— Что бы человек ни делал — всё самое ужасное, самое жестокое — он всё равно это оправдывает. Ты же не встречал никого, кто считал бы себя плохим?
— Но совесть всё равно тебя преследует. Иначе и быть не может.
— А ты не запираешь своё прошлое в тёмном подвале, чтобы никогда туда не ходить? Я так делаю.
— Правда, в моём случае — это целый особняк.
— А потом встречаешь кого-то особенного и хочешь бросить этому человеку ключ. Сказать «Открой, заходи». Но не можешь… Там темно, и повсюду демоны. Вдруг кто-то увидит, как это ужасно… Мне всё время хочется попробовать распахнуть дверь, пустить свет, всё очистить. Если бы я мог взять гигантский ластик и всё стереть, начиная с себя…
Патрисия Хайсмит «Талантливый мистер Рипли»
Дотационное заведение мистера Вула,
Лондон
июнь 1944 года
Том Риддл, обхватив голову руками, сидел на жёстком матрасе старой пружинистой кровати, что раздражающе поскрипывала от малейшего прикосновения к тронутой ржавчиной сетке. Намокшая от пота рубашка грубым рывком была стянута через голову и с ненавистью, будто бы только и она во всём виновата, отброшена в сторону, являя унылым стенам худое и жилистое тело с тяжело вздымающейся грудной клеткой. Молодой месяц с беспристрастной холодностью наблюдал через окно за метаниями бодрствовавшего в ночи юноши. Том нервничал, крутясь заведённым волчком на постели и сбивая застиранную до серости простыню. Теперь он подобрал под себя ноги и, устало прикрыв веки, изо всех сил давил на пульсирующие виски, словно пытался задушить ноющую боль через истязание собственного тела, которое обязано было подчиниться скрытой в человеческой оболочке мощи. Пальцы углубились во влажные волосы на макушке. Длинные и тонкие, словно бы специально созданные Творцом, чтобы под ослепляющие софиты в Альберт-холле перебирать на бис гладкие клавиши концертного рояля. К слову, как-то в Хогвартсе Том случайно наткнулся на старенькое расстроенное пианино, пылившееся в Мерлином забытом классе, куда Риддл забрёл в поисках уединения. Том медленно обошёл инструмент по кругу. Затем резким взмахом тисовой палочки с шумом откинул крышку, заставив грубо разбуженное пианино вздрогнуть. После, собирая под пальцами скопившуюся за много лет пыль, Том плавно провёл ладонью по всё ещё податливым клавишам – от края до края. Некоторые говорили, что музыка отражала внутренний мир человека и даже могла излечить больное сердце. Что ж, тогда это объясняло, почему из-под его руки выходила нескладная, рваная и раздражающая слух мелодия, способная скорее душу разорвать. Миссис Коул, на которую очарование Риддла, к его глубочайшему сожалению, не распространялось, по всей видимости, разделяла мнение Тома в вопросе отсутствия у него музыкальных и вообще каких-либо творческих талантов. Глубоко убеждённая в пользе физического труда для общего и, в первую очередь, нравственного развития человека, она настояла на подработке Тома подмастерьем в столь непростое для страны время. Поэтому ещё в сорок третьем его отдали в услужение бездетному сапожнику — мистеру Доусону. Неотёсанному кретину, как презрительно называл его сам Риддл. Впрочем, вообразить себя стоящим у мольберта где-нибудь в стенах Голдсмитовского колледжа, что на юге столицы, Том также мог с трудом. Сюрреалисты и абстракционисты – кажется, художники современности называли себя именно так, – представлялись Риддлу диковинными существами с изрядной долей сумасшествия. С одной стороны, они нравились ему своим стремлением изображать окружающую действительность в тех далеких от обыденных и классических красок образах, что и он сам представлял. С другой – Том рассматривал себя как человека жесткого, прагматичного и далёкого от сантиментов. Наследие с великим Салазаром ещё более укрепило в нём веру в то, что он мог вывернуть этот мир наизнанку. Силой и под себя. И если бы он так и остался убогим магглом, хотя даже от секундного рассуждения на эту тему становилось тошно, то едва ли мог бы избрать путь человека творческой профессии, несмотря на аристократичную внешность и, чего уж там, недюжинный актёрский талант. Перевоплощаться, умудряясь носить несколько масок одновременно, Том умел так хорошо, как ничто другое. Однако Риддл не мог отрицать, что ему крупно повезло в отличие от тех детей, которых отправляли за границу, якобы заботясь о них и искренне желая лучшей доли. Как говорится, благими намерениями... Некоторым, преимущественно из Канады, удавалось сбежать и чудом вернуться в старую и не всегда добрую Англию. А вот те, кому вручали билет до Австралии или Новой Зеландии, путешествовали в один конец, работая на плантациях и стойко снося физическое и психологическое насилие. По правде сказать, несмотря на «близорукость» миссис Коул во многих вещах, она не позволяла себе закрывать глаза на «особые пожелания» богатых спонсоров. Конечно, в противном раскладе у них могла бы быть и кормёжка получше, и обноски поприличнее, но… Твёрдость характера миссис Коул в столь тонком и деликатном вопросе – то немногое, за что Риддл был благодарен крыше этого заведения до того, как узнал о существовании волшебного мира. Многие его сверстники из подобных приюту Вула мест зачастую ходили с порванным ещё в нежном возрасте задом. Об этом, конечно, в приличном и прогрессивном обществе молчали, но слухи распространялись быстро, а зарёванные лица и потерянный взгляд спешащих на воскресную службу детишек красноречиво рассказывал обо всём без слов. Том на мгновенье постарался представить, что бы он предпринял в подобной ситуации. Не обладай, естественно, магическими способностями. К примеру, если бы мистер Доусон попытался... Брезгливо сморщившись, Риддл тотчас погнал прочь мерзкий морок. Мерлин, это отвратительно. Том оторвал руки от лица и несколько секунд рассматривал, медленно поворачивая то вверх, то вниз. Чистые. Учащённое сердцебиение возвращалось в норму. Взгляд тёмных глаз продолжал сверлить чуть подрагивающие ладони. Пальцы столь идеальны для сдавливающей, лишающей воздуха, ледяной хватки убийцы. Убийца… Том медленно приблизил ладони к лицу и дотронулся до высокого лба, размазывая капельки выступившего пота. Всё пылало жаром от ночного кошмара. Ему снилась эта серая комната, чьи безликие стены, казалось, он будет помнить даже спустя десятилетия. Перед глазами стояли два простых стула, письменный стол и платяной шкаф, вдруг вспыхнувший ярким пламенем. Огонь готовился поглотить всех и вся, прямо как четыре года назад, зимой в сороковом. Тогда, накануне его дня рождения, джерри забрасывали Лондон зажигательными смесями. Том, в отличие от испуганно прижимающейся к друг другу сопливой мелкотни, хорошо осознавал весь ужас происходящего, навсегда отпечатавшийся в его душе. Танцующее пламя подбиралось всё ближе. Том мог поклясться, что почувствовал его обжигающее дыхание на лице. А затем, сквозь выросший до самого потолка огонь, он увидел медленно проступающий и такой до боли знакомый силуэт. Сомнений более быть не могло. Это профессор Дамблдор, прямо как в их первую встречу, поджёг злополучный шкаф. Но теперь он хотел не просто напугать Тома. Нет. Риддлу казалось, что преподаватель Трансфигурации пришел сжечь его заживо, ведь проницательный профессор знал, по чьей вине на самом деле умерла Миртл Уоррен. Стоило Тому представить бездыханное тельце, распластанное на холодной плитке женского туалета, как ладони вдруг покрыла багряная вязкая масса. Том в неверии смотрел на дрожащие руки, по которым алыми ручейками на постель капала кровь. Он медленно коснулся ими лица, прочертив гранатовую линию от середины лба – через переносицу и глаза – до впалых щёк, а затем опустился ниже, проведя кончиками пальцев по приоткрытым губам. Чтобы ощутить вкус смерти, чтобы поверить. А пламя между тем уже принялось за край матраса, заставив вжаться очнувшегося от наваждения Тома в стену. Профессор Дамблдор сделал несколько шагов навстречу. Он замер в метре от оказавшегося в ловушке Риддла. Дамблдор спокойно стоял и смотрел до противного мерзким, сочувствующим взглядом во вспыхнувшие презрением глаза ученика, которого вот-вот охватит Адское пламя. – Вы не хотите мне что-то сказать, Том? – слова профессора стали последним, что он услышал перед тем, как огненные языки окончательно поглотили тело, и он проснулся, резко вскочив на кровати. Лихорадочно забегавшие по стенам зрачки скользнули по паре набивших оскомину стульев и столу, которые по-прежнему находились на своих местах. На улице стояла спокойная июньская ночь, и лишь полоска света от месяца гостила в его серой каморке. Тщетно пытаясь унять учащенное сердцебиение, Риддл поднялся с постели и направился к окну, уперевшись вытянутыми руками в подоконник. Из груди вырывались рваные и прерывистые вздохи. Было стыдно признаваться самому себе, как глупо он боялся Дамблдора. До сих пор. Том пытался найти рациональные причины этому страху, но ведь тогда придётся заглянуть внутрь себя. А этого Риддл ох как не любил делать. Потому что там, прячась глубоко в кровоточащем от обид сердце, по-прежнему жил маленький испуганный мальчишка, из образа и потасканной одежды которого он так страстно мечтал вырасти. Том день ото дня убегал от преследовавшего его в потайных уголках души тощего и нескладного юнца. Тот отравлял его существо боязнью оказаться никем и навсегда остаться в этом приюте с невзрачными стенами и ненавистными сожителями, потому что над всеми переживаниями, расчётливыми мыслями, низкими поступками и дерзкими мечтами довлел самый главный страх – ужас перед смертью от очередного налёта. Том повёл головой, прогоняя тревожные мысли. За подобными рассуждениями всегда следовала вспышка неконтролируемого гнева. Он ненавидел быть слабым, глубоко презирая это качество в других людях. Риддл сжал добела кулаки и с силой стиснул челюсти, заскрипев зубами. Злость пробудилась, заставляя метаться по тесной комнате из угла в угол, словно загнанного хищника в клетке. Тому хотелось сломать чёртов шкаф, впечатав в него кулак, затем расшвырять ободранные стулья, разбить стекло – сделать хоть что-то, чтобы унять щекочущую нутро ярость. Но нельзя дать гневу овладеть собой, иначе потоки магии разнесут здесь всё к драккловой матери, и вот тогда-то его и сцапает Дамблдор. Наконец Риддл резко упал на пол, начав отжиматься. Один, два, три… …Тридцать, тридцать один, тридцать два... На сороковом разе он почувствовал, что снова способен мыслить логически, облегчённо выдохнув и опустившись на живот. Пот градом струился по лицу, а клокочущее сердце страстно желало разорвать грудь. Полежав так с минуту, Том перевернулся на спину. Затем нашарил под матрасом выигранную в споре пачку Lucky Strike зелёного цвета вместе с коробком спичек. Ловко достав сигарету зубами, глубоко затянулся, не сильно заботясь о том, куда можно стряхнуть пепел. Губы выпустили тонкую струйку сероватого дыма, наблюдая, как клубящиеся пары через несколько мгновений растворились в воздухе. Ещё затяжка. Довольная ухмылка кривилась на лице Риддла. Какими бы невеждами эти магглы ни были, но толк в табаке определённо знали. Том глядел в потолок, закинув нога на ногу и продолжая держать на весу дымящуюся сигарету. Он мягко улыбался осознанию того, что никому в голову не придёт отчитать или, Великий Салазар, попробовать устроить ему показательную порку за это. Миссис Коул, равно как и сестры милосердия, въехавшие в дотационное заведение господина Вула ещё прошлым летом, потому что их прежнее место расположения подверглось бомбардировке, предпочитали сейчас обходить «странного» юношу стороной. О, они ещё так смотрели на него. Сколько бы он дал, чтобы ловить этот по-щенячьи жалостливый взгляд в то время, когда был ребёнком. Тогда на него все плевать хотели! Справедливости ради стоит отметить, что они все здесь были такими детьми. Но маленького Тома, зная его паранормальные способности, не иначе как вызванные происками злых сил, никто не любил. Дети прекращали играть, как только он пробовал подойти к ним, миссис Коул же всегда обвиняла его во всех преступлениях, пусть и часть инкриминированного была правдой. Но ведь существовала еще и другая. Тогда Том решил, что будет вести себя, как вздумается, ведь во всех неприятностях всё равно сделают крайним его, заставив в очередной раз приготовить комнату, чьё скромное убранство так и не изменилось с годами. Он обязан был сдвинуть вместе стулья, чтобы забраться на один из них, перекинуться через спинку, доставая лбом до сиденья другого, и подставить для позорной экзекуции оголённую пятую точку. В детстве Том часто плакал. Миссис Коул, говоря профессору Дамблдору о странной молчаливости мальчика, видимо, из природной скромности обошла этот момент, рассудив, что всех детей наказывают и они ревут при этом. Ничего из ряда вон выходящего. Ничего, что имело бы значение в повседневной жизни. Остальные обитатели приюта, в момент наказания толпившиеся возле незапертой двери, радостно потешались, каждый раз довольно взвизгивая, если из груди Тома при свисте тоуси – кожаной ленты с ручкой – вырывался скулёжный стон. Став взрослее, он понял, во что бы то ни стало нужно пересилить себя и не выдавить ни единого звука. В первый раз эффект был грандиозным, ведь десятилетний Том не проронил ни крика, пока получал положенные шесть ударов. Довольный собой, он резво натянул штаны и, вежливо поблагодарив ошалело смотревшего мистера Бенсона, гордо вышел из комнаты, проследовав на задний двор приюта. Свист и весёлое улюлюканье отдавались в ушах сладкой музыкой. Остальные теперь смотрели на него с восхищением, ведь тяжелую руку мистера Бенсона, который со временем распоряжался здесь наравне с миссис Коул, боялись абсолютно все. Том хорошо усвоил урок. Если человек способен выдержать даже самую жёсткую порку, то он переставал быть слабым, его нельзя обвинить в никчёмности – такого начинали уважать. В детстве Том думал, что столь незавидная участь – становиться жертвой побоев – постигает детей, чья жизнь протекает в таких Богом забытом местах. В этом даже поселившиеся здесь сестры милосердия не смогли разубедить. Однако в прошлом году, когда Риддлу удалось улизнуть от мистера Доусона, чтобы посмотреть подпольный кулачный бой, он с удивлением обнаружил, что телесным наказаниям подвергались даже отпрыски богатеньких родителей. В полутёмном коридоре один из таких спустил штаны и хвастался другому своими «наградами». Не то что бы Тому нравились чьи-то мужские задницы – в тот момент он не смог ничего разглядеть, даже если бы и захотел. Зато, прячась за нагромождением стеллажей, хорошо расслышал, что в Итонской школе телесным наказаниям подвергали абсолютно всех! Причём приведением приговора в исполнение занимались не только преподаватели, но даже старосты, которым вообще дозволено слишком много, о чем обидчивым тоном причитал один из богатеньких сынков. Тогда Том подумал о состоятельных щенках, учащихся с ним на одном факультете. Интересно, как заверещал бы Эйвери, получи он пару ударов ротанговой тростью? Антонин наверняка держался бы с достоинством, насчет Абраксаса он так уверен не был. А ведь это не такая уж и плохая мысль… Стоит вдолбить в головы некоторых его друзей, что терпеть пытки почётно и в малых дозах они способны закалить характер и волю… Конечно, использовать, как он тогда называл, «интересные заклинания», в стенах Хогвартса было бы рискованно. Поэтому для этих целей выбрали Запретный Лес… Как забавно вспоминать об этом сейчас. Интересно, что сказали бы его чистокровные друзья, узнай, что унизительную по своей сути процедуру экзекуции – истязание тела режущими и колющими заклинаниями во время собраний иначе назвать нельзя – Том превратил в элитное развлечение, подсматривая за чьим-то маггловским задом? Губы Риддла тронула лёгкая улыбка, а рука потянулась за очередной сигаретой. Мысли об их маленьком подпольном клубе, организатором которого он уже ровно как год являлся, приятно грели расцветающее внутри эго. Если всё пойдёт в том же ключе и дальше, то детские мечты Тома, когда-то вдохновленного одним честолюбивым человеком, смогут стать реальностью. Том стремился ненавидеть все маггловское в себе, однако он и не мог отрицать, что именно никчёмные в самом своём существовании магглы, а отнюдь не маститые профессора Хогвартса, влияли на его мировоззрение и идеалы. Нет, ну не со Слиззи же, в самом деле, ему брать пример или дряхлеющего день ото дня Диппета? Оба были честолюбивы, в меру осторожны, но крайне непритязательны в жизни. Их вполне устраивало то уютное, покрытое тиной болотце, в котором они бултыхались. Том, навсегда очарованный волшебным миром с памятного похода в Косую аллею, был озадачен парадоксальным, на его взгляд, вопросом. Почему маги современности не использовали свой огромный потенциал в изобретении чего-то нового и преобразовании окружающего мира? Он же всеми силами стремился к изменению этого мира. Правда, для этого необходимо быть наверху иерархической пирамиды их консервативной системы, которая словно бы закостенела на стыке XVIII–XIX веков. Как бы это ни было печально и удивительно, но только желание помочь магглам в Первую мировую внесло кое-какие обновления технического порядка. Том, выдыхая клубы дыма, представил себя синим склизким существом из широко известной маггловской сказки про девочку в кроличьей норе, которой он зачитывался до того, как узнал про Хогвартс. Мудрая Гусеница. Риддл задушил бычок о ножку кровати, а затем, устроившись поудобнее на полу, широко раскинул в стороны руки и ноги, словно морская звезда, и предался воспоминаниям.4 октября 1936 года
Именно этот день навсегда изменил его отношение к себе и окружающему пространству. Тому тогда было девять. Он подслушал под дверью, как Стаббс возбуждённо рассказывал о каком-то параде в Ист-Энде. Билли подговаривал ребят сбежать, чтобы посмотреть его. Маленького Риддла, естественно, никто не собирался приглашать. Однако... Настоящий парад! Как и у любого мальчишки его возраста, глаза Тома ярко загорелись при одной только мысли о марширующих в мундирах солдатах, торжественной музыке и бое барабанов. Марш, строй и дисциплина. Он чётко запомнил заветную дату — четвёртое октября. Когда настал день «Х», Риддл невидимой тенью увязался за Билли Стаббсом, Эриком Уолли и Деннисом Бишопом сразу после воскресной службы. Ох, и всыпала же им потом миссис Коул. Но до того момента сироты из приюта Вула держали путь из промышленного района к площади Тауэр-Хилл, расположенной в Ист-Энде. Это место приняло в тридцатые годы в свои рабочие застенки бежавших от режима фашистов евреев с континента. А вообще местное население там было весьма колоритным: упомянутые семиты; крепкие ирландские рабочие, трудившиеся в доках; выходцы из Восточной Европы, несогласные с режимом коммунизма. В какой-то момент Тома обуял страх и он даже хотел развернуться и припустить. Его пугало количество встречных полицейских, многие из которых разъезжали верхом. Но более постовых вызывали беспокойство звучащие всё громче и громче возгласы: «Они не пройдут!». Том слышал тут и там то и дело вырывавшееся с оттенком презрения: «Фашисты!». Он вспомнил, как перешептывались между собой миссис Коул и мистер Бенсон, сетуя на то, что в Британии набирает силу своя «пятая колонна». Колонна к чему? Этого маленький ребенок не знал, но по обеспокоенному тону воспитательницы решил, что это что-то страшное. Засмотревшись на галдящий люд, мальчик получил пинок в бок от обнаруживших его присутствие Стаббса и компании. – Смотрите-ка, какая встреча! Отгадай загадку: кто сегодня плохой мальчик? Что, шпионишь за нами? – издевательским тоном начал Эрик Уолли, пихнув Риддла в грудь, однако был остановлен рукой Стаббса, слишком увлечённого предстоящим зрелищем, нежели возможностью поглумиться. – Ладно, пошли, коли увязался, – милостиво разрешил Билли. Том потёр ушибленное место и, ничего не ответив на выпад в свой адрес, молча последовал за ребятами. Полицейских становилось всё больше и больше, как и увеличивалась в объёме возмущённая толпа, варившаяся в нервном томлении и ожидании. Казалось, стоит слишком резко что-то выкрикнуть, и народную массу будет уже не остановить. Мысли о параде уступали место накатывающему чувству липкого страха, шептавшего, что эта куча обозлённого народа может поглотить и растоптать их. – Эй, Билли, может, ну, его, парад этот? Давай лучше вернёмся, – осторожно начал Деннис Бишоп. – Что, зассал? Нет уж! Миссис Коул всё равно нас выпорет, а так хоть посмотрим, – заупрямился Билли. – Если что, свалим всё на уродца Риддла! – Стаббс ткнул в застывшего на месте Тома пальцем. – А ты уверен, что здесь будет парад? – тихим голосом, не поднимая глаз на взобравшегося на фонарный столб Стаббса, спросил Том. – Эти люди не очень-то настроены... смотреть шествие. – Уродец Риддл! Конечно, я уверен, что здесь будет парад, – издевательским голосом пропел Стаббс. – Вон! Смотри! Вон там! – завопил Билли, вдруг заметив оживление в отдалении. Он ухватился одной рукой за длинный ствол фонаря, а второй указал вперёд. Там, гордо прошествовав мимо верных ему «чернорубашечников», показался предводитель Британского союза фашистов – баронет Освальд Мосли. Том, болтавшийся где-то под ногами Стаббса, Уоллиса и Бишопа, облепивших фонарь в соответствии с приютской «иерархией», усиленно старался подпрыгнуть, чтобы разглядеть хоть что-то. Понимая, что здесь ему ничего не светит, Риддл спустился вниз и юрко начал пробиваться сквозь тесно прижимавшихся друг к другу людей. В конце концов, проползая между ног и получая локтями по макушке, Том прибился к месту, откуда увидел чинно вышагивающего мужчину средних лет с коротко подстриженными усами, сдвинутой набок фуражкой и вытянутой в странном жесте вверх руке. Люди в чёрной форме, выстроившиеся в две параллельные шеренги, также странно выбрасывали вверх руку и восхищённо приветствовали своего лидера. Том никогда прежде не видел, чтобы кто-то мог вызывать в других такие яркие эмоции. Очевидно, что этого Мосли любили и... ненавидели одновременно. Одно дело слушать репортаж по радио и разглядывать снимки в газетах, но совсем другое – быть частью этого. Том следил за прямым взглядом предводителя марша, представляя, какой же этот, как ему удалось расслышать, Мосли, дисциплинированный, волевой, сильный и наверняка бесстрашный, если решил провести парад в столь неблагополучном районе. Том проследил, с каким восторгом реагировали люди в форме, если сэр Мосли лишь краем глаза скользил по их вымуштрованной фигуре. Как они преданы ему! Как они любят его! Риддл не замечал язвительные и горькие комментарии в адрес только что обретённого кумира от бедно одетых, как и сам Том, людей из серой и обезличенной толпы. Он был поражён до глубины души, что все те молодые и крепкие мужчины в чёрных одеждах признали своим лидером столь молодого на вид человека. Том должен опять увидеть этого Мосли! Он должен разгадать его секрет! И Риддл решил вынырнуть из серой массы, чтобы обогнуть толпу в другом месте. И как только он преодолел людской поток и обернулся, то задремавший ужас и паника пробудились внутри с новой силой. И он был там? Он сумел выбраться из этого? Начались столкновения людей с полицией. Первое время была лишь толкучка. Затем кто-то, видимо, агрессивно настроенный, замахал кулаками. Началось. Том уже забыл, что хотел последовать за сэром Мосли. Риддл в безвольном изумлении заворожённо наблюдал за человеческими страстями. Конечно, ему не впервые видеть, как полиция кого-то скручивает или же крепко сбитые ирландцы орудуют кулаками, но девятилетний ребенок никогда не наблюдал за столь массовыми беспорядками воочию. Крики и свист; летающие свободно по воздуху стулья и обломки мебели; лошади, встающие на дыбы; людские баррикады, оттесняющие полицию… Том очнулся, когда едва увернулся от вылитого сверху содержимого ночного горшка. Пора сматывать удочки. Его не интересовало, где Стаббс, Бишоп и Уоллис. Он бросился прочь. Только несколько лет спустя Том осознал, кем являлся Освальд Мосли и почему многие люди были столь агрессивно к нему настроены. Риддл не хотел признаваться, что, несмотря на ненависть к гитлеровцам, он искренне восхищался его английским визави. И чем старше Риддл становился, тем интересней и многогранней виделась ему неоднозначная фигура опального аристократа. Самый молодой в то время двадцатидвухлетний парламентарий, герой войны, стремящийся построить страну, «достойную героев», инициатор новых экономических реформ, правда, забракованных в стенах Вестминстерского дворца. Даже уход Мосли в фашистскую риторику Том видел не как его лояльность курсу Гитлера, а как возможность прийти к власти, чтобы потом претворять свои планы в жизнь. Однако Мосли погорел на отсутствии умных соратников по партии. Они насаждали свои идеи «слишком увлечённо и горячо». Теперь, когда Том сам планировал в будущем стоять у руля Магической Британии, он всё чаще возвращался не к успешному примеру Черчилля, а к так и не достигшему своей цели Мосли. И Черчилль, и Мосли – оба относились к дворянской касте, пусть и разным ее слоям. Том понимал, как в Британии - маггловской и магической - важна наследственность. К счастью, теперь, когда он точно знал, что в его теле текла благородная кровь Салазара Слизерина, этот вопрос отпадал сам собой. Конечно, оставалась побочная ветвь отца. Он недоумевал, что заставило его мать, урождённую Меропу Мракс, променять брак с чистокровным на союз с каким-то магглом. Том должен был это выяснить совсем недавно, но помешала та неуклюжая девчонка! Так, спокойно, Том, дыши. Один-два-три… Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Безмозглая девка! Риддл легко выходил из себя, взвинчиваясь так же быстро, как и заканчивалась пачка сигарет. В тот момент он готов был переломать ей хребет. Том трясущимися руками вытряхнул оставшиеся сигареты на кровать и смял опустевшую упаковку, а затем с такой силой сдавил кулак и стиснул зубы, что прямо на Линии Жизни выступила кровь. Лишь увидев, как багряная капелька медленно стекла по указательному пальцу и разбилась о пол, Риддл немного успокоился. Дыхание вновь выровнялось. Прикрыв ладонью веки, Том попробовал кончиком языка собственную кровь. Кровь Салазара Слизерина. Он не посрамит чести своего благородного предка, он обязательно докажет, что наследник достоин не меньшего почитания. Рассветное зарево уже зародилось на горизонте. С момента смерти Миртл он тяжело переносил ночь. Наступление утра дарило внутреннее спокойствие и успокаивало душу. Душа… Что она такое? До открытия мира магии Том часто задумывался, была ли душа у мистера Бенсона или Адольфа Гитлера, но сейчас-то он наверняка знал, что — да, была и есть. Иначе чем бы питались тёмные твари в Азкабане? Интересно, а какова душа на вкус? Зависила ли она от деяний или мыслей человека? На что похожа его собственная? Есть ли у неё форма, как у патронуса?«Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Евангелие по Марку, глава 8, стих 37)»
Слова из последней проповеди никак не выходили из его головы. Как странно всё складывалось. Ведь Том только недавно наткнулся на весьма любопытную информацию. Забавно, что их великий поборник нравов и веры во всепрощающую силу любви Дамблдор до сих пор не изъял это из школьной библиотеки. Ведь, Том был уверен, сам профессор Трансфигурации наверняка ознакомился с содержанием столь неоднозначной книги в свои школьные годы. Быть может, слухи не врали и Дамби лишь ждал подходящего момента, чтобы присоединиться к своему старому приятелю Гриндевальду? Австриец – идиот, если думал, что будет помыкать магглами. Впрочем, при магическом потенциале Геллерта Гриндевальда сложно в чём-то усомниться. И всё-таки он недооценивал тяги людишек к самоуничтожению и разрушению всего, что их окружало. Оружие магглов достаточно безобидно для волшебников такого уровня, как Гриндевальд, Дамблдор или его собственного, однако для подавляющего большинства магического сообщества оно окажется фатальным. При определённых условиях. Том внимательно следил за боевыми сводками – пока он находился под крышей маггловского приюта, от исхода войны зависела и его жизнь. И Риддл прекрасно осознавал, что войска союзников под громкими лозунгами возмездия на самом деле устроили в Гамбурге, благо, что магам огонь не страшен. Не Адское пламя, но принцип схожий. Главное – умелая подача информации. Изуверские в основе своей бомбардировки немецких городов ничем не отличались от налётов фашистов. Но ведь то фашисты, а не цивилизованный народ под руководством Черчилля, который даже Церковь привлёк на свою сторону, дабы епископы кормили сказками на миг задумавшуюся об этичности налётов морализировавшую паству. Магглы походили на диких зверей ушедших эпох. Каннибалы, имевшие благонадёжный вид. Но речь сейчас не о магглах, Гриндевальде или же его «любимом» профессоре. Том мог получить ответы на давно мучавшие его вопросы. Стоило лишь провести один ритуал. И тогда он будет знать наверняка, ведь Том ненавидел быть несведущим хоть в чём-то. Природа магии, в какой бы цвет её ни окрашивали эти глупые люди, всегда манила его. Для Риддла палитра волшебства была гораздо шире скучного черно-белого мира, который видело подавляющее большинство. Рузвельт, Черчилль, Гитлер, Сталин, Слизерин, Мерлин... Для каждого из них мир был серым, просто интенсивность чёрного несколько различалась.«Душа ленивого желает, но тщетно; а душа прилежных насытится (Книга Притчей Соломоновых, глава 13, стих 4)».
Неужели само провидение указывало ему дальнейший путь? Сладкое томление и трепет охватывали Тома, когда он думал об этом. Он слишком рано разочаровался в Господе, продолжая, тем не менее, ходить в церковь по наставлениям миссис Коул, которые пока не мог игнорировать. Иначе бы противная горгулья донесла Дамблдору, а тот с недавних пор прилагал значительные усилия, чтобы ограничить Тома. Выкинь безродного сироту из школы или направь на принудительное лечение в Мунго –Мерлин, как он ненавидел врачей! – результат будет одинаков. Не просто судьба, а само его дальнейшее пребывание в мире магии окажется под большим вопросом. Но Всевышний, видимо, не желал терять такого талантливого раба, как Риддл. И он дал ему подсказку. Крестраж. Но в той книге не нашлось исчерпывающей информации. Были плохо прописаны последствия и возможное число комбинаций. Хотя, конечно, первая составляющая – убийство, у него уже имелась. Но можно ли считать эту нелепую случайность полноценной частью для свершения магической сделки? Он до сих пор не мог поверить, что всё вышло так до банальности глупо. Том с превеликой радостью посмотрел бы, как Василиск разрывает на части Эйвери или Лестрейнджа, но его жертвой пала нелепая, вечно зарёванная девочка в очках с толстыми стёклами и некрасивой оправой. Миртл, грязнокровка, всегда так отчаянно хотела внимания, стремилась стать заметной, хоть для кого-то, используя любой способ. Прямо как сам Том. Он не чувствовал себя виновным в её гибели. Совсем. Но ведь должен. Том знал, что обвинять его можно лишь в исключении Хагрида из школы. Но Мерлин, это был лишь вопрос времени и ещё чьей-то жизни. Конечно, акромантул далеко не Василиск Салазара Слизерина, но и не ласковый питомец из магазина «Волшебный зверинец». Если говорить совсем честно, то Том искренне недоумевал, что полувеликан делал в школе. Даром, что попал в Гриффиндор. Видимо, дурь в нём перевешивала любовь к опасным тварям, чтобы занять место среди барсуков, почитавших Уход за магическими существами.«А души праведных в руке Божией, и мучение не коснётся их (Книга Премудрости Соломона, глава 3, стих 1)».
Душа мёртвой Миртл в обмен на кусочек его живой души, заключённой, скажем, в дневник? Можно ли вытрясти душу из привидения? Именная тетрадь в кожаном переплёте – одна из немногих вещей, принадлежавшая именно Тому. Он купил её на те деньги, что вручил ему Слизнорт за помощь в изготовлении зелья для богатого покупателя. Тогда Том чрезвычайно гордился собой. Эта вещь идеально подходила, чтобы стать символом возвышения Риддла. Кстати, о декане их факультета. А ведь Слиззи мог знать многое о крестражах… Поток мыслей Тома прервал стук клюва по стеклу. Риддл повернул голову в сторону окна – филин Малфоя. Холёный, демонстративно начищающий густое оперение и будто совершенно плевавший на кого бы то ни было. Риддл усмехнулся. Каков хозяин – таков и питомец. Том поднялся с пола, не затушив сигарету, и впустил птицу внутрь. «Кардинал» – так его звали – ухнул в знак приветствия, но увернулся от поглаживания, успев оставить «подарок» аккурат на середине облезлой деревянной рамы, после чего важно протянул Тому лапку с посланием. – Дерьмо! – недовольно прошипел Риддл, подавляя в себе желание тотчас свернуть филину шею. Впрочем, Кардинал вёл себя так абсолютно со всеми, включая Каса, однажды нагадив собственному хозяину на подушку, потому что тот забыл угостить его лакомством. Однако филин являлся быстрым и надёжным почтальоном, не раз, как доверительно сообщал всем Абраксас, предупреждая его о родительском гневе. Потому своенравная птица была пока что жива. Риддл в нетерпении развернул письмо. Том усмехнулся, увидев скачущие вверх и вниз строчки, явно намекавшие на варварский набег в погреба Малфой-мэнора.«Приветствуем тебя, Томми!
Надеемся, что проповеди твоей магллы-надсмотрщицы столь же нудны и длинны, как причитания дуэньи Лукреции Блэк. Она, кстати, передаёт тебе сердечный привет и свои наилучшие пожелания (красивый, с правильным наклоном почерк Альфарда Блэка изобразил на полях карикатурную фигурку, соревнующуюся в кривлянии с павлином Малфоя). Наши дни размерены и подчинены скучному распорядку, разбавляемому прекрасным огневиски лорда Малфоя, который был выкраден из темных погребов благороднейшего семейства наименее одарённым из его членов («наименее» зачёркнуто и сверху приписка почерком Абраксаса – «самым»). Но и среди этой серости и рутины нашлось место одной классической истории с «девицей в беде», загадочным артефактом и самим Блевальдом (у Антонина Долохова почерк был размашистым, а имя самого тёмного мага всех времён он по обыкновению пренебрежительно коверкал на разный лад). Не будем долго расписывать, как обделался Кас, поведав нам обо всём, а сразу перейдём к сути (взору Тома вновь предстали аккуратные буквы авторства Блэка). Том, а теперь, когда скудная фантазия этих несносных кретинов исчерпала себя, позволь взять слово истинному аристократу и наконец перевести на человеческий английский то, что эти два уже в хлам пьяных придурка пытаются написать («два» зачёркнуто – исправлено на «три» рукой Альфарда, «три» зачёркнуто – исправлено на «два с половиной» Антонином). Не столь давно в какой-то Мерлином забытой дыре – в маггловской заднице Лондона – произошла знатная встреча. С одной стороны, бравые солдаты нашего Аврората, с другой – боевики Гриндевальда. Посередине, представь себе, Янус Фрай, оказавшийся крысой, шпионившей для австрийского правительства. Беседа приняла фатальный оборот. Но это неважно (приписка Блэка — «для такой лицемерной чистокровной задницы»). Каким-то образом во всём оказалась виновата девица. Да! Представь себе, Аврорат отстаивал её поруганную честь и достоинство («мадам Трэмейн им бы гордилась» – авторство не установлено, буквы как-то стремительно поползли вниз)! Затем появился её родственник и всех отравил. Он ведь зельевар (Том с трудом угадывал почерк Антонина). И теперь Дагворт-Грейнджер победит разноглазую крысу! (Кас не сдавался в борьбе с Антонином за почётное звание «самый стойкий после огневиски»).Твои вероломные (неразборчиво) рыцари!
P.S. Томми, не убивай никого (почерк принадлежал Антонину, которому закономерно присуждалась победа в этом противостоянии)!». Смех душил Риддла. О, так весело ему не было с начала каникул! Конечно, приписка Антонина отбрасывала преследовавшую Тома по пятам тень страха, но не могла прервать веселье, охватившее его при чтении этого шедевра. Успокоившись и отпустив без обратного послания, как и лакомства, недовольно ухнувшего Кардинала, Риддл, присев на кровать, внимательно прочёл письмо ещё раз, смакуя вкус последней сигареты. Если весь этот полупьяный бред правда, – а Том не сомневался, что это так, – значит, необходимо дать задание Касу выяснить у отца, о каком артефакте шла речь. Что такого мог искать Гриндевальд в гнилом местечке маггловского Лондона? И как здесь оказался замешан Дагворт-Грейнджер? Профессор Слизнорт как-то упоминал о нём вскользь, подчеркивая исключительное мастерство в искусстве зельеварения в целом и изготовлении ядов от вредителей в частности. Но что могло связывать Дагворт-Грейнджера и Гриндевальда? Том слышал, что Грейнджер придерживался консервативных взглядов и как пэр имел место в крыле лордов во время заседаний Визенгамота. Но он никогда прежде не видел эту фамилию в привязке к Гриндевальду, Дамблдору или Спенсер-Муну. Как жаль, что до окончания каникул было ещё так далеко! Уж если бы данный эпизод случился во время учебы, то Том нашёл бы способ обаять Слизнорта, чтобы пригласить знаменитого зельевара для неспешной беседы на один из его уютных вечеров. Риддл слегка хмыкнул, когда взгляд тёмных глаз замер на строчке про, как подметил Альфард, «девицу в беде». Избитая фраза. Родственница Дагворт-Грейнджера? Его любовница? Из-за неё весь сыр-бор? Кто бы мог подумать, какую значимую роль в его судьбе будут играть женщины? Сначала собственная мать, подарив Тому жизнь, обрекла на страдальческое существование. Едва он начал осознавать себя – появились миссис Коул и Марта. Даже Тайная Комната и непреднамеренное убийство навсегда были связаны с Миртл Уоррен. И вновь перед глазами пронёсся размытый образ магглы, которая остолбенела прямо на проезжей части. Будто Василиска увидела. От этих женщин сплошные проблемы. Хотя... Губы Тома вдруг расплылись в довольной улыбке, а из груди вырвался долгий, мечтательный вздох. Ещё с прошлых летних каникул он осознал, что женщины способны не только доставлять неприятности. Том беззаботно откинулся на подушку и, блаженно прикрыв веки, предался воспоминаниям о зеленоглазой Бесс. Она была старше Риддла на пару лет, однако её опыт общения с противоположным полом желторотый в вопросах взаимоотношений Том оценивал на «Превосходно». Риддл вспомнил, как однажды почувствовал на себе чей-то изучающий взгляд во время воскресной службы. Неуверенно обернувшись, он столкнулся глазами со смотревшей исподлобья девушкой. Она несмело улыбнулась, а Том, презрительно хмыкнув, отвернулся. Но любопытство взяло верх, ибо он продолжал чувствовать на себе испытующий взгляд девичьих глаз, и Риддл, уже не так уверенно, всё же посмотрел на неё вновь. Улыбка девушки стала шире. С тех пор, как Том заметно вытянулся и больше не казался нескладным мальчишкой, он стал замечать, что всё больше девушек обращали на него внимание. Кто-то из них лишь застенчиво улыбался, после испуганно пряча взгляд в пол. Другие же вели себя подобно Бесс и смотрели так, будто чего-то ожидали взамен, словно бы чего-то хотели. Том не был вполне уверен в своих догадках, ибо летние каникулы его хогвартские однокурсники проводили у себя в поместьях, а спрашивать о чём-то подобном в письме было стыдно. Ещё бы! Ведь каждый из них со всей серьезностью утверждал, что уже не раз целовался и даже обжимался с девчонкой, во что поверить было непросто, учитывая, что свободное от учебы время, за исключением каникул, они обычно проводили вместе. Альфард сумел увлечь Серую Леди? Он скорее поставит десяток галлеонов, которых у него не было, что прыщавому Блэку позволил поцеловать себя разве что Кровавый Барон! Или Пивз. В такое место, о котором в приличном обществе не говорят. Но... Но ведь интуиция никогда не подводила его. А её голос настойчиво твердил, что Риддлу как-нибудь следует задержаться после службы. И однажды Том прислушался к себе, оставшись сидеть среди ряда длинных опустевших лавок под сводами церкви. Тогда-то к нему и подошла очаровательно улыбающаяся девушка. Вьющиеся медные волосы, травянистое платье с рядом мелких пуговичек спереди – дань военной моде или, возможно, лишь способ подчеркнуть цвет глаз. Зелёные. Цвет Слизерина. Ах, Бесс, живи они на континенте в эпоху Средневековья, то такую, как ты, непременно бы сожгли на костре за ворожбу. Бесс, конечно, не обладала магическими способностями, но её власть над мужчинами была сродни колдовству. Уже позже Том узнал, что являлся далеко не единственным, с кем эта очаровательно-невинная на службе и развратно-страстная во время коитуса девчонка проводила время. Известие не удивило его, но несколько задело. Том был собственником по натуре. Но в тот день всё это не имело значения. Он вспомнил, как тепло поприветствовал её, а Бесс в ответ зарделась и, рассмеявшись, вернула ему улыбку, играя ямочками на щеках. После же они ещё обменялись парочкой ничего не значащих реплик, а затем... Том туго сглотнул. В комнате вдруг стало невообразимо душно. Он невольно нащупал через ткань пижамных штанов налившийся кровью член и, чуть закусив нижнюю губу и закатив глаза, проник рукой под пояс. Когда шершавая кожа пальцев дотронулась до гладкой головки, приглушенный стон удовольствия вырвался из груди. Память перенесла его на возвышавшуюся над осадным Лондоном обитель ветров – колокольню, куда они с таким трудом добрались по винтовой лестнице, страстно искусывая по пути губы друг друга. Полуденное солнце накалило жесткий шершавый камень, в который вжимались напрягшиеся мышцы спины Риддла, пока сама Бесс тесно прижималась к Тому, обводя руками рельеф плеч и слушая бешеный ритм сердца. Сделав короткую передышку и на миг оторвавшись друг от друга, они вновь окунулись с головой в сумасшествие. Пока он с жадностью и какой-то нарочитой грубостью всасывал в себя её блуждающий во рту язык, Бесс вытащила из-под брюк полы его рубашки, проведя по твёрдому рельефному животу ладонью. Риддл же, впервые испробовавший на вкус женские губы, неумело мял ладонью мягкие полушария, просто сжимая и разжимая их в руках. – Не так, – едва слышно прошептала Бесс. Она переплела свои крохотные пальчики с его и, накрыв ими мужские ладони, начала медленно массировать себя, жалобно постанывая, когда Том, перехвативший инициативу, дразняще поглаживал большим пальцем окаменевшие горошины сосков. Вихрь, вольно разгуливающий в своих владениях, трепал начавшие нервировать Тома волосы Бесс. Они раздражающе лезли в нос, рот и уши. Однако ничто уже не могло остановить его. Риддл испустил сдавленный хрип, когда женская ладошка, до того упиравшаяся в живот, опустилась чуть ниже. Она нащупала внушительную выпуклость через брюки и, игриво пробежавшись вдоль ширинки пальчиками, накрыла её, заставив изнемогавшего от желания Тома впиться в выступавшую венку на белоснежной шее, втягивая и чуть покусывая нежную кожу, чтобы после начать зализывать её кончиком языка. Тогда Бесс выгнулась дугой, простонав в ухо его имя, принуждая Риддла почти до хруста костей смять её в объятиях. Когда же на выдохе она резко сжала ладонь внизу, взревевший Том чуть не укусил её до крови. Он в тот момент почувствовал, что нутро взрывалось тысячью фейерверками, отблески которых танцевали в его потемневших от вожделения глазах. Ощущения столь контрастировали с теми, которые он испытывал, впервые лаская себя. Он пробовал делать это под прохладными струями воды в школе, или же когда сидел с широко расставленными ногами на ободранном стуле в приютской комнате, сжимая в руке член и прикусывая плотно сжатые губы, пока предавался волнующим фантазиям, сквозь затуманенный взгляд изучая плакат какой-то маггловской красотки в чулках. Между тем движения Бесс становились всё настойчивее. Она дерзко посмотрела Тому в подёрнутые дымкой глаза и, довольно улыбнувшись, медленно облизала языком губы. После Бесс запустила ладонь ещё глубже, едва не заставив неопытного Риддла задохнуться от нехватки воздуха в лёгких. Глаза Тома остекленели, приблизившись по цвету к обсидиану, а Бесс лишь тихонько рассмеялась над такой открытой реакцией на её «невинные» действия. – Ответь, малыш, это ведь твой первый раз? – ласково прошептала зеленоглазая девушка. Том прерывисто хватал ртом кислород и, тяжело сглотнув, хрипло выдавил короткое «Да», признавая её правоту. – Хорошо, Томми. Тогда я сделаю всё, чтобы ты запомнил его. Навеки, – Бесс привстала на носочки и коротко мазнула Риддла в губы. Вообще-то Том терпеть не мог, когда к нему обращались подобным образом, но в ту секунду было плевать. Он не смел думать ни о чем другом, как о маленьких женских пальчиках, что размазывали вдоль члена выступившие капельки смегмы, задевая коротким ноготком каждый чувствительный миллиметр. Риддл боялся кончить слишком рано, прослыв слабаком. Но, Салазар, как выдержать? Бесс же вдруг, к его недоумению и ужасу, отстранилась, любуясь проделанной «работой». Некогда красиво уложенные волосы едва державшегося на ногах Тома были взъерошены, лоб блестел от пота, белая рубашка безнадежно измялась, а брюки вместе с трусами приспущены, демонстрируя взору Бесс влажную головку члена. Сейчас она видела в нём падшего ангела, такого прекрасного, такого невинного и грешного одновременно. Распятого и готовящегося явить ей все своё великолепие. Риддл искушал. – Не так быстро, Томми, – рассмеялась она скрипучим голосом, а затем, отвернувшись, начала нарочито медленно расстегивать пуговицы на одежде, изредка кидая в сторону Риддла игривые взгляды. Закончив, Бесс резким движением руки сбросила платье на пол, оставшись лишь в панталонах и бюстгальтере. Она уткнулась подбородком в округлое плечико и вновь повернулась к рисковавшему потерять сознание Тому. Девушка размашисто зашагала к Тому – по походке Риддл осознавал, что для неё происходящее было не столь волнительно и более походило на забавную и приятную игру. Со всей страстностью, какую она могла выразить глазами, Бесс взглянула в исказившееся мукой лицо Тома. Она ничего не сказала, но провела ладонью по лбу Риддла с блестевшими на солнце капельками пота. Бесс слегка похлопала его по щеке, а затем медленно просунула указательный палец в рот. Риддл всё это время не сводил с неё глаз. Том тотчас обхватил палец языком, стараясь всосать как можно сильнее. Но у Бесс были другие планы. Она выдернула палец и игриво погрозила им Риддлу, а после приблизила к алеющим губам и начала томно облизывать, то заглатывая целиком, то легонько касаясь самого кончика языком. Ноздри Тома широко раздувались, а зрачки полностью заполнили собой радужку. Рука Риддла сама потянулась к члену, ибо он больше не мог, не хотел терпеть. Бесс шлёпнула его ладошкой. – Я же пообещала, что ты запомнишь этот день, красавчик. Расслабься, Томми. Риддл едва уловил, как локоны взвились вверх, а она резко наклонилась. Затем всё вокруг обратилось в ночь. Том прислонился затылком к стене и закатил глаза. Он рвано хватал воздух округлившимся ртом и сильнее подавался бёдрами вперёд. Мерлин, как же хорошо! Восхитительно! Его руки легли на макушку Бесс, надавливая и принуждая взять глубже. Ещё и ещё, быстрее! Том начал резко толкаться, не заботясь более ни о чем, кроме собственного удовлетворения. Бесс же с трудом выдерживала его темп, явно не рассчитывая, что неумелый юнец может перехватить инициативу. Она чуть надавила ладонями на живот Риддла, чтобы отстраниться. Бесс сделала глубокий вдох и из любопытства перевела взгляд на лицо Тома, едва не вздрогнув. Очи Риддла, чёрные, штормовые, полыхающие пламенем и налитые багрянцем, сверху вниз взирали на неё с молчаливым обещанием. Бесс в тот момент поняла, что Том никогда не был ангелом. И в ту же секунду Риддл грубо схватил пальцами медные волосы, потянув вверх, а затем резким движением руки практически отшвырнул её к стене, теперь поменявшись с Бесс местами. Не дав ей опомниться, Том одним рывком ворвался в рот, погрузившись на всю длину и заглушив порывистый вскрик. Он начал вколачиваться, одной рукой не давая Бесс увернуться, а другой облокачиваясь на стену. «Ты ведь сама хотела, чтоб я запомнил этот день, глупышка Бесс. Сама! Но я не люблю играть по чужим правилам!» – думал Том Риддл, когда в конце вытаскивал член из маленького рта Бесс, с удовлетворением наблюдая, как она подставляется под обдавшие её потоки густой спермы. Вязкая жидкость была в волосах и на раскрасневшемся лице, стекая прозрачными ручейками по подбородку. Мерлин, что может быть прекраснее вида женщины, стоящей перед тобой на коленях? Кое-как натянув брюки, но так и не справившись с застёжкой, Том достал из кармана пачку дешёвеньких папирос и сделал затяжку, повернувшись лицом к городу, который по-прежнему стоял на своём месте. Постепенно звуки окружающего мира настигли его слух и сознание. Бесс вновь оказалась рядом, попытавшись юрко залезть к нему в карман за сигаретами, но была остановлена рукой Риддла, перехватившего тонкое запястье. – Угостишь леди? – их взгляды пересеклись. – Был бы я джентльменом, то непременно. Но ведь и ты, милашка, далеко не леди, – Риддл всё же достал для неё пачку. – Кто же я по-твоему? – поинтересовалась Бесс, зажав сигарету между пальцами. Она дерзко уселась в панталонах в проёме колокольни и беззаботно свесила ноги. Риддл усмехнулся и, перекинув сначала одну ногу, а затем и вторую, присоединился к ней. – Сумасшедшая грешница, – насмешливо протянул Том, одарив Бесс красноречивым взглядом. Девушка лишь звонко расхохоталась, а затем, закурив, выпустила струйку дыма. – Сумасшедшая? Ну, может быть. А вот грешницей я никому не позволю себя называть. И особенно юноше, который только что потерял девственность в церковной обители. Тот факт, что ты родился мужчиной, не делает тебя мудрее. – Суфражистка, значит? – безразлично поинтересовался Том. – Поэтому куришь и вообще ведёшь себя так, словно ты и впрямь мужчина? – Согласись, будь я мужчиной, ты бы вряд ли кончил, – усмехнувшись, едко ответила Бесс. – Соглашусь, – Том принялся за вторую сигарету. Ему не хотелось спорить. Вообще не хотелось разговаривать. Она словно бы прочла его мысли, решив предоставить слово гулу от автомобильного потока, пролегавшего внизу. Том, делая затяжку за затяжкой, наконец просто прикрыл веки, погрузившись глубоко в себя. Бесс же сладко вздохнула. – Обожаю такие места, – нарушила она молчание. – Какие? – не понял Том, резко распахнув веки. – Такие, – Бесс столкнулась с недоумённым взглядом Риддла. – Смотри. Сидишь тут и будто бы весь мир лежит у твоих ног. А ты паришь и чхать хотел на проблемы этих мелких людишек, – Бесс выпустила клуб дыма изо рта. – Ты назвал меня грешницей, Томми. Но это не так. Я лишь свободная женщина. Ты понимаешь? Том ни драккла не понял, но глазами попросил её продолжить. – Пока ты живёшь и поступаешь, как хочешь, не причиняя вреда другим, конечно, ты свободен. Будет много тех, кто обвинит тебя в том, что твоя свобода мешает им жить. Они говорят, к примеру, что секс – это плохо. Секс – это зло. Потому что он обнажает не только тело, но и душу. И сразу слетает вся фальшь. Как, к примеру, с тебя, Томми. Том резко повернулся к ней. В глазах полыхнул багрянец. Он по-прежнему не понимал ни слова, но чувствовал, что Бесс говорила правду. Риддл ненавидел, когда кто-то видел его двуличие. – Ты поначалу зажимался, держал лицо, сдерживал себя. Но потом... Страсть преобразила тебя, показав желание властвовать и подчинять. Ты опасный человек, Том Риддл, – полусерьёзно-полушутливо заключила Бесс, толкнув его плечиком. – Помоги Господь тому, кто встанет у тебя на пути. К счастью для Бесс, Риддл расценил её слова как комплимент, сменив гнев на милость. Он, конечно, никогда не убивал людей на тот момент, однако Бесс была как никогда близка к тому, чтобы «нечаянно» сорваться вниз. С тех пор Том и Бесс периодически проводили время вместе. Риддлу не терпелось попробовать сделать «это» без дурацкой резинки, что магглы использовали как средство предохранения, однако же надежды на то, что какая-нибудь чистокровная ведьма решится с нищим оборванцем на подобные вольности, не было никакой. Зов плоти заставлял Тома поступиться одним из принципов, касающихся тесного общения с магглами. К тому же с Бесс не возникало никаких проблем, и она была ему симпатична. Бесс даже обмолвилась, что планирует стать учителем. Прямо, как Том. Забавно, что между ними нашлось ещё что-то общее, кроме его члена, конечно. Тогда Том решил, что стоило дать ей возможность попрактиковаться, организуя совместные уроки на открытом воздухе. Увы, этим летом Бесс куда-то исчезла. Наверное, уехала подальше от столицы. Хотя родных вне Лондона, как она обмолвилась в разговоре с Томом, у неё не было. Впрочем, Риддлу же должно быть всё равно. Том заставлял себя думать, что его не волнует судьба какой-то там магглы. И всё же... Было бы лучше, если бы она уехала загород... Память услужливо исполняла роль киномеханика, прокручивая перед поплывшими глазами Тома нужные кадры, специально замедляясь на особо важных моментах. С Бесс он познал не только чувство радости, безмятежности и полного восторга, но и ощутил власть, которой обладали люди, способные дарить наслаждение. Том осознал, сколько силы таилось в физическом удовольствии, и наконец понял, почему многие вопреки здравому смыслу шли из-за этого на преступления, наплевав на табу, накладываемые обществом и церковью. С моралью у Тома сложились сложные отношения. В итоге они пришли к компромиссу - Том попросту игнорировал её законы, а она вежливо отмалчивалась, стоя в сторонке. Мерлин, как же ему сейчас не доставало Бесс... Память помогала. Да, вот так. Он размазал по головке выступившую жидкость и ритмично начал водить рукой по всей длине. Комната наполнилась характерными хлюпающими звуками. Тело Риддла покрыла мелкая дрожь. Другая рука с силой сжала металлическую спинку кровати, а изо рта вырвалось несколько глухих рыков. Он ускорился. А старая пружина стонала и стонала. Мягкие губы Бесс такие нежные, влажные, требовательные, а маленький ротик скрывал глубокое горло. Ах, магглы! Столь податливые и горячие. Не то что их едва живые статуи со Слизерина. Том чувствовал, что разрядка близка. Но ему не хотелось выслушивать морализаторские проповеди миссис Коул об испачканных таким естественным образом простынях. Заставив себя в какой-то мазохистской манере на миг оторваться, Риддл вынужденно слез с кровати, встав на колени, но так и не разжав руки. Вторую же он быстро сунул под матрас, лихорадочно нашарив первую попавшуюся магическую газету и, почти ничего не соображая, стащил выпуск на пол. Том ускорился, скривив лицо в характерной гримасе. Ещё миг и... Мерлин! Кончать ещё никогда не было так приятно: на первой полосе «Ежедневного Пророка» Спенсер-Мун давал очередные, не стоящие и маггловского фартинга обещания. Содрогаясь от заключительных фрикций и убирая со лба влажные пряди, Риддл испустил протяжный стон, а его бледное лицо тронул розоватый румянец. Сделав несколько глубоких вдохов, он в бессилии заполз на кровать. Прошло, наверное, полчаса, пока Том приходил в себя. Наконец рука нащупала смятое послание из Малфой-мэнора и, перечитав его в который раз за утро, Риддл погрузился в раздумья. Гриндевальд становился всё агрессивнее: сначала теракт его боевиков в Кале, теперь же он и вовсе рискнул сунуться в вотчину Спенсер-Муна. Австриец явно готовил показательные выступления на Туманном Альбионе. Или же эти два события никак не связаны между собой? Но что такого важного мог хранить тот самый артефакт, если Гриндевальд рискнул отправить под нос прямо у Аврората целый боевой отряд, дабы забрать его? Том чувствовал себя бессильным предпринять в данной ситуации хоть что-нибудь. Если бы у него была настоящая семья, подобная Долоховым или Малфоям, а не просто громкое имя Салазара в предках! Оно, конечно же, являлось очень весомым, уважаемым и почётным, но было совершенно бесполезно в реалиях современного мира. Сейчас вес имел язык дипломатии и звонкий счет в Гринготтсе, а не почти мёртвое наречие «парселтанга» и обнищавший чистокровный род, известный разве что среди рецидивистов в Азкабане. Мысли о семье всегда отдавались в груди Риддла болью. Горькая обида на весь белый свет и подозрение в собственной никчёмности разъедали душу Тома, покрывая последнюю тонкой сеточкой трещин, будто подготавливая Риддла к тёмному, влекущему, но неизбежному шагу. Он должен был доказать Дамблдору, Касу, Эйвери и, прежде всего — себе, что не пустое место. Дамблдор... Как оказалось, он всегда вполглаза присматривал за Томом. Риддл очень хорошо прочувствовал это во время расследования смерти Миртл Уоррен. Шмель умело водил хоботком, вынюхивая нужную информацию и всегда держа наготове жало. Но поймать за руку Тома, когда он уже не тот маленький и зашуганный мальчик… Однако Риддл точно знал, что профессор показательно, прикрываясь вдруг нависшей над магглорождённым Томом опасностью Второй мировой, сначала выступил перед Диппетом, а затем уже дал задание миссис Коул и мистеру Бенсону. Профессор просил последних сообщать о любых проблемах, которые могут возникнуть у их подопечного. Естественно, Том не сомневался, что Дамблдор может в любой момент просмотреть воспоминания магглов, а на его палочку, опять-таки показательно, были наложены следящие чары с формулировкой, что «Том сирота и никто не сможет защитить его в случае опасности». Очень удобно. Браво, профессор Дамблдор! И с мыслями о клубке загадок Том провалился в блаженный сон.