***
В день «Х» Эри оделась опрятно и консервативно. Как ей и велели. Чёрное платье чуть выше колен с длинными руками. Посмотревшись в зеркало перед выходом, она улыбнулась мысли: «Собралась прямо как на похороны. Похороны своей любви». Такой милый, очаровательный день, птички щебечут – вот кому все равно до невзгод, творящихся в обществе. «Хотела бы я быть птичкой», – думала Эри радостно, но мало искреннего и мало здорового было в этой радости. Просто плакать и грустить сил нет. Даже сладкий десерт, если питаться им на протяжении долгого времени, надоедает. Что уж говорить о страданиях? Вот и остаётся запрокидывать голову и смотреть на величественное небо. По сравнению с ним проблемы всех людей – пустяки. Только всласть настрадавшись, ценишь минуты спокойствия, даже относительного и хрупкого. Отец Асахиро остановился возле перекрёстка и забрал ее. Ехать вместе с ним было немного напряженно и неловко, но в то же время смешно – настолько суровое у него было лицо. Он был прав – язык у него подвешен: говорил складно и на удивление эмоционально, словно переживал за нее как за родную дочь. Папа пришёл на заседание, а матери было слишком плохо. Эри дала себе обещание навестить мать. И в тот же миг поняла, что не выполнит его. Это слишком жестоко с ее стороны – закрываться в своей боли от близких, но... Она по-другому не может. «Не плачь, – приказывала она себе, стискивая ткань платья в кулаке. – Только не здесь. Прошу тебя. Ты же понимаешь: заплачешь – никто не поверит, что это произошло на самом деле. Заплачешь – потеряешь какой-никакой авторитет, а он тебе ещё пригодится в будущем. Заплачешь – и больше никогда не сможешь уважать себя». И Эри не заплакала. Вытерпела все насмешки, унижения и провокационные вопросы. И тяжелые, презирающие взгляды присутствующих. Но жёстче всего был взгляд человека по ту сторону решетки. Она старалась не смотреть на него, но однажды ей пришлось. Когда ее спросили, что она может о нем сказать. У нее просто не было выбора. Если бы она не посмотрела, они бы заподозрили неладное. Они бы поняли, что это ее уязвимое место – и стали бы туда давить. Тогда Эри поняла как жил Изана все это время. Глядя на всех исподлобья, как на врагов. Ожидая отовсюду подвох и удар в спину. Боясь потерять то немногое, чем дорожил. «Что же ты меня не сберёг?» Она задала этот вопрос мысленно, но взгляд Изаны показался ей таким осмысленным, словно он все понял и без слов. Изана. Сердце ее совершило кульбит. Любимый. Ворох мурашек на загривке. Нежный друг. Неистовое, болезненное желание прикоснуться, не потушить ни водой, ни песком. Который просто ошибся. Кто не ошибается, правда ведь? В законе о преступлениях на сексуальной почве много подводных камней. Если мужчина-бета изнасиловал женщину-бету, то ему даётся срок до трёх лет. Если же альфа изнасиловал чужую омегу – восемь лет. Но истинные... их вообще когда-нибудь судили? Кончилось все тем, что Изане дали срок в полгода. Совсем ничто. За это время она даже не родит, пусть и округлится ее живот. Выйдя из зала заседания, Эри заключила: – Они ненавидят меня. Фумайо Гото наклонился к ней – и голос его показался обволакивающим (теперь понятно, как он магнетически воздействовал на людей, было в нем что-то харизматичное): – Они ненавидят не тебя, а правду, на которую ты им раскрыла глаза. Так ли уж раскрыла глаза? Беты всегда знали об издевательствах над омегами. Но они ничего не делали! Почему? Их же большинство! «Практика показала, что не в большинстве сила, – поправила себя Эри, – какая я глупая, боже». – Асахиро говорил, что вы не уважаете женщин и в особенности омег. – В общем и целом – да. От вас много проблем. Но мой сын – ненадежный рассказчик. Не советую доверять всему, что он говорит. Он с детства все преувеличивает. Эри улыбнулась, ностальгируя. Точно так же Изана отзывался о Тодо. Как там этот мальчик? Они не виделись с тех пор, как под куполом Японии затянулась вражда мнений.***
Отец Гото пророчил, что это ещё не конец битвы. Изане обязательно дадут срок больше. И действительно – тех, кто не оправдывал насильника, было немало. Многие политики-альфы, предвидя неминуемый кризис, покинули страну вместе с семьями. Их ждала мирная (или не очень) жизнь в Европе и США. Самые стойкие, самые властолюбивые и могущественные остались. Многие омеги расторгли браки, когда им позволили. За один сентябрь прогремело столько разводов и судов на любовной почве, что можно было следить за новостями с попкорном, не отрываясь – не устанешь. Мужья охотились за женами, но для них открылись центры-приюты, в которых их защищали. Поступила финансовая поддержка от влиятельных омег и даже некоторых альф. Неожиданная поддержка. Но не менее нужная. На омег участились нападения, ведь альфы хотели вернуть власть над ними. Запретный плод сладок. А отобранный плод сладок вдвойне. Полиция патрулировала «горячие точки». Эри не выходила из дома без нужды. Сенджу вернулась от Тамаё с презентом – китайским чаем пуэр. – С наилучшими пожеланиями, – Сенджу поставила перед Эри кружку чая. Эри вдохнула аромат и блаженно улыбнулась. – Сделаю вид, что поверю в искренность ее намерений. – Да брось, – Сенджу чиркнула зажигалкой и закурила в приоткрытое окно. На улице лил дождь, и только в такое время было спокойно. – По-моему она искренне раскаивается за тот раз, когда пустила слух. – Странно злиться, когда произошло столько всего. Как видишь, мне было предназначено стать обсуждаемой фигурой. «Обсуждаемая фигура, – Эри отхлебнула чай – действительно вкусный, чуть горчит, но приятно, – никогда бы не подумала, что окажусь в центре внимания всей страны». Репортеры пока не выяснили, что она живет у Акаши, но, вероятнее всего, это ненадолго. Мать звонила: с утра у их окон неоднократно толпились журналисты в попытке урвать новинку, взять интервью у родителей скандально известной омеги. «А ведь действительно: мое имя навсегда будет связано со скандалом. И смешно, и грустно». Сенджу вдруг перевела тему: – Вакаса говорил, что в любви мужчина стремится не к войне, а к миру. Мало кому нужна страсть в полном понимании этого слова. Я говорю о страсти, когда люди равны и оба страстны. Альфам нужна покорная омега. Такова ваша природа. Эри всю жизнь слышала, что жестокость альф и покорность омег, переходящую грань нормального, называют «природой» но Эри убеждена – при должном воспитании подавить «природу» не то что возможно, а нужно, иначе человек не человек, а бездумное животное. – И тебя это устраивает? – По сути, мне должно быть все равно. Я бета. Моя природа нейтральна. Но мне не все равно. В этом и проблема. В этом и конфликт. Мои разногласия с самой собой. Разногласия с собой. Кому, если не Эри, понять, что конфликт внутренних противоречий разрешается только усидчивостью и упорной работой над собой? Это непросто. Неудивительно, что многие омеги предпочитают смириться со своей «природой», чем подчинить ее себе. Бездействие всегда проще, пусть и отнимает сил не меньше, чем действие. – Я сочувствую тебе. – Но я ничего не сделала. – Когда человек говорит искренне, что сочувствует, это не просто слова, иначе бы они не имели такую исцеляющую силу. Тебе не все равно – и этого достаточно. – Будь по-твоему, подруга, – Сенджу докурила, приблизилась и опустилась на корты перед Эри, прислонившись ухом к ее животу. – Как малыш? – Жив, здоров. Надеюсь, так будет и дальше. Но ты ничего особо не услышишь – срок слишком маленький. Сенджу отдалилась и с тревожным вопросом взглянула на Эри. – Собираешься встретиться с его отцом? – Чувствую, что придется. И не раз, – Эри отвела взгляд, не выдержав напора. – Не могу вечно бегать от него. Поняв ее без особых усилий, Сенджу накрыла ладонь подруги своей и ободряюще улыбнулась. – Ты, главное, не паникуй. Ему дали одиннадцать лет. Полагаю, это ещё могут оспорить, но жалкими полгода он теперь точно не отделается. Короче говоря, ты в безопасности. – Да. Знаю. Но перед встречей с Изаной – консультация с истологом, которая давно вернулась из командировки.***
Белые потолки, стены и даже пол. Кажется, Тодо однажды поделился с ней, что ненавидит больницы – как понимала она его в эту минуту. «Ангельский» цвет не располагал к доверию, напротив – отчуждением и холодом был пронизан этот стерильный, вычищенный до блеска кабинет. Скрип стула. Женщина-терапевт, доселе ходившая по кругу, (какая невротическая привычка, – невесело отметила Эри) села и улыбнулась, доверительно протянув к Эри руки – та дернулась, словно ей собирались влепить затрещину. Не было бы ошибкой назвать ее настрой враждебным. Когда-то Эри было интересно – почему в первую встречу омега захотела защитить своего альфу? Но сейчас, если честно, ей все равно. Потому что нет больше ни светлого будущего, ни Изаны. Нет их. И нет смысла копать в природу их безвозвратно потерянных отношений. Эри стойко вынесла общественное порицание, но выслушивать обвинения от человека, который, по идее, должен помочь, она не собиралась. Улыбка у женщины блаженная, чудаковатая, и Эри сказала бы даже – пришибленная. Люди не от мира всегда пугают. Всегда размышляют пространственными понятиями. – Послушай, Эри, – убрав руку и продолжая улыбаться, истолог пошла в наступление: она пыталась утешить, но то был обман. – Меньше всего я хочу преуменьшать беду, которая случилась с тобой. Такого не пожелаешь не то что омеге, а не одной женщине мира. Но для того, чтобы твоя беременность в дальнейшем протекала без происшествий, я настаиваю... предлагаю... – Простить его? – с вызовом спросила Эри и, уловив робкое согласие, жестко выпрямилась. – Вы же это хотите сказать? – У вас очень сильная связь. Она помогает вам. Исходя из беседы с ним я пришла к выводу, что он не отрекся от тебя, а значит не все потеряно. Он любит тебя, пусть и по-своему. Но эти чувства искренние. Эри ядовито улыбнулась. Ну, конечно, вот что ее напрягло с самого начала – просто эта женщина заранее на стороне Изаны. Она основательно взялась за это дело. Получается, если чувства искренние, значит творить можно все, что вздумается? Ну и околесица! – Но он не раскаивается! – Изана – больной человек. Для него то, что произошло, было правильным. Он воспринимает надругательство над тобой как наказание за непослушание. Он признает, что переборщил, но не более. – Непослушание, да? – Ком встал в горле, но Эри проглотила рыдания и засияла ярче отмытых до блеска полов. – Он избил бывших друзей, которые травили меня в средней школе. Но я их простила, понимаете? Конечно, они поступили со мной плохо, но это не значит, что я желала им зла. Я вообще не чувствую удовольствия. Месть – это не проявление любви. Месть – это потеха своего эго. Он изнасиловал меня из каких-то жалких, мелочных побуждений. Неужели я заслужила это? Заслужила такого истинного? – В его картине мира насилие – это нормально, поэтому он не может осознать всю тяжесть этого греха; он сам терпел насилие долгие годы и даже перенес... – женщина осеклась, взболтнув лишнее. Эри обратилась в слух. Подогревая интересом, она потребовала подробностей: – Он вам рассказал о детстве, да? Что с ним произошло? – Я не могу сказать тебе, Эри. Он сам должен захотеть поделиться с тобой этим. Я не оправдываю его. Но призываю тебя к терпению и объективности. Он не злой человек. Не по-настоящему. Я видела злых людей. В Изане нет подлинного зла. Стало как-то даже... гадко. Обидно. Малознакомой женщине Изана поведал свою историю, ей – нет? Выдохнув, Эри положила руку на живот и сжала ткань платья. Какая ей теперь разница до доверия Изаны? Он больше не имеет значения. В этом она себя убеждала. Это получалось у нее безуспешно. – Скажите, вас насиловали? Взгляд истолога прояснился, стал вдумчивее и осознаннее. Конечно, она поняла, что Эри провоцировала ее – и, похоже, вывести из своеобразного транса действительно удалось. – Понимаю, к чему ты клонишь. Нет, меня не насиловали. Но отсутствие опыта изнасилования не лишает меня права голоса. Я такая же, как и ты, женщина, и что-то да понять могу. – Ну, что-то да понимайте, а я пойду. Эри вышла без раздумий. Как бы она не пыжилась прикинуться кем-то другим, кем-то, кто не любит Изану Курокава, она не могла не признаться себе в том, как зудело и трепетало ее сердце от скорой встречи. Уже завтра.***
Случаются в жизни и хорошие, и дивные вечера, когда сладкий привкус меда на языке заменяет любые сладости. Не нужно ни денег, ни красивого вида за окном, ни тем более людей. Сидеть бы так до бесконечности, провожая взглядом закат – обычный, такой же, как и все предыдущие, но по-своему прекрасный и по-своему уникальный. Эри хохотнула, подумала: «Покой найти среди людей возможно, но я его еще не достигла. И только в такие вечера, наедине с собой, я могу быть честна». Как-то раз Изана обозвал ее тупой курицей. Кто же знал, что он окажется прав? «Все, что ты говорил – ты говорил не просто так. Моя ошибка в том, что я это слишком поздно поняла. Получается, я тебя недооценивала, Изана? Зато я для тебя всегда была на ладони». Сначала она твердила о равенстве, толком не понимая, что это, а потом громогласила о революции, не попытавшись разобраться даже, как она устроена. Кажется, когда вы долго не видитесь, вы должны поздороваться, но влюбленность избавляет от нужды церемониться. Эри вошла в комнату для краткосрочных свиданий – и замерла на месте, расплавилась воском от глаз-фонарей, глаз-фиалок, некогда родных, некогда щепетильно трогательных. Чудом она добралась до стула, едва не клюнула носом в стол – у нее закружилась голова, но она не подала виду. Приосанившись, взглянула на истинного разительно прямо, словно хотела задеть за живое, словно взгляд ее мог проткнуть его переносицу. – Только не говори мне, что планировал все с самого начала. – А ты сама в это веришь? – Ты спокоен, я бы даже сказала доволен собой. Что мне ещё думать? – Много что. Что бы сегодня съесть на обед, например. Или какую книжку про детскую психологию почитать. – Не издевайся. – Кто издевается? Я абсолютно серьёзен. Но ты права – такой расклад меня абсолютно устраивает. – Ты бы просто мог меня не насиловать – и ничего бы не было. Кровь вскипела в венах кипятком – как быстро, как стремительно обрушилась Эри на Изану, словно ураган, а он отвечал ей с неменьшим пылом – им обоим нашлось, что сказать, и они не стеснялись в выражениях. Но было нечто, смутившее Эри – Изана на нее... не злился? Конечно, нет! Если ее догадка верна, то он предполагал такой исход. – До тебя долго доходит, да? – он пожурил ее, но без желания уязвить, скорее поддразнить. – Тяжело так жить, наверное. – Скажи мне, ты ведь и сам хотел, чтобы я совершила что-то такое... грандиозное? Поэтому и говорил мне о том, как важно быть на виду у всех и прочее-прочее... Изана удовлетворенно откинулся на спинку стула. Движениями его говорил сам Дьявол. Эри насторожилась. Ну вот – она попала в яблочка, но не может смаковать маленькую победу, потому что радости она не приносит. – Может быть, я немного поощрял твои дурные наклонности. – Зачем? – Истинной короля не могла оказаться простая женщина. Мне было интересно, на что ты способна. Эри забыла, как дышать. Понуро свесила голову. Горько усмехнулась – и смешок ее потонул где-то в груди. Забавы ради он сыграл с ней такую злую шутку. Даже зная обо всех рисках он не отступил. Можно ли называться Человеком после всего, что он сотворил? – Ты больной. – Все мы больны, – философски заметил Изана и глянул в сторону – на охранника, что к ним приставили. Его лицо не выражало эмоций, но оба знали – он слушал. – Но не все больны так, как ты. Эри побагровела от злости, рывком встала, отряхнулась, кинула на Изану взгляд-претензию. Он насмешливо присвистнул: – Уже уходишь? – Мне больше нечего тебе сказать, – складка пролегла меж ее бровей, она нервно пригладила волосы. – Я тебя люблю, но ты... – Эри сказала это поспешно, словно боялась передумать. – Я тоже люблю тебя, Эри. Изана отодвинул стул и раскрыл руки для объятий, словно призывал ее, как собаку, умоститься возле его ног, как ни в чем ни бывало, как будто ужас, что она пережила – в самом деле был сном. Глупым и абсурдным. Трагичным и комичным в одно и то же время. – Разве можно причинить такую боль человеку, которого любишь? – Мы раним тех, кто нам дорог – так устроен человек. По крайней мере я. – Знаешь, я действительно тебя ненавижу. Изана не переставал потешаться над ней, но руки опустил, ничуть не огорченный. – Сначала любишь, потом ненавидишь? Как мило. Можно нуждаться в человеке, даже ненавидя его. Эри вспомнила свои слова перед тем, как Изана изнасиловал ее – и решила испытать судьбу: – Такой истинный, как ты, мне не нужен, – Эри сократила расстояние между ними, потянулась к его лбу, но он отпрянул, словно в ее ладони полыхало пламя. Она горько улыбнулась. – Значит, всё-таки эти слова ранили тебя настолько сильно, что ты сделал это со мной. Помнишь, я спросила тебя, какой твой самый большой страх? Ты ответил, что боишься меня. Боишься потерять. Но на самом деле ты боишься перестать быть нужным. Поэтому ты всех стремишься сломить, подчинить. Всех, кого любишь – особенно. Думаю, со мной ты хотел сделать то же самое. – До тебя и вправду туго доходит. Ком в горле толкнулся вновь, поскребся по стеночкам, ухнул вниз комом грязи – и Эри почти затараторила: – Прости меня за эти слова. Прости. Прости. Пожалуйста, прости. Я просто разозлилась тогда. Ты должен был меня понять, а не... Изана вздохнул так, словно она была ребенком, который только что узнал, что Санта Клауса не существует. Похлопал себя по колену и, когда она не отреагировала, сам привлек ее к себе, усадил на колени и заправил мешающую челку за уши. Она уткнулась в его плечо – пахло мылом, но не так, как обычно – и беззвучно заплакала, пока он гладил ее по спине. – Успокойся, тебе нельзя нервничать. – Просто скажи, что простил. – Разве тебе станет легче? – Наверное. Просто скажи, что ты все ещё мой. – Чей же ещё, Эри? Посмотри на меня, мое солнце, – она сделала, как он велел, и звучно шмыгнула ухом. – Я простил тебя в тот самый момент, когда узнал, что ты беременна, и, похоже, не собираешься делать аборт. Лучше умереть, чем родить от человека, которого презираешь и ненавидишь. Во всяком случае, так бы сделал я. – Да, – Эри порывисто кивнула, не слишком-то раздумывая над этими словами. – И я. – Прости меня и ты. – Я постараюсь. Но я ничего тебе не обещаю. Всё-таки слова и действия – это абсолютно разные вещи. – Но они могут иметь одинаковую силу. – Мне кажется, ты всё-таки должен быть наказан. Ты ведь меня тоже наказал таким образом – ты сам так сказал. Сейчас я наказываю тебя. Это справедливо. – Точно. Ты беременна. – Да ладно? Не шутишь? Изана проигнорировал ее юморной настрой. – Позволь мне видеться с тобой. Речь не только о нас, ты понимаешь. Если бы не ребенок, был бы Изана так с ней нежен? Может, это все – иллюзия, а воздушные замки, которые она возвела, рухнут в тот самый момент, когда Изана выйдет из тюрьмы? И что тогда начнется? Ад наяву? Эри представила – рухнут башни, подомнут по себя деревни. От нее тогда ничего не останется. Жуткая фантазия. – Я не могу дать тебе никаких обещаний. Мир между нами хрупкий.***
Юичи плюхнулся рядом, потеснив Сенджу на крыльце. Погода была ясной – общественные настроения, вроде, тоже. Жертвы были. Но никакая это не революция – так думал Юичи. Вот если бы теракты, если бы снесли Токийское столичное правительственное здание к херам и казнили альф у власти – тогда да. А так – ну сбежали политики. Мелкие сошки. И чего? Отделались малой кровью. А революция, о которой трещали во все щели, никогда не «малая кровь», но всегда – большие потери с обеих сторон. Как война наоборот. Короче говоря, лучше бы на материк обрушилось небо, чем вот эти вот все выкрутасы. Юичи предпочитал порядок и покой. Пофигу, что общественный строй несправедлив – он же бета, ему хорошо. Грелся бы и дальше под капиталистическим солнцем забвения, но нет же – корейским волнениям нужно было захлестнуть Японию именно при его молодости. Классно, ничего не скажешь. – Я люблю вас, глава, – сказал он просто. Уж лучше чувства романтические, чем патриотические, честное слово – с последним столько мороки и столько официоза. Зато сейчас он честен перед взором богов. Сенджу на него не смотрит, тупо пялит на проползающего под ногами жука, словно думая – придавить или нет? От ее ноги, в общем-то, сейчас зависит жизнь крохотного существа. Осознает ли она власть над ним? Власть вообще штука такая – с ней поосторожнее надо быть, пьянит ведь похуже сорокаградусного виски. – Я знаю, Юичи. Спасибо, что помог Вакасе. Столько всего навалилось – я и забыла тебя поблагодарить. – Да ерунда, – он отмахнулся от ее благодарности, потому что не то, ой не то занимало его в этот момент. Жук, вроде, жив пока, но это пока, а что будет потом – никто не знает. – А ловко вы это с темы съехали. – Не съехала, – Сенджу пожала плечами и подняла ногу, чтобы жук прополз. Юичи даже выдохнул с облегчением, пот утер со лба. Славно как. Испереживался ведь за чужую жизнь как за собственную. – Просто люблю Вакасу – и ты знаешь: у тебя нет шансов. Спасение жука так порадовало его триумфально, что он заметно оживился и даже раскраснелся от радости. – Ваша честность немного обижает. Но вы правы – я ни на что не рассчитывал. Сейчас непростые времена. И я хочу помочь вам чем смогу. – Ты... предлагаешь помощь? – Сенджу недоверчиво покосилась на него. – Безвозмездно? – Если бы я потребовал что-то взамен, никакая это была бы не любовь, вам так не кажется? – И то верно. Ты можешь защитить мою подругу – Эри? Юичи едва ли не простонал как мученик ада. И снова его втягивают в политические разборки. Было как-то раз. Больше не надо. Но если такова просьба главы... Короче говоря, Юичи прочистил горло и всерьез задумался. – Это та самая истинная Курокавы? Как же меня пугает ее выблядок. Страшный человек без морали и принципов – грохнул сестру, избил Хайтани, Мадараме и остальных. Да и вообще всякое про него слышал. Ну нахер. – Для тебя он – исчадие ада, а Эри его любит. – Ну, конченным людям стоит посочувствовать. Он же взял ее силой. – Она многое пережила. Тут бы любой тронулся головой. Сбереги ее ради меня. Справишься? – Легко, – какая наглая ложь, но, в общем-то, все равно. У них, можно считать, что-то типа взаимовыгодного обмена. – Спасибо тебе, Юичи, – Сенджу улыбнулась. Солнечно. Искренне. Ямочки на ее щеках заиграли, вызвали мурашки по коже. – Большое. – Я же говорил – ерунда, – Юичи заколебался на миг: говорить или нет? Все-таки она не стала давить того жука. Значит – надежда есть. – Глава, как думаете, когда это все... – он неопределенно развел руками, – закончится? Я уже заебался. – Со смертью императора. – По-вашему, это произойдет? – По-моему, это неизбежность. – А не наговариваете ли вы? – Мы можем заключить пари. – Если доживем, конечно. – Забавно. – Да ебал я эти шутки раком, – Юичи почесал затылок. – Блядь, ну серьезно? Умрет император. И дальше чего? Как можно вообще представить Японию без императора? Конституция изменится. И вообще все изменится. Сенджу накрыла его руку своей, но не любовное значение имело это касание, а успокаивающее. Юичи перевел дыхание. Заговорил – и сам не заметил, как вышел из себя, разгорячился. А глава поняла. И проникновенно посмотрела ему в лицо. – А ты боишься перемен, да? – Не то чтобы боюсь. Просто приспосабливаться у меня откровенно говоря хуево получается. – Ты, главное, не закрывайся в своей скорби, как это делали некоторые философы, и не пой песни прошлому. Юичи иронично хмыкнул. – Ну, петь песни – это точно не мое.***
Юичи ее на дух не переносил и не скрывал этого. Быть благодарной за честность или осуждать за несдержанность – Эри не была уверена. Сначала его поддевки немного обижали, затем стало все равно, а потом она начала ехидничать в ответ. В общем и целом можно сказать, что на свой манер они поладили. Но если Эри как беременную женщину он щадил, то ее посетителей – никак нет. Когда Тодо объявился на пороге, он его облаял, как сторожевой пес. – Что за мелкотня? Делать тебе тут нечего. Проваливай. Юичи почти захлопнул дверь, но Эри вовремя подоспела. – Юичи, это друг. Пропусти его, пожалуйста. – С детьми возишься? Это роняет тебя в моих глазах. Хотя куда, казалось бы, больше? Эри фыркнула. Тодо неловко потоптался на пороге. Пройдя в гостиную и, опустившись на дзабутон, тупо уставился в пол. Эри неловко заерзала. Подумала – обиделся. – Прости его. Такой у него нрав. – Да все в порядке. – Ты уверен? На тебя это не похоже, Тодо. – Акасура. – Что? – Моя фамилия – Акасура. Всегда знал. Наврал тебе тогда. Особых причин не было. Просто хотел, чтобы ты звала меня по имени. Эри обдумала откровение Тодо в молчании. Доверив ей свою фамилию, он открылся с новых сторон. – Но сейчас ты сказал мне правду. И я благодарна тебе за это. И за то, что поддержал меня. Ты ведь выбрал меня, а не Изану. Почему? – Можно не отвечать? – Конечно. Я подожду. Как в случае с твоей фамилией. – Нет, скажу, – спохватился он, точно решил для себя: либо сейчас, либо никогда. – Женщина, которую ты встретила в ювелирном – моя мать. Она бывшая братца Сенджу, кстати. – Ты серьезно? – Абсолютно. – Спасибо, что доверился. – Да все путем. Не так уж это и много. Нет. Для Эри это было важно. Тодо мог бы побороться за Изану, но не стал. – Но если бы не мать, ты бы выбрал его, правильно? – Естественно, Эри. Даже если правда за тобой – Изана мне слишком дорог, а я работаю не на идею, а на людей. Эри могла бы ощутить себя преданной, но ничего похожего на эти эмоции не нашлось в ее душе. Для Тодо Изана – спаситель. Было бы странно, выбери он ее без чьего-либо влияния. – Получается, ты пошел бы даже за тираном? – Получается, так. Эри грустно улыбнулась, кивнула. Сколько людей, столько мнений. А она бы пошла за тираном? О, нет. Между людьми и идеями она выбирала второе. Эри предложила чай – тот самый, что передала Тамаё. Его осталось много, и он был вкусным. Тодо любил все вкусное – Эри запомнит это, наверное, навсегда, даже если дороги их разойдутся в будущем – так, скорее всего, и будет. Эти мысли навели на тоску. Вскоре она развеялась, когда в дверь постучали. Эри озадаченно посмотрела на свои руки. Тряслись. И правда – она встревожена. Слишком много гостей за сегодня. Тодо поспешил на выручку: – Если хочешь – я открою. – Не стоит, – заверила Эри, поднимаясь, – вдруг там кто-то важный. Но этот кто-то – не то чтобы важный. Скорее неожиданный. Эри даже порывается протереть глаза. – Впустишь меня? – почти выплевывает Эйко. Та самая Эйко, которая клялась на мизинцах, что они никогда не расстанутся. Та самая Эйко, с которой они были ближе всего на свете, отвернулась от нее, когда выяснилась правда о ее природе. Эйко входила в число людей, с которыми Эри хотела бы поговорить о случившемся после переезда, но, оказывается, прощение на расстоянии и вблизи – разные вещи. Первый порыв – встряхнуть Эйко за плечи. Спросить, за что она так поступила. Но Эри видит – щеки Эйко еще чуть-чуть и треснут от злобы. Ей тоже есть, что сказать. Пусть говорит первая. Эри впускает ее на порог и опасливо озирается по сторонам – Юичи пока не видно. Эйко, в общем-то, не церемонится. – Твой альфа совсем конченный! Хорошо, что ему намотали такой срок, но не за то, что он тебя изнасиловал, а просто за то, что он такой больной ублюдок! Эри, большую часть времени пребывавшая в меланхоличном умиротворении, озадаченно почесала бровь. Импульсивность Эйко сбивала ее с ног. – Я очень устала, давай присядем. Благо, Эйко соглашается без возражений. – Обо всем по порядку. Что он тебе наговорил? – Наговорил? О, нет, дорогуша он говорил не языком, а кулаками. Насилие и есть инструмент гопников. Кошмарно, что твоим альфой оказался один из этих... – Чем вы лучше? – Эри не удержалась от колкости. Обиды прошлого, может, прощены, но не забыты. Так же неожиданно, как появилась, Эйко стушевалась. Эри словно удалось ее пристыдить, и она обняла себя руками, чтобы не расплакаться. – Беда в том, что ничем, Эри. Так уж устроен человек – в моменты кризиса он встает на сторону большинства, даже если большинство не правы. «А не правы большинство часто». – Не оправдывай свои поступки тем, что так устроен человек. Не любой человек, а ты. Говори за себя, а не за человечество. – Ты права, – Эйко мягко улыбнулась, вкладывая в застенчивое движение губ прежнюю доброту и поддержку. – И ты стала жёстче – сохрани в себе это качество, оно тебе ещё понадобится. – Сохраню, не сомневайся. Так почему перед отъездом ты решила проведать меня? – Я хотела извиниться. – Так извиняйся и проваливай. Никакого противоречия нет. Простить человека – это не значит сюсюкаться с ним. – Прости меня. Я была идиоткой. – А сейчас перестала? – Надеюсь. Стараюсь не быть. – Если ты пришла ко мне не только за тем, чтобы пожаловаться на Изану, то твои старания чего-то да стоят. – Помимо извинений есть еще кое-что, – Эйко замолчала, словно ждала уточняющих вопросов, но их не последовало. – Я приехала в Токио за тем, чтобы дать показания. Изана избил многих без разбора. Мне кажется, он тебя сильно любит. Эри закатила глаза. – Призываешь меня простить его? – Вовсе нет, – запальчиво возразила Эйко, сжимая скатерть, – не беру свои слова назад, – он вне всяких сомнений больной ублюдок. Я просто хочу поделиться слухами, которые бродят в Хиросиме: сначала все считали, что это ты натравила своего альфу на школу, хотя было странно, что он явился один, но когда прогремела новость о твоем изнасиловании, мнения разделились: кто-то стал жалеть тебя как жертву насилия с его стороны, другие стали думать, что ты оклеветала его и никакого изнасилования не было, к тому же, о твоей беременности уже знают, так что... Эри глубоко вдохнула и шумно выдохнула. – Все это. Зачем мне рассказала? – Я решила, что тебе стоит это знать. Не я одна жалею о своих прошлых поступках, Эри. – Я поняла тебя. Эйко встала, разгладила складки на юбке и, оставив свои контакты, ушла. Зато Тодо грянул, как оползень, глядя чудесной незнакомке вслед. – Блядь. – Ты чего? – Эри обеспокоенно тронула мальчишку за плечо, не узнавая. – Какая она красивая. Сколько ей? – Пятнадцать, если не ошибаюсь. На год тебя старше. – Она будет моей, – решительно заявил он. Эри даже оторопела. – А как же твоя истинная, которую ты когда-нибудь встретишь? – Да похуй. Абсолютно, – Тодо совершенно не смутился, а голос его остался таким же серьезным, как и намерения. – Я сам хочу выбирать свою судьбу. – Ты был у Изаны, да? – чувствуется его влияние даже в том, как Тодо смотрит на нее. – Да. – Что он сказал? – Просил передать, чтобы ты сходила на рынок какой-то там – не запомнил, прости, но записал где-то, – Тодо пошарился по карманам, но Эри остановила его. – Ты же любишь помидоры. – Он что, спятил? – в худшем из сценариев Эри могла представить, что Изана отречется от нее, но... помидоры? Он это серьезно? – А что такого? – Тодо обиженно выкатил губу. – Я тоже люблю помидоры... Эри посмотрела на него как в первый раз и вдруг потрепала по голове, проговорив: – Я поняла: все люди – немножко психопаты. Говори адрес, позовем Юичи и сходим.