Если тайну имеешь – надёжно храни,
Благородства не жди в наши подлые дни.
Ты и сам не привык быть с людьми деликатным,
И с тобой обойдутся не лучше они
Омар Хайям
В ту ночь спокойный сон оставил путешественницу во времени. Гермиона забылась дремотой в сыром подвальном помещении, на которое она случайно набрела во время ночных скитаний. Грейнджер скрепя сердце понимала: пока это место было лучшим, что бездомная могла себе позволить в свете бомбёжек немецкой авиации и отсутствия сколько-нибудь существенных денежных средств. Карманный «клад», выуженный Гермионой из тайника в любимых джинсах, едва ли мог обеспечить свою владелицу хотя бы пинтой сливочного пива в Дырявом Котле. Устроившись в негостеприимном укрытии, Гермиона свернулась калачиком и мгновенно перенеслась в Царство Морфея… Вот она с ребятами, невзирая на сковавший сердце страх, парила прямо над огнями ночного Лондона, оседлав невидимых, но, как уверяла Луна, прекрасных лишь их печальной красотой созданий – фестралов. Затем перед глазами выросли громады манивших секретами стеллажей, затерявшихся в бесконечных лабиринтах Отдела Тайн. Чуть позже память воскресила хоровод отливающих погибелью масок — то Пожиратели Смерти неожиданно возникли из клубов темноты, а затем столь же загадочно растворились в ней. Вслед за ними яркой вспышкой, словно искры фейерверка, помещение озарили горевшие огнём борьбы глаза участников Ордена Феникса. А после Гермиона увидела перекорёженное в страдании лицо… И сердце защемило от боли – Гарри. Кажется, полный бессилия и отчаяния вопль принадлежал ему… А затем Гермиона утонула в пронзительно-голубом небе с кудрявыми облаками-барашками, сквозь которые пробивалось полуденное солнце. В один миг стало так ярко, что Грейнджер прикрыла карамельные глаза рукой. Золотые лучи нежно дотрагивались до меди растрепавшихся в беспорядке волос. Тёплый ветер подхватывал спутавшиеся кудри и легонько защекотал разбежавшуюся по лицу россыпь веснушек. Гермиона опустила взгляд и потеряла способность дышать… Восхищённый взор утонул в уходящем за горизонт маковом поле. Оно расстилалось под ногами словно богатый персидский ковер. Сочные лепестки пылали алым костром, а тонкие тычинки с чёрными головками на конце кланялись в приветственном жесте. Гермиона с удивлением обнаружила на себе шифоновое платье, полы которого развевались волной от ласкающих игр ветра. Она вытянула вперёд руку и медленно провела ладонью по щекочущим запястье цветам. Гермиона знала, что аромат маков почти не ощутим. И в то же время её лёгкие наполнил медовый нектар, вскруживший голову и заставивший прикрыть в блаженной неге глаза. Через мгновение перед взором промелькнул миллион нежно-голубых колокольчиков… И чего-то ещё… едва уловимого, но до боли знакомого и родного… Гермиону затянула в пьянящий хоровод эйфория. Прежде ей никогда не дышалось так свободно. Кажется, будто бы она впервые в жизни по-настоящему радовалась. Безудержный восторг ударил в голову, отчего Гермиона начала кружиться, по-детски раскинув руки в стороны и подставив разрумянившееся лицо подмигивающему через облака солнцу. В конце концов она просто повалилась без сил на багровое покрывало. Но вдруг послышался внезапный бой курантов. Красное поле преломилось и через секунду исчезло, а тёмное пространство вокруг залило белыми бликами. Гермиона не понимала, что произошло: будто со стороны она вновь заметила песочные часы и покачивание маятника. Она резко открыла глаза. Что это было? Какой странный сон. Гермиона протёрла слипшиеся веки и нехотя поднялась на ноги. Как бы ей хотелось проснуться в своём времени… Посмотрев вниз, она тяжело вздохнула, ведь на ногах красовались не любимые кроссовки, а пара малиновых туфель. Пора идти. Наверное, Гарри и Рон, с которыми, как она надеялась, всё было в порядке, места себе не находили, ломая голову, что произошло с их подругой, если, конечно, не подтвердится теория сразу о двух Гермионах. Нужно поскорее вернуться в своё время. Время… Эхом это слово отпечаталось на подкорке. Она ни в коем случае не должна совершать каких-либо необратимых действий, чтобы не изменить существующий порядок вещей. Покинув ночное укрытие, Гермиона для начала решила выяснить, какое сегодня число и каким бомбардировкам вчера подвергся Лондон. Если та газета не врала, то на дворе стоял июнь сорок четвёртого года. При свете дня серое платье даже могло назваться симпатичным. Своим простым кроем оно необычайно понравилось Гермионе, чего нельзя было сказать о безбожно жавших в мысках туфлях, в первые минуты носки скорее напоминавших средневековое орудие пыток, нежели обувь для повседневной ходьбы. Большой проблемой для Грейнджер стала прическа, ибо буйные локоны, торчавшие в разные стороны, скорее отражали модные тенденции позднего палеолита, и с лаконичными укладками сороковых не имели ничего общего. Кое-как разобрав непослушные пряди пальцами и использовав резинку из родных девяностых, Гермиона отправилась в историческое путешествие. На улицах британской столицы ощущалась тревога: Грейнджер то и дело натыкалась на полицейских, дежуривших возле разбора завалов. Люди оценивали масштаб разрушений и подсчитывали человеческие потери. Ещё слишком свежи были в памяти пятьдесят шесть ночей бомбёжек начала сороковых, когда люфтваффе тщетно пыталось претворить в жизнь «Блиц». Но Лондон есть Лондон. Столица пережила бубонную чуму и страшный пожар тысяча шестьсот шестьдесят шестого года, и Великое зловоние тысяча восемьсот пятьдесят восьмого, и череду больших и мелких наводнений… Город почти с тысячелетней историей никогда не останавливался в своём движении, какие бы испытания ни выпадали на его непростую долю. Люди по-прежнему спешили по делам. Дети, будто бы не замечая событий кошмарной ночи, с задорными криками носились по тротуарам, а особые ловкачи даже лазали по руинам того, что некогда именовалось зданиями. С удивлением и восхищением Гермиона встретила пару крохотных садиков, разбитых на месте бомбёжек. Возле некоторых из них стояли таблички, гордо извещавшие, что данное место отмечено Лондонским садовым сообществом, а сама табличка не что иное, как почётная грамота. Но более всего Гермиону удивили люди, игравшие в крикет на расчищенном от завалов фундаменте. Она поражённо вертела головой из стороны в сторону. Минуту назад Гермиона в восхищении провожала глазами старую модель неотъемлемого символа города – двухэтажного красного автобуса, а вот теперь нога замечтавшейся «иностранки» шагнула в углубление на асфальте. Трамвайные рельсы! От них в её времени сохранилось лишь несколько музейных экспонатов. Через минуту Гермиона повернула голову в сторону: группа визжащих мальчуганов припустила врассыпную от брызг медленно ползущей по тротуарам водовозки. Пытливая до знаний натура брала своё, и вместо короткого пути к Дырявому Котлу Грейнджер уже вовсю бродила по центральным улицам Лондона времён Второй мировой. Да и кто бы устоял?! Гермиона высоко задирала голову и порою неприлично открывала рот в изумлении. Это был город, навсегда утерянный для лондонцев её поколения: неумытый, с налётом чёрной копоти от угля, с ещё видимыми отпечатками викторианской эпохи, закончившейся в тысяча девятьсот первом году, но продолжавшей оказывать влияние на центр пока ещё самой большой империи в мире. Гордый лев, разменявший пятое столетие, дряхлеющий и готовый вот-вот испустить дух, всё ещё мог грозно зарычать да нанести удар когтистой лапой. Повернув голову на звон велосипедного звонка, Гермиона только сейчас обратила внимание, как много людей использовало это средство передвижения. Конечно же! Ведь горючее оставалось в дефиците. По этой же причине тут и там виднелись лошадиные морды и слышалось цоканье копыт о тротуар. Ветер, вечный странник Земли, принёс под ноги афишу вольного водевиля в непотопляемой «Ветряной мельнице», окрасив щеки Грейнджер лёгким румянцем. Ещё бы! Её родители придерживались строгих пуританских взглядов, а шоу с обнажёнными девицами, пережившее войну и все кризисы ХХ века, порицалось четой добропорядочных граждан как образчик растления нравов общества. Гермиона, смущённая и чуть зардевшаяся, наспех перешагнула листовку, готовую пуститься в пляс с очередным порывом. Площадь Пикадилли, получившая своё название благодаря Роберту Тейлору – портному, изготовлявшему в XVII столетии украшения для мужских воротничков, которые именовались pickadills, как всегда поражала глаз обилием ярких вывесок и красочной рекламы; но тут Гермионе сразу же бросилась в глаза примета военного времени: закрытая железными щитами статуя крылатого Антэроса, древнегреческого бога, символизировавшего зрелую любовь. Удивительно, как сильно перекроили рисунок британской столицы за пятьдесят лет. Казалось, что и люди стали другими. В глазах этих лондонцев, несмотря на бедность и безработицу, что правили бал после Великой депрессии, читалось упорство и горячее желание доказать миру, чего они на самом деле стоили. В глазах её современников, живущих в эпоху, когда Британии наконец удалось преодолеть последствия тяжелейшего кризиса семидесятых, чаще всего мелькали тоска и безразличность, характерные людям, переставшим мечтать о великом. Их всех поглотил культ потребления. В этом же времени даже глаза у отъявленных бандитов и хулиганов, коих в городе развелось великое множество, горели надеждой и верой в лучшее. Гермиона много раз читала о несгибаемом духе сороковых, но лишь увидев его приметы в живую, она только теперь начала понимать, что должны были чувствовать люди, каждый день находившие силы отправляться на работу или же просто посидеть с газетой в парке. А ведь ночью немцы использовали крылатые ракеты… «Сегодня» для многих не наступило. Дух единства, общность мыслей и поразительная сплочённость против врага – вот то, что двигало лондонцами сороковых. Каждый хотел внести небольшой вклад в дело общей победы.***
Увлечённая разговором двух выходцев с Ист-Энда, Гермиона не заметила, как Биг-Бен отбил час дня. Пока первый из проходимцев прислонился ногой к кирпичной кладке и слюнявил во рту зубочистку – второй, подпиравший стену рядом, заходился в истеричном смехе. Славные парни явно околачивались здесь «по делу», вызывая презрение у достопочтенной публики с Бонд-стрит, не утерявшей лоска и звания «модной артерии города» даже в военное время. Бравые ребята наигранно раскланивались с прохожими, снимая в притворном почтении потрёпанные жизнью кепки. Слух резал употребляемый теми кокни – сленг всех работяг из бедного Ист-Энда. Конечно, в Великобритании девяностых данный диалект был далеко не редкостью, но столь колоритное произношение, без вкраплений выходцев из метрополий, Грейнджер слышала впервые. Заприметив разглядывавшую их во все глаза особу, парень с зубочисткой лениво оттолкнулся от стены и вальяжной походкой направился к застывшей на месте Гермионе, которой следовало бы тут же развернуться и затеряться в толпе. – Hi, bird! Let me few pound, please. I’m complete Boratic, – мужчина хищно улыбнулся Гермионе, обнажив в приветствии гнилые зубы. Джентльмен удачи активно наступал на пятившуюся к стене Гермиону. (– Привет, девчушка! Не одолжишь мне пару фунтов, ведь я так беден/ bird – girl, Boratic – Boratic lint – skint). Нельзя сказать, что вызвало наибольший шок у дочери уважаемых специалистов стоматологии: режущие слух слова или же букет низкосортной смеси напитков, чей «цветущий» аромат доносился сквозь «шахматную улыбку». – Yeah! Bird, just ignore him! He hasn’t got eighteen pence! – к первому подтянулся «дырявый котелок», окончательно отрезав Гермионе пути к отступлению. (– Да! Девчонка, просто забей на него! У него нет мозгов! / eighteen pense – sense). Только сейчас Гермиона запоздало запаниковала, испуганно переводя взгляд с одного молодчика на другого, в конце концов прикипев глазами к гнилой улыбке. Грейнджер плохо понимала замысловатую игру слов, но внешний вид оборванцев однозначно указывал, чего им на самом деле было от неё нужно. – Всё в порядке, мисс? – непринуждённый, слегка предупредительный тон служителя правопорядка мигом сдул от неопытного воробушка потрёпанных жизнью стервятников. Гермиона вздохнула с облегчением и, постаравшись нарисовать на лице вежливую улыбку, в знак благодарности кивнула полицейскому. Затем она пообещала себе быть более осмотрительной и продолжила увлекательную прогулку. Пожалуй, кроме проблемы возвращения в девяностые сейчас её сильно тревожил другой вопрос, а именно, где можно было бы разжиться небольшим обедом. Хотя бы куском хлеба. В душе теплилась надежда на гостеприимство нынешнего хозяина Дырявого Котла. Пустой желудок бурлил и недвусмысленно намекал на свои потребности. Память сварливым голосом профессора Снейпа подкинула Гермионе цитату из маггловского учебника истории: «Одно яйцо в неделю и пять шиллингов за обед в ресторане». Грустно. А затем в голове зазвучала ироничная песенка из «золотой эры» Голливуда: «Yes. We have no bananas today”. Печально вдвойне. Взор Грейнджер упал на канючившего мальчика с морковными волосами и веснушчатым лицом. Конечно, заботливое подсознание в каждом встречном норовило нарисовать черты дорого сердцу… друга. Ребёнок протестовал и яростно упирался уговорам матери пойти домой. В порыве гнева он отшвырнул от себя большое яблоко, получив немедленную оплеуху от родительницы. Карточная система не думала сдавать своих позиций. Продукты питания хоть и не находились в тотальном дефиците, но всё же Лондон был далёк от тех времен, когда можно было покупать всего вдоволь. Капризный мальчик и его мама скрылись в толпе прохожих, а красный плод с отбитыми бочками покатился вдоль пыльного бордюра. Прямо к ней. Глаза Гермионы жадно заблестели. Мысленно воздав хвалу небесам и непослушным мальчишкам, Грейнджер поспешила в сторону сиротливого яблока. Радость переполняла сердце, поэтому Гермиона совершенно не замечала ничего вокруг, в том числе и неожиданно вырулившего из-за поворота Тилли. Уже присев на корточки и протянув руку к заветному плоду, Грейнджер медленно оторвала голову земли. Ноги вросли в асфальт, словно бы конечности кто-то зацементировал, и Гермиона, так и не сдвинувшись с места, как заворожённая следила за экспрессивной жестикуляцией водителя. Подпрыгивающий от резкого торможения автомобиль летел прямо на Грейнджер. Гермиона безвольно прикрыла глаза и отвела голову в сторону. Вот и всё. Таков будет бесславный конец магглорожденной волшебницы Гермионы Джин Грейнджер, успевшей в этой жизни окаменеть от взгляда Василиска, спасти Сириуса Блэка с Клювокрылом и перенестись на пятьдесят лет назад, так и не узнав результаты СОВ… Водитель в последний момент выкрутил руль, и Тилли, словно раненый зверь, с громким рёвом плюхнулся на тротуар, до ужаса напугав толпу зевак, приготовившихся лицезреть бесплатный спектакль. К счастью, обошлось без жертв. Пришедшую в чувство Гермиону тут же обложили отборной армейской бранью. Она же, до сих пор пребывая в шоковом состоянии, нескладно пролепетала тихое «Извините, сэр». «Сэр» в ответ напыщенно фыркнул, шумно хлопнул дверью и, резко ударив по газам, умчался прочь. Разномастная толпа, ещё немного потоптавшись и обсудив увиденное, постепенно начала расходиться по своим делам, сполна насладившись эффектным представлением. Пунцовая от стыда Гермиона, будто то самое яблоко, так и оставшееся одиноко лежать в пыли, виновато вжала голову в плечи и скорее поспешила покинуть злополучное место, радуясь и благодаря Небеса, что никто не пострадал. Гермионе Джин Грейнджер было невдомёк, каким полным ненависти и ярости взглядом хрупкую фигурку провожала пара тёмных глаз, налившихся кровью. По её вине сорвался тщательно готовившийся несколько месяцев план встречи одного честолюбивого сироты со своими вновь обретёнными родственниками. Статный юноша с тонкими аристократическими чертами лица, унаследованными, как ему казалось, от древнего и благородного магического рода; юноша, привыкший прокладывать дорогу в жизнь железной и несгибаемой поступью, так некстати подвернул ногу. Травма, полученная перед отъездом на каникулы в драке с высокомерным ублюдком Эйвери, ноющей болью в коленях столь не вовремя напомнила о себе. При мыслях об Эдмунде молодой человек до хруста костяшек сжал дрожавшие от напряжения кулаки и закусил нижнюю губу так, что через мгновение почувствовал металлический привкус во рту. Когда-нибудь Эдмунд Эйвери заплатит ему за унижения, которые он был вынужден терпеть от спесивого подростка и его компании все годы их совместного обучения в Хогвартсе. Он собирался насладиться местью сполна. Но для начала ему следовало разобраться с тайнами своего прошлого. Он столько лет тщетно пытался найти хотя бы маленькую ниточку, которая привела бы его к корням. По крупицам, страница за страницей, префект Слизерина долгими вечерами пролистывал библиотечные фолианты в надежде отыскать среди строк хоть малейшее упоминание о его происхождении. Тысячи страниц неоправдавшихся надежд, сотни томов разочарований и десятки бессонных ночей. И ничего. Ни единой зацепки. Он уже смирился, что так и останется сиротой без роду и племени, как в один момент всё изменилось. В общей гостиной кто-то оставил книгу, вызвавшую своей публикацией широкий общественный резонанс. «Священные 28» как раз недавно вышла из-под пера неизвестного автора, по утверждению некоторых, являвшегося не кем иным, как Кантанкерусом Ноттом. Приютский ребенок, лишённый самой малой части из всех житейских радостей, коими обладало большинство ребят, обучавшихся с ним, с завистью всматривался в замысловатые буквы, складывавшиеся в родовитые имена, которые нерушимыми связями переплетались меж собой узлами заранее предрешённых судеб. Что-то тогда подтолкнуло его пристальнее ознакомиться с книгой… Казалось, он всегда знал о своём истинном месте – том, которое было украдено столь нелепо и несправедливо. Безродный мальчик, появившийся на свет в суровую зимнюю ночь и обречённый с момента рождения бороться за место под солнцем, обрёл не только фамилию, но и нашёл смысл существования. Тогда он осознал великое предназначение. Казалось, будто сам замок желал помочь ему занять уготованное среди волшебников положение. Естественно, в глубине привыкшей прятаться от света души – в самом потайном её уголке – там, где где теплилась тщательно оберегаемая ото всех искорка уверенности в собственной исключительности, разгорелся пожар. Древний чистокровный род, берущий начало от самого Салазара Слизерина… и он, его истинный наследник. Именно тогда Том решил, что должен заявить о себе. Окрылённый верой в собственное превосходство, юноша во время ночного обхода старост будто бы расслышал звучавший сквозь века шёпот, который привёл его ко входу в легендарную Тайную Комнату. Та к первой половине ХХ века уже успела превратиться в поверье, рассказываемое на уроках Истории Магии загробным голосом профессора Биннса. Её открытие стало моментом величайшего триумфа. Никогда ещё он так не гордился собой. Мальчик, рождённый в нищете и выросший в серости; сирота, никогда не имевший ничего, кроме нарочито простого маггловского имени, вдруг стал хозяином огромной силы, сокрытой в недрах замка. Величие сладким мороком туманило разум, а предыдущая жизнь виделась блеклой и невзрачной. Вещи, до настоящего времени имевшие малое значение, стали ничтожными. Даже имя, данное от рождения, теперь выглядело унизительно. Маггловский плевок в лицо наследника знатной магической фамилии. Нет уж – увольте! Он больше не какой-то безродный мальчик по имени Том Риддл. Отныне каждый будет знать его как… Лорда Воландеморта! Той ночью Том пообещал себе, что когда-нибудь перед ним преклонит колено весь мир. Сегодня же он решительной походкой направлялся в сторону потрёпанного войной вокзала Сент-Панкрас. День складывался более чем удачно: Том легко улизнул от своих надсмотрщиков, которых не слишком заботила судьба странного сироты. Едва ли они кинутся искать пропавшего из бомбоубежища воспитанника. Всё прошло как по маслу, если бы не та неуклюжая маггла, которой приспичило впасть в ступор прямо посреди проезжей части. Из-за чёртовой девчонки его чуть не сбила машина! Проклятие! Теперь он не мог нормально ходить. Поездку в Литтл-Хэнглтон, как и знакомство с родственниками, придётся отложить до лучших времен. Том Марволо Риддл, прихрамывая на правую ногу, в тот день вынужден был вернуться в серое и унылое здание приюта, оставшись ни с чем.* * *
Чувство голода, перебитое адреналином, на время притупилось. Грейнджер, злясь за расхлябанность, которую могли позволить себе Гарри и Рон, но только не она, сосредоточенно петляла по лондонским переулкам к цели своего конечного маршрута – Дырявому Котлу. В голове Гермиона прокручивала различные варианты возвращения в Будущее. Или Прошлое? Как правильно соотносились эти понятия в контексте Настоящего? Она с самого начала пообещала вести себя аккуратно… И что? Меньше суток у Гермионы ушло, чтобы едва не стать причиной автомобильной аварии! Дневное солнце, согрев теплом изголодавшихся по его лучам лондонцев, медленно покидало свои владения, высматривая на предзакатном небосводе диск заклятого врага – Луны. Похоже, сегодня Гермионе не удастся попасть в мир магов. Мысль об ещё одной ночёвке в чертогах неприветливого города заставила Грейнджер критично подойти к поиску подходящего спального места. Вчера ей повезло: она набрела на незапертый подвал. Возможно, сегодня стоило бы подыскать бомбоубежище, ведь не исключено, что фашисты планировали новые акты возмездия, связанные с наступлением союзников в Нормандии. Отчего-то события сороковых упорно всплывали в памяти в связке с именем Гриндевальда. Маггловская же часть истории вдруг смешалась в голове в одну большую кашу. Гермиона, как ни старалась, но вспомнила лишь об указе Гитлера бомбить Лондон ракетами нового типа – Фау. Однако частота, как и количество сброшенных на столицу Великобритании снарядов, так и осталась для Грейнджер слепым пятном.***
За хороводом далёких дат и событий Гермиона не заметила, как набрела на доки в не самом благополучном районе Лондона — Доксленде. Похоже, именно портовые склады наряду с их хвостатыми хозяевами должны были стать местом её сегодняшнего пристанища. Стоило подумать о крысах, как одна из них тут же пробежала на уровне глаз Гермионы. Грейнджер испытывала к серым созданиям неприязнь, явно возросшую после знакомства с Питером Петтигрю. Делать было нечего — придётся заночевать здесь. Проникнув в помещение с затхлым воздухом, Гермиона обустроилась на высоком деревянном ящике. Грейнджер, так и не проглотившая за день ни крошки, подобрала под себя колени и начала задаваться вопросами как о своём месте в мире, так и конкретной роли в истории с Гарри. Раньше она всерьёз полагала, что способна оказать достойное сопротивление сторонникам Тёмного Лорда. Наивная девочка. Однако сегодня Гермиона с горечью осознала, как ничтожно мало значили хорошие оценки в реальной жизни. Затем мысли перенесли её сквозь поток времени и пространства — Гермиона вспомнила их приключения с Гарри и Роном, никогда не унывающих близнецов Уизли, милые посиделки в гостиной родного факультета и походы в Хогсмид… А если она не сможет вернуться обратно? Если её навеки заперли в этом времени? Одинокая слезинка прочертила по щеке солёную дорожку. Поток безрадостных мыслей прервали звуки возни неясного происхождения. По отголоскам копошение напоминало поздний ужин грызунов. Гул от падения чего-то большого и тяжёлого породил раскатистое эхо. Шуршание доносилось с другого конца склада. Гермиона опустила ноги на пол и крадущимися шагами двинулась к источнику шума. Как бы ей сейчас пригодился простенький Люмос! Гермионе пришлось ползти на карачках в абсолютной темноте до тех пор, пока лоб не упёрся в стену. Грейнджер с большой радостью распрямила спину и на ощупь продолжила двигаться вдоль стены. Глаза, привыкшие к темноте, начали различать очертания отдельных предметов, а вскоре она заметила бивший из щелей искусственный свет. Встав возле двери, Гермиона запоздало прислушалась к интуиции. Та тихо шептала, что проблем у Грейнджер и без того было достаточно. Ей следовало немедленно бежать отсюда, пока она не вляпалась в очередную историю. Ибо внутренний голос подсказывал, что по ту сторону двери Гермиону ожидали неприятности. Но Гермиона Грейнджер не была бы собой, если бы спасовала перед лицом опасности. Она подумала, что кого-то могли ранить во время вчерашних налётов и этим людям требовалась помощь. Гермиона ведь принадлежала факультету храбрых и отважных, поэтому сейчас пришло самое время подтвердить, что Шляпа сделала правильный выбор. Гермиона решительно толкнула дверь — яркий свет на секунду ослепил её. Спустя мгновение Грейнджер, не в силах поверить происходящему, поражённо застыла в дверном пролёте. Судя по зажатым в руках палочках и странному одеянию, не характерному для жителей маггловской части Лондона, Гермиона наткнулась на самых настоящих волшебников! Кажется, они спали… Но первоначальная радость быстро сменилась немым ужасом, ибо она наконец рассмотрела, что поза одного выглядела слишком неестественной для глубокого сна, а второй… Второй маг, похоже, был тяжело ранен. Подойдя ближе, Гермиона увидела пятно крови, обагрившее мантию…