Кодеин в моих венах

Томми никогда не был причислен к той же касте, к какой гордо могли себя относить Уилбур и Техно, Ранбу и Таббо, Бонни и Клайд. Везде и всюду сосуществуют два паразита, полноправно распоряжающиеся чужими вещами: одеждой и, если захотят, даже квартирой. Дрим, например, изначально жил гордо-один, но после двух недель визитов Сапнапа с горем пополам подаллся на щенячьи глазки и разделил аренду надвое. Таббо и Ранбу мало отличались от нашумевших грабителей девяностых, по крайней мере первый идеально вписывался в роль преступника с невменяемой манией заставлять вещи подлетать на воздух. Уилбур и Техно совершенно другая история, которую рассказывать вправе только они сами: сколько штатов исколесили, когда рассорились окончательно и когда сошлись во мнениях вновь. Томми никогда не был тем самым сыном маминой подруги, хотя бы потому, что мамы у него как таковой не было — только обглоданный червями скелет, уже долгие годы удобрящий собой почву. И компанию тому составляет надгробная плита, следить за состоянием которой ни у кого не хватает духу: Фил боится призраков прошлого, Уилбур внутренне содрогается лишь при упоминании, а Техно абстрагируется от проблем по максимуму. Что до Томми? Кристаллически плевать. Тяжело оставаться небезразличным, когда живешь его жизнью и для этого не нужно нести лямку жизни супергероя или оббегать подиумы, обернутым в алюминиевую фольгу — достаточно просто один раз хлопнуть увесистой дверью в дом. Так, чтобы затряслись стены, а единственная фоторамка на тумбочке при входе задребезжала. — Блядь, — цыкает Томми в сторону и делает шаг прочь от двери, пропуская гостя. Перплд мнется на пороге с секунду, прежде чем мгновенно откалибровывает свои внутренние настройки, выкрутив бегунок абсолютно похуй на максимум. Тот прислоняется ладонью к дверной рамке, торопливо сбрасывая с ног кеды и стягивая с плеч фирменную отсыревшую после бурной ночи толстовку, сжав ее как клатч подмышкой. Томми следует чужому примеру: переметнув из пальцев тонкую нить сигареты и зажимая ее зубами, он приседает на нетвердых ногах, чтобы развязать шнурки и отбросить синюю ветровку на бежевые подушки старой банкетки. Ее три металлические ножки тонут в молочном ворсе ковра, четвертая же благополучно почила в бозе, — царствие ей небесное, — в смутные времена буйства близнецов. Теперь же к делам насущным, с которыми приходится сталкиваться каждой смертной душе, рано или поздно перейдущей во власть Аида. Именно — к рубрике вопрос-ответ и в нашей студии гость «А» с экстренным вопросом. Прошу, позвольте процитировать джентльмена специально для зрителей: что Перплд забыл у Томми дома? Ответ колоссально прост, потому что это далеко не ответ — кому какое дело? Томми попытался один раз воспрепятствовать, но все закончилось широким жестом, подсказывающим небезызвестное направление, откуда по проверенным источникам не возвращались: живыми или мертвыми — не суть важно. Что важно, так это не резон Перплда находиться здесь, а то, как утром Ватсон будет объяснять присутствие постороннего в доме. Да даже не в доме, хотя бы в комнате и на кровати Томми — удачи извернуться так, чтобы истолкованное правильно поняли. В их неоднозначном мире даже зубные щетки в одном стаканчике — повод для сплетен, что говорить об одной комнате на ночь или одежде, кочующей от одного к другому. — Где ты будешь спать? — собравшись с мыслями, брякает Ватсон, потрепанный жизнью. Светлые кудри при повороте бегло мажут по щекам и шее, заставляя интуитивно вжать голову в плечи. Томми давно понятна уилбуровская фраза трезвее, чем был — это то пограничное состояние, когда туман из головы не до конца выветрился, но случись что из ряда вон, к состоянию трезвости человек вернется как по щелчку пальцев. Утром эти скачки сознательности в действиях аукнутся, но пока причин для суеты нет. — Мы собираемся спать? — переспрашивает Перплд. Нетрезвый мозг Томми выдает очередную ошибку: что-то о неверно введенной команде и неудачно подобранной экселевской формуле. Что-то из символов и цифр; сплошные закорючки, заполняющие дисплей разума. Ватсон хочет спросить, что еще можно делать ночью, но закусывает язык вовремя — вспоминает. Ночь — прекрасное время суток, чтобы вжать педаль газа в пол и гнать по трассе под двести, не тревожась попусту о хвосте из сине-красной мигалки в одном из зеркал. Можно заехать на пустую заправку, за стойкой которой беспробудно отрубился кассир и умыкнуть пару бутылок пива. Неприглашенными заявиться к кому-то из знакомых в гости, требовательно барабаня по двери пока не откроют. Романтика всей его жизни в сумме — это неумолкающая вечеринка; день сурка, веселящий первые несколько повторов. Далее скука: мятые цилиндры мальборо рэд, глубоко утрамбованные в карманы джинсов, кофт и ветровок, гул подъезжающей к дому тойоты камри и безликая пропасть дома. Щелчком отправив сигарету за дверь, Томми устало трет глаза. Перед глазами плывут калейдоскопом цветные пятна, а идея вернуться на улицу не кажется такой уж ужасной — там хотя бы свежий воздух. Одного его наличия достаточно, чтобы привести мысли в порядок. — Фил меня завтра убьет, — изрекает Ватсон, в направлении темной пасти гостиной. — Земля пухом небо прахом, — мрачно поддакивает Перплд, ничуть не смущенный обстоятельствами. Его пыльные кеды идеально вписываются между мартинсами Уилбура и сапогами Техноблейда; так хорошо, что Томми чувствует истеричное подергивание собственного века — любой человек в состоянии смотреться рядом с семьей лучше него. Право слово, тот же Уилбур с Ники смотрелись как родственники куда гармоничнее, да даже Дрим с Техноблейдом с их непонятным соперничеством и дружескими препираниями. Томми всегда буксовал где-то позади, но раньше кривить губы повода не было — у него был Таббо, потом был Ранбу. До появления в жизни Перплда, не было никого. Оставленная за три дома отсюда, в качестве подстраховки, тойота громоздится под окнами чужого дома и Ватсон скучает по отблеску едущих навстречу машин и гудению мотора. Освобождая себя от бессмысленных надежд, Томми взглядом цепляется за полоску света, виднеющуюся за поворотом на кухню. Такую, как он помнит, оставляет холодильник открытый кем-то посреди ночи. Ватсон может явственно ощутить, как волосы на загривке встают дыбом. Даже Перплд, притаившийся в темном углу, настороженно выпрямляется. Какие-то дни бывают хорошими, какие-то — нет. Сегодняшний всего за несколько секунд успевает сделать оборот на сто восемьдесят градусов, из хорошего быстро трансформируясь в отвратительный. Когда высокий силуэт Техноблейда выплывает из-за угла, Томми не сдерживается от того, чтобы закатить глаза. — Тесей, — глухой голос прорезается сквозь ночную тишину, когда его обладатель возвышается перед ними непреодолимой стеной. Карие глаза анализирующе огибают фигуру Томми, единожды задержавшись на шее и заставляя Техноблейда неодобрительно нахмурить брови. Перплд за его плечом остается незамеченным для напрашивающегося диалога. Было что-то ужасающе подавляющее в его старшем брате; стоя перед ним вот так, любой ощущал себя непритязательным и ничтожным — как пылинка забившаяся под ноготь. Техноблейд, по ошибочным соображениям и осколочным впечатлениям, не мог похвастаться атлетичным телом: на его руках и ногах все же проступал рельеф мышц, но ничего за гранью фантастики. Просто может сломать среднестатистического смертного пополам — каждый вторник одно и то же. — Йо, — любой ощущал себя жалким напротив Техноблейда, а вот Томми страшиться нечего – он ничтожество двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, без выходных и обеденных перерывов. — Как жизнь, Блейд? — натянув привычную нахальную ухмылку, после которой уголки губ от усердия покалывают и саднят, бросает он. — Где ты был? — этот вопрос напоминает, почему ситуация целиком еще не снята с повестки дня, а Томми и Перплд до сих пор мнутся в прихожей. Не то чтобы Техноблейд когда-то всерьез переживал за него — только в глубоком детстве, которое сам Ватсон вспоминал обрывками предложений и вспышками старого маминого полароида. Он часто терялся в местах столпотворений, изводя своей невнимательностью Фила и Уилбура, но даже тогда Техно не изменял самому себе, оставаясь рациональным и нерасторопным до скрипа в зубах. Единственное исключение — вывихнутая во время игры в футбол лодыжка, из-за которой Техноблейд самоотверженно вызвался донести своего младшего до дома. Ватсон вмазал ногой с такой силой, что не отойди воротарь в сторону — мяч прилетел бы ровно промеж глаз в первый и последний раз. Как итог: море слез и соплей, детские завывания и Техно, растерянный и переминающийся с ноги на ногу во время инструкций от классного руководителя. Машину тогда никто кроме Фила не водил в помине, братьям было по пятнадцать, он был шебутным и бесбашенным, а Техноблейду выпала нелегкая доля уйти с любимого урока истории. Останься все так, как было раньше — жизнь напоминала бы рай. Томми мельком смотрит себе за плечо — на Перплда, который только стреляет глазами вглубь гостиной и дергает плечом. — Тесей, — с нажимом, голосом, сквозящим филовским разочарованием и учительскими назиданиями на тему почему сигареты это плохо. Техноблейд нетерпеливо вздергивает бровь в ожидании ответа. — Какое тебе дело? Иди посиди у себя в комнате или что ты там делаешь обычно, — отмахивается Томми, чувствуя как неминуемо закипает. — Ты вернулся домой в шесть утра, — холодно напоминает Техно. — А ты вообще домой не возвращался, когда тебе становилось влом слушать их ссоры. Мы сейчас правда будем это делать? Ага, вот и я думаю, давай не надо, — сплевывает Томми, предпринимая попытку протиснуться сквозь небольшое расстояние между его братом и аркой. Вместо этого, правда, тяжелая рука ложится ему на плечо и удерживает на месте. — Томми, в чем дело? То, что ты сделал утром с Уилбуром было незаслуженно, — тот неопределенно взмахивает рукой, в следующее мгновение морщась от неприятных воспоминаний. Теплое колючее чувство в груди, Ватсон, тем временем, идентифицирует как гордость за свои действия. Что всегда раздражало в спорах с Техно — для последнего попросту не существовало противоположного мнения, простым языком, тот жил по принципу в этом мире есть два мнения: мое и то, которое неправильное. Напыщенный и уверенный в своей правоте, Техноблейд был ничем не лучше эмоционального Уилбура и Фила, записавшегося в тех самых родителей, безразлично сложивших руки на коленях. Поэтому когда он думает о возможном ответе, в голову не приходит ничего толкового: только указание свернуть направо и следовать прямо по маршруту «нахуй» следующие пять километров до достижения цели. — Засунь в жопу свою надменность, Блейд, общайся нормально, — шипит Томми, невольно понижая тембр своего голоса до риски давай попизди мне тут. — С моей перспективы все было очень даже заслуженно. — Что с тобой происходит? — щетинится Техноблейд и устало щипает переносицу: — Я думал Фил шутил, когда говорил, что ты похож на- — Уилбура? Вот это да, никто такого не ожидал – я же не его брат, — ахает Томми импрессивно, прижимая в наигранном удивлении ладони к щекам. — Мне нужно перекурить, — вяло встревает Перплд, после чего кивает на дверь за спиной. Томми практически совестливо от того, что он заставил своего товарища выслушивать эти крики на пустом месте. В семействе Ватсонов было принято не выносить внутренние конфликты на чужое обозрение — и это единственный правильно вынесенный урок. — Мне тоже, — мрачно отвечает, прекрасно понимая, что ему-то точно от разговора не дозволено так просто уйти, но попытка не пытка: — Может, продолжим на улице? — не питая особых надежд, предлагает Томми, чем зарабатывает на себе недоуменный взгляд, на спокойном лице Техноблейда смотрящийся просто дико; тщательно перемешенное зелье из испуга, беспокойства и неодобрения. Одно стоит отметить — вся суть вопросов Ватсона состоит в том, что ответа они не находят, обыкновенно не дожидаясь. Поэтому в следующие пять минут Томми обнаруживает себя стоящим у выхода с тлеющей сигаретой, зажатой между пальцами. Прижимая ее к губам и тягуче вдыхая сладкий дым, пока горло не начинает болезненно першить, он находит себя ошибочно укутанным в кашемир пальто Уилбура. Левая рука надежно спрятана в карман джинсов, пока пальцы механическими движениями откидывают и закрывают крышку зажигалки. Искать Техноблейда он даже не пытается — за его спиной уже слышен шорох накидываемой верхней одежды и скрип двери. — И давно ты подцепил эту привычку? — невпечатленно уточняет Техно, в следующую секунду поравнявшись с ним и отзеркаливая позу с единственныи различием — привалившись к стене, тот складывает руки на груди. Томми неопределенно мычит вместо ответа, выдыхая последние клубы дыма. — Эта дрянь убьет тебя, — отмечает Техноблейд угрюмо. — Поскорее бы, — соглашается Томми кивком, уныло приминая ботинком истлевший окурок. Перплд по левую сторону протягивает пачку с откинутой крышкой миролюбиво. Руки уже тянутся, как Техно одергивает его, вгрызаясь пальцами в запястье. Рука, уже сомкнувшаяся на сигарете, от неожиданности затормаживает: — Как по мне, так с тебя хватит. Не смешно, Томми, — а кто смеется? Ни Перплд, ни Томми сейчас не заливаются смехом до колик в животе, если никто не заметил. Томми изумленно смотрит на него с секунду, прежде чем вырывает руку и, закатив глаза, щелкает зажигалкой. Слабый огонь трепещет от сковзняка, гуляющего по двору и он заботливо прикрывает пламя свободной рукой. Свист, гуляющий по безлюдным улицам, сейчас кажется чертовски родным. — Не приказывай мне, Тех-но-блейд. Томми честно пытается создать иллюзию, что компания брата ему вовсе не по душе, но как он ни противится, Техно принадлежит этому дому точно так же, как и он. Не зря же в коридоре одна из дверей обклеена стикерами с поросятами, а на ручке висит украденный из отеля значок do not disturb. Поэтому в его слова прокладываются игривые нотки прошлого, когда все, что ему было ведомо — это желание целиком пересмотреть Властелина колец за одну ночь в компании братьев. Облизнув пересохшие губы, Томми вновь делает затяжку. Вдох сливается с фырканьем Перплда, который все это время внимательно вслушивается в разговор. Карие глаза Техноблейда внимательно сканируют его лицо, впитывая любое движение губкой. Если бы Томми знал Техноблейда чуть хуже, то предположил бы, что тот выискивает удобный момент, чтобы вспороть ему горло. Но к несчастью, его познания о природе такого кадра, как великий Техноблейд — выше среднестатистического жителя планеты Земля. — Сделай фотографию, дольше продержится, — раздраженно вскидывается Томми, сигарета перекатывается меж пальцами. Беглая затяжка — это единственное, что удерживает его на месте и от того, чтобы не броситься опрометью в лес на окраине. Техноблейд тяжело вздыхает и Томми душит затяжкой вставший поперек горла ком разочарования и злости. Вдох помогает ему прийти в чувства, выдох — эти чувства обнулить. — Я ошибся, — вдруг идет на попятную Техноблейд, от взгляда тянет арктическим морозом. Ватсон стихийно застывает, ответно анализируя чужие причуды. — Ты не просто напоминаешь Уилбура, ты один в один, если не хуже, — с необъяснимой болезненностью, словно Томми только что приписали в диагноз неизлечимое заболевание. — Блейд, — смеется он удивленно, находя в себе силы прислониться животом к перегородке на крыльце, — Это не соревнование, я не стремлюсь быть лучше или хуже. Я такой, какой есть. — Звучит как ленивое оправдание для слабаков, Тесей, — остро подмечает тот. — Просто не всем дано быть такими же сильными как ты, Техи, — цыкает он саркастично, вышеупомянутый неприязненно делает шаг назад, — Но я и не рассчитываю, что ты поймешь, — пожимает плечами апатично, всматриваясь в сизый дым, — Понимание и сострадание, все же, немного не по твоей части. — Ты не ответил на вопрос. — Ты же тут распинаешься не потому, что правда хочешь вытряхнуть из меня извинения для Уилбура? Бессмысленно, как по мне. Если извиняться, то напрямую, — слова выходят приглушенными и невнятными из-за сигареты зажатой меж зубами, но нервозное подергивание рук Техноблейда говорит достаточно. Качнув головой на это, Томми флегматично продолжает, глядя как от сигареты крошечными осколками отлетают искры: — ...но я не могу понять, почему ты врешь. У Уила, конечно, тонкая душевная организация и все дела, но не чтобы я вас двоих знаю, — он запускает пятерню в волосы, одергивая сальные кудри в сторону от лица и вздыхая, разрываемый двоякими эмоциями. — Блять, да я с Таббо не общаюсь в последнее время, а это уже говорит о многом. Так что же великому Техноблейду могло понадобиться от покорного слуги, хм? Томми рефлексивно кривит губы в ухмылке, невзирая на чужой дискомфорт. Поначалу он не понял, какая именно часть его монолога заставила Техно растерять всю боевую спесь, но бросившийся в глаза краешек собственного пальто и перемещение веса тела с ноги на ногу вынуждает смущенно запнуться, зависнув в неустойчивой позе. — Я не- Это- Томми уже растерянно бормочет, путаясь в клубке собственных слов и мыслей. Попытка протолкнуть полноценное предложение безуспешно проваливается еще на этапе задумки и, осекая себя от дальнейшего унижения, вместо этого делает глубокую затяжку. Томми сам не знал, в чем пытался убедить Техноблейда или за что чувствовал вину, отдающуюся глухим стуком сердца. Он действительно напоминает Уилбура из прошлого — того самого, которого ненавидел. Как там говорится — яблочко от яблони недалеко падает. Сначала первая сигарета, потом первый глоток отцовского алкоголя в компании сверстников, следом подтягивается первый выкуренных косяк. Заезженная история. Перплд, до этого терпеливо выдерживающий молчание и уподобившись монашкам с их обетами, отрезвляюще оплетает его плечо промерзшими руками. Его глаза в свете охристого фонаря переливаются, чьи хищнически узкие зрачки прочно закрепились на силуэте Техноблейда у двери. — Я… беспокоюсь, — тщательно подбирая слова, выдавливает Техноблейд. Томми с изумлением протягивает заинтересованное О? отвлекшись от Перплда. Томми заталкивает руки поглубже в плащ, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. Времяпровождение в компании человека, оставившего перманентную печать на психике — вовсе не весело. Последний раз, — он хочет сказать, уняв дрожь голоса, — последний раз, когда ты «беспокоился» обо мне, все закончилось фокусом с исчезновением на пять лет. — Лучше сядь перед камином и обсуди с Филом картошку и какие вы оба классные семьянины, — Томми размашисто жестикулирует. — Картошка – ладно, но второе? Серьезно? — Техноблейд невпечатленно бормочет, его бровь изгибается. — Я- откуда мне знать? Не то чтобы я интересуюсь твоими делами, чтобы иметь представление, как ты проводишь свое свободное время, Блейд, — бросается на свою защиту Томми, сокрушенно ссутулившись. — Ты жил со мной, — возвражает Техно. — А, ну да, точно, как же я мог забыть? — Томми нарочито стучит кулаком по голове, — Не пять лет ведь прошло, я все отлично помню. Техноблейд раздосадованно рыкает, пальцами оплетая косу, словно не зная, куда деть руки. Он часто ловил себя на мысли, что забывает Техноблейда, как брата, но при этом воспоминания о деревянных мечах и знойный запах вечного лета ни на секунду не утихают в его сознании. И это взаимный безнадежный поиск в глазах напротив тех самых детей, что раньше могли проводить время вместе, бьет под дых. На душе гадко. — Почему-то ты не думал о «до», когда молча свалил в универ, — напоминает Томми, кутаясь в уилбуровское пальто, пока дорогой кашемир пригревает замерзшие предплечья. Предмет одежды, насквозь пропитавшийся одеколоном, — терпким запахом мускатного ореха и имбиря, — лишь подливает масла в огонь: содержимое желудка переворачивается, когда кислота подступает к горлу. — И я не жалею об этом. — Ну конечно нет, — глухо смеется, худые пальцы путаются в золотых локонах. — Потому что ты – Техноблейд. Это в порядке вещей. Тот в ответ сузил глаза, явно не понимая. — Объясни? — тихо требует Техно. Томми мычит, дергая плечами. — Холодновато, наверное, на вершине твоих моральных устоев, — прочистив горло, комментирует Перплд флегматично, тем самым разорвав повисшее молчание. Ватсон со смешком озирается на него, явно не ожидая, что тот в ближайшие полчаса откроет рот. Перплд по своей природе не любил конфликты, за редкими исключениями: только если во время обмена мнениями в кармане не пылится что-то наподобие старого глока. — А ты кто? Сказанное высокопарным тоном человека, разглядывающего пробегающего по паркету прочь таракана. От пренебрежения в голосе желудок был готов свернуться в трубочку. — Зовут Перплд, сказал бы, что приятно познакомиться, да вот только не хочу врать, — качнув рукой с сигаретой, тот остается спокойным как море в штиль. Томми готов умереть от зависти прямо здесь. — Это взаимно, — закатывает глаза Техноблейд. — Фил вообще в курсе? — В курсе чего? — решив ненадолго избавить Томми от ноши ведения неприятных разговоров, тот уточняет. Но быстро становится понятно, что разговаривать Техно намеревается не с ним, элементарно проигнорировав и продолжив: — Сбегаешь из дома, прожигаешь легкие в сомнительной компании, возвращаешься под утро. Еще и твой табель успеваемости на полке телевизора, — перечисляет Техно монотонно. — Тебе так хочется умереть в тридцать шесть от рака легких? — Может и хочется, тебе-то что? — соглашается Томми. — Не то чтобы в этом доме есть хоть кто-то, кому не плевать. Мне не привыкать, а вот тебе лучше поскорее найти себе другое занятие, — срывается озлобленное, но это позволительно, когда Техноблейд буквально тягает за хвост вшивую кошку, вместо того чтобы оставить ее в покое. — Тесей, мне не все равно. Мой младший брат, которому даже восемнадцать не исполнилось, шляется бог знает где посреди ночи, естественно я буду волноваться. Ты не помогаешь, — вздыхает истощенно. — Не все равно? Техноблейд, я тебя умоляю: если бы хоть кому-то здесь не было сказочно поебать, меня бы не бросили. От меня все отвернулись, все решили, что Томми недостаточно хорош для нас – и поэтому мы сейчас здесь, — он жестом указывает на окружение. — Если бы тебе не было все равно, как ты говоришь, ты бы не прятался месяцами за разъездами, просто потому что не хочешь смотреть мне в глаза. Так ведь легче, да? Пропадать в библиотеке, уезжать на соревнования по каждому чиху, а потом внезапно объявляться, чтобы на фоне Уилбура, который пытался, выставлять себя святым и набожным. Иди заплетай с Филом косички. — Ты ведешь себя как шестилетний ребенок, — указывает Техноблейд, поджимая губы. — Ты часть этой семьи, но почему-то все усложняешь- — Вы уехали на пять лет по своему желанию, а сейчас тебе не нравится, как я себя веду? — на губах горькая улыбка превращается в оскал. — По-моему не тебе сейчас открывать рот о моем поведении- Ты ничего из этого не застал. Томми из тех людей, которых называют холериками и часто был склонен за считанные секунды достигать точки кипения. Примечательно то, что остывает он так же быстро — это их общая семейная черта, он просто изматывает себя криками, оставляя после извержения огромное пепелище. Вспышки злости Уилбура отпечатывались битой посудой и летящей мебелью, Техно в состоянии слепой ярости способен оставить в стене пробоину размером с прикроватную тумбу, Фил ограничивался криками, а Томми близко к сердцу держал обиды. — Что с тобой случилось? — много чего, правда. Если кто-то вдруг решится взяться за написание его автобиографии – несчастного поджидает много подноготного дерьмища, для неподготовленных глаз окажущегося фатальным. Если кратко, просто жизнь: счастливая и не очень. Просто брат наркоман, чьи нежданно-негаданные и уж тем более никем не прошенные проблемы пустили под откос всю его жизнь, начиная с злосчастного одиннадцатилетия. С рассветом был ознаменован тот роковой день, после которого все белые полосы в жизни предоставлялась возможность исключительно снюхать. Просто бездушный дом с заброшенным зачахшим садом. Просто гениальный брат, чей успех в спорте и учебе — не повод для зависти, но для зудящего вопроса когда ты вернешься домой? Просто отец, смотря на которого, руки чесались умыкнуть еще несколько бутылок сидра из винного ящика. — Поплачь, — как в последний раз затянувшись, предлагает Томми. Смотрит на Техно в покосившейся и растянутой розовой футболке: той самой, которую он носил еще до переезда — с кофейными разводами на отвороте и оторванной биркой. Она выглядывает из-под куртки: и будь он на пару лет младше, а мозгами глупее, позволил бы себе в разгаре ссоры ткнуться носом в надпись pink floyd, чувствуя как тяжелые руки приободряюще хлопают его по спине. Ватсон думает, что уже слишком поздно. На самом деле, это не Техноблейду плевать, а ему. Расскажет ли Техно, как на духу, все выпытанное Филу — не его ума дело. У брата своя голова на плечах, у Томми прокуренная, но тоже своя. Техноблейд давно вырос — и он следом; тот молчит — Томми тоже. Хотелось сгрести чужую футболку в охапку и встряхнуть хорошенько — так, чтобы голова у его брата закружилась, высказать все, что думает на самом деле без обиняков. Вместо этого Ватсон тушит шипящую сигарету о металлическую перилу и сбрасывает окурок в отросший газон. Может, они сейчас разойдутся, а в траве тем временем колыхнет разгорающееся пламя. Перплду посчастливится в последний момент выбраться в окно, остальные врассыпную бросятся к выходу, а на Томми в последний момент с потолка упадет балка. В расширенных карих зрачках стучит непонимание, искреннее до скрежета, но на лице выжженное равнодушие, от которого хотелось бежать не разбирая дороги: спотыкаясь о камни и коленями собирая каждый колючий кустарник. — Поговорим завтра, — утверждение, держащееся за счет шаткой уверенности. От одного дуновения она, казалось, посыпается карточным домиком. Томми поднимает глаза: на его губах — ни тени улыбки. — Поговорим завтра, — эхом повторяет он.