Давай начнем все с начала

      Когда он рассказывает Рори, что вернул ее матери кольцо, из всех возможных ответов он никак не ожидает услышать:       − Ты не сможешь ее удержать. Тебе ведь это известно, да?              Он растерянно моргает, отрываясь от совершенно бесполезной книги о путешествиях во времени.              − Известно, − признает он, но какая-то часть его возмущена ее словами.              − Чарли и дядя А найдут способ вернуть нас, − категорически заявляет Рори, не сомневаясь в родственниках. − Если она влюбится в тебя, а не в Люцифера из этого времени, кто знает, что тогда случится?              − Она в меня не влюбится – она едва меня знает.              Рори выгибает бровь.              − Она всегда будет тебя знать.              Он откидывается в кресле и принимается постукивать пальцами по столу, выбивая неровный ритм. Его дочь расположилась на диване напротив него, отказавшись помогать. Она заявила, что читать скучно, особенно о путешествиях во времени, и предпочла смотреть «Кости».              «Их все еще показывают в эфире!» − взволнованно воскликнула она, обнаружив, что придется ждать новую серию целую неделю. Она отнюдь не самый терпеливый ребенок. «Должно быть, унаследовала это от матери», − возмущенно размышляет он.              − Разве не ты сказала мне бороться за нее? – напоминает он ей об ее пылкой речи на кухне.              − Ну да, − пожимает она плечами, переключая каналы, потому что уже потеряла интерес к последнему приключению Бута и Бреннан. – Я хочу, чтобы ты – вы оба – были счастливы. Круто, что вы нашли утешение друг в друге, но думай в перспективе.              Должно быть, она понимает, что сказала, потому что морщит нос и корчит кислую гримасу.              − Не этот вид утешения, − театрально содрогается она. – «Должно быть, это у нее тоже от матери». – Гадость. Просто гадость.              Люцифер усмехается, но надеется про себя, что она и вправду так считает: ей всего шестнадцать, и он рассчитывает что пресловутый разговор, наверняка сопровождаемый вспыхивающими огнем глазами, состоится много позже. Впрочем, в глубине души он не столь наивен. Она его дочь, в конце концов, а секс для Морнингстара, как сложное уравнение для математика – дается легко и естественно.              Его тревожные мысли о потенциальной личной жизни дочери оказываются прерванными стуком в дверь.              Он идет открывать и потрясенно замирает на пороге, увидев Дэниела и семилетнюю Трикси.              Мысли о Дэниеле причиняют боль. Его вид причиняет боль. Разумеется, он видел его после смерти, когда время от времени наведывался в рай. Он видел его, к своему ужасу, слившимся в страстном поцелуе с Шарлоттой, а также попивающим пиво в компании Джона Деккера.              Но видеть его живым, с этим его кретинизмом накачанного болвана, характерным для самого раннего этапа их знакомства… это совсем другое. Его просто переполняет радость при виде этого глупца.              И потом, рядом с ним Трикси, которую он так сильно любит и которая стала для него такой же дочерью, как и Рори. Смотря на ее маленькое лицо, он вспоминает оставленную им в его времени женщине.              Вина тяжким грузом ложится ему на сердце.              «Я люблю ее так сильно, что без раздумий отправился назад во времени, чтобы попытаться спасти», − сказал он Рори о ее матери.              Но он не подумал еще и о Трикси.              Он даже не попрощался, и получается, что еще один ее родитель пропал без всякого объяснения. Он делает себе мысленную пометку загладить перед ней свою вину, когда – если – вернется.              − Ты видел Хлою? – спрашивает – а скорее, рявкает – Дэниел, бесцеремонно заходя в дом.              − И тебе тоже привет, Дэниел.              Трикси лучезарно улыбается ему и обхватывает руками за талию. Он удивленно хмыкает, но быстро приходит в себя и отвечает на объятие, с улыбкой кладя руку ей на голову. Он запускает пальцы в ее волосы и погружается в воспоминания.              − Это просто нелепо, − бормочет он, когда его пальцы запутываются в длинных волосах Трикси. – Как твоя мать умудрялась это делать?              Девочка пожимает плечами и переступает с ноги на ногу в явном нетерпении. Он подозревает, что выглядит довольно нелепо, с трудом уместившись на ее крошечном стуле перед туалетным столиком. Она стоит между его бедер, уже одетая в школьную униформу и готовая к выходу, а он все не может заплести ей дурацкую косу.              − Это совсем не сложно, Люцифер. Даже папа справлялся.              Люцифер возмущенно фыркает. Ему надо заплести ее прямо сейчас, и он непременно это сделает.              Он пианист, ради Аменадиэля! Он лучший пианист с начала времен и к тому же лучший любовник. В 1800-х он мог развязать корсет в считанные секунды. У него быстрые, ловкие, умелые пальцы, так что заплетение проклятой французской косы не должно представлять для него ни малейшего труда. Он буквально находился во Франции в 1870-х, когда она вошла в моду.              Раздражение берет его за горло и грозит перерасти в полноценный гнев. Он отпускает волосы Трикси, беспомощно рыча.              Досадуя на себя за собственную неуклюжесть, он сжимает руки в кулаки. Если он не может сделать даже это, то какой вообще от него прок?              Как он может оказывать ей поддержку, быть рядом, когда она в нем нуждается, если даже не способен заплести ее чертовы волосы так, как это делали ее родители?              Трикси, должно быть, чувствует его отчаяние – она всегда это умела.              − Все нормально, Люцифер, − тихо произносит она, медленно разворачиваясь к нему лицом, − я могу походить сегодня с распущенными волосами.              − Дело не в этом, − обреченно бормочет он. – Мне нужно уметь это делать.              Она недоумевающе выгибает бровь.              − Заплетать мне волосы?..              − Помогать и поддерживать тебя.              Выражение ее лица смягчается.              Если бы ей было четыре, как Рори сейчас, она бы уселась ему на колени, как делает ее сестра, когда расстраивается. Если бы ей было восемь, она бы его обняла. Теперь же она уже подросток и слишком большая для всего этого, поэтому просто сжимает его руку.              − Ты всегда помогаешь и поддерживаешь меня, − мягко произносит она. – Дальше будет только тяжелее, и ты нужен мне вовсе не для того, чтобы заплетать волосы… Мы во всем разберемся, хорошо? Вместе.              − Вместе, − подтверждает он, сжимая ее руку в ответ.       Он перестает поглаживать ее по волосам, когда она поднимает голову и окидывает его потрясенным взглядом.              − Почему ты со мной так вежлив? – подозрительно спрашивает она с легким присвистом из-за этой очаровательной дырки между передних зубов.              Люцифер усмехается, впечатленный ее проницательностью, но, впрочем, совсем не удивленный.              − Возможно, я просто в снисходительном настроении, малявка.              Трикси моргает, по-прежнему окидывая его подозрительным взглядом, а затем прищуривается.              − Ты какой-то другой, − заявляет она, выпутываясь из его объятий. – Я выясню, в чем тут дело.              Люцифер выгибает губы в грустной улыбке.              − Уверен, что выяснишь, сорванец.              Когда они заходят в гостиную, Рори ослепительно улыбается вновь прибывшим. Она явно собирается радостно поприветствовать сестру, но передумывает, увидев, как Люцифер предупреждающе выгибает бровь.              «Лучше не расплавлять мозги еще и им», − думает он.              − А ты кто? – прямо спрашивает Трикси, снова подозрительно прищуриваясь. Рори сглатывает, и ее глаза подозрительно блестят.              − Я… семья Люцифера.              − Типа племянницы или вроде того? – спрашивает Дэн с глупой миной.              − Или вроде того, − бормочет Люцифер – не совсем ложь, но и не правда.              Возникает неловкое молчание, но в итоге Рори, которая всегда лучше него умела справляться с подобными ситуациями, встает и протягивает Трикси руку.              − Хочешь пойти поиграть в соседней комнате? Наверняка у тебя при себе есть игрушки.              Трикси шмыгает носом и, достав из-за спины розовый рюкзак, извлекает из него куклу Молли Макдауэлл.              − Днем она балерина, − гордо объясняет Трикси, − а ночью ниндзя-химик.              В Люцифера сводит сердце при воспоминании о том, как он впервые увидел эту глупую куклу, бросив ее через всю комнату в ожидании, что Трикси принесет ее, как собака, и много позже, когда она подарила куклу сестре на ее четвертый день рождения.              Рори улыбается дрожащими губами.              − Она выглядит отпадно. Пойдем, расскажешь мне о ней подробнее.              Девочки уходят в другую комнату. К немалому облегчению Люцифера, Дэн не задает дополнительных вопросов о Рори. Вместо этого он устало проводит рукой по лицу и снова спрашивает:       − Не знаешь, где Хлоя?              − Нет, − честно отвечает Люцифер. – Все нормально?              Дэн тяжело вздыхает.              − Не знаю. Не могу ее найти и подумал, что ты в курсе, где она. Я заглянул к тебе в пентхаус, но тебя там не было, а так как я навел о тебе справки… мне известно, что у тебя куча пляжных домов.              Люцифер выгибает бровь, однако услышанное его не слишком удивляет. Вряд ли можно винить Дэна за сбор информации об эксцентричном парне, который начал работать с его женой. Потому что она все еще его жена – Дэна, а не его, Люцифера. У него голова идет кругом от абсурдности всей этой ситуации.              − Я не видел ее пару дней, − вслух размышляет он, ощущая удручающе предсказуемое беспокойство. Может, она и не совсем та отлично знакомая ему женщина, но тревога за нее и желание уберечь никуда не делись.              Дэн снова вздыхает и тяжело опускается на диван, на котором ранее сидела Рори.              − Ты в порядке?              Дэн резко поднимает на него глаза.              − А тебе какое дело? – недружелюбно огрызается он.              Люцифер выгибает бровь, убирая руку в карман.              − О-о, какие мы раздражительные.              Он ожидает, что Дэн извинится, но тот лишь пожимает плечами в ответ.              − Мы не друзья, Люцифер.              Люцифер ощетинивается… потому что они именно что друзья.              Когда он наведывается в Серебряный Град, Дэниел всегда рад его видеть, и хотя Люцифер больше не носит тот уродливый браслет, но хранит его в шкатулке с разными имеющими историческую ценность вещицами, собранными им за многие годы. Хлоя, бывало, заглядывала в нее, качала головой с нежным выражением на лице и называла его сентиментальным глупцом. Вот насколько браслет Дэна важен для него.              У них были определенные противоречия, а также споры и стычки, но они построили отношения на базе доверия и взаимного уважения друг к другу. У них ушло на это много времени, и, как и в случае с братом и женой, в данном случае он также вернулся в исходную точку. Презрение и ревность снова отчетливо читаются на лице Дэна.              Люцифер и сам удивлен тому, как сильно это его беспокоит.              − Да, − безжизненным тоном бормочет он, − полагаю, что не друзья.              − Но хотя тебе наплевать на меня, − начинает Дэн, и Люцифер возражает про себя «мне на тебя не наплевать», − тебе не наплевать на Хлою. В этом я, по крайней мере, не сомневаюсь. И как бы ни неприятно мне было это признавать, между вами двумя определенно есть связь. Так ты знаешь, где она может быть?              Люцифер задумывается над ответом.              − О чем вы в последний раз с ней говорили? – спрашивает он, потому что ее возможное местонахождение определенно зависит от ее настроения и состояния ума.              − Она была расстроена, − слегка поморщившись, признает Дэн. – Она не сказала из-за чего, но была как будто не в себе. И она… − он медлит, а потом обреченно вздыхает и продолжает: − не могу поверить, что говорю тебе это, но она разорвала наши отношения. Окончательно.              Люцифер недоумевающе нахмуривается, а потом вспоминает, что находится во времени, где сохранение брака Хлои и Дэна было еще возможным. Сама идея этого кажется ему сейчас еще более нелепой, чем тогда.              – Не притворяйся, что тебя это не радует, – ворчит Дэн, не давая Люциферу и слова вставить. – Ты пытался затащить ее в постель с первого же дня.              Люцифер пожимает плечами, не видя смысла это отрицать.              – Может, теперь у меня наконец получится, – не сдержавшись, поддразнивает он.              Дэн нахмуривается.              – У нас с ней ребенок, – с нажимом продолжает он. – Это же должно что-то значить, верно?              Люцифер думает о Рори.              Думает о Трикси.              Думает о том, как Хлоя любила их обеих – и о том, что этого оказалось недостаточно.              У них с Хлоей тоже есть ребенок.              Дэн не может проводить с Рори время на Земле, но любит ее так же, как Люцифер любит Трикси. Люцифер потерял счет тому, как часто раздраженно вздыхал, спрашивая, где она, а Мэйз просто пожимала плечами и поднимала палец вверх, подразумевая, что его дочь опять улетела в Серебряный Град для очередного урока стрельбы с Дэниелом, проигнорировав его просьбы быть осторожной.              Но взаимная любовь никого из них не спасла.              Дэн качает головой, нервно проводит рукой по волосам и поднимается.              – Слушай, если увидишь ее, можешь просто… попроси позвонить мне.              Люцифер кивает, тоже ощущая нервный порыв запустить пальцы в волосы. Дэн зовет Трикси, и они просто стоят, ожидая ее, в неловком молчании, чего не случалось с ними уже много лет.              А вот в общении вбежавших в комнату девочек нет ни малейшей натянутости. Щеки Трикси пылают, как будто она много смеялась. У Люцифера становится тепло на душе.              – Пошли, Трикс, нам пора, – требовательно заявляет ее отец. Трикси недовольно выпячивает нижнюю губу, и Люцифер криво улыбается – ему хорошо знакомо это выражение ее лица.              – Но я хочу поиграть с Рори.              Рори радостно улыбается, и Люцифер доволен тем, что дочь выглядит счастливой. Она встает рядом с ним и чуть слышно шепчет:       – Она такая милая.              – Нет, нам надо найти твою мать. Живо, - резко бросает Дэн.       Люциферу хочется предложить ему расслабиться и не тратить ни секунды на гнев, обиду или отстраненность, однако не успевает он и рта раскрыть, как Дэн стремительно выходит, даже не попрощавшись и как будто не заметив, что дочь за ним не следует.              – Почему Дэн ведет себя, как мудак? – непонимающе спрашивает Рори. Люцифер фыркает и оборачивается к Трикси.              – Лучше тебе догнать отца.              – Ага, – раздраженно вздыхает Трикси с обеспокоенно хмурым выражением на лице, столь не соответствующим ее юному возрасту. – Но я беспокоюсь за маму.              Люцифер тоже нахмуривается. Хлоя бы этого не хотела.              – Беатрис, – останавливает он ее, уже собирающуюся выйти за дверь, – надеюсь ты знаешь… что где бы ни была твоя мама, она очень тобой гордится.              – Где бы ни была твоя мама, она очень тобой гордится.              Трикси удивленно моргает, переводя все свое внимание на него, и сглатывает, словно у нее в горле встал ком. Они остановились у церкви, рядом с которой уже собрались радостные гости.              По его груди разливается какая-то ноющая боль. На ней белое приталенное платье без бретелек с пышной юбкой. Его корсаж украшен бусинками, поблескивающими при каждом ее движении. Она прекрасна – просто ослепительна.              – Думаешь? – с трудом выговаривает она, словно давясь этим словом. В ее глазах стоят слезы.              – Знаю, – уверенно заявляет он, переместившись на сиденье одного из своих экстравагантных лимузинов. – И твой отец – тоже. Обещаю, что завтра первым делом доставлю ему фотографии.              Она благодарно кивает и, преодолевая разделяющее их расстояние, обнимает. Он охотно обнимает ее в ответ без следа былого колебания. На какой-то затянувшийся миг в целом свете нет никого, кроме них: внешний мир, гости, жених, безусловно нервничающий в конце прохода… все они могут подождать.              Водитель открывает дверь, впуская в салон дневной свет.              – Дайте нам минуту, – бормочет Люцифер со стеснением в груди, ощущая, как Трикси слегка дрожит. Водитель кивает и снова закрывает дверь.              Люцифер передвигается, осторожно отстраняясь. Затем он кладет руки ей на плечи и внимательно осматривает.              – Ну, ну, – дразнит он, проводя большим пальцем по ее щеке, чтобы смахнуть слезинку, – что Мэйз говорила насчет того, чтобы не испортить макияж?              Трикси прыскает от смеха, хлюпая носом.              – Люцифер, я боюсь.              – Да, могу себе представить. Прожить всю жизнь с одним скучным человеком? Поистине пугающе.              Она игриво прищуривается, становясь настолько похожей на мать, что это причиняет ему боль.              И, полагает он, в этом и смысл.              – Все может закончится плохо, – испуганно шепчет она, – и я потеряю его… как ты потерял маму.              – Да, я потерял ее, – признает он и добавляет, беря ее за руку: – Но не изменил бы ни мгновения.              Она удивленно моргает, с трудом сглатывая от переизбытка эмоций.              – Правда?              Он кивает.              – Я бы не променял годы рядом с ней, и любовь, и дочерей, которых она мне подарила, ни на что на свете. Я бы сделал все это снова и снова.              Укор Мэйз оказывает полностью проигнорированным, потому что по ее щекам начинают катиться слезы. Люцифер на миг сжимает ее руку, а потом подбадривающе похлопывает по колену. Когда он уже открывает дверцу машины и собирается выйти, то слышит ее тоненький голосок:       – Спасибо.              Он разворачивается к ней, выгнув бровь.              – Ну, разумеется. Кто бы еще повел тебя по этому проклятому проходу? Аменадиэль? Он бы плакал не переставая, жалкий нытик.              Трикси снова смеется, но качает головой.              – Не только за это – за все, – поясняет она. – За то, что всегда был рядом. За то, что смешил меня. За то, что дарил ощущение безопасности. За то, что был единственным отцом, которого я знала больше десяти лет. Я люблю тебя, Люцифер, и всегда любила. Надеюсь, тебе это известно.              Он улыбается и целует ее руку.              – Теперь известно, сорванец.              Маленькая Трикси тем временем растерянно моргает, смотря на него снизу вверх.              – Такой странный, – бормочет она, а потом со вздохом следует за отцом к машине. Люцифер качает головой, провожая ее взглядом, и закрывает за ней дверь.              – Так где мама? – как всегда, без обиняков спрашивает Рори.              Люцифер задумывается о том, куда ходила его Хлоя, когда чувствовала себя потерянной. Куда она ходила во время особенно запутанных дел, когда у нее заканчивались идеи и зацепки. Куда она ходила, когда думала, что с Рори может быть что-то не так после 18-недельного УЗИ. Куда она ходила, когда ей была нужна помощь, хотелось выпустить пар или просто вновь почувствовать твердую почву под ногами.              Если она хоть немного походит на его жену, если хоть какая-то часть ее таится где-то в глубине ее памяти, то Люцифер точно знает, где ее искать. ***              На кладбище темно и прохладно; солнце уже закатилось за горизонт, окрашивая его в красно-оранжевые тона. Под ногами Люцифера шуршат опавшая со слегка наклоненных веток листва.              На его губах появляется грустная улыбка, стоит ему завернуть за угол и увидеть ее сидящей у могилы Джона Деккера, как он и ожидал.              Он опускается на скамью рядом с ней, сложив руки на коленях.              – Ты нашел меня, – первой заговаривает она, и у него сжимается сердце, потому что он искал ее двенадцать лет, но так и не нашел.              – В конце концов, – бормочет он.              Снова воцаряется тишина, но отнюдь не уютная. Что-то как будто витает между ними – хрупкое и интенсивное – поднимаясь прямо из иссохшей земли, пока воздух не становится удушающим.              – Я мертва, – шепчет она, и безысходность этих слов лишь усиливает ощущение дискомфорта. – Я мертва.              Она произносит это пустым, безжизненным тоном, и внезапное тошнотворное осознание правды камнем ложится на сердце Люцифера. Ее реакция не была естественной, и она вовсе не так уж хорошо все это восприняла.              Она просто отказывалась принимать очевидное.              Он ерзает на скамейке, чуть поворачиваясь в ее сторону. Она смотрит прямо перед собой, не отрывая немигающего взгляда от могилы отца. У Люцифера пальцы подергиваются от желания прикоснуться к ней, буквально физически болят, но он не хочет, чтобы она почувствовала себя еще хуже.              – Да.              Она кивает, и ее глаза как будто подергиваются пеленой.              – Люцифер, – в конце концов шепотом продолжает она, – я чувствую себя такой потерянной.              У него болит сердце от жалости к ней, от осознания собственной вины и раскаяния.              – Я сожалею, – тихо произносит он, съеживаясь от стыда, – я сожалею, что не спас тебя. Я сожалею, что причиняю тебе боль прямо сейчас.              Она отводит взгляд от могилы отца и переводит на него.              – Отвезешь меня домой?              Он кивает, потому что, разумеется, отвезет, но как бы ему хотелось, чтобы она отказалась признавать и свою теперешнюю боль. ***       – Так ты возвращаешься?       Люцифер качает головой, направляясь к ней с двумя бокалами красного вина, и садится рядом на диван. Она уже позвонила Дэну, чтобы успокоить, поблагодарив его, когда он сказал, что Трикси останется на ночь у него, да и Рори какое-то время тоже сможет обойтись без него.              Так что они оказываются вдвоем в ее квартире, в которой, для него, она не жила уже больше десяти лет, и воздух между ними становится плотным от напряжения. Он передает ей бокал и старается не придвигаться слишком близко. Как нелепо, вообще-то, нервничать из-за возможного прикосновения к собственной жене. Бояться вызвать у нее дискомфорт. Они уже столько пережили вместе, зная друг друга как облупленных, что это просто не должно быть возможным.              – Сказать по правде, Детектив, я понятия не имею, что делаю.              Хлоя хмыкает и, поднеся бокал к губам, отпивает вина.              – Но ты пытаешься вернуться.              Для него не остается незамеченным то, что ее эта перспектива как будто не радует.              – Я… беспокоюсь, – он морщится, – о будущем. О том, что мы можем изменить или на что можем повлиять, оставаясь здесь.              – Ты беспокоишься о Рори, – прямо заявляет она.              – Да. Я не могу ее потерять. Не могу рисковать потерей какой-либо части ее.              Хлоя чуть заметно улыбается.              – Ты ее сильно любишь, да?              – Больше всего на свете, – отвечает он, потому что, хотя он много чего не знает, но это чувство так же естественно и знакомо ему, как дыхание. – Она лучшее, что есть в моей жизни. Единственное, что я когда-либо сделал правильно.              Она всматривается в него, а потом качает головой и издает немного нервный смешок.              – Прости, просто… я до сих пор не привыкла, что ты беспокоишься о чем-то, кроме очередной выпивки или очередного перепихона.              Он тоже смеется.              – Будь с ним терпеливее, Детектив, – мягко просит он. – Он до всего дойдет.              На лице Хлои на миг появляется нечитаемое выражение.              – В чем дело?              – Он со мной не разговаривает. Я каждый день на этой неделе наведывалась в пентхаус, но его там не было. На работе он также не появляется. Я балансирую на грани. Все это сплошное безумие, затрагивающее его, затрагивающее нас, и… мне бы не помешала его помощь. Мы же вроде как напарники.              Он снова чувствует себя виноватым. Хотел бы он сказать, что это для него нехарактерно, что это последний раз, когда он запаникует и сбежит… но он на самом деле первый. Будут еще Кэнди, и Вегас, и Каин, и столько прочих препятствий, что и не сосчитать.              «Я такой идиот», – думает он с раздражением, смешанным с отчаянием.              – Я поговорю с ним – с собой, – он морщится от абсурдности сказанного, – если хочешь.               – Наверное, – пожимает плечами она. – Спасибо.              – Что ты чувствуешь в отношении него… если ты не против ответить на этот вопрос?              Она бросает на него быстрый взгляд, явно колеблясь, но в итоге покорно вздыхает.              – Я чувствую, что он выбешивающий, раздражающий, надменный, – начинает она с невеселым фырканьем, но потом выражение ее лица смягчается, – но при этом веселый, преданный и храбрый. Он говорит, что между нами есть связь, и ладно, если быть до конца честной с самой собой, то да, полагаю, она и вправду есть. Мне кажется, поэтому-то меня и влечет к тебе… словно в тебе воплотились лучшие его черты…              – Вот поэтому, – начинает Люцифер, наклоняясь чуть ближе к ней, – я и прошу тебя быть с ним терпеливее, Детектив. Лучшие его черты проявляются… благодаря тебе.              Она сглатывает, вновь обуреваемая сильнейшими эмоциями, и опять кажется ошеломленной и расстроенной, хотя причинить ей боль – последнее, чего ему когда-либо хотелось.       Он ей в этом признается.              – Детектив, я пришел сюда не для того, чтобы причинить тебе боль… или еще больше вывести тебя из равновесия. Я пойду.              – Нет, – тут же возражает она, – пожалуйста. Все нормально. Я бы предпочла… я бы предпочла не быть сейчас одной.              Он вновь откидывается на спинку дивана, отрывисто бросив «ладно».              Снова воцаряется молчание, которое он нарушает первым.              – Дэниел сказал, вы с ним окончательно расстались.              – Думаю, мне и так хватает проблем, тебе так не кажется?              Он морщится.              – Полагаю, что так.              – Он мое прошлое, – поясняет она. – Он отец Трикси, и я всегда буду его любить… но я больше не влюблена в него.              Люцифер немного неловко кивает, не зная, что на это ответить. Он тут же сожалеет, что промолчал, потому что ее следующий вопрос приятным не назовешь.              – Что насчет тебя? У тебя кто-нибудь есть?              Он медлит, раздумывая над ответом. В конце концов он вздыхает и отставляет бокал. Никто не мог сравниться с ней даже близко, но ответить отрицательно было бы ложью.              – Долгое время никого не было, – начинает он, и его дыхание чуть учащается. – Я даже не думал об этом больше десятка лет и не думал, что это случится, но была одна женщина…              – Ты ее любил?              – Нет, – без колебаний отвечает он, – она просто… подвернулась мне под руку. Она была милой, могла поддержать разговор и помогла мне примириться с болью, которую я загонял внутрь себя двенадцать лет. И, если быть до конца честным, хотя тебя не было все это время, все оказалось полностью завязанным на тебе. Она нравилась мне, потому что не напоминала о тебе.              Она кажется немного обиженной его признанием, так что он спешит пояснить.              – Я не это имел в виду, разумеется, не это. Я просто… когда тебя не стало… – эвфемизм обжигает их обоих, словно огнем, – мне было… мне было так тяжело, Хлоя, а она… – он тяжело вздыхает, нервно потирая подбородок, – мне было тяжело находиться рядом хоть с чем-то, напоминавшим о тебе.              Она удивленно моргает. Его слова как будто бы ранят ее, но ему кажется, что ей нужно их услышать, а потому он продолжает.              – Дорогая, я умер вместе с тобой. Я по-прежнему жил, но не по-настоящему. Я не мог спать, не мог есть, не мог дышать и не мог перестать скучать по тебе. Я постоянно встречал ее в «Люксе», и она настойчиво приглашала меня на свидание, так что однажды, почувствовав себя особенно одиноким, я согласился. Я напился до оцепенения и плюхнулся в кровать, как делал каждую ночь, а когда проснулся на следующее утро, то вспомнил, что у меня назначено свидание. И я пошел на него. Так все и случилось. Это было жалким… но я тоже был жалок.              – Полагаю, я могу это понять, – бормочет она, но не особо убедительно, так что он чувствует необходимость в дальнейшем пояснении.              – Я думал, ты умерла, Хлоя. Я думал, что никогда тебя больше не увижу. Все было бы иначе, знай я, что ты меня где-то ждешь. Разумеется, было бы. Если бы ты была в раю или даже в аду… если бы я знал, что просто живу в ожидании встречи с тобой… я бы никогда… – он сглатывает и, понизив голос, добавляет: – Все было бы иначе.              Она отрывисто, резко кивает, и ее глаза словно бы тускнеют. К тому же она стискивает зубы и избегает его взгляда. Прочистив горло, она поправляет пиджак, как всегда делает, когда чувствует себя неловко. Ее поведение наводит его на безумную мысль.              «Она ревнует?»              Придвинувшись ближе и медленно подняв руку, он берет ее лицо в ладонь, чуть поворачивая ее голову в свою сторону.              Взгляды темно-карих и пронизывающих голубых глаз встречаются.              – Это ничего не значило, – мягко бормочет он, но она фыркает, пытаясь скрыть от него свою реакцию.              – Ты ничего мне не должен, – вяло настаивает она и слегка хмурится при виде выражения его лица: – Как я могу ревновать из-за того, что никогда не было моим?              – Но я был твоим, дорогая. Ты единственная, кому я когда-либо принадлежал – и могу принадлежать снова. Он влюблен в тебя, Хлоя. Он еще этого не знает, не понимает этого, но поймет. И тогда вы будете вместе – будете счастливы.              – А потом я умру.              – Может, и нет. Не сейчас. У нас есть выбор – возможность все изменить.              Она сглатывает, позабыв о недопитом вине, но не отодвигается от него, так и не разрывая их зрительный контакт.              – Я не хочу умирать, – шепчет она, учащенно дыша. На ее глаза наворачиваются слезы. – Я хочу узнать тебя, узнать Рори. Я не хочу терять Трикси. И не хочу, чтобы ты хотел ту другую женщину.              Его взгляд перемещается на ее губы, и воздух между ними как будто разряжается.              – Во всех действительно важных смыслах… – медленно выговаривает он, – я всегда хотел только тебя.              Она наклоняется к нему, словно под действием притяжения, также опуская взгляд на его губы и задирая подбородок в молчаливом приглашении.              – Покажешь? – просит она дрожащим от нервного предвкушения голосом.              Она берет его лицо в ладони. Ничего труднее ему еще делать не приходилось, однако же он перехватывает ее запястья и отодвигается.              – Хлоя, – вздыхает он, – я не могу.              – Можешь.              Он плотно зажмуривается.              – Я не стану пользоваться тобой.              – Ты и не пользуешься, – настаивает она. – Я хочу этого – хочу тебя. Пожалуйста.              Люцифер не отвечает – просто не успевает, потому что уже со следующим вздохом Хлоя преодолевает разделяющее их расстояние и целует его. Она целует его, и это кажется правильным, и естественным, и запоздалым на двенадцать лет.              Это совсем не похоже на нежный, осторожный поцелуй на кухне.              Этот поцелуй наполнен страстью с первого соприкосновения их губ. Его мгновенно охватывает вожделение, превращая кровь в горючую смесь, когда она проводит языком по его нижней губе, прося впустить ее. Он замирает, оцепенев от неожиданности, потому что она здесь, снова в его объятиях, но его тело просто не в состоянии это осознать.              – Поцелуй меня, – умоляет она, когда они чуть отстраняются, тяжело дыша, – Покажи.              «Покажи так, как он не может, – подразумевает она. – Покажи, как хорошо нам может быть вместе».              Она жадно вцепляется в лацканы его пиджака. Ее зрачки расширяются, делая ее обычно бледные глаза темными, и хотя она исполнена отчаяния, однако же контролирует ситуацию, так что он подчиняется, издав отрывистый рык.              На этот раз, когда она пытается запустить язык ему в рот, он уступает. Она облегченно вздыхает, позволяя ему также углубить поцелуй. Он облизывает ее горячее нёбо, чуть наклонив голову и беря ее лицо в ладони, чтобы усилить контакт их губ. Он до сих пор не до конца верит, что она здесь – не совсем его Детектив, но недостаточно отличающаяся от нее, чтобы у него хватило сил сопротивляться.              Хлоя проявляет не меньший пыл, издавая низкий стон, и с энтузиазмом отвечает на поцелуй. Люцифер не может дышать, и, кажется, она – тоже, и его просто переполняет недоумение, боль и ошеломляющая радость.              Ее губы мягкие и нежные, чего нельзя сказать о самом поцелуе, и он не может вспомнить, когда в последний раз у нее дрожали руки во время поцелуя с ним. Он думает о соленом прохладном океанском бризе, потому что это напоминает ему об их поцелуе на пляже так много лет назад.              До того, как они поженились, до Авроры, до всего.              Она отстраняется первой. Их кожа горит, словно в лихорадке, когда они соприкасаются лбами, с губ срывается тяжелое дыхание.       Дрожащими руками она стягивает пиджак с его плеч, и он сбрасывает его на пол, но быстро перехватывает ее запястья, когда она тянется к поясу его брюк.              – Позволь позаботиться о тебе, – нежно шепчет он и, положив ладонь ей на затылок, побуждает ее лечь.              «Позволь позаботиться о тебе так, как мне нужно было сделать раньше, – добавляет его агонизирующий разум, – позволь уберечь тебя».              Она сглатывает, прерывисто дыша, когда откидывается назад и позволяет ему нависнуть над собой. Он целует уголок ее рта, затем перемещаясь на скулу, и она вздыхает, выгибаясь с протяжным стоном, когда он принимается покрывать горячими влажными поцелуями ее шею.              Она раздвигает ноги, и у него практически сразу же возникает эрекция, подпитываемая желанием, которому он больше десяти лет не давал выхода. Он вращает бедрами, устанавливая хорошо рассчитанный ритм толчков прямо в ее промежность, отчего она жалобно стонет и выгибается всем телом.              Когда он стягивает ее футболку через голову, его руки тоже дрожат, что, по правде сказать, просто смехотворно. У него бесконечный запас опыта – годы занятий любовью с ней – однако же он чувствует себя, как неопытный мальчишка, ошеломленный переполняющими его эмоциями.              Она вдруг садится и, отклонившись назад, принимается расстегивать его рубашку, после чего скидывает ее с его плеч. Снова целуя ее в шею, он кладет руки ей на спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Он стягивает его с ее рук и бросает на пол вслед за пиджаком и рубашкой, после чего позволяет себе как следует ее рассмотреть. Она просто прекрасна: ее загорелая кожа покрылась румянцем, и каждый сантиметр ее тела так же совершенен, как ему помнится.              Она шепчет его имя, и ему приходится на миг уткнуться лицом ей в шею, чтобы немного совладать с потоком эмоций, грозящих поглотить его, потому что это не слабый шепот в его голове или пришедшее во сне воспоминание – оно слетает с ее губ по-настоящему. Она на самом деле здесь, с ним.              Она энергично поглаживает его по спине, возвращая обратно в реальность, и он принимается покрывать поцелуями ее грудь, чуть задержавшись, чтобы слегка прикусить розовый сосок. Когда он проводит по нему языком, она вновь выгибается под ним, отрываясь от поверхности дивана.              Двигаясь дальше вдоль ее тела, он начинает замечать в нем небольшие изменения. Несмотря на многие попытки, тогда он не знал ее тело так, как знает сейчас. Его ладони скользят по более узкой, чем он помнит, талии, по более маленьким грудям и гладкому упругому животу без растяжек от беременности его ребенком. Он помнит, как целовал каждую, бормоча, как она красива. Он скучает по этим отметинам.               Он поигрывает с застежкой ее джинсов, ожидая, что она в любой момент остановит его, однако этого не происходит. Она смотрит на него, закусив губу, и в ее потемневших глазах горит огонь желания. Ему не нужно дополнительное разрешение, так что он наконец расстегивает джинсы и стягивает их с ее ног.              Вновь окинув ее пристальным взглядом, он запускает пальцы за пояс ее трусиков и также стягивает их вниз. И вот наконец она совершенно обнажена перед ним – жена, которую он любил и потерял так много лет назад, наконец лежит обнаженной перед ним. Он сглатывает, чувствуя нестерпимое стеснение в груди.              – Я выгляжу иначе? – тихо спрашивает она.              Он качает головой, потому что да, в какой-то степени иначе, но не в том, что действительно важно. Для него она всегда была…              – Идеальна. Ты идеальна.              – Покажи, – снова требует она.              Словно покорный раб, ищущий ее любви и признания, он медленно раздвигает ее бедра и наклоняется, чтобы воздать ей почести на ее алтаре.              Она охает, и ее бедра начинают дрожать, когда он проводит языком вдоль ее половых губ. Она такая же на вкус – словно очищающий огонь, словно проблеск рая после падения. Словно вода после многолетней засухи.              Она вновь выдыхает его имя, и он рычит прямо в ее вагину, раздвигая ее бедра еще шире и удерживая на месте, пока искусно подводит ее к разрядке.              Для нее это их первый раз, но он давно уже сбился со счета их занятий любовью.              Он по-прежнему помнит, что сводит ее с ума от желания, знает, как и где облизывать, целовать и посасывать. Он по-прежнему помнит, что ей нравится, когда он трахает ее двумя пальцами, но не тремя, и что, если сосредоточить все внимание на ее клиторе, одновременно загибая пальцы внутри нее, она сразу же кончит.              Именно это он и делает, триумфально усмехаясь, когда она содрогается в оргазме. Она вращает бедрами, обхватывая ими его голову, в попытке продлить удовольствие, и так сильно впивается пальцами ему в волосы, что это стало бы болезненным, будь он по-прежнему уязвим.              Будь он ее Люцифером, вдруг понимает он.              Осознание этого подобно ведру ледяной воды, вылитой ему на голову. В ушах звенит голос Рори:       «Ты не можешь ее удержать. Тебе ведь это известно, да?»              «Если она влюбится в тебя, а не в Люцифера из этого времени, кто знает, что тогда случится?»              Он садится, издав удивленный возглас, когда она резко выпрямляется и целует его. Она слизывает собственную влагу с его губ, издавая при этом тихие стоны, которые лишь усиливают его и без того внушительную эрекцию. Он тоже стонет, прижимая ладонь к выпуклости на брюках в слабой попытке немного снизить напряжение, и целует ее в ответ. Ее зрачки расширились настолько, что глаза кажутся почти черными, когда она наконец отстраняется и опускает взгляд на его промежность.              Однако же стоит ей потянуться к ремню его брюк, как Люцифер качает головой и вновь перехватывает ее запястья.              – Я сделал это для тебя, – мягко произносит он, – ты ничего мне не должна.              – Но…              – Ты просила показать, – говорит он, выгибая влажные губы в кривой улыбке, – и я показал. А теперь как насчет того, чтобы показать тебе что-нибудь еще?              Она улыбается, и, достав телефон, он открывает папку с фотографиями щелчком большого пальца.