Давай начнем все с начала

      У Люцифера уходит больше времени, чем обычно, на то, чтобы зайти в участок.       Он тщательно поправляет манжеты, покручивая серебряные запонки на запястьях жестом, который ни за что не признал бы нервным. Также он дольше, чем необходимо, возится с пиджаком, то потягивая за лацканы, то смахивая невидимые пылинки с идеально заправленного нагрудного платка, и в какой-то момент даже подумывает вернуться обратно в пентхаус и сменить его.              В конце концов он раздраженно фыркает и велит себе успокоиться.              Ему нечего бояться внутри этого уродливого монстра из стекла и бетона, кроме жженого кофе и запаха пота. Это просто работа - просто чередующиеся расследования убийств одних скучных людей другими. Детали могут варьироваться, но суть остается неизменной.              Заставив свои ноги двигаться и наконец заходя в здание, он в глубине души осознает, что его нервозность не имеет ничего общего с работой. Его даже не беспокоит ожидающая его вспышка негодования Детектива, когда она с пылающими от гнева глазами спросит его, куда, ко всем чертям, он запропастился, на что он в своем воображении парирует, что давно уже их не навещал.              В глубине души он знает, что все изменилось.              Он знает, что Детектив больше не просто Детектив – однажды она станет его женой и матерью его ребенка. Прошло уже несколько дней, но он так и не смог до конца это осознать. Побег в Вегас не помог, как и попытка утопить его печали в виски и наркотиках. Даже попытки наладить отношения с Аменадиэлем не помогли – от этого стало только хуже.              В конце концов алкогольные пары выветрились, оставив после себя лишь болезненную пустоту – у него даже похмелья не было из-за его нечеловеческого метаболизма. Он чувствовал себя опустошенным и каким-то неполноценным, словно чем дальше находился от нее, тем больше крохотных частиц самого себя лишался. «От нее или от ребенка?» – задается вопросом он.              Нравится ему это или нет, но Детектив, очевидно, его будущее, и ему остается лишь это принять.              Натянув на лицо очаровательную улыбку, которая, однако, не достигает его глаз, он спускается по ступеням с привычным апломбом.              – Привет, участок!              Восклицание приковывает к нему внимание многочисленных сотрудников: кто-то улыбается в ответ и краснеет, другие закатывают глаза. Детектив Кретин из последних; он поднимается с места и минует Люцифера на пути к кофеварке.              – О, здорово, – саркастично протягивает он, – ты вернулся.              Люцифер широко улыбается и следует за ним, решив, что неизбежный нагоняй от Детектива может и подождать. У него всегда поднималось настроение, когда удавалось вызвать у Дэниела раздражение.              – Да, я решил, что мне просто необходима спонтанная поездка в Вегас, – весело заявляет он, хотя его об этом и не спрашивали, – повидать старых друзей, завести новых – ну, знаешь, как это бывает. Хотя полагаю, что нет.              Дэн закатывает глаза, явно изо всех сил стараясь его игнорировать, и тянется за кофейником.              – Понятия не имею, о чем ты, чувак, – бормочет он, наливая отвратительную жижу в свою дурацкую чашку с надписью «Папа №1». Люцифер не встречал всех отцов в мире, но подозревает, что Дэниел не войдет и в первые несколько миллионов. – Я видел тебя пару дней назад.              Это заявление заставляет несколько сбитого с толку Люцифера помедлить с ответом, но потом до него доходит.              – О нет, это был другой я, – честно признает он, – немного более мускулистый, с ухудшившимся чувством стиля – столько коричневых костюмов.              Он деланно содрогается, кривя губы.              Дэн снова закатывает глаза, слишком привыкший к странностям Люцифера, чтобы начинать расспросы. Он молча отпивает ужасного кофе и отпихивает Люцифера в дороги. Тот издает возмущенное фырканье, однако отодвигается и сразу же принимается вытирать пиджак в том месте, где Дэн его коснулся.              – О, Дэниел! – кричит он ему, посеменив следом. – Я не сделал или сказал чего-нибудь… странного... когда мы с тобой виделись?              Дэн издает смешок, плюхаясь обратно в свое кресло. Немного повозившись с бумагами на столе, он наконец поднимает глаза на Люцифера, невыразительно выгнув бровь.              – Было бы удивительно, если бы не сделал ничего странного.              Люцифер терпеливо ждет ответа: бессмысленные шпильки Дэниела ему как с гуся вода.              – Нет, – вздохнув, отвечает Дэн. – На самом деле ты был меньше похож на себя. Я попросил тебя найти Хлою, и ты нашел, так что… спасибо, наверное.              Люцифер закатывает глаза в ответ на эту вялую благодарность, а потом вдруг осознает сказанное.              – Погоди, что ты имеешь в виду под «нашел ее»? Где она была?              Дэн уже открывает рот, чтобы ответить, но быстро закрывает его, увидев что-то – или кого-то – за спиной Люцифера.              Он вновь упирается взглядом в стол, снова распихивает бумаги и ворчит:       – Сам спроси.              Люцифер разворачивается и ослепительно улыбается при виде Детектива. Она идет – или, скорее, решительно шагает – в его сторону с недовольным выражением на лице.              – О, привет, Детектив, – весело и с совершенно невинным видом приветствует он, убирая руку в карман. Его улыбка не меркнет даже перед лицом ее очевидного раздражения.              – Куда ты, ко всем чертям, запропастился?              – Давно их уже не навещал, вообще-то.              На ее скулах начинают играть желваки, глаза вспыхивают от едва сдерживаемого гнева, щеки покрываются румянцем - все это странным образом отзывается у него в сердце тупой болью. Даже в гневе она прелестна. Так прелестна.              И тут на него снисходит мрачное осознание того, что побег в Вегас ничего не решил, заставляя мгновенно преисполниться сожалением.              Он лишь разозлил ее и, судя по проблеску чего-то более серьезного в ее глазах, еще и причинил боль.              Люцифер с трудом сглатывает. Он никогда не хотел причинить ей боль.              Она впивается в него взглядом, все еще напряженно сжимая челюсти, а потом фыркает и уходит прочь. Он следует за ней, как удручающе предсказуемый потерявшийся щенок, крутящийся у нее под ногами в отчаянном желании добиться ее внимания.              – Ладно, ладно, Детектив, без шуток, – говорит он, поднимая руки в знак смирения, – я был в Вегасе.              Она останавливается, и он видит, как мышцы ее спины слегка подергиваются под пиджаком, словно она раздраженно поводит плечами. В конце концов она разворачивается к нему лицом, так и не разжав зубы, но ее бледные глаза больше не метают молнии.              – И что такого важного ты делал в Вегасе?              Оставшиеся невысказанными слова для него более чем очевидны. «Ради чего столь важного ты оставил меня разбираться с этим… другим собой и нашей дочерью… одной?»              – Ничего, вообще-то. – Он морщится от собственного невнятного бормотания. – Я просто должен был… оказаться подальше.              Мышца на ее щеке подергивается.              – От меня?              – Нет, Детектив, я…              – Предполагается, что мы напарники, Люцифер, – горячо прерывает его она. – Ты… ты был мне нужен.              Ее слова заставляют его замереть, и к охватившей его тревоге добавляется чувство вины.              – Мне жаль, – бормочет он, и это правда. – Наверное, моим первым порывом было сбежать, а надо было остаться – теперь я это понимаю.              «Держу пари, он бы не сбежал», – мрачно раздумывает Люцифер, пока эмоция, которую он отказывается называть ревностью, жжет его изнутри, словно кислота. Будущий он кажется полностью собранным и уверенным в себе – точно знающим, что делает.              Тот факт, что это он сам и что, очевидно, однажды станет таким, почему-то Люцифера не успокаивает.              Он Дьявол, предпочитающий сиюминутное удовольствие… и хочет всего и сразу.              Хочет чувствовать себя достойным и хорошим, довольным и счастливым, и подозревает, что все это неизбежно завязано на Хлое.              Все дороги ведут обратно к ней.              – Мне правда жаль, – повторяет он тихим и лишенным его обычной игривости голосом.              Она сглатывает и всматривается в него, словно выискивая любые признаки неискренности. В конце концов она одергивает лацканы своего нелепого удобного пиджака, откидывает от лица распущенные волосы и прочищает горло.              – Пойдем уже, у нас новое дело.              Она резко разворачивается, в этот раз явно рассчитывая, что он последует за ней.              Он так и делает, но успевает уловить странное выражение, что на миг возникает на ее лице, прежде чем она поворачивается к нему спиной.              Он может понять гнев, раздражение и боль – они вполне обоснованы.              Но это… он не знает почему… но это походило на чувство вины. ***              Обстановка на месте преступления неуютная и напряженная. Люди снуют вокруг, тогда как Люцифер стоит за спиной у Хлои, определенно не дуясь, и просто сопит и поправляет манжеты.              – Причина смерти, Джон? – спрашивает Детектив у криминалиста.              Джон отводит камеру от лица и опускает, позволяя ей свободно свисать на ремне с шеи.              – Удар тупым предметом по голове, – отвечает он и опускается на корточки, для наглядной демонстрации водя вдоль тела пальцем. – У нас тут расколотый череп, потеря зубов и подбитый правый глаз… судя по посинению и опухоли, предполагаю наличие сломанных ребер, может, проткнутой печени.              – Что насчет орудия убийства?              – Пока не нашли. Тут, – он обводит взглядом закрытый пляж, – зацепок не то чтобы много.              – Не беспокойтесь! – весело прерывает его Люцифер, наклоняясь над Детективом, которая также присела на корточки рядом с телом. – Вы все равно лучший, Джон. Мы по вам будем скучать.              Джон уходит на пенсию, и, в отличие от многих ужасных людей, которых Люциферу довелось повстречать, его он не ненавидит и сильно сомневается, что полиция найдет криминалиста, способного его заменить.              – Спасибо, Люцифер, – улыбается Джон, позабавленный его словами, и вновь переключает внимание на тело. – Что думаете о его наряде, детектив?              На теле, распухшем и насквозь промокшем, виднеются остатки костюма Санты. Детектив уже собирается ответить, но Люцифер ее прерывает.              – Возможно, он просто пытался донести немного рождественского настроения – ума не приложу, почему из дня рождения этого невыносимого зануды сделали праздник – до обитателей подводного мира. Получились Санта Челюсти!              Глаз Хлои подергивается.              – Хотел устроить старое доброе крабнование? – снова пробует зубоскалить он. – Произвести убийственное впечатление на кита-убийцу? Нет?              Джон смеется, но не Детектив, которая снова поправляет пиджак. Может, дело в нем или в жаре, но что-то ее раздражает, так что она его снимает. Затем она собирает волосы и откидывает их с затылка, чтобы немного остыть.              Она продолжает смотреть на тело с каким-то тревожным выражением на лице, а взгляд Люцифера упирается в обнажившийся участок кожи у нее на шее. Ей явно жарко и неуютно – это очевидно по тому, как она отдувается, и по стекающим по ее загорелой коже ручейкам пота, – но не это привлекает его внимание.              А привлекает его внимание… розовый засос, расцветающий под ее кожей.              Он нахмуривается, недоумевающе склонив голову набок, а потом наклоняется вперед, сцепляя руки за спиной, чтобы получше рассмотреть. Ему даже не приходится спрашивать: он понимает все по тому, как Детектив напрягается и шире распахивает глаза. Кашлянув, она быстро встает и закрывает шею волосами.              Он прищуривается и вновь откидывает их ей за плечо, присматриваясь к обнаженной коже. Детектив вздрагивает и вздыхает со смиренным выражением на лице.              Какое-то время они просто смотрят друг на друга. Она чуть раздвигает губы, тогда как он мрачно поджимает свои.              Когда подоплека сделанного им открытия становится более чем очевидной, обстановка резко накаляется, и весь воздух вокруг них словно бы оказывается выкачанным. Ему нужно убраться оттуда, пока он не задохнулся в этой душной атмосфере.              – Ладно, – бормочет он и, поправив манжеты, прочищает горло, – я понял.              С этими словами он резко разворачивается и направляется прочь.              Уходя, он слышит, как она бормочет извинения Джону и остальным, но сосредотачивает все свое внимание на прохладном океанском бризе, отчаянно желая, чтобы звук разбивавшихся о берег волн заглушил ее голос.              Это не срабатывает.              – Люцифер, пожалуйста, – она практически бежит следом, делая два шага на один его, – пожалуйста, просто выслушай меня. Позволь объяснить.              – Нечего объяснять, Детектив, – отрывисто обрывает ее он, подняв руку.              Он не хочет слышать этого – просто не может. Он предпочтет вернуться в ад или снова пасть, чем услышать, что ей его недостаточно. Что даже другая версия его лучше – более достойная. Он не желает знать, что она все же выбрала Люцифера Морнингстара – но она не выбрала его.              Ей буквально приходится бежать, зарываясь ботинками в песок, чтобы обогнать его. Она упирается руками ему в грудь с раздраженным фырканьем, и он позволяет ей себя остановить.              Сглотнув и стиснув челюсти, он переводит на нее выжидательный взгляд и выгибает бровь. Она неловко переминается с ноги на ногу.              В конце концов он решает спросить напрямик:       – Ты с ним спала?              – Нет, – быстро отвечает она, но его облегчение быстро испаряется, стоит ей добавить: – Мы целовались и… кое-что еще делали… но нет.              Он не уточняет, что означает «кое-что еще», потому что уже чувствует подступающую к горлу тошноту и пытается обойти ее, чтобы по привычке сбежать от неудобной ситуации.              – Прекрати избегать проблему, – говорит она, словно прочитав его мысли, и вновь упирается руками ему в грудь. – Поговори со мной, пожалуйста.              Он фыркает и одергивает полы пиджака.              – О чем тут говорить? – прямо спрашивает он. – Эта мерзость у тебя на шее говорит красноречивее любых слов. Ну в самом деле, нам что, по шестнадцать?              Ему самому тошно от того, какой горечью пропитан его голос, как он сочится ревностью.              – Я… – судя по быстро сменяющимся эмоциям на ее лице, она и сама не знает, что сказать, и в конце концов произносит лишь: – я сожалею.              – Вот как?              – Сожалею, если причинила тебе боль.              Ее пояснение вызывает у него вспышку ослепительного гнева, грозящего в любой момент вырваться наружу.              – Разве я не был тебе нужен? – напоминает он о ее собственной вспышке гнева в участке, выплевывая ее же слова с издевательскими нотками в голосе.              – Так и есть, – с нажимом настаивает она. – Ты мой напарник – именно ты. Я просто… тебя не было, и я… я была такой потерянной, да и сейчас еще не обрела почву под ногами. Я понятия не имею, что делаю, Люцифер.              – Что ж, я уверен, что он счастлив помочь тебе разобраться.              – Да, так и есть. – Она тоже начинает злиться, и напряжение между ними выходит на новый уровень. – Он действительно со мной разговаривает. Он не скрывает, что чувствует ко мне. Он рассказывает правду.              Его кадык ходит ходуном, и он отводит глаза, не в силах на нее смотреть, потому что она такая красивая, такая идеальная, и она не хочет его.              Он не в силах вынести горькую правду того, что она предпочитает другого его. Может, она теперь захочет работать с ним и оставит его, так что ему не останется ничего иного, кроме как вернуться к тому небытию – ему больно при мысли об аде с его серой и пеплом, удушающими его, словно пальцы вокруг шеи.              С первого взгляда можно подумать, что они с Детективом совсем не подходят друг другу: она поборник контроля и порядка, тогда как он являет собой разрушительную силу. Она серьезная и немного зажатая, а ему даже значение этих слов неизвестно. Она всегда тщательно разрабатывает план действий, а он сначала делает, а потом думает. Они диаметрально противоположные во всем и мало в чем соглашаются.              Но этот будущий Люцифер… любит ее, и она полюбит его – в этом они, похоже, достигнут согласия.              Зачем ей ждать его – ждать, пока он созреет и поймет, что за незнакомое чувство таится глубоко в его сердце… когда у нее уже есть готовая версия его?              Они в самом начале. Это чувство, чем бы оно ни было, что зародилось между ними… оно сбивающее с толку, хрупкое и новое. Им так много нужно сказать, так много обсудить. Все это остается невысказанной, острой, болезненной правдой.              Он снова порывается сбежать, но она опять без труда предугадывает его намерения.              – Нам надо это обсудить. Прекрати убегать.              – Что ты хочешь от меня услышать, Хлоя? – устало спрашивает он.              – Что-нибудь, – она сглатывает, и с ее губ срывается невеселый смешок, – что угодно. Люцифер, у нас совместный ребенок. Наверняка ты что-то чувствуешь по этому поводу.              – Я чувствую… – он медлит, потому что слова словно застревают в горле, – что хочу уйти.              Выражение ее лица становится жестким.              – Он хочет меня, – заявляет она, больно раня его. Он всегда считал ее решительной, но не жестокой.              Но он тоже может быть жесток.              – Он хочет свою жену, – поправляет он ее.              Ее подбородок дрожит, и ему хочется протянуть руку и погладить его. Он этого не делает, не поднимая вытянутые вдоль тела руки, которые словно бы налились свинцом.              Он решает дать ей то, чего она хочет – она хочет от него честности, а так как это его стезя, он покорно вздыхает и бормочет:       – Я хочу тебя – не будущую тебя, не идеальный образ женщины, которую потерял, не мать Рори. Тебя. Мою напарницу. Но ты это знала, когда позволила ему прикасаться к себе.              В ее глазах поблескивают слезы.              – Люцифер…              На этот раз, когда он обходит ее, она ему не препятствует.              Он шагает прочь, думая, что, возможно, несправедлив к ней, как и она – к нему. Может, они оба несправедливы друг к другу. Они должны быть просто друзьями.              Но если они будут просто друзьями, он не влюбится в нее.              Он бы уже не влюбился в нее.        ***              Когда двери разъезжаются в стороны, и до слуха Люцифера доносятся звуки гитары, он выгибает бровь. Ему действительно нужно установить в проклятом лифте замок.              Двери со скрипом смыкаются, и он просто молча смотрит, как девчонка – его дочь – перебирает струны, сидя на скамейке у пианино. Снимая пиджак и бросая его на крышку пианино, Люцифер думает над вариантами дальнейших действий.              Он мог бы вышвырнуть ее вон – он точно в подходящем для этого настроении, все еще чувствуя себя на взводе после ссоры с Детективом. Он мог бы велеть ей перестать играть или разбить этот низкопробный инструмент о колено.              Однако же он ничего из этого не делает.              Вместо этого он опускается на скамейку рядом с ней, лицом к клавишам. Его пальцы подергиваются от желания начать играть.              Рори заканчивает наигрывать мелодию, но вместо того чтобы остановиться, переходит к следующей и запевает:             – Когда ты измучилась, когда тебе плохо…              Он сглатывает и поворачивается к ней лицом. Ее глаза опущены, взгляд прикован к порхающим по струнам пальцам. Он впитывает ее целиком, с розовых прядок на голове до громоздких ботинок.              «Она красива», – рассеянно думает он. Хотя, конечно же, красива.              Она же его дочь.              Его.              Он никогда не любил детей, даже не находился рядом с ними прежде и уж точно не хотел собственного, ни разу не устанавливая ни с одной женщиной достаточно глубокой связи, чтобы она могла родить ему ребенка.              Но теперь, когда эта девчонка поет, он не в силах оторвать от нее взгляд, невольно подмечая, насколько она на него похожа. У нее его черные волосы и темные глаза и, учитывая, что Детектив поет, как кошка, которую душат, судя по ее пению в караоке, в котором она согласилась участвовать, поддавшись на уговоры коллег, голос у нее тоже от него.              Неосознанно, не успев отговорить себя от этой затеи, он разминает пальцы и начинает играть. Он аккомпанирует ей, играя на слух, и подпевает, когда она доходит до «Сребровласая».              У них получается неплохой дуэт – даже отличный.              Ее голос дополняет его собственный, словно они были созданы, чтобы играть вместе.              Когда они заканчивают, и последняя нота повисает в воздухе, она награждает его головокружительно мягкой улыбкой.              Он заговаривает первым, потому что никогда не чувствовал себя уютно в тишине. Учитывая весь его травмирующий опыт, тишина предоставляет ему слишком много пространства для раздумий, а потому ему нравится заполнять ее легкомысленными шутками, ничего не значащим сексом и болтовней обо всем и ни о чем.              – Ты очень хорошо играешь, – тихо хвалит он, и она вновь улыбается.              – Училась у лучшего.              Он прочищает горло.              – Гитара никогда не была моим любимым инструментом.              – Немецкий тоже не твой любимый язык, – пожимает плечами она, и так и есть, он всегда предпочитал французский, – но ты и ему меня учил.              Он вновь переводит взгляд на клавиши, ощущая странную всепоглощающую грусть. Он это ненавидит – ненавидит чувствовать так много.              – Что ты тут делаешь?              – Подумала, тебе не помешает друг.              Слова подобны удару под дых, от которого весь воздух покидает его легкие.              «Я здесь не ради расследования, а ради тебя. Подумала, тебе не помешает друг».              – Я в порядке, – бормочет он и, возможно, все-таки лжет, потому что это не так.              – Ты можешь поговорить со мной, – заверяет она. – Правда, можешь. В будущем или когда угодно. Ты обо всем со мной говоришь.              Он окидывает ее настороженным взглядом.              Прежде у него не было никого, с кем можно было поговорить – уж точно не по душам.              – Слушай, – она перемещается на скамье, придвигаясь ближе, – я понимаю, ты меня не знаешь. Я понимаю, мы застряли во времени, когда сама мысль обо мне кажется тебе безумной. Но там, откуда я… мы с тобой были более-менее одни на протяжении двенадцати лет… и я знаю тебя. Прямо сейчас я знаю, что ты считаешь себя плохим. Ты думаешь, что недостоин и не заслуживаешь любви, но и то, и другое неверно.              Он молча смотрит на нее, обуреваемый чувствами, которым даже не пытается дать определение.              – Папа… тот, которого я знаю… не станет меня слушать, – продолжает Рори с грустью на лице. – Он целеустремленный, упрямый и отказывается признавать правду. Так что, полагаю, не все изменилось.              Люцифер фыркает и ворчит себе под нос, сосредоточившись на манжетах.              – Но мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Пожалуйста.              Он недоумевающе хмурится, услышав нотки отчаяния в ее голосе.              – Да, – хрипло бормочет он и прочищает горло, – да, я слушаю.              Она поджимает губы.              – Меня не должно тут быть, – тяжело вздыхает она. – Это не мой мир. Даже если мы вернемся… вряд ли я буду существовать. Наше появление здесь все изменило.              Люцифер задумывается над ее словами и понимает, что она права.              Их перемещение во времени должно было запустить цепь совершенно иных событий. Перед ними теперь раскинулось так много дорог – извилистых, разветвленных. Может, они с Детективом вообще не найдут свой путь друг к другу. Может, найдут… но раньше или, наоборот, позже. Может, у них не будет ребенка. А может, у них родится сын.              Но они уж точно не займутся сексом в тот же момент и при тех же обстоятельствах, чтобы создать Рори именно такой, какая она есть.              – Рори… – Звук ее имени должен быть ему непривычным и чужим, но это не так. Его тело как будто бы знает ее, даже если разум – нет.              – Я не могу говорить об этом с папой, – отвечает она на его незаданный вопрос. – Он не приемлет самой мысли об этом. Он отказывается это признавать и, вероятно, чувствует себя виноватым. По правде говоря, он сам не свой.              – А я - нет? – фыркает Люцифер, и Рори улыбается.              – Может быть, но я все равно здесь… потому что мне нужно кое о чем попросить.              «О чем угодно», – проносится у него в голове прежде, чем он успевает это обдумать. Он чувствует беспокойство от того странного факта, что уже готов на все ради нее.              – Ладно…              Он видит, как она сглатывает, и ее глаза наполняются слезами.              – Пообещай, что позаботишься о маме, – шепчет она срывающимся от переполняющих ее эмоций голосом. – Не отговаривай себя, не убеждай, что ты ее недостоин. Ты достоин, и вы созданы друг для друга. Не испорти это. Просто будьте счастливы, ладно?              Она быстро смахивает скатившуюся по щеке слезинку.              – Ты просто не можешь быть моей дочерью, – недоверчиво выдыхает он. – Ты слишком бескорыстна.              Она издает хлюпающий смешок.              – Ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Ты заботился обо мне всю мою жизнь, – горячо настаивает она, – ты всегда ставил меня на первое место, и теперь я попробую помочь тебе. Я попробую показать, как сильно тебя люблю.              Люцифер судорожно выдыхает.              Никто и никогда ему ничего подобного не говорил.              – Ты делал все от тебя зависящее, – шепчет Рори, – действительно делал. Ты дал мне лучшую жизнь… но ты изменился после смерти мамы, словно часть тебя умерла вместе с ней. Так что позаботься о ней, ладно? Не дай ей умереть, чтобы не умереть самому. Потому что ты заслуживаешь этого, папа.              Папа.              Он впервые в своей жизни услышал это слово, обращенное к нему. Он раскрывает рот, но просто не в силах произнести ни слова.              – Обещай.              – Обещаю, – кивает он.              Она облегченно вздыхает и, переведя на него взгляд, чуть медлит, а потом закатывает глаза и обвивает его руками за шею. Он замирает, сраженный удивлением, словно молнией. Его опущенные вдоль тела руки беспомощно подергиваются, а потом он медленно поднимает их и обвивает вокруг нее, возвращая объятие.              Они на какое-то время замирают в таком положении, связанные тайным обещанием, но сигнал лифта, оповещающий о прибытии гостя, заставляет их отодвинуться друг от друга.              Выгнув бровь, Люцифер поворачивается лицом к дверям и с удивлением видит Малькольма Грэма, окутанного желтым светом. Он медленно встает, но тут же оказывается отброшенным назад внезапным выстрелом.              Однако же не удивление пронизывает его тело жаркой ослепительной вспышкой, а боль – резкая и сильная боль, что пронзает его внутренности.              Рори вскакивает со скамейки, широко распахнув глаза, и он с точно таким же выражением прижимает ладонь к ране. Детектива рядом нет, но…              – У меня кровь, – выдыхает он, и все погружается в темноту.