Не навреди

С утра Елена не поехала на работу — позвонив заму, велела самой провести совещание, к которому почти месяц готовились три отдела. Услышав удивленный голос Натальи, рявкнула: «Справишься». Машина застряла в небольшой пробке. Поворотник отстукивал метрономом, как бомба с часовым механизмом, готовая вот-вот взорваться. Елена и сама была на грани… нервы натянулись до предела. Она ехала в прошлое, которое не хотела не то что ворошить, она прикасаться к нему не желала. Но в ресторане, когда Вика спросила про конкурентов, вдруг подумала, а что если… Рассказывая о Фаркове, предложившем два миллиона за фирму, размышляла о той, у кого действительно могли быть мотивы и цели. Слежка вполне в духе Эвы Сабеевой. Ведь караулила же она у подъезда когда-то давно. Телефон Еленин из рук выхватывала, проверяя переписку. И даже после того, как Елена уволилась, еще полгода не оставляла в покое. Звонила по ночам, надрывно умоляя приехать, а потом, злобно брызгая матом, проклинала и обещала отомстить. Вике она, конечно, ничего о Сабеевой говорить не стала. Пришлось бы объяснять необъяснимые вещи и суетливо искать оправдания своим поступкам, оберегая репутацию selfmade woman от неверных выводов, которые Вика наверняка сделала бы, услышав эту давнюю историю. Несомненно в прелестной светловолосой головке существовала иерархия, по которой женщины, изменяющие мужьям с женщинами, стоят намного выше блядей, раздвигающих ноги ради карьеры. Вику разочаровывать не хотелось. Ее хотелось восхищать. А еще сажать на колени, баловать, трепать по волосам и говорить нежности. Щекотно отзываясь внизу живота, желания эти слегка пугали. Вика ей нравилась. Нравилась так сильно, что кровь отливала от мозга даже при случайном прикосновении. «Пизде не прикажешь», — любила приговаривать Сабеева, когда Елена, требуя оставить ее в покое, орала: «Да почему именно я? Что, мало девок вокруг?» Решив срезать, она поехала через дворы, чтобы не тормозить на светофорах и переходах, пропуская бесконечные потоки пешеходов. Сабеева, скорее всего, сейчас толкает вдохновляющий спич на утренней планерке. Если, конечно, распорядок за шесть лет не изменился. Между блядями, с раздвинутыми ногами карабкающимися по карьерной лестнице, и жертвами служебного харассмента существовала огромная разница. Но Елена не относила себя ни к той, ни к другой категории. В те годы она была просто серфером, скользила по волнам реального мира и изо всех сил пыталась удержаться на доске, подбадривая себя грубым «не сотрется». Волны хлестали в лицо влажными жаркими поцелуями и запахом чужого вожделения. Она свернула в Озерцовский переулок. Небоскреб, в котором по-прежнему располагался офис EVAS, вот-вот должен был вынырнуть из-за сверкающих в солнечных лучах зеркальных зданий. Когда-то она ехала сюда на метро, трепеща перед важным собеседованием с «хозяйкой». Так на предварительной встрече назвала гендира (и по совместительству владелицу компании) девушка из HR. «Оптовая дистрибуция европейской косметики» звучало скучно, но многообещающе. Честолюбивые мечты о преобразовании кустарного производства, которым владел ее дядя в родном захолустье, в успешную респектабельную фирму находились пока в режиме standby. Несмотря на ласкающие слух слова «натуральное» и «отечественное», раскрутиться без опыта, начального капитала и связей было нереально. Лозунг EVAS «Мы улучшаем жизнь» Елена восприняла буквально, тем более, что в объявлении о вакансии сулили достойную зарплату и профессиональный рост. После Амстердама она горела энтузиазмом и была уверена, что ее нешаблонное мышление и умение видеть возможности там, где большинство видят проблемы, впечатлят любого работодателя. Все свои блистательные идеи Елена четко изложила во время собеседования, не скрывая, что готова добиваться целей в бизнесе любыми средствами. Сказала об этом как бы в шутку, подстегнутая интересом в каре-зеленых глазах сидящей напротив сорокалетней (вранье, на самом деле ей было сорок пять) женщины. И в итоге получила место аналитика по исследованию бизнес-операций, с очень высокой ставкой и отдельным кабинетом. Елена искренне верила, что ее кандидатуру выбрали благодаря прекрасному резюме и остроумным ответам на вопросы. Эту иллюзию Сабеева безжалостно разрушила через год, когда, лежа с ней в постели, со смехом сделала признание, ненужное, как флаер о распродаже, всученный на улице замызганным кроликом-аниматором: «Потекла, как только увидела, а когда услышала голос — кончила. Поэтому и взяла тебя, а не парня из «Фаберлик», у которого резюме точно длиннее члена». Войдя в здание, Бородина задержалась у цветочного киоска в вестибюле. Вспомнила, как покупала здесь любимые Сабеевой мрачные фиолетовые розы. Как вручила их утром перед корпоративом, приложив к букету открытку-сердечко «самому очаровательному боссу в мире». Наивно полагая, что флирт с замужней гетеросексуальной начальницей — это всего лишь игра. Голова у Елены, несмотря на амстердамский апгрейд, все еще была набита провинциальными стереотипами — она свято верила в то, что склонять к сексу могут только начальники мужского пола. И поэтому седьмого марта, сидя за столом среди топ-менеджеров, она весело пила текилу на брудершафт и вежливо целовала захмелевшую Сабееву в краешек рта. Елене казалось, что она контролирует ситуацию, даже когда Эва, тяжело поднимаясь со стула, попросила проводить ее в кабинет — она хотела сменить туфли на более удобные. И даже когда Сабеева, стоя в одном лабутене, словно теряя равновесие, оперлась на Елену, прижалась всем телом и часто задышала в ухо нежным восторгом, она все еще не верила, что между ними что-то может произойти. Поверила, когда шепот перешел в глубокий поцелуй, когда чужой язык требовательно завибрировал под небом и с нее сползла впервые надетая в честь Международного женского дня дорогущая брендовая юбка из коллекции ANArKH. А окончательно поняла, что назад хода нет, когда голова Сабеевой оказалась у нее между ног. Сопротивляться было неудобно, да и неприятно ей не было, и в конце концов мысль о предстоящем повышении вызвала сладкий спазм. Решив, что рефлексировать она будет потом, Елена застонала. «Сучка не захочет, другая сучка не отлижет», — позже скажет ей Эва, когда она обвинит ее в домогательстве во время одной из многочисленных ссор. Но в тот вечер Елена еще не знала, что секс с гендиректором станет чем-то вроде еще одной функциональной обязанности. И, разумеется, даже в самом кошмарном сне не могла представить, что Сабеева будет в буквальном смысле сходить по ней с ума. Лифт открылся с мелодичным звоном, шумные манагеры внутри обсуждали чью-то презентацию, не стесняясь нецензурных реплик. Войдя, Бородина опустила голову — вдруг в толпе затесался кто-то из бывших коллег. Видеть изумленные взгляды не хотелось — ведь по официальной версии, которую Сабеева всем озвучила, Елена — неблагодарная сука, которая предала компанию, бросив важный проект, да еще и позже, открыв свой бизнес, увела несколько крупных клиентов. Разумеется, никто из коллег не подозревал, что творилось между Сабеевой и Еленой. О конфиденциальности заботились обе. А публичные разносы, крики и оскорбления никого не удивляли. В EVAS истерики Сабеевой считались классикой, и обязанность их терпеть негласно входила в должностную инструкцию. Но основные разборки, конечно, проходили за закрытыми дверьми. Поводы для скандалов Сабеева высасывала из воздуха: обмен улыбками во время совещания с симпатичным начальником айти отдела: «Трахнуть его хочешь, сучка, по глазам вижу. Чешется в одном месте, да?»; или слишком долгий разговор с кем-то по телефону: «Я час не могла дозвониться, и не ври мне, что это по работе»; новая прическа: «Какого хуя не посоветовалась? Я что, ничего не значу для тебя?»; отказ от секса: «С кем-то уже ебешься, дрянь? Вышибу тебя отсюда с волчьим билетом. Тебя ни в одну приличную компанию не возьмут, уж я позабочусь об этом, не сомневайся. Поедешь к себе на Алтай шишками торговать». Но Елена больше не собиралась ни на кого работать. Поэтому не слишком боялась угроз. Не увольнялась, потому что хотела основательней изучить подноготную косметического бизнеса, поднакопить управленческого опыта и обзавестись связями. Да и внушительные суммы бонусов в конце каждого квартала приятно утяжеляли растущий в банке счет и приближали «выход на свободу». Скандалы всегда заканчивались одинаково. Сценарий не менялся: «Прости меня, я плохо себя вела. Ты ведь накажешь меня, да?» Сатанея, Елена не без удовольствия хлестала ладонью по бесстыже заголенному пышному заду. Никакая эксклюзивная косметика не спасала Сабееву от целлюлита. Елена быстро отыскала в лабиринте коридоров нужную дверь — кабинет гендиректора оставался там же. Игнорируя склонившуюся над телефоном светловолосую девушку в приемной, Елена толкнула дверь, не обращая внимания на запоздалое: «Женщина, вы куда?» Эва ела «Творог мягкий Danone» с нулевой жирностью. «Все в порядке, Зоя», — произнесла она, вытирая рот салфеткой. Елена отметила свежую пластику: куда-то делась глубокая складка между бровями и лучистые морщины вокруг глаз. Волосы зато как всегда были выкрашены иссиня-черным. Дверь за спиной мягко прикрылась, отрезая пути к отступлению. — Лена, — улыбаясь, Эва встала ей навстречу. — Я почему-то чувствовала, что ты придешь. Елена шагнула вперед, вблизи лишенное морщин лицо казалось восковой маской. Исчезли даже ямочки на щеках. Жаль, они ей нравились. — Чувствовала? Да неужели? Скажи еще, ждала. — Ждала. — Ну и зачем парня наняла ходить за мной? Чего сама не приехала, не позвонила? — Парня? — улыбка мягко сползла с неестественно полных губ. — Какого парня? — Да ладно, — Елена усмехнулась, — не ломай комедию. Я все уже поняла. Ты захотела привлечь мое внимание? Ну вот я здесь, и?.. — Не знаю, о чем ты, но я рада, что ты здесь… — Сабеева разглядывала ее так, словно не могла насмотреться, а потом улыбнулась. И эта гнусная гиалуроновая улыбка переполнила чашу терпения. Сейчас Елена почти не сомневалась в том, что ее догадка оказалась правильной. — Что тебе нужно от меня? Это месть? Ты совсем с ума сошла? Семь лет прошло. Я думала, ты успокоилась. — Какая месть, Лена?! — каре-зеленые глаза изумленно расширились. — Если бы я хотела тебе отомстить, поверь, сделала бы это сразу, как только ты, как последняя тварь, кинула меня. — Я тебя не кидала. Я ушла, потому что так захотела, ясно? Я не твоя собственность и никогда не была! И трахаться с тобой мне противно было, — соврала, чтоб ужалить побольнее, и достигла своей цели: Сабеева отшатнулась. Это не успокоило, только взбесило еще больше. Елена схватилась за широкий лацкан тонкого трикотажного пиджака от Gucci, притянула к себе близко, ощущая знакомый запах табака и мятной жвачки. — Я в полицию напишу заявление! Расскажу, что ты меня преследуешь. У меня переписка сохранилась с угрозами твоими. «Чтоб ты сдохла и Олег твой сдох», — ты мне в день свадьбы написала. Ты… — Ха-ха-ха, — Сабеева не вырвалась, только откинула голову назад, смеясь. — Давай, жги, Ленусик. Пиши, кому хочешь, если не ссышь. Твоему Олегу всё понравится. А вдруг и до деревни твоей докатятся слухи, — грудь под трикотажем заходила ходуном. — Там все староверы, нафиг, охуеют, когда узнают, как гордость их села пизду бабам лижет. — Заткнись! — она наотмашь ударила безукоризненно гладкую щеку. — Заткнись! Заткнись! — Сабеева хохотала, а она продолжала бить. — Заткнись, сука. Увидев, как знакомо мутнеют от возбуждения каре-зеленые глаза, она попятилась, но Сабеева схватила ее за локоть, потянула руку вниз. — Пожалуйста, ты не можешь так уйти. Пожалуйста… — Признайся, что это ты. Обещаю, я никому не скажу, — ласково произнесла Елена. — Будем знать только ты и я. Свободной рукой, не отрывая взгляда от лица, на котором виднелись следы ее пятерни, она расстегнула пуговицу на брюках, игриво ущипнула пальцами складки живота, обозначая серьезность своих намерений. — Только ты и я, — повторила Сабеева, задыхаясь. — Что… что мне сказать? — Чья эта машина? Кто за рулем? Ты или этот парень?.. Кто он? Это он сбил Аню? В глазах Сабеевой замелькало растерянное недоумение, такое невозможно подделать. Да и артистизмом она никогда не отличалась. — Я не знаю, не знаю, не знаю… накажи меня… Всхлипнув, Сабеева навалилась на нее всем телом, толкая на кресло. Елена почувствовала, что кисть её оказалась в капкане, между полных ляжек. — Прекрати немедленно. Отпусти! — в бешенстве она задергала рукой. Но безрезультатно, ляжки расслабились только после того, как по ее запястью тонкой струйкой потекла влага. Черт, она и забыла про сквирт. — Все? — она брезгливо повела плечом, на которое Сабеева в изнеможении опустила голову. — Салфетку дай. Поднявшись на ноги, та, не застегивая брюк, прошла к столу и вытащила из ящика влажные салфетки. Вытянула одну и протянула пачку Елене. — Подумай, кому еще кроме меня подлость сделала. С тебя станется, — не стесняясь, она, слегка нагнувшись, вытерла промежность. — Извращенка, — сказала Елена, не чувствуя никакой злости. — Старая, больная на голову извращенка. Она кинула использованную салфетку в урну и встала. — Приходи еще, — усмехнувшись, Сабеева подмигнула ей. — Повод придумывать необязательно, если что.

***

Словно по закону подлости, как только она завела мотор, позвонила мама. Елена торопливо нажала «Ответить», пальцы всё еще казались липкими, хотя по дороге на парковку она специально забежала в туалет вымыть руки. — Привет, мам, все в порядке? — она пристегнулась и тронулась с места. — Да у нас всё как обычно, только вот что-то ночью плохо спала, опять видела тебя во сне маленькой. Нехорошо это… — Да перестань, — ее мать была достаточно религиозна, но это не мешало ей верить сонникам, астропрогнозам и пророчествам Блаватской. — Ты как себя чувствуешь? — Прекрасно. А у тебя как поясница? — Да Валентин пчел «проставил» и отпустило. Лен, зачем ты меня обманываешь? Я ведь всё знаю. Сердце забилось с такой силой, что, казалось, ее грудь разорвется на клочья. Онемевшими от волнения губами она спросила: — Что всё? Ты о чем? — Олег вчера звонил. Оказывается, у тебя серьезное нервное истощение. Ты когда мне рассказать об этом собиралась? — строгим голосом спросила мать. — Он говорит, ты от обследования отказываешься. «Идиот». Елена облегченно выдохнула и, затормозив на светофоре, вытерла о брюки вспотевшие ладони. — Олег преувеличивает, мамочка, — произнесла она спокойно, стараясь скрыть недовольство. — Он человек творческий, ты же знаешь. Сочиняет истории. Я себя чувствую абсолютно нормально… — Может, я приеду? А? Или давай ты? Это у тебя всё от переутомления и от Москвы этой… Ешь там что попало, дышишь бензином… — Мама, не начинай, пожалуйста. Всё хорошо, я тебе клянусь. У Олега паника по любому поводу. Вспомни, как он переживал, что его укусил энцефалитный клещ. Вспомни… как он дядю Валика доставал, чтобы тот его в больницу отвез пункцию делать. Все симптомы у себя нашел. Мать хмыкнула в трубку. Елена представила себе, как на ее лице появляется насмешливая улыбка, и вздохнула — когда-то давно они понимали друг друга с полувзгляда. — Так, ну-ка не гони на моего любимого зятя. Ты же знаешь, я этого терпеть не могу. — Я ему язык вырву за то, что он тебя разволновал попусту, — зло сказала она. — Сейчас! Смотри на нее, разошлась как вшивый по бане. Он святой, что тебя, выдергу, терпит, другой бы не стал…. Свет сменился на зеленый, и она втопила педаль. — …и заботится, и не пьет… Ей показалось, что сзади между машинами мелькнуло что-то синее, и она сбавила скорость, медленно закипая от назидательных интонаций. — У вас там сегодня погода как? Жарко, как и на прошлой неделе? — из-за едущего следом «Лексуса» показалась синяя «Хонда». — Да печет, — тут же переключилась мать. — В Майме уже тайга горит, боимся, чтобы к нам не перекинулось. Ты там береги себя, Лен. Душа у меня неспокойна. Еще и сон этот дурацкий. Елена сглотнула внезапно появившийся в горле ком. — Всё это ерунда. Но если ты хочешь приехать, я всегда рада, ты же знаешь. — Знаю, доча, знаю. Ты когда прилетишь-то? — Я же говорила: раньше сентября не вырвусь, мам. Ей вдруг остро захотелось лечь на мягкую шелковистую траву возле дома и, успокоив глаза бескрайней синевой, глубоко вдохнуть сухой смолистый аромат сосен. — Ну и хорошо, — мать умиротворенно вздохнула. — За грибами пойдем, пироги напечем. Выспишься. Валик вот вчера мне хариуса принес, три кило, наверное. Сейчас уху сварю. Может, Лешка с малой заедут. Мать говорила еще какое-то время об уютных житейских мелочах, а затем вспомнила, что начинается ее любимый сериал «Слепая», и попрощалась. Нажав на «Отбой», Елена посмотрела в зеркало заднего вида. Прямо за ней ехал синий «Фольксваген-Туарег».