И в отражениях не лучшие миры

       Вэй Ин проснулся от несильного толчка в плечо. Вокруг было светло и прохладно, но вместо желаемого лица Лань Чжаня он увидел проплывающие мимо лиловые одежды Цзян Чэна и тут же мысленно застонал. Ночь и впрямь была длинной, а гнев главы ордена сейчас будет ещё и громким. «Хватит притворяться мёртвым!» — внезапно ворвался в сознание голос откуда-то из очень далекого прошлого и, поморщившись, Вэй Ин наконец разогнулся. Первое, что он увидел — груды исписанной бумаги с одной и с другой стороны стола. Несколько магических полей, нарисованных тушью прямо на столешнице, и лиловый цветок в самом центре. Вэй Ин зевнул, приходя в сознание, и чуть подняв голову, наткнулся взглядом на искажённое злобой лицо Цзян Чэна.        «Лань Чжань, последней волей завещаю позаботиться о бедном осиротевшем ослике Яблочко» — подумал он и вздохнул:        — Доброе утро, — как силовое поле каплей крови активировал.        — Ты что-то выяснил? — он почти не орал. Почти. — Нашёл, что искал?!        — Частично.        — Вэй Усянь! Стража у библиотеки…        — У меня не было разрешения главы ордена. Проще было вырубить их, чем разбудить тебя. Мне нужна была книга.        — Какая?!        — Вон та, — указал Вэй Ин под другой стол. Там лежал полуразвёрнутый свиток. — Она мне не помогла, поэтому я отложил её из общей кучи информации. Впрочем, кое-какие новости у меня есть, — Цзян Чэн сразу изменился в лице. Он сел напротив, всем видом показывая, что готов слушать. Вэй Ин протёр заспанные глаза. — Я вскрыл печать цветка. Она простая, едва ли не классическая, без оговорок и особенностей. Удерживает светлую, чистую, теплую ци внутри украшения. Сама энергия скорее всего принадлежит нижним источникам Ланьлина — уж больно фонит древесной стихией. И если на мгновение представить, что такая посредственная вещица могла бы быть достаточно сильной, чтобы противостоять нечисти, буквально свалившей с ног не слабого для своих лет заклинателя, то печать нужна была бы другая, а чтобы подобный концентрат выдержало серебро, нужно добавить пару сутр. И желательно прямо в печать, и желательно первым порядком, чтобы уж наверняка. Короче говоря, здесь подобным и не пахнет. В сущности, это самый обыкновенный охранный амулет, замаскированный под женское украшение для волос. Справедливости ради, сделан качественно. Будет отпугивать слабую нечисть от носителя, — Вэй Ин вздохнул, еще раз поднес цветок к глазам, повертел в пальцах, а затем протянул Цзян Чэну. — Что до остального, не специалист я по части светлой ци. Взгляни ты, и попробуй разузнать, откуда она поподробней. Может статься, что дело в её источнике. Выясним, что именно так возмутило ту дрянь, которая сидит в Цзинь Лине, и от этого будем плясать дальше.        Цзян Ваньинь взял в руки цветок, а Вэй Ин чуть облегченно выдохнул. Врать его, конечно, жизнь годами учила. Но и Цзян Чэна она учила столько же эту ложь видеть и, вероятно, только благодаря общему напряжению и беспокойству за племянника глава Цзян пропустил мимо ушей его пространное «не специалист». Не то, чтобы Вэй Усянь не в состоянии был разобраться с крохотной частичкой светлой ци, вот только позднее развитие Мо Сюаньюя как заклинателя не позволяло ему быть чувствительным к мельчайшим нюансам. Светлая ци была просто светлой ци, Вэй Ин чувствовал её тепло, но был «близорук» к деталям. Темная иньская энергия — это да, её он мог разбирать вдоль и поперёк, классифицируя и степень темноты, и уровень концентрации, и принадлежность, и даже вид возникновения. Но со светлой… Окажись у него под ногами первородный источник, и Вэй Ин вовсе не был уверен, что заметит его, пока на него не ткнут пальцем. Иными словами, в таком деле от Цзян Чэна проку было больше, а про недоразвитость собственного ядра упоминать в этой компании не следовало от слова совсем.        Цзян Чэн хмуро поглядел на цветок несколько мгновений, затем положил в одно из нарисованных тушью полей, протянул руку. Украшение слегка засветилось серебристым, как и ладонь главы ордена Цзянь, и тот закрыл глаза, сосредотачиваясь. «Это займёт время», — пронеслось в голове Вэй Ина. От неудобной позы за столом плечи и шея основательно затекли. Вэй Ин слабо потер их, мысленно посетовал на отсутствие сильных рук Лань Чжаня и горестно вздохнул, выглянув в окно. Было солнечно. В голове всплыли воспоминания о том, как будучи маленькими, они с Цзян Чэном ранней весной ходили долбить лёд на пруду, чтобы тот растаял быстрее. Тогда они были уверены, что чем быстрее признаки зимы исчезнут, тем быстрее придёт тепло. Он горько усмехнулся своим мыслям: Пристань Лотоса была сродни флагу, призывающему его внутренних демонов. Все они стремились к светлым воспоминаниям и неизменно приносили боль.       Мысли прервал стук в дверь.        — Глава ордена, — обратился один из адептов. Цзян Чэн вопросительно поднял на него взгляд, но не отпустил контроль над энергией амулета. — Глава ордена Цзинь проснулся и… — он замялся.        — В чём дело? — он даже не пытался скрыть беспокойство.        — Кажется, ему хуже.        Вэй Ин вскочил и, метнув взгляд на напуганного Цзян Чэна, проговорил только:        — Не отвлекайся — чем быстрее разберёмся, тем быстрее решим проблему. Я пойду к нему.        Он вылетел так быстро, что не услышал ни возражений Цзян Ваньиня, ни вскрика адепта: «Господин Вэй, постойте!». Внутри поднималась паника. Цзинь Лину почти семнадцать. Он был ярким юношей, весёлым и сильным. Он колоссально изменился за последние два года, повзрослел, возмужал. Тренировался на износ, учился, со стиснутыми зубами переживал все неудачи и неурядицы. Вэй Ин всё вспоминал того юнца, который, глядя ему в глаза кричал: «Это меч моего отца! Я не опущу его!», и сердце сжималось, потому как Цзинь Лин и не опускал. Даже на секунду не смел. Он определенно стремился стать тем, кем хотели бы видеть его родители, и у него получалось. И вот теперь это. Сколько ещё испытаний на долю этого ребёнка должно выпасть? Сколько ещё трудностей ему придётся пережить? Всему миру Цзинь Лин уже доказал, что извне его не сломать. И что теперь? Жизнь ломает его изнутри?        — Шишу, — одними губами проговорил он, стоило Вэй Ину влететь в комнату. Рядом с постелью сидел старый лекарь, проверял пульс на запястье племянника. Взгляд ребёнка был затуманенный, болезненный, и говорил он так, будто горло ему царапали тысячи игл.        — Что там? — Вэй Ин повернулся к лекарю, но старик лишь покачал головой.        — Сердце стабильно, ядро стабильно, но жизненные силы будто утекают из его тела. Что за страшное проклятье…        — Позвольте, — не дослушав старика, Вэй Ин присел на край постели и сам схватился за запястье. Вот только слушал он отнюдь не сердце. Он медленно и аккуратно призвал тёмную энергию из талисмана, что тонким браслетом висел у него на руке, позволив крохотной её части просочиться наружу, и та, как по велению Чэньцин, проникла внутрь Цзинь Лина. Юноша зажмурился. — Её что-то в тебе притягивает. А ну, вспоминай, что ел последнее. Пил. Не трогал ли каких-то необычных вещей. Цзинь Лин, всё, что вспомнишь, слышишь?        Но тот лишь задышал чаще и вдруг, резко съёжившись, тихо и болезненно застонал. Сердце ушло в пятки, и Вэй Ин потянул энергию обратно на себя, но та, словно сдерживаемая полем, упёрлась в его границы. Пальцы снова обожгло, но прикусив губу, Вэй Усянь попытался не обращать на это внимание. И вдруг что-то шевельнулось. Что-то мощное и большое, будто угорь или огромная рыба, ускользающая в тёмной воде. Вэй Ин задохнулся от этого прикосновения, дрогнул всем телом от неожиданности и, в следующий момент, увидел, как место на руке, где он держал Цзинь Лина, пошло синими разводами. Он выпустил запястье, и только потом понял, что его кожа в таких же синих линиях. Он вытянул лишнего.        — Что ты сделал? — угрожающе произнес голос Цзян Чэна за его спиной, а он уставился в глаза Цзинь Лина, который так же ошарашенно смотрел на него.        — Почувствовал? — тихо спросил Вэй Ин, и Цзинь Лин судорожно кивнул.        — Оно что, живое?        — Да, похоже на то… — хрипло ответил Вэй Усянь. — И похоже, что ему не нравится, когда вторгаются на его территорию.        — Это моя территория! Ничего его тут нет! — Ворчливо прохрипел Цзинь Лин, чуть подняв голову и посмотрев на свои ноги. Сил хватило не на много, и он, шумно выдохнув, откинулся обратно на подушку. Перевёл взгляд на Цзян Чэна, когда тот сел рядом и шумно сглотнул.        — Значит, не артефакт и не проклятье. Это тёмная тварь? — подал голос глава Цзян.        — Видимо, да, — задумчиво ответил Вэй Ин. — И сейчас мы его спугнули. Цзинь Лин, он высасывает из тебя жизненную энергию. Поэтому постоянно хочется спать. Почему ядро не трогает, не понимаю… — он плечом ощутил, как дрогнул рядом Цзян Чен. — А главное, почему оно ему не мешает.        — Может, поэтому я толком ничего не чувствую?        — Может быть, — Вэй Ин вздохнул и взглянул на свои синие пальцы. Теперь можно и эксперименты ставить, сколько влезет. Лань Чжань бы не одобрил, но определенно понял бы… Он снова вздохнул, слабо пошевелив рукой. Внутренние каналы не ощущали чужого вмешательства, но тёмная энергия определенно была иной. Рука сама собой потянулась к Чэньцин, а моментом позже Вэй Ин осознал всю нелепость своего положения. Он скривился: объектом, на который он должен был направлять всю энергию и который должен был быть перед глазами, была его собственная правая рука. Которая была необходима, чтобы играть на флейте. «Старейшину Илина победила анатомия, прекрасно», удрученно вздохнул он. «Был бы тут Лань Чжань, наиграл бы мне на гуцине», подумал ещё более горестно. Впрочем, стоило понять, мог ли Лань Чжань играть тёмные мелодии и какой силы бы они были, не подпитываемые затаенной злобой… Он вдруг поймал внимательный взгляд Цзинь Лина. — Что?        — Да ничего…        — У тебя весь мыслительный процесс на лице отражается. Сидишь, физиономии строишь, — перебил его Цзян Чэн.        — А ты знал, что когда думаешь о Ханьгуан-Цзюне, то поднимаешь брови и краснеешь скулами? — еще внезапней припечатал Цзинь Лин, гаденько так ухмыляясь. Вэй Ину понадобилось мгновение, чтобы понять, что ему только что сказали.        — Я думал о том, что мне не хватает ещё одной пары рук и гуциня, маленький бесстыдник, — со вздохом сказал он, повертев правую руку перед лицом Цзин Лина. — Она мне нужна для флейты.        — Почему не использовать эту? — тот так же помахал собственной рукой у лица Вэй Ина.        — Не стоит рисковать. Боюсь поломать твои меридианы.        — А свои поломать не боишься? — рыкнул Цзян Чэн и уставился на него так, будто прирезать собирался вот прям здесь и сейчас. Глава Цзян действительно был зол. — Тебе одного путешествия на тот свет не хватило что ли?!        — Да из-за такого не умирают, — легкомысленно отмахнулся Вэй Ин и усмехнулся. — Лань Чжань потом соберет в случае чего, тебе не о чем волноваться, — и не дав времени главе клана возразить, обратился к Цзинь Лину. — Как у тебя с медитацией? Было бы хорошо, если бы получилось уйти в глубокую. Она даст тебе сил больше, чем сон, а поток энергии замедлится. Если некоторые мои предположения верны, твоя медитация уведет в сон и эту тварь.

***

       Вэй Ин играл и так, и эдак, но темной энергии в руке будто не существовало. Было ли дело в том, что объекта нет перед глазами, или в том, что энергия этой твари по каким-то причинам не подвластна — было не ясно. Под подушечками пальцев жгло, словно он рукой залез в обжигающую ядовитую траву, но не более. Он отложил Чэньцин, прошёлся по комнате туда-обратно, напевая себе под нос мелодию, которую только что играл. В голове были тысячи и тысячи мыслей, но ни одной здравой. Могла ли Чэньцин не работать под действием защитных заклинаний Пристани Лотоса? Да ну, бред, он же играл… Ах, да, шестнадцать лет назад. С ума сойти, сколько времени. Нормально ощущать себя двадцатилетним, когда тебе почти сорок? Мо Сюаньюю, вообще-то, было бы всего двадцать семь, а выглядел он от силы на двадцать три, но тем не менее… Возвращаясь к насущным проблемам — Чэньцин не работала. Оставалось только поле. Поле, в которое надо будет засунуть собственную руку, а значит флейту точно придется отложить. «Остаться по итогу без руки… Не, ну, рука это же не зрение» — саркастично подумал Вэй Усянь и быстро развернул на полу свиток чистой бумаги внушительных размеров.        Вэй Ину даже гундеть не пришлось, чтобы Цзян Чэн пустил его работать в библиотеку. Он остался помочь Цзинь Лину войти в долговременный транс со словами «Вали и делай, что нужно». Это слышали аж двое адептов, слуга и лекарь. И теперь у Вэй Усяня оказывались развязаны руки, никто больше не преграждал ему дорогу, никто не сопровождал, пока он таскался туда-сюда, устраивая в библиотеке ордена Цзян полнейший хаос.        Поля призыва и сдерживания темной ци Вэй Усянь мог бы начертать с закрытыми глазами, в лихорадке, со связанными руками, и возможно, даже во сне. Первое из них было создано им самим, второе придумано сотни лет назад, ещё в те времена, когда заклинатели не умели уничтожать или очищать тёмную энергию с помощью светлых артефактов, и чтобы она не приносила вреда, могли только запечатать. Конечно, Вэй Ин сильно его усовершенствовал: сделал заметно сильнее и долговечнее. Наложенные же друг на друга, эти две печати лежали в основе почти любого тёмного артефакта, способного копить и удерживать в себе иньскую ци. По правде говоря, было довольно забавно знать, что ключ и к безобидному «флагу, призывающему нечисть», как его звали в народе, и к Тигриной Печати был один и тот же. Правда, в основе флага лежала ещё одна печать, нацеленная на янь живых людей, а про Тигриную Печать… Да проще перечислить, чего там не было, чем то, что было. «Только сдерживающих полей на пару томов» — думал Вэй Ин. Менялись порядки, добавлялись элементы сутр, талисманы и другие поля, усиливалось, либо ограничивалось двойной, а порой и тройной вязью заклинаний, в зависимости от назначения и цели создания артефакта, и всё же… Всё же почти каждый из них начинался с этого ключа. И он был почти готов, когда раздался тихий стук в дверь и вошёл слуга с подносом. На нём было расставлено несколько блюд, и живот Вэй Ина призывно заурчал. Действительно, за этот день он ничего не ел. Слуга расставил всё на дальнем столе и удалился, и только после Вэй Ин отметил, что приборов там на двоих. Значит…        — Ты что, не голоден? Я не буду тебя ждать, — глава Цзян, как обычно, был восхитительно учтив.        — Голоден-голоден, — протараторил Вэй Усянь и отвернулся, пытаясь сдержать улыбку и чувствуя недовольный взгляд Цзян Чэна затылком. — Дай мне минуту.        Он дорисовал последние линии поля и поднялся с пола, оглядывая свою работу, а потом внимательно оглядел свою руку. Синие разводы, как ему показалось, стали бледнее, но так и концентрировались на кончиках пальцев, расплываясь на целую фалангу. Он примерился к полю так, чтобы в него попала нужная часть руки и не попала ненужная, а самому ничего не мешало, но при этом чтобы у поля было достаточно пространства вывести из тела эту штуку. Выходило-то, что удобнее всего будет делать это лёжа на животе.        — Прекрасно, — усмехнулся он. — Но сначала поесть, да.        — Что ты собрался делать?        — Выдавлю эту заразу, — без пиетета произнес Вэй Усянь. Цзян Чэн хмуро смотрел на тёмный ключ. Он и сам знал его прекрасно. Тогда они только-только отбили Пристань Лотоса у клана Вэнь, и Вэй Ин, воодушевлённый победами и возвращением домой, принялся воплощать в жизнь давние задумки. Естественно, конечной целью тогда была эта пресловутая Тигриная печать, но такую вещь нельзя было просто взять и сотворить. Она требовала сноровки и чёткого понимания, что и как делать. Поэтому Вэй Ин экспериментировал с менее разрушительными вещами. Тогда-то и появился этот ключ в «классическом» своем варианте. И с таким же воодушевлением он был представлен Цзян Чэну, подробно расписан по плюсам и минусам, снабжён перспективами на будущее. Из реакции шиди Вэй Ин запомнил поток ругательств сквозь смех и много дурацких шуток, которыми они, то ли из-за общего нервного состояния, то ли из-за усталости, перебрасывались ещё по меньшей мере месяц. Тогда Цзян Чэну было откровенно наплевать, какая ци будет защищать едва отбитый Юньмэн — его пугала перспектива рецидива Вэньской заразы, а остальное было не особо важным. «Война всё спишет» — безумная в своей правдоподобности мысль, которая в то время была истиной.        Вэй Ин провел ладонью по лицу, стирая образы прошлого, как если бы они налипли на кожу дорожной пылью. Это было давно. Это было даже не в этой жизни. Он усмехнулся, призывая себя наконец вернуться в настоящее. Благо, этому он уже научился: отсекать все лишнее, не зацикливаться, буквально за волосы вытаскивать себя из болота уничтожающих воспоминаний, дышать воздухом, не ощущая фантомного привкуса пепла на губах. Как в такие моменты помогал Лань Чжань! Вэй Ин понятия не имел, что за радар у его мужа в голове, но стоило лишь чуть-чуть запнуться о больные воспоминания, лишь только взглянуть за ту грань, где начиналась чёрная пропасть, и его тут же возвращали. Коротким поцелуем, безобидными объятиями, редкой шуткой или внезапно возникшим вопросом — да чем угодно, Небеса! Работало это, как хороший удар под дых, но безусловно помогало. Сейчас же… Сейчас ему стоило ущипнуть себя за руку, перекрывая боль воспоминаний вполне себе реальной, физической, глубоко вздохнуть, почувствовать аромат блюд, расставленных на столе, сконцентрироваться на том, как свело желудок — этому телу было глубоко наплевать на все проблемы сознания, его не кормили два дня! Вэй Ин улыбнулся, усаживаясь за стол, напоминая себе, что это — для него. Внутри всё свело от предвкушения: юньменская кухня, о Боги! Как давно он не ел ничего по настоящему прекрасного! Видимо, этот детский восторг целиком отразился на его лице, потому что Цзян Чэн усмехнулся и язвительно процедил:        — Да ешь уже, сейчас собственным языком подавишься.        Вэй Усянь схватился за палочки, метнул восторженный взгляд на Цзян Чэна и больше ни о чём не думал, посвятив себя целиком и полностью вкусной еде. И даже если с ним пытались разговаривать, то это было сродни разговору со стенами, потому что он не слышал ничего. Не хотел и не мог.        — Тебя в Гусу совсем не кормят, что ли? — ухмыльнулся Цзян Ваньинь, когда тарелки опустели.        — Я резко вспомнил, что не ел два дня. День в дороге, ночь в полёте, день в библиотеке. А потом острая свинина. Да после такого и помирать не страшно.        Фразы, подобные этой, он активно использовал в юности, но после определённых событий старался держаться от них подальше. Потому что при любом раскладе, гуй побери, это страшно. Но сейчас она слетела с языка так естественно, как что-то само собой разумеющееся. Вэй Ин не стал думать об этом. На измотанное тело наваливалась усталость — бессонная ночь давала о себе знать. Он вздохнул и подавил желание зевнуть.        — С какого перепугу он зовёт тебя «шишу»? — голос Цзян Чена был спокоен и даже умиротворен, но вопрос сам по себе звучал жёстко. «Ох, нежная натура, ревнуешь?» — со смешком подумал Вэй Ин и взглянул шиди в глаза.        — Ну, а кто я ему?        — Засранец, который причастен к смерти его родителей.        — «Причастен»? Что, даже не «убил подло и холоднокровно»? Цзян Чэн, попахивает амнистией.        — Не дождёшься. За это я тебя никогда не прощу, — голос был всё тем же спокойным. Без ноток ненависти, без всполохов агрессии и негодования. Просто ровная уверенность и жёсткость. Вэй Ин грустно усмехнулся и опустил голову.        — Имеешь право… Это твоё дело. Цзинь Лин решил иначе, — Цзян Чэн уставился на него почти презрительно, и Вэй Ин охотно бы поверил в это презрение, если бы не знал его. Если бы не понимал, как облупленного, не видел этого сокрушенного «Как?! Как он это сделал?» Вэй Усянь вздохнул, откинув волосы с лица привычным движением. — Это произошло полгода назад. Чуть меньше. Так вышло, что мы с Лань Чжанем оказались ночной охоте с детьми. Долго искали ту тварь, она пряталась, вымотались все. Когда всё закончилось, сил не было топать до ближайшего города, хотелось просто упасть, и всё. Развели костёр прямо в лесу, кто-то задремал, кто-то медитировал. Под утро Цзинь Лин отозвал меня прогуляться. Начал разговор издалека, вообще про что-то отстранённое. Он волновался, — Вэй Ин чуть улыбнулся воспоминаниям. — Собирался с мыслями. Знаешь, он становится неплохим дипломатом, зубы уж точно заговаривать научился. Потом он вдруг остановился и сказал: «Тебя ненавидит гигантское количество людей. Почему не ненавидишь ты? У тебя ведь масса причин». Я ответил ему честно: мне думается, что жизнь слишком коротка для ненависти. В двадцать ты думаешь, что весь мир у твоих ног, а в двадцать два не можешь удержать даже то, что создал сам. И при таком раскладе на то, чтобы просто жить, чтобы дарить близким то, чего они заслуживают, времени не остаётся. А если приплести ещё и ненависть в сторону тех, кто по большому счёту ничего для тебя не значит… — Вэй Ин ещё раз вздохнул, взглянул Цзян Чену в глаза и улыбнулся. — Я сказал ему: «Цзинь Лин, мне понадобилось умереть, чтобы правильно расставить жизненные приоритеты. И поверь на слово, такие чувства, как ненависть или сожаления, сильно отравляют. Тратить на них время — слишком расточительно».        Цзян Чен молчал, хмуро уставившись на него, и Вэй Ин воспользовался паузой, закинув в рот пару орешков из тарелки, что стояла на столе. Потом продолжил:        — Мы ещё рассуждали об этом какое-то время, говорили о Ханьгуан-Цзюне, о тебе, о Цзинь Гуанъяо… А потом он пнул какую-то ветку и выпалил: «Гуй побери, я понимаю, почему эти придурки зовут тебя учителем! Вэй Усянь… Я устал придумывать причины ненавидеть тебя. Я устал злиться». Мне нечего было сказать ему на это. За эти несколько слов он покраснел, побледнел, позеленел, и я прекрасно понимал, что ему они даются тяжело, он переступал через убеждения, которые взращивал шестнадцать лет. Боялся спугнуть, если честно. Ну, конечно, проще было свести всё, в конечном счёте, к шутке, чтобы разрядить обстановку. А то он лопнул бы от собственной откровенности. А потом он сказал ещё одну вещь. Что несколько недель назад ему приснилась его матушка. Он знает её лицо только по картинам, но в тот момент была, как живая, — Вэй Ин неосознанно заговорил тише, и его голос приобрёл нотки хрипоты. — Она гладила его по голове и называла по имени. Он сказал, что это было так непривычно, что он попросил называть его бытовым именем. А она ответила, что от людей, которые зовут детским именем, нельзя отрекаться. Мол, с каждым годом их остаётся все меньше и меньше. И в один момент не останется никого. Цзинь Лин сказал, что проснувшись, понял, что таких человека у него три: дядя Цзян, Вэй Усянь, и Сычжуй-сюн, когда не боится умереть. Остальные зовут его «глава ордена» или «Цзинь Жулань». Он много думал об этом и в конце концов решился на весь этот разговор. Я сказал ему, что мы с Лань Чжанем зовём друг друга личными именами принципиально. Потому что ближе никого нет и не будет. Плевать на возраст. Титулами обзываться каждый может. А что до остального… То его слова очень многое значат для меня, я и не надеялся услышать их когда-нибудь. Цзинь Лин ответил, что не рассчитывал их когда-нибудь сказать, — Вэй Ин снова провёл ладонью по лицу и усмехнулся. Мимоходом подумал, что похоже, это действие скоро можно будет назвать обрядовым. — Ну и, собственно, когда мы уже вернулись к остальным, он спросил, может ли звать меня «шишу». Потому что «учитель» — это жирно будет. На том и порешали.        — С ума сойти, какая ты великодушная скотина, — прошипел Цзян Чэн, не глядя на него.        Вэй Ин опустил голову и рассмеялся:        — К гуям, я слишком трезв для таких разговоров. И вообще, он меня убьёт, когда узнает, что я всё разболтал, да ещё и тебе.        — Я не скажу, — отозвался тот после короткой паузы. Говорил хрипло, то ли от долгого молчания, то ли от услышанного. Судя по его лицу, ему было было откровенно паршиво, что он вообще поднял эту тему. И Вэй Ин решил, что больше ничего говорить не станет.        — Ага, хорошо бы. Ладно. Я иду препарировать собственную руку, — поднимаясь, проговорил он и вдруг резко остановился, внезапно вспомнив про амулет в кабинете главы клана. — Кстати, Цзян Чэн, что там с цветком? Ты заметил что-то необычное?        Тот взглянул на него так отрешённо, словно вообще не понял, о чем его спрашивают. Чертовски долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза, и создавалось ощущение, что где-то за спиной небосвод пошёл трещиной. Это был настолько обличающий и неуютный взгляд, насколько это возможно. Вэй Ин не мог понять и толики эмоций во взгляде Цзян Чэ… Цзян Ваньиня. Главы Цзян. Он ментально прикусил свой язык, судорожно вздыхая. Он просто идиот.        — Да, кое-что есть, — глава Цзян вышел из оцепенения первым. И, поднявшись со своего места, до небесного края ровно произнёс. — Сейчас принесу.        Это было… Слишком. В детстве и юности Вэй Ин звал его личным именем на правах старшего брата. Или хотя бы лучшего друга. Разница в возрасте была незначительная — едва-то больше года, но привычка уходила корнями ещё в те времена, когда это действительно имело значение. Сейчас же… Вэй Усянь никакого права не имел звать так главу великого ордена. Он давно был здесь никем, давно потерял право называться братом и другом, давно стал тем, кого ненавидят. Кто собственными руками все разрушил. Плевать на роль Цзинь Гуанъяо в глобальных событиях, важно лишь то, что сделал сам Вэй Ин. А сделал он достаточно. Вэй Усянь порывисто вздохнул и зажмурился, прикрыв глаза ладонью. «Нельзя отрекаться от тех, кто зовет тебя детским именем». И после этой фразы у него хватило совести… Или не хватило здравомыслия смолчать. Будет ли это расценено, как укор, как плевок в ноги, уличение в неблагодарности… Особенно теперь, в сложившихся обстоятельствах, когда от него зависит жизнь Цзинь Лина, Боги! Очень хотелось взвыть. Очень-очень хотелось сбежать. Но Цзян Ваньинь сбежал первым. По тем же, наверное, причинам.        Вэй Ин несколько раз глубоко вздохнул, тряхнул головой, будто подобные мысли могли выпасть из неё, взглянул на начертанные печати, а затем на свою правую руку и… Громко, от души, выругался на всю библиотеку.       От синих следов, что украшали его пальцы ещё некоторое время назад, не осталось и следа.