Анекдот от Леона Куваты.

      — Что, прости? — Спустя пару секунд прибывания в шоке переспрашивает Ишимару. Мондо не хочет забирать слова назад. Овада устал отрицать своё влечение к дежурному, запретные желание обнять, поцеловать и выебать. Врать другим стало невыносимо, а попытки убедить самого себя в своей лжи не увенчались успехом. Сейчас подворачивается момент, в который можно говорить всё, что думаешь и нужно быть идиотом, чтобы не воспользоваться им.       — Я хочу тебя поцеловать. — Он повторяет более уверенно. В идеале сейчас должна произойти страстная долбёжка в дёсна, но такого продолжения не следует. Вообще ничего не следует, бесы отплясывают лезгинку на нервной системе байкера. — Не знаешь, что сказать? Вот и я тоже не ебу.       — Мы можем поговорить с тобой об этом, если хочешь. — Предложил Киётака. Он сам не понимает, почему не скажет, что хочет того же. Его слегка потряхивает от предстоящего разговора и внизу живота тяжелеет. Меньше всего педанту хочется, чтобы байкер отказался от предложения поговорить.       — Было бы неплохо.       — У тебя были ещё какие-то подобные мысли? — Мондо без раздумий согласно кивнул. — Что ещё приходило тебе в голову?       — Ты будешь ругаться, если узнаешь. — Мондо ухмыляется и тянется к лежащей на столе пачке сигарет, понимая, что не курнув разговаривать нормально он не сможет. Ишимару злобно зыркнул на него и рука байкера остановилась в воздухе на половине своего пути. — Иши, нет. Если я сейчас не покурю, то диалог закончится на этой же ноте.       — Ты можешь и потерпеть. — Овада усмирённо выдыхает, скрещивая руки на груди. Мондо, подобно ребёнку, который должен рассказать маме про разбитое им окно, опускает взгляд в пол. — Я чувствую, что ты хочешь что-то сказать.       — Можно хотя бы за руку тебя взять? — Байкер говорит едва ли слышно, смотря на Киётаку из подлобья. Педант удивляется смущению Овады, но аккуратно кладёт свою руку поверх чужой ладони, бережно переплетая их пальцы. Они оба сейчас умрут от нехватки прикосновений, хоть и стараются не показывать этого.       — Теперь ты можешь рассказать мне всё, что думаешь?       — Если обещаешь, что не будешь ржать. И бить тоже не надо.       — Я не буду смеяться, а уж тем более бить тебя. — Пообещал Киётака, ещё не знает, что он сейчас услышит, но от предвкушения коленки подкашиваются.       — Ну, ты мне снишься к примеру. Иногда эти сны с не очень приличным содержанием, если ты понимаешь, о чём я. Я начал ходить на уроки только для того, чтобы на тебя посмотреть. И думаю, что между гигантскими сиськами Эношимы и твоими я бы выбрал твои. А ещё я злюсь на Леона за его шутки про нас с тобой не из-за того, что я так яро ненавижу пидоров, а потому что понимаю, что он прав.       Мондо замолчал, понимая, что наговорил очень много. Ишимару, не зная, как ответить, спустя пару секунд молчания выдаёт: — Про грудь Эношимы было лишнее.       — Не переводи тему, суть ты понял. — Ишимару чувствует, как хватка усиливается почти до хруста костей кисти. — Чёрт, мне теперь так стыдно. Прости. — Он закрывает глаза свободной рукой, сгорая от стыда, смущения и страха.       — Всё в порядке, тут нечего стыдиться. — Поглаживания по тыльной стороне ладони действуют успокаивающе. — Мондо, — осторожно зовёт Киётака, в ответ получая лишь вопросительное «м?». Произнесённое педантом имя отзывается щекочущим чувством где-то под рёбрами, — посмотри на меня, пожалуйста. — Ласковая просьба разливается теплом по телу, заставив байкера выполнить её. Овада смотрит глазами, полными обожания на Ишимару, внутри которого разгорается смелость и желание не только сказать о своих чувствах, но и показать их. Дежурный поддаётся вперёд, накрывает чужие губы своими, слегка сминая их и кладёт свободную руку поверх щеки выбитого из колеи Мондо. Мгновения назад он желал зашить свой рот, чтобы больше ничего подобного не вырывалась из него, но сейчас он не способен жалеть и думать о чём-то кроме мягких, тёплых губ, которые так нежно касаются его в поцелуе. Овада притягивает парня за шею ещё ближе, их пальцы всё ещё сжаты в замок. Язык байкера «скользит» по верхней губе педанта, вырывая из его рта сдавленный, тихий стон. Мондо отстраняется с извинениями, считая, что торопит события и углублённый поцелуй — это слишком для неопытного Киётаки. Слишком много извинений за несколько минут. Слишком много Ишимару. Слишком много прикосновений. Мозг Овады вот-вот расплавится. Дежурный смеётся от того, как сильно покраснел Мондо, от осознания, что и сам он наверняка выглядит так же. Смеётся, не объясняя причину: шутку в голове смешную пошутил.       — Думаю, на сегодня учёбы хватит. — Заключает Ишимару, упираясь лбом в широкую грудь байкера. На полу виляет хвостом Чак, потираясь головой об ногу Киётаки, по собачьи быстро дыша и высунув язык, звеня ошейником.       — Посмотри, ты ему нравишься. — В подтверждение слов хозяина балонка поднимает передние лапы, цепляясь ими за икры Ишимару. Тот не сдерживается от того, чтобы погладить собачку по маленькой голове, положив её перед этим к себе на колени.       Чак облизывает пальцы, оглаживающие его мягкую шерсть. Мондо впервые за долгое время чувствует себя спокойно. Будто все годы «до» он жил только для того, чтобы сейчас сидеть и умилённо любоваться двумя очаровательными комочками личного счастья.       — Раз уж мы уже закончили, почему бы нам не сходить в одну кофейню? Там делают божественный горячий шоколад. — Предлагает Овада, прервав уютное молчание. В голове всплывают воспоминания того дня, когда он звал Киётаку в эту же кофейню ради спора, а тот его послал.       — Я только за! — Ишимару широко улыбается, — только оденься теплее. Уже холодает. — Мондо кивает, направляясь к шкафу в поисках того, что можно надеть поверх майки.

*************

      Горящие щёки покалывает от бьющего в лицо холодного ветра, ладони греются об тёплый, картоный стаканчик с горячим содержимым. С неба валятся снежинки, накрывая землю новым слоем снега. Темнеет рано, небо усыпано звёздами, Киётака улыбается, силясь вспомнить, когда в последний раз он был так спокоен. Наверное, до появления в его жизни байкера.       — Знаешь, когда два человека попадают под дождь — это значит, что их ждёт счастливая совместная жизнь. — Как бы невзначай проговаривает Овада, делая глоток горячего шоколада. — Мы ведь с тобой попали под дождь как-то раз, помнишь? На хате у Миоды.       — Это когда ты мне нос разбил и в моё окно залез, чтобы извиниться? — смеётся педант, вспоминая, как отмывал рукава от собственной крови в тот вечер.       — Ага, именно тогда. — С тоской в голосе согласился Мондо. — Прости за это. Я столько тупых вещей за последние полгода сделал, а надо было просто признаться. Я такой еблан, стыдно ебать.       — Не ты один. — Киётака ткнул локтем в бок Овады, посмеиваясь. — Сначала я рыдал, думая, что я влюбчивый идиот, потом даже резаться пытался. Надеть белую форму с облегающими рукавами поверх порезов — не самая лучшая идея. — Он горько усмехается. — Но, пожалуй, самым тупым был наш побег из обезьяника. Отцовский, прости Господи, пиздюль я в жизни не забуду.       — Я на тебя плохо влияю. — Мондо комментирует мат из уст педанта и устремляет взгляд себе под ноги. Они стоят под вывеской кафешки, по инициативе байкера, желающего поговорить без лишних глаз, ибо заведение было набито посетителями. — Мне жаль, что тебе пришлось терпеть это из-за меня. — Овада говорит так тихо, чтобы это услышал только Ишимару, будто в его раскрытую нараспашку душу может войти кто-то посторонний.       — Я не жалею, что так вышло. И уж тем более не виню тебя в произошедшем. — Он выкидывает одноразовый стаканчик в мусорное ведро рядом с дверью в здание. Мондо делает тоже самое, кидая куда-то мимо ведра, надеясь, что дежурный этого не заметил. — Я ведь люблю тебя. Хоть ты и ведёшь себя, как полный придурок.       Мондо обнимает талию Киётаки свободной рукой, прижимая к себе, и целует в губы, вторую руку кладёт ему на щёку, поглаживая кожу большим пальцем. Такое резкое действие вызывает немалое удивление у Ишимару, но он все равно податливо прижимается в ответ. Он не знает, куда девать руки, поэтому неловко положил их на шею байкера, обжигая своим холодом.       Овада выпускает его из неполноценных объятий, берёт его ладошки в свои и подносит к лицу, согревая своим дыханием и трёт пальцами покрасневшую кожу. — Холодный, как ледышка. Прогуляемся? Стоять на месте холодно.       — Ты только что поцеловал меня на людях? — Киётака смущён и шокирован одновременно, прекрасно зная, как тяжело ему даётся публичное проявление любви. От шока он пропустил мимо ушей предложение об прогулке, байкер цокает языком и закатывает глаза.       — Это вопрос или утверждение? — пробубнил Мондо. Его щёки покрылись румянцем, списаным на леденящий холод. — Пошли уже.        Сердце Ишимару пропускает удар, когда Овада берёт его за руку и бредёт в прямом смысле куда глаза глядят. Мондо пытается скрыть своё смущение, что получается у него очень плохо, но педант понимающе не указывает на это.       — Я придумал! — спустя какое-то время вновь подаёт голос байкер. — Пойдём кататься на коньках?       — С учётом моей удачливости я упаду и какой-нибудь трёхлетний ребёнок переедет мне пальцы своими крохотными коньками.       — Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы ты не наебнулся. — Он поднимает два пальца вверх в клятвенном жесте.       Как оказалось, сразу встать на коньки возможно только в фильмах про любовь, наркоту и фигурное катание. В реальной жизни проблемы начинаются, стоит Киётаке оказаться на льду. Его колени трясёт и ноги разъезжаются от попыток не упасть, равновесие он до сих пор сохраняет только благодаря тому, что Мондо держит его за обе руки. Он вцепился в руку Овады, будто это его спасательный круг (в данный момент так и есть) и отказывается проезжать без байкера.       Овада терпеливо ждёт, когда Ишимару сможет хотя бы нормально стоять самостоятельно, не торопит и не подгоняет, позволяя расслабиться. — Вот видишь? Я же говорил, что у тебя получится. — Ох, эти слова становятся огромной ошибкой. Как только до педанта дошло, что он уже как несколько секунд стоит без опоры — его тело будто парализовало и начинает пошатывать. — Осторожно! — Мондо прижимает дежурного к себе прежде, чем тот успевает упасть. — Простофиля блять, я чуть не обосрался. — Он зарывается носом в наудивление мягкие волосы, вдыхая приятный запах мужского шампуня (который наверняка имеет глупое название по типу «медвежья мошонка»), прикрывает глаза и целует колючую на вид макушку. — Тебе холодно? — Он почувствовал вибрацию, будто Киётаку поставили на безвучный режим.       — Не-а, всё в порядке. — В противовес словам зубы стучат друг о друга от холода. Овада снимает на отъебись завязаный шарф со свой шеи и старается нормально завязать вещицу уже на дежурном, огромные, алые глаза которого следят за этим процессом. — Замёрзнешь же. — Недовольно проговаривает Ишимару и отводит взгляд, когда Мондо смотрит на него взглядом а-ля «ебать какой заботливый».       — Давай ты сейчас попробуешь проехать пару метров сам? У тебя всё выходит, пока ты не думаешь о риске падения. — Всё же настаивает байкер, прожигая педанта пытливым взглядом.       — Пора тебе уже признать, что я тот ещё бездарь в сфере фигурного катания.       — Но это не так! Я ведь рядом и в случае чего поймаю тебя. Ты лёгкий, как облачко, ты вкурсе?       — Облако весит несколько десятков тонн. Это происходит за счёт понижения температуры на большой высоте.       — Допустим. А как высота вообще связана с температурой, а уж тем более весом облака? — Овада забалтывает Киётаку, осторожно отпуская его руки и отъезжая чуть чуть назад. Потом ещё дальше, до тех пор, пока между ними не возникает пропасть длинной в один метр, поглощающая все их слова, не позволяя слышать друг друга и заставив Ишимару неосознанно двинуться с места, проезжая не большое расстояние без падений и помощи. Байкер внутренне ликует, но ничего не говорит, понимая, что возможность побесить дежурного у него ещё появится, и не раз. Он разводит руки, приглашая в свои объятия. Киётака охотно поддаётся вперёд, утыкаясь холодным носом в изгиб шеи.       — Я ведь так и не сказал тебе об этом прямо. — Устно рассуждает Мондо, заставив парня посмотреть ему в лицо.       — Что?       — Я охуеть, как люблю тебя, целка.