***
В главном штабе было непривычно тихо. Изредка пробегали молоденькие девушки, которые разносили папки с документами по кабинетам, да обычные шестёрки, желающие убить свободное от работы время, пока не было специального задания. Солнце уже уходило за горизонт, но по-прежнему ослепляло сидящего в кресле Санзу, когда он смотрел на оживлённый город с высоты птичьего полёта. Сама мысль, что «Бонтен», можно сказать, обладал этим городом, заставляла голову кружиться, а сердце — трепетать от радости и воодушевления. Вот только парню было не до этого. Что-то было не так. Прошло пять дней после того самого разговора в кабинете Мэй. Харучиё каждый божий день ждал какого-нибудь подвоха, людей, которые пришли бы за его головой, самого Майки, собирающегося лично убить его за нарушение одного из главных правил, однако никого не было. Всё шло своим ходом; всё текло как обычно, словно ничего и не было, но отсутствие ворчливой напарницы у него под боком говорило об обратном. Санзу не сказать, что волновался о ней — он даже не узнавал, как она себя чувствует и всё ли с ней в порядке, — но ему было скучно без неё и их больших перепалок. Да, именно так можно было описать его чувства. Так или иначе для него всё было относительно хорошо, но что-то всё же поменялось. Майки решил собрать своих советников для обсуждения какого-то вопроса, но Харучиё он не пригласил. Более того, даже не сказал, что они будут там обсуждать. И это ударило по его общему состоянию, но сильнее всего — по самообладанию. Ему больше не доверяли. Значит, он точно где-то ошибся, но где именно, — понять не мог. Поэтому Санзу постоянно кидал взгляды на закрытую дверь кабинета Майки, изредка отвлекаясь на Хайтани, которые, заняв весь диван, лежали друг на дружке и тихо переговаривались, смеясь над забавными видеороликами в телефоне Рана. И только они хоть как-то дарили чувство покоя, пусть и недостаточного для того, чтобы потушить в нём целый пожар из злобы, ненависти и какой-то обиды. Но вместе с тем они же и нагоняли какую-то непонятную тоску: у него таких отношений с Такеоми или же с Сенджу никогда не было. Спустя бесконечных полчаса раздался долгожданный звук открываемой двери. Харучиё тут же отвлёкся от рассказов Риндо о том, как он раньше занимался растяжкой, и повернулся в сторону кабинета главы, откуда буквально вылетел Какучё. Один. И чем ближе парень подходил к троице, тем чётче виднелись его нахмуренные брови, сжатые в тонкую полоску губы, слегка покрасневшие щёки и, что самое главное, глаза, которые едва ли молнии не метали. Он был зол; был в бешенстве; был чем-то разъярён. — Похоже, что что-то случилось, потому что я никогда не видел его в таком состоянии, — тихо сказал Ран, слегка приподнимаясь на локтях, не обращая никакого внимания на лежащего на нём Риндо, который был удивлён не меньше. Лакированные туфли Хитто отбивали чёткий ритм, пока он сам закатывал рукава на своей белоснежной рубашке. И у Санзу создалось такое ощущение, что третий в «Бонтене» идёт кого-то убивать. Как-то иначе объяснить эту картину ему было невозможно. — Эй, ублюдок! Харучиё раскрыл глаза в удивлении, когда понял, что обращаются именно к нему; а потом единственное, что он увидел — это прилетающий ему в лицо кулак. Боль тут же захлестнула его с головой, а корпус лёг на подлокотник от силы удара. Парень даже понять ничего не успел, как его вдруг схватили за галстук и вновь ударили по тому же месту; и ему едва удалось сдержать стон. Санзу не мог ни прикрыться руками, ни ответить, ни даже вздохнуть: шквал ударов обрушивался на него, не щадя, не давая и капли отдыха. И в какой-то момент он даже перестал чувствовать боль. Через пару мгновений весь мир у Санзу перевернулся, а сам он каким-то образом оказался на полу, в то время как Какучё медленно усаживался на его торс. Казалось, как Ран что-то кричал, прося Хитто остановиться, и как Риндо попытался оттащить его от ещё находящегося в сознании парня, пока мощные удары вновь не начали осыпаться бесконечным и сильным градом. Харучиё же вообще перестал что-либо понимать, поэтому просто лежал на холодном полу, ощущая как кровь заливает ему всё лицо. И он вдруг отчего-то понял, как ощущала себя Мэй, когда она дралась в одиночку с теми бугаями; вот только ему помогали Хайтани, а ей — никто. Под рёбрами почувствовался небольшой укол вины. — У тебя было всего два задания, конченый наркоман, — начал Какучё и крепко сжал горло Санзу одной рукой, — наблюдать за Мэй, чтобы она не провернула что-нибудь, и не мешать ей работать, чтобы не потерять источник дополнительной силы. И пазл в голове Харучиё тут же сложился. Узнали. Во всех подробностях узнали. Сначала парень подумал на Коко, потому что он видел записи с камер видеонаблюдения, но потом его вдруг осенило: она рассказала. Настучала. И на его лице расплылась гадкая улыбка. Послышался тихий смех, который с каждой секундой становился всё громче и громче. Парень прикрыл глаза, понимая, что эта стукачка однозначно заслужила всех мучений. А потом в его голове промелькнула предательская мысль — нет, не заслужила. Голова Санзу оторвалась от пола на несколько секунд, а после с огромной силой приземлилась обратно. И сдерживаться он больше не смог — коротко простонал, а после зашипел от боли. — Какучё! — одновременно крикнули Хайтани, но тот не слышал. Не хотел слышать. — Скажи мне, урод, каково это — стоять и наблюдать, как беззащитную из-за ограничений в мерах самообороны девушку пытаются изнасиловать? Каково это — смотреть, как девушку избивают пятеро парней? Знаешь, я всегда знал, что ты поехавший психопат, но ведь даже у тебя были какие-то свои принципы… Так где они сейчас? Что с тобой не так? И Харучиё вдруг захотелось прокричать во всё горло: «Всё со мной не так! С самого рождения!». Но вместо этого он вдруг сдавленно выпалил: — Смотреть на её страдания — самое интересное и занимательное развлечение из всех, которые у меня только были! — Какучё раскрыл от шока глаза, пока Хайтани напряжённо переглянулись между собой. И Санзу снова окутала волна боли. Он терпел каждый удар, наказывая себя за ложь, которую выдал несколько секунд назад; терпел, потому что хотел, чтобы все его мысли, заставляющие его испытывать ненавистное ему чувство страха и тревоги, отступили на задний план. Парень уже перестал считать минуты до конца своего избиения и просто старался выбросить всё из головы. Надоело. Устал. Последний удар пришёлся Харучиё на левую скулу. Голова его мотнулась в сторону, а тело почувствовало какое-то облегчение: Какучё поднялся с него, тряся руками. А после он оказался рядом с братьями, которых тут же начал отчитывать. — Почему не рассказали о произошедшем в клубе Иошито?! — Мы пытались сказать, но… — начал Риндо. — Я не хотел, чтобы его убили. Лишние волнения внутри организации нам ни к чему, — перебил брата Ран. — Риндо пытался доложить сначала Коко, потом Такеоми, потом и самому Майки, но я сказал ему не лезть в это. Какучё сказал им что-то ещё — судя по всему, не очень положительное, потому что Риндо опустил голову вниз, рассматривая носки своих туфель, пока Ран смотрел прямо перед собой, поджимая губы и сжимая руки в кулаки. И пока эти трое разговаривали, Санзу с досадой, горечью и неким страхом вдруг кое-что понял… Он больше себе не принадлежит.***
Харучиё, честно сказать, чувствовал себя крайне плохо: и физическая, и душевная боль отобрали у него аппетит, сон, даже желание принять свои любимые таблетки. А всё потому, что он чувствовал себя обвиняемым в тяжком преступлении, который ждал своего смертного приговора. Майки всё ещё молчал по поводу последних событий; глава только спросил о самочувствии своего заместителя и сказал ему, чтобы тот не злился слишком сильно на Какучё. И всё. Санзу удалось увидеть Мэй в этот же день. Она, одетая во всё чёрное, и держащая в своих руках несколько пустых коробок, быстро скрылась в своём кабинете. И ему непременно захотелось подбежать к ней и как следует накричать на неё за то, что посмела рассказать о произошедшем, но не стал этого делать по двум причинам. Первая — стоило ему увидеть, что девушка прихрамывала, как его злость тут же отступила назад. Вторая — Какучё шёл прямо за ней, бросая предупреждающие взгляды в его сторону. И рисковать он не стал; ему, если честно, и прошлым днём хватило с головой, которая нещадно болела после неудачного знакомства с холодной плиткой пола. Но детское любопытство взяло над Харучиё верх, поэтому он непринуждённой походкой направился к своему кабинету и как бы случайно бросил взгляд в сторону Мэй, которая, даже не заметив его, захлопнула дверь. И он тут же надулся, не получив желаемого — увидеть, чем они там будут заниматься. Но делать было нечего — пришлось идти к себе. Каждые полчаса Санзу подбегал к небольшому стеклу в двери, чтобы понаблюдать за происходящим в кабинете напротив. И каждый раз он возвращался за свой рабочий стол ни с чем — никто не заходил и никто не выходил. И его интерес только возрос, но утолить его парень так и не смог: когда стрелка часов перевалила за полночь, а из кабинета так никто и не вышел, он плюнул на всё и ушёл домой, пообещав себе, что обязательно разберётся с этим днём. Он разберётся с этим после очередного собрания «Бонтена», на котором, как сказал Майки, будут озвучены важные новости. И, к своему же удивлению, Харучиё больше не волновался.***
Санзу был в ярости, причём настолько, что он вообще потерял какой-либо контроль над своими эмоциями и действиями. Ему хотелось крушить всё вокруг, убивать всех, кого только увидит. Но больше всего ему хотелось убить Мэй — мучительно, предварительно попытав её денёк-другой, а потом просто зарубить своей катаной, которая уже давно пылилась в дальнем углу шкафа, и пустить это тощее, отвратительное тельце на корм рыбам, сбросив её маленький трупик в Японское море. Причиной такой резкой вспышки бешенства и ненависти к своей напарнице послужил его омерзительный и противный брат, который посмел неосторожно обронить фразу о том, что Мэй займёт место заместителя Майки, потому что от неё толку будет явно побольше. И, что самое главное, никто не опроверг этого! Даже сам глава как-то кривовато улыбнулся и только отмахнулся. И если до этого Харучиё думал, что это очередная неудачная шутка от Такеоми, то после такой реакции Манджиро и некоторых других руководителей он понял — это не совсем розыгрыш. И поэтому плевать Санзу хотел на все предупреждения и крики внутреннего голоса о том, что он снова делает поспешные выводы, не разобравшись во всей ситуации, и принимает неправильные решения. Ему было не до своей спокойной, трезво думающей и адекватной личности. Он хотел крушить. Он хотел убивать. И заглушить это желание не мог никто, кроме одного человека — Майки. Но Майки рядом не было. Не было, потому что он отправился с Мэй в свой кабинет, приказав Санзу далеко не уходить, потому что им следовало что-то обсудить. И парень догадывался, что глава хотел с ним обсудить; таких совпадений не бывает — сегодня он лишится своего места, которое так любил. А ещё, возможно, и жизни, потому что Майки не умел контролировать себя, когда находился в ярости. От внутреннего волнения Харучиё измерил шагами все коридоры последнего этажа, два раза выпил кофе, успел подремать у себя на диванчике и ещё разок пройтись по всему этажу. И когда парень пошёл на второй круг подряд, он увидел её — счастливую и довольную. И какая-то злость вновь захлестнула его. — О, а вот и ты, — громко сказал он, вставая прямо перед ней. — Зайди к Майки. Он уже ждёт тебя, — Мэй поправила очки, которые очень уж напоминали ему те, которые носил Риндо в подростковые годы, и попыталась обойти его. — Не так быстро, куколка, — его рука неосознанно коснулась шеи девушки и сжала её, но не так сильно, чтобы прервать поток воздуха. — На моё место захотела, мразь? Думаешь, пару раз выслужилась и с лёгкостью можешь забрать себе всю славу? Хуй тебе! Санзу сделал два больших шага и прижал девушку к стене, сжав руку чуть сильнее, чем до этого. — Я вообще не понимаю, о чём ты сейчас говоришь, — тихо сказала Мэй, даже не пытаясь сопротивляться. — Разумеется, не понимает она, — фыркнул он и усилил хватку. На его лбу вздулась венка, а глаза потеряли свой блеск и, казалось, покрылись какой-то пеленой. И девушке тут же стало немного не по себе. — Вчера меня избил Какучё, при этом наехав за то, что я самый отвратительный человек в мире, раз смотрел на твои мучения, — она нахмурилась и опустила глаза вниз, будто размышляла о чём-то серьёзном и важном. — Сегодня на общем собрании Такеоми сказал, что ты с лёгкостью можешь занять моё место, потому что от меня, видите ли, теперь толку никакого. И никто, слышишь, никто не опроверг этого! — Веришь или нет, но я не говорила Какучё о твоих заскоках, — Санзу только рыкнул и приблизился к её лицу, чтобы, наверное, ударить, но вовремя остановил себя, желая выслушать жалкие оправдания. — И я понятия не имею, о каких именно местах ты мне сейчас говоришь. Просто зайди к Майки, он хочет поговорить с тобой. — О, я обязательно поговорю с ним, но только после того, как раскрою тебе башку об эту стену! Мэй только вздохнула, принимая свою участь. И полное отсутствие сопротивления и недовольства с её стороны отрезвило Харучиё. От неё исходило только непонимание и какое-то удивительное спокойствие, которое словно по воздуху передалось и ему. Его рука разжалась и тут же принялась поглаживать отметины на бледной коже. И этими прикосновениями он как бы извинялся за свою излишнюю вспыльчивость и причинённый дискомфорт. Вот только девушке уже были не нужны эти извинения и сожаления, а все его прикосновения были ей неприятны и омерзительны, хотя раньше внутри всё трепетало только от их малейшего контакта. Что-то поменялось. И эти изменения пугали Санзу; пугали тем, что он не понимал, когда и где они произошли. А после его напугало совсем другое — Майки стоял недалеко от них и внимательно наблюдал за развернувшейся картиной. И вся его напряжённая поза кричала о том, что он увидел достаточно, чтобы принять окончательное решение. Но вместо каких-либо слов и направления в его сторону пистолета Майки просто кивнул головой в сторону своего кабинета и, не дожидаясь своего заместителя, зашагал в противоположную от этих двоих сторону. Харучиё решил было, что это всё проделка Мэй, чтобы закрепить свой успех, но впервые за долгое время им было принято здравое решение — не делать поспешных выводов, не узнав всей ситуации. И поэтому парень, не глядя в её сторону, пошёл в сторону кабинета Майки. И если сначала у него не возникало никаких эмоций и ощущений, то теперь, когда он всё ближе и ближе подходил к своему любимому месту на всей планете, в груди у него зарождался огромный комок страха. Как же он ненавидел перемены и эту проклятую неизвестность! Когда Санзу сел на стул, а не на диван, как это было обычно, он почувствовал себя неуютно. Вся эта обстановка давила на него, а испытующий взгляд Майки заставлял сердце заходиться в каком-то бешеном ритме от чрезмерного волнения. От Сано веяло невыносимым холодом, который заставлял кожу покрываться мурашками. Харучиё скрепил руки в замок и с силой сжал пальцы, чтобы с помощью лёгкой боли привести себя в порядок. Однако это никак не помогало, и ему на секунду показалось, что он вот-вот сойдёт с ума. Майки протянул Санзу свой телефон, отошёл к окну, начиная рассматривать все представленные красоты Токио, и только сказал ему: — Читай. И от его тона парень не сдержался и вздрогнул, чуть не выронив телефон из рук. Глаза упёрлись в экран и первым, что он увидел, был контакт — Мэй Асано. Затем он заметил, что сообщения были отправлены поздней ночью неделю назад, когда её избили. А после он обратил внимание на то, что её сообщения были написаны с ошибками, что для неё, вообще-то говоря, было несвойственно. И догадки уже начали посещать Харучиё — она рассказала о произошедшем не Какучё. Она рассказала Майки. А потом Санзу начал читать вслух всю переписку. И всё шло неплохо, пока он не дошёл до огромного сообщения, где все совершенные им действия были описаны во всех подробностях. Она рассказала обо всём: о его оскорблениях и унижениях, о том, как он вытолкнул её из укрытия на первых заданиях, как её ранили в ногу по его вине, как он чуть не сломал ей руку, как кинул её на обочине, когда были проблемы с Озэму, как смотрел на попытки её изнасилования, а в конце, словно вишенка на торте, был подробный рассказ о том, как он смотрел на её избиение. Несколько раз парень останавливался, когда понимал, что натворил, но твёрдый голос Майки приказывал ему продолжать. И ослушаться он не мог, поэтому продолжал читать. В конце диалога было сообщение о том, что Мэй будет переведена в другое крыло — поближе к Какучё и Моччи. И Харучиё понял, чем она вчера занималась с Хитто, и почему в её руках были коробки. У него практически всё сложилось в одну полноценную картину, но всё же осталось несколько недостающих фрагментов: что теперь будет с ней, с ним и с их совместной работой. — Объяснишься? — спросил Сано, так и не повернувшись к нему. Санзу поджал губы и упёрся взглядом в середину стола, не зная, как подобрать нужные слова, чтобы не разозлить главу ещё сильнее. Он не хотел признаваться ему в своих слабостях, но в глубине души знал и понимал — Майки не осудит за это. А Харучиё всегда доверял ему, поэтому решиться на своеобразное чистосердечное признание ему было уже не так сложно, как несколько мгновений ранее. — Ты же знаешь, что я не люблю работать с кем-то в паре, а тут появилась она — наглая, с острым языком, да ещё и из бывшей вражеской группировки, — парень шмыгнул носом и откинулся на спинку стула, заметно расслабляясь. — Я решил, что работать с ней не буду, а просить тебя разделить нас было бесполезно, поэтому и стал делать всё для того, чтобы она сама свалила от меня… Знаешь, когда я только увидел её, то сразу понял, что нам с ней будет очень непросто работать вместе. Я со своей вспыльчивостью и импульсивностью и Мэй со своим спокойствием и принципом отражения, ха. — Принципом отражения? — переспросил Майки, поворачиваясь к нему. — Ага. Она вела себя со мной так, как и я с ней, — пояснил Санзу и увидел, как глава едва заметно ухмыльнулся. — Да, это было интересно. Если я грубил, то и она тоже, если я вёл себя нормально, то и она переставала показывать свой характер. Когда я это понял, то подумал, что работать с ней не так уж и плохо, но потом… Не знаю, потом я вспомнил, что… — Что ты упрямый, как последний баран, — договорил за него Сано, дёрнув уголком губ. — Я понял, почему ты так себя вёл, поэтому принял решение. Майки уселся напротив него и начал пристально рассматривать своего заместителя. Взгляд его, казалось, немного смягчился, а после вновь похолодел так, что у Харучиё мороз по коже прошёлся. — Я бы убил тебя, но твоя слепая преданность, моё безоговорочное доверие к тебе, все твои заслуги и тот факт, что мы дружим с самого детства, не позволяют мне это сделать, — Санзу едва сдержал слёзы из-за его слов, греющих душу, а после застыл. — С этого дня для тебя всё будет как раньше. Но он не помнил, как было до появления Мэй. — Работать будешь один, а на сложных заданиях будешь вставать в пару к Хайтани, — напомнил ему Майки, а после серьёзным тоном сказал: — Озэму и Мэй работают в «Бонтене» почти четыре месяца… Они доказали свою преданность, поэтому приглядывать за ними больше не нужно. — А с кем будет работать она? — поинтересовался Харучиё. — Это больше не твоё дело и не твоя забота. Ты даже не посмеешь подойти к Мэй для её же безопасности, Санзу. Харучиё сглотнул, понимая, что если он ослушается, то Сано наплюёт на всю его верность и их дружбу и просто убьёт его. Но всё-таки ему стоило рискнуть. — Мне нужно будет с ней поговорить, — Майки отрицательно покачал головой и лёг головой на стол, показывая, что он жутко устал от всех этих разборок. — Я её не трону… Мне уже незачем, своего-то я добился. И она не будет против, я уверен в этом. — Ладно, — согласился он и зевнул, прикрыв глаза. — Но это последний раз, когда ты к ней подойдёшь без острой необходимости, понял? — Понял. Отнести тебя на диван? Майки кивнул, и Санзу тут же обошёл стол, чтобы взять его на руки и уложить на мягкую поверхность дивана. Сано свернулся калачиком, спрятал своё уставшее лицо за белоснежными волосами и ощутил, как его укрыли пиджаком, который хранил в себе запах одеколона Харучиё. И на душе тут же стало спокойнее, а глаза против воли начали закрываться. Он так давно не спал. Санзу, чтобы больше не тревожить Майки, поспешил удалиться, однако застыл в дверном проёме, когда послышалось едва разборчивое: — Не подведи меня, Харучиё. Снова. — Не подведу. Парень вышел из помещения и пулей рванул к кабинету Мэй, чтобы поставить точку в их отношениях. Санзу не соврал Майки, когда сказал, что она не будет против этого разговора. Ему за всё время их совместной работы тоже удалось немного узнать девушку, поэтому он знал — ей хотелось обсудить всё произошедшее, узнать причины, услышать объяснения и только потом уже разойтись. Однако когда Харучиё открыл дверь в кабинет девушки, он увидел не её, как ожидал изначально, а какого-то молодого парня, который, по всей видимости, только пришёл в «Бонтен». Юноша испуганно захлопал глазами, не ожидая в первый же день столкнуться с заместителем главы, и выронил одну из коробок. Санзу захлопнул дверь, чтобы не травмировать сосунка, и достал телефон. Санзу: — «Где ты? Нужно срочно поговорить». И ответ пришёл незамедлительно, словно девушка ждала его сообщения. Мэй: — «Я сижу на лавочке у главного входа. Поторопись». Харучиё быстрым шагом направился к лифту. Ему хотелось как можно скорее поговорить с ней и завершить их ужасный путь длиною в несколько месяцев. Вот только он совсем не знал, как начать разговор, что ей сказать, ведь она не Майки — ей так просто выговориться нельзя. А внутренняя радость из-за того, что всё разрешилось в его пользу, только ухудшала ситуацию. Поток свежего воздуха, когда Санзу вышел из душного здания, немного привёл его мысли в порядок. Глаза тут же зацепились за сгорбившуюся спину бывшей напарницы, а ноги сами повели к ней. Мэй сидела закинув ногу на ногу и медленно выкуривала сигарету. Очки для зрения сменились на солнцезащитные, а на чёрной рубашке были расстёгнуты две верхние пуговицы. И Харучиё, усевшись совсем рядом с ней и закинув руку ей за спину, сделал то же самое: солнце пекло нещадно. Какое-то время они молчали, наблюдая за прохожими и проезжающими мимо них машинами. — Если ты пришёл сюда, чтобы помолчать, то не трать моё время, — вдруг сказала девушка, даже не поворачиваясь в его сторону. Ей вообще было противно сидеть рядом с ним, но отодвигаться не стала, чтобы не вызвать у него чувство злобы и раздражения. На её век хватило с лихвой всех этих всплесков эмоций, а в особенности агрессии. — Вы посмотрите на неё… Она стала зубки показывать! — хихикнул Санзу, даже не догадываясь о её мыслях в этот момент. — Я всё-таки немного изучил тебя, маленькая стукачка, поэтому понял, что ты хочешь расставить все точки над «i», прежде чем мы разойдёмся окончательно. — Какой ты молодец. — Перестань плеваться ядом, куколка, и лучше скажи мне, где же ты теперь у нас обитаешь? В каком кабинете? — он резко приблизился к её лицу, рассматривая симпатичный профиль, который даже следы побоев не испортили, и улыбка с его лица пропала. Она брезгливо поморщилась и всё-таки слегка отодвинулась от него. А Харучиё вдруг понял, что же изменилось; изменилось её отношение к нему. — Это немного не твоё дело, Санзу. Мы решили объясниться друг перед другом, поэтому давай займёмся именно этим, а не бессмысленными расспросами. — Ты стала злой, — серьёзно отметил он, на что Мэй насмешливо фыркнула. — Ну ладно, тогда давай перейдём сразу к делу. Ты наверняка думала, почему же я так себя вёл… — Потому что ты не привык быть с кем-то в паре и не хотел со мной работать. Это я знаю. Меня интересует другое: почему ты даже не попытался наладить со мной контакт, и почему ты просто не попросил меня пойти к Майки с просьбой разделить нас? — Во-первых, я слишком упрям, и если я что-то для себя решил, то точно пойду до конца. Знай это, куколка, вдруг пригодится, — ухмыльнулся парень, а после продолжил: — а во-вторых, кем я, по-твоему, являюсь, чтобы пойти к Майки с просьбой убрать от меня какую-то девчонку? — Жалким глупцом, — вдруг ответила девушка, осознавая, что из-за его гордости и упрямства пострадало её физическое и ментальное здоровье. Харучиё чуть не задохнулся от негодования, но возмущаться и лишний раз ругаться с ней не стал: у него было слишком прекрасное настроение, которое не следовало портить по пустякам. К тому же он понимал её злость по отношению к нему. — Ай, ну какие же мы злючки, — умилился парень, а после вновь стал серьёзным. — Знаешь, я бы никогда не подумал, что ты способна на такое стукачество. Думал, что ты просто попросишь Майки убрать меня от тебя, а ты ему там целую книгу прислала. — Я бы так и сделала, но была на эмоциях и выпила лишнего, — честно призналась Мэй и поджала губы от нахлынувших воспоминаний. Ту ночь она запомнит на всю оставшуюся жизнь. — Совсем ёбнулась? Мешать таблетки, обезболивающие и алкоголь, да ещё и при сотрясении мозга — чистое самоубийство, — он резко выпрямился и попытался заглянуть ей в глаза, но чёртовы очки мешали этому. — А тебе не похуй ли? Я из-за твоих действий и бездействий чуть не умерла несколько раз, а тебе на это всё равно, поэтому не показывай мне тут своё напускное беспокойство, Санзу, всё равно не поверю, — девушка вновь насмешливо фыркнула и отвернулась в другую сторону, высматривая такси, которое должно было приехать с минуты на минуту. Харучиё поджал губы и тоже отвернулся в противоположную сторону. Разговор зашёл в некий тупик, но парень не желал, чтобы последнее слово осталось за ней, и поэтому ядовито выплюнул: — Слабачка ты, Мэй, просто жалкая слабачка. Она вдруг повернулась к нему, натянула очки на макушку, широко улыбнулась, вгоняя его в ступор, а после поднялась и громко сказала: — А вот здесь ты ошибаешься, друг мой, — парень напрягся всем телом и краем глаза заметил припарковавшееся рядом с ними такси. — Ты не смог справиться с «какой-то девчонкой» и найти с ней общий язык. Ты несколько раз подвёл не только меня, но и себя, да и «Бонтен» в целом. Ты, имея твёрдые принципы, позволил себе наблюдать за попытками изнасилования девушки и за избиением опять же этой девушки. Поэтому из нас двоих слабый только один человек. И это ты, Харучиё Санзу. Он замер, будучи не в силах даже что-то сказать, и только смотрел на её довольное лицо. — Поскольку я оказала тебе огромную услугу, избавив от своей компании, то, думаю, могу попросить тебя об одном одолжении, — Харучиё вопросительно выгнул бровь, ожидая её просьбу. — Не приближайся ко мне и не говори со мной. Забудь обо мне и сделай вид, что меня просто не существует. И только после этих слов Санзу заметил в её зелёных глазах что-то такое, чего раньше не было. В них плескалась то ли тоска, то ли какая-то грусть, то ли горесть — он не разобрал. А потом она, всё ещё слегка прихрамывая, села в такси, даже не попрощавшись. И всё-таки последнее слово осталось за ней. А Харучиё вдруг почувствовал себя крайне гадко, словно его с головой окунули в грязь; но ещё он почувствовал своё бессилие и абсолютную беспомощность. И что ему теперь с этим делать, оставалось для него загадкой.***
Часы на приборной панели показывали час дня, когда Мэй возвращалась домой после короткой поездки к Озэму, которому решила выложить абсолютно всё, что у неё только было на душе. Она не стала рассказывать о своём ментальном здоровье, о всех событиях, которые произошли во время её работы с Санзу, однако сообщила о том, что они больше не работают вместе. А ещё она поведала о своих мыслях, которые касались её ухода из криминального мира. И ничего хорошего Озэму не сообщил — ей придётся остаться в этом насквозь прогнившем мире до конца своей жизни. Она всегда знала об этом, но теперь этот факт ощущался как-то иначе… как-то болезненнее. Припарковаться девушка решила на улице: через пару часов ей нужно было заехать в главный штаб, чтобы встретиться с Какучё и Моччи — её, уже как две недели, новыми напарниками во время масштабных заданий — и обсудить план их действий. В «Бонтене» опять поднялись волнения и всё чаще и чаще стали появляться крысы Иошито, которых ещё не успели ликвидировать во время первой зачистки. Пока Мэй шла до своего подъезда, ей удалось встретить свою соседку с собакой, которая иногда жутко бесила её постоянным лаем посреди ночи. Они поздоровались, быстро обменялись новостями, а потом женщина вдруг сообщила о каком-то мужчине, который уже второй день стоял у дверей и выжидал кого-то, и о том, что она на всякий случай вызвала полицию. Девушка только кивнула, посчитав, что это не так уж и важно для неё, попрощалась и пошла дальше. У входа и правда стоял мужчина средних лет. Выглядел он крайне подозрительно, но ничего противозаконного не делал — просто сидел на лавочке, будто ждал кого-то. Мэй только слегка повела плечом, отгоняя от себя внутренние сомнения, но замерла, когда этот самый мужчина вырос перед ней непроходимой стеной. Боковым взглядом она заметила двух мужчин в форме, которые, достав оружие, стремительно направлялись к ним. — Мэй Асано? — пробасил он, на что девушка окинула его вопросительным взглядом. — Иошито Маэда передаёт Вам пламенный привет. Раздался громкий приказ: — Бросьте оружие на землю и поднимите руки вверх! Прозвучал выстрел. Где-то сбоку послышались громкие крики, лай собаки и звуки перестрелки. Мэй почувствовала, словно её ударили кувалдой в живот, а после она рухнула на землю, не понимая, что вообще произошло. И только когда у неё начала кружиться голова, а тело прошиб холодный пот, она поняла, что в неё стреляли. Боль тут же собралась где-то в животе, а после огромной волной окатила всё тело. Несколько людей столпилось вокруг неё, пытаясь помочь ей принять полусидячее положение. Казалось, как кто-то начал расстёгивать её рубашку в районе живота, чтобы оказать первую помощь. Собака лизала ей руку и, вроде бы, тихо скулила. Соседка, рыдая, вызывала скорую. Девушка уже не была уверена в том, что видела и слышала: всё было таким размытым и блеклым, словно её погрузили в какой-то вакуум. И перед тем, как потерять сознание, Мэй вдруг осознала, насколько же ей в последнее время не везёт.