и при смехе иногда болит сердце,
и концом радости бывает печаль
книга притчей соломоновых 14:13
С блеклой улыбкой на лице Чонвон наблюдал за безуспешными попытками Бастет изловить крохотную птицу — темная шерсть ярким пятном выделялась на белоснежной равнине. Птица перелетала с места на место, то вспорхнув к голым, кривым веткам, то опустившись у ног Чонвона. В какой-то момент кошка окончательно утомилась и, прыгнув на холодную, покрытую снегом скамью, улеглась возле стервятника, поигрывая пушистым хвостом — и при этом ее внимательный взгляд все еще следил за передвижениями птицы. Она лишь сделала вид, что ей наскучила их игра, но она вот-вот собиралась спрыгнуть, ее хвост беспокойно вилял из стороны в сторону. Чонвон бездумно гладил ее по голове, рассматривая, как переливаются в свете заходящего солнца снежные шапки на высоких деревьях. С тех пор, как умерла Рей, прошло чуть больше двух недель. Боль перестала казаться опустошительной, и Чонвон впервые спустя долгое время почувствовал, что наслаждается солнечным светом, а не бежит от него, как от проклятия, и не запирается наглухо в доме, чтобы осмыслить произошедшее. Джей и Чонвон похоронили Рей недалеко от церкви: вскопали могилу, изготовили крест, молча, в течение нескольких минут, простояли над небольшим холмом, в голове — ни единой мысли. Кроме них двоих никто не удосужился посетить могилу, и уж тем более не пришел Николас, которого Джей, переступив через собственную гордость, не забыл пригласил на похороны. Отчего-то Чонвону показалось, что Джей труднее переносил эту утрату — быть может он искал ошибки в собственных действиях, думал, что потеря ребенка стала для Рей последней каплей, и считал, что он один виноват в смерти девушки; Чонвон ободряюще сжал его плечо, стоя над могилой Рей, и затуманенный взгляд Джея на мгновение прояснился. Чонвон будто хотел напомнить ему: «В этом нет твоей ошибки». Подумать только — смертный успокаивает бессмертного! Чонвону и сейчас собственный жест показался издевательским, но он ничего не мог поделать с собственными чувствами. На фоне частокола из крестов Джей выглядел как призрак, не способный как воспарить на небеса, так и рухнуть в адскую хлябь. Сердце Чонвон обливалось кровью, когда он смотрел на молчаливого, скорбно застывшего Джея — будто на великомученика с многочисленных икон. Он никогда себе не принадлежал. Если бы Чонвон прямо сейчас развернулся к нему и потребовал часть его руки, Джей не задумываясь тут же отрезал бы несколько пальцев. Каждая смерть что-то у него отнимала — не в буквальном смысле, конечно же, — она понемногу отсекала частичку его души. На кладбище стояло так много крестов, столько смертей… Или душа Джея была необъятна, как небо, как море и космос, или от нее уже давно ничего не осталось. Чонвон вдруг осознал, что хотел бы, чтобы это закончилось. Он хотел, чтобы Джей в вечности запомнил не нескончаемую череду смертей, лица бессмертных преступников или же разреженный воздух высоких Рубиновых гор, холод его операционной, запах пакетированной крови или же тихий стук, с которым окоченевшее тело опускалось в очередной гроб, — не все то, что медленно отравляло его разум и без того губило его душу; но Чонвон не мог взять на себя такую ответственность — он не мог создать с ним счастливых воспоминаний, ведь это значило, что когда Чонвон умрет, хрупкое сердце Джея и то, что останется от его души к тому моменту, разлетятся на осколки. Такое не сможет пережить даже бессмертный. Чонвон прижался к сырой деревянной перекладине — спинке небольшой скамьи. Уже по-весеннему теплый воздух коснулся его оголенной шеи. Вот уже несколько дней Чонвон не мог отыскать внутри себя хоть сколько-нибудь ободряющих слов, чтобы смахнуть с Джея вечную, непроходимую скорбь. Джей будто оберегал его в ответ: он улыбался, по вечерам разговаривая с Чонвоном, сидя возле камина в доме стервятников, или шутил, заставляя пушистый снег с верхушки деревьев упасть на голову Чонвону, или с застывшим лицом разглядывал холодный блеск звезд, и тогда он не выглядел, как обычно, — как обычно мертвым, — и в его глазах безжизненный свет далеких, таких же вечных звезд отражался искрами. Но чтобы навсегда избавить его от горькой печали, потребуется намного больше времени — больше, чем Чонвон будет жить, больше, чем он мог бы прожить в этом мире, не обратись он в стервятника, — ведь едва не столетие Джей копил в себе эти тяжелые, неподъемные эмоции, и было глупо надеяться, что он избавится от них за один день или даже за один год. Из беспокойных мыслей Чонвона вывел отчетливый скрип ржавых, холодных петель низкой калитки — это из церкви вернулся Джей и, подобравшись ближе, молча сел на скамью рядом с Чонвоном. Им не требовались слова приветствия. Они никогда надолго не покидали друг друга, и если Джей уходил, он в скором времени возвращался, и тогда они, казалось, вообще не отлипали друг от друга: вместе что-то делали, вместе ели, вместе отдыхали. Они много разговаривали на самые разные темы, но еще дольше они просто молчали, каждый поглощенный своими мыслями, но будто бы продолжающие вести только им двоим известный диалог. Они сидели так, ощущая теплые порывы весеннего воздуха, пока солнечный диск не опустился за линию леса — солнце будто разбилось, как яйцо, и растеклось по горизонту золотисто-алым мазком акварели. Давно уже они оба не чувствовали такого спокойствия, как сейчас, и они бы могли еще очень долго просидеть так на улице, на короткой скамейке подле друг друга, но с заходом солнца ветер сделался холодным и сильным, и им пришлось вернуться домой. Лишь тогда, когда Чонвон привычно уселся за длинный стол, Джей впервые подал голос: — Как успехи? Он взглянул на истыканный тонким катетером кусок пенопласта с нарисованным на нем параллельными линиями. Чонвон неуверенно пожал плечами: — Кажется, не все так плохо? На нарисованных черным маркером линиях с трудом можно было различить отверстия от иглы катетера; в целом кусок пенопласта больше напоминал собой сыр, куда ни глянь — везде виднелись темные точки. Чонвон потратил все утро, чтобы приловчиться к ощущению катетера в руке, и еще день, чтобы научиться попадать в линию хотя бы раз в несколько попыток. Джей понимающе улыбнулся: — Действительно неплохо. — Но тут же улыбка слетела с его лица — будто он переменил маски, — и его внимательный взгляд упал на скрытые широкими рукавами ладони Чонвона. — Ты порезался? Наверное, в закрытом пространстве, в небольшом стерильном кабинете запах крови расплывался быстрее и становился гуще, и Джей не мог его проигнорировать. Чонвон и сам взглянул на свои руки, и действительно — некоторые его пальцы оказались исколоты катетером, где-то остались неглубокие, поверхностные царапины. Быстрее, чем Чонвон вообще мог что-либо понять, Джей мягко прикоснулся к его рукам, разглядывая поврежденную кожу. В Джее отсутствовал вампирский голод — последствие многолетнего воздержания, — так что Чонвон совсем не почувствовал страха; единственное, что он ощутил — какие же ледяные руки у Джея, будто у трупа! Чонвон бегло оглядел вампира. Он был одет в простую одежду, в потертые джинсы и тонкую толстовку, и он никогда не надевал верхнюю одежду, когда выходил на улицу, и уж тем более у него не было рукавиц. Любой другой человек уже давно бы раскраснелся на холоде, а лицо Джея оставалось морозно-белым, с ровным тоном кожи и едва проглядывающими темными полосками вен и капилляров. Думая о чем-то своем, Чонвон вскинул руку и осторожно прикоснулся к будто вырезанной из мрамора щеке вампира. На ощупь она оказалась обжигающе холодной, но удивительно мягкой — Чонвон даже не знал, с чем бы он мог сравнить это непередаваемое ощущение. Пока он поглаживал большим пальцем кожу, Джей недоверчиво следил за движением его руки. Он не сдвинулся с места, хотя уже давно мог оттолкнуть Чонвона — еще когда тот только намеревался прикоснуться к его лицу, — но он не сделал этого. Джей выглядел как дикое, беспомощное животное, застигнутое врасплох человеком. Лишь встретившись с его изумленным взглядом, Чонвон наконец-то осознал, что переступил невидимую границу, и он тут же отпрянул, болезненно врезавшись в стол и едва не перевернув прозрачные колбы — некоторые покатились по прямой столешнице и едва не упали на пол, но Чонвон вовремя их подхватил и спешно поставил на место. — Извини, — пролепетал Чонвон, развернувшись к Джею, застывшему все в той же позе. — Я даже не знаю как объяснить… — Подумал, что я слишком холодный? — понимающе улыбнувшись, спросил Джей. — Да… — неуверенно ответил Чонвон. — Но как ты?.. — Твое сердце, — подсказал Джей. Чонвон прижал ладонь к груди; он собственной кожей ощутил, как отчетливое биение сердца толкнулось ему прямо в руку. Как же его сердце могло что-то поведать Джею? И могло ли вообще? Всегда ли Джей слышал это непрекращающееся биение или же относился к нему, как люди относились к стуку старых часов или же гудению холодильника? — Твое сердцебиение было ровным, когда ты потянулся ко мне, — продолжил Джей, заметив, как от тяжелых дум нахмурился Чонвон. — Если бы это было с целью убить, ритм твоего сердца хоть сколько-нибудь, но изменился. Когда я прикоснулся к твоим рукам, ты немного вздрогнул — видимо, из-за холода. Следовательно, тебе захотелось удостовериться, что у меня низкая температура тела. Ты сначала сделал, а потом подумал. — Он ненадолго замолчал, но затем добавил: — Все в порядке. Это открывало и другие тайны, о которых Джей не стал напрямую рассказывать Чонвону, но Чонвон и без него все понял. Вот уж для кого фраза «твой разум еще может заблуждаться, но твое сердце мне никогда не соврет» обретала буквальный смысл. Чонвон прикоснулся к его лицу, и его сердце так же ровно и спокойно стучало в груди — если уж это не говорило о всеобъемлющем доверии, то хотя бы намекало на то, что Чонвон нисколько не боялся Джея. И, конечно же, нисколько не собирался его убивать. — Я был немного удивлен, — признался Чонвон в попытке отойти от волнующей темы. — У всех вампиров постоянная температура тела ниже, чем у людей? И есть ли что-то еще, из-за чего мы отличаемся? Джей мягко улыбнулся ему в ответ. Чонвон вздрогнул и осознал, что в попытке уйти от одной темы — от крайне смущающей его темы — он спросил о том, о чем ему не следовало знать. Выставив перед собой руку, будто пытаясь защититься, Чонвон спешно добавил: — Ты можешь промолчать, если не… — Все в порядке. Я искренне ценю то, как ты относишься к моим чувствам и мыслям, — перебил его Джей, присев на край длинного стола. — Но теперь я думаю, что поступаю неправильно, когда ни о чем тебе не рассказываю. Поверь, это не потому что я боюсь, что ты используешь эту информацию в корыстных целях. Это была попытка сберечь тебя… а нужно было дать тебе понять, как этот мир существует. Нет ничего страшного в том, что ты хочешь знать, чем мы отличаемся. — Джей задумчиво кивнул, как если бы сам себе давал некое разрешение. — Итак, что же ты хочешь знать? Взгляд Чонвона метнулся к ледяным рукам Джея — длинные и бледные пальцы обхватили край столешницы. Он хотел бы спросить о холоде, о том, какова на вкус кровь, ведь Чонвон ею не питался, перебиваясь подогретым вином и черствым хлебом, он хотел бы спросить о том, чем же отличались чистокровные от полукровок: одними ли божественными способностями или же чем-то еще? Но Чонвон и сам не заметил, как вместо этого спросил: — То, что сделал Сонхун, — это сильно тебя расстроило? Джей мгновенно опешил. Он непонимающе захлопал длинными и темными ресницами. — Как… почему ты вообще спросил об этом? — Ты сказал спросить о том, что я хочу знать, — напомнил Чонвон, разведя руки, хотя он сам понимал, что Джей имел в виду вопросы о своей вампирской сущности. И тем не менее… Взгляд Джея рассеялся, и когда он посмотрел на Чонвона, стервятнику на мгновение показалось, что Джей смотрел будто сквозь него; он будто видел что-то такое, чего не видел Чонвон, как если бы на его месте стоял кто-то другой. Но Джей быстро взял себя в руки и, смущенно прочистив горло, ответил: — Я определенно не рад, что Сонхун решил скрыть от меня некоторые детали своей биографии, но… — Он ненадолго замолчал, рассматривая белоснежную стену за спиной Чонвона. Прежде чем продолжить, он поморщился, будто от боли: — На самом деле я понимаю, что не должен влезать в его жизнь — в конце концов, это произошло до моего рождения, и сам брат тогда был совершенно другим. К тому же, возможно, у него просто не нашлось времени рассказать мне об этом. Мы даже близко не обсуждали подобные темы… — Он затих, будто вспоминая о чем-то. — Ну, может, только один раз, когда Сону поцеловал Ники на глазах Сонхуна, мы обсудили что-то близкое к теме отношений, но сам понимаешь — мне уже давно не пятнадцать, — Джей улыбнулся одним уголком губ. — Но Сонхун все равно не говорил, что у него была жена. А мне, конечно же, стоило догадаться, что его жизнь не началась тогда же, когда я родился. Он мне ни разу не лгал. Он ни разу меня не обманывал — он просто мне ничего не сказал. Это могло быть лишь мгновением в его длинной жизни, а помнить такие мелочи или придавать значение тем вещам в вечности, которые принесли одни лишь страдания… Другими словами, я не могу его ни в чем обвинять. И уж тем более не могу из-за этого расстраиваться. Мне просто стоило его расспросить. Чонвон понимающе кивнул. Как и всегда, у него не было слов, чтобы поддержать Джея, но он внимательно слушал его — Джей крайне редко открывался ему, и каждый подобный момент казался хрупким, как тонкий хрусталь: хватит одного неосторожно брошенного слова, чтобы Джей пришел в себя и осознал, что взваливает на смертного Чонвона проблемы бессмертного вампира. — Поэтому я решил, что ты тоже можешь знать все, что захочешь, — продолжил Джей. — Я понимаю, насколько неправильно поступил с тобой, когда решил, что тебе не стоит знать некоторые вещи. Даже если я попытаюсь спрятать тебя от своего мира, ты все равно его часть, и я ничего не смогу с этим поделать. — Он едва тихо, будто разговаривая с самим собой, осторожно добавил: — К сожалению. Чонвон слабо улыбнулся ему в ответ. Он не мог назвать то, что происходило между ними, таким простым словом, как неловкость. На недоверие это тоже не было похоже. На самом деле он мог сказать, что и Джей, и Чонвон будто пытались причинить друг другу как можно меньше боли, а потому взвешивали каждое слово: ударит или же нет? В этом они были похожи друг на друга как две капли воды. — Итак… — протянул Чонвон, разглядывая тень улыбки на лице Джея. — Итак? — Обещай не смеяться? Я не слишком умен. Слабая, бледная улыбка тут же исчезла с лица Джея. На мгновение показалось, что в его глазах мелькнула суровость, ему никогда не принадлежавшая, и глухая, как эхо в глубоком колодце, никогда толком не проходящая печаль. Его голос показался расстроенным: — Я бы не стал… — На самом деле первый вопрос, который я хочу задать, это… Что не так с твоими волосами? — взгляд Чонвона тут же взметнулся к белоснежным локонам — в ту же секунду, что и рука Джея взметнулась к голове. Джей ухватился за сухой белый локон и скрутил в тонкий жгут между указательным и большим пальцами. — Неужели ты в каком-то роде избранный? — «Избранный»? — Ну, знаешь, как главный герой сериала или книг, — осознав, что Джей совсем не понял его пример, Чонвон осторожно добавил: — Ну, как… Сын Божий?.. — О!.. — удивленно выдохнул Джей. — И ты подумал так, взглянув на мои волосы? — Они белые, — глупо ответил Чонвон. — Вряд ли они такие от природы. В книгах или сериалах у избранных героев часто волосы… ну, в общем, не свои. Не естественного цвета. Поэтому я подумал, что, может, твоя сила сказывается на твоих волосах? — Или это специальный состав для выведения пигмента из волос. — Джей мягко улыбнулся. — Меня красит Сону. Покрывшись румянцем, Чонвон шумно выдохнул. Смущение настигло его подобно цунами, и Чонвону потребовалось время, чтобы прийти в себя. К счастью, Джей вернул его ускользающее внимание: — Может быть у тебя есть вопросы насчет вампиров? Чонвон неуверенно взглянул на него в ответ. — Я могу сделать несколько предположений, — осторожно сказал он. — На самом деле я долго думал об этом. Пока что мне кажется, что по анатомическому строению тела людей и вампиров ничем не отличаются друг от друга, — принялся рассуждать Чонвон, сложив руки на груди. — Иначе бы вампиров уже давно выловили, в особенности когда стала развиваться медицина. Другими словами, у вас столько же костей, сколько и у нас, органы те же самые… две руки, две ноги, одна голова. Но, кажется, должны быть некие рудименты — правда, такие, которые для людей будут важными частями их тела… Что-то такое, без чего вы, вероятно, сможете обойтись, но не скажу, что без каких-либо последствий для здоровья… Чем больше он говорил, тем ярче становилась спокойная, тихая улыбка на лице Джея. Он едва заметно кивал после каждого слова Чонвона, как если бы пытался подбодрить его. Чонвон в смущении замолчал, не зная как продолжить. С улыбкой на лице он уставился на вампира. — Это правда, — мягко сказал Джей. — Что касается анатомии, то мы не слишком сильно отличаемся друг от друга. Поэтому стоит обратить внимание на некоторые процессы: циркуляцию крови, сердцебиение, дыхание… — он внимательно взглянул на Чонвона. — Ты можешь предположить, если хочешь. — Я недавно заметил, что ты редко дышишь, — признался Чонвон. — Сначала я думал, может, это потому, что от меня пахнет кровью, и ты в любой момент можешь меня съесть, — он заметил, как блеснули глаза Джея. — Но теперь мне кажется, что тебе просто не нужен воздух — или, может, тебе не нужно насыщать кровь кислородом, потому что ты берешь кислород из крови жертв. Ну, в теории. Возможно, это связано и с замедленным сердцебиением, а значит и кровь медленнее движется по кровеносной системе. Джей смотрел на него, как побежденный учитель смотрел на ученика, который превзошел все его ожидания. Уголки его губ мелко подрагивали, внимательный, сосредоточенный взгляд блестел, как зажженный фитиль. Он будто был горд за Чонвона. В очередной раз Чонвон замолчал и смущенно отвел взгляд в сторону. Самому ему казалось, что он говорил какой-то бред, но Джей поспешил развеять его заблуждения: — Ты верно говоришь. Порой некоторые вампиры, в особенности чистокровные, могут показаться несколько замедленными и заторможенными, но, конечно, не всегда — все зависит от частоты и качества питания. К сожалению, ни вино, ни хлеб не могут заменить даже самую плохую, но все-таки кровь. Это наше проклятие, — даже когда он говорил это, то продолжал улыбаться. — Если хочешь, можешь послушать мое сердцебиение и убедиться. — Правда? — Конечно. Чонвон удивленно захлопал длинными ресницами. Джей стоял на расстоянии вытянутой руки, так близко, что Чонвону казалось, будто он чувствовал холодные миазмы, клубящиеся вокруг его бессмертного тела. Сделав осторожный шаг в его сторону, Чонвон прижался ухом к тому месту, где под костями, кожей и мышцами с трудом билось вампирское сердце — оно больше напоминало камень, который снова и снова крошили в руке. Чонвон с трудом услышал, как сократилось сердце, и отсчитал несколько секунд, прежде чем сердце вновь болезненно медленно, невыносимо долго толкнулось ему в ответ. Его собственное зашлось с завидной частотой. В течение нескольких минут Чонвон прижимался к груди Джея, вслушиваясь в его медленное сердцебиение — и в один момент он осознал, насколько неправильно поступил. Чонвон тут же отпрянул от застывшего Джея — тот выглядел даже не удивленным, а по-настоящему шокированным. Одна его рука, которой до этого момента он сжимал край столешницы, безвольно повисла в воздухе — Джей будто собирался прикоснуться к Чонвону, но так и не смог этого сделать. Чтобы развеять возникшую между ними неловкость, Чонвон сказал: — И правда медленно бьется. — Да… — прошептал Джей, будто не совсем понимая, что сказал стервятник. Он глупо повторил: — Да… — Наверное я выбрал неправильный способ. Острый кадык Джея, будто акулий плавник, прорезал гладь кожи. — В тумбочке лежит фонендоскоп, — просто ответил он ровным голосом. Даже свитер на Джее был проникнут жгучим холодом, и тем не менее Чонвон почувствовал, как потеплели его щека и ухо, которыми он прижимался к груди бессмертного вампира. Он молчал, заливаясь горячим румянцем, не смея даже взглянуть на Джея. Его собственное сердце громко стучало в груди, и Джей не мог не услышать этого отчетливого, быстрого биения. Чем больше Чонвон об этом думал, тем заметнее становилась дрожь в его руках. Как же… глупо. Как же неловко. И как же неправильно… Джей взял на себя ответственность и разрушил возникшую между ними неловкую тишину: — Можно было бы предположить, что раз уж такие процессы, как циркуляция крови и дыхание, сравнительно с человеческими телами у нас гораздо медленнее, то и полученные раны заживают дольше. На самом деле это не так. И это несколько удивительно. Хочешь увидеть? — А как же ты собирался?.. Краем глаза Чонвон увидел блеск холодного лезвия, и не успел он даже вскрикнуть, как Джей одним стремительным, точным движением рассек ладонь. Он даже не поморщился — застывшее лицо ничего не выражало. Хотя мог ли он отвыкнуть от боли? По сравнению с ранами, оставленными от кнута, эта должна была показаться ему незначительной, как укус комара. Тем не менее Чонвона до глубины души испугала беспечность, с которой Джей причинил себе боль, а уж после испуга его захлестнул целое соцветие эмоций, от глухой ярости до отчетливого ощущения бессилия — горького, как микстура из трав, и пустого, как разрывы вселенной. — Видишь? — спросил Джей, протягивая руку. Чонвон на нее даже не взглянул. Тем не менее он почувствовал, чем же кровь чистокровного отличалась от крови полукровки и уж тем более от крови человека. Сладковатый запах забился в нос, осел на кончике языка. Рот тут же наполнился вязкими слюнями, и Чонвон с трудом сглотнул непроходящий ком. Он вдруг почувствовал себя оголодавшим, и чем больше он вдыхал этот привлекательный, сладкий и таинственный запах, тем больше покрывался туманом его прежде ясный рассудок. Покачав головой в попытке стряхнуть с себя наваждение, Чонвон отошел на шаг и задержал дыхание. — Вижу, — с трудом выдавил он. — Не делай так больше. — Хорошо, не буду, — Джей осторожно взглянул на Чонвона. — Кровь дурманит? Но Чонвон покачал головой из стороны в сторону. — Не истязай себя, — прошептал он едва слышно. — Не нужно было… Я и на словах все хорошо понимаю. Он тяжело вздохнул и подтянул к себе небольшую аптечку. Хоть способность к быстрой регенерации у голодающего Джея находилась на совершенно ином уровне, и та рана, которую он себе нанес, к тому моменту, когда Чонвон взялся за спиртовую салфетку, уже затянулась, Чонвон, тем не менее, стер с бледной кожи подсохшую кровь и бессмысленно перевязал руку. Все это он проделал молча, от обуреваемых его чувств не ощущая ледяного холода. Когда он закончил, Джей с абсолютно непроницаемым выражением лица взглянул на аккуратный узелок на тыльной стороне ладони. Не стоило тратить бинт на такого, как он, и все же Джей ничего не сказал Чонвону в ответ — просто принял его заботу. — Быстрая регенерация при такой циркуляции крови звучит как… чудо, — тихо сказал Чонвон, собирая аптечку и не смотря на Джея. — Будто некая божественная сила. С другой стороны, если сердце так медленно качает кровь, то и из ран она должна вытекать гораздо медленнее, и смерть от ее потери вам нисколько не грозит, к тому же раны быстро затянутся. — Чонвон неожиданно поднял голову и посмотрел на вампира. — Именно это вы называете «бессмертием»? Быструю регенерацию? — На самом деле не совсем, — Джей мягко покачал головой. — Что же есть бессмертие? Состояние, когда ты можешь умереть, но не способен нанести себе такие раны, которые бы тут же не затянулись, или все же это состояние, когда что бы ты не сделал со своим телом, даже обрати его в прах, ты все равно воскреснешь и продолжишь жить во что бы то ни стало? Мне кажется, чистокровные вампиры просто не могут умереть. Нам не страшные человеческие войны, их оружие, кое-то излучение из космоса, вакуум, атомные и ядерные бомбы, вообще любые созданные человеком бомбы. Мы ничего не боимся… Не считая одного-единственного способа. — Джей будто нехотя добавил. — По крайней мере мне известен только этот способ. — И этот способ… — осторожно начал Чонвон. — То есть… Способ убийства чистокровного вампира должен быть известен не всем или же… не все могут до него додуматься, верно? Я имею в виду: кто станет идти против вас с осиновым колом и зубчиком чеснока? И кто попытается напасть с ножом? Это как выйти против дикой пумы, когда у тебя нет ни оружия, ни какой-либо защиты. Поэтому просто проткнуть вас не получится. И ты сам сказал, что вы можете возродиться даже из праха. Значит… — Чонвон запнулся и нахмурился, прошла долгая минута, прежде чем он продолжил говорить. Неожиданно его лицо разгладилось, губы округлились. — Съесть, — тихо сказал он. К удивлению Джея, мгновение спустя Чонвон криво улыбнулся. — Но разве это не глупо? — Что ты имеешь в виду? — Попытаться съесть вампира? Чистокровного! — Чонвон громко фыркнул. — Как будто кто-то из вампиров позволит подойти к себе ближе чем на пять метров. Джей окинул внимательным взглядом расстояние между собой и Чонвоном — они стояли гораздо ближе, чем на пять метров. Если бы Джей захотел, он мог бы вытянуть руку и прикоснуться к отросшим волосам Чонвона, мог спокойно расслышать его ровное биение сердца или же увидеть сухие чешуйки кожи на его обветренных и бледных губах. Однажды один стервятник стоял рядом с ним на точно таком же расстоянии и медленно, день за днем, вынашивал план по его убийству, обдумывая каждый момент и стойко неся в себе абсолютное знание, что ему не победить в этой еще не начавшейся битве, а сам улыбался, глядя в лицо Джею. Его предательство ранило Джея гораздо глубже, чем все полученные им удары кнутом. —… ошо? Тяжелые мысли Джея больше напоминали застоявшееся топкое болото. С огромным трудом он вернулся в реальность и, часто моргая, будто только-только проснувшись, взглянул на обеспокоенного Чонвона, застывшего прямо перед ним. — Все хорошо? — повторил Чонвон, склонив голову к плечу. — Я сказал что-то не то?.. Ох! — он потрясенно замолчал. — Я не… Способ убийства… — Чонвон отошел на несколько шагов. — Ты можешь попросить Сону проверить мои мысли, я не думал о том, чтобы использовать новое знание тебе во вред. И вообще можешь хоть каждый день меня проверять теперь… — Это излишне, — признался Джей. Когда Чонвон отпрянул от него, он почувствовал себя неуютно. — Никто не делает из этого тайну, но и никто, как ты понимаешь, не говорит об этом из каждого переулка. Некоторые чистокровные могут напрямую объявить о способе их убийства, но лишь потому, что знаю, что смогут остановить даже самую многочисленную человеческую армию. У нас ведь есть способности — то единственное, что отличает нас не только от людей, но и ото всех остальных. Непроницаемым взглядом Джей взглянул на собственную перебинтованную руку, будто надеялся, что вот-вот на кончиках пальцев вспыхнет пламя, хотя Чонвон нисколько бы не удивился, если бы это случилось на самом деле. Наверное, спрашивать Джея о его способностях было уже верхом наглости, так что Чонвон просто помалкивал и следил за таким же притихшим вампиром. Порой только это смиренное ожидание развязывало Джею язык — для смертного человека, жизнь которого вот-вот закончится, Чонвон уж слишком хорошо умел ждать. — Есть кое-что, — осторожно начал Джей, — что я уже давно хотел попробовать. — Что же? — Свою способность. Чонвон заинтересованно посмотрел на его висящую в воздухе руку. — Разве ты не обладаешь телекинезом? Я думал, способность у королей бывает только одна. — Обычно только одна, — согласился Джей. — Но мне были даны несколько. Уж не знаю, чем заслужил такое внимание. Но одна из этих способностей… Скажем так, у меня никогда не было нормальной практики. Я только недавно обнаружил, что могу… — внимательный взгляд Джея взметнулся к лицу Чонвона. — Ты позволишь мне? — Я? — Чонвон на мгновение опешил. — Хочешь поставить на мне опыт? Джей нахмурился: — Мне совсем не нравится, как это звучит. Чонвон лишь пожал плечами. — Попробуй, если хочешь. Сомневаюсь, что Сону в следующую поездку привезет тебе подопытных крыс. Джей так долго разглядывал его лицо, что в какой-то момент Чонвону показалось, будто он передумал. Или же он приступил к эксперименту? Чонвон прислушался к собственным ощущениям, но ничего, кроме отдаленного эха голода, он не почувствовал. Джей вообще начал что-то делать? Но быстрее, чем Чонвон смог о чем-либо спросить, он услышал шелест, с которым Джей выдохнул одно-единственное слово: — Странно. Чонвону дернул плечом. — Что именно? Темные глаза Джея беззлобно блеснули. — Когда я пытаюсь что-то показать на себе, тебя это расстраивает. Но когда я спрашиваю тебя, готов ли ты показать что-либо на себе, ты соглашаешься без всяких вопросов. Ты даже не знаешь, что из себя представляет моя сила. Ты согласился, но не потрудился спросить. А твое сердцебиение до сих пор ровное. Горячая кровь прильнула к лицу Чонвона. — Ты все это время считал мой пульс?! Вопреки всему Джей звонко рассмеялся, и Чонвон, удивленно округлив глаза, уставился на него в ответ. Впервые за очень, очень долгое время он услышал искренний, ни с чем не сравнимый смех вечно скорбящего Джея, и Чонвон сам не заметил, как его губы расплылись в легкой улыбке. В это мгновение он бы все простил Джею, если бы у него было что прощать. Даже если бы Джей своей способностью нанес ему рану, Чонвон бы тут же забыл о боли. Все еще посмеиваясь, Джей, задыхаясь, проговорил: — Прости меня, — к вящему удивлению Чонвона Джей вмиг сделался серьезным, будто только что не его звонкий смех отталкивался от выбеленных стерильных стен процедурного кабинета размножающимся эхом. — Мне не стоило спрашивать о таких вещах. С моей стороны это было крайне дурно, прости меня. Чонвон почувствовал себя неуютно. — Все в порядке, — попытался он. — Если тебе что-то понадобится от меня, то только попроси. Я постараюсь тебе помочь, будь то проверка твоих способностей или… — он ненадолго замолчал, обдумывая сказанное. — Кровь?.. — заметив, как изменилось лицо Джея (из крайне серьезного — в крайне смущенное), Чонвон поспешно добавил: — Я имею в виду, что ты так много для меня сделал, но у меня практически нет ничего, что я мог бы дать тебе в ответ, так что если тебе когда-нибудь понадобится моя кровь, ты можешь прийти и… и… — Чонвон замолчал, бросил взгляд себе под ноги и тихо продолжил: — Я знаю, что значит это предложение на вашем языке, но я правда имею в виду только кровь. У меня есть предположение, что ты питаешься только хлебом и вином, но ты сам сказал, что это не насытит вампира, и что даже самая плохая кровь окажется лучше, чем этот… перекус. Глаза Джея потемнели, но Чонвон этого даже не увидел. Он не увидел и то, что смущение Джея испарилось, как утренняя хмарь, истончилось, и вот уже отчасти даже суровое выражение застыло на лице Джея. Джей вдруг подумал, что и он, и Чонвон, — они оба странным образом готовы были пойти на жертвы ради друг друга. Это показалось ему странным и куда более смущающим, чем неловкая попытка Чонвона преподнести себя, разложив, как окровавленный кусок мяса, на блюде студня. — Ты знаешь, почему твое предложение у вампиров будет расцениваться как пошлый эвфемизм? Чонвон даже не догадывался, что Джей знает такое слово, как «пошлый». Не дождавшись его ответа, Джей спокойно продолжил: — Прежде чем укусить жертву, мы осознанно впрыскиваем ей яд. Человеческим телом этот яд воспринимается как сильнодействующий афродизиак; жертва не может ни сбежать, ни толком сопротивляться, и она начинает получать наслаждение от порой болезненного процесса. Это надежный способ привязать к себе постоянный источник питания, ведь жертва, пережив ни с чем не сравнимое удовольствие, сама постучится в двери. Из-за состояния крайнего возбуждения сердцебиение учащается, дыхание тоже, следовательно и кислорода в крови становится больше. Жертва наслаждается, вампир получает свою порцию вкусной, сладкой, полезной крови — казалось бы, каждая сторона оказывается в выигрыше, но… — Джей нахмурился. — Но это неправильно. Ты будто пытаешься прикрыться добрыми намерениями, а сам в это время творишь зло. И самое жестокое в этом то, что ты понимаешь, что творишь зло. — Но это ведь похоже больше на симбиоз в животном мире? Джей недоуменно взглянул на Чонвона. — Но мы ведь не животные. — Верно, — согласился Чонвон. — Мы не животные. И теперь, когда я знаю, что помимо людей существуют вампиры, я не совсем понимаю, как нас всех называть. Для этого должно быть одно определение. Я только хочу сказать, что природа уже все за тебя решила, Джей, — замолчав, Чонвон внимательно посмотрел ему в глаза. — Она нашла, как нам сосуществовать друг с другом, предложила ответ на вечный вопрос. Не знаю как тебе, но мне это дает надежду. Вампирам не стоило воспринимать желание человека поделиться своей кровью как приглашение в постель, стоило хотя бы задуматься, что это больше похоже на доверие. Посуди сам: человек и без того оказывается в неудобной для себя позиции, он теряет кровь, слабеет, к тому же он должен корчиться в муках удовольствия. Если же он постучится снова и предложит свою кровь, зная, через что ему придется пройти, зная, каким беззащитным он себя почувствует, — разве это не значит, что он вверяет собственную жизнь в руки вампиру? — Ты доверяешь мне? Вопрос Джея обескуражил Чонвона. Потрясенно замолчав, Чонвон уставился на вампира, впервые в жизни не зная, как ответить. Вмиг он сделался безмолвным. На мгновение ему даже показалось, что он ослышался. — А? — Ты доверяешь мне? — спокойно повторил Джей. — Ты сказал, что если человек придет к вампиру и предложит ему свою кровь, то это можно назвать доверием. Ты предлагал мне свою кровь еще до того, как узнал, что из себя представляет этот процесс. Ты доверял мне уже тогда? Чонвон смутился и нервно переступил с ноги на ногу. Он собирался ответить Джею, но не знал, как сказать ему, что то, что происходило между ними, невозможно было определить одним грубым человеческим словом. «Доверие» ли сложилось между ними? Или же нечто большее? И чувствовал ли то же самое Джей? Вампир жил намного дольше Чонвона, он уже давно должен был разложить соцветие эмоций на простые компоненты, с точностью разделять любовь и ненависть, чего Чонвон уж точно не мог сказать о себе. Он должен был сказать простое «да». «Да, я тебе доверяю». Но как только Чонвон раскрыл рот, Джей резко развернулся в сторону входной двери и нахмурился, прислушиваясь к тишине. — Что-то не так? — встревожился Чонвон. — Ты что-то слышишь? — Сонхун идет, — просто ответил Джей.