Кодеин в моих венах

Любую историю, стремящуюся к ярлыку бестселлера, принято начинать издалека: с задушевной и слезовыжимающей истории главного персонажа, чтобы читатель мгновенно проникся сочувствием и зародилась мотивация увидеть, как герой с течением глав выкарабкивается со дна до умопомрачительного успеха. Но отойдем от шаблонов, делая скидку на то, что никакая это не книга — просто жизнь, во всей своей красе и во всем безобразии. В ней большинство даже дойдя до финала не погреются в свете прожекторов, да и в целом, единственный увиденный свет будет только тем, что в конце туннеля. Уилбур, скажем прямо, никогда не был хорошим человеком в полном понимании этого слова. Он, в отличие от Техно, все же был и будет обеспокоен своей репутацией и тем, каким покажется в глазах посторонних. Нужно придерживаться отведенной роли и соответствовать навязанному обществом образу, иначе не пробиться к успеху. Более того, жизнь никогда не была благосклонной; для него все всегда шло через одно место — кармически предначертанная роль вечного мученика. Уилбур знал, что не был хорошим старшим братом: ни для Техно, ни для Томми — по обоим фронтам мимо, но это не отменяло того, что он пытался как мог. Это все банальная ответственность, которой порой оказывалось слишком много. Потому что каждый раз, когда Техно задерживался на тренировках, а Томми ввязывался в очередной конфликт с одноклассниками, первым, кого бежали расспрашивать — Уилбур. И претензии всегда были одни и те же: как старший брат ты обязан подавать хороший пример, ты должен быть той самой церковной фреской — идеальной и нерушимой независимо от прошедших лет. Чтобы оглядываясь назад, Техно и Томми могли задумчиво кивнуть головой и сказать да, мы выросли такими благодаря тому, что равнялись на старшего брата. Если бы. Быть старшим братом значило жить по правилам должен-обязан-по-другому-никак. И Уилбур считал это несправедливым: Техно младше всего на несколько минут — это вообще не должно учитываться, а Томми был смышленным и решительным достаточно, чтобы разобраться со своими неурядицами самостоятельно. Вернее, с теми проблемами, где не потребуется применение насилия. И эта непомерная ноша сопровождала его рука об руку со дня рождения Томми, словно свалившийся из ниоткуда ребенок запустил необратимую цепную реакцию, пустившую всю жизнь целиком под откос. Конкретно чьей бы то ни было вины в этом нет, просто череда случайностей, превративших мирную жизнь в кошмар наяву. Спустя десять лет даже к кошмару успеваешь прикипеть, равняя с будничной текучкой. Одним из самых запоминающихся дней в жизни Уилбура навсегда останется момент, когда в его жизни появился Томми. Он может раздробить эти неспокойные сутки на несколько отрезков и разобрать каждый до мельчайших подробностей: до тикающей медленнее обычного стрелки часов в гостиной, запаха свежеприготовленных тостов витающего по дому и горы одежды на кровати своей спальни. Среди близнецов, Уилбур всегда был эмоциональным и нервным, да и вдобавок перфекционистом, поэтому встреча с новым братом должна была состояться при параде и пройти идеально. Никто ему не вбивал эту мысль в голову, семилетняя версия себя приняла это решение независимо от стороннего влияния. Под смех отца и мученические вздохи Техно. Он перебирал содержимое шкафа в поисках чего-то, что попадет под тот самый критерий «идеальности»: десятки отброшенных футболок, два зудящих шерстяных свитера, пара неуютных джинсов и слишком яркие носки. Уил не был параноиком и не мог причислять себя к верующим с пристрастием, но даже в том возрасте ему нравилось находить между бессвязными на первый взгляд вещами сокровенный смысл: вроде загадывать желание при покупке новой одежды или с особой щепетильностью следить за тем, как бы не надеть в спешке что-то задом-наперед — тоже плохая примета. Будучи семилетним ребенком, в тот день он не до конца понимал, на что подписывается: что к процедурам заботы о новорожденном брате он автоматически будет приурочен. Со смертью Кристин на него и вовсе свалится забота всецело удерживать дом от поломки, попутно прикладывая усилия вырастить из Томми что-то сносное. Человека, которого как минимум не посадят за грабеж магазина через дорогу или вандализм машины директора — не самое позитивное мышление, однако он не напрашивался становиться родителем в условные четырнадцать, ладно? Ладно. И при худшем раскладе, учуди его младший брат нечто противозаконное, Уилбур скорее съест шнурки собственных кроссовок и поможет закопать тело на заднем дворе, чем откажется от семьи. В день знакомства с Томми, в любом случае, он знал только зудящее нетерпение наконец рассмотреть рожденного родственника поближе, может, если он будет хорошо себя вести — даже подержать на руках. Никаких отягчающих обстоятельств в виде груза вины или набирающей обороты депрессии. Все идет гладко, практически идеально ровно до того момента, когда Кристин не подносит семилетнему Уилбуру сверток, — мало напоминающий человеческого ребенка, а скорее гусеницу в середине эпилептического припадка, — улыбается мягко-мягко и говорит на, попробуй его подержать. Семилетний мозг подчистую забыл о смутном желании пару часов назад, соглашающимся на недолгий физический контакт. И мягко говоря, к такому повороту событий он не был готов. Никто не дожидается озвученного да, мам, конечно, потому что в действительности, кому оно надо? Кристин просто вкладывает ему в руки атомную бомбу и отворачивается, принявшись наблюдать за Филом, крутящимся у стойки регистрации и ведущим бурные дискуссии с суетливыми медсестрами. Но ничего, волноваться не о чем. Вдохнули и не выдохнули, нужно просто подержать Тесея пару минуточек, а потом преспокойно отдать маме в руки. Она-то уж точно знает, как правильно держать детей. Техно давит смешок в рукаве толстовки и подступает ближе, заглядывая в сверток на руках. Тогда Уилбура, вспотевшего сквозь свитер, осеняет — он сюда как раз за этим и пришел. Все, что требовалось знать детям от более начитанных детей, — читайте: Техно, — так это то, что большинство новорожденных не блещут красотой. Они напоминают крысят: розово-желтые и сморщенные как изюм, беспрестанно плачут, и перетягивают сто процентов родительского внимания на себя. Более того, большинство младших детей вырастают избалованными заразами — проверено и утверждено близнецами лично. Но везде найдется заковыристое «но», предполагающее вариативность происходящего. Одно дело водить пальцем по фотографиям незнакомых детей, указывая а вот у этого нос кривой или Тех, смотри тут вообще глаза поплыли и совершенно иное держать на руках вполне себе весомое и осязаемое доказательство с пониманием, что это, между прочим, застрянет с вами на долгие годы жизни. Техно рядом морщит нос и старательно пытается выжать из себя описательное слово помягче: что-то в промежутке господи это что, Чужой? и ну если закрыть глаза и уехать в Нью-Йорк очень даже миленький мальчик. Уилбур разрешает внутреннюю дилемму метким ага, правда страшненький и смущенно чешет затылок, вглядываясь в миниатюрные черты лица. Это довольно сложно объяснить на пальцах: чувства — не уравнения, чтобы их можно было логически растасовать как надо. Семилетний Уилбур видит перед собой живое воспроизведение картинки из энциклопедии и если абстрагироваться от эмоций, то объективно ребенок ничем не отличался от миллиардов младенцев, рождающихся параллельно мыслям. Если нет, то его брат — самое очаровательное создание на планете Земля, ставьте суровую точку. Крохотные пальчики с пятнышками ногтей едва задевают склонившегося Уила, неловко мазнув по подбородку — и все, пиши пропало. Игрушечный вздернутый нос и стеклянные непонимающие глаза неописуемо лазурного цвета, смотря на которые хотелось вдумчиво заявить всему миру: я умру за него. Техно не понимает, но ему можно, не зря говорят что все эмоции при их рождении распределили по принципу одному все, другому ничего. Тесей, — все еще непритязательно дурацкий выбор имени, — осоловело моргает и Уилбур истерично пищит сквозь плотно сомкнутые губы. Желание ущипнуть пухлую щечку и стиснуть в объятиях разрывало изнутри и однажды обязательно стало бы причиной встречи с Иисусом. Сначала он сомневался в правильности подсовывания в руки биологического оружия, а теперь заблаговременно разочарован, потому что Кристин наверняка лишний раз захочет подержать сына. Что ж, очень жаль это слышать, женщина, потому что Уилбур жаждет то же самое и не намеревается сдаваться без боя. Кристин наконец отрывается от своих несомненно важных дел, то есть от разглядывания Фила влюбленными глазами и протягивает руки, чтобы забрать младенца обратно. Понятно, что мама делает это не из злого умысла, просто беспокоится о том, как бы три тысячи пятьсот грамм не оторвали старшему сыну руки, но никто не пользуется мозгами в наше время все равно. Уилбур надувает губы и прижимает телепающуюся кучу одеял теснее к груди, отворачиваясь от непонимающей матери. Уилбур жадничает, прокомментировал Техноблейд, но прежде чем в ответ прозвучало раздраженное неправда! маленький монстр в руках Уила активизируется: поднесенная к маленькой ладони рука неосознанно надавливает на нежную кожу, пробуждая в ребенке спящую пиранью. Он испуганно взвизгивает, побоявшись что случайно поломал одну из тонко организованных микросхем несформировавшегося мозга. Зажатый палец вовсе не болит, но все равно выводит из равновесия, потому что хватательный рефлекс у детей особенно настырный. Кристин заливисто смеется, а Техно дергает каштановой бровью, ухмыляясь уголками губ и между строками читабельное ну ты и лузер, Тесей тебя уделал. Уилбур поджимает губы, взгляд мечется от насмехающегося близнеца и обратно на Томми. Имя вспыхивает в сознании как по щелчку пальцев и глядя на ворочающееся создание — оно вписывается идеально. В груди разливается тепло, когда он повторяет вслух. Томми. Но первым по значимости днем, каким бы запутанным метод расстановки не показался, становится день смерти Кристин — безоговорочная лидирующая позиция в импровизированном топе. Номинант сразу на несколько премий: «худший день в жизни», «самый запоминающийся» и «главная причина всех проблем моей жизни». Неоспоримый призер и непобедимый чемпион в одном лице. Тут можно вставить вырезанный звук аплодисментов из ток-шоу пятидесятых. Кто-нибудь, кстати, слышал факт о том, что все хлопавшие на запись люди давно мертвы? Нет? Тогда можете не благодарить и спать спокойно сегодня ночью. Уилбур как сейчас помнил — знойный августовский день, жухлые заросли пожелтевшей на припекающем солнце травы и оглушительное пение цикад в кронах деревьев. Несмотря на мироощущение мороза, за окном стояли ровные сто тридцать четыре градуса по фаренгейту; хотелось порвать скальп в клочья, выть волком, а потом забраться на отвесную стену. В груди зияла темная материя — червоточина, готовая уничтожить все на своем пути. Точно такую же тягу к разрушению испытывал он сам, переживающий смерть матери в самом начале подросткового возраста. Карма за ошибки прошлой жизни — не иначе. Похороны вызывали у него противоречивые чувства: желание разгромить и перевернуть весь дом мучительно чередовалось с тихим смирением. «Родители не должны хоронить детей» — истертая до дыр фраза, но она работает и в обратную сторону. Какой ребенок захочет похоронить родителя, несмотря на неизбежность этого события? Об этом он думает, четырнадцатилетний ребенок, когда их отец со слезами на глазах произносит прощальную речь над бездыханным телом Кристин. Уилбур ободряюще стискивает руку всхлипывающего Томми и просит не смотреть, как их самого дорогого человека будут присыпать землей. Другой рукой он поддерживает Техно, с особой внимательностью рассматривающего носки лакированных туфель. Гости перешептываются, укоряют за безэмоциональность — но кому, как не Уилу знать, какую бурю сейчас переживает Техноблейд? Он предупредительно шикает в сторону расшумевшихся женщин, призывая перенаправить внимание на речь.Уилбур долгое время не плакал: скупо принимал соболезнования и натянуто улыбался, вежливо кивая и указывая где пришедшие могут расположиться. Знаете, механическое исполнение функции старшего сына, самоотверженно водрузившего на плечи долю ответственности. Многие отрезвляюще сжимали ему плечо, говорили, какой он сильный и как хорошо держится, а Уил улыбался и думал, что ничерта он не сильный. Чтобы быть сильным, нужно как минимум родиться куском камня, как максимум — не рождаться вообще. Той же ночью на его кровати невыносимо тесно, но он скорее откусит собственный язык, чем пожалуется. Он все равно с малых лет перестал запирать двери своей спальни. Томми ребенок — и это его главное оправдание, более того, он несмышленым утенком топчется вслед за ним на протяжении всей своей жизни, но если раньше он предпочитал спать в родительской постели, то за неимением первого варианта не против потесниться на одноместной кровати старшего брата. Уилбур все равно не смог бы отказать заплаканному ребенку, особенно если это его заплаканный ребенок. Он играет первую пришедшую на ум композицию, перебирая гитарные струны до тех пор пока всхлипы Томми не перерастают в мирное сопение. Техноблейд, поежившись от холода, спрашивает что с ними случится в случае смерти отца: что случится с домом, мамиными фотографиями и Томми. Уил неуверенно заверяет, что обязательно придумает что-нибудь, если это произойдет — потому что он никуда не собирается уходить. В девятнадцать он заканчивает с чемоданом наперевес в незнакомом городе, умерщвленными амбициями и нулевыми познаниями о жизни за пределами отцовского дома. Он знает, что из него вышел хреновый старший брат, хреновый друг и хреновый человек. Поэтому принять решение уйти было на редкость просто. Иронично, но с билетом в один конец и чемоданами под ногами, Уилбур до самого конца был уверен, что никогда не вернется в родной город. Через годик-другой Техно окончит вышку, получит долгожданное признание и почет, Томми подтянется следом и займет свою нишу в жизни. Имя Уилбура растворится с течением лет, оставшись инициалами в семейном древе. Но через-годик другой он возобновляет общение с Техноблейдом — шаткое равновесие и закопанный топор войны, держащиеся на верном слове. Они созваниваются по вечерам пятницы и бремя вести диалог всецело лежит на его плечах, но впервые за двадцать с хвостиком лет он не против: Уилбур спрашивает об учебе, друзьях и прочитанных книгах, рассказывает о впечатлениях и в ежемесячном порядке рассылает открытки из посещенного штата, а Техноблейд слушает, изредка вставляя скупые комментарии. Один раз они ездят в Аризону вместе; спустя долгие уговоры и тщательное выискивание общего окна в расписаниях. Они проводят первые два дня, без устали мотаясь по достопримечательностям, фотографируясь и донимая местных жителей, а оставшиеся пять дней валяются в номере мотеля тюленями, слишком увлеченные марафоном Доктора Хауса и количеством съеденной пиццы. Тогда Уилбур думает, что спустя двадцать четыре года, проведенные в слепых поисках себя и с удавкой на шее — все налаживается: маленькими шажками он выбирается из своей скорлупы, находя в себе силы восстановить, казалось бы, давно утерянные связи. Он обменивается сообщениями с Филом по средам, в основном по пустякам: как дела на работе, что творится дома и как дела у Томми. И пусть духу не хватает услышать голос отца, — последние годы совместной жизни только кричавшего на него, — это все равно прогресс. Уил никогда не возлагал на своего отца больших надежд — этот человек уже доказал в свое время, что в ответственный момент имеет тенденцию поджимать хвост и ретироваться, но вернувшись домой — он понимает в полной мере. Потому что каждое «нормально‎» и «‎все хорошо», использованное в качестве описательного слова для Томми — это битое стекло под ногами, суровая пощечина реальности и серые глаза, смотрящие прямо в душу.

***

— Что значит «потеряли»?! Это целый, мать его, человек – не ключи, которые можно положить в карман и обронить в спешке! — встречает у самого порога парень, который приходится Томми другом. — …это значит, что его здесь нет? — скомкано уточняет Уилбур, оглядывая помещение с тлеющей в глазах надеждой. — Это значит, что тебе пора к окулисту, — рявкает тот в ответ, принявшись широкими шагами мерить гостиную. За предыдущие секунд тридцать Перплд успевает сбегать на второй этаж и сейчас панически расхаживает по помещению, мучаясь с молнией на джинсах и попутно пытаясь продеть руки в рукава. — Хватит мне грубить. Ты вообще должен быть у себя дома, ребенок. Разве тебя родители не потеряли? — А ты должен был следить, чтобы Томми никуда не ушел – но вот мы, блядь, здесь, — разводит руки в стороны тот, нервно зачерпывая русые волосы ладонью. Затем парой щелчков ногтей об экран, зажимает телефон между плечом и щекой, не дыша вслушиваясь в мерные гудки. Абонент временно недоступен — попробуйте позвонить позже. — Черт, я так и знал. Так и знал, что он что-то натворит! — и неудавшуюся сессию звонков спустя: — Ну же, Томми, возьми гребаный телефон..! — Почему ты так волнуешься? Он же мог просто уйти подышать воздухом, — неловко предполагает Уилбур, пока мнется в прихожей не зная куда себя деть, независимо от факта, что это, вообще-то, его дом. — Мы говорим о Томми. Он не уходит «подышать воздухом», — Перплд рисует в воздухе кавычки. — Сегодня что-то случилось, раз он не написал мне: следовательно, он напивается и искать его придется по всей Калифорнии. Мне-то лучше знать. Все, неприятно было пообщаться – я пошел. Когда фигура Перплда принимается расталкивать близнецов, чтобы протиснуться ко входной двери, Уилбур выходит из состояния оцепенения и оплетает чужое предплечье. — Погоди. Ты сказал напивается? — …к лору тоже сходи, — сплевывает тот дружелюбно, ни на секунду не переставая по новой набирать номер Томми. — Мне не до этого, Уилбур, — добавляет запоздало, присев на корточки, чтобы зашнуровать кеды. — Томми не- — тяжелый вздох. — Какая теперь разница, верно? — спрашивает тот негромко, очевидно обращаясь к самому себе. — Он не только- Но речь Перплда прерывает телефонная трель, доносящаяся из телефона Техно, тенью следовавшего за ними. — Что там? — глядя на наморщенный лоб своего брата, не сдерживается Уил и торопится занять место поблизости, чтобы заглянуть в экран чужого смартфона. — Надеюсь не новость о подростке, спрыгнувшем с моста на спор, — причитает Перплд устало. — Это… Фил? — не до конца уверенный явившемуся глазам человеческим чуду, выговаривает тот вопросительно. — Пишет, что сегодня Томми ждет серьезный разговор и что нужно любой ценой удержать его дома. — Ну, стоит Фила расстроить, — повторно окинув взглядом пустующую гостиную, выносит сухой вердикт Уилбур. — …его школьный шкафчик сегодня вскрыли. Там нашли вещество, которое распознали как кетамин, — продолжает тот интонацией телеведущего, который впервые в жизни видит уготованный ему для читки материал. — С каких пор в нашей школе есть медицинская лаборатория? Может это вообще настойка валерианы? — ни капельки не удивленный, Перплд закатывает глаза. — Ты сейчас серьезно? — Ну да, — выгибает бровь непонимающе. — Кетамин – обезболивающее, грубо говоря. Что оно делает в шкафчике Томми – тот еще вопрос, я говорил выбросить эту дрянь еще месяца два назад- — оторвав взгляд от перекрещивающихся от манипуляций шнурков, тот в какой-то момент застывает, чтобы первым делом выдать: — Забудьте, что я сказал, — и продолжить махинации со шнурками. — У Тесея в шкафчике наркотики, — констатирует факт Техноблейд ровным тоном. — Кетамин в медицине используют, но в неправильных руках даже детская присыпка – наркотик, — скупо на эмоции соглашаются в ответ, словно наркотики – тема, обсуждаемая всеми начиная с детского сада. — А теперь начистоту: кто из вас, гадов, сказал Томми хуйню? Я не собираюсь ничего делать с этой информацией, но не удивляйтесь, когда проснувшись в постели обнаружите себя на городском кладбище. — Знаешь, теперь я понимаю откуда Томми поднабрался манер, — кривит губы Уилбур. — Учился у лучших, — благодарно кивают в ответ, показательно кланяясь. — Черт, где ключи- Техноблейд молча бросает металлическую связку тому в руки. — Не знаю, если это поможет, но последний с кем говорил Тесей – Квакити. — Десять очков Гриффиндору – ты абсолютно прав: мне это не помогло. У вас есть номер этого как-его-там? И желательно место проживания, чтобы я знал куда присылать письма с угрозами. — Мне нравится твое чувство юмора. — Почему никто не обращает внимания, что у Томми в шкафу наркотики?! — чувствуя последним идиотом, упустившим основную мысль происходящего, вскипел Уилбур. — Потому что они мои. Следующий вопрос, — нервно отмахиваются в ответ, принявшись рыскать взглядом по помещению с недостающим обитателем. — Эй, — изможденно вздыхает Техноблейд, — тебе нужно успокоиться, пацан. Притормози немного, ладно? Уилбур, паникующий, до сих пор застрявший на теме наркотиков, слышит голос Техноблейда как из воды — далекий отголосок, едва напомнивший ему беседу двух людей, а не обыкновенный гомон бушующей толпы протестующих. Перплда, если учесть рассерженный взгляд и сведенные к переносице брови, вовсе не успокаивают слова Техно, напротив, они скорее возымели противоположный эффект: тот резко дергается, словно уворачивается от невидимого удара, после чего взбешенной собакой бросается в сторону его брата. Исключительно на рефлексах, Уилбур встает между ними, отрезвляющей ладонью уперевшись в чужую грудь и слабо отталкивая. Перплд этого жеста, казалось, не замечает. Он искоса смотрит на ладонь, а затем моментально переключается с лица Техноблейда на него: с поразительной воздушностью сжав запястье до хруста и выворачивая в неестественную сторону. Уилбур успевает лишь взвыть от боли, когда лицо ребенка оказывается напротив, а разница в росте у них, между прочим, приличная — на целую голову. И все же. — Что ты- — рычит Техно удивленно. — А теперь слушай сюда, — могильно апатично вещает тот и не меняясь в лице, повторно встряхивает руку Уила. — Нет, слушайте оба, отморозки- Мне плевать, кто вы и что из себя представляете, ясно? Но до тех пор, пока Томми не будет стоять здесь, в этой комнате, живой и здоровый, я удостоверюсь, что спать спокойно никто не сможет. Уилбуру не было свойственно бояться детей. На его практике всего-то штуки две максимум: Томми, который как собака лает, но не кусает и Таббо, чье пугающее дружелюбие заставляло табун мурашек бежать по спине при каждой брошенной вскользь фразе о диссекции людей, но на этом все. Кадр перед ним должен числиться в полицейском участке, как самая толстая папка по делу несовершеннолетних — это как минимум. Так бояться кого-то разрешено было только Техноблейда в гневе, а это случалось с той же частотой, что и цветение аморфофаллуса — то есть раз в никогда лет. Уилбур, с тяжелым сердцем и вспотевшими ладонями, выдавливает из тебя тихое согласие. Перплд, фыркнув, наконец размыкает створки своего капкана и отстраняется, отходя на относительно безопасное расстояние в два-три шага. На деле, срать тому в три коробочки на это мизерное расстояние, при желании этот ребенок в два прыжка окажется рядом и снова схватит его за горло, если того потребует ситуация. Уил отходит поближе к Техно. — Искать его повсюду бессмысленно, — пытаясь звучать рационально, делится мыслями Уилбур. Почему-то сама идея о его Томми, маленьком, улыбчивом и драчливом, никак не вязалась с кетамином в шкафу и алкогольными вечеринками. Он словно смотрел на происходящее с галерки, будто его собственный брат – не его вовсе. — Я позвоню Филу, может он что-то знает. — Валяй, — истерично махнув рукой, соглашается Перплд резко. — …это пустая трата времени, — бормочет тот сам себе с паникой, оттеняющей голос, а затем, примирившись с участью, плюхается на диван и принимается усердно тереть переносицу, будто это чем-то поможет. Уилбур, кинув короткий взгляд на непонимающего Техно, принимается набирать номер Фила, числящийся в списке вызовов даже ниже, чем доставщик пиццы, а на такую роскошь у него денег хватало дай бог, чтобы раз в два месяца. Длинные гудки успевают нехило накрутить нервы, пока Уил мысленно прокручивает происходящее, как сумбурную сюрреалистичную пластинку: Томми, связавшийся с наркотиками — его младший брат, ступивший не на ту дорожку и никакая церковь его с этой кривой тропинки не уведет. — …Уил? Что-то случилось? — голос ненавистного отца оказывается долгожданным глотком воздуха, в котором он, оказывается, все это время тонул. Рука Техноблейда на его плече придает сил, но достаточно посмотреть на Перплда, серого и до смерти испуганного, чтобы эти силы из него тут же выбило прицельным ударом в живот. — Томми нет дома, — глухо бормочет он в телефонный динамик, бледнея с каждой секундой. — Пап, я не знаю, что делать, — беспомощно шепчет он, чувствуя как глаза начинает щипать. — Нет дома? — глупо переспрашивает мужчина. — Тех с тобой? Вы проверили его комнату? — Да! Да, Фил, черт возьми, мы проверили его комнату! — срывается он на крик. — Его нигде нет. Перплд говорит, что он может быть где угодно, я даже не знаю- — он делает резкий вдох, кольнувший легкие. Кислород в такие моменты заканчивается удивительно быстро, а сердце набатом колотится в ушах. Его психотерапевт называет это приступом тревожности, при котором следует избавить себя от хлопот и вырваться на пару минут на свежий воздух, выровнять дыхание, поупражняться – короче говоря все то, на что у него нет времени. — Кто..? Неважно. Успокойся для начала, этот засранец мог просто пойти в магазин или куда там подростки ходят, — отмахивается тот как ни в чем не бывало и в Уилбуре вскипает знакомая с подросткового возраста злость на отца. — Твою мать, Фил! Он не пошел в магазин- Его просто нет. Ты можешь хотя бы на секунду побеспокоиться о своем, блять, сыне?! У него нашли наркотик в шкафчике, как ты не понимаешь? А если он умрет, тебе тоже будет все равно? — он не замечает, когда именно начинает кричать во всю глотку, но от громким криков у него всегда начинает болеть голова, что происходит сейчас: и в момент головокружения он делает шаг назад, упершись в спинку дивана, чтобы не дать себе упасть. — Уилбур, ты задыхаешься, — монотонно комментирует Техно. Уилбур, впрочем, слишком увлечен теориями о возможном исходе. Одна только мысль, что Томми может быть где-то один, без возможности позвать на помощь, вселяет искренний ужас. — Уилбур, не будь ребенком. Тебе двадцать четыре года, — напоминает Фил. — Томми в порядке, через час-другой он вернется и мы поговорим с ним. — То есть, я поговорю, — не сдержавшись, поправляет он. — Что? — Томми больше мой ребенок, чем твой. Поэтому когда он вернется, говорить с ним буду я. Кто-то должен расхлебывать то дерьмище, которое ты заварил своим- — в нужный или ненужный для Уила момент, телефон из его рук беспардонно выхватывает Техно, который прокашлявшись, взял разговор в свои руки, выкрутив громкость чужого голоса на максимум. Он не успевает возмутиться, когда все та же рука его брата буквально вдавливает его в диван, вынуждая сесть на противоположном конце от Перплда, в какой раз названивающего Томми. — Фил, нам просто нужно знать все, что тебе известно. Тесей точно не ушел в магазин или куда там, он пропал. — Тех, — растерянно выдыхает Фил, явно начавший воспринимать ситуацию всерьез, но только после тирады своего любимого сына. — Я не- Все что я знаю, так это то, что мне сказали. Вечером мне звонил мужчина, представившийся «Бэдом». Техноблейд вопросительно смотрит на Перплда, который одними губами шепчет: — Бэд – наш школьный психолог. Томми посещал его в последнее время, — а затем пожимает плечами, раздосадованный, что не может рассказать подробнее. — Что он сказал? — настаивает Техно. — Он… Наговорил всякой чуши, честное слово, этот парень- — Фил раздраженно вздыхает. — Обвинил меня в том, что Томми растет в неподходящей среде и что я не справляюсь с задачей родителя. Сказал, что у Томми серьезные проблемы с самооценкой и ему требуется помощь квалифицированного специалиста и по-хорошему ему не остается ничего, кроме как позвонить в службу опеки для инспекции обстановки в доме. Думает, что я мог его бить- Что за чушь? Чтобы я бил собственного сына? Боже мой, бред собачий. Уилбур цепенеет на месте. — Фил- Фил, — зовет Техноблейд настойчивее, прерывая несуразные бормотания. — Это все, что сказал Бэд? — …Техноблейд, что происходит? Что с Томми? — Отпросись с работы и приезжай. Если что, я тебе позвоню, — игнорируя вопросы не вовремя всполошившегося отца, ровным голосом объясняет Техноблейд и вешает трубку прежде, чем с другой стороны прозвучит очередной вопрос. В помещении повисает напряженное молчание. — И что теперь? — первым не выдерживает Перплд. — Мы будем ждать, — приземлившись в кресло у журнального столика, делится своим объективно хреновым планом Техно. — И все? — в унисон переспрашивают Уил и Перплд. — И все. Мы больше ничего не можем, только ждать, — сцепив руки в замок, озвучивает неприятную для каждого мысль. Пять, десять, тридцать минут — время проносится как в тумане. Уилбур параноидально перебирает список контактов, спрашивая каждого, с кем Томми контактировал сегодня: пятнадцать сообщений для Квакити, десять для Ники, пять для Паффи и Фанди. Все, до кого мог дотянуться. Те, в свою очередь, спрашивали у других знакомых — и так по замкнутому кругу, который заканчивался одинаково: на неутешающем прости, приятель, не знаю. Техноблейд пытался найти способ определить геолокацию чужого телефона с видом человека, взламывающего Пентагон, но безуспешно. Перплд проделывал то же, что и Уил, чтобы затем откинуться на спинку дивана и взъерошив волосы, сквозь стиснутые зубы проскрежетать: — …Таббо позвонить, что ли? Уил, услышавший имя лучшего друга своего брата, отчужденно отмечает его отсутствие, мысленно не фиксируя заданный вопрос: — Таббо? Почему его здесь нет, кстати? — Что ты имеешь в виду? — выгибает бровь в ответ, не отвлекаясь от просмотра чего-то на экране. — Он ведь лучший друг Томми? — Был когда-то. До тех пор пока не свалил по добру по здорову, — что-то жестокое мелькает на дне темных глаз, но через секунду сменяется вовлеченностью в окольные пути поиска человека. Уилбур облизывает губы, позволяя мозгам как следует проанализировать ответ. Он дергает бровями в смятении: — Таббо? Да они же не разлей вода. Таббо никогда бы- — Поверь мне на слово. После того, как Томми- — Перплд, словно уличив себя в раскрытии сокровенного, качает головой. — Не твое дело. Лучше найди своего бестолкового брата, — и тычет пальцем в экран телефона, указывая как собаке. — Поставь на громкую, — просит Уил, заметив как Перплд рыщет в социальных сетях в поисках требуемого контакта. Тот хмуро смотрит на него исподлобья и кивает, поднеся к уху телефон. — Таббо Андерскор? — Чт… Да? Кто это? — звонкий голос, значительно изменившийся с годами, прорезает тишину безмолвной гостиной. — Это- — мученический вздох, — …это Перплд. Ну, ты знаешь, друг Томми, — Уилбур снова отмечает эту колкую интонацию, словно созданную специально для того, чтобы как минимум раззадорить или сделать больно. — Перплд? — можно представить, как эмоции сменяются на чужом лице. — Почему ты звонишь? Что-то случилось с- — с подозрением в голосе, пытается выяснить тот. — Да, что-то случилось с Томми, — нетерпеливо пресекает тот дальнейшие выяснения. — Но судя по твоему вопросу, ты не в курсе, где он? — Нет, но ты можешь рассказать, что случилось? Ты пугаешь меня- — сердце щемит от растерянного тона потерявшегося щенка. — Ничего, забудь об этом разговоре. Хорошей ночи, — и вешает трубку с нескрываемым разочарованием. — Что же делать? — шепчет тот. Уилбуру, пусть и интересно, не хочется разбираться в причинах чужого поведения — какие-то внутренние конфликты, недоступные ему, как постороннему. Более того, Перплд скорее голову ему отгрызет, чем подпустит к бережно охраняемым границам, существующим только у него в голове. Он пытается сосредоточиться на цели, но и она — хлипкая и ненадежная, как дверь, готовая вот-вот сорваться с петель. Дозвониться до Томми. Вернее задолбать его телефон настолько, что даже мертвый поспешит восстать и ответить на нескончаемый поток звонков. Уилбур убедился, что к марафону попыток дотянуться до брата подключились и друзья. Даже ребята из lovejoy, находящиеся в другом штате и знающие о Томми только из рассказов, согласились помочь. Уил богом клянется, что когда это все закончится, он выберется и угостит парней выпивкой. И сам напьется в стельку, чтобы самому трезвому из них потребовалось погружать его бессознательное тело в такси. Лишь бы этот кошмар закончился. Минут через десять Фил вновь перезванивает, но на номер Техно, что ожидаемо: к Уилбуру тот близко ни за что не сунется без необходимости, предпочтя кого-то спокойнее и кого-то, кто Техноблейд. — Техно, я не уверен, поможет ли это. Но Томми всегда отсутствовал в эту половину ночи, обычно он возвращался под утро или чуть раньше- я не следил. — И ты это позволял? — на первый взгляд флегматично спрашивает тот, но Уилбуру с его позиции виднее, как сильно Техноблейд стискивает ручку кресла и как проступают вены на его шее. — Он подросток, Тех, — взмаливается Фил, усталость ни на секунду не покидает голос. Для человека, исчезающего на работе и появляющегося дома не чаще почтальона – оно и неудивительно. Тяжело тащить на себе дом и детей, но Уил предпочел бы жить в нищете, но с отцом. — Фил, ты знаешь, каким подростком был Уилбур, — укоризненно говорит тот. Вложенный в каждое слово подтекст заставляет поежиться. Он смутно помнит происходившее в те годы, виной тому нетрезвое состояние или искалеченный рассудок — не суть. Главное это обрывки, состоящие из моря выпитого алкоголя, пьяного смеха и ругани. — Техно, я не могу сейчас говорить. Я за рулем, но- держи меня в курсе, ладно? — Вот уж спасибо, — рассерженно шепчет Уил себе в ладони. — Только тогда, когда Томми умирает черт знает где – он очухался. Вспомнил, что, оказывается, отец трех детей, а не одного, — хлопнув по колену рукой, усмехается он. — Ваш папаша всегда славился хорошим нравом, — кивает Перплд. — Я здесь практически живу и сколько раз я его видел? — счев вопрос риторическим, Уилбур выжидающе молчит, но наталкивается на закатывание глаз. — Ну, вперед, догадайтесь, — подбадривает тот. — Один-два раза? — предполагает Уил с сомнением. — Именно, — щелкает пальцами, — …хотел бы я сказать, но нет. Ни разу, а я здесь в трусах гоняю половину времени. Хоть бы кто обеспокоился полуголым парнем в спальне своего сына, — с этими словами тот неодобрительно качает головой, после чего тянется в карманы джинсов и достает пачку сигарет. — Эй, мы не курим в доме- — пытается сделать замечание Уилбур. Перплд дергает бровью со скепсисом на лице. — Конечно, а еще не употребляете наркотики и не прячете алкоголь в винном ящике. Какую лапшу ты мне еще на уши повесишь? — последний вопрос остается заглушенным и невнятным, когда сигарета оказывается зажата меж зубов. — Будешь? — решает спросить Перплд, протягивая пачку с откинутой бумажной крышкой. Уилбур смиренно вытягивает сигарету, словно жребий для жертвы, ведомой на убой. — Я не бросал курить, вообще-то. Тогда я соврал Томми, — выдает он, наблюдая как под люстрой скапливается дым, насыщенность которого перекрывает желтый свет лампы. — Решил, что будет лучше если он будет думать, что я завязал окончательно. На самом деле просто нашел нормальный кондиционер для одежды, — грустно фыркает он, уставившись пустым взглядом в зеркальную поверхность столика перед ним. — Я так для своей мамы не курю уже как с пятого класса, — вдруг заявляет Перплд, заставив Уила странно на него оглянуться. За их короткий обмен фразами тот не поднимает на него взгляда, механическими движениями продолжая махинации, состоящие из шагов: позвонить, дождаться начала фразы автоответчика и сбросить. Повторить раз пятьдесят и на выходе получите нынешнее положение дел. Это бесцельное прожимание сенсорного экрана продолжается до тех пор, пока по нелепой случайности и манне небесной, Томми не отвечает на звонок. Уилбуру сначала кажется, что палец соскользнул или пора, наконец, протереть глаза — бессонные ночи наконец начали сказываться на самочувствии, но достаточно проморгаться, чтобы осознать. Ему не чудится. Непроизвольно подскакивая с насиженного места, он с облегчением причитает: — Томс? — до сих пор не решившийся признать происходящее чем-то большим, чем сон, неровным голосом интересуется Уил. Пока на экране телефон отсчитывает пройденные от разговоры секунды, по ту сторону Томми не сдерживает нервного вздоха. Это срабатывает щелчком, высвобождая необузданный поток мыслей: — Томми, слава богу- Боже мой, мы уже подумали что ты- — он втягивает носом воздух и давится, нервно оттягивая каштановые кудри на макушке. В действительности Уилбур не знал, что думать. Все вдруг кажется малозначительным и ничтожным, любое слово — неподходящим и неклеящимся к происходящему. Но Томми молчит, лишь тяжелое дыхание не позволяет молчанию затянуться и Уил достаточно не в себе, чтобы путаться в том, кому же оно принадлежит. Нехорошее предчувствие гулко дышит ему в затылок и желудок скручивается в тугой узел. — …Томми? Почему ты молчишь? — слабо зовет он и с каждым тиком метафорической секундной стрелки сердце начинает клокотать все сильнее. — Уил, — вкрадчиво зовет Техно. — Дыши, помнишь? Четыре-семь-восемь, — своим монотонным голосом, напоминающим сухое считывание текста голосовым помощником. Но Уилбур не может — мысли в голове громкие: бьются летучими мышами о тесные стенки своей ловушки и скрежещут проржавевшими цепями. Он вгрызается в корни своих волос, пальцами прорываясь к раздраженной коже у самых корней и стискивает зубы. — Уилбур- — пытается Техноблейд (?) вновь. — Блядь, у меня нет на это времени!- — бормочет Перплд остервенело, выдергивая из рук телефон, а затем отходит в сторону, где угрожающе низким тоном о чем-то извещает собеседника. Телефон, подобно старому радио, шуршит и щелкает, но среди шума легко различим смех Томми: не изменившийся с годами, напоминающий странную помесь задыхающейся чайки и лая собаки. Остаток сегодняшней ночи Уилбур видит обрывками: успокаивающий голос Техноблейда, держащего его за плечи и инструктирующего выровнять дыхание, втиснутая в ладони картонная чашка воды с пакетиком зеленого чая и бессмысленные разговоры, вдалбливаемые поочередно Перплдом, а затем, будучи в машине — Техноблейдом с пассажирского сиденья. На это требуется всего секунда и Техно не мешает, чтобы прикрыв динамик, обеспокоенно переспросить: — Может, мне повести? Уил стискивает прорезиненную текстурную поверхность руля, невидящим взглядом уставившись на дорогу. Проскочившая мысль о его брате за рулем вынуждает криво ухмыльнуться, когда он бросает взгляд в его сторону: — У тебя нет прав, — он шепчет. — Если нас поймают – посадят. Слетевшие с губ слова никоим образом не фиксируются, моментально улетучиваются из памяти — позволяют темноте дороги затащить в самые дальние уголки сознания. — К черту права, — огрызается в ответ Техно. — Можем пешехода сбить, какая разница? В его-то состоянии, Уилбур знает, что способен сбить штук пять таких пешеходов не заметив, но решает не заострять на этом внимание. — Упал? — так неожиданно охает Техно, что не прилипни ладони Уилбура к рулю – он бы отправил отцовскую машину в утиль, а их обоих прямой дорожкой до самого морга. — Откуда? Он краем глаза видит, как выпрямляется на сиденье его брат, напрягая плечи и прижимая телефон теснее к уху. Но, опять же, старается не думать об этом — вообще не думать. Уил выпадает из реальности на долю минуты, но даже она ощущается столетием, а когда продирает глаза вновь — разговор уже закончен. — Господи, только дай нам шанс, ладно? — причитает Техно и даже в блеклом, едва существующем свете фонарей по краям трассы, в чужих карих глазах виднеются слезы. — Продержись еще немного, скорая уже- — пауза, за которой тянется очередное напряженное ожидание. Телефон отрывают от уха, вглядываясь в экран. — Тесей? Томми? — зовет Техноблейд растерянно. Уилбур перестает видеть дорогу – поле зрение застилает полупрозрачная поволока. Сердце ухает прямиком в пятки. — Томми? Ты там- Уил, он не отвечает. Он не отвечает! Томми! Но Уилбур не слышит: он видит ослепляющие фары встречных машин, чувствует холод ночного воздуха на своей шее из опущенного окна, но острее всего взгляд фиксируется на Техно. Словно им обоим вновь по двенадцать лет и грозный Техноблейд, прославившийся на всю школу холодным рассудком и загробным спокойствием, сжимает в своих руках окровавленный клочок рубашки школьного задиры и испуганно таращится на Уилбура, немо спрашивая, что делать. Уилбур не знает.