Мэй пропала.
Харучиё уже неделю не видел её в штабе «Бонтена». Свет в её кабинете включался только по вечерам, когда обслуживающий персонал заходил в него, чтобы помыть полы. И если первые два дня парень даже не обращал внимания на отсутствие напарницы, то уже потом начал остро замечать пропажу. Да, он всё ещё злился на неё и те слова, которые срывались с её уст и попадали куда-то в сердце тем вечером. Однако теперь вся агрессия по отношению к ней отошла на задний план, уступая место некой тревоге.
Ситуация казалась дерьмовой ещё и из-за того, что в тот вечер Мэй действительно пережила нечто ужасное, как объяснили ему Хайтани. И они вскользь сказали, что девушки после такого могут и руки на себя наложить. И после этого Харучиё чуть с ума не сошёл. Да, он всячески издевался над ней, чтобы она только свалила от него куда-нибудь подальше, но быть косвенно причастным к её смерти ему явно не хотелось.
Вдобавок ко всему прочему, никто не знал, что с Мэй, и где она вообще находилась. Санзу переступил через свою гордость и поспрашивал у всех руководителей и даже у самого Майки, чтобы перестать так нервничать, но все расспросы только усугубили его состояние. Никто ничего не знал, а глава сказал, что она отправила ему отчёт о проделанной работе на следующий день после произошедшего, а после исчезла с радаров, никому ничего не сообщив.
На пятый день Харучиё вообще забил огромный болт на свою гордость и всё-таки приехал к ней. Он просидел у её двери около двух часов, но ему так и не открыли: её не было ни дома, ни где-либо ещё. И тогда парень решил, что если ровно через пять дней она не появится, то он собственноручно вынесет дверь в её квартиру и начнёт искать пропажу.
***
Мэй лежала на своей огромной и самой любимой кровати в позе крокодила и читала какую-то нелепую книжку, которую она нашла у себя в книжном шкафу. Из чёрной портативной колонки доносилась лёгкая, ненавязчивая музыка, а мягкий свет лампы создавал безумно уютную атмосферу.
За эту неделю, что ей удалось провести дома, она практически восстановилась после произошедшего. Девушка после своей истерики собрала то, что осталось от изрезанной одежды, и выкинула в мусорное ведро, ругая себя за излишнюю вспыльчивость, эмоциональность и плаксивость. А потом она вообще решила плюнуть на всё, поэтому с утра отправила отчёт Майки, поговорила с Озэму, убедившись, что с ним всё в порядке, и приняла решение не ходить некоторое время в штаб «Бонтена». Причин на то была уйма, начиная от Санзу Харучиё, заканчивая обычными разговорами с другими людьми. К тому же она подумала, что мелкие сделки могут пройти и без неё, а если что-то случится, то ей обязательно сообщат.
С таким подходом Мэй и провела самые приятные дни за последние месяцы её жизни.
Девушку никто не беспокоил, лишь Санзу мог несколько раз написать с просьбой дать знак, что с ней всё в порядке, но она успешно игнорировала их, зарекнувшись, что не будет отвечать ему на любые сообщения, которые никоим образом не касаются их работы. Он чётко показал своё отношение к ней, поэтому она решила убрать свою
симпатию и какое-то хорошее отношение к нему в дальний ящик. Но отказываться от этого пока что не стала, глупо надеясь, что они всё ещё смогут поладить, и что им просто нужно ещё немножечко времени на притирку. Хотя какая-то часть её разума говорила, что девушке стоит протереть глазки — а то, видимо, какая-то пыль попала, раз она не видит очевидных вещей — и, наплевав на всю свою гордость, идти к Майки с разговором о том, что их с Санзу стоит немедленно разъединить, а иначе будет худо.
И здравая часть разума была успешно проигнорирована, как и очередное сообщение от её напарника.
И как бы прекрасно Мэй не проводила время, она понимала, что рано или поздно всё хорошее заканчивается. Ей всё-таки придётся появится в штабе «Бонтена», объясниться перед Майки, столкнуться с Харучиё. Последнее девушке хотелось меньше всего. Она до сих пор не решила, как себя с ним вести. Игнорировать его существование? Не сможет, ведь он мёртвого разговорит. Вести себя так, словно ничего не было? Обойдётся. Быть чуть более отстранённой? Да, это определённо подходило. В глубине души Мэй даже надеялась, что он и сам обиделся на неё, ведь это решило бы многие проблемы, однако постоянные сообщения от него говорили об обратном.
Если раньше Санзу являлся для Мэй некой загадкой, то теперь он был для неё чем-то совсем неизвестным и огороженным высоким каменным забором с колючей проволокой. Любопытство, конечно, сохранилось, но и желание жить тоже никуда не уходило, поэтому лезть к нему она больше не хотела. Ей хватило чуть ли не сломанной руки, потока всей этой грязи с его стороны и недавнего скандала, который снова чуть не закончился дракой.
И стоило ей вспомнить об этом куске дерьма, как телефон в очередной раз вспыхнул, показывая уведомление о сообщении. Она даже не хотела смотреть, что Санзу ей там прислал, но детское любопытство всё-таки побудило слегка приподняться и пробежаться глазами по экрану. Вот только сообщение было не от напарника, поэтому девушка тут же схватила смартфон в руки.
Коко: — «Привет, это Коко. У меня к тебе огромная просьба, Мэй, забери Санзу из одного места, срочно!».
Мэй: — «Привет. Это не может сделать кто-то другой?».
Коко: — «У нас намечается небольшая сделка, поэтому все задействованы и увезти этого придурка никто не может. Я скину тебе адрес минут через пять».
Мэй тяжело вздохнула и захлопнула книгу, поднимаясь с постели и подходя к изрядно опустевшему шкафу. Она закусила губу и вновь начала ругать себя за свою истерику: ей так нравились те платья. Но дело уже сделано и жалеть об этом было бы глупостью. Схватив первые попавшиеся штаны и водолазку, она стала переодеваться, тут же начиная продумывать схему своего поведения. Вот только мысли так не вовремя вылетели из её головы. Когда не надо, от них покоя нет, а как потребуются, так сразу одна звенящая пустота.
Ладно, тогда придётся импровизировать.
Собралась Мэй достаточно быстро, и, забив адрес, который скинул Коко, она пошла к внутренней парковке. Клуб, как выяснилось, находился примерно в двадцати минутах езды, и девушка только вздохнула, когда уселась в машину. Если до этого она просто ненавидела подобные места, то после событий недельной давности она и вовсе не хотела их видеть, не то что посещать. Но делать было нечего: пришлось ехать.
Часы на приборной панели автомобиля показывали девять вечера, поэтому пробок на дорогах было не так много. Большая часть людей уже ужинала или отдыхала сидя перед телевизором, и лишь некоторые куда-то спешили — возможно, на ночные заработки или к друзьям, или, как и Мэй, в клубы и бары. Близились выходные, поэтому последние два варианта были самыми очевидными.
К нужному месту девушка подъехала через полчаса. У входа в здание, менее вычурное, чем у Иошито, туда-сюда ходил Коко, который заметно нервничал. Его пальцы то и дело порхали над экраном телефона, а зубы слишком сильно сжимали сигару. Мэй вылезла из машины и подошла к нему, легонько постучав пальцем по плечу парня. Его голова тут же взлетела вверх и белые волосы неприятно ударили обоих по лицу. Они пару секунд осматривали друг друга, а после Хаджиме схватил девушку за руку и повёл в неизвестную сторону. Полы его красного кимоно, украшенного какими-то золотистыми и синими узорами, развевались от слишком быстрого шага.
Они прошли мимо бара и сцены, на которой выступали прекрасные танцовщицы, а после поднялись на второй этаж, сделали пару поворотов и остановились возле арки, занавешенной шторами из прозрачных бусин. И только тогда Коко отпустил Мэй и первым зашёл внутрь, сразу же начиная оценивать масштаб трагедии, который мог произойти в его отсутствии. Комната освещалась лишь фиолетовой подсветкой на потолке. Повсюду витал лёгкий дым и пахло крепким, но хорошим табаком и целой смесью дорогих духов. Девушка выглянула из-за спины Хаджиме и сразу же заметила Хайтани, которые сидели в самом дальнем углу и что-то активно обсуждали. А потом она посмотрела перед собой и увидела до смерти напуганного мужчину, стоящего на коленях перед широко улыбающимся Харучиё с сигарой в зубах, как и у Коко, и с пистолетом в руках.
Финансовый гений тоже это заметил, поэтому чуть ли не заорал от злости и паники и тут же поспешил к больному заместителю «Бонтена». Раздался оглушительный выстрел, а после пронзительный крик девицы с пышными формами, которая стояла на небольшом возвышении с пилоном. Мэй тут же осмотрела мужчину на наличие каких-либо ранений и, ничего не заметив, перевела взгляд на закипающего Коко.
— Какого хуя, Санзу?! — не выдержал он. — Если ты будешь стрелять в каждого потенциального делового партнёра, то мы их всех скоро растеряем, идиот!
— Не ори, сучка! Я не виноват, что этот конч посмотрел на меня как на врага мира! — Харучиё ткнул пистолетом в уже ревущего мужчину, а после положил сигару в подобие пепельницы. — И ты, шлюха, перестань верещать, пока я твои мозги не размазал по всей комнате!
«Силён», — подумала Мэй.
— Блять, Мэй, просто увези его куда-нибудь, я тебя умоляю, — Хаджиме повернулся в её сторону и посмотрел на неё таким жалобным и в то же время усталым взглядом, что она просто не могла ему отказать.
— Ты чё городишь, Коко? Какая, нахуй, Мэй? Она умерла неделю назад! — девушка приподняла брови в удивлении и внимательно посмотрела на Харучиё.
— А почему я об этом не знаю?
Голова Санзу резко повернулась в её сторону; он слегка прищурился, чтобы понять настоящая она или же нет. И пока напарник так пристально вглядывался в неё, Хаджиме осторожно взял из его рук пистолет и откинул оружие на диван, шумно выдохнув. Харучиё, видимо, убедившись в своих предположениях, успел позабыть о мужчине, который как-то не так на него посмотрел, и поражённо прошептал:
— Воскресла…
— Для того, чтобы воскреснуть, нужно сначала умереть, Санзу, — сказал Риндо, а после захихикал и помахал девушке рукой, пока его брат показывал ей сердечки. На эти милости она только сдержанно кивнула и дёрнула уголком губ.
Харучиё показал им средний палец и повернулся в сторону Коко, который слишком уж красноречиво на него смотрел. А потом финансовый гений кивнул ему на выход и тут же уткнулся в телефон, набирая чей-то номер.
— Эй-эй-эй, стой, их нельзя оставлять вдвоём! — тут же оживился Ран, вскакивая со своего места. — Иначе мы лишимся или заместителя Майки, или его напарницы. Коко, ты меня слышишь? Отправь с ним кого-нибудь другого!
Мэй опустила взгляд в пол. Она и сама знала, что ехать с Санзу наедине, да ещё и когда он в таком состоянии, — чистое самоубийство. Однако выбора, как ей стало понятно из обрывков фраз Хаджиме, у них и не оставалось.
— Мне некого с ним отправить, Ран! Вы сейчас потребуетесь, шестёрок он может убить, а больше вариантов и нет.
— Её он тоже может убить, — влез Риндо.
Но Коко не поверил в эти сказки, которые, вообще-то говоря, являлись правдой, и просто отмахнулся, давая всем присутствующим понять, что разговор окончен.
— Не ссыте, Хайтани, не трону я вашу подружку! — Харучиё оскалился, подтолкнул девушку плечом, а после направился в сторону выхода.
— Мэй, позвони кому-нибудь из нас, если что-то пойдёт не так. И обязательно напиши, когда приедешь домой, ладно? — попросил Ран серьёзным, не терпящим возражений тоном.
Девушка кивнула и пошла следом за своим напарником, который слегка покачивался из стороны в сторону, нетерпеливо дожидаясь её. И стоило ему увидеть, что она выходит к нему, как он тут же поскакал в сторону лестницы, отчего его волосы забавно подпрыгивали. А потом он неожиданно остановился, обернулся через плечо, кинув на неё озорной взгляд, подпёр стену плечом и скрестил руки на груди, надув при этом губы.
— А знаешь что? Никуда я с тобой не пойду, вот. И вообще, я на тебя обиделся! — Мэй не обратила на его ребячество внимания и прошла мимо него, ожидая, что он одумается и бросит свои глупые игры. Вот только Харучиё упрямо стоял на месте, не желая куда-либо идти, пока она не извинится. — Никуда не пойду, так и знай!
Мэй качнула головой, подошла к нему вплотную, вызвав тем самым у него заинтересованность, и ударила его в живот. Он тут же согнулся и обхватил руками повреждённое место, а после громко и протяжно зашипел, словно дикая кошка, при которой включили пылесос: девушка намотала длинные розовые пряди на кулак и подняла его голову так, чтобы ему пришлось поддерживать с ней зрительный контакт.
— Или ты сейчас молча идёшь со мной, и я везу тебя домой, или ты продолжаешь капризничать, словно малое дитё, и я тебя вырубаю, а после везу в багажнике к твоему дому и выбрасываю у входа, как дворового щенка. Ты меня понял? А теперь пошёл!
Харучиё еле слышно простонал, когда она отпустила его волосы и толкнула вперёд. А потом уголки его губ опустились, а брови приподнялись. Он был удивлён, причём скорее даже приятно.
Мэй выдохнула, радуясь внутри себя, что после этого все остались живы. Удивительный факт, но она словно научилась понимать, когда ей можно было вести себя подобным образом, а когда нельзя. Хоть какая-то польза от этого розоволосого идиота, который при каждом шаге перекатывался с пятки на носок, напевая при этом какую-то весёлую песенку.
И этот человек несколько минут назад чуть не застрелил другого человека. Уму непостижимо.
Харучиё дошёл до лестницы намного раньше девушки, и поэтому сейчас он мог себе позволить постоять и спокойно подумать о том, как бы ему спуститься вниз. Просто пойти по ступенькам — скучно, даже если при этом перепрыгивать через две, а то и три. А потом его вдруг посетила одна гениальная мысль. Если бы у него над головой была лампочка, то она бы непременно зажглась ярче солнца от этой самой замечательной идеи. Поудобней усевшись на перилах, он отпустил их и заскользил вниз, громко крича. Вот только было в его плане одно маленькое допущение: отсутствие продуманной и безопасной посадки. Поэтому Санзу так удачно упал прямо под ноги какой-то очаровательной блондинке. Она тут же присела и попыталась помочь ему подняться.
— Какая ты милая, — пролепетал он, поднимаясь на ноги. — Эй, Асано, посмотри какая очаровашка!
Девушка хихикнула и прикрыла рот ладошкой, пытаясь скрыть подступившее смущение. Мэй остановилась чуть дальше них и внимательно наблюдала за Санзу, чтобы он ничего не сделал этой наивной барышне. Неужели эта глупышка не видела его зрачки? Хотя в такой темноте всё возможно.
Миловались эти двое недолго. Харучиё только покрутил её волосы на указательном пальце, пару раз улыбнулся своей пьяной улыбкой и напоследок поцеловал. На этом моменте Мэй показательно скривилась и прикрыла рот рукой, отворачиваясь. Парень принял это за очередной подкол, а у неё на самом деле что-то кольнуло в груди. Что-то, что она поспешно проигнорировала, натянув маску невозмутимости и полного безразличия.
Какого хрена она вообще ощущает подобное, если он всячески издевался над ней и до сих пор проявляет к ней полное неуважение?
«Наверное потому, что у вас были и хорошие моменты, Мэй, — шепчет ей какой-то внутренний и до жути навязчивый голос. — Откуда ты знаешь, почему он себя так ведёт? Он же иногда заботился о тебе, не так ли, Мэй? А ты же сразу становишься до абсурдности наивной, стоит кому-то только пару раз проявить заботу и беспокойство о тебе. Тряпка ты, Мэй, тряпка, хоть отжимай».
И девушка мысленно говорит этому противному голосу: «Заткнись!».
Теперь Мэй, кажется, поняла, что чувствовал Харучиё, когда она вылила на него всю грязь и всю «правду» в тот вечер; поняла, почему он так хотел ей пару раз врезать, что есть силы. Слышать правду всегда неприятно, а жить, зная её, — ещё хуже.
Однако стоило отметить, что жалости к этому куску дерьма она не чувствовала от слова совсем. Он так часто оскорблял её, что ей теперь как-то всё равно на тот факт, что его могли обидеть какие-то слова. Потому что Мэй была обижена сильнее и с этим уже ничего не поделать.
Когда они вышли на свежий воздух, девушка вдохнула полной грудью, пока её напарник зябко ёжился, что было странным: на улице было достаточно тепло. Мэй окинула его пристальным взглядом и заметила, что на нём был только пиджак в чёрно-серую клеточку и брюки с таким принтом. Даже рубашку не удосужился надеть, ловелас чёртов.
Как только Харучиё приземлился на переднее сидение, то сразу же положил голову на колени девушки и начал набирать в встроенном навигаторе нужный им адрес. И когда Мэй увидела, сколько времени им предстояло ехать, то только раздражённо цокнула языком. Примерно сорок минут в одной машине с обдолбанным психопатом? Да она рехнётся быстрее, чем они доберутся до нужного места.
Девушка дёрнула ногой, давая ему знак, что пора бы ему перестать пускать слюни на её бедро и сесть как подобает. Вот только плевал он на все знаки, а из-за того, что она постоянно трясла ногой, его зубы тут же впились в аппетитное бёдрышко.
— Ты совсем ебанулся?! — крикнула Мэй, когда Харучиё, довольный своей выходкой, сел на своё место и широко улыбнулся. — Больно же.
— Мне тоже.
Она сделала вид, что не услышала этого, и потёрла место укуса, тихо шипя от боли. Точно псина. Бешеная, агрессивная псина, которой на день рождения стоит приобрести намордник. И несмотря на свои последние драматичные слова и действия, Харучиё выглядел вполне себе спокойным и, можно даже сказать, счастливым. Вот только сколько именно действие наркотиков, который он точно принял, будет длиться, Мэй не знала.
Разговаривать не хотелось, слушать музыку — тоже, однако ей следовало узнать, когда же у него начнётся отходняк.
— Когда принял? — коротко спросила девушка, начиная движение.
— Несколько часов назад, — ответил он и резко повернулся всем корпусом к ней, с огромным интересом разглядывая её. — Где ты была? Когда вернёшься? Что делала?
Мэй только покачала головой, не желая отвечать на целый поток вопросов.
«Какое ему вообще до меня дело, если несколько дней назад он чуть не позволил какому-то уроду изнасиловать меня, а после пожелал избить за правду? Какое ему вообще до меня дело, если он так ненавидит меня?», — думала девушка.
Она потянулась к бардачку, чтобы достать уже открытую пачку сигарет. И в голове промелькнула мысль, что ей следовало бы курить поменьше: и так проблемы с физическими показателями, а тут ещё и такая вредная привычка появится.
— А вот у меня в бардачке всегда есть злаковые батончики, — Мэй кивнула и приоткрыла окно, чтобы стряхнуть пепел. — Для тебя. Куколка, честное слово, я так заебался их искать, ты бы знала. Цени это.
— Ценю.
Это было правдой. Она правда ценила подобные мелочи, потому что ей казалось, что именно в них всегда кроется что-то важное. И вдруг она усмехнулась: будет смешно, если её симпатия к этому идиоту появилась из-за каких-то батончиков. Харучиё, неожиданно для неё, тоже тихо хихикнул, словно они вместе пошутили над чем-то или кем-то. Эх, знать бы ему её мысли…
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил он и, когда ответа вновь не последовало, повернулся к ней спиной и сложил руки на груди. — Обиделась, да? Знаю, что обиделась. Вот только я тоже так могу, поэтому тоже обижусь, слышишь? Слышишь? Я обиделся на тебя, знай это, — Мэй хмыкнула, радуясь этому и надеясь на то, что после его заявления он наконец-то заткнётся. — Подожди, тебе всё равно, что ли? Ну какая же ты бессовестная! Всё, теперь я точно на тебя обиделся!
Девушка фыркнула, выбросила окурок, полностью переключаясь на дорогу, а после всё-таки не удержалась и кинула в сторону Санзу быстрый взгляд. Он напоминал ей непоседливого ребёнка, которому было интересно абсолютно всё, и который обижался, когда ему говорили «нет». И стоило отметить, что таким она его ещё не видела. Обычно, когда её напарник принимал большое количество наркотиков разом, он просто становился неуравновешенным психопатом с огромной жаждой крови, а не тем, кем был сейчас.
Надолго Харучиё не хватило. И уже спустя минут пять рассматривания быстро сменяющихся видов он сел прямо, а потом вновь повернулся к девушке и ткнул пальцем ей в плечо, привлекая к себе внимание.
— Ответь мне.
И было в его тоне что-то такое, отчего Мэй поняла, что сейчас ему действительно необходимо ответить. Она вновь заметила, как же хорошо стала понимать своего напарника, даже не глядя в его сторону.
— Планировала завтра-послезавтра, — коротко ответила девушка, а после добавила: — остальные вопросы я не помню, поэтому отвечать не буду.
— Выходи завтра, а то без тебя как-то не так всё, — попросил он, и Мэй удивлённо приподняла брови, не ожидая от него таких откровений. — Я хотел поговорить по поводу того вечера, ну… когда там этот уёбок распускал свой хуй или что-то такое.
Девушка сжала руль покрепче и решила выкурить ещё одну, даже несмотря на то, что горло сильно саднило, а лёгкие будто сжались от ощущения никотина. Она наивно думала, что сейчас услышит то, что так долго хотела — банальных извинений — а потом вдруг поняла, что Харучиё не тот человек, который будет говорить одно простое слово — «извини». Даже если он учинит мировой геноцид, даже если убьёт по чистой случайности ребёнка — не извинится. Только один человек мог услышать это — Майки Сано. И всё.
— Знаешь, я думал, ты наложила на себя руки, — Мэй не сдержала вылетевший смешок. — Не смейся, дурная! Я действительно так подумал и… вроде как, испугался. Хайтани мне такого наговорили, что я чуть с ума не сошёл, — она снова усмехнулась: он и так на нём не стоял, чтобы сходить. — Ты заебёшь, куколка!
— Я бы не покончила жизнь самоубийством, даже если бы меня по кругу пустили, — ответила девушка, выдыхая дым в сторону окна, а после решила тоже побыть немного откровенной, чтобы не чувствовать себя должной. — Вот если бы я совсем перестала что-то чувствовать и ощущать, не имея при этом абсолютно никакой цели, то да. Или если бы меня взяли в заложники, пытаясь при этом выбить из меня какую-то информацию, то тогда бы я тоже смогла убить себя.
— Ух ты, а я думал, что у тебя отсутствуют какие-либо эмоции. Вот это да! — воскликнул Харучиё, радостно хлопая в ладоши. И несмотря на своё ребяческое поведение, он буквально умолял свою память поднапрячься и запомнить этот разговор.
— Ты видишь во мне только то, что я тебе позволяю увидеть, Санзу, — серьёзно сказала она и, заметив его вопросительный взгляд, поспешила объясниться: — ты думаешь, что я ничего не испытываю только потому, что я себя так веду. Ты видишь только то, что я тебе показываю и всё.
— А Озэму? Он видит тебя настоящей? — парень резко приблизился к её лицу, начиная его внимательно рассматривать. И без каких-либо побоев, макияжа и эмоций оно показалось ему красивым, причём настолько, что хотелось сфотографировать её, а потом распечатать и ходить с этой фотографией всегда и везде. — Кто видит тебя такой, какая ты есть на самом деле?
— Никто, только я сама, — коротко ответила Мэй, желая прекратить разговор, который начал заходить слишком далеко. — Озэму видит меня настоящей на семьдесят процентов. Теперь, когда ты узнал об этом, можешь перестать меня так пристально разглядывать и замолчать?
Санзу кивнул головой и сел прямо. И вдруг в его голове промелькнула мысль о том, что
он бы хотел увидеть её настоящую, без всяких масок. Вот только это желание напрямую противоречило первому — избавиться от неё как можно скорее. И он задумался о том, а что ему теперь вообще делать? И неожиданно у него в голове что-то щёлкнуло. Он понял, что если бы сейчас был трезв, то непременно бы её покалечил, а сейчас ему этого абсолютно не хотелось. Вот такой вот ебучий парадокс.
Харучиё чувствовал себя странно не только в моральном плане, но и в физическом. Кости начинало ломить, а сильная пульсация в голове начинала постепенно сводить его с ума. Он кинул взгляд на приборную панель и понял — начался «прекраснейший» этап; начался отходняк.
— Куколка, я не хочу тебя пугать, но…
— Сильно плохо? — она повернулась в его сторону и начала внимательно осматривать страдающего. Никаких видимых признаков не было замечено, только тяжелое дыхание Санзу говорило о том, что ему в ближайшее время придётся несладко.
— Пока что не очень, но мне кажется, что я сейчас блевану, — парень показательно прижал ладони к своему животу и еле слышно простонал.
— Если ты вдруг наблюёшь в моей машине, то я просто высажу тебя на обочине и уеду домой, — он хихикнул, вспоминая, как и сам высадил её на обочине, а после ойкнул, понимая, что похоже ему и правда придётся проводить ночь на улице. — Какой же ты проблемный, пиздец просто.
Мэй резко свернула на обочину и откинулась на сидении, в то время как Санзу буквально вылетел из машины и начал издавать такие страшные звуки, что девушка аж вздрогнула, стоило ей это услышать. А его всё рвало, рвало, рвало. Он даже удивился, откуда это всё вообще взялось, если он практически не ел.
Когда Харучиё поднял глаза, то увидел, что они находились в какой-то глуши, а это значило, что они практически доехали до его дома. Он эти леса узнает даже по скудному описанию: специально выбирал самый отдалённый участок Токио, чтобы сбежать от этого надоевшего города и ещё более надоевших людей. Ему вспомнилось, как долго его бесили тщетные попытки найти хоть что-то подобное, и однажды ему всё-таки удалось найти местечко, которые было подобно раю. Майки подсказал ему один район для богатеньких, где жили зазнавшиеся и донельзя наглые люди, но которым так или иначе было бы абсолютно всё равно на какого-то странного розоволосого парня.
И ещё раз осмотревшись, Санзу очень захотелось попасть домой, укрыться тёплым одеялом и крепко-крепко заснуть до самого утра, а то и до обеда. Однако ему было очевидно, что сейчас его ждут только очень неприятные ощущения и беспокойный, прерывающийся сон, потому что он, как и всегда, наплюёт на облегчение своих отходняков и просто забудется каким-никаким сном. И вдруг парень задумался: а не попросить ли помощи у Мэй? А после он дал себе мысленную оплеуху: его гордость не позволяла попросить её о том, чтобы она сходила к Майки с просьбой разделить их, чего уж говорить о просьбе в банальной заботе о нём. Ему всегда приходилось делать всё самому, и изменять своим принципам и традициям парень не собирался. Ещё начнёт издеваться над ним вместе с Хайтани, а ему этого вот вообще не хотелось.
Когда он сел обратно в машину, на его ноги легла бутылка с водой; Мэй специально не стала кидать её, потому что знала — кости у него сейчас ломило так, словно по ним очень медленно проехался грузовик. К тому же напарник сейчас был более раздражительным, чем некоторое время назад, и рисковать ей не хотелось. Харучиё тут же схватил бутылку и начал пить с такой жадностью, что большая часть воды просто начала стекать по уголкам его губ.
— Куколка, ещё парочка подобных жестов с твоей стороны и я влюблюсь в тебя, — пробормотал он и вытер рот ладонью. На его ноги вновь легла бутылка воды и ему вдруг стало смешно. — Ты хочешь, чтобы я обоссался? Это ты мне так отомстить хочешь, унизив?
— Я просто хочу поскорее довезти тебя до дома и поехать к себе, — девушка потёрла лицо руками и повернулась в его сторону, устало смотря ему в глаза. — Мне не хочется останавливаться каждые две минуты, так что очисти свой желудок здесь, чтобы я сразу отвезла тебя домой.
— Не бойся, куколка, у нас есть ещё пятнадцать минут до следующего позыва, поэтому стартуй уже.
Мэй только качнула головой и тяжело вздохнула, но всё-таки его требование выполнила. Она превысила скорость на целых двадцать километров в час, чтобы только поскорее избавиться от своего напарника, а тот, поняв причину её действий, только хихикал, а после стонал, когда машину слегка потряхивало на небольших кочках. И хихикала уже девушка.
Но беда не приходит одна, и поэтому, когда они всё-таки добрались до его коттеджа, он вдруг серьёзным тоном сказал:
— Куколка, это пиздец… Я проебал ключи от дома.
Харучиё пошарился по карманам, посмотрел на сидении и вспомнил, что оставил их Коко, чтобы не потерять где-нибудь. И его чуть ли не сравняли с землёй во всех смыслах. Мэй, вздыхая и бормоча различные проклятия, рылась в своей косметичке в попытках найти невидимку, потому что этот идиот сказал, что она когда-то ими пользовалась. Девушка даже не стала удивляться его наблюдательности; и она не стала удивляться, когда действительно нашла четыре невидимки.
Закрыв машину, Мэй подошла к жутко шатающемуся парню и показала свою находку, у которого перед собой всё было слегка расплывчато. Но он поверил ей на слово и, запинаясь о мелкие камушки, поплёлся к двери. Девушка же шла за ним бледной тенью, пообещав себе, что только поможет ему попасть домой, а после этого сразу же уедет домой. Ведь если ей всё-таки придётся завтра заявиться в штаб (или уже сегодня, она не знала), то нужно будет выспаться.
Санзу запнулся о ступеньку, и если бы не рука девушки, которая схватила его за плечо, придерживая всю тушку, то он бы непременно встретился лицом с плиткой. Что-то сказав ей по типу благодарности, он резко вспыхнул, когда увидел протянутую руку с невидимкой.
— Ты, блять, издеваешься? Я шатаюсь, как не знаю кто, у меня всё плывёт перед глазами и, вдобавок ко всему, руки трясутся так, словно я бухал месяцами без просыха.
— Это не мои проблемы, Санзу. Я не буду это делать, потому что ты можешь написать заявление в полицию из-за того, что я пробралась в твой дом, — парень посмотрел на неё как на умалишённую. — Зная тебя, ты можешь выкинуть что-то подобное, поэтому рисковать не стану.
— Ты точно издеваешься, — он раздражённо цокнул языком, выхватил из её рук средство взлома и присел на корточки напротив замочной скважины. — Подойди ко мне, куколка, я обопрусь на тебя, а заодно ты мне посветишь, а то здесь темно, хоть глаз выколи.
Мэй послушно встала рядом с ним и включила фонарик на телефоне. А потом по её телу словно разряд тока пробежался, когда она почувствовала, как Санзу, можно сказать, лёг на её ногу. Ещё недавно ей казалось, что стареет, теперь же всё наоборот — взволновалась, как сопливая девчонка, которая впервые почувствовала мужское внимание. И после осознания этого все розовые сопли, радуга и конфети перед её глазами пропали, а здравый рассудок поспешил вернуться. И этому ещё поспособствовал очередной укус в области её бедра.
— Санзу, ты мне уже надоел! — крикнула девушка, слегка подталкивая его ногой, и тут же поспешила придержать его, когда тот опасно качнулся в противоположную сторону. — Я ещё от тебя бешенством заражусь, псина ты такая!
Он медленно поднял голову, чтобы посмотреть на эту обнаглевшую девчонку, и увидел, что она широко улыбается прямо ему в лицо. Не сдержался — в очередной раз его зубы впились ей в ногу, отчего девушка пронзительно вскрикнула, пока из его рта раздавалось рычание.
— Мне больно! — Харучиё как по прямому приказу остановился и слегка погладил пострадавшее место ладонью, как бы извиняясь. — Уйду я от тебя, Санзу. Ты мне действительно так надоел, что просто сил нет.
Его сердце пропустило удар. Вот оно.
Санзу знал, что это была не совсем шутка: Мэй действительно устала и это неудивительно с его-то поведением. И в груди у него появилось какое-то необычное чувство, как при приближении какой-то долгожданной победы. У него было ощущение триумфа, гордости и… чего-то неотвратимого, быстро ускользающего. Так или иначе эти слова послужили толчком для того, чтобы продумать хороший и, самое главное, действующий и последний шаг, после которого она бы плюнула на свою гордость и пошла к Майки. Но действовать он решил потом, не сейчас, когда ему было так плохо, и когда между ними была не такая накалённая обстановка как в остальное время.
Он вновь повернулся в сторону замочной скважины и дёрнул уголком губ в предвкушении скорой победы; ему даже не верилось в это. Спустя три минуты послышался характерный щелчок, и оба облегчённо выдохнули. Харучиё не без помощи своей верной напарницы выпрямился и тут же навалился на неё всем телом. Голова у него кружилась так, словно он катался на быстрых каруселях часов пять без перерывов, и его вновь замутило. Мэй кое-как затащила его домой и, включив свет, посадила на небольшой диванчик в коридоре. Убедившись, что он, вроде бы, держится неплохо, девушка решила поехать домой, но вдруг случилось ужасное.
Парень схватился за живот, а после его вырвало. Прямо. На. Её. Любимые. Джинсы.
Мэй только прикрыла глаза, вдохнула поглубже и сделала шаг в сторону, хотя, если честно, всё самое плохое, что могло произойти, уже, по по сути своей, и произошло. Она даже не знала, как ей реагировать на всё это, потому что психовать не хотелось, а как-то иначе — нельзя. Поэтому ей пришлось пару раз глубоко подышать, пока рядом с ней раздавались омерзительные звуки, и образовывалась большая лужа. Просто прекрасно. Так бы и убилась о стену даже без помощи рядом сидящего.
— Помоги мне добраться до спальни, — неожиданно попросил он.
Девушка только выругалась, обошла лужу и помогла ему подняться.
— Неужели тебе так плохо, что ты даже ходить не можешь?
— Сейчас ты всё поймёшь.
И ей стало тревожно, потому что если Санзу просит о помощи, то это значит, что всё максимально плохо. А после таких ответов сделалось только хуже. И её тревожность и опасения были ненапрасными, когда они дошли до крутой лестницы, ведущей на второй этаж. Мэй осмотрела её критическим взглядом и тихо сказала:
— Ебать того рот, — парень хихикнул и забрался ей на спину, вызывая у неё стон, который очень ярко описывал все её мучения и страдания. — Ты слишком тяжёлый для наркомана со стажем.
— Молчи и неси меня наверх.
— Слушай, а ты не можешь поспать на диване, а?
— Ты сейчас допиздишься, и я только сильнее возненавижу тебя, — раздражённо прошипел Санзу ей прямо на ухо, и она опустила глаза, вновь задумываясь о том, что
всё это нужно прекращать.
И Мэй начала подниматься с тяжёлым грузом за спиной. Шагала ровно, уверенно, лишь изредка хватаясь за перила, когда её опасно начинало кренить вбок. И пока она преодолевала ступеньки, в её голове столько мыслей пролетало, что ей не удавалось зацепиться ни за одну из них. Но все они были только об одном.
Прекращать. Прекращать. Прекращать.
Забыть. Забыть. Забыть.
Уйти. Уйти. Уйти.
Когда лестница осталась позади, Харучиё, к её удивлению, слез, заметив, что она стала опасно покачиваться, причём сильнее, чем он сам пару минут назад. Он взял её под руку, чтобы опереться и доковылять до спальни, а потом и до ванной, и вдруг заметил, что Мэй снова ушла в себя, а её рука уже не служила такой крепкой опорой как раньше. И ему так хотелось залезть к ней в голову и узнать, о чём же она думала весь последний месяц, когда её тело находилось здесь, рядом, а вот сама она — так далеко, что даже и знаешь, где её в случае чего искать.
Он встряхнул девушку за плечо, и она вновь вернулась в этот мир, слегка вздрогнув. А когда ей стало понятно, где и с кем находится, то попыталась высвободить руку и сделать таких привычных два шага в сторону от него, вот только сильная хватка не позволила этого. И тогда Мэй окончательно пришла в себя, пока Санзу смотрел на неё совсем мутным взглядом и крепко стискивал челюсти. Снова шарахалась от него, как от прокажённого, хотя некоторое время назад всё было нормально. Он ничего не понимал и это раздражало, а ещё его начинали пугать такие резкие перемены в её настроении и поведении. И в голове парень сделал пометку обязательно спросить об этом.
Когда они добрались до спальни, то Санзу сразу же ретировался в сторону ванной, сказав занести ему сменное бельё и взять себе какие-нибудь штаны, раз уж её оказались безнадёжно испорченными, причём по его вине. Из соседней комнаты вновь послышались ужасные звуки, и девушка, скривившись, отправилась вниз, чтобы подготовить всё необходимое для облегчения его отходняка: графин с водой, желательно ещё и с лимоном, и при возможности ромашковый чай. Как он боролся с последствиями своего веселья, ей было неизвестно, но зато она кое-что знала из общих правил, когда и сама грешила подобным.
В холодильнике девушка нашла половинку лимона, а в каком-то из многочисленных кухонных шкафов ей удалось найти чай с жасмином. «Не ромашка, конечно, — подумала она, — но тоже неплохо, чтобы психовал поменьше». Чай она оставила на прикроватной тумбе, замечая фотографию, аккуратно стоящую в рамочке, а воду и одежду понесла к нему.
Харучиё сидел у унитаза, положив голову на крышку, и тяжело дышал. И Мэй стало немного неспокойно, потому что подобное состояние у человека ей приходилось видеть только второй раз за всю жизнь, и что с подобным существом делать, она, если честно, теперь понятия не имела, поэтому выпалила первое, что пришло в голову:
— Выпей и раздевайся, — он медленно поднял голову и выдавил из себя кривую улыбку. — Хватит скалиться, Санзу, просто выпей целый графин воды и прими контрастный душ.
— Вот уж не думал, что услышу от тебя подобные слова, ха.
Мэй только цокнула языком и терпеливо подождала, пока напарник сможет сесть на унитаз и при этом не убиться при возможном падении; и когда Харучиё более-менее сидел ровно, она протянула к его губам графин, осторожно придерживая его: руки у парня ужасно дрожали, поэтому он бы обязательно уронил его. И стоило ему сделать несколько глотков, как он вдруг поморщился и перестал пить.
— Что это за кислятина? — Санзу вытер рот ладонью и отвернулся в противоположную от девушки сторону, как бы говоря, что пить эту гадость больше не будет.
— Харучиё, я прошу тебя, перестань выёбываться и просто делай то, что я тебе говорю. Хотя бы сейчас, — спокойно попросила она, а у самой руки чесались зарядить ему хорошую оплеуху.
Терпение уже кончалось, силы — тоже. — Ты меня слышишь?
Парень даже не шелохнулся, а после и вовсе оттолкнул её руку, пробормотав что-то вроде: «Сама пей эту дрянь».
— Твою мать, Санзу, я срываюсь посреди ночи, чтобы отвезти твою тушку к тебе же домой, ты меня всю искусал, заблевал, а теперь ещё и противишься, хотя я тебе, вообще-то, хочу помочь! — прокричала девушка, уже не выдерживая. — Хотя я могла спокойно спать и не беспокоится о каком-то наркомане, который меры не знает!
— Я не проси… — начал он и тут же заткнулся, вспоминая, что, вообще-то говоря, просил. — Ладно, давай сюда эту поебень.
Харучиё показательно скривился, но всё выпил, даже не пикнув, когда графин опустел. Это был самый успешный успех за весь сегодняшний вечер.
— А теперь раздевайся, — потребовала она и, услышав тихий смешок, а ещё заметив полное отсутствие какой-либо инициативы с его стороны, раздражённо спросила: — мне и это самой делать?
— Было бы неплохо.
И от его нагловатой улыбки у Мэй чуть зубы не свело от злости. «Наглец, паршивец, гадина. Так бы и придушить эту скотину». Но вместо этого её руки потянулись не к шее, как ей хотелось изначально, а к крупным пуговицам на пиджаке. Пальцы с уверенностью и лёгкостью успешно справлялись с преградой, пока глаза бегали от ванной к душевой кабинке, как бы анализируя, куда его отправить, чтобы он не убился к чертям собачьим. И заметив стоящий под лейкой стульчик, она застыла и прищурилась, не веря в увиденное.
Нет, она всегда знала, что у богатых свои причуды, но чтобы такое…
— Слушай ты с таким рвением и желанием раздеваешь меня, что мои слова о том, что попала в «Бонтен» через постель, больше не кажутся шуткой или чем-то несерьёзным. Ты не того человека нашла, куколка. У меня есть принципы, согласно которым, шлюшкам на руководящих местах делать нечего, поэтому через меня ты карьеру не выстроишь.
Её словно чугунной трубой ударили.
Мэй с каким-то неверием посмотрела на него и застыла, словно статуя, глядя на эту кривую улыбку и надменный взгляд. То есть она бросает все свои дела, переступает через свою гордость и едет к нему на помощь, даже после того, как он наблюдал за попытками её изнасилования, помогает ему облегчить процесс отхода после наркотиков, терпит неприятные ощущения в области бёдер из-за укусов и грёбаной блевотины, а он выдаёт такое?.. Девушка видела огромное количество людей, которые были намного наглее и грубее его, но никто, ни один человек не смел с ней обращаться подобным образом. Никогда. За всё то время, что она работала в криминальном мире, с ней никто и никогда не вёл себя так… отвратительно.
И сжав челюсти, Мэй опустила руки и посмотрела на него совсем ледяным взглядом, отчего у Харучиё пробежались мурашки по спине (а может, и не из-за этого).
— Знаешь, если ты так сильно меня ненавидишь и презираешь, если я такая гадкая и отвратная шлюха, то, думаю, ты справишься и сам.
Лицо Санзу сразу же вытянулось, а когда она выпрямилась и уже повернулась в сторону двери, он и вовсе запаниковал, потому что знал — в душ в таком состоянии ему точно не залезть, а дойти до спальни, не убившись, уж и подавно. А ещё ему стало немного… грустно? Тоскливо? О нём впервые кто-то позаботился; впервые кто-то решился вытерпеть все его капризы, а он всё это так просто отталкивает, скалится, огрызается, стены километровые возводит, а сам втайне только и мечтает о капельке ласки. И теперь, когда человек, решившийся на эту изначально плохую идею, уходит от него, не выдержав всего давления, ему стало ещё хуже.
На душе у Санзу вдруг сделалось гадко, словно кошки справили нужду в его душе и поцарапали когтями, когда закапывали это ощущение куда-то поглубже.
Рука взметнулась к ней, чтобы остановить или хотя бы задержать, но сразу же была скручена под неестественным углом. Харучиё, который и так погибал от ломоты в костях, даже не стал сдерживать свой стон от причинённого ему дискомфорта. И вот наступил идеальный момент для давно интересующего его вопроса:
— Почему ты шарахаешься от меня только в каких-то особенных случаях?
— Потому что когда ты чуть не сломал мне руку, — он поджал губы, — это было неожиданно. Поэтому теперь, когда чьи-то прикосновения происходят внезапно, я на автомате делаю то, что должна была сделать тогда. Когда же я знаю, что прикосновения не нанесут мне вреда, то веду себя спокойнее.
— Не уходи, — еле слышно сказал парень и начал большим пальцем вырисовывать круги на её запястье. — Я же убьюсь здесь без тебя.
— А мне-то что? — фыркнула она и попыталась выдернуть руку. — Мне же только лучше будет, разве нет?
— Злая ты, — Санзу вздохнул, а после притянул её к себе и уткнулся лбом в тазобедренную косточку. — Слушай, я теперь чувствую себя таким мудаком, ха. Наверное, это так и есть, — Мэй нахмурилась и опустила взгляд на него. Слишком много откровений для него. — Я неблагодарный говноед, поэтому ты уволена с должности моей няньки, просто… не уходи далеко, ладно? А то мне действительно не хочется разбить башку о кафель или ещё что-то такое. Ты… можешь просто придержать меня и посадить на этот ебанутый стул в кабинке, чтобы я принял душ, а после довести меня до спальни?
Девушка ничего не ответила, раздумывая над его просьбой. После его унижений ей, конечно же, не хотелось даже трогать его, не то что помогать, но его тихое «пожалуйста» заставило её согласиться.
И вдруг Мэй поняла, что как бы он ей не нравился по своей натуре, она начинала ненавидеть его. Ей вообще были непонятны её же чувства по отношению к нему, но все эти сопливые размышления было решено оставить на потом, не тогда, когда этот чёрт был слишком близко.
Девушка помогла ему стащить пиджак и придержала его, пока он снимал с себя всё, что было ниже пояса. И когда он стоял в чём мать родила, она разулась и придвинула этот странный стул прямо под лейку, стараясь не пялиться на него.
— Ты бы хоть покраснела, что ли, — парень толкнул её бедром и тут же схватился за голову. — Пиздец, куколка, у меня такие вертолёты перед глазами летают, ты бы знала.
— Целый аэродром, да? — он кивнул, сделал без её помощи два шага вперёд и повернулся к ней всем телом, уперев руки в бока, как бы выставляя своё тело на всеобщее обозрение и, очевидно, ожидая целый океан слюней и сердечек в глазах. Нет, если бы парень был чуть-чуть повнимательней, то именно это бы и увидел, потому что иметь такое подтянутое, но при этом не перекаченное тело — грех. Хотя Мэй никогда не отличалась святостью… — Санзу, мне двадцать шесть лет… Я видела голых мужчин, поэтому меня таким не удивить.
— А ты взгляд пониже опусти, — он «соблазнительно» облизнул пересохшие губы и оскалился.
— Я повторюсь, мне двадцать шесть лет, я видела голых мужчин со всех ракурсов, Санзу. Член я тоже видела, если что, — она устало потёрла рукой щёку и выгнула бровь, когда заметила, что парень даже не шелохнулся. — Если у тебя не больше двадцати сантиметров, то я не удивлюсь. Убеждаться и опускать взгляд ниже не буду только из уважения к тебе.
Харучиё надул губы и отмахнулся от неё, обидевшись. Его ещё никогда так не унижали, и если бы не какие-никакие принципы, которые он не нарушал даже с ней, он бы ей прекрасно показал, как может удивить её. Но им, наверное, только этого и не хватало для того, чтобы окончательно испортить все имеющиеся между ними отношения.
В душевую кабинку он залез с её помощью, но на стул, который уже не казался ему чем-то бесполезным, уселся сам, хлопнув ладонью по девичьей руке. Мэй, дрянь такая, только рассмеялась и пошутила про его задетое самолюбие, отчего парень только сильнее насупился, а после вскрикнул, когда на него полилась ледяная вода.
— Господи, Мэй ты такая… — начал Санзу, а после переключил воду на более тёплую. — Допрыгаешься у меня…
Девушка только хмыкнула и принялась снимать с себя безнадёжно испорченные джинсы и один носок. Закинув ногу в ванную, она включила воду и тут же начала смывать неприятные и липкие ощущения с того места, на которое попало содержимое желудка её напарника.
— Не боишься, что я сейчас наброшусь на тебя? — Харучиё обернулся через плечо и усмехнулся, заметив несколько образовавшихся синяков от его укусов.
— Ты этого не сделаешь, — парень вопросительно замычал и вскрикнул, когда поменял положение смесителя. — Во-первых, после таких развлечений у тебя не встанет, — он пробормотал какие-то проклятия, будучи оскорблённым уже во второй раз, и выплюнул попавшую в рот воду. — Во-вторых, если у тебя и встанет, то тогда могу поздравить тебя с отвратительным вкусом на девушек.
— Вообще-то, я никогда не жаловался, — возмутился Санзу и краем глаза заметил, как она уже натягивала его серые спортивные штаны, которые висели на ней, как на хип-хопере из двухтысячных годов.
— То есть ты хочешь сказать, что ты тащишься от шлюх, которых ненавидишь? Или тебе нравятся тощие девушки, напоминающие скелет из-под селёдки?
— Вообще против первых я ничего не имею, только крикливых не люблю, — сказал он, выключая воду и поднимаясь на ноги. — Из всех представительниц этой чудесной профессии я ненавижу только тебя, куколка.
Мэй ничего не ответила и как-то грустно ухмыльнулась, кидая в него полотенце. Вот только вытереться ему всё равно не удалось: после душа его трясло гораздо сильнее, чем до этого. И девушка, громко простонав и задрав голову, подошла к нему, начиная осторожно вытирать сначала волосы, а после и всё тело.
Она даже за жутко пьяным Озэму так не ухаживала, как за этим чудом в перьях, а этот факт уже многое значил. Только Харучиё это особо и не ценил.
Неприятно.
До кровати Санзу довела Мэй. Он выпил какой-то отвратительный чай, который купил пару месяцев назад, когда узнал, что он может помочь в таких случаях, лёг в постель и зябко поёжился. Девушка укрыла его одеялом, проверив, чтобы нигде не было щелей, через которые мог поступать прохладный воздух, и выпрямилась, поставив стакан рядом с фотографией. Первым, кого она узнала, был, как ни странно, молодой Такеоми, который вёл двоих малышей в парк аттракционов. Потом ей на глаза попался маленький, возможно, восьмилетний Харучиё; на той фотографии у него ещё не было шрамов, а его лицо выражало такое искреннее счастье, что Мэй даже сначала и не поверила, что это он. А в конце взгляд упал на Сенджу Кавараги — самую младшую из семьи Акаши. Она знала её судьбу; знала о Битве Трёх Небожителей; знала о всех смертях, в том числе и об её.
Санзу не любил говорить об этом и всегда бесился, когда у него спрашивали о семье и выражали свои никому ненужные соболезнования. Его это раздражало до тряски, до желания схватить свою катану или пистолет и убить всех, кто находился в радиусе «поражения». Но, к его огромнейшему удивлению, Мэй молчала и просто рассматривала фотографию, которую он трепетно хранил, пока другие лежали в любимой манге Сенджу. Ни одну не тронул, потому что знал — потом бы пожалел об утраченных воспоминаниях хотя бы на этих снимках.
Харучиё удивлялся тому, как же Мэй чувствовала его. Ему казалось, что они прожили всю жизнь; что она знает о нём абсолютно всё. И вдруг его сердце на несколько секунд замерло — он аж испугался, что сейчас всё-таки умрёт — а потом быстро-быстро заколотилось, потому что осознал одну важную вещь — ему тоже хотелось узнать её поближе, научиться чувствовать её так же, как и она его.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Гадкие, гадкие мысли закружили в его голове. А это значило одно — их нужно немедленно искоренить, а от девчонки — как можно скорее избавиться, пока не вляпался по самое не хочу.
— Стоило оно того? — спросила вдруг девушка, еле заметно кивая в сторону фотографии.
И после этого вопроса Санзу захотелось спрятаться под одеялом и просто расплакаться, как он это делал в детстве, пока никто не видел. Вот только сейчас ему было нельзя распускать все эти сопли, поэтому он просто ответил:
— Не стоило.
Мэй последний раз осмотрела фотографию, а после вновь обратилась к нему:
— Как мне закрыть тебя?
— Ты можешь переночевать здесь, чтобы не ездить до…
— Как?
— На полке в прихожей два комплекта ключей, возьми один и запри меня снаружи.
Харучиё прикрыл глаза. На душе сделалось чрезвычайно печально — он не знал, повлияли ли на это наркотики, но это было совершенно неважно — и горько. Сам оттолкнул, отталкивает и будет отталкивать человека, понимающего его без единого слова. Вот такой он по натуре. То ли глупый, то ли слишком травмированный. Да и кто его разберёт теперь?
Так или иначе ничего не поменялось: Санзу всё ещё терпеть её не мог и желал избавиться от неё, даже несмотря на все факторы, которые так и кричали о том, что им следует просто обсудить произошедшее. Он знал, что если засунет свой дерьмовый характер в не менее дерьмовое место, то у них всё могло бы сложиться иначе. Вот только гордость, чёртова гордость, которая пропадала только в присутствии Майки, не позволяла ему пойти на какой-никакой компромисс.
И чёрт со всем этим.
Вот только когда девушка начала уходить, он зачем-то поинтересовался:
— Когда ты придёшь?
И был проигнорирован.
Харучиё поджал губы и начал рассматривать фотографию, на которой он был по-настоящему счастлив. Щёлкнул замок. Послышался шорох тёплого одеяла, а после тихие всхлипы, подобные тем, которые раздавались в его старой комнате шестнадцать лет назад.
***
Санзу заметил запыхавшуюся Мэй, когда высунул свой нос из кабинета, стоило ему только услышать, как дверь напротив начала открываться. Он тут же схватил бумажный пакет и быстрым шагом направился к ней, пока та не успела закрыться в своей конуре. Хотя последнее было лишним, потому что девушке было совсем не до этого: она кружилась вокруг стола и начинала сортировать такие же пакеты, как и у Санзу, изредка ругаясь себе под под нос, потому что не рассчитала пределы своих возможностей.
Харучиё беспардонно поставил пакет рядом с девушкой и отшатнулся назад, когда она вздрогнула: теперь и сам боится, что может пострадать от её рук. Мэй еле слышно выдохнула, увидев, что это всего лишь Санзу, и её внимание практически сразу завлекли его покрасневшие глаза. Тот, видимо, почувствовал, на что она так пялится, поэтому решил переключить девушку на что-нибудь другое.
— Что сказал Майки?
И после этого вопроса он вдруг улыбнулся: ни «привет», ни «пока», а сразу в лоб, чтоб наверняка.
— Сказал, чтобы я предупреждала о своих пропажах, а то мой «напарник с ума может сойти».
Парень цокнул языком и закатил глаза. Так и знал, что подобное случится; вот просто как чувствовал.
— Вот, держи, — она протянула ему один из пакетов. — Там твои штаны, которые я постирала, если что, и ключи.
— Штаны могла и себе оставить.
Мэй только отмахнулась, обошла стол, выкинула пустой стаканчик из-под кофе и тут же отпила из второго под удивлённый взгляд напарника. И только потом он заметил, что она пришла жутко невыспавшейся: помятый вид, растрёпанные волосы, небольшие мешки под глазами. «Да уж, — подумал парень, — ну и ночка выдалась».
— Я тебе тут тоже занёс кое-что, — Санзу кивнул в сторону пакета, а после развернулся и направился на выход. — Новые джинсы и небольшой подарочек в качестве моральной компенсации.
— Спасибо, Блеванзу.
Харучиё застыл, будучи неуверенным в услышанном, но тихое хихиканье убедило его в том, что слуховые галлюцинации у него пока что отсутствуют. Она действительно назвала его Блеванзу. Невероятно.
Санзу только поджал губы, обозвал её в голове дрянью и пулей вылетел из кабинета уже под издевательский смех. Действительно дрянь.
