдохе спрашиваешь ты, закидывая ногу ему на плечо, которую он тут же обхватывает. — Ничего. Просто показал, что нельзя без стука заявляться в мой кабинет, — от мимолëтного поцелуя там дрожь волной проходит по телу, муж только сильнее улыбается, — В следующий раз не будет входить без разрешения. — Мне кажется, она к тебе больше никогда не зайдёт, — пальцы сами зарываются в светло-голубые волосы, беспорядочно сжимают их. Аято шумно выдыхает и наконец прижимается ртом ко входу, размашисто проведя языком вдоль складок. Глаза закрываются сами по себе, а улыбка расцветает на губах, — Я тоже зашла к тебе без стука, и меня накажешь? Аято отрывается с шумным чмокающим звуком и выразительно выгибает брови. Он хитро прищуривается, сверкая фиолетовыми радужками, ладони перемещаются на ягодицы и крепко сжимают их. Нарочито медленно облизывается, не прерывая зрительного контакта. — Только если ты этого хочешь, — немного подумав, ты неуверенно киваешь, Аято долго изучает твоё лицо. Не увидев там скрытого протеста или явного нежелания, он тоже кивает, соглашаясь с самим собой, — Скажи мне остановиться, если передумаешь.

***

Кисточка скользящим движением, едва касаясь разгорячëнной, так жаждущей разрядки, кожи, проходится по внутренней стороне бедра. Мягкий ворс щекочет, но смеяться совершенно не хочется; лишь выгнуться ещё больше на этом вишнёвом столе, застонать в голос и кусать губы от досады, когда она уходит ещё дальше. Поднимается вверх по напряжëнному животу, очерчивает грудь и гладит сосок. Скользит короткими мазками без красок, обводит вокруг и пропадает, будто её и не было. Затем легко касается клитора, пока ты крупно взгдрагиваешь, дразнит чувствительное место. Камисато блаженно прикрывает глаза и, кажется, даже дрожит, когда слышит очередной стон. Провоцируя тебя, он сам изнемогает и держится лишь на собственном упрямстве. Его тяжёлое, прерывистое дыхание уже давно сопровождает мучительную ласку. — Аято... — «прекрати дразнить меня и возьми уже» — хочется сказать ему, да по-язвительнее. Чтобы не ухмылялся так сильно, не выглядел так самодовольно. Но получается только шумно выдохнуть. — Что «Аято»? — передразнивает он и склоняет голову на бок, скаля зубы. Издевается. — Моя жена что-то хочет от меня? — О нет, что ты, — голос слишком напряжён, фраза выходит на грани шёпота или раздражённого шипения, — Просто было бы неплохо если... Муж не даёт тебе договорить, нагло впившись губами в промежность. Язык раздвигает складки, вылизывает так, будто собирается собрать все соки. Целует так жадно и яростно, позволяя немилосердно дёргать себя за волосы, собранные в хвост. Ноги, устроившиеся на широкой спине давят, заставляя придвинуться ближе. Аято стонет в унисон с тобой, принимаясь ублажать тебя ещё старательнее. Его греховный рот вытворяет такими вещи там, так умело и прекрасно, что не нужны даже пальцы, чтобы довести до пика. Чтобы удовольствие перелилось через край и заполнило собой всë сознание и тело. Чтобы залить своему мужу всë лицо, стол и оставшиеся документы под вами. Аято отрывается с горящими глазами и довольной улыбкой. Мокрые волосы прилипли к раскрасневшемуся лицу. Губы и подбородок покрыты влагой, которую он тут же облизывает. А остальное вытирает краем длинного рукава. — Кажется, ты что-то собиралась сказать? Мысли удаётся собрать не сразу, чтобы осознать вопрос, но придумать едкий ответ не удаётся — сил на это совсем не остаётся. — А как же ты? — ты не можешь оставить его неудовлетворённым, тем более, после того, что он сделал для тебя. — А я... — Аято выпрямляется и оттягивает резинку белоснежных штанов, смотрит вниз несколько долгих секунд и недовольно цокает, — А я пойду менять бельё. И как после такого он сможет смотреть в глаза Томе?