Кодеин в моих венах

Томми смотрит на Квакити, а тот, в свою очередь, смотрит на него — искра, буря, безумие: Ватсон собирается стереть этого парня с лица Земли. Аминь, можете отпевать в церкви. Он не сомневается, что Алекс по определению человек хороший, но как оно заведено, в нашем-то мире — он хороший человек с гнильцой: может муравьев давил пальцем или чего хуже. Завоевать доверие Томми способен только Перплд в первую встречу отбивший задницу с двух метров, но на данный момент Квакити придется исполнить прыжок веры с многоэтажки, чтобы заслужить хотя бы толику аналогичной симпатии. За их анонимный обмен информацией, во время которого Ватсон выучил одну-единственную характеристику — образ жизни может и схож, но Алекс явно из тех парней, что кутают младшеньких в десять пуховиков и не разрешают гулять позже десяти вечера, соответственно характерами они не сойдутся. Во мнениях тоже, что заведомо должно быть ясно как день. — Давайте поподробнее с этого момента. Где вы двое могли встретиться? Томми, типа, младше. Гораздо младше, — наклоняется над столом Фанди ровно в тот момент, когда над рыжей макушкой пролетает поднос Ники с выпечкой и приземляется по центру стола. — У Карла, что ли? Ватсон вскидывается на знакомое имя, пытаясь увести тему разговора в другое русло прежде, чем его опозорят перед кем только можно и упекут в наркологический центр: — Карла Джейкобса? С такими волосами и лицом грустной собаки? — навскидку жестом указав приблизительную длину волос, уточняет он у всех присутствующих одновременно. — Бинго, — щелкает пальцами Фанди. — Говорим об одном парне. — Кто такой Карл? — переводя взгляд с одного человека на другого, вдруг спрашивает Уилбур и Ватсон впервые ему благодарен, потому что его брат сам того не зная действует согласно придуманному за три минуты плану. Продолжай в том же духе. — Помнишь Дрима? — Уил кивает, а Техноблейд знающе хмыкает со своего места. — Его лучший друг, Сапнап, общается с Карлом. — Они встречаются, вообще-то, — белозубо ухмыляется Квакити со своего места и хитро продолжает: — а я встречаюсь с ними. Уилбур, успевший потянуть в рот какую-то булочку, моментально давится ей и округляет глаза. Хлопнув по столу, тот вскрикивает: — Да ну? Ты шутишь? — Вау, живи по правде, наверное, — невпечатленно поздравляет Томми. Квакити беззаботно смеется и не знай Ватсон, чью тайну он прямо сейчас хранит – восхитился бы чужим дружелюбием и природным магнетизмом. Но нет, Ватсон до сих пор хочет его придушить. — Что ты вообще нашел в Сапнапе, Большой Кью? Алекс выпрямляется на стуле и умиленно хлопает глазами на обращение. — Большой Кью? — переспрашивает тот тоном, каким хозяин говорит своему пушистому любимцу кто хороший мальчик? Он хватается за сердце и щурит глаза до такой степени, что от них остаются две щелочки. — Уилбур, мой друг, tu hermano es demasiado bueno, сделай с этим что-то, hasta que cometí un crimen. Томми ничерта не понял, но допустим там не было ничего враждебного, потому что Уил начинает неистово хохотать, согнувшись в три погибели и стучит по столу задыхющимся тюленем. Даже на равнодушном лице Техно мелькает тень улыбки. — Да ради бога, — отсмеявшись, с придыханием выдавливает из себя Уилбур, вытирая проступившие слезы. Ватсон непонятливо выгибает бровь, взглядом обращаясь к единственному адекватному человеку за столом, на которого можно рассчитывать, раз даже Техноблейд перед лицом испанской тарабарщины потерял свою сноровку. — Фанди, переведи, — требует он с мольбой, на что тот фыркает и зажимает рот ладонью, качнув головой. — Не-а, — ну спасибо большое, друг называется. Будь здесь Перплд – помог бы, даже если не разбирается в испанском, но слава богу языковые познания у того были на голову выше среднего. Надо же как-то контактировать с мексиканцами и перевозить неприличное количество наркоты через границу – тут все равно нужны какие-никакие знания. Ники огибает стол исключительно ради того, чтобы потрепать Томми по волосам и лучезарно улыбнуться, тем самым вынудив задуматься о покупке солнцезащитных очков. Ватсон слабо мотает головой, без серьезных намерений отпугнуть девушку, но стряхнуть руку со своих волос было бы славно. — Ничего такого, Томми. Квакити просто сказал, что ты очаровательный. И он прав, — не сдержавшись, та щипает его за щеку и Ватсон возмущенно поджимает губы, изо всех сил терпя эти откровенные издевательства над собственной репутацией. — Со всем уважением, Ники, — серьезно кивает, отстраняясь. — Ты глубоко ошибаешься, Большой Кью, — и не то чтобы он дает отчет словам, слетевшим с губ, потому что тот же Перплд никак не реагирует на его прозвища, но Квакити оказывается на редкость чувствительным к такого рода вещам. — Хорошо, как скажешь, tesoro mio, — слезливо кивает Алекс. — È fatta, lo robaré. Уилбур снова смеется. Алекс им что, анекдоты с листочка зачитывает? Расскажите и ему тоже — посмеются вместе. Вряд ли, конечно, потому что по принципам Томми — два человека могут хранить один секрет только в том случае, если один из них мертв. Прямо как в той старой песне the pierces, но не суть. — Я что-то пропустила? — любопытствует вернувшаяся Паффи, оглядывая присутствующих и приземляясь на свободный стул. — Ничуть, — мотает головой Фанди, подперев щеку ладонью. — Квакити как раз собирался рассказать, каким образом они познакомились с Томми. Да еб твою мать. Уилбур, быстрее, угомони своего названного сына, пока Ватсон самолично не приложил к этому руку — и поверьте, все закончится исключительно через вывихнутую челюсть. Никто не захочет на это смотреть. Алекс смотрит на него с нескрываемой тревогой, как будто Томми сейчас свалится с ног куда-то под стол и понадобится срочная госпитализация, марафон Гарри Поттера и теплое одеяло. И Квакити выглядит как человек, готовый в любой момент сорваться с места и предоставить все вышеперечисленное. — Мне интереснее, как ты начал встречаться с двумя парнями сразу, — хмурится Уилбур озадаченно, будто его заставили решить математическую задачу. — Это любовь, Уилбур. Искренняя и необъятная, — закатывает глаза Паффи, привстав только чтобы принять из рук Ники вскипевший чайник, пока сама девушка расставляла перед гостями чашки. Девушки обменялись искрящимися любовью взглядами, а рыжая язва компании изображает рвотный рефлекс. — Мы так и поняли, — скучающе машет рукой Фанди и демонстративно зевает вдобавок. — Скука полнейшая. Паффи закатывает глаза. И не будь у нее заняты руки — точно отвесила парочку подзатыльников в профилактических целях. В итоге же остановилась на том, что обходя стол, невзначай бодает бедром плечо Фанди, пока заполняет емкости кипятком. — Следи за выражениями, Фанди. Когда-нибудь и на твоей улице обязательно будет праздник, ага? — она бойко подмигивает, на что тот поджимает губы, тщетно пытаясь не выдать расползающуюся на лице улыбку. — Не дай бог. — Слушай, что старшие говорят, сынок, — делая акцент на последнем слове, Уилбур оживленно щебечет. — Впитывай мудрость, пока мы живы. — Я думал тебе двадцать пять, hombre, а тебе двести пятьдесят, — выгнув бровь, припечатывает Квакити неутешительное наблюдение. — Мне теперь обращаться к тебе anciano? — Не вреди его хрупкому эго, — вставил свои пять копеек Техно, большую часть разговора наблюдавший как будто с галерки зрителем, перед которым распахнулись двери дешевого театра. То есть ему до лампочки, а если еще точнее, то ничего не знаю, моя хата с краю. Ники, крутящаяся у столешниц, вполоборота вносит толику ясности в сложившуюся ситуацию, меняя тему и прерывая нахохлившегося Уила, готового извергающимся вулканом разразиться негодованием: — Конкретные пожелания? — Черный кофе, — специально для Фанди и его не менее черной души, пронизанной сарказмом и нелюбовью ко всему человечеству разом. Вроде без особых на то причин, но страна свободная – с него не убудет. — Тоже самое, — поддакивает Уилбур, в мрачных душевных дебрях которого никто ни на секунду не сомневался. Может тот вообще притворяется, что у него есть душа, а сейчас качается на стуле как десятилетний ребенок с сдвг потому что может это себе позволить. — Любой чай, — беззаботно пожимает плечами Квакити. Что и ожидалось от человека, вид которого кричал о жизненной позиции я за любой движ. Но только если мероприятие не закончится больницей, колоссальной разрухой или, не дай боже, пострадают дети. — Зеленый чай. Есть ромашка или имбирь? Что-нибудь для желудка, — а начиналось-то все так красиво, но Техно решил испоганить простую просьбу ненужными уточнениями. Догадываться, о ком пойдет речь не надо – на сегодняшнем вечере главным героем решили сделать Томми, хотя на сей раз он даже не принимал участие в конкурсе кто выпьет больше. Впрочем, это не умаляло гигантской алой буквы на лбу хотя бы за глупое решение прийти сюда. — У тебя болит желудок, Техно? — сочувственно бормочет Ники. — Не у него. Томми стошнило по дороге сюда, — поправляет Уилбур, от которого всегда стоит ждать подлянки. Потому что тот ее обязательно устроит, а потом еще украсит красочной оберткой и преподнесет в качестве подарка. — Да все уже нормально, — истощенно стонет Ватсон. — Ничего не надо. И Квакити снова смотрит на него этим грустным взглядом, причем не он один: к траурному шествию ожидаемо присоединяются Паффи с Ники. Но последним известно в разы меньше, поэтому это обыкновенная эмпатия, а не мысленная подготовка к похоронной процессии, как у Алекса. Томми однозначно стоит начать делать выводы из этой ситуации, пока не стало совсем поздно. Даже будучи в другом городе стоит внимательно следить за словами и не интересоваться расположением двух тонн кокаина при первой встрече. Вдруг компания незнакомцев окажется хорошими знакомыми с одним из его братьев. Впоследствии он, в ходе незавидного сложения обстоятельств, столкнется с ними за одним столом у общей подруги и- — Томми, тебе нужно лучше следить за своим здоровьем, — заботливо напоминает Ники. — Да-да, — занято открещивается Ватсон, принявшись от безделья перетягивать в свою тарелку миниатюрные десерты посредством накалывания оных на зубья вилки. Ну, а что он еще может сказать, даже в теории: извини, твоя просьба в принципе невыполнима, состав моего дневного рациона содержит количество химии, равное двум выпитым литрам отбеливателя? — Так что там по Карлу и Сапнапу? Очевидно, но до этих двоих ему дела нет: Сапнап хороший знакомый, но это не отменяет факта, что умри тот внезапно — Томми об этом узнает дня через три, если не больше. Карл болтается на том же уровне, только в отличие от Сапнапа, на похоронах Джейкобса Ватсон вряд ли проронит и скупой мужской слезы — мало друг друга знали. — Да, дамы, я тоже очень хочу посплетничать, — подтверждает Уил, злобно потирая ручки как школьница, дожидавшаяся большой перемены ради дозы новых поступлений из закрытых источников: кто-то с кем-то встречается, плейбой в очередной раз расстался со своей спутницей, а в подсобке актового зала нашли дохлую крысу. — Первый и самый важный вопрос: почему оба сразу? — Я просто очень любвеобильный, si sabes a qué me refiero, — Квакити красноречиво играет бровями. — Иу, — только и выдает Техно, отхлебнув свежезаваренный чай, но соответствующая словам эмоция на лице не высвечивается – только могильное спокойствие. — Так и записывай, Уил: «проститутка». Могу по слогам продиктовать, — жестами изображая процесс письма, а именно водя указательным пальцем левой руки по раскрытой ладони правой, как ручку по бумаге, Фанди колюче подстебывает. — Hasta Wilbur tiene mejores modales que tu, desagradecido chico. — Что за камень в мой огород? Нормальные у меня манеры, — тот обиженно складывает руки на груди. — Ну, как тебе сказать-? — мычит Фанди. — Цыц. И только спустя минут тридцать подобного времяпровождения Томми осеняет — никто из присутствующих не питает ни к одному из братьев глубокой обиды или антипатии, а это уже говорит о многом. Например о том, что они оба перестали поддерживать связь с младшим братом, но друзья — это всегда пожалуйста, на них можно выкроить пару минут из заполненного под завязку расписания жизни. А младший брат? Ну, в углу посидит, не горит же. К слову, что-то маслянистое, за километр пахнущее пряностью и лекарственными травами в его кипяток все-таки подливают: одного укоризненного взгляда от Ники оказывается достаточно, чтобы Томми прекратил активное сопротивление, а придвинутая вплотную кружка закрепила позицию, обрисовывающую его как ковер у главного входа. Ватсон пальцами оплел разгоряченный корпус посуды, с мрачным видом отхлебывая нечто похожее на ведьмино зелье. Он морщится на обожженный в спешке язык, бестолково водя кистью по траектории вверх-вниз на лад веера. Паффи протягивает ему стакан с водой, который Томми осушает залпом и даже окажись там водка мало что поменяется. Что та прозрачная хрень, что эта, но с единственным различием — вода не содержит спирт, а еще не горит, если вплотную поднести зажигалку. Паффи хлопает его по спине, как будто он подавился. Ники кидает на него беспокойные взгляды с противоположного конца стола, трепетно воркуя бог знает что. Он подсознательно догадывается, о неизбежном дисконнекте с реальностью, стучащим в дверь сродни вестнику апокалипсиса: когда разговоры подсознание настойчиво отодвигает на второй план, в ушах застывает знакомый телевизионный шум и детали квартиры медленно затягивает угольно-черная дымка. Томми позволяет этому случиться по двум причинам. Первая предельно проста — разговор присутствующих не заходит дальше карантинной зоны, замерев в конкретной рамке, носящей характер завязки анекдота: значится, мой бывший однокурсник из политеха… Вторая тоже не блистала для номинанта на оригинальность, так что даже не нуждалась в подобающем упоминании. Ватсон слушал вполуха, а потом решил и от этого отказаться, переключившись на лицезрение стола. Хороший дубовый стол — ему на глаз где-то года три с момента создания. Лак стерся лишь по бокам и там, где особо активно по столу елозила посуда: тарелки, чашки, кастрюли и все прочее. В остальном не придерешься — мебель как мебель. — …было идти на медицинский. Хотя бы зарабатывают неплохо, — зауныло вздыхает Уилбур, звонко помешивая металлической ложкой сахар в кофе. — Ага, в жопу ебут там тоже неплохо, — подхватывает Фанди саркастично. — Как человек с юрфака, yo algo que decir al respecto, это так, — фыркает Квакити невесело. — Как еще один человек с юрфака, — приземленно поправляет светящееся пассивной агрессией оранжевое пятно, с особой резкостью дергая топорщийся воротник: — Не знаю ребят грустнее, чем медиков. — Посмотри на экономистов, — советует Уил. — А что не так с экономистами? — задается вопросом Ники. — Не знаю, ты мне и скажи, — и кивает на Техноблейда: — Вот что с ним не так? — Я хотя бы отучился, лузер, — находится с ответом обсуждаемая персона. — Это другое, Тех. Я был в поисках себя- — А ты, Томми? Как думаешь, какая профессия самая грустная? — вдруг вовлекает его в дискуссию Паффи. Не то чтобы он очень не хочет вступать в эту увлекательную беседу- Хотя нет, забудьте: он действительно очень не хочет вступать в эту увлекательную беседу. — Не знаю. Мне и без профессии очень грустно, — пожимает он плечами, рассеянно почесав шею. Фанди прыскает со смеху где-то на фоне. — Но врач звучит не так уж и плохо. Вряд ли осуществимо, впрочем. Обучение на специалитете медфака – это что-то около пяти лет, за плечами тем временем должны остаться гнить в погребе еще одиннадцать среднего общего. Некоторые выбирают хард режим, извращенцы, продолжающие вкалывать на аспирантуре. Любителям же отборного садизма — особенное предложение, — докторантура. Он умрет раньше, чем это все закончит: от количества поступающей информации, физических перегрузок и прочих факторов, числящихся как необходимые в жизни среднестатистического студента медфака. Не пройдя по социальной лестнице вверх и не получив повышения — Томми достойно займет место нового могильного камня на кладбище. Если и доберется ползком до работы, то будем честными: сопьется, сторчится и опять же, умрет. Врачи действительно не могут похвастаться беззаботной жизнью, но Ватсон давно смирился с тем, что беззаботно себя чувствуют только неживые постояльцы кладбища. — Ты хочешь стать врачом? — восхищенно мурлыкает Ники. — Звучит как прекрасная идея, Томс. Это очень благородная карьера. — Сенсация, читайте только сегодня: неизвестный хирург, убивший больше двухсот пациентов в течение месяца- — дикторским голосом вдруг сообщает Фанди, а затем подпрыгивает на стуле, когда Паффи методично решает отдавить ему ногу. — Ты бы хорошо смотрелся в белом халате, малыш, — одобряет Паффи. А еще лучше – в костюме для усопшего, но да будет так. — Фанди прав, не надо мне тут,— Уилбур нарочито важно выставляет указательный палец вперед: — Гремлин приведет систему медицины к краху. — В каком направлении ты бы хотел двигаться? Я имею в виду- — Ники забывчиво запинается. Берите себе на заметку: не нужно заводить тему образования, если не захочешь оказаться жертвой допроса. Один раз начал — и следующие полтора часа жизни будут потрачены на выяснения вроде: а что, а куда, а зачем и почему так, а не так? Вообще, главный плюс — полный пакет услуг, таких как доступ к различным видам препаратов, которые не достать с волчьим билетом гражданского, но отвечать предельно честно — прерогатива самоубийцы, а не Томми. А еще во врачебной тематике он откровенно плавает, но с некоторыми медицинскими терминами и условностями он поверхностно ознакомлен, потому что половина знакомых по общим интересам является либо заядлыми клиентами больниц, либо лежат в сырой земле после золотого укола. — Абдоминальная хирургия, — говорит Томми, в кои-то веки чувствуя себя умнее камня на обочине. — Живот оперируют, — разжевывает Техноблейд, по венам которого бежит не кровь, а вырезки из википедии. Компания понимающе кивает. — Зачем? — снова вопрос, на который хотелось ответить а надо вот так, пошел нахуй и пойти повеситься. — Когда пациент умер, с разрезом на животе внутренние органы легче продать. — Я это одобряю, — апробирует Фанди великодушно и в детективной новелле именно он окажется сообщником, помогающим убийце замести за собой следы. Мотивацию этого персонажа прописать забыли, но беря в расчет количество отпущенных черных шуток ее надобность отпадет сама собой: сделал потому что захотел. — ...только если это сироты, — дополняет Техно задумчиво. — Что с вами не так? — ужасается Уилбур. — Нет, я имею в виду, это имеет смысл? Тесей курит, так что кто если не он должен уметь диагностировать себе рак легких, — или читайте наш краткий экскурс по тому, что нужно сказать, чтобы убить все настроение парой слов. — Ага, а еще нюхаю и колюсь, это тоже не забудь, — Томми скучающе машет рукой, жестом призывая записать сказанное куда-нибудь в блокнот. Квакити выглядит так, будто в следующие секунд тридцать его будет выволакивать из помещения бригада скорой помощи. Разумеется, Ватсон сказал это намеренно – никто в здравом уме не стал бы так глупо ставить в известность о своих проблемах. Техноблейда, наверное, ничего уже не остановит: он будет бегать по Вентуре как осыпающий молодоженов лепестками с конфетти ребенок и кричать на каждом углу, что его младший брат, — какое горе, — курильщик. Для чего это делается непонятно, потому что Томми поставлен на учет по школе как раз из-за этого, но нельзя лишать беднягу права выбора. — Ты куришь? — удивляется Фанди, потому что он из тех, кто припеваючи жил без этой информации, а теперь придется и ее осмыслять. — Нет, — на этом расспросы заканчиваются, Ники пытается перебороть неловкое молчание, перебирая всевозможные темы для разговора, как из шаблона какого-то безымянного сайта с заголовком «сто тем для поддержания беседы». К концу вечера вся компания для себя должна была решить, что в следующий раз нужно освободить одного из братьев от участия: желательно Томми, но непосредственно курирует этот вопрос Ники, так что надежд было не много. Наверное, следующий в списке — Техноблейд, чьи реплики достаточно сосчитать на пальцах одной руки. Без него не пришлось бы поднимать тему больного желудка и рака легких. Показатель того, что они чересчур задерживаются на неформальном заседании, становится смс-ка от Перплда, завидев которую первая пришедшая в голову мысль о, наверное они встречаются. На нее Томми цокнет языком, но не сможет отвергнуть, потому что если объективно? Перплд живет у него дома, спит на его кровати, ест его еду и носит его одежду. Без последнего пункта можно решить, что речь идет о собаке, но тут содержанка в ярчайшем своем представлении. «ты умер?» Ему бы очень хотелось, но судьба решила иначе. Напечатав ответ, Ватсон спрятал телефон в кармане и взглянул на происходящее. Фанди топчется у столешницы вместе с Уилбуром и Ники: девушка собирает в крафтовые пакеты недоеденную выпечку, снабжая друзей сладостями на ближайшую неделю. Паффи и Техноблейд где-то в гостиной, обсуждают что-то заумное и скучное, потому что с Техно иначе разговоры не клеились. Напрашивается вопрос — а где? — Томми, — а вот. Он оборачивается, окидывая мексиканца взглядом, прекрасно говорящим и без слов. Для человека, весь вечер улыбавшегося – Алекс был некстати мрачным: сведенные на переносице черные брови и скопление морщинок на лбу. — Большой Кью, — аффирмационно проговаривает Томми, сглатывая ком в горле. — Не хочешь прогуляться? — миролюбиво предлагает. — Конечно, давай, — хоть и ясно, к чему спонтанная вылазка приведет – нет причин говорить нет. Они в давящей тишине накидывают на плечи куртки и в коридоре Алекс решает, что неплохо предупредить остальных о своем исчезновении на ближайшие минут десять: — Compañeros, мы с Томми отлучимся на пару минут, — из глубины квартиры слышится выражение согласия вразнобой. — Оздоровительная ходьба, пока вы тут киснете. — Оденьтесь потеплее, мальчики, – на улице похолодало, — Паффи очень мила в своем проявлении беспокойства, но у Ватсона нет ничего помимо своей ветровки, чтобы «одеться теплее» – так что это самую малость бессмысленно. — Это мой младший брат, Квакити. Я знаю, где ты живешь! Побойся бога, — грозится Уил и наверное, в этом был какой-то сакральный смысл, который он пропустил в ходе активной перестрелки на испанском в силу незнания. Квакити смеется, пока зашнуровывает кроссовки. Когда они покидают теплое жилище Ники, он все еще смеется, но уже как-то натянуто и нервно. Оставшееся в Томми сочувствие хочет похлопать парня по плечу, заверить, что жизнь наладится, но вместо этого он молчаливым утенком следует за мексиканцем по пятам. Алекс ведет его вдоль по хорошо освещенной улице и Ватсон почему-то ждет, когда тот многозначительно свернет в переулок и предложит драку на ножах. Этого не происходит: Квакити останавливается, неловко шаркая подошвами синих кроссовок по асфальту. Вокруг в хаотичном порядке разбросаны кирпичные пятиэтажки и в каждом втором окне горит свет. Фонарь через дорогу моргает, параллельно с ним проезжую часть пересекает белый пакет из таргета. Он знает, как начинаются эти разговоры. Для обычного человека — это дикость и впервой, а для Ватсона — обыкновенная среда. Его спросят о чем угодно: как учеба, погода, как самочувствие мертвой бабушки и между строк вбросят гранату под названием «хватит принимать наркотики». Он тактично увильнет от ответа, не желая задеть чужих чувств — на том они разойдутся. Повторите это в тысячный раз и получите рецепт жизни некоего Томми Ватсона. Квакити, делая глубокий вдох, говорит: — Я знаю, Уилбур проебался, — лицо Томми удивленно вытягивается, в ожидании дальнейшей конкретизации. Может это утверждение предназначено для сверхразумов, потому что употребление наркотиков и неуточненный проеб его старшего брата в голове никак не складывались в единую картину, но Квакити молчал. — Техно не ушел далеко тоже, видимо. Ах, кажется он понимает, о чем речь — это та игра, где его старших братьев будут малевать с нимбами над головой и нарекать мучениками или святыми? Это сейчас происходит? — Большой Кью, поясни. Я нихера не понимаю, приятель, — настаивает он. — Твоя семья не будет рада твоей смерти, cariño. Твои друзья не будут. Твой отец не захочет похоронить своего маленького мальчика так рано. Нет, все-таки первый вариант. Томми безразлично пожимает плечами. — Может будут, а может нет. Я знаю, что ты хороший парень, Большой Кью, но лучше не лезь, — в метрах десяти от них мелькает человеческий силуэт: молодая девушка гремит ключами, когда открывает подъездную дверь. — Ты ребенок, — указывает он с безнадежностью. — Почему ты- — Мы знакомы меньше дня. Расслабься, серьезно, — раздраженно закатывает глаза Томми. — И мне не сдалась твоя жалость, к слову. Ты добросердечный парень, я это вижу, но иди жалей сироток и больных онкологией – тут не благотворительный фонд. На улице, как отметила Паффи ранее, действительно похолодало и набегающий ветер, смахивающий на сообщение об ураганном предупреждении, никак не способствовал. — Я могу сказать про тебя то же самое, doradito, — и снова нежность во взгляде, которую легко спутать с материнской. Забавно, но большинство друзей Уила смотрит на него именно так: словно успели усыновить без его же ведомства. — Такие как ты не заслуживают умирать. — Такие как я должны не иронично гореть в аду, — выгибает бровь Томми, поправляя съехавший с плеча рукав. — Холодновато, не думаешь? — уточняет он, изображая знаменитую сцену из Человека-паука, удерживающего движущийся поезд, в реалиях же пытаясь удержать распахнутую ветровку на груди и перекрыть поступающий ледяной ветер. — У тебя есть люди, которые тебя любят, — никоим образом не отреагировав на жалобу, давит на него Алекс. — Назови мне хотя бы одного, — с вызовом требует Томми и слепая уверенность в отсутствии таковых персон достаточно печальная. — Уилбур, — не колеблясь, выдает тот. — Назови мне другого, — неудовлетворенно отметает вариант он. Квакити растерянно моргает. — Уилбур любит тебя, — требуется недюжинная сила воли, чтобы не скривиться. — Томми, для него нет никого дороже. Если с тобой что-то случится, это разобьет ему сердце. Мужик, я серьезно. — Это неправда, — упирается он, потому что так легче. Если перестать задумываться о последствиях своих действий – жить становится в разы проще. Не лайфхак, но определенно метод по становлению отпетым ублюдком в глазах окружающих. Томми жалеет, что приехал, но еще больше жалеет, что не уехал когда выдалась возможность. Квакити сейчас начнет плакать, а Ватсон попытается убежать, не заляпав чужими слезами ветровку. — Просто не рассказывай никому из- — он досадливо прищелкивает языком. — Вообще никому, ясно? В лучшем случае мы больше не увидимся, так что тебе не придется испытывать муки совести или что-то в этом роде. — Блядь, как можно говорить о своей смерти так спокойно..? Потому что последние лет пять он страдает от обострившейся депрессии, перетекшей в абсолютную апатию и даже если планета перестанет вращаться, а Солнце взорвется — его это мало побеспокоит. Шутки шутками, но Томми не психиатр, чтобы на глаз и с такой уверенностью ставить диагнозы, но его саморазрушительное поведение наверняка нездорово и хотя бы одно расстройство однозначно прописалось у него в черепной коробке. Выборочно он решает не отвечать на вопрос, потому что от ответа Алексу поплохеет, а Ватсону слишком жалко бедолагу с заостренной эмпатией. Лучший способ избавить себя от проблем на вечер — это пропустить вместе по стаканчику, но это тот редкий случай, когда подобным приглашением можно сделать только хуже. Так что, откровенно говоря, Томми не имеет малейшего представления, что делать. Квакити точно все расскажет, потому что ему не плевать. И что Ватсону остается? Либо сложить руки и принять неизбежное, либо в самом деле убить единственного свидетеля, либо повеситься прежде, чем случиться все вышеперечисленное. Томми отчаянно пытается придумать, что же такого предпринять. Во-первых, его совесть не на шутку разыгралась и Алекса, как человека простого и мягкосердечного, искренне жаль, потому что из всех наркоманов мира тому не посчастливилось столкнуться именно с ним. Во-вторых, если Квакити разревется, Ватсону кто-нибудь да выдвинет претензию в духе зачем ты доводишь друзей своих братьев до слез? и той же ночью он повесится от стыда. Он хлопает себя по карманам в поисках неизвестной вещицы, хранящей ответы на все интересующие вопросы, но находит только мусор, едва ли держащий значимость. Томми не знает, что хочет найти: может биту, а может ювелирное украшение стоящее как почка. В кармане джинсов у Ватсона только металлическая зажигалка с гравировкой карточной масти, которой он пользовался на редкость мало, отдавая предпочтения ее дешевым аналогам. Подумав пару секунд, Томми отдает ее Алексу и тот смотрит на нее, как на крылатую ящерицу. То есть дракона: что-то, что в теории не должно существовать, но вот оно — прямо под носом. — Оставь себе на память. Если Ватсон подумал, что этот подарок исправит положение — очень зря. Слезы хлынули из карих глаз с такой силой, что Томми, заслышав сдавленный вздох, смог только бестолково шагнуть вперед. Они знакомы меньше пяти часов — напоминает себе в очередной раз, но Квакити все так же плачет над зажигалкой, а Ватсон чувствует себя Техноблейдом по социальным навыкам. Конечно же, ему приходилось до этого иметь дело с плачущими людьми: но тому же Таббо порой было достаточно показать смешной мем с собакой, чтобы прекратить всплеск эмоций. Если он провернет так же с Квакити, велика вероятность, что его придушат прямо здесь, а полиции соврут про состояние аффекта. — Квакити, — прочищает горло Томми с неловкостью спотыкающегося котенка, — я пока живой и стою прямо тут, — ибо создавалось впечатление, что о таком обязательно нужно напомнить. Тот, видимо выражая согласие, всхлипывает и лепечет что-то на испанском, принявшись остервенело вытирать глаза. Алекс подбирается к нему ближе и теплая ладонь ложится на загривок, когда тот привстает на цыпочки. Их разница в росте выглядела комичной со стороны, но Томми ничего не оставалось, кроме как послушно нагнуться и пристроить подбородок на чужом плече, вслушиваясь в сбившееся дыхание и шумное шмыганье носом. Томми впервые задумывается о гнетущем одиночестве, поджидающим после смерти. Вернее о том, что он оставит после себя, не считая занятого места на местном кладбище: что останется у Таббо и Ранбу, кроме чувства вины или как продолжит жить Перплд, которому будет необходимо спать по ночам с мыслью, что он мог что-то сделать, но не стал. Ватсон мог бы присоединиться к слезливой вечеринке, но в груди у него зияет дыра, а глаза невообразимо сухие. Он утешающе хлопает Квакити по спине. — Тебе нужна помощь, Томми. — Я знаю. — Ты не- Тебе нельзя умирать так рано. Тебе еще нет восемнадцати- — Я знаю, Большой Кью, я знаю. Почему-то все, за исключением Перплда, слепо уверены в том, что Ватсон не протянет даже год и остались ему те самые несчастные месяцы, как для людей больных раком на последней стадии. Но в отличие от них, у Томми единственный потолок — это принятая доза, в остальном спокойные десять-пятнадцать лет жизни, за которые он успеет побывать на свадьбе Паффи и Ники, посочувствует отсутствию личной жизни у Техно и ударит Уилбура лбом о столешницу раз двадцать. Но его, как обычно, хоронят заранее. — Какого хрена ты меня утешаешь, чувак? — смеется он истерично, уличительно щипая за Томми шею. — Это ты тут плакать должен, емае. Блин, вот же дерьмо. Ребенок, которого я встретил на вечеринке- — он делает резкий вдох сквозь стиснутые зубы и воздух под давлением громко свистит. — …оказался чертовым младшим братом моего ебаного друга. Че за хуйня, серьезно? Хренов Уилбур, это же из-за него, да? — Боже, нет. Большая честь для засранца, — отнекивается он. — Тогда почему? — и впервые Томми хочет задуматься над ответом. — Не знаю, — он поджимает губы, — я устал, вот и все. — Я- Томми, mi tesoro, мне жаль. — Ты весь вечер как-то меня называешь, но я без понятия как это переводится. Надеюсь это не маты. Я очень сильно обижусь. — Mi tesoro переводится как «мое сокровище», — смеется Квакити. — Оу, — только и выдыхает он. — Немного сопливо, не думаешь? — В самый раз. Он не знает, что толком можно сказать по делу. Когда Алекс отходит в сторону, пытаясь перевести дыхание после миниатюрного нервного срыва — Томми все еще не знает. И с ответом он не находится ни через три минуты, ни через десять. Стоя у самого входа и наблюдая за своими братьями, за улыбающимся Уилбуром и расслабленным блеском глаз Техно, Квакити говорит ему: — Они любят тебя, Томми, — твердо и уверенно на все сто десять с лишним процентов. — Они любят образ меня, который создали, — он обхватывает дверную ручку и терпеливо вздыхает: — Спроси их сам, если хочешь. Даже вернувшись в пекарню Ники — в голове картинно пусто после разговора. Томми кажется, что после такого его дни на свободе однозначно сочтены — Алекс этого так не оставит, ведь пустых обещаний, которые можно нарушить, он не давал. Он прощается с остальными как в тумане: стоя в прихожей Ники ерошит золотые кудри, а Паффи ободряюще сжимает плечо и советует заглядывать почаще. Томми сухо вставляет короткие да-ясно-хорошо, после чего отпрашивается в уборную, оставляя Уилбура и Техно с пакетами доверху забитыми выпечкой и ключом от машины, висящим у первого на указательном пальце. Как любой взрослый человек, решающий проблемы по мере их поступления, он вскрывает защелку на окне в ванной и спустя минуту стоит на улице, листая социальные сети в поисках поста, содержащего хэштеги «вечеринка» и «выпивка». В зубах у него сигарета, а в мыслях невыносимое желание наглотаться таблетками и утрамбовать их спиртным. Последняя ночь, не отягощенная грузом своих ошибок и больничным халатом, едва достающим до коленей. Он просто обязан оторваться по полной, в таком случае.