Кодеин в моих венах

      Когда дверь за ним скрипит, уподобившись умирающей кошке с отдавленным хвостом, Томми думает, так вот он — хваленый шаг в бездну, о котором без устали пишет каждый подвернувшийся писатель. Такой прыжок веры, после которого мозги главного героя весь актерский состав после титров будет соскребать с пола швабрами и метлами.              А Ватсон к тому моменту будет уже не при делах: закинувший руки за голову, смиренно потягивает из трубочки лонг айленд, флориду или молочный ликер, а по другую сторону лежит Кристин, листает новый выпуск журнала элль и добродушно смеется. Состав: мода, нужная как рыбе зонтик, красота — штука объективная, ровно так же как инцест-дело-семейное и что-то там о здоровье и хорошем времяпровождении — на то и другое Томми класть хотел. Но все что угодно покажется интересным, спустя вечность, проведенную в месте существующем вне пространства и времени.              А потом им — таким деловым и обстоятельным, приходит весточка о семейных буднях. Мать и сын выпрямятся на своих сиденьях, Томми для виду спустит с носа свои гуччи-очки с квадратной оправой, а Кристин в знак уважения поднимет поля своей черной панамы от прады.              Они дружно посмеются с того, что в пылу ссоры Уилбур разбивает об стену очередную тарелку, Фил отчаянно пытается притворяться обеспокоенным отцом, а Техно старательно досматривает документалку про полярных медведей. Потом Ватсон-младший вновь примется осушать бездонный склад алкогольных коктейлей, а мама как ни в чем не бывало зашуршит глянцевыми листами. Как говорится: если ваша вечеринка не похоже на это — даже не пытайтесь его пригласить.              Тем временем в мире отчаяния и злобы, за запахнутой дверью остается Уилбур в неизвестном расположении духа, а за кухонным столом очкастое нечто скучающе расследует книжные страницы. Томми, глядя на эту равнодушную мину, так и хотелось сдерзить что-нибудь нецензурное. Или повернувшись, сказать Перплду подержи мое пиво, но его друг внезапно закосплеил причину рекордного количества матерей-одиночек в США — за сигаретами, видимо, ушел. Что бы там Ватсон ни планировал, приходится отменить в силу этих самых обстоятельств.              Проскользнуть мимо Техноблейда незамеченным — затея, заведомо обреченная на провал. Когда не надо, тот на редкость становился проницательным и чутким, как, например, сейчас. Томми едва ли задевает окружающие предметы, шлепая отсыревшей обувью в сторону холодильника, чтобы схватить для себя что-то съестное и так же расторопно улизнуть. После конкурса воплей аппетит значительно разыгрался, но если по-честному, как такового желания поесть у него не было, а вот забить желудок чем-то съедобным пока не начнет тошнить — нате, пожалуйста.              — Хех? Ты где озеро нашел? — бесцеремонно уточняет его старший брат, губы изгибаются в знакомой насмехающейся ухмылке. Томми невпечатленно приподнимает бровь, взглядом пытаясь доходчиво передать нигде, но чисто теоретически там могут найти твой труп. Техноблейд, да святится имя его, не страдает филовским тугодумством и уилбуровской истеричностью, поэтому расслабленно пожимает плечами и отхлебывает остывший чай. — …молчу, — примирительно заявляет, прижавшись к спинке стула.              — Отлично, — сухо кивает Томми и на этом можно было закончить, но черт дергает его за язык добавить ожесточенно: — ...потому что теперь ты мой любимый брат, носи должность с гордостью и не просри, солдат, — улыбнувшись через силу, Ватсон траурно похлопывает свободной рукой чужое плечо и борется с непосильной тягой опрокинуть канистру молока тому на голову.              — С чего вдруг такая честь? — сощурившись и настороженно, словно пытается нащупать на зеленой лужайке мину, спрашивает. Томми малодушно закатывает глаза с ощущением человека из которого успели вытрясти душу и будучи в пьяном угаре заживо погребли под землей.              — А то ты не знаешь, — огрызается он. — Уилбур тварь, вот почему, — все же объясняется Ватсон терпеливо, сжимая дрожащей рукой пластмассовую рукоять.              — И что мне за это полагается? — раздача бонусов: в отличие от остальных получаешь по ноге, а не по роже – устроит?              — Строчка в завещании, — прагматично кивает вместо этого. — «из всех членов семьи его я ненавидел меньше всего»‎, нормально? — нервно оглянувшись себе за плечо в неясных поисках то ли Уилбура, то ли Перплда, Ватсон раздосадованно цыкает, не обнаружив ни того, ни другого.              — Предпочту не читать твое завещание по возможности, — делится мрачными мыслям Техно, скосившись на заплывшую нефтяной пленкой поверхность напитка с задумчивым видом. На ней, должно быть, представлена экспозиция подвида «матанализ для прошаренных и сборник мифов древней греции» – из искреннего почтения, которого нет, название книги написано лапслоком. Не осуждайте и не испытывайте его хрупкое терпение, иначе и имена половины окружения тоже будут написаны с маленькой буквы. Он способен плюнуть своему старшему брату в чай, думаете на такую маленькую подлость не решится? Сейчас вот возьмет и молоко выльет на голову-              — Друга своего ищешь? Он ушел на второй этаж, — а, или нет, не выльет. Восприняв его рассредоточенность иначе, предполагает Техно, зрачками ни на секунду не переставая бегать по книжным строчкам. Будто бы возникшая ситуация по каждому параметру транслировала слово «нормально», хоть пару мгновений назад Томми был готов облить брата с готовностью сапера вывести из строя боевую единицу соперника.              — Ага, — медленно протянул Ватсон, пытаясь вылезти из состояния анабиозного холода. — …тогда и я пошел, — отсалютовав, он машет на арку в гостиную и решительно устремляется к ней, пока Техно не опомнился и не полез с расспросами, а Уилбур не спохватился воспроизвести второй дубль непутевого наказания. Спасибо, но нет — ему и так на сегодня гадостей хватило.              — Тесей, — ведущим сороковых годов из обшарпанного радио с заедающей аудиодорожкой. Звуком от которого Томми всего мыкает и корежит. Он замирает в дверном проеме, дожидаясь последующего ответа. — Ты разве не собирался позавтракать?              — С кем? С тобой, что ли? — фыркает едко.              — Ну, если ты видишь здесь кого-то еще, то можно и с ним, — безразлично бросает Техно, но так или иначе в голосе прослеживаются скрытые нотки недовольства.              Он смотрит на полупустую, но все равно тяжелую канистру лактозной отравы в руках. Не то чтобы начинать утро с молока — лучшая из существующих альтернатив, по крайней мере желудок такой расклад событий точно не устроит. И уже через пару часов припомнит с загадочным а помнишь, пару часов назад..? Сам того не желая, приходится взвесить все за и против: Перплд благополучно свинтил на второй этаж, может решил по-быстрому надымить в туалете, а на крыльце Уилбур медитирует и собирает осколки самообладания. Из всех показанных версий самой заманчивой кажется позавтракать в одиночестве, но и давиться молоком не было желания, так что. Так что да, придется принять нелегкое решение, сжать яйца в кулак и все такое.              Расставив приоритеты, Ватсон разворачивается и приземляется на пустующее место напротив.              — Насрать, уговорил, — он с напускным баловством ребенка хлопает ладонями по столу. На душе, правда, скребли кошки и смертельно чесались руки пустить пулю в лоб, но это так, мелочи жизни. От резкого движения Томми на долю секунды видится с матерью, после чего устало прижимается к деревянной поверхности щекой. — Что в сегодняшнем меню, Блейд? — глухо бормочет в дерево.              — Ничего. Была яичница, но Уилбур не умеет готовить, — даже если душой покривить, нельзя не согласиться. Готовка была по части Техноблейда – умение пользоваться пропорциями ингредиентов и набитая в деле рука давали о себе знать. Уилбуру же доверяли только фрукты с овощами в раковине помыть.              — И смысл мне тут сидеть? — Ватсон издает нечленораздельный звук неодобрения. — Ты даже не собираешься ничего делать, эй? А как же знаменитое картофельное рагу?              — Не, — дернув плечами, только и говорит Техно. В этом вся проблема их недосемьи — понятно целое ни-ху-я. Томми, озадаченно почесав затылок, неторопливо привстает со стула. — Тесей, — и так же быстро садится обратно. — …я могу приготовить рагу, но это займет время.              Ватсон, как обычно ляпнувший сдуру, всерьез не считал свое предложение достойным для выполнения самим Техноблейдом. Не послали на три веселые буквы — уже победа, можно выпить за здравие. Поэтому его нижнюю челюсть, отправившуюся исследовать пол нельзя ни в чем винить, как и серые глаза, от неожиданности полезшие на лоб.              — Серьезно? — давится он словами, будто перед ним положили десять слитков золота с выгравированными именем-фамилией и говорят очень мило это все тебе. — В чем подвох? — склонившись над столом, уточняет Ватсон. Из-за угла должен выскочить как минимум рекрут, как максимум – армия всех штатов и взять его на мушку, потому что в жизни не бывает так просто. Разы, когда Техно брался за плиту и фартук можно пересчитать по пальцам одной руки, а когда брался за кулинарию ради него – да это вообще неслыханно. Пометьте этот день государственным праздником, что ли.              — Нет никакого подвоха, ребенок, — Техноблейд зевает и откладывает книгу, но одного внимательного взгляда на недоверчивый прищур оказалось достаточно, чтобы тот со вздохом продолжил: — Я голодный, ты голодный. У нас общая цель, Тесей.              — Не ребенок, — призадумавшись, сообщает он.              — Тебе семнадцать? — нетвердый кивок. — Звучит как ребенок, — после короткой паузы, за которую тот успевает распробовать обозначенное число прожитых лет, выдает тот в ультимативной форме. Мысленно, Ватсон, конечно, упирается ты не намного старше меня, но вслух сил что-то доказывать в арсенале не находится – он принимается мониторить определенную персону, независимо от чужой воли с позиции распластавшегося на столе хладного тела.              Труп, между прочим, обладает чувствами и мнениями на какие бы то ни было вещи, но почему-то всем насрать — в таком мире живем, что уж тут поделать? Так что когда Техноблейд, повторяю, если не придали этому должного внимания, Техноблейд вызывается сварганить ему завтрак. Волосы на висках мигом седеют.              Завтрак. Для Томми. И от кого? От Техно. Того самого, который обходился лишь коротким кивком вместо приветствия. За неделю говорил в сумме два-три предложения и предпочитал бездумно отсиживаться в спальне. Ватсон один видит в этом неотвеченный вопрос философии?              Как истина, но его брат действительно намного старше — эта разница в возрасте зачастую ощутима, но порой Томми для душевного спокойствия игнорирует ее, возомнив себя равным и ни капельки не ущемленным. С момента наступления сознательного возраста всегда можно было прощупать между ними невидимую баррикаду: Техноблейд дисциплинированный, флегматичный, рациональный — по жизни ему все до фонаря и, по большому счету, какое ему дело до проблем простых смертных? С такой здоровенной короной из самомнения на голове, ни один казус не покажется первостепенным.              Не зазорно завидовать чужой самодостаточности — ею вообще мало кто может похвастаться. Можно конечно, предположить, что внутри его брат хрупкий и ранимый, как китайский фарфоровый сервиз эпохи Тан, но лучше в этом вопросе довериться профессионалу. Томми утверждает, что в грудной клетке у Техноблейда машинное масло и хитросплетение стимпанковских механизмов — сердце это немного кринж, если кто спросит.              Техноблейд, обвязавший вокруг талии черный фартук, пылящийся на дверной ручке уже бог знает сколько, скрупулезно мотыляется по маршруту «от шкафчика к столешнице и обратно». Музыкально бренчит столовыми приборами и стучит керамической посудой с таким упорством, что под давлением, в теории, все их награбленное годами кухонное богатство может оказаться в мусорке.              Томми никак не комментирует, хотя если начистоту, очень хочет. Усталость невовремя одерживает над ним вверх, пропитывая тело ощущением тяжести и усиливая влияние силы притяжения. После бодрящего моциона под дождем, отсыревшая одежда липла к коже и накидывала сверху плюс баллы к скверности самоощущения.              — …хватит пачкать стол, вытрись, — назидательным тоном, заслышав который хотелось из вредности отказаться. Ватсон напробу проходится непослушными пальцами по волосам, вернее по отсыревшим сосулькам, зовущимся ими. Ну да, плохо, но у кого сейчас хорошо?              — Нормально все, — бурчит он, зарываясь носом в сложенные руки. Техноблейд настойчивым дятлом бьет словами по затылку. — Иди Уилбура доставай, он так и не вернулся, — отмахивается раздраженно.              — Уилбур не ребенок, — укоризненно подмечает тот.              — Вот и чудесно. Потому что я тоже.              На этом бессмысленный спор сам себя исчерпывает, Ватсон упрямо обнимает свои продрогшие плечи и воображает себя греющимся у потрескивающих поленьев растопленного камина. Мягкие языки пламени колышутся, бликуя красно-желтыми световыми бляшками на паркете и стенах.              Осознавая это только сейчас, но у него ничего за душой не осталось. Если подрубить мозги и подумать, выходит неутешительный прогноз. Сами посмотрите: отношения с семьей в пух и прах — сделаем скидку на то, что Техно его терпит из жалости и друзья — бедлам полный. Только Перплд, которого уж точно не обозвать человеком с положительным влиянием или тем, кого одобрит общество. Таббо и Ранбу друзья с натяжкой, Ватсон любит их как и прежде, с одним только различием — не взаимно. Хреново быть Томми, да.              От Кристин — единственного хорошего человека в этой дыре, осталась лишь груда хлама на чердаке, бережно охраняемая Филом. Может, пара фотографий, распиханных то тут, то там: по две у Уилбура с Техноблейдом и с десяток под замком в спальне отца. Вне зоны досягаемости. Иронично, что самый сносный человек сейчас на глубине шести футов в грунте и за семью замками. Буквально.              Ватсон не догадывается, когда его полусонное состояние лягушки на морозе перетекает в полноценный коматоз, но факт есть факт — он безбожно отключается, убаюканный грохотом посуды и истомленный штормящей рассудок тошнотой, действующей эффективнее стука колес о рельсы. Отдаленно Томми может расслышать виртуозный скрежет пиллера, очищающего овощи от кожуры и шорох целлофана, когда ошметки приземляются в мусорку. Ожидание Перплда задвигается на второй план, весь фокус робко перепорхнул к удушающему теплу и запаху сырого картофеля в прогретом помещении.              Он шумно выдыхает, потягиваясь в затекших плечах, когда слышит хлопок входной двери. Все бессознательное нутро Томми леденеет, но подать вид и раскрыть себя — что-то за гранью возможностей. Даже при желании рот раскрыть не сможет, все сознание заплыло плотной дымкой слабости.              — Тех? Это ты готовишь- — звучащий неподобающе неровно и лишенно привычного оттенка эмоции, звук прорезается сквозь кухню рассчитанным взмахом ножа. Несложно додуматься, что причиной молчания послужил никто иной, как задремавший на столе, – уже нет, – младший отпрыск семейства. — Что происходит? — неуверенно шмыгнув носом, интересуется тот.              Техноблейд в своем репертуаре, не отвечает на грамотно поставленный вопрос и обыкновенно увиливает:              — Возьми еще одно полотенце, — тактичности хватает, чтобы понизить тембр и децибелы голоса. — Выглядишь ужасно.              — Я и чувствую себя ужасно, — соглашается Уилбур, угрюмо посмеявшись. Из элементарного уважения к спящему человеку, даже после искрометного скандала воспитанности достаточно, чтобы снизойти до шепота. Но знаете, что было бы вдвойне лучше? Кроме бутылочки виски, конечно же – его целительные свойства никто не переплюнет. Если эти двое прекратят дурацкий обряд обсуждать дела насущные в диапазоне, блять, слышимости. Их магнитом тянуло трепать языком в местах вблизи с Ватсоном: то ли подсознательно хотели быть услышанными, то ли серое вещество командно скисло в черепных коробках у обоих. — Давно он..? — у него имя, кстати, есть, но ладно, допустим. Может братья наивно полагают, что Томми от скуки испустил дух.              — Час, может два, — исчерпывающий диалог между близнецами. Уилбур знающе мычит и прежде, чем Техно заполнит шкалу потребности задать неудобный вопрос, уходит и между делом успевает вернуться. Это легко понять, потому что происходит ребут диалоговых окон и обработка информации, поступающей в головный отдел мозга Томми.              — Что ты наделал, Уилбур, — со звенящим напряжением говорит Техноблейд, так, что впору начать оглядываться в поисках трупа.              — Я? Что я наделал? — возмущенно шепчет Уил, шагами огибая стол и останавливаясь возле дальней столешницы. — Ты знал, что Томми курит и ничего не сказал.              — Со вчера, — саркастично подхватил Техноблейд. — Ты бы рано или поздно узнал, невелика разница, — что-то махровое приземляется Томми, загородив желтое свечение люстры, сам предмет с легкостью распознается как вышеназванное полотенце.              — Удобная позиция, — хлестко отмечает Уил, но продолжения конфликта не следует, только стук чего-то в нескольких дюймах от уха:              — Чай с имбирем, — сухо докладывает Техноблейд.              — …он думает, что я его ненавижу, Техно, — не в строку выдает и сквозь стиснутые зубы делает вдох, — Я не думал, что- — думать полезно, Уилбур, попробуй – вдруг понравится.              — После сказанного? Кто угодно подумает, что их ненавидят, — ничуть не содействуя, лишь коротко хмыкая в знак достоверности сказанного. Техно никогда не похвалится особым сопереживанием, так что большинство сентиментальных моментов оставались без должного внимания. В довершению ко всему – это его тактика ведения боя. Трудно изливать душу человеку, который на нервный срыв скажет только пф, ну и лузер.              — Но я не- — Техноблейд предупредительно цыкает, — Техно-              — Рагу с курицей, — повторяет тот практически по слогам с натянутой холодностью, преднамеренно пропустив все сказанное до этой минуты мимо ушей. Впрочем, манера общения не может не вызвать улыбки. Ситуация подозрительно смахивает на сюжет номер триста десять: докучливый клиент никак не уймется в требовании вызвать менеджера, а официант практически ветеран вьетнамской войны – столько у него за плечами опыта работы в общепите. Мужчина, повторяю, вы не можете потребовать вернуть деньги за блюдо только потому, что на середине вы вспомнили, что хотели брокколи – этого даже в заказе нет- — Я хочу дочитать книгу, Уилбур. В тишине.              Ого, видать не все так гладко в датском королевстве. В инстаграме вы — лучшие подружки, но в жизни уйди пожалуйста, ты мне мешаешь почитать книжку?              — …да, разумеется, — с убитой интонацией произносят. — Не буду мешать, в таком случае, — складывается впечатление, что собеседника обмакнули в ундекахлор-карба-​клозо-​додекаборане и много-много циферок. Страшное химическое название для страшной кислоты, но для простоты понимания остановимся на общепринятом названии – карборановая кислота. Она вообще что хочет может прожечь: дырку в любимой паре носков и вашу ногу в том числе.              — Мхм, буду благодарен, — ну, а Техно как-то диагонально. По дому эхом отражается топот уходящего Уилбура. — Он ушел, — обращаясь к Томми, объявляет тот неожиданно. Томми нехотя приоткрывает один глаз, уподобившись разморенному на солнце коту. Стянув с лица полотенце, он наблюдает как его брат кладет порцию приготовленного блюда напротив.              — Как ты понял? — быстро взглянув на еду, Ватсон спал и видел как это самое рагу из него полезет обратно вместе с желудочным соком. Не такая большая жертва ради десятиминутного удовольствия, учитывая специфику переборчивого организма: сегодня мне нравится закинуться горстью амфетамина, а завтра пятнадцать часов я буду обниматься с фаянсовым другом из-за запаха яичницы.              — Мы не были особо тихими, если ты не заметил, — дернув уголком губ, пробормотал тот.              — Ты отравил еду? — накалывая на вилку ароматно пахнущую специями картофелину, Ватсон не долго, – руки до сих пор трясутся, – вертит ее у лица, после чего отправляет овощ в рот. Как и ожидалось – выше всяких похвал. — Неуместно спрашивать, раз ты уже ешь, Тесей, — подвергает критическому разбору. Томми пожимает плечами, принявшись отрешенно болтать ногами. Ткань безвольно повисает вокруг шеи фатиновой вуалью и Ватсон дистанцированно может ощутить как невысохшие дождевые капли вереницей тянутся вниз по шее и разбиваются о мягкий сиреневый ворс полотенца. — Если, конечно, у тебя нет предсмертного желания.              — Оно есть, — с умным видом кивает Ватсон, — поэтому приятного мне аппетита.              — Не хочешь позвать своего друга? — под запутанным и неразгаданным предлогом Техноблейд до сих пор стоит неподалеку, вместо того чтобы воспользоваться здравым смыслом и, наконец, перестать мельтешить злобным пятном и по-человечески сесть за стол.        — Перплда? — после невоодушевленного мычания, предполагающего да, его, он беззаботно дергает плечами – насколько позволяет ему скручивающая мышцы боль, на худой конец. — Ему не впервой, разберется что где лежит.       Откровенно говоря, тот с планировкой дома знаком даже лучше здешних обитателей. За исключением Томми — это он здесь вылепливал из говна и палок тайники, в которые позже посвящал своего товарища по сбыту противозаконного. Но в остальном — да, смышленный малый, способный отыскать иголку в стоге сена и без чужой помощи, а это главное.       После нескольких проглоченных с горем пополам кусков курицы и картошки, которыми хотелось насмерть удавиться — он бросает попытки. Для неопытного глаза, в тарелке осталось чуть больше половины из предложенного завтрака. На деле же, легче будет записать в список отсутствующих четыре картофелины и три обрезка волокнистого мяса. Ватсон бездумно елозит вилкой, перетягивая сначала один куриный ломтик потом другой на разные края посуды.       — Ты не голоден? — спрашивает Техноблейд и ему не нужно напрягать зрение, чтобы за версту прочувствовать на себе весь спектр осуждения за потраченную впустую еду. Он перестает выводить столовым прибором геометрические фигуры, попросту откладывая вилку в сторону и выпрямляясь.       — Не особо, — скрепя сердце, сознается, вглядываясь в свое искаженное отражение на поверхности тарелки.       — Ты всегда так питаешься? — нечитаемой интонацией интересуются. Томми решает принять это на свой счет и сплевывает задетое:       — А что не так? Бесишься, что зря продукты перевожу?       — Переводишь- — невыразительно повторяет за ним Техно, а потом корчит рожу человека, впервые попробовавшего лимон. — Они не мои, Томми. Их купил Фил, — сводя широкие брови и потирая указательным пальцем переносицу. — Мне без разницы, куда это все пойдет, — для пущей убедительности добавляет, словно и без этого не понятно. Ватсон конечно не самый сообразительный, но перефразировать одну и ту же мысль по несколько раз не нужно.       От Техноблейда, если не вертеть головой, видно только руки, упирающиеся в стол — и знаете, его это вполне устраивает. Разговоры с глазу на глаз зачастую только нервировали, а какое-никакое удовлетворение от зрительного контакта приходило лишь в пылу ссоры, для которой ресурсов не наскрести.       — Лады, — болванчиком кивает, потому что сказать больше нечего и Томми не прочь вернуться ко сну.       — Фил тебя вообще кормит? Остались кожа да кости, — о, не обращай внимания, это от наркотиков. Томми трясет головой – такой ответ только в голове звучит нормально.       — Здесь обычно нет еды. Фил закупился только к вашему приезду, — для него эти слова не имеют никакого веса, но черты лица Техно зрительно заостряются. Ватсон безразлично пожимает плечами – да, дерьмо случается. К нему приспосабливаешься, двигаешься дальше или умираешь – одно из двух.       — Тогда поешь. Что ты ел вчера? — окей, мам, окстись пожалуйста. Томми, впрочем, правда пытается вспомнить, но на ум ничего не приходит – этой новостью он спешит поделиться. — Неудивительно почему ты выглядишь так, будто под тобой ноги в любой момент подогнутся, — и это, думает Томми кисло, тоже от наркотиков.       На этом можно было бы свернуться, Ватсон откланялся бы в свои царские покои, но отклеить свою задницу от стула — непосильная задачка даже для лютых технарей, что уж там для него, любителя заковыристых философских дилемм и красивых литераторских цитат. А еще ему говорят:       — Сиди. Я сделаю чай.       Интересно, у всех семьи такие, или только у него каждый пытается приурочить младшего к какому-то действию? То Уилбур со своим принеси, теперь Техно туда же, но с командой сиди. Дальше что? Фил попросит сделать сальто с крыши?       — Что за акция щедрости? — вкрадчиво пытается выведать Томми, вынуждая свое тело против воли расслабиться, чтобы не подавать виду. Де-факто он взорвется в любую секунду, но притвориться, что нет, вам показалось – дорогого стоит, дело святое и за это в жизни нужно держаться, ибо больше не за что.       — Это просто еда, — сопротивляется в ответ без особого энтузиазма и легко пожимает плечами, вынудив свою шевелюру подпрыгнуть в такт движению.       Волосы и раньше были длинными, но Ватсон почему-то до последнего думал, что при любой возможности над патлами свершится кровавая расправа, розовой кровью орошится земля или что-то в этом роде.       Их существование все равно обуславливалось проигрышем в споре, как и все прочие корректировки: цвет волос, оправа очков, стиль одежды и даже имя младшего брата — результат идиотского спора.       — …впервые за семнадцать лет, — поддакивает Томми, отстраненно разглядывая символическую точку чуть выше плеча собеседника.       — Как я и сказал: просто еда.       Повисает молчание, в ходе которого Техноблейд вспоминает, для чего нужны стулья, а Ватсон трамбует завтрак чаем. Потрудись кто спросить о предпочтении в напитках — Томми шлифанул бы еду пивом, но так тоже неплохо.       — Так, эм, Тесей, — начинает тот, и за километр слышится саркастическое звучание мыслей на лад как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Он знает, сквозь какие тернии и круги ада брату приходится продираться всякий раз, как на горизонте маячит потенциальный задушевный диалог. Не обязательно даже душевный – обыкновенное привет-как-дела никогда не срабатывало с мрачной рожей Техноблейда. В случае Уилбура погоду сделает одна харизматичная улыбка, а если Техно улыбнется – бабушки мира разом перекрестятся. И Томми поддержит.       По совести говоря, будет уместно молча встать и сбежать прежде, чем скверное утро не оттенят новые негативные эмоции. Сослужить обоим службу и уберечь барабанные перепонки от очередной шок-терапии. Под драматичную музыку разбить стекло и исчезнуть в рассветных лучах, диснеевской принцессой исполняя партию о ненависти ко всему живому и красоте развернувшихся пейзажей.       Техноблейд редко когда воспринимал Томми за нечто большее, чем ошибочное дополнение, согласие на которое прописано в пользовательском соглашении, которое все благополучно пропустили — и вот результат. Восьмилетний ребенок, на независимость которого уповал буквально каждый, то и дело оставляя в неподобающих общественным нормам ситуациях.       Все было в разы проще, когда возраст не состоял из двух цифр. А еще проще было бы ни родись он никогда, но это уже слишком замечательно, чтобы быть правдой.       Томми рассматривает всплывшую на поверхность одинокую чаинку — это предзнаменование удачи, но боже, что хорошего может случиться в его-то жизни?       — Ты хотел что-то сказать, — подсказывает он, пока в голове спиралью закручивается безграничное да плевать уже и отхлебывает чай, чей привкус приятно горчит на кончике языка. Что-что, а готовить Техно умел – этакий и швец, и жнец, и на дуде игрец.       Техноблейд скованно прокашливается и хрустит шеей, отбрасывая пряди в сторону как в рекламе шампуня. И Ватсон соврет сквозь стиснутые зубы, если скажет, что его это хоть чуточку беспокоит.       Эмоциональный багаж – это не к нему, а к психологу.       — …вчера ты пообещал поговорить, — Томми мгновенно хмурит брови, пытаясь припомнить когда он успел подобное ляпнуть. — Я посчитаю твое молчание за согласие, Тесей. Так что я спрошу: что случилось? За эти пять лет, — что-то привлекает внимание в интонации, с которой Техноблейд задает вопрос, будто отрепетированный сценарий с листочка.       Перед глазами за секунды проносятся отрывки из жизни, напоминающие слайдшоу: звонкий детский смех и запах свежескошенной травы сменяется звоном бутылок и эфирностью мыслей, шумный догорающий вечер последнего лета — августовской удавкой под потолком и ускользающей из-под ног поверхностью обшарпанного стула.       — С ходу и не скажешь, мужик, все меняется незаметно, — сумрачно отзывается, прорываясь сквозь водную толщу сонливости, никак не желающей отпустить его с миром.       — Я не о городе- или здешних, — качает головой Техно и встает очевидный вопрос тогда что тебе надо? — Я имею в виду тебя, что произошло за эти пять лет, что ты начал- — и затыкается, словно курение – хлесткое ругательство или непозволительная роскошь.       То есть да, по кошельку эта привычка бьет нехило, так что и впрямь роскошь, но сейчас не об этом.       — Курить?       Как бы он хотел знать ответ на этот вопрос, честное слово, но это было так давно – успело покрыться слоем пыли и обрасти мхом, что и не разберешься уже. Начал и начал – какая теперь разница? В конечном счете это станет просто сухой строчкой отчета патологоанатома в столбце причины смерти.       — Почему тебе интересно?       — Ты всегда ненавидел запах табака. Когда Уилбур-       — Ты знаешь, почему Уил начал? — вырывается довольно резко, но все идет согласно пятисекундному плану, потому что Техноблейд не в курсе – это ясно как день по лицу котенка, посаженного напротив выключенного пылесоса. — Вот и Уил тоже не знает. Не у всего должно быть какое-то логическое объяснение, Тех. Ты перечитал заумных книжек.       — У всего есть логическое объяснение, Тесей.       — Не знаю, как у тебя, приятель, но лично у меня жизнь не напоминает разделы матанализа, — и после паузы, длящейся несколько минут: — Ты знал, что по статистике в нашей стране каждый день совершается сто тридцать самоубийств?       Техно вдруг вскидывает голову так, словно кто-то прокрутил у него в спине забористое лезвие ножа или опрокинул чан ледяной воды на голову.       — Я не имел в виду ничего такого, просто вырезка из школьной газеты, — пожимает плечами невозмутимо, но атмосфера никак не разряжается, поэтому он говорит: — Извиняй, мое существование в принципе портит людям настроение. Но спасибо за еду, — опустошенно улыбается и единожды хрустнув затекшими суставами локтей, подбирает собственное тело и намеревается наконец отыскать запропастившегося Перплда.              — Твое что- — задушенно вырывается просьбой у него за спиной, в спешке отодвинутый стол истерично скрипит.       — Я пошутил, Блейд, — сглотнув вязкую слюну, Ватсон дергает уголком губ вверх, но даже намек на улыбку смывает с лица чужое выражение лица. В последнее время много кто на него так смотрит: с катастрофичным трауром и болезненной безнадежностью.       Даже Перплд перенял этот дурацкий взгляд человека, перед которым то и дело мотается полтергейст – что-то вроде выигрыша в наследственную лотерею и передачи эстафеты. Перед тем, как Таббо с концами оставил попытки его переубедить и смиренно не позволил плыть по течению – он смотрел точно так же.       Так люди вокруг него постепенно свыкаются с мыслью, что Томми – пропащее дело. Хоронят живьем того парня, с которым когда-то потягивали содовую на крыше заброшки и подкладывали кнопки на учительский стул.       — Еще увидимся, ага? — тише дополняет он, наблюдая за нерешительно протянутыми ладонями, вдоль и поперек испещренными знакомыми очертаниями шрамов от усердных тренировок. Если похорон все-таки не избежать, то лучше бы пришедшим закатить на унылом празднике незабываемое барбекю. — Если захочешь узнать мое несомненно важное мнение – сначала накорми, а там посмотрим.       — Конечно, — с задержкой доносится до ушей едва различимое, но Ватсон все равно не понимает, к чему приурочить озвученное согласие: к бесплатному ужину, встрече в целом или той части про мнение. Техноблейд длинно вздыхает: — Шестьдесят процентов американцев пытается убить себя с помощью передоза, кстати.       Томми запинается: в сознании проносится испуганное он в курсе, но рациональная часть убеждает, что тот просто неумело пытается поддержать затянувшуюся шутку.       — …поэтому мне всегда нравилась Англия. Прыгнуть под поезд звучит как-то романтичнее, — насмехается Ватсон с испуганно гудящим в грудной клетке насосом, разгоняющим кровь по венам.       — Суицид в принципе как-то кринжово.       — Согласен, согласен, — мычит он, после чего наконец покидает нейтральную территорию.

***

      Перплд находится как человек, которого никогда не теряли и который успел сменить временную регистрацию на пожизненную. Рассматривая слепки пластмассовых звезд и грязные разводы на потолке, он подбрасывает в руке синий массажный мяч с пупырышками. Когда Томми заходит, тот переворачивается набок и подпирает щеку ладонью, воссоздав сцену из Титаника а-ля нарисуй меня как одну из своих французских женщин.       — Йо, ты где вообще был, мужик? — прикрывая за собой дверь, сплевывает Ватсон. Перплд швыряет мяч в дверь позади и целься он на пару сантиметров правее – отбил бы ухо.       — Посрал, потом спать лег. Подумал, что ты не захочешь, чтобы я слушал, — пожимает плечами и пошел бы тот к черту, потому что как никогда прав.       — Мог хотя бы сообщение написать, что живой. Ты понятия не имеешь, через что я прошел за это утро, пока ты там в толчке отсиживался, — измученно подобравшись к кровати, Томми грузно оседает на продавленный матрац, боковым зрением наблюдая как на припрятанной в углу пепельнице красными всполохами догорает окурок.       — Кстати о сообщениях, ты телефон забыл, гений инженерной мысли, — Перплд подсовывает ему под руку вышеупомянутый телефон, предварительно издевательски покачав гаджетом над головой. — А ты не говорил, что у тебя есть подружка, — на взгляд у меня есть кто? ему спокойненько разжевывают: — Какая-то «Ники»‎ все утро тебе написывает. Пришлось ставить на беззвучный.       Ватсон, за секунды успевший мысленно перечислить каждого представителя женского пола из окружения, кривится, потому что Ники от понятия девушки на том же расстоянии, что пешая прогулка до стран Азии.       — Фу бля, — одна только мысль коробит, но Перплд его мозговые волны не улавливает, сделавшись комично огорошенный новостью. Мыслительный процесс подтормаживает, но до Томми доходит, что для друга это выглядит как импровизированный каминг-аут. Типа вот он я, девушек не люблю, поэтому не надо мне ими тыкать в лицо. — Нет. Нет, Большой П. Я знаю, о чем ты думаешь-       — Уйди пожалуйста с моей кровати, — требуют со слепой уверенностью и страдай Томми от провалов в памяти, засомневался бы в святости и истинности выбранной позиции. — Я, конечно, не гомофоб, но и ты меня пойми.       — Ужас. И это моя кровать так-то, никто тебя здесь всерьез не прописывал!       — Кому вообще нужны эти бумажки? — философски вопрошают, адресуя вопрос космосу и ни к кому конкретному. — Кроме марок. Они неплохо продаются. Так что за Ники?       — Подруга детства Уила, — как говорят, краткость – сестра таланта, а Томми предпочитает думать, что он очень даже талантливый.       — То есть, никакой интрижки?       — Никакой интрижки, — согласно кивает Томми, наблюдая как Перплд по-кошачьи перекатывается со спины на живот, на сей раз исследуя архив сообщений на собственном телефоне. — Так что она писала?       — М-м, что-то о встрече сегодня в четыре, — тот стреляет взглядом на циферблат на заставке, — Она писала про твоих недоумков, мол уже договорилась и без вопросов ждет всех у себя.       — Ни минуты покоя, — он устало массирует виски.