Давай начнем все с начала

      Люцифер грациозно приземляется на балконе пентхауса и со щелчком убирает крылья.              Окинув помещение исполненным отчаяния взглядом, он с неистово бьющимся сердцем быстро ступает внутрь. Заметив очевидные признаки имевшей тут место борьбы, он гневно сжимает зубы при виде самого себя на полу явно без сознания, а также разломанного пианино и перевернутой мебели. Его гнев усиливается, пока не выплескивается наружу.              Потому что… он замечает красное лезвие.              Он нагибается, чтобы его подобрать, чувствуя, как живот скручивается в тугой узел. Ярость поднимается по его горлу, словно желчь, обжигая язык, когда он переворачивает в ладони перо из крыла дочери.              Люцифер издает рык, ощущая неистовую потребность защитить ее. Быстро подойдя к другому ему – бесполезному и жалкому – он довольно сильно пинает его по ребрам.              Его двойник мгновенно приходит в себя и вздрагивает всем телом, выругавшись. Удар предназначался для сверхъестественного существа и убил бы человека, а потому другой Люцифер корчится от боли. Похоже, он из него чуть дух не вышиб.              – Вставай, – велит Люцифер, яростно сверкая глазами.              Другой он встает на колени, все еще морщась, и Люцифер начинает терять терпение. Схватив своего альтер-эго за воротник, он помогает ему подняться, с рыком прижимая к тому, что осталось от пианино.              – Ад и преисподняя, – отдувается другой Люцифер, потирая рукой без сомнения ноющие ребра.              – Где она? – рычит Люцифер.              Другой он моргает, а потом его лицо вытягивается и заметно бледнеет. Люцифер встряхивает его, гневно выгибая верхнюю губу.              – Отвечай, – требует он.              – Я… – Другой он снова растерянно моргает и прочищает пересохшее горло. Он как будто пытается вспомнить, что произошло, и в какой-то момент широко распахивает глаза и обхватывает живот. Люцифер опускает взгляд и видит растекшееся по его рубашке кровавое пятно.              – Что случилось?              Другой Люцифер сглатывает.              – Меня подстрелили.              – Кто? – рявкает Люцифер.              – Малькольм Грэм, – бормочет он, и у Люцифера кровь стынет в жилах. – Он просто… он просто появился… и выстрелил в меня. Ублюдок в меня выстрелил.              Его голос исполнен потрясения, но не от того, что говнюк вообще в него стрелял, а от того, что пуля его поразила, по-настоящему ранив его. Он опускает глаза и проводит пальцами по все еще не засохшей крови. Несмотря на ее наличие, они оба знают, что под рубашкой будет лишь гладкая кожа без каких-либо признаков раны или шрама.              Но тот факт, что пуля вообще его ранила… Люцифер молча отпихивает своего двойника в сторону.              – Она сделала тебя уязвимым, – утвердительно заявляет он, и другой Люцифер оторопело кивает.              – Так она тут была, – бормочет Люцифер, поворачивая перо в руке. Живот вновь словно наливается свинцом, когда он представляет ее напуганной и одинокой, во власти коррумпированного копа, умершего десятилетия назад, и на смену страху вновь приходит обжигающий гнев. – И ты просто позволил ему ее забрать?              Другой Люцифер прищуривается, и выражение его лица становится ожесточенным. Наконец-то признак чего-то настоящего – чего-то, что заставит его действовать.              – Нет, я не позволял ему ее забрать, – саркастично отвечает он. – Я не видел, что произошло, и не имел возможности ее защитить. Я вообще-то пулю словил.              От внимания Люцифера не ускользает виноватое выражение, что на миг отражается на лице его из прошлого – их лице. Он хотел ее защитить, это очевидно, и чувствует себя виноватым из-за того, что не сумел. Ему не безразлична его дочь.              Иррациональный, как в глубине души понимает Люцифер, собственнический инстинкт дает о себе знать. Хлоя из этого времени пребывает как будто в серой зоне, будучи связанной с прошлым Люцифером. Она, может, и не принадлежит ему… в отличие от Авроры.              Он создал ее вместе с женой – с женщиной, которую любил и всегда будет любить. Она не имеет никакого отношения к тени мужчины, которого он даже не узнает.              – Ты и не должен был ее защищать, – настаивает он голосом, похожим на рокочущий рык, – это моя обязанность.              Другой он закатывает глаза и выпрямляется, оттолкнувшись от разрушенного пианино. Он окидывает инструмент скорбным взглядом, после чего поправляет манжеты и полы пиджака.              – Хорошо же ты справляешься с этой обязанностью, – саркастично бросает он. – Отправился во времени туда, где она не существует… и потом потерял ее. И это меня называют беспечным.              У Люцифера глаза начинают подергиваться от ярости.              – Не думай, что знаешь меня – знаешь нас. Ты тень, бледная копия, дурное воспоминание. Ты то, что я оставил позади десятилетия назад.              На прошлого Люцифера его резкие слова как будто бы не оказывают никакого воздействия – он выглядит просто уставшим и осунувшимся.              − И вот где ты сейчас. – Он отпихивает Люцифера в сторону и направляется к бару, где наливает себе виски, выпивает его залпом и указывает на будущего себя пустым стаканом. – Знаешь, твоя дочь пришла сюда, чтобы попросить позаботиться о ее матери… потому что она больше не будет существовать. Потому что ты слишком упрям, чтобы признать последствия того, что сделал – тот факт, что твое пребывание здесь все изменило. Ты даже не знал, что она тут была. Может, ты бы знал, если бы не был занят тем, что трахал бледную копию, тень своей покойной жены.              Он бросает его же собственные слова обратно в Люцифера, выплевывая их, будто нечто отвратительное на вкус.              Перо в руке Люцифера внезапно словно бы обжигает ему ладонь.              Он думает о том, что сделал – думает о временных линиях, бабочках и тошнотворной перспективе того, что, возможно, уничтожил ту, кого любит больше всего на свете.              Он этого не хотел – он просто хотел вернуть жену. Хотел вернуть свою жизнь. Хотел просто снова дышать.              Вместо этого он, возможно, утратил все. К горлу подступает тошнота.              − Ты прав, − бормочет он.              − … Что, прости?              − Ты прав, − повторяет он, ощущая невыносимую тяжесть в груди. – Что я наделал?              Земля словно уходит у него из-под ног, а разум услужливо подкидывает воспоминание.              − У тебя сегодня отлично получилось, дорогая, − бормочет он, целуя Рори в макушку. – Я тобой горжусь.              Рори довольно улыбается. Он бросает ключи на стол и взъерошивает ей волосы.              − А теперь спать.              Она кивает, но медлит внизу лестницы.              – Тебе не кажется, что я напутала в середине?              Он усмехается и складывает руки на груди.              – Все было идеально, уж мне ли не знать, – заверяет он ее.              Он никогда не давал сольных концертов – если не считать того раза, когда играл вместе с Моцартом для главы Зальцбурга – но никто не разбирается в игре на пианино лучше него. Ни у кого нет такого идеального музыкального слуха, хотя у его дочери есть потенциал сравняться с ним в мастерстве.              Рори снова кивает, но по-прежнему озабоченно покусывает губу. Она перфекционист, а потому Люцифер не сомневается, что она прокручивает в голове сыгранное произведение снова и снова. Он знает, что застанет ее утром за исполнением того отрывка, который, по ее мнению, получился неудачным.              Он знает, что она унаследовала это от матери.              У него сжимается сердце при мысли о ней. Она не имела ни малейшего понятия о каденции, аккордах и темпах, но все равно вслушивалась бы в каждую сыгранную ноту. Она бы вскочила с места по окончании, неистово аплодируя с гордой улыбкой на лице. Она была бы рядом с ним, когда их дочь являла свой талант миру.              Но нет смысла на этом зацикливаться – его не было ни год, ни восемь лет спустя.              – Пошли, – он кладет руку на поясницу Рори и ведет ее вверх по ступеням, – пора спать, маленький Бетховен.              Гордость за нее служит редким убежищем от боли, позволяя Люциферу легко заснуть. Он просыпается, только когда его будит Рори.              – В чем дело? – спрашивает он хриплым со сна голосом, когда видит ее переминающейся у края кровати.              Она снова закусывает нижнюю губу и неловко переступает с ноги на ногу.              – Сегодня там присутствовали мамы всех участников.              Он замирает.              – Мы это обсуждали, Аврора, – тихо бормочет он.              – Разве?              – В каком смысле? – нахмуривает он.              Она вздыхает и жестом просит его подвинуться. Он подчиняется, и матрас прогибается под ее весом, когда она садится рядом с ним, опираясь на спинку кровати.              – Папочка, – начинает она, беспокойно выкручивая покоящиеся на коленях руки, – мне уже двенадцать. Я заслуживаю знать.              Ей не нужно пояснять: он знает, о чем она.              И знает, что она, скорее всего, права.              Она достаточно большая, чтобы знать, что он Дьявол, летать в рай с Чарли и ухаживать за собственными крыльями.              Она достаточно большая, чтобы знать, что случилось с ее матерью.              – Как тебе известно, у меня много братьев и сестер, – начинает он, потянув за торчащую из простыни нитку. – Помимо дяди Аменадиэля, Задкиэля и тети Азраэль.              Рори кивает.              – У меня есть еще брат-близнец.              – Правда? – удивленно переспрашивает она.              – М-м, – хмыкает он. – И еще одна сестра Саракиэль.              – Ты никогда о них не говорил.              Он никогда не говорил о них, потому что от самой мысли его переполняет желание слетать в ад и лично поучаствовать в пытках над ними. Они пробуждают в нем все самые темные стороны – все искаженные, уродливые и искореженные эмоции, которые бы ему совсем не хотелось чувствовать. Он никогда не думает о них, потому что альтернатива слишком болезненна.              – Я не говорю о них… потому что они нас предали. То, что они сделали… непростительно. Я не говорю о них, потому что они не заслуживают упоминания.              – Они как-то связаны с маминым исчезновением?              Он замечает, что она не называет это «смертью», предпочитая прятаться за эвфемизмами, как и он сам.              – Мой близнец… Майкл, – имя жжет ему язык, словно кислота, – был в аду без крыльев… по причинам, в которые я сейчас не стану вдаваться. Но Саракиэль перенесла его наверх, и он похитил клинок Азраэль. Помнишь, что он делает?              Она кивает. Элла, должно быть, рассказала Рори об Азраэль, потому что он сам ее редко упоминает – просто не может, ведь она упорно отказывается сказать, где находится клинок. Он зол на нее, обижен. Эти чувства также пробуждают внутри него нечто ядовитое и уродливое.              – Он ударил им маму, – тихо произносит Люцифер, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Понимаешь, что это значит?              Она моргает и сглатывает. Он терпеливо ожидает, когда она переварит его слова и сложит два и два. Когда поймет, почему они не могут ее нигде найти. Почему она не в раю и не в аду… потому что он знает, что она искала ее там.              Когда она наконец поднимает на него взгляд, ее нижняя губа дрожит, а глаза затуманены слезами.              – Она не вернется, да? – шепчет она.              – Не знаю, дорогая, – бормочет он, беря ее за руку, – но кое-что я знаю наверняка.              Она сжимает его руку в ответ.              – Например?              – Я никогда не перестану ее искать, – решительно обещает он, – и никогда не позволю чему-то подобному случиться с тобой. Я не дам тебя в обиду.              Она сглатывает.              – Ты же веришь папочке, верно? – мягко спрашивает он.              Она кивает и, придвинувшись, кладет голову ему на плечо.              Люцифер буквально сгибается под напором сильнейшей паники.              Он обещал – обещал, что не даст ее в обиду, и вот теперь она в руках безумца, который в прошлом похитил и Трикси.              Трикси.              – Нам нужно идти, – заявляет он, позволив другому себе следовать за собой, потому что в этой ситуации двое Люциферов лучше одного. ***              Они натыкаются на Хлою рядом с ангаром, из которого не доносится ни звука.              Лунный свет отражается от бетона, заливая зловеще тихую местность. Люцифер встревожен и ощущает какой-то странный дискомфорт. Вокруг слишком тихо. Он должен слышать Рори и Трикси, хотя вряд ли звуки криков или борьбы его бы успокоили.              – Что вы тут делаете? – шипит Хлоя сквозь стиснутые зубы, крепче сжимая в руке спортивную сумку.              Он и не глядя знает, что внутри деньги, которые изъяла полиция и на которые Малькольм рассчитывал начать новую жизнь. Он знает, что там, и знал, куда идти, потому что уже пережил это однажды.              – Он сказал мне – нам – не приходить, я знаю, – говорит ей Люцифер, понизив голос, – но я уже тут был и могу помочь.              – А ты? – Она переводит взгляд на другого Люцифера, чинно поправляющего манжеты.              Люцифер выгибает бровь. Воздух между его двойником и Хлоей буквально гудит от почти электрического напряжения. Он не знает, что между ними произошло – и в данный момент его это мало волнует – но что-то определенно не так. Тревожное чувство усиливается, когда он вспоминает, как целовал и прикасался к ней, лаская ее ртом между ног.              Нетрудно догадаться, что возникшая между ними неловкость связана с ним.              – Несмотря на все случившееся между нами, ты все еще моя напарница, – тихо произносит другой Люцифер, – и мне… мне дорог сорванец. Они обе, полагаю.              Хлоя сглатывает, и на миг ее черты искажаются чем-то похожим на боль. Люциферу снова приходится бороться с чувством вины за то, что он, возможно, разрушил их отношения и подверг дочь опасности. И все потому, что не мог отпустить жену.              Он подавляет это чувство, потому что сейчас не время предаваться скорби – ему нужно сосредоточиться на том, как все исправить.              – Ладно, – кивает Хлоя с выражением решимости на лице, мгновенно вытеснившим печаль, – ладно, держитесь позади меня. Он сказал, что им не поздоровится, если я приду не одна.              Люциферы неохотно соглашаются, оставшись снаружи, тогда как Хлоя спешит к ангару с пистолетом наизготовку.              – Это нелепо, – шипит другой он, – мы все знаем, что никто здесь не умрет. Кроме… Малькольм умрет?              Люцифер не отвечает, наблюдая за тем, как Хлоя заворачивает за угол и исчезает из виду.              – Пошли, – бормочет он, жестом веля прошлому себе следовать за ним.              Но прежде чем они успевают сделать хоть шаг, поблизости раздается шелест крыльев. Они оборачиваются в унисон и видят приземляющегося Аменадиэля с кислым выражением на лице.              – О, вот этого нам только и не хватало, – восклицает другой Люцифер, раздраженно всплеснув руками, а потом хлопнув ими по бедрам.              Люцифер выступает вперед, прищурившись, но сохраняет спокойствие.              – В чем дело? – спрашивает он, желая поскорее отделаться от брата, и обеспокоенно стреляет глазами в сторону ангара.              Аменадиэль упирается взглядом в землю с ужасным выражением самобичевания, на которое у них сейчас ну совсем нет времени. Он медленно засовывает руку в свою рясу и достает что-то из нее.              Люцифер удивленно распахивает глаза при виде клинка Азраэль в ладони брата.              – Это?.. – начинает другой Люцифер, подходя ближе.              – Клинок нашей сестры, – отвечает за него Аменадиэль, протягивая его. – Когда ты сказал, что случилось с твоей женой… что сделал Майкл, я почувствовал себя таким виноватым за то, что использовал Малькольма… поэтому слетал наверх и забрал его для тебя. Прости меня, брат. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы ты меня простил. А ты… – он поворачивается к другому Люциферу со скорбным выражением на лице, – … надеюсь, ты позволишь мне все исправить.              Они обмениваются еще какими-то словами, но Люцифер их уже не слушает, не отрывая взгляда от клинка.              Когда он наконец моргает, перед глазами все расплывается.              – Нет, нет, нет, – ему кажется, будто он парит где-то над собственным телом, слыша со стороны свои причитания, – этого не может быть…              Жена у него на руках шевелится, пытаясь сосредоточить на нем тускнеющий взгляд. Она подносит окровавленную ладонь к его щеке и шепчет:       – Люблю тебя.              Он яростно трясет головой, отказываясь принимать происходящее, но слова срываются с его губ неосознанно, словно под действием какой-то мистической силы.              – Тоже тебя люблю.              Ее рука падает.              Рубиновые капли стекает на землю с клинка между ними.              Люцифер смотрит на клинок, погрузившись в воспоминания и вновь переживая тогдашнюю боль, но потом усилием воли возвращается обратно в реальность.              – Азраэль еще не спрятала его, – шепчет он.              Уриил еще не принес его на Землю. Уриил жив. Все совсем другое и в то же время – такое же.              – Мне жаль, брат, – с искренним раскаянием в голосе повторяет пристыженный Аменадиэль, – мне жаль, что я работал с Малькольмом. Я не знал, что он похитит Трикси и… я просто не знал.              Люцифер кивает, потому что для него это уже давно в прошлом и должно было случиться несмотря ни на что. Он забирает у Аменадиэля клинок и поворачивает его в руке.              – Это… – начинает другой Люцифер тихим, низким голосом, но так и не заканчивает мысль. Впрочем, ему и не нужно: они оба знают, о чем он подумал.              «Это то, что ее убьет. То, из-за чего мы ее потеряем».              – Да, – просто отвечает Люцифер, убирая клинок в карман пиджака, и добавляет: – идем. ***              – Опусти пистолет, – доносится до них ровный, но немного дрожащий голос Хлои.              Они стоят за колонной, внимательно осматриваясь по сторонам, пока Люцифер не замечает скованную дочь. Ее широко распростертые крылья удерживаются металлическими цепями. Она кажется не на шутку взбешенной, гневно кривя верхнюю губу, и не оставляет попыток разорвать оковы.              Малькольм целится в нее из пистолета, но она лишь презрительно усмехается в ответ и, переставив ногу, подвигает ею плачущую Трикси назад, заслоняя собой в попытке защитить.              Люцифер раздувается от гордости, несмотря на разливающийся по его венам гнев. Он делает шаг вперед, но другой он останавливает его, прижав ладонь к его груди.              – Нет, – шипит он.              Люцифер открывает рот, чтобы возразить, но натыкается на предельно серьезное выражение на лице своего двойника.              – Знаю, – мягко, но поспешно добавляет тот, – знаю. Но нам нужно действовать с умом.              Люцифер моргает, стряхивая с себя ярость и страх, и успокаивается. Он знает, что другой он прав. Аменадиэль вызвался прикрывать их, оставаясь на страже на случай, если понадобится им.              Люцифер кивает и снова переводит взгляд на разворачивающуюся у них перед глазами драму.              Он видит, что широко распахнутые, немигающие глаза Хлои прикованы к крыльям Рори. Ее нижняя губа дрожит – как и ее пальцы, сжимающие рукоять пистолета.              – Все тайное стало явным, – бормочет другой Люцифер и мрачно поджимает губы.              – Хлоя, – выдыхает Рори под скрежет металла, вновь пытаясь высвободиться. – Мама… все нормально. Пожалуйста, не бойся.              Хлоя не отвечает, но ее подбородок тоже начинает дрожать.              – Пожалуйста, – снова умоляет ее Рори слезливым голосом, – пожалуйста, не бойся меня. Я никогда не причиню тебе вреда.              Ее слова отдаются у Люцифера в груди, пронзая его сердце, словно нож. Его накрывает ощущение дежа вю – причем настолько сильное, что ему становится физически дурно. Он уже через это проходил – стоял перед ней со слезами на глазах, умоляя ее принять его.              Рори никогда не нужно было этого делать, потому что мать полюбила ее с первого взгляда. Она приняла и знала ее, и он чувствовал невероятное облегчение от того, что его дочери никогда не придется иметь дело с подобными чувствами.              А вот обхватившая сестру за лодыжку и прячущая лицо в ткани ее джинсов Трикси отнюдь не выглядит испуганной – по крайней мере из-за Рори. Люцифера это совсем не удивляет: она всегда спокойно относилась ко всему сверхъестественному.              – Конечно, она не боится, – встревает Малькольм, закатывая глаза с горьким смешком, – так ведь, Деккер? Мелкая соплячка прибыла из будущего, так что вся эта сверхъестественная хрень не должна тебя удивлять.              – Откуда ты это знаешь? – с легким налетом страха в голосе спрашивает Хлоя.              – Я наблюдал. – Малькольм касается дулом виска, а потом небрежно взмахивает пистолетом. – С тех пор, как я вернулся… с этой неотступной пустотой внутри… я наблюдал за всеми вами. Это просто жалко, по правде говоря.              – Я принесла тебе деньги, – пытается сменить тему Хлоя, стрельнув глазами в спортивную сумку. – Я сделала, как ты просил. Отпусти их.              Он моргает, а потом театрально вздыхает.              – Можешь забрать одну, – провозглашает он, хватая Трикси за руку. Они все вздрагивают и напрягаются, готовые ринуться в бой, пока Малькольм тянет ее на себя. Она плачет и пинает его с решительным и гневным выражением на маленьком личике, но он лишь тянет сильнее.              Рори вновь борется с путами, пытаясь не дать ему забрать Трикси, но он отцепляет девочку от штанины сестры и практически толкает в сторону матери.              Она бросается в объятия Хлои, которая перехватывает ее с явным облегчением на лице.              – Спрячься, – доносится до них ее напутствие Трикси, когда она убирает волосы у нее с лица, – найди безопасное место и жди моего возвращения.              Трикси кивает и убегает. Напряженную тишину прерывает лишь звук ее быстрых шагов, эхом разносящихся по пустому ангару. Люцифер поворачивается и бросает на Аменадиэля многозначительный взгляд. Должно быть, тот понимает, о чем его просят, потому что отрывисто кивает и идет следом за Трикси. Он не даст ее в обиду.              – И что мне теперь делать с тобой? – размышляет вслух Малькольм, поворачиваясь к Рори.              Люцифер издает низкий рык и прежде, чем другой он успевает его остановить, заявляет:       – Он просто человек. Я не позволю ему угрожать моей дочери.              – Ад и преисподняя, – фыркает другой Люцифер, шагая следом, и он выгибает бровь в молчаливом вопросе, без слов спрашивая, почему тот решил присоединиться.              – Может, она и твоя дочь, но Хлоя моя… – он делает глубокий вдох и переводит на нее взгляд, – … моя Детектив.              Выражение лица Люцифера смягчается, когда он с внезапным приливом симпатии понимает, что… другой он прав – эта Хлоя ему не принадлежит.              Они кивают друг другу с чем-то похожим на уважение, прежде чем оба одновременно поправляют пиджаки. Немного смущенно фыркнув при виде этого зеркального жеста, делающего их столь схожими, они заявляют о своем присутствии. Вернее, другой Люцифер с типичным для него апломбом протягивает:       – При-вет, Малькольм.              Люцифер закатывает глаза. Возможно, они все же не совсем схожи.              Малькольм и Хлоя быстро переводят взгляды на них. К взгляду Малькольма добавляется и нацеленный пистолет, тогда как Хлоя направляет оружие на него.              – Почему бы нам всем не успокоиться? – предлагает Люцифер. – Перевести дух.              Хлоя пихает сумку с деньгами в сторону Малькольма.              – Ты получил деньги, получил то, за чем пришел. Отпусти Рори.              – И оставить вас всех в качестве свидетелей? – цокает языком Малькольм. – Это вряд ли.              – Ты играешь с двумя ангелами, – цедит сквозь плотно сжатые зубы Люцифер низким, опасным голосом.              – Двумя с половиной, – обиженно добавляет Рори.              Люцифер закатывает глаза.              – Да, двумя с половиной. Ты не можешь выиграть. Уходи, пока можешь, и мы оставим тебя в покое.              Он умалчивает о том, что Малькольм никогда не найдет покой. Его всегда будет преследовать гложущая его пустота, и как бы он ни заполнял ее выпивкой, едой, вечеринками и сексом… покоя ему не видать. Она будет снедать его, пока смерть не покажется лучшей альтернативой.              Малькольм снова поднимает пистолет, целясь в Хлою, но прежде чем кто-то из них успевает сделать выстрел, бросается на нее. Он выглядит полностью обезумевшим, слетевшим с катушек, и, воспользовавшись эффектом неожиданности, выбивает пистолет у нее из рук.              Малькольм опрокидывает ее на пол и приземляется сверху. Она сдерживает его натиск, борясь с ним.              Рори снова принимается вырываться, яростно сверкая глазами. Все смешивается в какофонию криков, возгласов и хрипов, и, быстро приняв решение, Люцифер сует руку в карман и кричит:       – Хлоя!              Она поворачивает голову и встречается с ним взглядом. Он швыряет ей клинок.              Когда другой Люцифер хватает Малькольма за воротник и начинает стаскивать с нее, Хлоя ловит клинок и, недолго думая, вонзает в грудь Малькольма, морщась, когда его кровь брызжет ей на лицо. Жалкий человечишка, конечно, не Майкл, но от Люцифера не ускользает ирония смены ролей.              Другой Люцифер стаскивает с нее тело прежде, чем оно успевает ее придавить. Малькольм Грэм безжизненно падает на спину, смотря невидящими глазами в потолок.              Люцифер видит, как другой он помогает Хлое встать. Он видит в их взглядах страх, обиду и боль от возможной потери друг друга. Напряжение настолько ощутимое, что он почти пробует его на вкус. В конце концов с губ Хлои срывается всхлип, и она бросается в объятия напарника. Пальцы его безвольно повисших рук подергиваются, но уже в следующее мгновение он обнимает ее в ответ.              Люцифер переключает внимание обратно на дочь. Он с легкостью ломает цепь, поддерживая ее за талию на случай, если ноги ее не удержат и она упадет.              – Все нормально, – успокаивающе бормочет он. – Я тебя держу.              Рори поднимает на него большие, наполненные слезами глаза.              – Рядом, чтобы поймать меня, да? – шепчет она.              Он улыбается ей грустной, нежной улыбкой, когда его разум внезапно атакуют многочисленные воспоминания – воспоминания об их совместной жизни, о том, как они защищали и любили друг друга. И так было всегда.              – Именно так, моя храбрая девочка, – он убирает волосы с ее лица и заправляет их ей за ухо, – я никогда не позволю тебе упасть.              Она улыбается сквозь слезы, обвивая его руками за шею. Он крепко прижимает ее к себе, помогая ей выпрямиться, и закрывает глаза от облегчения от того, что она не пострадала.              Когда все отходят от первоначального шока, Хлоя принимается обшаривать ангар отчаянным взглядом.              – Трикси… – начинает она.              – С Аменадиэлем, – другой Люцифер заканчивает за нее. – Он о ней позаботится.              Хлоя кивает, на миг успокоившись, и вновь переводит взгляд на по-прежнему выпущенные крылья Рори. Они выгибаются позади нее, величественные и горделивые, их темно-красные перья отражают лунный свет.              Рори несколько неловко прочищает горло и убирает их со щелчком, создавая небольшую воздушную волну.              – Так это правда, – шепчет Хлоя. – Малькольм был говнюком, но в этом был прав. Полагаю, я знала, что это правда, особенно после всей этой истории с путешествием во времени.              – Да, полагаю, это делает все более приемлемым, – признает Люцифер, остро осознавая, что его жена не подвергалась подобному воздействию чего-то аномального.              – Можно мне… можно мне увидеть твои?              Вопрос адресован другому Люциферу из ее времени.              – О, у меня… – он прочищает горло и косится на Люцифера, – … у меня их нет.              – Почему?              – Я велел Мэйз их отрезать, – прямо отвечает он с пустым выражением на лице, очевидно вызванным воспоминанием об агонизирующей боли при их ампутации, когда он обессиленно опустился на сухой песок.              Хлоя моргает и переводит взгляд на Люцифера.              – У меня они есть, – отвечает он прежде, чем у нее появляется возможность задать вопрос. – Я – мы – получим их обратно. Это длинная история.              – Можно мне?..              Рори отодвигается, чтобы предоставить ему больше пространства.              Он делает глубокий вдох и поводит плечами. Другой он явно испытывает неловкость и неуверенность, даже страх. Люцифер его за это не винит, зная, что он все еще ненавидит себя и то, что олицетворяют их крылья. Он все еще считает себя недостойным, и впереди у него долгая дорога перемен.              Но он знает, что достоин. Он любил и был любим в ответ. Более того, он гордится своими крыльями – гордится собой и тем, какой путь прошел.              Так что он не сводит взгляда с лица Хлои, когда выпускает крылья.              Они вырываются на свободу с тихим щелчком, выгибаясь в широкую дугу вокруг него. Перья колышутся на легком ветру, словно красуясь. Резкий свет ангара отражается от них, делая еще ярче, так что сам воздух как будто бы светится.              – Красивые, правда? – бормочет Рори с гордостью.              – Да, – с благоговением в голосе тут же отзывается Хлоя, словно это слово вырвалось у нее помимо воли. Он убирает крылья, сложив их за спиной.              – Хочешь увидеть и наше дьявольское лицо?              Она кивает, но другой Люцифер хмурится.              – Мне это вовсе не кажется необходимым…              – С ней все будет нормально, – прерывает его Люцифер. – Я знаю, что ты напуган… но с ней все будет в порядке.              Его двойник стискивает зубы, но не спорит, а затем покорно закрывает глаза. Когда он открывает их, в его зрачках пылает адское пламя. Зазубренные красные борозды шрамов приходят на смену красивым чертам и гладкой коже. Люцифер следует его примеру.              Хлоя сглатывает, но не кричит. Она спокойно относится к увиденному, и когда тянет руку, чтобы дотронуться до одного из них, им оказывается ее Люцифер. Она нежно касается его щеки с мягким, серьезным выражением на лице, и принимается исследовать его кожу кончиками пальцев. У него явно перехватывает дыхание, и важность того, что это принятие значит для него, просто невозможно скрыть.              Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает, потому что внезапно ее прерывает судорожный вдох.              Они все разворачиваются на звук и видят очнувшегося Малькольма, который резко садится и отползает назад, упираясь спиной в колесо самолета позади него.              – Какого дьявола? – выдыхает Люцифер, когда все устремляются к воскресшему мертвецу и припадают рядом с ним на корточки.              – У него моя монета, – замечает другой Люцифер, хватая блестящий предмет в руке Малькольма, – пятидесятническая монета. Она вернула его назад.              Он держит ее в воздухе над ладонью. Монета поворачивается три раза и затем превращается в пепел.              – Можно использовать только раз, – язвительно усмехается он ошарашенному Малькольму.              – Но он погиб от клинка, – недоумевает Люцифер. – Он должен быть уничтожен. Никакое возвращение невозможно.              Рори нахмуривается.              – Где ты был? – спрашивает она у Малькольма.              Он снова начинает шевелиться; в его глазах плещутся страх и боль. Люцифер полагает, что возвращение к жизни из потустороннего мира может оказать подобный эффект на человека.              – Я не… не знаю. Там были люди. Они сказали, что были Богом и… чертовой Богиней… и ты, – взгляд его обезумевших глаз перемещаются на Хлою, – ты тоже там была.              – Что? – выдыхает она. – Это невозможно.              – Нет, ты там была, – настаивает Малькольм, повышая голос, – ты была старше… ты сказала… сказала передать ему… когда все остальное обратится в прах…              Они все замирают.              Люцифер поднимается на нетвердых ногах и потрясенно моргает.              – Что ты сказал?              Малькольм издает вопль и, растолкав их, порывается сбежать. Люцифер не может сдвинуться с места. У него словно ноги к полу приросли. Рори, похоже, также пребывает в шоке, обратившись в статую. Только Хлоя как будто сохраняет присутствие духа, потому что хватает выбитый у нее из рук пистолет и убивает Малькольма теперь уже навсегда. Он падает на землю замертво, и никакая монета уже не вернет его назад.              Они все на миг замирают в ожидании.              – Пап… – в конце концов выдыхает Рори, медленно переводя на него взгляд, в котором он видит отражение собственных непонимания, потрясения и неуверенной надежды.              Потому что клинок не уничтожил Малькольма, а послал его туда, где, вероятно, в безопасности вместе с его родителями, может находиться его жена.              – Она жива, – с благоговением в голосе шепчет он.