Корнуолл,
конец июля 1944 года
Чуть прищуренные глаза Гермионы заворожённо наблюдали, как по нависшему над головой небу чернильным пятном растекались тучи. Усиливающиеся порывы ветра жалили тонкую кожу лица, пока кончик языка плавно скользил по чуть приоткрытым губам, слизывая соль Атлантики. Штормовой вихрь запутывал волосы, потому что до этого сорвал соломенную шляпку с розовой лентой, унеся головной убор в далёкое путешествие. На лице Гермионы взыграла довольная улыбка – разве это был справедливый обмен? Наполняющее до краёв, всепоглощающее чувство лёгкости и свободы за какое-то непритязательное канотье из флорентийской соломки? Гермиона привстала на мысках туфель, крепко впившись пальцами в мраморное ограждение террасы. Взор устремился вниз – туда, где под суровый аккомпанемент атлантических вихрей стройные ряды горбатых волн штурмовали извилистые берега Корнуолла. Они бились об израненные утёсы возле поместья Грейнджер-Хаус, с каждым разом всё яростнее вгрызаясь в неприступную твердыню в безуспешной попытке покорить недосягаемую высоту. Повелитель подводного царства неистовствовал, разбередив острым трезубцем бездонную пучину. Смертоносные столпы воды неслись к берегу, что гончие псы. Они поочередно настигали друг друга, в конце объединяясь в устрашающий вал, готовый обрушиться на вертикальные скалы, упрямо выдерживающие не одну сотню лет их титанический натиск. И вновь древняя порода устояла. Море, вынужденное признать поражение, угрожающе зашипело. Вспенившись, оно сгребало в гремящий поток отвоёванные у прибрежной гряды валуны. Толща воды, жадно облизывая каждый камень, нехотя отступала. Но только затем, чтобы через несколько мгновений, вновь собрав силы, нанести сокрушительный удар. Было в столь диком представлении, срежиссированном самой природой, нечто прекрасное, хищное и первобытное. Неизмеримая сила гипнотизировала и подавляла безграничной мощью, заставляя нутро трепетать и покорно склониться перед настоящим хозяином этого мира. Стоя на террасе в одной из живописных бухточек, Гермиона, закутанная в заботливо накинутую Эффи шаль, продолжала вглядываться в сумеречную даль. Ей казалось, что буря, поднимающаяся день ото дня в её душе, была подобна той, что сейчас угрожала жителям Корнуолла тучами и глухими раскатами грома. Гермиона на миг представила, что должны были ощущать вышедшие в море рыбаки прошедших столетий да обладатели тех скромных посудин, что сейчас раскачивались на причале в соседней маггловской деревушке. Волей-неволей уверуешь либо в Спасителя Небесного, либо, нахлебавшись воды, в Дьявола Морского. Не зря испокон веков ходила поговорка, что между моряком и смертью только борт корабля. Сэр Гектор, который безуспешно пытался заставить Гермиону называть себя дядей, искренне любил шторм. Он с гордостью говорил, что в жилах настоящего Дагворт-Грейнджера вместо крови бурлила солёная пена Атлантики. А затем, прищурившись, добавлял, что членам их семьи всегда было присуще безрассудство и толика безумия. Ведь, в самом деле, разве нормальный человек спустит баркас на воду в разгул стихии или найдёт удовольствие от «воздушной прогулки» во время бури? – В шторм так легко утонуть, – робко проговаривала Гермиона всякий раз, когда лорд Дагворт-Грейнджер, растрёпанный, вымокший до нитки, но по непонятной причине счастливый, на что указывал дремавший в иное время блеск карих глаз, возвращался после крутых виражей над ревущим морем, принципиально отказываясь от использования водоотталкивающих чар. – Утонуть можно и в чайной чашке, юная леди, – парировал сэр Гектор. – Буря закаляет характер и развивает мышление. Поверь, чтобы плыть по ветру, много ума не нужно, а вот против... Наша семья черпает силу из вод Атлантики, Гермиона. Запомни, скалы да усыпанные примулами пустоши Корнуолла – твой дом, шёпот ветра – верный советчик, чайки – ангелы-хранители, а буря – твоя крёстная, – поучал племянницу лорд Дагворт-Грейнджер. – Эту землю благословил Создатель, напитали древней мудростью друиды и обессмертил своим именем Мерлин. Гордись ею, помни, откуда ты вышла и чего стоишь, Гермиона. Носи имя Дагворт-Грейнджер с честью. Сейчас взор Гермионы устремился в сторону старого маяка, белой свечкой высившегося среди скалистых берегов. Тревожный звон колокола вот уже как полчаса настойчиво извещал жителей рыбацких посёлков о надвигающемся шторме. То старался бессменный смотритель сигнальной вышки – Джон. Чуть прихрамывающий на одну ногу сакс, обладающий такой густой и спутанной бородой, что, казалось, она могла служить гнездом нескольким семьям чаек, слыл местной достопримечательностью и живой легендой. Гермиона познакомилась с широкоплечим Джоном, когда в первые дни своего пребывания в поместье, подобрав полы длинного платья, неспешно прогуливалась по дну отступившего на время отлива моря. Тогда она пыталась хоть как-то отвлечься от роившихся, что приставучие мошки, мыслей, лениво поддевая пальцами стоп прячущиеся в песке ракушки. Признаться, Джон здорово напугал её: он будто вырос из-под земли и басистым голосом окликнул Гермиону. В тот момент она громко взвизгнула и, всплеснув руками, едва не плюхнулась в воду. Старый Джон ничуть не смутился тому, что до полусмерти напугал молодую девушку, и продолжал как ни в чём не бывало стоять на месте, широко улыбаясь сквозь косматую бороду ошалело взиравшей на него Грейнджер. – Здравствуйте, мисс, – задорно начал он. – Отчего такая красавица столь задумчива в погожий день? Намочив подол платья и оказавшись по середину икры в воде, Гермиона, часто хлопая ресницами, растерянно уставилась на своего невольного собеседника. Она не сразу рискнула ответить на добродушное приветствие незнакомца, напомнившего ей не то Хагрида, не то коренастого гнома из легендариума Дж.Р.Р.Толкина. Новой палочкой Гермиона пока не обзавелась, и, как назло, никого не предупредила, когда выскользнула из дома, устав от бесконечной трескотни тётушки Гендельмины. Но, поймав теплый взгляд смеющихся голубых глаз, решила, что опасности ситуация не было. Убрав со лба непослушный локон, Гермиона осторожно заговорила: – Добрый день, сэр. Простите мою неловкость. Я не видела, что здесь есть кто-то ещё, – Гермиона чуть отвела взгляд в сторону. Незнакомец рассмеялся: – Так, если не видели, то это совсем не значит, что никого нет, верно? – он довольно улыбнулся через рыжую бороду. – Я Джон. Все здесь знают меня как смотрителя маяка. Вон он, красавец, – Джон обернулся и неопределённо указал рукой в сторону бухты, где в окружении галдящих чаек стремилась к небу стройная белая вышка. – Вижу дальше всех, мисс. Так-то вот. И вас заприметил, – ясные глаза тепло смотрели на пытавшуюся изо всех сил выдавить из себя улыбку Гермиону. – Отличная погодка сегодня для прогулки. – Да, верно, – кивнула головой Грейнджер, всё-таки шагнув вперёд. – Так как вас зовут, мисс? Я живу в этих краях столь давно, что уже успел порядком надоесть всем местным галкам да чайкам. Вон они как надрываются. А вас, юная леди, никогда прежде не видел. Я хоть и не бравый юнец, но память у меня что надо. Вы из Лондона, небось, приехали? Бледная вся, как поганка, – совсем нелестно заключил Джон. Гермиона вымученно улыбнулась. Она слышала, что корнуолльцы, не в пример остальным жителям Королевства, отличались особой болтливостью и некоторой долей беспардонности, но совершенно не была готова к встрече с подобным в реальной жизни. – Ммм... Да, сэр, всё верно, я из Лондона, – чуть помявшись, ответила Грейнджер, потупив взгляд в песок и приглаживая ладонями волосы. – Удивительный здесь край, мисс, – Джон, казалось, совсем не заметил смущения Гермионы и продолжал разговор непринуждённым тоном. – Я и сам не местный вообще-то. Перебрался сюда так давно из Лидса, что уже и вспомнить не смогу. Тут, можно сказать, место истинной силы. Каждый камень, каждая травинка магией напитаны. Да и как может быть иначе? Сам Мерлин жил в этих краях! Гермиона чуть внимательнее присмотрелась к своему новому знакомому. – Ну, это всего лишь легенда... – Всего лишь легенда?! – возмутился Джон. – Всё-таки удивительные создания люди, – он неодобрительно покачал головой. – Всего лишь легенда... Ха! В легендах зачастую больше правды, чем во всех речах Уинстона Черчилля перед Парламентом. Гермиона искренне рассмеялась. – И вы знаете много местных легенд? – Я знаю много поучительных историй, мисс, – уточнил Джон. – Может, и мне парочку поведаете? Я Гермиона, кстати. Приятно познакомиться, – Грейнджер в знак приветствия протянула Джону руку. Он широко улыбнулся и, крепко обхватив ее маленькую ладошку пятернёй, со всем простодушием затряс что есть мочи. – Какое прекрасное, но ныне редкое имя, – заметил Джон. – Я не слышал его уже очень давно. Но, Гермиона, как бы я ни был рад нашему знакомству, мне пора. Я обязательно расскажу вам пару захватывающих историй, но в другой раз. А перед тем как уйти, позвольте поинтересоваться, что вы так упорно рассматривали у себя под ногами? Гермиона недоуменно взглянула на смотрителя. – Ракушки, – неуверенно выдавила из себя Грейнджер. – Ракушки? В Корнуолле? – Джон недоверчиво переспросил Гермиону, в очередной раз заставив почувствовать не в своей тарелке. – Ну, да... Ракушки, – почти тупо повторила она, запустив руку в карман платья и достав оттуда несколько белых гребешков, которые теперь лежали в открытой ладони. Джон внимательно посмотрел на её сокровища, затем усмехнулся себе под нос, а после перевёл сосредоточенный взгляд на лицо Гермионы, в который раз за встречу заставив смутиться. – Ох, мисс, не знаю, над чем могла так глубоко задуматься юная девушка. Признаться, давно я миновал этот возраст. Но полагаю, что переживания ваши отнюдь не о каком-нибудь красивом юноше, оставшемся под бомбёжками в Лондоне. Краски резко схлынули с и без того бледного лица Гермионы, уступив место упрямству и даже гневу. В самом деле, какое право этот человек имел так бесцеремонно обсуждать с едва знакомой ему девушкой её личные отношения?! Высшая степень неприличия! Находись здесь тётушка Гендельмина, то она непременно бы высказала наглецу всё, что думала на этот счёт. Однако сейчас бешено стучавшее сердце вдруг предательски сжалось. В бесконечных мыслях о временном скачке и событиях последнего месяца Гермионе вдруг открылась поразительная истина. С каждым днём она всё меньше думала о Рональде, хотя ещё недавно представляла перед собой его смеющееся, усыпанное столь любимыми веснушками лицо едва ли не ежеминутно. Джон будто бы старался прочитать её мысли, задумчиво поглаживая длинную бороду и чуть прищурив глаза. – Неужели, по вашему мнению, все мысли девушек сводятся лишь к любовным переживаниям? – в заданном с укоризной и обидой вопросе пышно зацвело врождённое глубокомыслие Гермионы. – О чём же ещё думать, когда тебе семнадцать? – со всей серьёзностью ответил ей Джон. И тут где-то в отдалении, сквозь протяжный крик чаек и шум лазурных волн, они услышали нарастающее с каждой секундой гудение. Гермиона и Джон синхронно повернули головы в сторону доносившегося звука. Над линией горизонта маневрировали несколько тёмных точек. Гермиона и Джон молча проводили их взглядом, не решаясь заговорить, пока военные самолеты окончательно не скрылись из поля зрения. – Можно подумать об этом, например, – прервала затянувшуюся паузу Гермиона. В ответ Джон шумно вздохнул. – Мы не всегда в силах повлиять на тот мир, в котором оказались. А уж изменить его, даже если и утверждается обратное... Но в нашей власти попытаться принять его таким, каков он есть, превознося достоинства и уживаясь с недостатками. – Джон, значит, вы верите в предопределённость человеческого пути? – с плохо скрываемым скепсисом поинтересовалась Гермиона. – Я верю в то, Гермиона, что у каждого пути есть логическое завершение. У человеческого в том числе. И в то, что наша вера в близких, а их – в нас, делает путешествие чуточку легче. Я не знаю, каковы у судьбы планы на вас, но кое о чём могу судить с высоты прожитых лет, – Джон поймал сомневающийся взор Гермионы, но ответил на её немой вопрос лишь глубокой и загадочной, как воды Атлантики, улыбкой. Когда она наконец робко улыбнулась в ответ, дав понять, что готова выслушать его точку зрения, Джон заговорил: – Коли вы хотите найти чего-нибудь ценное, юная леди, то оторвите взгляд от собственных ног да посмотрите по сторонам, – Джон широко обвёл рукой окружающий пейзаж. – Внизу, окромя собственной тени, ничего не увидеть, – на этот раз Джон внимательно посмотрел в погрустневшее лицо Гермионы. – Оглядитесь вокруг. Здешний воздух здорово просветляет разум. – А порывистый ветер, должно быть, окончательно выдувает его остатки, – с меланхоличной иронией пошутила Гермиона, отчего Джон добродушно засмеялся. – Кроме того, я чувствую, что у вас за плечами стоит добрая семья. Близкие, даже те, от которых мы, порою, уже не ждём чудес, способны открыться нам с самой неожиданной стороны. Ладно, мисс. Мне пора. Высоко сижу и далеко гляжу, – напоследок добавил чудаковатый Джон, заставив Гермиону задуматься над его словами. Она ещё долго всматривалась в удаляющуюся спину смотрителя маяка. С тех пор она неоднократно сталкивалась с Джоном во время прогулок, делая вывод, что чаще видит того в окружении галдящей маггловской ребятни из окрестных поселений, нежели занятым делом. Дети обожали сбегать от пугающих ныне реалий мира к добродушному и слегка чудаковатому рыжебородому выдумщику, травившему байки про морских чудовищ да слагающему сказочные истории, собранные из корнуолльского и английского фольклора. Джон любил повторять, что просвещает юные и не очень умы, ведь за пинтой эля в пабе его встречали с завидным постоянством. Естественно, застрявшего в философском споре с местными работягами. Добродушный чудак, знакомство с которым она тщательно скрывала от предвзятых к магглам сэра Гектора и тётушки Гендельмины, к удивлению Гермионы, находил ответ на любой вопрос. Что же до осведомлённости об её новом знакомом Большой Эффи, умудрявшейся быть всегда и везде, то уверенность Грейнджер не была столь непоколебима. Время, проведённое в прошлом, исчислялось днями, хотя ей казалось, что с момента «эпохального прыжка» в Лондон сороковых минуло, по меньшей мере, десятилетие. Ответов на терзающие душу вопросы не находилось, а самих вопросов становилось только больше и больше. Поначалу она чувствовала себя в отчаянии, страстно желая забыться сном, чтобы наконец очнуться от мучившего сердце кошмара. Правда, Гермиона не могла не признать, что оценка событий зачастую зависит от взгляда смотрящего. Потому она решила смириться с выпавшей на её плечи долей и не торопиться с действиями, благоразумно руководствуясь поговоркой Джона, что «тихая вода берега подмывает». Для того, чтобы найти выход отсюда, сначала необходимо разобраться в первопричине попадания в этот мир, где фамилия Дагворт-Грейнджер не просто красивая запись в книге пэров Магической Британии. Гермиона уже успела прочувствовать повисшую в воздухе неотвратимость надвигающейся катастрофы. Та грозила разрушить этот странный мир, в существование которого Грейнджер было столь непросто поверить. Равно как и объяснить своё появление в нём. Где-то глубоко в душе, в самых потайных уголках, Гермиона знала, что у всего на свете есть объяснение и всему отведено своё место. Теперь задачей было найти и обрести себя здесь. Стоило Гермионе ещё раз подумать об этом, как угрюмое небо рассекла серебристая нитка молнии, а над головой раздался угрожающий раскат грома. Подняв глаза к низко нависшим облакам, Грейнджер плотнее закуталась в шаль. После же неспешно, словно бы и не должна была сейчас разверзнуться буря, она двинулась в сторону поместья. Карие глаза перехватили обеспокоенный взгляд Большой Эффи, которая всё это время украдкой присматривала за ней из окон библиотеки на втором этаже. При взоре на серого кардинала Грейнджер-Хауса, Гермиона иронично подумала, что, возможно, стоило бы рассказать о своей «проблеме» домовихе, а уж та наверняка нашла бы способ решить её. Только Гермиона переступила порог Грейнджер-Хауса, как за спиной заплакало небо. Крупные капли барабанили по крыше и мраморной плитке пола. Гермиона, отдав в руки уже крутившейся вокруг неё Эффи мягкий палантин, в глубокой задумчивости направилась в гостиную. Домовушка хоть и проводила её озадаченным взглядом, но следом решила не увязываться. Пока. В гостиной, как полагала Гермиона, у трескучего камина её ожидала тётушка Гендельмина, являющая собой лучший образчик мелкопоместного дворянства времен Джейн Остин с его живым интересом к противоречивым слухам, последним новостям и досужим сплетням. Гендельмина Фанникет была ещё одним, наравне с Большой Эффи, символом Грейнджер-Хауса. До невозможности комичная, чтящая традиции и светский этикет, она всем своим видом напоминала очаровательного кудрявого барашка, любившего пастельные оттенки в одежде и всегда носившая фантазийную шляпку. Тётушка с легкостью создавала вокруг себя как неисправимый хаос, так и мановением руки призывала весь дом к порядку. Но было в ней то, за что Гермиона прощала Гендельмине все её маленькие недостатки. Родственница обожала читать, не слишком мудрствуя над выбором литературы, но получая искреннее удовольствие от самого процесса. Однако сегодня, к удивлению Гермионы, любимое кресло Гендельмины пустовало. Вместо общества болтливой тётушки компанию ей должен был составить номер «Ежедневного Пророка» трёхдневной давности. Бросив взгляд через плечо и убедившись, что линия горизонта свободна от запрятанной в чепец макушки Большой Эффи, Гермиона позволила себе по-плебейски плюхнуться в кресло и, сбросив со стоп туфли, расслабленно вытянуть ноги. Газета зашуршала в руках. Вообще-то поначалу она накидывалась на прессу как голодная чайка на рыбу, стремясь впитать как можно больше информации. Однако за последнее время интерес к печатным изданиям заметно поубавился, поскольку журналисты не проявляли оригинальности, копируя друг у друга материал, лишь слегка изменяя заголовки. Почти все выпуски начинались с перечисления новых жертв и бесчинств Гриндевальда на континенте. Рассекреченные агенты; поверженные в бою мракоборцы; имена чудом выживших пленников; растерянный вид политиков; громкие лозунги, кричавшие на весь мир о непобедимости великого австрийца и о грядущем миропорядке во имя всеобщего блага. И почти каждый выпуск «венчала» будничная реакция Министерства Магии Британии на очередной выпад тёмного мага. Затишье перед бурей. Заведённую мясорубку было уже не остановить – всё шло к объявлению войны. Забавно. Гермиона знала, что в сорок пятом Гриндевальд будет повержен самым могущественным колдуном ХХ века – Альбусом Дамблдором. Но… Слишком много «но» заставляло её испытывать сомнения и подрывать веру в давно свершившееся событие. Тот мир магии и волшебства, что помнила и в котором росла Гермиона, был другим, отличным от того, куда временная петля так небрежно выкинула её. Произошедшее будто подтверждало зародившуюся еще в V веке теорию атомизма, получившую реальное обоснование благодаря опубликованной в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году научной работе Стивена Хокинга и Джеймса Хартла, от которой Грейнджер в разговоре с отцом лишь презрительно воротила носик. От этого открытия шла кругом голова и трещали по швам все жизненные устои, расшатывая привычную картину бытия. В глубине души, осознавая, что теперь она живет в совсем другом, а не предшествующем рождению в семьдесят девятом году мире, Гермиона боялась себе признаться в том, что уже была далеко не так уверена в безоговорочной победе Дамблдора. Она привыкла доверять своим глазам. А все вокруг, как назло, будто сговорились, упорно твердя, что австриец силён как никогда и нет на свете той силы и того волшебника, способного уже остановить его. Всё это слишком хорошо напоминало ситуацию с возрождённым Воландемортом, на факт возвращения которого Министерство Магии во главе с Корнелиусом Фаджем упорно закрывало глаза, отказываясь признать очевидное. Но ведь они, небольшая группа школьников да пара безумцев из Ордена Феникса, верили. В Гарри и в их маленький подпольный Отряд Дамблдора. И единственные оказались готовы ко встрече с врагом. Только теперь Гермиона была склонна прислушиваться к доводам и заключениям сэра Гектора, а оснований поставить под вопрос его логичные и разбивающие в пух и прах рассуждения у неё не было. Лорд Дагворт-Грейнджер отзывался о директоре, нет, профессоре Дамблдоре, довольно резко, ставя тому в укор нежелание слишком долго вступать с Гриндевальдом в конфронтацию. Также он обнажил перед Гермионой многие факты из биографии Альбуса Дамблдора, о которых в том времени предпочитали деликатно не вспоминать. Она никогда, к примеру, не слышала, что два могущественных волшебника в какой-то временной период состояли в приятельских отношениях. Мысль о том, что Дамблдор разделял идеи Гриндевальда, казалась дикой и неправдоподобной. Но факты вещь упрямая. Сэр Гектор говорил об этом так убедительно, как тётушка Гендельмина за ужином о банкротстве Уикхэмов и полной безвкусице своей заклятой подруги – леди Буфо, которую она за глаза уничижительно называла "отродьем лягушатников". Профессор Дамблдор, как однажды подметил дядя, будто бы устранился ото всего, что не связано с преподавательской деятельностью. Чёткая картина мира с прописными истинами, в которой Альбус Дамблдор слыл искусным стратегом, зная наперёд все шаги противника, смазалась до мутной лужицы с расплывчатыми очертаниями и грязным содержимым. Не думая, что сможет найти в «Ежедневном Пророке» что-либо интересное, Гермиона без особых ожиданий всё же начала читать номер, сразу отметив неловкость тётушки, поставившей пятно от чая прямо на сосредоточенном лице... профессора Дамблдора! Она много раз до этого пыталась отыскать информацию о нём, включая колдографии, на которых удалось бы запечатлеть ещё молодого преподавателя Хогвартса, но, как однажды проговорилась тётушка Гендельмина, профессор Дамблдор слыл затворником, покидавшим Хогвартс разве что для встречи со своим братом Аберфортом в Хогсмиде. И вот он, Альбус Дамблдор, собственной персоной! Через секунду пальцы, до того расслабленно державшие газету, с силой надавили на типографскую бумагу, даже проделав ногтем небольшую дыру в листе. Ибо на другом снимке взору Гермионы предстал не только интересовавший её профессор Трансфигурации, но и тот самый чародей с ледяным, прожигающим насквозь взглядом. Грейнджер с жадностью вгрызлась в статью, ибо к этому времени уже знала о политическом весе лорда Чейзи и его влиянии на всё волшебное сообщество не только Британии, но и на континенте.За несколько дней
до описываемых в главе событий
Ежегодный приём в честь закрытия очередной парламентской сессии подходил к концу. Вспышки колдокамер то и дело озаряли помещение ярким фейерверком, взрываясь слепящими огнями в разных частях Атриума Министерства Магии. Но даже сквозь широкие улыбки облачённых в парадные мантии членов Визенгамота прорывались тревога и беспокойство. Недавний случай в маггловской части Лондона, детали которого, несмотря на конфиденциальность и секретность, всё же просочились в широкие массы, заставил даже ярых консерваторов обратить свой взор на континент. Почтенные пэры наконец заметили ставшие уже привычными для французов и немцев зелёные искры фейерверков, грохот от которых с каждый днём всё отчётливее доносился с противоположного берега Английского канала. Нерушимость и неприступность границ Магической Британии более не казались прописной истиной. Дыхание австрийского линдворма щекотало нервы последнего нетронутого оплота волшебников Старого Света. Лондон стоял на пороге войны. Леонард Спенсер-Мун, присутствовавший здесь же, не скрывал за маской учтивости и приветливости волнения и панических настроений, царивших во вверенном ему ведомстве. Однако даже его слово не могло повлиять на перевес парламентского большинства в Визенгамоте, члены которого проголосовали против продления текущей сессии и, как следствие, введения в стране военного положения ввиду отсутствия необходимости. Лорд Чейзи, неофициально занявший кресло Верховного Чародея после того, как лорд Оул был вынужден сложить с себя полномочия из-за скандала с Янусом Фраем, сегодня праздновал победу. Ему удалось с минимальным перевесом голосов убедить уважаемых лордов, что Гриндевальд не рискнёт нападать на Лондон в ближайшее время. Визенгамот уходил на летний перерыв, а Чейзи в октябре готовился уже официально вступить в должность, сев на мешок с шерстью единорогов. И вот тогда... Мечтательная улыбка не переставала играть на лице почивавшего на лаврах лорда Чейзи. Однако он пришёл в некоторое замешательство, увидев в глазах своего собеседника, с которым непринуждённо общался за бокалом белого, резкую перемену и даже напряжение. Обернувшись с немым вопросом, лорд Чейзи тотчас столкнулся с маслянистой улыбкой не изменявшего себе Горация Слизнорта, одетого по последней моде, и... приклеенной к лицу маской подчеркнутой учтивости его знаменитого коллеги по школе. Альбус Дамблдор, облачённый в серебристую мантию, идеально сочетавшуюся с голубым платком и изящной булавкой-фениксом на шёлковом галстуке в тон аксессуару, любезно поклонился лорду Чейзи. Последний обратился к своему собеседнику с чуть виноватым выражением лица: – Лорд Паркинсон, мне крайне неловко просить вас об этом, но я бы хотел пообщаться с уважаемыми профессорами с глазу на глаз, – лорд Чейзи, казалось, блеснул всеми тридцатью двумя зубами и, раскланявшись, незамедлительно обернулся к Слизнорту и Дамблдору. – Что за удивительный вечер? Признаться, я уже и не надеялся, что смогу выманить вас из школьных застенок, профессор Дамблдор. Видимо, раньше наживка на крючке была мелковата, – опаловая брошь на жабо лорда Чейзи недобро сверкнула, а сам он сделал знак официанту, чтобы тот подошёл к ним с напитками. Чейзи тотчас вручил любезно улыбнувшимся в ответ на проявленную «заботу» профессорам бокалы и взял себе новый. – Я и не знал, что вы такой ценитель рыбалки, Чейзи. Думаю, директор Диппет с удовольствием составит вам компанию на Чёрном озере. Летом там тихо и водится много рыбы, – как ни в чём не бывало парировал профессор Дамблдор. – Благодарю за приглашение, Дамблдор. Вот только я предпочитаю южные воды. Береговая линия Корнуолла, знаете ли, очень живописна, – лорд Чейзи выжидательно уставился на избегавшего смотреть ему в глаза Горация Слизнорта. – К сожалению, не довелось там побывать, – констатировал Дамблдор. Чейзи притворно нахмурился и вновь сделал попытку разговорить Слизнорта: – Гораций, насколько я помню, там живёт ваш большой друг и наш общий знакомый, к сожалению, не почтивший Министерство сегодня своим присутствием, верно? Неужто профессор Дамблдор не попросил вас нанести маленький визит вежливости лорду Дагворт-Грейнджеру? Слизнорт слегка замялся и лихорадочно начал искать пути отступления, бросая взгляд на всё, за что можно ухватиться и выплыть из щекотливой беседы. – Гектор очень занятой человек, – невнятно попытался оправдать приятеля Слизнорт, но был грубо перебит резкой репликой Чейзи: – Или же вас, Дамблдор, более интересует его вдруг воскресшая наследница? О, только не говорите, что не читаете газет и не прислушиваетесь к сплетням. Думаю, что в этом зале нет особы, которая бы не прониклась историей о некоей мисс Гермионе Дагворт-Грейнджер. Если мне не изменяет память, то я слышал, будто бы Диппет назначил вас специальным посланником, несущим просвещение и всеобщее благо детям, далёким от мира волшебства. Но мисс Дагворт-Грейнджер – особый случай, ведь так? Не маггл, но и волшебные способности остаются для всех нас загадкой. Лоб Слизнорта покрылся испариной, ведь он оказался буквально зажатым между молотом и наковальней. Дамблдор и Чейзи скрестили взгляды иссиня-темных глаз. Гораций знал, как на Альбуса действовало малейшее упоминание об его заклятом друге. Несмотря на кажущуюся невозмутимость, в душе у Дамблдора наверняка развернулась самая настоящая буря. Ещё бы! Напряжение словно бы вспороло воздух вокруг, а атмосфера стала накалена до предела. – Джентльмены, должен отметить, что, кажется, начали подавать десерт. Ни за что нельзя упустить случая отведать легендарных кремовых коробочек из кондитерской мистера Фортескью, – Горация не зря называли тем самым верблюдом, который всё-таки пролезет сквозь игольное ушко. Прервав зрительную дуэль с Чейзи, Дамблдор вежливо и благодушно обратился к Слизнорту: – Гораций, друг мой. Признаюсь, есть у меня небольшая слабость, которую не удалось перебороть с годами. Обожаю сладкое, – Дамблдор театрально понизил голос и чуть рассмеялся. – Не откажите в любезности и на мою долю захватить тех чудесных кремовых пирожных, – при этих словах лицо Слизнорта просияло, но тотчас потухло от следующей фразы Альбуса: – А пока мы с лордом Чейзи обсудим различные подходы в таком увлекательнейшем занятии, как охота на Большого Кальмара. Когда Слизнорт, понимая, что не в силах хоть как-то повлиять на ход беседы, удалился в гудевшую, словно улей, толпу, Дамблдор и Чейзи наконец могли поговорить открыто, минуя светские любезности и сантименты. В то же мгновенье оба были ослеплены яркой вспышкой колдокамеры, поймавшей два испепеляющих друг друга взгляда. – Итак, Дамблдор, ваше слово, – лорд Чейзи пригубил бокал, не сводя глаз с Альбуса. – Гриндевальд дышит нам в спину. Пока не стало слишком поздно, верните парламент. Вы совершаете ошибку, которая может всем нам обойтись слишком дорого. Он только и ждёт, когда маги Великобритании будут разрознены, чтобы нанести сокрушительный удар. Его боевики смогли проникнуть в самое сердце Англии – в Лондон. Он просто играет с нами как кот с мышью, создавая иллюзию мнимой защищенности… Чейзи выставил вперед ладонь, чтобы прервать Дамблдора: – Профессор, прошу. Оставьте патетику для Совета попечителей, когда будете просить денег на переоборудование лабораторий. Думаю, не вам мне и не мне вам рассказывать, что Магическая Британия не готова к войне с вашим старым приятелем. И ситуация не изменится, будь у нас в запасе полгода или даже год. Я бы хотел поговорить не об этом. – Что может быть важнее безопасности в такое время? – Дамблдор, именно линию защиты я бы и хотел обсудить. Чейзи извлек из внутреннего кармана мантии волшебную палочку и, несколько раз взмахнув, сделал их невидимыми от находящихся поблизости магов, возведя вокруг непроницаемый купол. – Поразительно, лорд Чейзи, – Дамблдор критически оглядел едва заметные стенки мыльного пузыря, внутри которого они сейчас находились. – Благодарю, профессор. Слышать из ваших уст похвалу дорогого стоит. – Новая разработка Отдела Тайн? Полагаю, вы не поделитесь секретом? – Все зависит от того, согласны ли вы поделиться со мной вашим, – парировал Чейзи. – Не будем ходить вокруг да около. Я хочу обсудить с вами – как вы сказали? – вопросы безопасности. Но начну издалека. Нам обоим известно, что в семье Гриндевальда очень ценились сказки. И не только они, – лорд Чейзи сделал паузу. – Батильда Бэгшот. По совместительству дальняя родственница Геллерта. Блестящий историк нашего времени. Как и её семья на континенте, разделяющая любовь к легендам. И фактам. Убийственное, как показало время, сочетание. – Батильда, думаю, рассказала аврорам всё, что могла. Едва ли они что-то пропустили за эти годы. – Нет-нет-нет… Речь не про неё. Разговор о тех знаниях, которые передаются из поколения в поколение в рамках одной семьи, – Чейзи взял паузу и устремил взор прямо в глаза собеседника: – Что вы знаете о Дарах Смерти, профессор Дамблдор? Взгляд профессора Трансфигурации на мгновенье потемнел, а мускулы на лице напряглись. Но уже через секунду Дамблдор вернул себе контроль и непринуждённо ответил: – Хм. Детская сказка и средневековая легенда, сгубившая немало жизней, лорд Чейзи. Будучи юношей, я, как и многие волшебники до меня, увлёкся несбыточной мечтой найти и собрать Дары. Вместе. – И? – не отступал Чейзи. Воспоминание об Ариане отдалось болью в груди Дамблдора, унеся его сквозь пространство и время в ту пору, когда он был по-настоящему счастлив. Хоть ему и казалось совершенно иначе. Глубоко вздохнув, Альбус ответил: – Смерть нельзя обмануть, лорд Чейзи. Жнец людских судеб и жизней не делает бессмысленных подарков. Даже стремление, лишь желание обладать Дарами способно принести гибель. Если же говорить по существу, то нет ни одного документального подтверждения о реальности артефактов. – Мистер Фламмель водит Жнеца за нос довольно успешно уже долгое время, сохраняя при этом бодрость духа. Разве существование Бузинной палочки не является доказательством правдивости легенды? Альбус Дамблдор внимательно вгляделся в лицо лорда Чейзи и, улыбнувшись, поинтересовался: – Для чего вам Дары, лорд Чейзи? – Вы же только что утверждали, что их не существует, ведь так, профессор? Так, да? Или нет? Дамблдор, вам кажется, будто бы я вам враг, но поверьте, я, как и вы, лишь забочусь о благополучии нашей нации. И я, как и вы, более всего на свете хочу видеть Магическую Британию процветающей и сильной страной. Вы разумный человек, Дамблдор. Прошу, подумайте над сотрудничеством со своим собственным Министерством Магии. Мы нужны друг другу. Я верю, что вы способны одолеть Гриндевальда в открытом поединке. Но также я верю, что, будь это правдой, вы бы уже давно сделали это. Дамблдор, присоединяйтесь ко мне. Вместе мы сможем больше, нежели каждый сам по себе, – лорд Чейзи, глядя профессору Трансфигурации прямо в синие глаза, протянул руку в надежде, нет, страстном желании рукопожатия, что скрепило бы их сотрудничество. Дамблдор твёрдо встретил гипнотизирующий взгляд таких же, как и у него самого, лазурных глаз. Понимая, что ответного рукопожатия он не дождется, лорд Чейзи с досадой убрал ладонь. – Я лишь школьный учитель, милорд, немного разбирающийся в политике, – Дамблдор учтиво поклонился. – Мне лестно ваше предложение, но я едва ли смогу оказаться полезным. – Не скромничайте, Дамблдор. Уж лучше скажите откровенно, что среди невинных детишек находиться куда приятнее, чем в обществе охочих до власти и денег умов. Впрочем, как показал недавний случай, ребятишки бывают не так уж и безобидны. – О чём вы говорите? – Дамблдор слегка напрягся, втайне надеясь, что сейчас речь зайдёт не об инциденте с погибшей девочкой. – Конечно же, об ещё одной ожившей легенде. Во всём обвинили ребёнка-великана. Кстати, должен отметить, блестящая защита, профессор. Браво! Если бы не вы, боюсь, последствия для виновного оказались бы гораздо тяжелее. – То был несчастный случай, лорд Чейзи. Лишь череда нелепых совпадений. Всё закончилось. Виновные наказаны. – Ну, уж вы-то наверняка знаете, что от взгляда акромантула, кажется, в протоколах упоминался именно этот зверёк, нельзя одеревенеть. Даже посмертно. Стало быть… – Стало быть, в жизни происходят несчастные случаи, лорд Чейзи, – продолжал стоять на своём Дамблдор. – Профессор, я, как и вы, когда-то окончил Хогвартс. С той лишь разницей, что моим факультетом являлся Слизерин. И я прекрасно знаком со сказанием о Тайной комнате, что однажды должна быть открыта. Стало быть, не все средневековые легенды лгут, – лорд Чейзи сально улыбнулся. – Удачи вам, профессор. Я всё же надеюсь, что вы рассмотрите моё предложение. Я не тороплю вас с ответом. А пока… пока желаю вам успехов в Хогвартсе. Кто знает, каких чудовищ скрывают его древние стены?Сегодняшний день
Гермиона ещё раз перечитала статью. Неудивительно, что сэр Гектор столь язвительно отзывался о последних заседаниях Визенгамота перед каникулами. Он громил Чейзи, заявляя, что тот своей игрой приведёт Британию к краху, и клял на чём свет стоит нерешительность Спенсер-Муна. Традиционно дядя заканчивал тираду громогласным заявлением о том, что сам не собирается участвовать в подобном фарсе. Теперь, будучи в курсе непростой международной обстановки, Гермиона невольно соглашалась с его резкими доводами. Однако сейчас всё естество охватило нестерпимое желание узнать у сэра Гектора, который, увы, манкировал министерский банкет, причину, по которой профессор Дамблдор присутствовал на вечернем приёме. Или же можно найти тётушку Гендельмину, которая наверняка уже ознакомилась с последними сплетнями. В коридоре послышалась семенящая поступь шагов Большой Эффи, заставив до того вальяжно развалившуюся в кресле Гермиону мигом подобраться, лихорадочно засунув ступни в разбросанные туфли, разгладить складки на платье и принять благопристойный, в её представлении, вид. – Мисса Гермиона, сэр Гектор через полчаса просит явиться вас в столовую, – красноречивый взгляд Эффи, скользнувший по натянутой словно струна фигурке, неодобрительно задержался на растрёпанной ветром прическе, а после опустился вниз, где из-под подола платья торчали туфли, обутые не на свою ногу. Гермиона, проследив за взглядом Эффи, криво улыбнулась и, не разрывая зрительного контакта со сверлившей лицо домовихой, аккуратно опустила полы юбки, чтобы переобуться. Эффи едва сдерживалась, чтобы не закатить глаза. Когда Гермиона наконец закончила, эльфийка, елейно растягивая каждое слово, произнесла: – Милорд также сообщил, что у нас ожидается гость. – Гость?! – Гермиона едва не поперхнулась, услышав подобное. Впервые с момента её появления в Грейнджер-Хаусе постороннему дозволяли войти в поместье. Сэр Гектор предпочитал скрывать племянницу практически ото всех. Как он говорил, «во избежание ненужных вопросов». Даже сам Гектор дипломатично отклонял приглашения на светские рауты, доставленные холёными филинами той или иной семьи. Гермиона находила небольшое развлечение в том, чтобы прикармливать капризных птиц, фантазируя, как выглядели их до невозможности знатные и наверняка излишне чопорные хозяева. Известие о таинственном госте сильно заинтриговало и озадачило её. Интересно, кто же этот человек, удостоенный чести быть принятым в поместье и даже стать представленным ей, загадочной наследнице, чудом обманувшей смерть?