sted.d — иду за тобой
Первой фразой Коли в воскресенье становится: — Если вы там трахаетесь, то я жду десять секунд и вхожу. Его голос звучит приглушённо из-за плотно прикрытой двери, и Ване лень слезать со второго этажа, тем более, что он только устроился с макбуком на коленях, потому парень кричит: — Заходи. И видит Колю, который чуть напряжённо заглядывает в комнату, осматривая её и, видимо, не находя ничего подозрительного, уже открывает дверь шире, заходя внутрь. На нём спортивная широкая курточка и свободные серые штаны, а его волосы растрепались немного из-за ветра; на губах — вымученная, но улыбка, а в глазах всё ещё плещется тоска, просто уже не такая сильная и очевидная. Коля бросает небольшую сумку на свою кровать и подходит к Ване, тянется к нему, отчего Бессмертных наклоняется вниз, обвивая чужую шею руками, вдыхая запах парфюма и улицы. Коля холодный, из-за чего по рукам пробегают мурашки, но Лебедев быстро отстраняется, смотрит как-то слишком внимательно, а потом спрашивает в своей привычной ленивой манере: — Как дела, Ванёк? — Да отлично всё, — ложь вырывается быстрее, чем Ваня обдумывает её. Она ложится на язык удобно и складно, так, как с десяти лет учила мама: если тебе плохо — молчи, ведь никому дела до этого нет. Ваня на маму не злится: ей было сложно. Вот только ему тоже. — А ты как, бро? — Я держусь, — и это кажется искренним и правдивым. Коля снимает верхнюю одежду, вешая её в шкаф, а после идёт разбирать сумку. Достаёт первым делом бутылку домашнего вина и упаковку с молочным улуном. Ваня от такого вперёд поддаётся: они обычно пьют пакетированный чай, а тут Коля привозит один из его личных фаворитов. — Колясик, я обожаю тебя! — ради такого он отодвигает мак в сторону, слезая по небольшой лестнице вниз. Коля выглядит невозможно гордым и довольным собой, когда отвечает: — За отсос любой вопрос! — а после, не дожидаясь возмущённого «пошёл нахуй», саркастично добавляет: — сказал бы я, если бы ты не был занят. Как там Серёга? И Ваня теряется. Он не знает. — …хорошо, наверное, — сегодня Серёжа не ночевал в комнате, и Ваня не написал ему ничего. В конце концов, Серёжа взрослый человек, который не нуждается в контроле. Он пришёл около десяти утра, сходил в душ, переоделся, взял книжки и опять ушёл, скорее всего, к Славе или Амине. Потому Ваня ни к кому из них не пошёл, тем более, Коля написал ему с утра, что приедет днём, так что Бессмертных хотел встретить друга и убедиться, что тот в порядке. С того момента, как Ваня под утро проснулся в объятьях Серёжи, он не сказал ему ни слова. Не написал ничего. Даже вечных тик токов в личных сообщениях не было. Они просто решили молчать. — Наверное? — переспрашивает Лебедев. — …ага. Коля отвлекается от своих вещей, которые он пытался аккуратно сложить в шкаф, и с недоумением на лице поворачивается к нему. Хмурится несильно, подбирает слова, но, видимо, сдерживаться не получается, потому выдаёт: — Что у вас произошло? — выглядя таким заинтересованным и участливым, что Ваня ему верит. Это же Коля. Коля, который делает за него лабораторные по информатике, вечно по вечерам заваривает чай и громко включает аниме, заставляя смотреть его вместе с ним. Он замечательный, и Ваня доверил бы ему свою жизнь, но… Бессмертных не привык рассказывать кому-то о своих проблемах. Засунь эмоции подальше, натяни на лицо улыбку и постарайся казаться не таким разбитым, даже если единственное, что хочется — это навзрыд плакать. Вот, как делает обычно Ваня. — Если ты не хочешь говорить, то не нужно, Вань, — и Коля приобнимает его за спину, ведя в другую комнату. — Пошли, чай выпьем. Наверное, на одном кофе тут жил без меня. И это не совсем правда, но Ваня кивает, следуя за тёплой рукой меж лопаток. Молочный улун по вкусу сливочный и приятный, и парень добавляет туда одну ложку сахара, потому что он любит сладости. На полочках лежат остатки печенья, и они с Колей делят их, кутаясь в аромат и тишину, что отнюдь не кажется напряжённой, а наоборот, тихой, ожидающей. Ваня решается несколько минут. Он не знает, с чего начать, но, наверное, стоит с того, что его смутило? — В общем, мы пошли на свидание, — выдаёт Ваня, и Коля давится, кашляет сильно, пока парень хлопает его по спине. — Оу, это же хорошо? Нет? — хрипло выдаёт Коля, отпивая немного чая, чтобы смочить саднящее горло. — Да, но и… нет, — проводя рукой по волосам, отвечает Ваня, ничего больше не добавляя. Он прячет смущение и страх за чёлкой и белой кружкой с надписью «no tea, no work», которая является подарком Коли на какой-то незначительный праздник в прошлом году. — Объясни, Ванёк, я тебе не экстрасенс, чтобы по ауре угадывать, как Серёжа обосраться успел, — саркастично говорит Лебедев, откидываясь на спинку стула. — Нет, он… он не совсем обосрался, это… это сложно, бля. — Ну, никто не говорил, что чувства — это легко. Знаешь, люди, которые нам симпатичны, обычно приносят больше всего проблем, но мы всё равно за них цепляемся, потому что эти проблемы не сравнятся с тем, что мы ощущаем, находясь рядом с ними, — и его голос звучит удивительно сломано, надрывно. Он говорит так, будто бы совсем недавно осознал эту истину, но осознание это было болезненным и печальным; Ваня не хочет думать о том, что чувствовал Коля, когда на похоронах дедушки сквозь размытое изображение перед глазами взирал на полное и бледное лицо любимого человека в последний раз. Когда-то его дедушка смеялся до красных щёк и морщинок вокруг глаз, а больше… больше не засмеётся. Вообще ничего. И вот, что действительно печально. Смерть неизбежна, всё остальное решаемо. Ваня просто боится решать проблему и откладывает её. И разум осознает глупость такого поступка, а сердце всё равно не решается что-либо предпринять, останавливая его от сообщений Серёжи. — Прости, тебе, наверное, не особо приятно слушать подростковый пиздёж, — виновато говорит Ваня, смотрит сквозь чёлку на Колю, что выглядит поникшим, но уверенным. — Нет, всё нормально, — он мягко улыбается, берёт в свои руки одну Ванину, сжимает мягко, — это даже полезно будет. Ваня кивает. — Дело в том, что я испугался, — начинает он. — Серёжа организовал всё хорошо, был таким вежливым и тактичным… — Погоди, что? — смеётся Коля. — На него совсем не похоже! — Я тоже так подумал. Но не в этом проблема! — А в чём? — склоняя голову набок, спрашивает Лебедев. — В том, что я вёл себя точно так же. — Теперь понятно, — кивает Коля. Он отпускает руку Вани, отпивает чай из кружки с изображением Мадары и кандзи его имени на японском, а после, покусывая нижнюю губу, неуверенно тянет: — А свидание тебе хоть понравилось? — Оу, да… конечно, да… Серёжа сделал всё очаровательным, — поспешно отзывается Бессмертных. — Дело в том, что вы повели себя как два придурка пубертатных, которые хотели показаться лучше, чем они есть? — без обиняков констатирует парень. — …да, — неохотно соглашается Ваня, допивая свой чай. Он остаётся приятным послевкусием во рту и на губах, и Ваня некстати вспоминает губы Серёжи, ощущающиеся как травка и вино, как спасение и неизбежность, как самое лучшее, что только было в его жизни. — Ну, смотри, — Коля выставляет ладонь, начиная загибать пальцы на каждом пункте, что он озвучивает. — Во-первых, разберись в том, что чувствуешь ты. Во-вторых, пойми, нужны ли тебе сейчас отношения и нужны ли они Серёже. Хотя бы предположи. И, в-третьих, поговори с ним. План кажется простым и выполнимым. Однако не всё идёт так, как хочется. Коля делает домашнее задание, пока Ваня в наушниках смотрит третий сезон Kimetsu no Yaiba, и тот в итоге забивает на философию и присоединяется к нему, закутываясь в мягкий плед и хрустя чипсами с крабом. Они сидят так до самого ужина, идут вместе в столовую, встречаясь там с друзьями, среди которых есть Серёжа. Он выглядит немного расстроенным, но сосредоточенным, намеренно не обращает внимание на Ваню и садится подальше от него. Ваня делает вид, что его это не волнует. Он подкладывает побольше овощного салата Амине, которая кажется такой подавленной, шепчет ей всякие милые глупости, убеждая, что никому из них нет дела до того, сколько она ест, и сам Ваня осиливает кинг сайз Джамшутика и может попросить добавки — ему не стыдно. Амина, кажется, после этого немного расслабляется, потому что перестаёт сортировать еду на тарелке и что-то, наконец-то, съедает. Они делают вид, что не следят за ней, но, на самом деле, за Амину каждый из них волнуется (даже Ярик, хоть он редко бывает по-настоящему заинтересованным в диалоге). За разговорами и шутками, обсуждением той новости, что Оксимирон завёл тик ток (— «яхонтовые вы мои» — кто так, блять, говорит? — вопрошает Слава), новых серий аниме и прочего проходит ужин. Ваня с Колей идут смотреть дальше, а Серёжа присоединяется к Ваде, с которым они делают какой-то проект по философии (вернее, делает его Вадя, Серёжа там за компанию). Возвращается Пешков уже около двенадцати, когда Ваня ворочается в своей кровати, слушая тихое сопение Коли и ощущая пустоту внутри. В тот день он не приходит к какому-либо решению, но у него впереди ещё есть много времени. Что же. Серёжа его избегает. Ваня избегает Серёжу в ответ. Хотя, наверное, их стоит поменять местами, потому что это Ваня сбежал утром от тёплых объятий парня, его кудрявых волос, в которые так приятно зарываться носом, и мягких рук. Ваня умудряется делать всё домашнее задание с Колей, который не задаёт лишних вопросов и поддерживает взглядом участливым и невозможно нежным; он даже умудряется разобраться в этерах и сложных эфирах, что удивительно, так как в химии он не был силён. Так продолжается до пятницы. Серёжа зависает с Яриком, Вадей и Славой в их комнате, Ваня сидит с Колей и иногда Аминой. В пятницу Хироку даёт им парную работу, распределяя их случайным образом (чтобы люди с разным уровнем английского научились взаимодействовать). В пару Ване попадается Слава, и он благодарит всех Богов, которых может вспомнить, потому что было бы очень иронично, если бы это был Пешков. Слава выглядит довольным. У него по английскому чудом выходит четыре, но он не слишком в нём разбирается, а Ваня в последнюю неделю только и делает, что учится, да на баскетбол ходит, который Серёжа пропускает. — Ай донт ноу зис тема, сори, — со смешным акцентом говорит Бустеренко. — Nothing wrong, i learned everything yesterday, — отвечает Ваня. Они составляют диалог на тему любимого праздника, так как совсем скоро День святого Валентина, но Ваня не то чтобы очень вдохновлён им. Работа проходит весело и увлекательно, реплики складываются в полноценную содержательную беседу, и Хироку хвалит их, когда они рассказывают то, что придумали (Славче больше читает, но ему простительно). И пока другие пары представляют свои работы, Слава пододвигается ближе к Ване и спрашивает участливо: — Ванёк, ты в порядке? — и Бессмертных теряется, не зная, как ему следует реагировать, ведь, конечно, он в полном порядке. Ничего не произошло. — Конечно, — но звучит это, как враньё. — Знаешь, я люблю Серёгу, но он чуть-чуть нас подзаебал. Поговори с ним, — и Слава, кажется, в курсе. Ване думается, что они все знают о том, что между ними происходило, и паника, поднимающаяся с желудка по пищеводу, не успевает дойти до горла и перерасти в тошноту. Ваня блокирует её ещё внизу, внушая себе, что это не страшно. Если они хотят встречаться, люди будут знать, потому что Серёжа не умеет быть не очевидным, а Ваня иногда слишком громкий и прямолинейный. Он кивает Славе, ничего не обещая. Этот самый разговор висит Дамокловым мечом над ним, и Ваня планирует осуществить его на выходных, но не может подобрать ни одну фразу, а потом узнает, что Серёжа едет домой на День рождения Майкла. А потом им устраивают самостоятельные, Виталий Петрович на тренировках гоняет до седьмого пота, и сил хватает лишь на то, чтобы выпить чай и завалиться спать. Серёжа всё так же избегает его, хоть чем больше времени проходит, тем больше взглядов на себе ловит Ваня. Они украдкой, горячие и обречённые, и Бессмертных их понимает. В конце концов, решительность перекрывает страх, и на химии, пытаясь вслушаться во все производные карбоновых кислот (ему, вообще-то, всё равно), Ваня пишет сообщение. Впервые за две недели. дипинсайд предлагаю обсудить кое-какую информацию в туалете после химии жожофакдипинсайд ???? привет дипинсайд да, привет … как ты? Ваня видит, что Серёжа начинает писать сообщение, потом останавливается. Снова начинает писать. Выходит на минуту из сети. Он оборачивается на Пешкова, что сидит сзади по диагонали вместе с Вадей, который что-то ему шепчет, а потом возвращается к телефону. жожофакдипинсайд честно говоря, не очень. а ты? дипинсайд тоже И это правда. Серёжи не хватает. Его тупых шуток, его касаний, его мемов в тик токе. Его присутствия в жизни Вани. Он даже не замечал, что так привык к тому, что один кудрявый и наглый парень вечно находится рядом, зато, потеряв его, осознал свою потребность в нём. жожофакдипинсайд думаю, мы достаточно потрепали друг другу нервы. дипинсайд да. Урок тянется ужасно медленно, а внутри зарождается предвкушение и ожидание. Страха нет, что удивительно, но, наверное, он настолько устал бояться, что стало всё равно. Когда наконец-то звучит спасительный звонок, Ваня срывается со своего места, судорожно запихивая вещи в рюкзак. Он выходит из кабинета и разворачивается к туалету, как чувствует тёплую руку на своём запястье. Обернувшись, Бессмертных встречается с внимательными карими глазами Серёжи, такими привычными и до каждой крапинки родными. — Пошли, — кидает он, и это первая фраза за две недели, адресованная лично ему. Они идут в туалет, чувствуя взгляды друзей на спинах, и Ваня почти уверен в том, что те надеются на хороший исход. Ваня тоже надеется. С каждым шагом внутри зарождается теплое предвкушение, а мыслей в голове становится всё меньше, и он до сих пор не придумал единую модель своего поведения. Если бы это было так же легко, как диалог про праздники, Ваня бы не ждал долгие недели, но это сложно. Внутри пусто и пахнет мылом, Ваня опирается на стену, вымощенную приятной голубой плиткой, пока Серёжа становится напротив него и оглядывает пристально снизу вверх. — Что ты хотел? — спрашивает он. И это не лучшее начало. Совсем. Но лучшего не будет, так что Ваня, внезапно разозлившись, выдаёт: — Да ничего такого. Просто узнать, почему ты меня две недели игнорируешь! — он повышает голос, подходя на шаг ближе. — Хм, может, потому что ты позорно поджал свою тощую задницу и сбежал, неспособный принять ответственность за свои же фразы? — саркастично отвечает Серёжа. Его щёки немного краснеют, а зрачки расширяются, и он тоже подходит вперёд, к Ване. Одиноко ли луне? Я — луна, а ты — солнце. Фразы появляются в его голове не внезапно, нет, Ваня помнил, что сказал их, и они были искренними. Ваня не отказывается от своих слов. — Я могу принять ответственность! А вот ты почему-то решил выставить себя тактичным долбоёбом, хотя я знаю, что ты обычный долбоёб! Нахуя? — И он чувствует, как его лицо и шея пунцовеют, а вены на шее набухают. У Вани немного подрагивают руки, и он сжимает их в кулаки, царапая короткими ногтями ладони. — Да потому что я хотел тебе понравиться! — Взрывается Серёжа. Он злой и раздражённый, и он не был готов к тому, что на него будут наезжать, потому что да, блять, он знал, что проебался, не нужно на это указывать ещё раз, он в курсе. — А давал я тебе просто потому, что ты ебёшься классно, да? — О, я классно ебусь? — Да, блять, но не только это! — И до Вани, кажется, доходит, что он сказал, потому что вся злость испаряется так же быстро, как и появилась, оставляя после себя смирение и усталость. Он так долго хотел поговорить, что, начав диалог, сказал вовсе не то, что хотелось. Ванечка взрослый мальчик. Ванечка знает, что такое отсутствие отца в жизни, селфхарм, неуверенность в себе и принятие того, что ты отличаешься от других детей, которые не разочаровывают своих родителей. Ванечка позиционирует себя как взрослого. Но отчего он ведёт себя как подросток с бушующими гормонами? «Потому что ты и есть подросток», — шепчет ему на ухо подсознание. Хочется закурить, но он бросил. Хочется сорваться и вырезать на коже пару слов, как олицетворение чувств, что разрывают его, но ему не пятнадцать, чтобы так делать. Хочется… — Ты мне тоже, — говорит Серёжа. И это было очевидно. Это было понятно. Ваня знал, что Серёжа тоже, но… но на душе становится так легко, что улыбка против его воли расцветает на тонких искусанных губах. Ване не нужно собирать все свои мысли и эмоции во фразу, никогда не было нужно, ведь Пешков понимает его без этого. — Мы проебались, — говорит Ваня спокойно, принимая эту истину. — Да. Но нам семнадцать — это простительно. В Серёжиных руках — успокоение и комфорт, по ощущениям как цветущие глицинии и летние закаты над небоскрёбами Москвы; по ощущениям — защищённость. И, наверное, поэтому Ваня прижимается ближе. В безопасности он не чувствовал себя очень давно. Ваня боялся своей искренности, потому что привык скрывать эмоции, но Серёжа вытащил из него то, что ему нужно было, и не растоптал. Он облагородил эту симпатию, принял и позаботился. Серёжа вёл себя как придурок, впрочем, как и сам Ваня, так что они друг друга стоят. В тот день Колясик на радостях открывает домашнее вино деда, а Славче и Вадя бегут радовать Джамшута (который волновался безумно!), оставляя у него свои деньги за еду и алкоголь. Они принимают то, что нравятся друг другу — этого пока хватает.***
sam tinnesz — play with fire.
Петрович отпускает их раньше, разрешая Ване закрыть зал и занести ключи сторожу Васе. У него то ли свидание, то ли пьянка с друзьями в гараже: они не особо вникают, но это и неважно. Парни быстро переодеваются в обычную одежду и летят в общежитие, чтобы отдохнуть перед ужином и настроиться на домашнее задание, но Бессмертных не спешит: ему нужно добить сто трёхочковых. Он останавливается на восемьдесят шестом, когда слышит, как кто-то приоткрывает дверь спортзала. Серёжа входит неспешно, на плече у него висит рюкзак, а волосы растрёпаны. Он внимательно смотрит за движениями Вани, и тот забивает подряд ещё пять мячей, но мажет, не рассчитав силу удара, когда чувствует ладонь у себя на пояснице. Она ведёт вниз, забирается под спортивную футболку, проводит по вспотевшей и напряжённой спине. Ваня отстраняется. Идёт за мячом, чувствуя, как сердце пропускает удар, ускоряясь. Ещё три мяча он пробивает с разных точек, и они успешные, счёт уже девяносто четыре. Серёжа привстаёт немного, выдыхает на ухо, целуя мочку. Ваня чудом не промазывает, забивая девяносто пятый. — Блять, дай добить до сотни. Он не останавливает Серёжу, не буквально, как мог бы, потому что ему, возможно, это нравится. Серёжа стоит позади него, прижимается бёдрами к ягодицам, и Ваня, блять, чувствует его стояк через спортивные штаны, и уже становится так похуй на те пять, но… но он бросает. Коричневый баскетбольный мяч попадает прямо в кольцо, задерживаясь на долю секунды в сетке, и падает вниз. — Иди за ним, я не держу тебя, — шепчет Серёжа интимно, а губы цепляют чувствительный хрящик, покусывают. Ваня не отвечает. Он чувствует, как возбуждение растекается по телу, и на девяносто восьмом Серёжа кусает его чуть ниже роста волос, вдыхая их запах. Пиздец. На девяносто девятом у него стоит колом и руки дрожат. На сотом Серёжа вжимается в него, и Ваня даже не подбирает мяч после удара. Он разворачивается к личному бедствию, целует глубоко и влажно, напористо, потому что Пешков заебал. Лежащий в стороне гимнастический коврик приходится как нельзя кстати — это так иронично, что на нём всё и началось. Они целуются грубо, пытаясь отобрать друг у друга инициативу, кусают губы и засасывают языки. Отстраняясь, Ваня чувствует ниточку слюны меж ними, и он разрывает её, наклоняется к шее Серёжи, вылизывая её и оставляя багряные засосы. Тот, кажется, не против. Коврик не особо смягчает падение: у Вани болят немного колени, но ноги благодарят его за отдых после усиленной тренировки. Руки саднят и тянут, когда он поднимает их, чтобы стащить вниз штаны. Ваня в жизни своей таким непотрёбством не занимался, но он думал об этом ещё с того дня, когда Пешков руки его чёрной лентой связал, так что… Ваня, возможно, прочитал пару статей (конечно, в режиме инкогнито) и больше обращал внимание в порно на некоторые аспекты. И пусть это не особо хороший преподаватель, ведь в жизни всё совсем не так, но кое-что он всё-таки для себя запомнил. И воплотил бы раньше, если бы не те две недели игнорирования и ещё неделя, когда они ходили вокруг да около, но тему секса не поднимали. А Ване хотелось, вообще-то. Он прижимается через белье к чужому стояку, высовывает язык и проводит по шершавой ткани, ощущая, как та намокает от слюны. — Пиздец, — выдыхает Серёжа. Да. Ваня согласен. Он находит головку и берёт её в рот через ткань, специально не стягивая мешающую одежду, и Серёжа издаёт такой стон, что у Вани мурашки по коже проходят. Он дразнится ещё немного — мстит за чужую дурость, — пока ощущение ткани во рту не надоедает, и тянет вниз, освобождая возбуждённый член. В фанфиках говорят, что когда ты сосёшь, тебе член кажется красивым. Ваня отнёсся к этому очень скептически, но, на самом деле, да. Это правда. Бессмертных обхватывает одной рукой ствол у основания, проводит пару раз на пробу, а вторую кладёт на бедро. Серёжа над ним пыхтит и дышит прерывисто, матерясь сквозь зубы, но не ускоряет его. Сложно ли решиться взять в рот? Возможно. Но Ваня не из трусов, потому обхватывает губами головку (как было написано в фанфиках) и пытается спрятать зубы (как было написано в статьях). Она мягкая и хорошо ложится на язык; Ваня обводит её пару раз по кругу, пока не утыкает в щёку, и Серёжа кладёт свою ладонь, чтобы почувствовать свой член через тонкую кожу. Блять. — Тебе так идёт, Ванечка, — хрипло выдыхает он, постанывая, когда Ваня впускает глубже, пытаясь не подавиться. Рвотный рефлекс не особо проходит, и парень пытается дышать через нос, чтобы успокоить своё сжимающееся горло. Он хочет послать Пешкова нахуй, но это оказывается проблематично, так что он просто втягивает щёки и опускается, запрокидывая голову назад и поднимая взгляд зеленоватых глаз на Серёжино лицо. У Пешкова во взгляде — желание и поклонение, и в голову приходит мысль, что, наверное, они очевидно когда-нибудь будут вместе, но она улетучивается так же быстро, как и появляется. Серёжа руку запускает в русые волосы, перебирает их, гладит по затылку, спускаясь к уху. Ваня вздрагивает, покачивается немного, рукой себе помогая, пока не выпускает изо рта; по подбородку стекает слюна и пачкает футболку, а чужой член — покрасневший, с синими венами, — оказывается перед лицом. Ваня язык по-блядски широко высовывает, мажет по всей длине и снова вбирает во влажное и горячее горло. И этот контраст холода спортзала и тепла рта — он просто выбивает весь воздух из Серёжи, вырывает громкий стон, разбивает на тысячи осколков, словно фарфоровую куклу. — Ты такой чувствительный… — хрипло говорит Ваня, целуя головку, — папочка. — Блять, Вань, ты… ты просто пиздец, — и Серёжа уже не выдерживает. Он прижимает чужую голову ближе, вбивается немного грубо в горло, пока Ваня давится и, отстранившись, кашляет, возмущаясь: — Гандон, не так сильно, — но улыбается так, что вовсе не кажется недовольным. Серёжа от такого охуевает, а сердце нежность затапливает, поглощает. Ванечка старается: язык использует, рукой помогает, где достать не может, губами плотно обхватывает. Серёжа чёлку отодвигает, чтобы в глаза не лезла, и по голове гладит, бёдрами вперёд подаётся чуть мягче, но всё ещё требовательно. Его не хватает надолго, что уж там. Видеть Ваню — податливого, принимающего, со стояком в штанах и красными щеками — это лучше любого порно, серьёзно. Серёжа еле успевает отодвинуться, чувствуя, что уже близко, и когда Ваня шепчет по-блядски уверенно: — Кончи для меня, папочка, — Серёжу прошибает импульсом по всему телу, а колени подгибаются, и перед глазами мутная цветная пелена. Его сперма пачкает футболку Вани, попадает на шею и на его ладонь; он приспускает свои штаны, обхватывает этой же ладонью свой сочащийся, возбуждённый член и начинает двигать ею, выстанывая ругательства. Пиздец. Просто пиздец. Ваня такая сучка. Серёжа в посторгазменной неге способен лишь поцеловать его влажно, слизывая свой вкус с языка Вани, прошептать на ухо блаженно: — Ты — лучшее, что у меня было. Что заставляет Ваню излиться себе в руку, смешивая их оргазмы. Они молчат некоторое время, пытаясь отдышаться и прийти в себя, пока разгорячённое тело не остывает немного, и Серёжа тянется за салфетками в рюкзак. Его накрывает небольшое дежавю, только в этот раз они не будут тащить коврик в комнату (у них и так один есть), ведь смогли его не испачкать. Собираясь и избавляясь от всех улик, они выходят из зала, Ваня закрывает его на ключ и быстро переодевается, накидывая на себя курточку. В общежитии тётя Света привычно здоровается с ними, улыбаясь только Серёже, но Ваня даже не удивляется. Коля уже, словно чувствуя, дожидается, пока закипит чайник, и они садятся пить чай, после чего Ваня обещает себе не лениться и пойти в душ. Оргазм делает его довольным и расслабленным, потому, когда Коля спрашивает: — Ванёк, что с губами? — он не придумывает ничего лучше, как сказать: — Обветрились, — на что Серёжа издаёт тихий смешок, но быстро награждается оскорблённым взглядом со стороны Вани. Коля в ответ саркастично улыбается, выдаёт: — Ага, обчленились. И Серёжа взрывается смехом. Ваня лениво посылает Колю нахуй. Всё, кажется, налаживается.