Кодеин в моих венах

Психолог, которого Томми посещал, вообще крайней специфичный человек, если человек вовсе. От хомо сапиенс в нем было только хомо, что до остального — чистый лист на ваше усмотрение. Если поспрашивать, конечно, всплывет пару фактов: приятный нрав и дружелюбная манера общения. Брюнет со строгой оправой очков и самой сахарной улыбкой, какую только можно представить у себя в голове. Волосы, коротко подстриженные топорщились лишь на концах, формируя иголки. Гладко выбритая челюсть без единого намека на щетину, белозубая улыбка и идеальная осанка. Это существо, как называет его Томми, носило имя Бэд, хотя такими же темпами его могли назвать Гуд и шло бы гораздо больше. Когда Томми, постучавшись и дождавшись звонкого входите! проникнул в залитый светом кабинет, он не смог сдержать раздражения на своем лице от лучезарной улыбки психолога. Бэд всегда выглядел так, будто секунду назад он подобрал с асфальта стодолларовую купюру. — Привет, Томми. Проходи, садись. Как прошел твой день? — щебечет Бэд счастливо, ладонью указывая на софу перед рабочим столом. Вместо ответа Ватсон пожимает плечами. Неприятная стычка с Ранбу все еще свежа в памяти, независимо от того, было это пять минут или пять часов назад. — Я не смогу помочь, если ты не объяснишь, — наклонив голову, подбадривает тот, задорно щелкнув автоматической ручкой. — Супер. Покурил в туалете, посрался с бывшим другом. Просто великолепно, — бормочет Томми спесиво, дергая плечом и сбрасывая рюкзак на пол. — Следи за языком, — мягко напоминает. — Ах, да, извините, — совершенно неискренне, Томми вздыхает. — Поссорился с бывшим другом в туалете, — исправляет он, не сводя усталого взгляда с правого верхнего угла, где находилось странное маслянистое пятно краски. — Расскажешь подробнее? Это был Таббо? — удовлетворенно кивнув, Бэд интересуется. Томми неопределенно мычит. — Ранбу, но до Таббо история тоже дойдет, если не уже. — О чем вы ругались? Томми замирает, вспоминая как в присутствии Таббо заканчивались предыдущие конфликты: неодобрительные взгляды и крики, заставляющие горло болеть. Прямо-таки комплект, называвшийся как заставить Тома Ватсона почувствовать себя плохо. — Да так, по хуйне, — хмурится Ватсон. — Язык! — встревает Бэд прежде, чем Томми успевает продолжить. Громкий вскрик прокатывается по маленькому кабинету, заставляя их обоих вздрогнуть от неожиданности. — …ничего серьезного, — вжимая голову в плечи, Томми неохотно ворочает языком, силясь подобрать подходящий синоним. — Ты не выглядишь так, будто это «ничего серьезного». Тебя это беспокоит, — рисуя в воздухе кавычки, указывает Бэд наблюдательно. — Что если и так? — риторически переспрашивает Томми, наконец опускаясь на диванчик и вытягивая ноги. — Ты можешь извиниться перед ними. — Извиниться? А в чем я виноват? — Ватсон невинно хлопает глазами; еще чуть-чуть и над головой у него загорится нимб. Дело в том, что единственный известный факт в деле Томми на данный момент — вредоносная привычка губить легкие табаком. Остальные его грешки были окутаны тайной и мраком, надежно спрятанные за завесой из пыли в глазах. — Дело не в том, виноват ты или нет. Извинения – первый шаг к примирению. Если ты сделаешь этот первый шаг, независимо от того есть ли у тебя причина извиняться, они сделают ответный шаг навстречу, — речь Бэда ободряющая и звонкая, любой, слышавший его небольшие выступления на публику во время школьных мероприятий, внимают беспрепятственно, однако Томми цепляется за содержание: — Предлагаете мне принести извинения, которые я даже не имею в виду? — выгибает бровь удивленно. — Ложь во благо, — перефразировал тот. — Какой-то Вы странный психолог. Бэд откидывается на спинку своего кресла, делая на нем оборот вокруг своей оси. — Просто Бэд, — говорит он спустя какое-то время. — Извините? — Мы общаемся уже очень давно, Томми. Это справедливо, если ты будешь называть меня по имени, — возвещает его Бэд, с неловкостью проводя указательным пальцем по щеке под давлением тяжелого взгляда. — Хороший способ сказать, что у меня нет никакого прогресса, — сплевывает Ватсон с насмешкой, закидывая ноги на журнальный столик, наполненный брошюрами в стиле «в здоровом теле — здоровый дух» и прочими мотивирующими цитатами, которые не работают. Даже если психолог и обратил на это внимание, то никак не прокомментировал. Прочистив горло, тот быстро чиркнул что-то в своем блокноте, чтобы затем поднять взгляд на Томми и деловито поправить квадратную оправу очков на носу. — Ты имеешь в виду, — начинает тот мягко, — что не видишь в наших встречах никакой пользы? Не чувствуешь изменений? — А что должно измениться? — с вызовом переводит стрелку Томми со смешком, корпусом наклонившись навстречу и сцепив руки в замок. — Я- — Я не исцелюсь магическим образом, Бэд. Я – сплошная лажа, которая давно уже не подлежит ремонту, но по какой-то причине меня заставляют появляться здесь раз в неделю, — прервав психолога, на одном дыхании делится Томми. — Что до Ранбу и Таббо – они поступили правильно, избавившись от меня. Я – эгоистичный паразит, который только мешает всем жить. Просто- просто оставь это, ладно? — изможденно вздохнув, Ватсон проводит рукой по лицу. — Это неправда, — напоминает ему Бэд строго. — Да? — уточняет Томми, на губах непроизвольно распускается апатичная улыбка. — Какая именно часть? Про ошибку или паразита? — Во-первых, каждый подлежит ремонту. Мы люди, Томми, и несем за собой право быть неидеальными, — щелчок ручкой. — Ты в том числе. И раз уж на то пошло, никакой ты не «эгоистичный паразит». Тебя кто-то так называл? Вряд ли подобные мысли возникли на пустом месте, — с тревогой оповещает Бэд, заставляя Ватсона непроизвольно ссутулиться под навалившимся из ниоткуда напряжением. — Томми? — зовет тот натянутым голосом, давая понять что молчание затянулось. — …да. Да, — бормочет он сквозь пересохшее от волнения горло, потерев переносицу в попытке избавить себя от неприятного чувства. — Кто? — Да легче сказать, кто не называл, — он смееется, но даже в смех пробиваются ростки отчаяния, слишком очевидные, чтобы их проигнорировать. Судорожно вздохнув сквозь стиснутые зубы, Томми зажмуривается, заставляя язык ворочаться: — Мои братья, в основном. Чаще всего Уилбур, — слова даются с трудом и Ватсон ощущает себя преступником пришедшим с повинной или грешником, изливающим душу в исповедальне. — Техно не… он не говорил напрямую, как Уил, но он смотрел на меня так, что, ну, — он хихикает, — несложно было догадаться. — Ты нечасто рассказываешь о своих братьях. Техноблейд и Уилбур Ватсоны, да? Они были учащимися здесь пару лет назад? — Бэд откатывается от рабочего места, чтобы открыть ящик и пробежаться по нему взглядом, будто в поисках чего-то. — Ага, типа того. Не люблю трепаться о своей семье, — пожимает плечами. Бэд чешет колпачком ручки подбородок, состраивая задумчивую гримасу и всматриваясь в никуда. — Техноблейд был первым по успеваемости, — медленно проговаривает тот без особой уверенности, словно ищет подтверждение сказанному у, в данном случае, потолка. — Уилбур… Уилбур Ватсон. Разве не этот мальчишка возглавлял клуб дебатов? Меня тогда не было, но предыдущий психолог говорил, что его случай был одним из самых тяжелых на его практике. — Великий и неповторимый, — сжалившись, хмыкает Томми невпечатленно. — Не знаешь, почему? — Догадайся, Бэд, — дразнится Ватсон благодушно, уголки губ ползут вверх. — Если я курю, то Уилбур..? Складка, залегшая у его психогола меж бровей, смотрелась весьма комично, делая того похожим на растерянного лабрадора, жующего собственный хвост и осознавая это только спустя какое-то время. — Алкоголь? Наркотики? Томми, не говори мне, что он связался с наркотиками, — выпрямляясь на стуле, вскидывается Бэд ошеломленно и его лицо приобретает белесый цвет мела. — Бинго, — признавая правильность догадки, он щелкает пальцами с мрачным лукавством. — Боже, мне жаль, — наблюдая как Бэд тускнеет прямо на глазах, Томми неспокойно ерзает на месте и торопится отогнать надвигающуюся тягостную череду молчания: — Он пока не умер, не о чем сожалеть. Наоборот, вон, собирается приехать на днях, — сворачивая тему, совестливо снабжает его информацией. — Ты этому рад? — Ты прямо как Фил со своими дурацкими вопросами, — усмехается Ватсон. — Без понятия, на самом деле. С одной стороны любопытно, с другой непонятно. — В детстве у тебя были хорошие отношения с братьями? Что-то изменилось после этого? — взглянув на Бэда, Томми отметил как психолог вновь принялся за заполнение своего блокнота. Тот задавал вопросы не отрываясь от написания. — Зависит от того, что ты имеешь в виду под детством, — закинув ногу на ногу, ворчит он озадаченно. — Ну, скажем, какими ваши отношения были года три назад? Томми от неожиданности давится смехом. — Никакими, мужик, — на смущеный взгляд Ватсон поясняет, борясь с очередным подступившим приступом рассмеяться психологу в лицо: — Я серьезно. Как только они съехали, мы перестали поддерживать общение. Наверное они только этого и ждали, — закатывая глаза, он проливает свет на ситуацию. — Хорошо, — идя на попятную, вновь раздается щелчок ручки, знаменющий мыслительные процессы. — Тогда как насчет этого: какими ваши отношения были за год до переезда? — Ой, все было хуево. На этот раз Бэд никак не реагирует на внезапное ругательство, но одного взгляда достаточно, чтобы Томми прокашлялся причастно, прикрывая кулаком рот. — Что я хотел сказать, так это то, что все было не очень, — бессознательно он начинает перебирать большие пальцы в импровизированной имитации крутящихся педалей велосипеда, что отмечает психолог с очередным кликаньем ручки. — Они много ссорились. — Братья? Друг с другом? — вмешивается с наводящим вопросом, по праву зарабатывая сердитый взгляд исподлобья. — В основном, да, — вперившись в собственные руки глазами и изучая борозды шрамов на пальцах, извещает Томми. — О чем они обычно спорили? — робко вклинивается в какой уже раз, но Ватсон не находит в себе сил чтобы огрызнуться, вместо этого предпочтя ответить на вопрос и закрыть тему. — О наркотиках, об отце, обо мне. Почти обо всем, что Уил считал важным. — Они… они спорили о тебе при тебе? — Бэд хмурится, складывая руки на груди. — Очень редко, — оправдывает их Томми. — Чаще всего они просто спорили в коридоре и мне просто непосчастливлось жить между их комнатами, — облизывает сухие губы. — Думаю, они считали, что я не услышу. Бэд, видимо все еще переваривая поступившую информацию, неторопливо качнул головой. — Кто из братьев был ближе всего? — Наверное, Уил. Он практически вырастил меня. Техно и Фил всегда были в отъезде, а если нет, то Фил был на работе, а Тех запирался в комнате. — Вот как? — Но если спросить, кто мне нравится больше, то я бы сказал, что Техно. Уил всегда был немного… эмоциональным. Техно хотя бы игнорировал меня или просто делал кислую рожу. — Ты говоришь так, будто Уилбур делал что-то... — вкрадчиво подступает к острой теме тот. — Например? — посмеивается Томми истерично. — Если хочешь спросить, бил ли он меня, то нет – можешь выдохнуть. Были, конечно, прецеденты, но никогда не доходило. Хотя, вспоминая его взбешенное лицо, мне всегда казалось, что кулаки у него жутко чесались, — запустил пятерню в и без того взлохмаченные кудри, находившиеся в хаосе. — Он ограничивался только своими колкими ремарками, возомнил себя главным героем произведений Шекспира, раз Фила рядом нет. Вопрошающее выражение лица. — Извини, если я такое скажу вслух, ты побежишь мыть мне рот с мылом, — лениво улыбается Ватсон, растекаясь усталой лужицей по кожаной софе. — А Техно? Как он относился ко всей этой ситуации? — неопределенно махнув рукой с письменной принадлежностью, делает акцент на последнем слове. — Чью сторону он принимал? — Фила, — молниеносно отвечает Томми, ответ вырывается практически рефлексивно. — Можно конкретнее? — Нельзя, — передергивает Ватсон, кривляясь. — Обычно если речь заходила о наркотиках, то Техно говорил, как Уилбур все делает тяжелее для Фила. Если обо мне, то они просто сходились на том, что я раздражаю всех одинаково. — Это абьюзивное поведение, Томми. Среда, в которой ты рос, явно не подходит для воспитания. Твоя семья не должна… говорить, что ты раздражаешь их. Или не должна отсутствать в моменты, когда ты нуждаешься в поддержке. Тем более оскорблять или игнорировать тебя. Томми выслушивает все с поджатыми губами, чтобы затем с утратившим весь цвет лицом выговорить: — И что теперь, позвонишь в опеку? Меня кинут в детдом? — Я не буду ничего делать без твоего согласия, — заверяет его Бэд. — Но я хотел бы поговорить с твоим отцом лично. — Хах, я бы тоже хотел с ним поговорить, — пытается пошутить Томми, но замолкает под гнетом чужого беспокойства. — Дашь мне его номер телефона, пожалуйста? — Да. Без проблем. Я… все еще должен прийти на следующей неделе? — пытаясь развеять поселившиеся сомнения, задает вопрос. — Разумеется. Я буду ждать тебя в следующий раз, а пока можно сказать, что мы закончили на сегодня? — кидая быстрый взгляд на часы, Бэд нежно улыбается. — М, ага. Ничего не обещаю насчет Фила, кстати. Он может и не захотеть говорить. — Не волнуйся, я умею быть настойчивым, когда это нужно, — миролюбиво предлагает Бэд, заставляя волну мурашек табуном прокатиться по вспотевшей спине. — Ты не представляешь, как это стремно звучит, мужик, — бросает напоследок Ватсон, попятившись только в наполовину наигранном испуге. Однако никакого ответа не следует, тот лишь беззаботно машет ему рукой, заранее предупреждая Томми об идеях, которые будут воплощены в сегодняшних ночных кошмарах. Веселая картина складывалась в голове сама собой: Бэд, сжимающий в руке рукоять окровавленного охотничьего ножа стоит над бездыханным телом его отца, пока на губах играет легкомысленная улыбка. Выходя из школы, Ватсон по законам вселенной подкарауливает идущего Перплда, чтобы внезапной атакой сорвать с чужого лица скупую маску с одной-единственной эмоцией — усталостью. Однако произведенный эффект не оправдывает ожиданий: тот на весь двор кричит да блять, после чего рассерженный кидается на Томми с очевидным желанием свернуть шею. Взвизгнув, Ватсон бросается прочь, сбегая со скоростью света по ступенькам вниз и расталкивая попутно медленно расходящуюся толпу. Перплд бежит за ним, но нагоняет далеко не сразу — приблизительно через метров пятьсот, решительно дернув Томми за ворот футболки. Та мучительно трещит, а Ватсон закашливается, когда ткань неожиданно перекрывает поступление кислорода. — Чтоб ты с-сдох в канаве, — в сердцах хрипит Перплд почти что на ухо, опираясь руками о согнутые после бега колени. — Ха-ха, а кто-то прокурил себе все легкие, — несмотря на то, что он сам отдышаться не может, подтрунивает Томми, указательным пальцем тыча в вышеупомянутого. Перплд цыкает, поправляя сползший на плечи во время спринта синий бомбер. — Ты больной, — сплевывает Перплд ядовито, принимаясь скурпулезно отряхиваться. Томми может лишь рассмеяться, глядя на искреннее недовольство чужого лица с легким осознанием, как тяжесть недавнего разговора с психологом постепенно оставляет его. И где-то в промежутке между Перплдом, приходящем к выводу, что Томми — крайне проблематичный человек для дружбы, они прогулочным шагом плетутся в неизвестном направлении. — ...тебе надо голову лечить, — спустя еще десять минут, продолжает гнуть свою палку Перплд. — Софизм, — отрезает Томми, почесав бровь. — Новое слово выучил? — скривил губы тот, обводя его недоверчивым взглядом. — С виду говоришь по делу, но на самом деле – хуйню несешь, — отвечает Томми, моментально схлопатав прицельный удар в затылок. От второй атаки он успешно уклоняется, обиженно поджимая губы: — А еще вчера ты мне говорил о дружбе, — напоминает он язвительно. — Неправда, это не тебе было адресовано, — проскрипел. — А кому тогда? — подстраиваясь под чужой тон, переспрашивает Томми. — Миллеру, — пробормотал он с нескрываемым воздыханием и Ватсон не нашел ничего лучше, кроме как поддержать в словесном формате. — Ты после психолога всегда странный приходишь, — вдруг подает голос Перплд, всматриваясь в лицо Томми неожиданно пристально. — Апофения, — изрекает Ватсон, схватившись за подбородок. — Че на этот раз? — с выражением лица отца, которому только что показали новомодный-современный-подростковый тренд, Перплд прищуривается. — Видишь связь там, где ее нет. — Ты точно к психологу ходишь? — с подозрением выспрашивает его вместо очередного комментария. — Мне начинает казаться, что ты пропадаешь на час просто чтобы почитать словарь. — Эвентуально. Однако прежде, чем загребущие руки достанут до него и случится непредвиденный эксцесс в виде трупа посреди улицы средь бела дня, Томми отскакивает в сторону с прыткостью лани, но бедняжке видимо прострелили ногу, потому что вместо того, чтобы дать себе фору в виде пары метров безопасности — он чуть не сваливает с ног какого-то прохожего. Какой-то прохожий, посмотрев на это дело и почесав щетину, с мудростью древнего старца заявляет: — О, Томати. Как раз тебя искал. Че как, малой? — горячо выдает человек, имя которого подозрительно созвучно с небезызвестной социальной сетью, подгребая безвольную фигуру Ватсона себе под руку и фиксируя ладонь на плече. Трехнедельная щетина и резкий запах мужского одеколона, старательно маскирующего тягу к спортзалу, за считанные секунды обвалакивают Томми. Метр сто восемьдесят чистых мышц с самодовольной ухмылкой и прижатой ладонью к бедрам; поза так и кричала что-то наподобие я очень дружелюбный, но с одного удара могу отправить на тот свет. И кто Ватсон такой, — напоминаю, хилая шпала почти метр девяноста, — чтобы оспраивать чужой авторитет? — Сапна-а-ап, — практически нараспев тянет Томми, похлопывая парня по широкой спине и натягивая на лицо улыбку. — Хей, да это же Перплд, — воскликнул Сапнап в восторге, тыча в того пальцем, как в эйфелеву башню, затесавшуюся на калифорнийские улицы. Впрочем, у последнего был не такой уж великий шанс вероятности произойти. Скорее уж Сапнпап перепутает достопримечательность Парижа с башней электропередач. — Йо, — немногословно Перплд поднимает руку на уровень лица и улыбка Сапнпапа, как и хватка на шее Томми, лишь крепнет. — Почему вы вместе? Вы двое друзья? — раздувая ноздри в эмоции, отдаленно попахивающей недовольством, карие глаза бегают от одного к другому в поисках ответа. По какой-то причине тот еще и громко шепчет, независимо от полупустой улицы с двойкой-тройкой зевак на противоположном конце дороги. Может, у Сапнапа что-нибудь в духе сотрясения мозга. Всякое в жизни бывает: потянул штангу в тренажерном зале, а она, сволочь этакая, упала на голову? — Да, — в унисон заключают они, оглядываясь друг на друга в древнем как мир меме про двух человечков-пауков, указывающих друг на друга пальцами. — Вот как, — знающе приподнимая брови, Сапнап странно косится на Томми, чтобы затем, прочистив горло, сделать важное объявление: — Я уже сказал, что здесь за Томом и предложил бы тебе присоединиться, приятель, — кивая в сторону Перплда, — но случай немного… неподходящий. Так что мне придется разлучить вас, голубки. — Что-то срочное? — сбрасывая с себя чужую руку, Ватсон отстраняется, чтобы открыть лучший обзор на чужое лицо. Обычно под срочным Томми понимал крупную аварию на фабрике по производству мыла, но что там думал Сапнап — предстояло еще узнать. — Это о Дриме. — Понял, — сказал как отрезал, потому что если Дрим – то дела можно и бросить. — Ага, давай, — Перплд, на первый взгляд невзрачный и без единого отпечатка эмоции на лице, провожает их отделяющиеся фигуры взглядом. Но Томми готов поклясться, что будь у его друга способность убивать взглядом — они с Сапнапом умерли, не ступив и шагу в противоположную сторону. Когда они отходят на достаточное расстояние, а позади слышит шорох и скрип удаляющихся кед Перплда, Томми может лишь догадываться, почему рука Сапнапа, обвившая его плечо, ощущалась налитой свинцом. Пытаясь перебороть иррациональную тревогу, Ватсон, стиснув зубы, спешит развеять сомнения: — Дрим в порядке? — глухо интересуется Томми, стреляя взглядом из-под нахмуренных бровей. — Конечно!? — изумляется Сапнап, удивленно моргнув. — Просто не думаю, что Дрим будет шибко рад посторонним в палате. О, но прежде! Мы должны зайти в одно классное местечко. Это ненадолго. Знай он Сапнапа чуть хуже и не дойди его осведомленность до риски в принципе ровный такой мужик, в голове бы закрутились шестеренки: подозрительно похожая завязка для плохого детектива, где подростка под предлогом пойдем покажу что-то крутое уводят и это последний раз, когда его кто-либо видел. Спустя час или около того хронометража, тело найдут в лесополосе грибники, вызвавшие парамедиков на отрубленную ногу. Но максимум, на что был способен Сапнап — это привести его в стрип-клуб, оставив у барной стойки с наказом дождаться, а потом забыть вернуться. Верно, он — та самая мамочка, теряющая своего ребенка в гипермаркете у винного отдела. Томми, что неудивительно, соглашался на любые предложенные авантюры. Сегодняшняя привела его в заведение, из которого он не так уж и давно выходил с конкретными мыслями и головой, забитой задетыми чувствами. Оранжевая вывеска, надпись «закрыто» и витиеватое название: вспомни — узнали. Официант-тире-парень-за стойкой по имени Карл, который забыл о существовании стиральной машины, раз уж продолжает наматывать круги по помещению во все той же фиолетовой толстовке. Его звонкий голос эхом скачет от стен, пока тот рьяно докладывает в зажатый между плечом и головой телефон сложившуюся ситуацию. — Карл, мой дорогой! — разводя руки в сторону, со звоном дверного колольчика оповещает Сапнап голосом, с каким дальний родственник вваливается в твой дом спустя несколько лет отсутствия. Чтобы еще после этого задать несколько каверзных вопросов в стиле а сколько тебе лет? или а правда, что ты учишься на дизайнера, а не на врача? Карл, чуть не выронив телефон, вскрикивает фальцетом: где-то в это же время в Пекине вся китайская опера полегла от зависти. — Сапнап! — осаждает тот возмущенно, а затем возвращается к телефонному разговору: — Да, да, извини, это Сапнап. Он здесь с-, — Карл смотрит на него, — …с ребенком, я думаю? Нет, что- Откуда я знаю? — вздыхает. — Ладно, давай пока, люблю тебя, — Карл, откладывая телефон на ближайший пустой стол, приветливо улыбается. — Сапнап, рад тебя видеть. И тот парень, химик, верно? Томми от неожиданности заходится кашлем. — Химик? — переспрашивает Сапнап. — Долгая история, — открещивается Ватсон. — Зовут Томми, кстати. — Карл Джейкобс. Выглядишь так себе, Томми. — Вот спасибо, — он закатывает глаза, прекрасно понимая, что сочетание потертой футболки с металликой и грязных джинсов, от которых сто процентов пасло запахом смерти, сомнительный вариант для произведения хорошего первого впечатления. Но Карл за всю свою жизнь видимо насмотрелся на таких, как он, поэтому даже бровью не повел — лишь изогнул губы в профессиональной улыбке сотрудника общепита. Приблизился к нему с заговорщеской улыбкой и предложением, от которого невозможно отказаться: — Будешь какао? — Только если Сапнап платит, — взвесив все за и против, что заняло приблизительно ноль целых одна сотая секунды, выпаливает Томми. Человек, в ближайшим будущем использованный в качестве кошелька, агрессивно ерошит ему волосы, пока Карл тактично хихикает. — Нет-нет, Томми. Друзья Сапнапа – мои друзья тоже, так что угощаю за счет заведения, — подмигивает тот и Томми, глядя на цветущую и пахнущую атмосферу добра и позитива, в хорошем смысле взывает к небесам с вопросом за что ему так везет. — Мы не друзья, — забираясь на стул, слишком короткий для его длинных ног, бросает Томми. — Он меня похитил минут пять назад, я в заложниках. — Он врет, Карл, богом клянусь. Томми нам с Дримом как младший брат, никто никого не похитил. Все легально. Времяпровождение в компании Карла и Сапнапа оказывается на удивление приятным. Они перебрасываются двусмысленными фразочками, заставляя Томми периодически выпадать в астрал и гадать, почему мама, забывшая его в винном отделе, флиртует с работником гипермаркета вместо того, чтобы его искать. С хлюпаньем потягивая уже третью чашку сладкого напитка и грея холодные руки, Ватсон ощущает себя далеким от черни своей жизни. Никакого скопища народу и неоттираемого чувства грязи, копотью облепившей руки по самые локти — только Сапнап, пытающийся свалиться с барного стула, пока усердно строит глазки и Карл, выслушивающий его с самой внимательной улыбкой, на какую только можно рассчитывать со всеми бреднями, вылетающими изо рта вышеуказанного дон жуана. Посещение Дрима не затянулось, потому что кто-то, отчаянно привлекающий внимание официанта Эль Рапидс, — так называлось узкоспециализированное кафе, работающее раз в никогда и существующее исключительно для того, чтобы Карл развлекал своих друзей, — совсем потерял счет времени. К Дриму они доплелись пешком, уплетая отданную Карлом выпечку, да храни господь его душу, ближе к вечеру. Коротко введя в курс дела, Томми обрисовал школьную ситуацию, но что понятно, в четырех стенах каторги мало что поменялось. Так что пришлось добавить от себя о беседе с психологом, услышав подробности которой Сапнап подавился яблоком и промямлил что-то, что должно звучать как да брось, Техноблейд вернется? Томми цокнул языком как трезвое и уставшее физическое лицо, несущее за собой право не повторять по два раза. Возвращаться домой впервые за несколько месяцев не пьяным и не под чем-то — слишком странно, чтобы быть явью.