Миф

      С того момента, как охотник оставил птенца, уже прошло пару дней. Он вовсе не хотел возвращаться к нему вновь. Эрр наивно ожидал, что проблема решиться сама собой и словно бы по волшебству его жизнь вновь вернётся в прежнее русло, оставляя за собой лишь слабую дымку из воспоминаний. Хотя и тех бы не осталось. Да и честно сказать, просто не появлялось нужного времени для ухода. Постоянно новые дела. То на полях, то дома.       Выждав подходящий момент, в один из вечеров, когда все в деревне заканчивали свои дела и спешили домой к близким, парень направился к злосчастному мальчишке. В голове то и дело всплывали изображения того, как он добивает птицу своими же руками, как тёплая кровь пернатого струится от запястья до локтя, пачкая одежду и всё вокруг, а жизненный цикл жертвы постепенно прекращается. Мальчик умолял бы его о пощаде, но это бы не повлияло на холоднокровное решение палача. Последний вздох и он больше не жилец. Эти мысли лишь тяготили сознание будущего убийцы и не вызывали былого дикого азарта. Но так было нужно. Может быть это существо и не заслуживает смерти, но такой уж закон леса. Выживает сильнейший.       Однако что-то внутри всё равно не давало чувства спокойствия. Это ощущение, будто якорь у корабля, тянуло всё ниже и ниже. Это в какой-то мере даже пугало ведьмака, поскольку он никогда прежде не испытывал такого. Но сколько бы Оши не думал о причине, понять с чего вдруг птица смогла вызвать настолько мерзкие эмоции в нем, он не мог. Эрр пытался сосредоточиться, повторяя себе снова и снова, что этот кусок мяса не стоит его волнений. В какой-то момент это у него действительно получилось.       Он шёл по тому же маршруту, как и обычно. Когда знакомые улочки деревни, тропинка в глубь леса и мелкие растения на его пути были успешно пройдены, приводя заблудшую душу к тому самому дереву, оставалось лишь забраться на верх. Руки парня ловко цеплялись за те же ветки, что и при «спасении» птицы, ноги умело ставились на суки, позволяя опереться и он стремительно карабкался. Безусловно, лезть было гораздо легче, нежели в первый раз. Последний скачок, и вот он стоит у самого входа в домик. Эррор достал из сумки поблёскивающее орудие убийства и вот уже готов был войти и решить судьбу его проблемы, но он остановился. В голову начали лезть бредовые мысли, где фигурировали воспоминания о том, как же сильно парнишка цеплялся за свою жизнь. Всплывала погоня в лесу. Эрр вновь удивлялся, как получив такие серьёзные травмы мальчишка мог ещё и бежать от него. Причём, если бы Оши был не так назойлив, то возможно птаха и смог бы выжить. Взяв себя в руки, охотник на полной готовности раскрыл деревянную дверь, заходя внутрь, словно бы сама смерть с косой из сказок, что приходит за стариками, забирая их жизни. Только перед ним сейчас была отнюдь не взрослая сформировавшаяся личность, а ребёнок.       Что же касалось самой жертвы. Всё время после того, как его буквально заперли здесь, он провёл в полном одиночестве. Вода, что дал ему Эрр быстро закончилась, а голод уже после первого дня дал о себе знать, вызывая сильные боли в желудке. От отсутствия полезных веществ в организме, раны перестали нормально заживать, а на месте ушибов появились синяки, самых разнообразных оттенков. Бинты давно пропитались кровью, но Инк не имел достаточных сил, чтобы хотя бы встать с места, не говоря уже о смене бинтов. Последние сутки он провёл просто лёжа на одном и том же месте, периодически засыпая. Его бодрствование в принципе не сильно и отличалось. Он так же просто лежал, лишь иногда, когда энтузиазм завладевал им, он пробовал встать и сменить бинты. Пару раз голову посещали мысли о побеге, но как только затуманенный рассудок осознавал, в каком положении и месте находится несчастное тело, идея растворялась в шуме ветра. Видимо от жажды и голода в его голову иногда приходили странные мысли. Например иногда он думал, как бы выбросился из того окна напротив. Насколько же это всё было невыносимо, что даже от макушки до пят верующему, для коих самоубийство является самым большим грехом, начало казаться что собственная смерть — это идеальный выход.       И вдруг услышав шаги где-то неподалёку, его ранее совсем охладевший пыл к жизни, вновь разгорелся. Всё эти дни он так ждал возвращения своего спасителя, что это было не описать словами. Когда же это всё-таки случилось, он был безумно рад. Дверь отворилась и в проходе виднелся тот самый силуэт. Охотник вмиг приблизился к жертве и хотел было дело закончить с этим недоразумением, как неожиданно для него самого на его плечах оказались чьи-то тонкие руки, что держались за него. Птица обнимала его. Его объятия были слабыми и несколько неловкими, но такими чистыми. Эрр в недоумении смотрел на птенца, всё ещё держа кинжал в руке, который в любой момент может закончить его мучения, но все предыдущие его действия вдруг будто бы начали казаться такими неправильными и порочными. Слабые руки из-за, всех оставшихся в нём сил, продолжали обнимать охотника, что ещё пару секунд назад хотел убить его и был готов свершить это.       Эрру стало так неловко и несколько жаль ослабевающее тело, что прямо сейчас цеплялось за его одежду в надежде получить тепло. Руки охотника подрагивали, но не смотря на это впустить остриё в плоть сил не хватало. Разум метался от одного решения к другому, но так и не смог определиться. Оши уже начал сомневаться в собственной вменяемости. Положив руку на его спину и чуть поглаживая, он аккуратно и максимально, насколько это было возможно, убрал лезвие в сумку, пока пташка не заметила блеск металла и не подняла шум.       Во время не долгих объятий Эррор пытался отвести взгляд куда угодно, лишь бы не смотреть на объект его проблем, поглаживая того. Данное действие было непреднамеренным. Когда приходилось успокаивать детей, Оши легонько в течении некоторого времени проводил ладонью по спине тех, от чего крошечные создания вскоре прекращали плакать и психовать, поэтому при любых объятиях этот жест стал автоматическим. Незаметно для себя же Эрр опустился рукой к рёбрам, ощущая даже через одежду, что кости довольно сильно выпирают. Это заставило призадуматься. После его ухода прошло порядком трёх дней, а это достаточный срок, птаха всё это время не мог даже выйти отсюда и следовательно никакой пищи у него не было. Охотник почувствовал некий…стыд? Эррор конечно хотел убить жертву, но доводить ребёнка до голодной смерти было вне его моральных ценностей и предубеждений. Правда единственное, что у него было с собой это два яблока средних размеров, что он сорвал сегодня с какой-то яблони, во время полевых работ. Оши часто таскал фрукты с этих деревьев, благо они росли большими кучками и найти спелые плоды не составляло труда.       Отцепив от себя крылатого и аккуратно посадив его перед собой, он расстегнул две заклёпки на сумке и обойдя рукой весь хлам внутри, докопался до яблок. Пока мальчонка недоумевающе смотрел на некогда благих дел деятеля, ему протянули пару яблок. Его радости после этого хоть и небольшого жеста, не было придела, воробей тут же по привычке поблагодарил неизвестного на своём языке, даже не заметив.       Чуть позже, пока Инк вяло поедал одно из двух выданных ему яблок, Эрр же в свою очередь перевязывал его открытый перелом. Остальные раны вроде бы не кровоточили и поэтому перевязывать их нужды не было. Охотник всё же не понимал зачем пытается помочь, ведь было бы даже легче для него самого, чтобы птица умерла естественным путём и более не мозолила ему глаза. Он пытался мысленно отговорить себя от столь глупых поступков, но хоть ведьмак и являлся охотником, что без лишних эмоций убивал всё живое, у него всё равно были некие принципы, которых он придерживался.       Просидел он с дичью в неловком молчании порядком полу часа и, не выдержав столь напряжённой обстановки, решил удалиться. Спускаясь, его голову всё так же забивали мысли о своих дальнейших действиях. Он знал что надо делать. Прекрасно знал, но не мог на них решиться. Вот казалось бы он практически убил эту божью тварь, как что-то вновь ему помешало, будто бы сама вселенная была против. В таком состоянии Эррор проделал путь до самого дома. Оказавшись в родных стенах, наконец смог хоть и немного, но успокоиться. Дома его ожидала семья из шести существ. Родители, двое близнецов подростков, старший брат и совсем маленькая сестрёнка пяти лет от роду. Они все суетились, готовясь к ужину. Мама занималась приготовлением еды на кухне, переменно разговаривая с отцом у которого на руках сидела младшая дочка. Близняшки вместе со старшим накрывали на стол. Они раскладывали тарелки и прочие приборы. Лишь Эрр в этой суматохе дел выглядел, как какой-то лодырь, что пришёл на всё готовое. Сняв с себя сумку и уличную обувь, он прошёл глубже в дом, попутно здороваясь со всеми. Когда удалось добраться до кухни, в его нос ударил достаточно сильный запах горячей еды, что видимо представляла из себя какое-то мясо, запечённое с овощами. До начала самого ужина Оши попробовал помочь с сервировкой стола, но от его помощи любезно отказались, так как все приготовления были почти закончены. Отправив детей мыть руки, родители разложили еду по тарелкам и дождавшись ребят, они приступили ужинать.       Эррор сидел рядом с близняшками, а по другую сторону сидела младшая, что неуклюже накалывала овощи на вилку и отправляла себе в рот. У него были достаточно смешанные отношения с братьями и сестрой. Они вроде бы и не испытывали неприязни или чего-то подобного к друг другу, но и слишком крепкими их взаимоотношения назвать нельзя было. Ребята предпочитали находится по-отдельности и если уж и приходилось как-то взаимодействовать, то это происходило обязательно, либо по просьбе родителей, либо по срочной необходимости. Особая «химия» проскакивала лишь между старшим братом и Эррором. Старший всегда пытался его чему-то научить в жизни, например, тому, как надо, а как не надо по его мнению делать те или иные дела. Но уж слишком часто это мнение не совпадало с мировоззрением второго и не менее часто у них происходили драки. С младшими всё было проще, они не доставляли особых проблем. Просто занимались своими делами, предпочитая не влезать в семейные разборки. Оши даже иногда казалось, что младшими в этой семье являются они с братом.       С родителями у Эрра были отношения, которые можно лишь охарактеризовать, как «нормальные». Вообще, как у всех. Отец учил его жизни, от чего не оставалось сомнений в кого пошёл старший ребёнок. Когда надо давал лечебный подзатыльник, а в детстве достаточно часто наказывал за провинности. Он был достаточно суров и груб, но любовь свою проявлял не в словах, а в действиях. Глава семейства не был ему другом или приятелем, но поговорить иногда они всё же могли.       Мама Оши была женщиной хозяйственной, а характером доброй и весьма волнительной. Ей только дай повод и она такой скандал могла бы учинить, что вся деревня встала бы на уши. Причём устраивая этакие скандалы сама же после проливала слёзы. Отец её в такие моменты всегда пытался как-либо успокоить или отвлечь, чтобы она ненароком ничего не натворила. Да и слёзы любимой женщины причиняли ему не меньшую боль, чем ранение на охоте. Мать всегда была за то, чтобы младшие были более дружными, но её надежды на теплоту в их отношениях периодически разбивались о скалы суровой реальности. Но даже не смотря на весь холод отношений в этой семейке, за друг друга все стояли горой. Старшие были готовы оставить разногласия, если кто-либо или что-либо угрожало младшим, но и младшие если что могли впрячься за своих старших.       Возвращаясь к действительности. Ужин протекал на удивление спокойно и семья даже смогла немного разговорится, но в какой-то момент Эрра вновь начали отчитывать за отлынивание от работ, ставя в пример старшего брата. Тот же в свою очередь, словно бы расфуфыренный павлин надменно смотрел на младшего. Такие выговоры не редко происходили на глазах у всей семьи, от-того никто уже особо и не удивлялся. Оши стойко терпел укоры, не смотря на закипающую злобу. Ему так хотелось хорошенько вдарить брату, чтобы мозги встали на место, дабы тот не вёл себя как последний кретин. Дети не мешали в разговоре старших, поскольку это было не их дело, да и сказать они здесь ничего толкового не могли.       Он сжимал вилку в руках до побелевших костяшек, уходя куда-то в свои мысли, чтобы не слышать всех столь приевшихся и ненавистных слов, представляя, как та самая вилка стремительно рассекает кожу предмета ненависти и причиняет нестерпимую боль. Эрр представлял сладостные крики боли, вырывавшиеся из покрасневшей от надрывистых звуков глотки брата, что ласкали бы его слух. На теле брата начинают появляться всё новые и новые ранения. Горячая кровь родственничка катится вниз по окровавленным рукам, а младший словно бы хищник продолжает глумиться над жертвой, что уже почти не дышит. Столь мерзкие и страшные мысли уже не казались ему чем-то неправильным, поскольку Оши осознавал, что дальше воображения не зайдут.       Но с чего же такая ненависть к человеку, по венам которого течёт родная кровь? Можно сказать всё началось с пяти лет. С этого периода каждую издёвку Эррор помнил чётко и ясно. Моменты, когда их отправляли гулять, а брат заводя младшего в лес прятался в кроне деревьев и наблюдал за горькими слезами ребёнка, а затем как ни в чём не бывало брал того под руку и уводил домой. Если раньше Оши хоть как-то пытался наладить контакт с братом, то после первой жалобы и замечания от родителей, попытки сблизиться прекратились. Эррор принял для себя решение, что от его руки никогда не будут страдать дети, поскольку он на своей шкуре прочувствовал всю беспомощность этого возраста. Но его младшие и не требовали от него какого-либо внимания, отчего и он в ответ не проявлял какого либо интереса к их жизни.       Вдруг Эрр резко, даже для себя, встал из-за стола, обращая на себя всеобщее внимание. Он мельком поблагодарил маму за ужин, взяв использованные столовые приборы и быстро помыв их на кухне, он ринулся в свою комнату. Это происходило уже не первый раз. Обычно после такого эмоционального перегруза и начинались его припадки агрессии, после которых следовала очередная драка. Он не мог контролировать это в себе, а лишь пробовал подавить, убегая. Закрывшись в своей комнате, он пнул первую же попавшуюся вещь и ею оказался небольшой стульчик, что отлетел до стены, ударяясь об неё с характерным звуком. Появилось резкое и жгучие желание разрушать и крушить всё, что находилось близь него. Оши пытался активно успокоиться, проговаривая, что это того не стоит, что всё это скоро закончится и придёт в норму. Даже неодушевлённые предметы его сейчас так выбешивали, что он невольно мог разламывать, бросать или бить их.       Через пару минут Эрр скатился по двери запрокидывая голову, злоба постепенно отступала, а запах трав пробиваясь в нос расслаблял напряжённый от всех насущных проблем мозг. В голову начали лезть навязчивые мысли о той самой птице, что парень так и не удосужился добить. Решение этой всей ситуации было наипростейшим, но даже такое действие он не мог выполнить. Что-то ему не давало совершить убийство. Снова и снова останавливая перед самым ответственным моментом, разрывая сердце изнутри. Это всё казалось таким тупым и неправильным. Ни одно существо не заслуживает боли, а эта птица так хватается за жизнь. Но с другой стороны, обязан ли он подвергать себя опасности ради какой-то еды? Вдруг тело само вздрогнуло. Казалось, что он вновь оказался заточён в слабых объятиях, словно через это действие слышались безмолвные мольбы о пощаде и спасении.       Эрр снова и снова повторял: «Эррор, хватит нести ересь. Это просто очередная жертва. Просто животное, которое нужно убить. Тебе не нужны проблемы». Но явно что-то внутри отстаивало свою позицию, переубеждая в обратном. Окончательно устав биться за здравый смысл, парень отлип от двери и доковыляв до травяной кровати, завалился на неё. Назойливые мысли всё так же лезли куда не просят, но он стремительно игнорировал их постепенно проваливаясь в сон.       Ночь для Оши была достаточно беспокойной. Ему снились какие-то странные сны, которые нельзя охарактеризовать, как кошмары, они больше тревожные. Он периодически просыпался и после третьего подобного пробуждения, парень решил даже уже не пытаться вновь заснуть. Его голова с самого утра всё так же была заполнена вчерашними раздумьями и проблемами. Его это начинало бесить, ведь нигде он не мог скрыться от этого. Даже сон его словно бы выбрасывал в реальность, проецируя внутри всё те же проблемы. Окончательно слетев с катушек Эрр начал спешно собираться.

      На этот раз он не собирается оставлять свою головную боль в живых.

      Раннее утро. Все ещё спят. Поэтому всё, что можно слышать выходя за пределы уютной комнаты — это сопение и зазывание ветра в длинных коридорах. Выйдя из дома через чёрный вход, предварительно пробравшись, через завалы старых вещей, что были оставлены по причине неисправности или ненадобности, Эррор смог выйти к границе леса. Шаг его был быстрый и чёткий, словно отбивающий марш смерти. Птицы стихли, и, как в первый раз, принялись наблюдать за происходящим в ожидании кровавого часа. На лице охотника не было ни улыбки, ни грусти, ни печали. Он будто надел маску, которая скроет все его душевные протесты и терзания.       Наконец злосчастное дерево, что лениво покачивало молодыми ветвями под завывание утреннего ветра. Рассвет, что виднелся из-за деревьев, окрашивал небо в разнообразные оттенки красного, нагнетая и так не самую приятную атмосферу. Ведьмак крепко сжимал в руке решение проблемы. От лезвия на зелёную и слегка пожухлую траву отражался красный отблеск рассвета. Словно на нём уже была кровь и она равномерными и густыми каплями стекала по металлу на зелёный ковёр.       Птица проснулась от резкого стука о пол. Ели открыв глаза, от слабости во всём теле, он заметил воробья, что со сломанным крылом бился о деревянные стены. Казалось, что ещё пара ударов и птица попрощается с жизнью. Трепыхание маленькой дичи закончились в тёмном углу, куда лучи нового солнца не смогли проникнуть. Но Инк и не хотел видеть картины, он понимал, что больше эта пташка не сможет щебетать и радоваться жизни. Она мертва. А тело самого мальчишки слабо, голова идёт кругом, будто ещё одно движение и он, как и птичка ударившись о деревянный пол не сможет боле открыть глаза. Инк сидел и молча смотрел на тёмный угол. Тело становилось тяжёлым и таким неуправляемым. На языке чувствовался сладкий привкус яблок, отчего на ум приходили то мама, то «спаситель».       Эррор без малейших раздумий принялся лезть выше к клетке, в которой заточена его жертва. Открыв дверь, от чего та хлопнула по тёмному углу, из-под двери послышались тихие писки, а после растеклась небольшая лужица алого цвета. Мальчишка с трудом поднял голову на неизвестного. В его глазах читалось смирение со своей судьбой. Инку, начало казаться, что всё идёт правильно, и этого избегать всё ровно не позволит не состояние тела, ни сам всевышний, что казалось играет с его несчастной душонкой. Однако тело всё же подрагивало, собирая последние силы на хоть какие-то действия против происходящего.       Ведьмак за пару шагов оказался около пташки, после чего поднёс остриё кинжала к его горлу. Лицо его не выражало злобы или агрессии, словно всё та же маска продолжала держаться на его лице. Он не сомневался это должно произойти сейчас. Парень готов окунуть свои руки в невинную кровь вновь, даже если после этого охотник возненавидит себя. Но зато его душевным страданиям придёт конец, как и птице, этой проклятой причине его нахождения здесь.