Не такой сильный, каким хочешь казаться

      Это повторяется снова.       И Эрик знает, что должно произойти в тот или иной момент. Он уже знает всё наизусть.       И когда он только входит в первую комнату, наполненную абсолютным Ничто, темнотой и совершенной тишиной, ему уже отчаянно хочется одернуть себя в районе паха, настолько там всё тянет и давит. А ведь он ещё даже его не увидел.       Картман проходит по темному беззвучному коридору к дверному проему, светящемуся на контрасте с предыдущим помещением ненадежным призрачным светом приглушенных светильников на стенах. И Эрик одновременно боится этой комнаты, и одновременно страстно жаждет остаться там навсегда. Он надеется, что когда его сердце однажды остановится, он вернется именно сюда. Но он чувствует себя таким же пленником, что и тот, кто ждет его внутри…       И задержав дыхание в предвкушении, совсем как в детстве, когда он знал, что мать купила ему в подарок на тот или иной притянутый за уши праздник именно то, что он ей и заказывал, Эрик переступает порог порочной комнаты. И первое, что он видит, это его серо-зеленые холодные глаза, полные непокорности и в то же время тупого страха. Он никогда не покорится Эрику в полной мере, чтобы стать отвратительной, скучной тряпкой, об которую можно только вытирать ноги. Он всегда умеет сохранить частичку гордой упрямой спесивости и чувство собственного достоинства, о которые так приятно обдирать свои когти.       И сейчас этот блядский взгляд из-под копны спутанных темно-рыжих огненных волос заставляет Эрика тихонько простонать от предстоящего наслаждения…       Кайл сидит на коленях, посреди оббитой темно-фиолетовым бархатом комнаты. Он не может встать, потому что зафиксирован в неудобной позе ремнями, стягивающими каждую из его согнутых ног, а руки его стянуты за спиной с такой силой, что острые худые плечи кажутся неестественно вывернутыми, словно они вот-вот прорвут своей остротой нежную почти белую кожу, обильно покрытую на плечах бледными веснушками. Он обнажен и покрыт синяками и ссадинами, и Эрик видит, как жалко скукожились его причиндалы от унижения и страха.       Картман обходит пленника, как кот обходит поверженную добычу, рассматривает подарок судьбы, преподнесенный темными богами… И Эрику совершенно наплевать, носят ли эти боги нимбы или ветвистые рога с остатками древних жертвоприношений. Он чувствует себя сильным. Пьяняще сильным.       И ещё ему хочется играть, потому что он может, он обладает достаточной силой, чтобы играть с теми игрушками, с которыми желает. С живыми, теплыми игрушками, способными чувствовать боль, наслаждение, страх, любовь, ненависть, отчаяние… Эрик снова тянется всем своим естеством от волны призрачного, ещё только предстоящего наслаждения.       Он наклоняется к Кайлу, продолжавшему молча смотреть прямо ему в лицо, вот ведь непростительная наглость.       — Скучал? — сладко спрашивает Эрик.       Он приподнимает лицо Кайла ещё выше, тянет так, что на натянутой бледной шее, покрытой следами синяков от предыдущих «свиданий», становится отчетливо видна выпирающая трахея с острым колечком кадыка. Склоняется к нему, словно намереваясь поцеловать в приступе спонтанной нежности, приближается своими пухлыми капризными губами к поджатым губам Кайла, приоткрывает рот, но вместо поцелуя впивается в нижнюю губу пленника зубами, вполне ощутимо сжимает их так, что заставляет его издать жалобный стон. Он оттягивает теплую живую плоть, тянет губу зубами на себя, вызывая у пленника только новую волну неприятных ощущений, Кайл жмурится.       Видя, что пленник зажмурился, Эрик отпускает его губу, и пару мгновений наслаждается его видом, пожирает, облапывает взглядом. Затем резко дергает за рыжую взъерошенную копну вьющихся волос, вновь выгибая ему шею, а затем и спину назад, что довольно неудобно, так как лопатки Кайла буквально сведены вместе от того, как связаны сзади руки. Кайл начинает часто дышать и получает первую пощечину. Она настолько сильная и неожиданная, что он склоняет голову набок, продолжая траекторию удара, прижимается к вывернутому плечу, а на щеке моментально расцветает красный след от ладони Эрика.       Картман грубо хватает лицо Кайла пальцами за подбородок, впивается ими в белую кожу, оставляя красные следы среди уже проходящих синяков, которыми покрыто практически все бледное и тощее тело Кайла. Он вынуждает его посмотреть себе в глаза, и он видит то, на что надеялся — слезы. На контрасте с воспаленными веками, серо-зеленые глаза Кайла сейчас кажутся почти изумрудными. Но в них по-прежнему нет ни сломленности, ни покорности, ни усталости. Только немой вызов.       И Эрику очень нравится то, что он видит. Ему физически приятно.       Он садится на корточки напротив зафиксированного пленника и, продолжая смотреть ему в лицо, следя за реакцией, медленно сжимает ему один из сосков. Он сжимает его с каким-то восторгом, все усиливая и усиливая давление, совсем не боясь причинить непоправимые последствия. И когда Кайл начинает дышать слишком часто и поверхностно, а глаза его дрожат, не в силах зафиксировать взгляд на чем-то одном, Эрик неожиданно прекращает пытку и отвешивает пленнику ещё одну пощечину. Она ложится поверх первой, и она настолько сильная, что на скуле Кайла проступает кровоподтек.       Тут же поддавшись очередному порыву, Эрик тянет пленника за волосы вперед, опрокидывая на живот, утыкая его лицом в пол, чтобы было удобно совершить манипуляции с ремнями на его руках. Эрик ослабляет ремни на широком кожаном фиксаторе, а затем снимает его, оставляя руки Кайла связанными только в запястьях. При этом Картман наслаждается тем, как Кайл выглядит сзади. Он с жадностью и восторгом смотрит на ряд выступающих позвонков вдоль тощей спины, треугольники торчащих острых лопаток, кожа Кайла почти прозрачная и покрыта длинными сплошными синяками от побоев. Ноги Кайла всё ещё зафиксированы в согнутом в коленях виде, и сейчас он словно зазывает овладеть им. Бесстыдно, отвратительно явно.       Кайл смотрит на него с пола, положив голову набок. Смотрит острыми, полными укора и непокорного вызова глазами.       Эрик хмурится, сжимает кулаки, борясь с собой. Он расстегивает себе ширинку, чтобы ослабить возросшее давление. Затем ослабляет фиксаторы на ногах Кайла, спускает их, оставляет только те, что на лодыжках. И Кайл вздыхает с облегчением, потому что может упереться пальцами ног в пол, сместив часть веса с разрываемых болью коленей. Но он тут же слышит звук выскальзывающего из шлевок ремня и весь поджимается, зная, что это означает.       Сложенный вдвое ремень почти ласково прикасается к оттопыренной пятой точке Кайла, гладит тощий зад, поднимается выше, проходится вдоль позвоночника, вызывая волны неприятных мурашек, останавливается на связанных в запястьях руках, нервно подергивающихся пальцах, дразнит их. Кайл старается перехватить петлю кожаного ремня пальцами, но Эрик тут же одергивает ремень, заливаясь смехом.       Мгновение — и полосу бледной кожи на лопатках Кайла обжигает резкая горячая боль. Кайл шипит и сводит связанные за спиной руки, дергает пальцами и бесстыдно дергает задом.       Эрик, вдоволь насладившись этим зрелищем, наклоняется, чтобы обхватить ладонью мошонку Кайла, он почти нежно сжимает и ласкает её, вызывая очередную блядскую выходку рыжего пленника — он стонет. И Эрик прикрывает глаза, вновь борясь с собой. Не отпуская мошонку из ладони, он движется большим пальцем к тугой поджатой дырочке, гладит сжатое колечко мышц, чувствуя, как собственное сердце готово выпрыгнуть из груди.       Очередной недовольный стон Кайла выводит Эрика из этого состояния, и он резко встает на ноги, делает шаг назад. Ещё раз обходит вокруг бесстыдно завлекающего его своей позой Кайла.       Кайл поворачивает голову в сторону, куда отходит Эрик, стараясь не потерять его из вида, но он вновь заходит слишком далеко, и Кайл не видит, когда Эрик в очередной раз замахивается.       На этот раз ремень обжигает ягодицы, и Кайл поджимает пальцы на ногах и стискивает зубы так крепко, что челюсть начинает ныть. Эрик вложил в этот удар всю свою дурную силу, и волна горячей боли обжигает несчастного пленника по самых кончиков волос.       Эрик смотрит на наливающийся след от ремня и гладит себя через трусы, глупо теперь отрицать очевидное — у него стояк, о котором придется позаботиться. Но всему своё время…       Картман вновь появляется в поле зрения Кайла.       Он наклоняется и, в очередной раз вцепившись в рыжие волосы, рывком поднимает Кайла так, чтобы тот оказался перед ним на коленях. Не давая Кайлу опомниться, Эрик друг за другом отвешивает ему несколько пощечин вполсилы. Кайл зажмуривается, не сдержав пару слезинок, устремившихся по его пылающим щекам. А когда Кайл открывает глаза, то видит перед собой напряженный член Картмана, выглядывающий из-под рубашки, не скрывающей явно выделяющегося живота.       Картман водит своим членом по горящим щекам Кайла, наслаждаясь его слезами и готовыми вот-вот прорваться из груди рыданиями.       — Тебе же нравится это? — ухмыляется Эрик, лаская головкой члена поджатые губы Кайла. — Ну же, давай, будь хорошим мальчиком…       Кайл сжимается и отрицательно мычит, стараясь отвернуться и не открывать рта.       Но Эрика это будто только ещё сильнее возбуждает, потому что он издает очередное довольное шипение и, сплюнув себе на руку, несколько раз проводит ею себе по стояку.       Затем Картман вновь опрокидывает пленника ничком, но теперь давит ногой ему между лопаток, и Кайл чувствует, как угрожающе трещат его ребра под внушительной тушей его мучителя, ему сложно дышать.       Давление неожиданно ослабевает, и Кайл вновь не видит Эрика. Он старается отдышаться, откашляться, сердце его бешено отмеряет удары, он дергает руками, в тщетных попытках освободиться.       Эрик появляется вновь. Он цепляет одной рукой за перемычку кожаных фиксаторов на запястьях Кайла и тянет их вверх, вынуждая его неестественно выгибаться. Второй рукой он замахивается, чтобы в очередной раз обжечь ремнем беззащитное тело.       Теперь Эрик не останавливается, накладывая один четкий удар ремнем по ягодицам Кайла за другим. Он делает это с какой-то ужасающей бесчувственной четкостью, ни разу не промахнувшись и не потеряв силу удара.       Когда истязаемая плоть становится настолько измученной жгучей болью, что почти перестает ощущать что-либо кроме чувства неестественного жара, а Кайл, наконец, не выдерживает и издает сладкие звуки рыданий вперемешку с невнятными стонами, требующими прекратить всё это, Эрик отбрасывает ремень в сторону.       Он пристраивается к заливающемуся слезами Кайлу сзади, сжимая и разжимая пальцами выпоротые горящие ягодицы, вызывая новые стенания и слезы, разводит их в стороны и обильно сплевывает тягучую слюну между ними. Ещё немного он сплевывает себе на руку, чтобы смочить непосредственно готовый просто лопнуть от возбуждения собственный член.       Он не заботится о растяжке, и сам же сталкивается с трудностями, когда пытается протолкнуться в узкое нутро, но громкие крики Кайла пьянят его, и Эрик даже не замечает, как разрывая его входит внутрь и, схватив одной рукой Кайла за волосы, а второй вцепившись в его связанные руки, начинает двигаться, стараясь скорее избавиться от тянущего, разрывающего напряжения.       Он быстро кончает, не в силах больше сдерживаться, и ещё долго старается восстановить дыхание, продолжая держать уже молча глотающего слезы Кайла за волосы.       Когда Эрик приходит в себя, он будто не узнает человека перед собой. Медленно разжимает пальцы, вцепившиеся в рыжие волосы, и Кайл опускается вниз, стараясь свернуться клубком, насколько позволяют оставшиеся путы.       Эрик спешно одевается, стараясь не обращать внимания на кровь на члене, и непослушными пальцами борется с ремнями на теле Кайла, чтобы полностью его освободить.       Когда он разворачивает к себе Кайла, Эрик уже словно совершенно другой человек, ни коим образом не причастный к тому, что только что происходило.       Эрик повторяет одно и то же слово «прости» сотни раз, они сливаются в один раздражающий сипящий звук. Он прижимает к себе рыдающего Кайла, непрерывно прося у него прощения и покрывая его лицо и плечи поцелуями, пока не начинает плакать сам.       — Я люблю тебя, Кайл… Каааееел, — плачет Эрик.       Но Кайл ничего не отвечает, в его снах Кайл всегда молчит. ***       Картман резко просыпается, выплывает из сна, буквально приходит в себя в своей постели с таким чувством, что вот-вот расплачется, что-то давит у него в груди, какой-то ком. И не только в груди, он чувствует такое давление в паху, такую пульсирующую недо-боль, с которой нужно срочно что-то сделать.       Он откидывает одеяло и запускает руку себе в трусы. Ему практически не нужно ничего делать, он был уже на взводе, и когда после пары нехитрых движений наступает оглушающая своей силой разрядка, Эрик издает не то приглушенный стон, не то недовольное шипение. Его тело ломает горячим наслаждением, и это наслаждение настолько сильно, что уже граничит с болью или безумием.       — Я тебя ненавижу, — шепчет он в пустоту, готовый расплакаться.       Он помнил тот единственный поцелуй.