Это сказка для взрослых, Утро после холостой свистопляски. Накалившийся космос, как тостеры в нем, Уплотнившийся воздух стал вязким.
Трудные люди могут заставить тебя испытывать разные эмоции. И Клара Освальд являлась самой невозможной девчонкой из всех, кого мне довелось встретить за века бесконечных странствий.***
— Как ты мог оставить меня с этими существами одну? — упрекает Клара, стаскивая с себя перепачканное в слизи вечернее платье. — Мне нужно было перенастроить координаты корабля, пока ты отвлекала внимание. — В следующий раз предупреждай, когда решаешь сделать меня приманкой! Я чуть не стала женой этой перепончатой штуки, пытающейся взорвать корабль. — На адреналине твой мозг работает просто великолепно! У неё не было ни единого шанса. — ответил Доктор как само собой разумеющееся, не испытывая ни капли чувства вины. У этой регенерации явные проблемы с совестью. Мисси стоит, облокотившись на перилла и внимательно рассматривает спутников, не отпуская никаких комментариев. Было несправедливо запирать её в ТАРДИС, блокируя двери и панель управление, но слепо довериться ей было бы сейчас кощунством по отношению не только к Кларе, но и к солнечной системе, рискующей пострадать от рук неугомонной повелительницы времени. Хватило того, что она больше не прибывает в хранилище. Периодически чертыхаясь и поминая Доктора на чем свет стоит, Кларе удается выбраться из испорченного наряда. Кажется, ту нисколько не смущала собственная нагота, обернутая в кружевное белье в тон когда-то прекрасного синего платья, и она, перешагнув через шелковую ткань, переполненная эмоциями подходит к Доктору и угрожающе машет своим наманикюренным пальчиком, словно отчитывая нашкодившего мальчишку. — Да ладно, Клара, я не мог взять тебя с собой в центр управления, мне нужна была фора, чтобы остановить взрыв! Ты можешь хоть раз не думать о своём эгоизме? — раздраженно апеллирует повелитель времени, когда девушка приближается уже вплотную, упираясь ногтем в его грудь, — Нет ничего важнее моего эгоизма — отвечает та претенциозно, излишне раздраженно и без доли сомнения, после чего исчезает за дверью во внутренние комнаты ТАРДИС. Ошарашенное выражение лица тайм лорда прерывает вспышка фотоаппарата и легкий смешок, раздающийся с другой стороны консольной машины времени. — Ты ей потакаешь. Ты должна быть на моей стороне, Мисси — бурчит Доктор, забирая фотоаппарат из рук женщины, вызывая у той уже полноценный смех.***
Десятая регенерация Доктора сожалел о многом. Он был восторженным, ярким и благородным, и никогда не сдавался, умел принимать решения и отвечать за них. Одиннадцатый — излучал свет, был добрым и ни на секунду не переставал быть Доктором. Эти доктора чувствовали свою причастность, чувствовали ответственность, опасались за чувства и судьбы тех, кто рядом, и, возможно, поэтому так часто извинялись и просили. Всё закончилось на Трензалоре. Заманчиво было наблюдать, как они меняются рядом друг с другом, изменяют друг друга, искажая, но выправляя: вытаскивая и ставя на передний план качества и чувства до сих пор плотно укрытые под масками клоуна в синей будке и невозможной девчонки. Новый доктор не сожалеет, не извиняется и не просит. Он ставит эксперимент над всеми вокруг, играет с чувствами окружающих, не оправдываясь за то, кем является. За него сожалеет и чувствует Клара. Или так было раньше, до того как этот безумный симбиоз повелителя времени и молодой женщины стал всё чаще выражаться в токсичной зависимости, в стирании граней и пределов как возможностей, так и поведения. Они раскрывались, вынуждая друг друга выходить за грани дозволенного, провоцировали друг друга на крайности, разжигали в холодных сердцах огонь темнее, чем могли себе позволить. Слишком похожие, эгоистичные, самонадеянные, они подстегивали всё худшее друг в друге, и всё укрытое со времен Войны времени в Докторе расслабленно потягивалось, и, лениво прищуриваясь, всё чаще улыбалось, нет, ухмылялось Кларе Освальд, сквозь добрый взгляд и теплый смех. О нет, Доктор никогда не был злым или жестоким. Но рядом с ней он был тем, кем являлся на самом деле — тысячелетним Богом, видевшим и рождение вселенной, и конец времени. Мужчина больше не скрывал яростного жесткого взгляда, которого было достаточно, чтобы обратить армии в бегство, за глупыми шутками и беспечностью. А компаньонка будто перенимала все самые смелые фантазии, становилась сильнее, порой жестче самого Доктора, оформляясь в женщину ничуть не уступавшую ему по силе и смелости, отращивала коготки под немым одобрением одинокого странника, медленно, но верно, сама того не замечая, всё сильнее затягивая цепь на мужчине, подчиняя того, кем нельзя было даже попытаться управлять.