Анекдот от Леона Куваты.

      Вместо приятного пробуждения Дайю грубо столкнули с его же кровати. По классике должны последовать бесконечные претензии, но Ишида ничего так и не сказал.       — Ты кто? — Всё же через долгие секунды неловкой тишины Ишида заговорил. Нихуя себе. Ночью Дайя не мужик, а одна мечта, а сейчас «ты кто?». Обидно на самом деле.       — Муж твой.. — бубнит Овада, расстроеный столь неприятным утром. — не очень вежливо толкать меня с моей же кровати.       Ишида, осмотрев помещение понял, что действительно не у себя дома. Событий ночи он не помнит, ровно так же он не помнит и то, как оказался тут. Незнакомец хоть имел приятный голос и внешность, но особо к себе не располагал. Школьник не понимает, как умудрился оказаться в постеле незнакомого мужика, но искренне надеялся, что его очко осталось целым. Благо, болит у него только голова и немного живот, а в жопе боли нет, можно вдохнуть с облегчением. Он опустил взгляд на своё тело и мысленно ужаснулся тому, что на нём была не его одежда.       — Где моя одежда?       — Сейчас принесу, потом отвезу тебя домой. Можешь воспользоваться душем, если хочешь. — Овада покинул комнату, оставив ничего не помнющего мальчишку думать о том, как бы объяснить Киётаке свои ночные похождения. На деле же Така так и не заметил отсутствие и впервые в жизни не выспавшись он шагал в академию, сутулясь от усталости, ведь всю ночь он готовился к пересдаче, потому что препод изо всех сил будет стараться ещё раз завалить его. Вредный мужик он всё-таки, по-любому будет спрашивать вопросы по непройденным параграфам.       Минуты, проведённые в душе он не запомнил, тупо упёрся лбом в колени, сидя в ванной, пока та наполнялась водой. Он почти уснул, но Овада вовремя постучался в дверь, дабы отдать ему высохшую на батарее одежду, которая была на удивление чистой, и когда Киёндо переоделся его обычно комфортная одежда казалась ему не такой удобной по сравнению с чужими широкими вещами. Хотелось бы ещё поваляться, но не особо хочется делать это в чужой квартире с каким-то подозрительным мужиком, но по пути домой сонливость испариться и весь кайф ото сна тоже, это только сильнее угнетает.       И он удивился ещё раз, когда узнал, что связался с байкером. Отец не разрешает ему покупать байк, но ему уж очень хотелось адреналина во время поездки на высокой скорости, поэтому он издаёт недовольное «тц», когда Дайя протягивает ему шлем. Безопасность способна потупить эмоции от езды, о чём он без колебаний говорит.       — Малой, я все равно с тобой гонять не буду, так что молча надевай и садись. — спокойным, но в тоже время приказным тоном произнёс Овада, но такие «приказы» лишь больше раззадоривает и слегка злит Ишиду.       — Да какой смысл тогда от байка, если не гонять на нём? Не будь кайфоломом! — протягивает последнее предложение Киёндо, но все равно принимает, не имея сил больше спорить и доказывать что-то. — в пизду, сразу в школу поехали.       — Без учебников в школу собрался? — Дайя вопросительно изогнул бровь. — если ты волнуешься, что я расскажу о твоих «приключениях» твоим родителям, то я не собираюсь подставлять тебя.       — Расскажешь что-нибудь отцу — я оторву тебе яйца.. — оснований верить в эти слова не было ровно столько же, сколько и выбора, поэтому ему пришлось сказать свой адрес. До начала уроков есть ещё немного времени, на последний автобус он должен успеть, и так много пропустил за последнее время.       Он зашёл в дом, благо отец должен вернуться с ночной смены только через час, а Така уже ушёл, он может забрать свои вещи и последовать примеру брата, съебав в школу. Он суёт в рюкзак учебники и тетради, некоторые из которых были даже не по тем предметам, но его это мало волновало, и закидывает в рот две мятные жвачки.       Ишида закончил свои дела дома всего за пару минут, хотел добраться до остановки, но перед входом в дом обнаружил Дайю, который, похоже, ждёт его, хоть Ишида и ожидал, что тот свалит сразу после того, как он зашёл в дом.       — Точно хорошо себя чувствуешь? Может лучше дома останешься?       — Что за опекунство? Не веди себя так, будто ты мой папочка. — Ишида щурит глаза от солнца, так как глаза до сих пор по каким-то причинам не могут отвыкнуть от темноты. — Я на автобусе поеду.       — Дурак что-ли? Тебя в автобусе захуёвит, так там ещё и сквад потных мужиков и бабок, которые лицо тебе снесут, если ты окно откроешь.       — Звучит как охуенный предлог для того, чтобы заставить меня ехать с тобой. — не став даже пытаться упросить повысить скорость, он назвал адрес школы, куда они и поехали, дабы избежать очередного звонка Киётаке.       Добрались они благо без происшествий, но после второй короткой поездки голова начала чуть кружится, Киёндо слегка пошатнулся, слезая с байка.       — Если тебя заинтересуют подробности этой ночи, то я могу дать тебе свой номер. — как бы невзначай говорит Дайя, пока Ишида теребит лямки рюкзака. Несмотря на усталость и отсутствие каких-либо признаков жизни Ишида всё ещё горел любопытством, поэтому согласился. Дайя вбивает в его телефон номер, позже сохранил и вернул телефон владельцу.       «Папочка Дайя» так себя записал в контактах Овада, Ишида хмыкнул. — какое же дерьмовое имя. — он не считал это имя плохим, просто повода подъебнуть не нашёл, но очень хотелось. — я позвоню после учёбы.       — Буду ждать. — он улыбнулся, будто не услышал подъёб в свой адрес. Он попрощался и уехал, недождавшись даже обычного «пока» от Ишиды, который до сих пор ослеплён его солнечной улыбкой. Настолько яркий, что аж тошнит. Но это не значит, что Киёндо не позвонит ему.

**************

      Как и предполагалось, учитель пытался завалить Ишимару любыми вопросами, начиная от вопросов из старых тем, заканчивая вопросами из непройденных параграфов, дежурный смог ответить на большую часть, но некоторые позабыл из-за сонливости, отчего высший балл он так и не получил, но хотя бы сдал.       Так же из-за усталости он не так активен во время дежурства, у него не было сил даже чтобы отчитать байкера за маты и бег в коридорах. Он устал не только физически, но и морально. Его обязанности выматывают его, но даже при сильном желании Ишимару не смог бы распустить себя хотя бы чуть-чуть. Он даже иногда завидовал беззаботности своих одноклассников, которые способны прожигать своё юношество без чувства вины. Как бы не хотелось это признавать, но та ночь в коттедже была бы неплохой, если бы не её завершение. Ему хочется свободы, действовать, а потом уже думать, не думать о последствиях, а следовать за тем, что веселее. Ему хочется быть наглым и своевольным. Как Овада например. Потому то он ему и не нравится, потому что стал первым человеком, который сумел вызвать чёрную зависть у педанта. И сколько бы он не говорил об ужасном поведение байкера, он бы всё отдал, чтобы быть таким же.       Он бы всё отдал, чтобы хотя бы уроки прошли спокойно, но Мондо обязательно надо было смешать воду с высококонцентрированной серной кислотой и произошёл небольшой взрыв. С вероятностью в сто процентов он сделал это специально, потому что подобрать пропорции, способные вызвать взрыв, нужно ещё постараться. Ишимару даже для вида не стал его отчитывать, потому что если начнёт, то может не сдержаться и разъебать всю академию к хуям. Даже не понятно, откуда такие приступы агрессии, но одно ясно точно: обыденность убьёт его, если он не решит что-то с этим делать.       Возможно, свободы он как раз таки и ждал после поступления, но даже оно не смогло освободить его от оков перфекционизма, ведь ошибки ему не прощали и прощать не начнут. Он в этой клетке навсегда, и вылезти из неё не сможет, потому и оттолкнул Оваду до того, как тот сделал его таким же, как он. Таким же свободным.       Агрессия обрушается на всё и вся, отчего появился риск потери последних друзей, ему явно нужен кто-то, кто страдает той же проблемой, потому что остальные считают его отношение отталкивающим. Но понять его не могут даже самые близкие, неговоря уже про посторонних. Хотя, скорее всего, это он неспособен понять остальных, ведь по закону мажоритарных голосований, сторона, к которой примкнуло меньшее количество людей, не имеет права быть.       Из-за мелкого взрыва Мондо умудрился обжечь руки, и кто же кроме Киётаки справиться с задачей отвести его в медпункт, действительно, он ведь единственный человек в классе, а байкер — раненый солдат, получивший инвалидность третьей степени в ходе военных операций. Серьёзно, неужели нельзя было отпустить Оваду одного, его и так слишком много, будто в душу въелся.       Но выбора нет, как и в течении всей жизни Киётаки, так что он проводит его, подобно ученику начальных классов. — Зачем ты сделал это? — спросил Ишимару, не поднимая взгляд с пола, продолжая идти вперёд.       — Не понимаю, о чём ты. — строил из себя дурачка байкер, выбешивая своей дуростью.       — Быть умным не значит вовремя притвориться тупым, Овада.       — Извиняй, такую целочку, как ты, очень хочется позлить, — уже раздражает не столько его поведение, сколько данное им имя. Целка. Этим словом Овада хотел назвать его невинным. Хотелось ударить его, сунуть ногу в задницу, ради такого случая он бы даже задницу Мондо со смазкой растянул до диаметра баскетбольного мяча.       — Целка.. как глупо. — выразил свои мысли Ишимару. Овада закипал. Он хочет, чтобы Киётака сделал для него исключение, переступил через себя и разбил ему ебало, сделал хоть что-то, что не соответствует его нормам. — даже «зубрила» звучало лучше.       — Согласен, целочка. — Мондо достал из кармана пачку сигарет, хоть курить ему и не хотелось, но получить замечание и пораздражать Ишимару очень даже хотелось. До ушей педанта дошло чирканье зажигалки, его нервы давали трещины.       — Убери. — он даже не обернулся, приказный тон даже заставил байкера на секунду сомневаться в том, стоит ли ему делать это. — со своим здоровьем можешь делать что угодно, но, будь добр, не заставляй других становится пассивными курильщиками.        В голову пришла глупая, но довольно весёлая идея. Овада делает большую затяжку, убирает руку с сигаретой на достаточное расстояние от лица, второй рукой притягивает дежурного за талию, прижимая к себя, дабы он не вырвался, и выдыхает дым тому в лицо. Киётака толкнул Оваду в грудь от себя, согнувший в приступе кашля, тот же хохотал, будто узнал о том, что с ними может случится всё, что придёт в мой маленький мозг и всё с ними происходящее — мои фантазии.       — Идиот.. — пробубнил Ишимару, уши которого по каким-то причинам приобрели красноватый оттенок, то ли дело было в возмущении, то ли в непривычной, несколько смущающей близости. Они продолжили идти молча, но даже тишина была для них разной: для Овады успокаивающей, а для Таки неловкой, затянутой и удушающей.       Зайдя в медпункт там никого не оказалось, так как во время уроков Цумики занята более важными вещами. Это было не в новинку и где лежит что-либо все давно знают, поэтому Ишимару с лёгкостью мог сделать перевязку сам, одновременно отчитывая байкера. Рука подрагивала при соприкосновении с холодной мазью, Мондо подшучивал над дежурным, на что тот придавил вату к больному месту, заставив его болезнено шипеть, как змея при виде опасности.       — Пх, неженка.. — бормочет педант, стараясь не смотреть в гипнотизирующие глаза напротив. Радужка Овады — две цветущие азалии, от которых так и веет неприятным ароматом тех самых вонючих цветов, которые так не полюбились Киётаке.       Он перевязывает ладонь плотным бинтом и поднял глаза на байкера. Его розоватые губы поблёскивали на свету солнца, выглядывающего из окна, глаза прикрыты, все мышцы лица расслаблены. Щёки вспыхнули от осознания, какое маленькое расстояние между их лицами, и Ишимару затянул бинт чуть сильнее, чем надо было, на что Мондо уже отреагировал.       — М? Уже всё? — задал такой глупый вопрос, подняв руку на уровне своего лица, оценивая работу педанта. — спасибо, целочка. — он улыбнулся и сунул перевязанную руку в карман плаща, покидая медпункт, в то время как Ишимару не знал, куда себя деть от переполняющих его новых эмоций. Это было что-то не похожее на чувство ненависти, но тоже ощущалось неприятно, даже может хуже, чем та же самая ненависть.       Никогда до этого проблем с определением собственных чувств у него не было, но вызванную сейчас реакцию собственного мозга он не понимал от слова совсем. Груз с плеч будто свалился на грудную клетку, поэтому так давило и создавалась тяжесть. Он бы с удовольствием поделился своими чувствами с кем-то, попросил бы совет, но засмеют. Засмеют за эмоции, за их глупое, неромантизированное проявление, так что лучше заткнуться и игнорировать стремительно нарастающие проблемы.       Придя домой он уже слышал заглушённо, будто через стену, в академии, общаясь с одноклассниками он почти их не слышал, как и дома, когда Ишида объяснялся перед ним, пытаясь отпроситься куда-то, но Ишимару пропустил всё сквозь себя, поэтому просто дал разрешение и школьник радостно поскакал по своим делам.       Он закрыл дверь на замок, небрежно кинул рюкзак между рабочим столом и кроватью и лёг на кровать боком, смотря на стену напротив. Вжимается щекой в подушку, на которой днями ранее расположил свою голову Овада. Надежды на нормальный отдых тлели на глазах, потому что байкер никак не выходил из головы.       Он вызывает водоворот ощущений и ни одно из них не было знакомым. К нему тянет, несмотря на неправильность его действий, но, блять, его нестандартное мышление и привлекает. Да, с одной стороны он — стандартное, конченное быдло, но и было в нём что-то, заставляющее хотеть быть рядом, уметь помочь ему везде, где только можно, но при этом так же быть под защитой. Хотелось быть для него таким же близким, как, допустим, Леон, хотя, нет, ещё ближе. Хотелось быть любимым и осознание желаний бьёт в голову с такой силой, что от боли хочется плакать и разгромить свою комнату. Он хотел быть ближе, но своими же руками поставил крест на даже дружеских отношениях, потому что был уверен, что рано или поздно Мондо надоест эта актёрская игра в лучших друзей и он сам сделает это, перед этим уничтожив остатки доверия внутри Ишимару. На данный момент Киётака был готов даже на худший исход событий, если это сделает их ближе.       Из его глаз потекли слёзы. Он плакал беззвучно, без всхлипов или учащённого дыхания, из его глаз будто просто течёт солёная вода. Одновременно хотелось изолироваться, чтобы никто не трогал, но так хотелось рассказать кому-то. Но за годы привыкания все желания были закрыты в дальней комнате его мозга, и прав на проявление у них нет.