***
В Фурманный переулок следовали тем же кортежем: впереди джип, позади Киа. Только теперь Костя ехал не один, а с Серегой, которого он представил им как «специалиста по технической части». Как только они отъехали от управления, Елена врубила радио. Нудная джазовая музыка подействовала на Вику как снотворное — прислонившись к окну, она задремала, но моментально проснулась, почувствовав прикосновение к своей руке. «Приехали», — без улыбки произнесла Елена и первой вышла из машины на парковочную площадку, освещенную мощными фонарями.***
Как только они поднялись в квартиру, Костя достал из рюкзака плату. — Пока не забыл… надо вернуть ее на место, покажете куда? Елена кивнула: «Вика знает». В спальне Супруненко низко наклонился к Викиному уху и ехидно произнес: — А я не сомневался, что ты знаешь. Вика невольно покосилась на кровать. На бежевом пушистом покрывале валялся кружевной пеньюар. Представить себе, как утром Елена небрежно сбросила его с обнаженного тела, оказалось делом одной секунды. «Заткнись», — зло прошипела она, чувствуя, как между ног становится влажно. Установка камер заняла около двух часов. За это время им успели доставить лапшу удон, заказанную Еленой на четверых. Бородина заметно повеселела, оживилась и даже несколько раз улыбнулась Костиным шуткам. Закончив, они уселись на кухне и принялись поглощать обжигающе-горячую лапшу из картонных контейнеров. Телефон Бородиной зазвонил. Вика сразу поняла, кто это, увидев, как Елена меняется в лице, глядя на экран. «Олег», — произнесла она с нескрываемым отвращением. Костя шумно втянул лапшу. — Поставьте на громкую. — Привет, любимая, — Бородин в трубке зазвучал бодро, как инстадива, начинающая трансляцию в прямом эфире. — Привет, — в тон ему произнесла Елена. — Как дела? — Да ничего, устала. На работе все как сговорились, выводят меня из себя. — Тебе надо больше отдыхать. Ты уже в кроватке? — сексуально-вкрадчивым голосом произнес Бородин. Елена бросила взгляд на настенные часы. — Нет, в ванну только иду. Домой пришла и еще часа полтора убила на разговор с клиентом — голова чугунная. — Ну вот, выпей… винца и ложись, — на слове «винцо» он запнулся, как бездарный актер. — Я завтра, наверное, приеду. Договорился в обед о встрече с редактором по поводу статьи. — Хорошо, — вяло произнесла Елена. — Надеюсь, пройдет удачно. — Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, да? — Бородин невесело рассмеялся. — Хотя это вообще не мое, но выбирать не приходится. — Всё будет нормально, — бесцветно сказала Елена. — Спокойной ночи, — внезапно, так, словно в нем села батарея, пожелал Бородин. — И тебе, милый, — пропела в трубку Елена и, отсоединившись, швырнула телефон на стол. — Всё, — отрывисто бросила она. Крылья носа ее вздрагивали так, словно она собиралась заплакать. — Волнуется, — бесстрастно прокомментировал Костя и отправил в рот еще одну порцию лапши. — Прямо в каком-то моменте я думал, сейчас сорвется, — проговорил он с набитым ртом. — Ну чела можно понять, день-то у него завтра ответственный, — хохотнул Серега. Елена вдруг истерически рассмеялась. Костя начал хихикать следом. Вика тоже, не выдержав, прыснула. — Кстати, выпить не хотите? — отсмеявшись, спросила Елена. — Пожалуй, употреблять никому из нас сегодня не стоит, — серьезным голосом сказал Костя. — И вот что, по поводу ночи. Никаких форс-мажоров не ожидается, вроде, но безопаснее будет, если вы проведете ее не дома, а, к примеру, в отеле. Елена наморщила лоб: — Ну нет, я ненавижу отели. Да и поздно уже. Всё будет нормально, закроюсь на цепочку и выставлю сигнализацию. Досада накатила, заставив сжать кулаки: ну конечно, при посторонних — как она попросит? — Я останусь здесь, — обращаясь к Косте, Вика даже не посмотрела в ее сторону. — Ты же знаешь, я легко могу ночь не спать. Если что-то пойдет не так, сразу наберу тебя. Только телефон не отключай, — с намеком добавила она. — Не отключу, — буркнул он и даже демонстративно заглянул в свой мобильный, проверяя уровень громкости. — Спасибо, Вик, — Еленин голос ударился в спину вдогонку, когда она пошла в коридор провожать ребят. Отвечать не хотелось. Почему-то показалось, что в этом сказанном из гребаной вежливости «спасибо» не было ни грамма искренности. Да и наплевать. Вика чувствовала себя опустошенной. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. И тогда она сможет убраться из жизни этой, по сути, совершенно чужой ей женщины, с которой, если быть объективной, их не связывало ничего, кроме странной криминальной истории. У самой двери Костя подмигнул ей и тихо шепнул на ухо: — Свете что ты скажешь? — Ничего, — она усмехнулась. — Мы расстались вчера. — Упс, — произнес он. — Ты такая молниеносная. — Ненавижу, когда ты из себя умника корчишь. А сам… — с усталой злостью промолвила она и толкнула его в грудь. — Три мудреца в одном тазу… — Два, — улыбнулся Костя, — но да, я понял. Кстати, камеры я отключу до десяти утра. Можешь не благодарить. Вика повела плечами. — И не собиралась. Мусор прихватите с собой. А то Бородин охуеет, если завтра обнаружит, что тут четыре человека ужинали.***
Как только они остались одни, Елена засуетилась, даже заговорила громче, будто сознательно избегая интимного тона. — Вот это, я думаю, подойдет, — она положила на столик темно-зеленую футболку с надписью Lacoste, запечатанную зубную щетку и даже трусы с еще не оторванным ценником, которые были на размер больше того, что Вика носила. — Ты иди первая, а я потом. Хочу маме позвонить, голос ее услышать просто. — Всё будет хорошо, вот увидишь, — вырвалось из Викиного рта и улетело куда-то в теплую страну ни хуя не значащих слов. Закрывшись в кабинке, она дала волю своему воображению и представила, как Елена по утрам стоит под душем, подставляя свою упругую грудь тугим струям, нечаянно касаясь обнаженными ягодицами светло-серого кафеля. Глядя на висящую на крючке ярко-розовую мочалку, представила, как Елена проводит ею между ног… Не выдержав, Вика сняла мочалку и поднесла к лицу. Она была слегка влажной и пахла чем-то приятным, горьковато-травяным. Вика повесила ее на место и взяла с полки черный флакон с надписью Pure pleasure — Artemisia absinthium et Filipendula. Выдавив на ладонь немного нежно-салатового геля, она включила воду. Вытеревшись мягким мышино-серым полотенцем, Вика оделась и подошла к ванне, наклонившись, провела рукой по бортику и представила, как медленно сползает вниз по скользкому литьевому мрамору Еленина голова, опускаясь под воду. На мгновение Вика рефлекторно задержала дыхание, словно она сама вот-вот могла утонуть и пыталась выиграть время. До нее только сейчас дошло, что если бы они не следили за Соловьевым, если бы не подслушали разговор, то уже завтра в это время Елена лежала бы мертвой в остывающей воде и ничего не имело бы значения. Осознание ничтожности человеческой жизни, зависящей всего лишь от стечения обстоятельств, от какого-то тупого рандомного события, ударило будто обухом по голове и заставило Вику присесть на белый плетеный стул. Когда она вышла в спальню, Елена сидела там перед зеркалом, расчесывая волосы. В отражении Вика заметила покрасневшие веки и легкую припухлость возле глаз. — Всё хорошо? — спросила она, не поворачиваясь. — Да, всё отлично, — Вика быстро прошла мимо зеркала и затормозила уже у самой двери. — Я свет оставлю в коридоре и в зале тоже. Мешать не будет? — Будет, — Елена усмехнулась. — Будет мешать, что ты не спишь. Я закрыла дверь на цепочку и поставила квартиру на сигнализацию. Могу и шваброй припереть для надежности, — в глазах ее заплясали насмешливые огоньки. — Ложись спокойно и не волнуйся. Бабайки не придут. — Или серые волчки, — пробормотала Вика. — Ты сама-то спи. За меня не беспокойся. Вышло у нее это как-то грубо, хотя ей хотелось сказать совсем другие слова. Не произнеслось, что думалось, да и мысли ее спотыкались, как стреноженные лошади, сталкиваясь друг с другом в противоречиях. На широком диване в гостиной уже было заботливо постелено. Накрывшись лëгким летним одеялом, Вика прислушивалась к сонному тиканью винтажных настенных часов. Хорошо, что Елена не предложила остаться в спальне. Еще больше секса — еще больше привыкания, и привет, невроз навязчивого состояния. Сзади раздался шорох. Вика вздрогнула и повернулась. — Не спишь? — Елена присела на край дивана. — Нет, — Вика выпростала руки из-под одеяла. — Не могу… — Извини, — прошептала вдруг Елена, наклоняясь к ней. — Хотела тебе сказать, мне и вправду не жаль, что ты рассталась… Вике следовало оттолкнуть ее, увернуться от поцелуя. Нельзя было разрешать этим мягким губам касаться ее рта, ее щек, ее шеи, сосков. Нельзя было, услышав: «Сними трусики», дрожащими руками тянуть вниз за кружевной пояс. И уж, конечно, не стоило раздвигать колени, позволяя жадным, настойчивым губам спускаться всё ниже и ниже. Ничего не осталось от здравого смысла, всё расплавилось в жарком всепроникающем «хочу» и взорвалось фейерверком между ног. Они уснули обе, не меняя положения. Утром, открыв глаза, Вика почувствовала на своем животе приятную тяжесть. Пальцами перебирая шелковистые пряди волос, она поклялась себе в том, что это был последний раз. И нарушила обещание, как только Елена хриплым от сна голосом, потягиваясь, произнесла: «Доброе утро, моя хорошая» — и поцеловала ее там так спокойно, словно они каждое утро просыпались вместе обнаженными. Отдохнувшие, они, словно обезумев, с новой силой накинулись друг на друга. И даже услышав мелодию будильника, всё равно не прекратили двигаться, выскребая удовольствие до донышка, терлись друг о друга, совсем перестав стесняться стонов и вырывающихся междометий. Остановились они, только когда услышали стук двери и лязганье цепочки. И сразу вслед за этим — пронзительный звонок.