Муже(ложе)ство

Антон так крепко очень давно не спал. Со всеми этими переездами и нервами от съёмок он буквально растерял крупицы безмятежного сна. А сегодняшняя ночь стала откровением. Ему ничего не мешало, он не просыпался посреди ночи, чтобы попить или поссать, его не схватывал сонный паралич и не мерещились всякие там чупакабры с планеты Чубакии. Ощущение будто он дома, где и громко тикающие настенные часы не мешали спать. Шастун очень не хочет просыпаться, ему хорошо здесь. Однако есть аргумент, который увесисто так заставляет его пересмотреть своё решение достаточно быстро. На нём кто-то лежит и упирается утренним стояком прямо в бедро. До гона у Антона ещё далеко, значит провалов в памяти быть не должно. Значит... всё осталось так, как было на момент засыпания. Арсений упросил его лечь с ним спать, причём да... это не звучало как приказ по сути. То есть во время сна они просто обнялись, ничего такого. Антон чуть вздрагивает, когда Попов укладывается ему на плечо, не просыпаясь при этом. Так хочется запустить пальцы в волосы и взъерошить их, пощекотать бока и заставить взвизгнуть от неожиданности. Арсений же боится щекотки? Наверное. Странно было бы спросить, а потом это сделать. И лишь сейчас Антон ощущает, где его рука лежит. На ягодице Арсения. Захотелось заорать от собственной невнимательности и недалёкости. Но зачем? Ещё разбудит и потревожит. Лучше незаметно убрать руку и попытаться доспать. Антон очень аккуратно сдвигает руку и кладёт её на простынь, вдыхая с облегчением от того, что своим жестом никого не разбудил. Он почти решается прикрыть глаза и заснуть, как его руку перехватывают за запястье и возвращают на изначальное место. При этом глаза Арсений так и не открыл. Неужели во сне это делает? – Арс, – вполголоса зовёт его Антон, уставший делать вид, что ничего не происходит, – пошли пить чай? Однако просыпаться тот не спешит, чуть ёрзая на месте, кладя руку на плечо и красиво вздыхая. – Арсений, – тянет напевно Антон, для действенности чуть сжимая ягодицу пальцами. Попов только тихо стонет в ответ и поднимает на него сонные глаза. – Ещё рано, спи, – невнятно отвечает ему Арсений, отчётливее притираясь стояком к бедру. А вот это выносить Антон уже не в силах. Он смещается немного в сторону, чтобы выбраться из кровати, предпринимает попытку спастись бегством, но руки притягивают его обратно, только в этот раз Арсений прячет лицо в сгибе шеи и глубоко вдыхает. И вот тут, кажется, он просыпается окончательно. Антон это успевает понять по ресницам, что резко скользнули по шее. Естественно в следующую секунду Попов вскидывается и отскакивает на кровати в сторону, прикрываясь одеялом. Антон успевает закатить глаза и вздохнуть на такую клишированность ситуации. Да ну бросьте, не будет же он делать вид, что ничего не произошло? – Прикидываться, что всё это случайность поздно, да? – как-то совсем неловко произносит Арсений, опуская руки себе на ноги, переставая скрывать и без того одетое тело. – Ну как-то да, – пожимает плечами Антон, резко перехотевший разводить скандал из-за случившегося, – бывает... – Но не с двумя альфами, – почему-то держится за это Арсений, подсаживаясь чуть ближе, – понимаю, если бы из нас хоть один был бетой или омегой, то хоть как-то объяснялось... это. – Да будет тебе разводить костёр из травы, Арс, – Антон говорит спокойно, откидывает одеяло и отворачивается, чтобы встать с постели, но его снова перехватывают за запястье, – что? – Тебе... было нормально спать со мной в сплетении? Антон одного понять не может, что ж ему неймётся? Да во сне чего только не происходит! Как-то было давно, что они тусовались на даче у Стаса, Шастун уснул на верхнем этаже и ухватился за свой телефон. Ну, по крайней мере, он так считал. А когда проснулся и пошёл ко всем на нижний этаж, оказалось, что он ухватился за Стасов смартфон и держал его так крепко, что Шеминов не смог его забрать, оставил как есть. А тут, подумаешь, человека обнял. Ничего криминального, тем более, если Антону это понравилось. – Да, было удобно, не переживай так. – И ты не проснулся ни разу из-за того, что это был я со своим «отвратным запахом»? Шастун уже хочет возмутиться, как понимает, что его старательно выводят на какое-то признание. Да, Попов наглым образом пытается заставить его сказать, что те слова, что он кинул во время последних съёмок – неправда. Вот ещё! – Арсений, – в голосе слышно рычание, Антон с каким-то очень маниакальным удовольствием растягивает эту «р» в имени, – ты чего добиваешься? – А что ты сразу злишься? – Попов отзеркаливает рык, на имеющейся в предложении букве задерживаясь особенно отчётливо. – Что, не можешь признать, что я тебе не противен? – Если бы ты мне был противен, – Антон неконтролируемо скалится и вцепляется в руку ответно, в предплечье, крепко настолько, что вероятны синяки, – я бы тебя давно обо что-нибудь ударил. – Так ты и ударил тогда, что сейчас останавливает? Антон поражается тому, что Арсений... напрашивается, специально бесит, чтобы снова получить по лицу. Зачем ему это? Неужели они нормально не могут работать вместе? Зачем эта херня опять? В Шастуне вспыхивает огонь буквально за секунду, он откидывает схватившую его руку и заваливает Арсения на кровать, придавливает всем весом, сжимает пальцы на запястьях. – Успокойся уже, хватит напрашиваться. Ты даже не по-настоящему на меня злишься. Это гормоны покоя не дают... – Как же ты выводишь из себя своими попытками всё решить мирно, – шипит и ёрзает под ним Арсений, – хочу тебя через бедро кинуть, как ты меня достал! – Аж через бедро? – Антону смешно, правда, он не преуменьшает силу Попова, ни в коем случае. Просто формулировка веселит. – Что же ты раньше не пробовал этого провернуть? Может, легче стало бы? И не ерепенился бы в моей кровати, а предложил бы чего поинтереснее. Арсений вдруг затихает и перестаёт вырываться. Антон и сам только понял, что сказал. Он уже хочет извиниться, отпустить и спрятаться куда-нибудь, как его резко переворачивают на спину, седлают бёдра, а освободившаяся рука обхватывает горло, чуть сдавливая. Всё звериное нутро Антона настроено скинуть с себя противника, укусить больно и оторвать кусок с мясом, кожей и прочими подробностями, отшвыривая его в сторону. Шастун старается сгруппироваться и скинуть с себя взбешенного альфу, но его держат неправдоподобно крепко. Другая рука Арсения успела обхватить оба запястья, закрепить их над головой и сжать так сильно, что теперь на них точно останутся синяки. Антон рычит, смотрит прямо в глаза нависшего над ним Арсения. А получает в ответ такой дикий взгляд, что по всему телу ползут крупные мурашки. И не то, чтобы Шастун не в силах его скинуть, гиперальфовости достаточно для того, чтобы скинуть Попова аж на пол. Но... почему-то он не хочет этого делать. Смотреть в глаза ошалелому от чувства превосходства Арсению поистине чарующее занятие. Разорвать этот контакт кажется таким кощунством, какой-то неправильной вещью, почти грехом. Антону резко хочется, чтобы Попов смотрел не злясь, чтобы сделал что-нибудь с тем, что их члены упираются друг в друга по-особенному жарко. Арсений рыча выдыхает, вдруг подаваясь вперёд, притираясь сквозь ткань так, что у Антона перехватывает дыхание. Он почти ощущает, что его зрачки расширились, а пальцы на зажатых запястьях нервно дрогнули. Шастун вдруг теряется в этом коротком рывке, в этом маленьком движении, невольно закатывая глаза на мгновение, судорожно вдыхая. Попов так довольно скалится, что становится страшно, но в следующую же секунду снова окатывает жаром с ног до головы от обжигающе-приятного скольжения. Антон дёргается, с трудом понимая, что они делают, хочет вырваться... или нет? Или же ему будет лучше отдаваться этой дикой жажде продолжить, при этом забивая лёгкие до отказа резким и горьким запахом альфы? Не какого-то там, а Арсения. Попов снова рычит и замирает, не продолжая двигаться, держит руку на шее, сжимает запястья, дышит часто, но смотреть точно в глаза не перестаёт. Антон не хочет признавать поражение, поэтому делает только хуже: он облизывает пересохшие губы и щурит глаза, вскидывает брови, мол, а что дальше делать будешь? И тот Арсений будто с цепи срывается, безвольно стонет и берёт такой быстрый темп движений, что становится слишком... хорошо. Попов извивается на бёдрах так самозабвенно, так страстно, жарко, что потеет всё разом. Антон задыхается, хватает ртом воздух, но через рычание, стискивая зубы иногда от остроты ощущений. Ему удаётся освободить руки из захвата, видимо, Арсений сильно увлёкся бешеным ритмом развращения, потому упустил ту самую секунду, благодаря которой Шастун теперь может обеими руками впиться в подтянутую, аппетитную задницу пальцами. Арсений рычит в ответ, сжимая руку на шее крепче, не позволяет отвести от себя глаза. Антон этого и не собирался делать, наоборот, он жаждет притянуть его ближе, если уж и трахаться, то зверски страстно, чтобы как в последний раз. Так и есть, ведь это сбой, такого больше не повторится. Поэтому Антон дотягивается, зарывается пальцами в волосы, оттягивает их назад, чтобы сесть и припасть к бессовестно открытой шее. Антон кусает так, что Арсений вскрикивает, но двигаться не перестаёт, только теперь он сжимает плечо через футболку, попеременно рычит и стонет, а затем и шипит от укуса. Антон же понимает, что не может его пометить, так не получится. А вот оставить засос вполне может, что и делает с трудом, потому что перестать постанывать не получается. Арсений их изводит этой страстью, сжигает дотла, заставляя умирать от этого всепоглощающего ощущения близости. Шастун впервые за всю свою половую жизнь так скоро близок к пику, ему не хватает только одной маленькой детали, очень важной. Он притягивает к себе Арсения и целует в губы, отчего спустя несколько секунд выстанывает в жаждущий рот о своём удовольствии, ловя в ответ короткий вскрик наслаждения. Антон, весь взмокший, загнанно дышащий, не перестаёт держать в руках такого же ошеломлённого оргазмом Арсения. Шастун ловит себя на невероятных ощущениях... Попов вдруг кажется таким хрупким, драгоценным и немного долгожданным, что он того прижимает к себе, льнёт с мелкими поцелуями к шее и щеке. А ещё вдруг запах с бытовухи изменился на ощутимый запах какой-то вкусной приправы. Розмарин, кажется. Или только кажется? Арсений шевелится в его объятьях, приходит в себя и рукой отстраняет себя от горяченного тела Антона. Несколько секунд смотрит в глаза, растерянно, неуверенно, непривычно... виновато, а затем резко встаёт и шагает в сторону коридора, попутно натягивая на себя джинсы. – Ты куда? – опасливо спрашивает Антон, также ничего не понимая наблюдая за тем, как Арсений зашнуровывает кеды на ногах. – К другу Зохана, там никто меня ебать не станет без предупреждения, – говорит какую-то чушь Попов, старательно избегая взгляда глаза в глаза, торопясь скрыться. – Ты ясно предупредил, я не сопротивлялся, – цепляется за вполне логичные мысли Антон, протягивая руку к ускользающему Арсению, но тот отбрыкивается, как от огня, – останься, что ты будешь таскаться... – Не хочу, – рычит зло Попов, царапая взглядом куда сильнее, чем если бы ногтями, – и тогда не хотел, это всё из-за того, что ты гиперальфа, силь-нее меня... – Что ты... – Антон задыхается снова, но уже от возмущения, хватая Арсения за руку и притягивая к себе, вжимая в своё тело крепко, – не хотел? Так сопротивлялся, так отбивался, что трахнулся об меня едва ли не до обморока? Что ты несёшь, блять? – Ты меня разозлил! – Снова рычит Арсений, Антон от этого (теперь ясно понимает, что именно из-за этого) опять возбуждается до вставших дыбом волос на паху. – Так чего же ты не вмазал мне? – Шастун звучит опасно, ещё одно неверное слово, и за себя он точно не отвечает. – Не пизди, Арс, мы оба... хотели друг друга. – Это бред, невозможно, нельзя... – Арсений вырывается, почти касается дверной ручки, но его прижимают спиной к груди, – возбудиться альфе от альфы. Отпусти! – Тебя не возбуждает это? – Антон вжимает Арсения в себя, теперь его очередь развратно тереться и сжимать руки. – Неужели тебе не нравится, что я тебя трогаю так? Рука соскальзывает на незастёгнутые джинсы, пробирается под жёсткую ткань, и нащупывает вновь пробуждающейся от прикосновения член. Арсений вздрагивает и вцепляется мертвой хваткой в касающуюся его там руку. Он мотает головой из стороны в сторону, рычит сквозь закрытые губы, извивается, хочет уйти от касания. Но Антон не позволяет, задаваясь целью довести только рукой Арсения до тех самых умопомрачительных стонов, в которые успел влюбиться и по которым уже успел соскучиться. – Пожалуйста... – просит Арсений, почти скулит от... бессилия, от невозможности сопротивляться. – О чём ты меня просишь? – шепчет Антон так искушающе, не понимая, когда научился этому, что даже самый альфовый альфа... молит его. – Не останавливайся, – стонет Арсений, прогибаясь в спине, заставляя скользнуть член по его заднице, – попробуй только остановиться! Я тебе откушу твой прибор. – Для этого придётся сначала его положить в твой болтливый рот, – не остаётся в долгу Антон, одной рукой обхватывая ствол плотным кольцом, второй поворачивая лицо к себе, – но я знаю одно хорошее применение этому самому рту. Антон вторгается языком вглубь, проводит самым кончиком по раскрытым в стоне губам, прихватывает то одну, то другую, впитывая каждую секунду нереального, невозможного наслаждения от быстрых, уверенных движений руки на члене. Шастуну всё равно, даже если не удастся кончить второй раз самому, ему так важно, чтобы Арсений поверил, чтобы ещё раз размяк, чтобы снова оказался в его объятьях и запа́х приятнее всего на свете. И Арсений доводится до самого края, держась за Шастуна как за последнее, что не даёт ему упасть в бездну. От того, как Попов ему доверяется, Антон вдруг чувствует себя таким всемогущим, что от наглости кусает за шею опять, в то же место, прикусывает кожу и чуть оттягивает зубами. Не может поставить метку, оттого сильнее бесится, просто прижимаясь губами к покрасневшему месту. – Ша-а-ст! – срывается с губ перед тем, как на руку выплёскивается горячими каплями сперма. Антон не испытывает ни брезгливости, ни сожаления, ни стыда. Он довёл альфу до двух крышесносных оргазмов. В голове не укладывается, но это правда. Антон хочет поцеловать приходящего в себя Арсения, как тот снова порывается уйти, прямо так с расстёгнутыми, приспущенными до колен джинсами и в одном кеде. Шастун вздыхает и... позволяет, разрешает ему уйти. Перед тем, как Попов спохватится, Антон натягивает на него джинсы, застёгивает их, отдаёт сумку, что стояла всё это время на подоконнике, и уходит в комнату, так ничего не сказав. *** Съёмки наступают через два месяца. Всё это время они не разговаривают друг с другом... на эту тему. Антон не признаёт, но всё равно вспоминает это восхитительное чувство, когда Арсений рядом с ним не просто ходит, а извивается от удовольствия в его руках. Шастун не понимает, что конкретно засбоило, что они так... сорвались. Возможно, Арсений был прав, и гиперальфовость сподвигла их на такие свершения. Может, Попов действительно его не хотел, а гормоны взыграли так сильно, что невозможно было сопротивляться. Антон ловит себя на ощущении, будто он извращенец и насильник в одном лице, аж от себя затошнило. Но. Во всём этом было одно но. Если Арсений не хотел, а Антон его заставил, то почему при всей силе, что есть в поповском альфовом теле, он его не оттолкнул? Мог же, ведь альфам не положено друг друга хотеть, это должно быть влёгкую: отталкивающий запах – отсутствие притяжения. Проще некуда. Только в груди ноет от одного взгляда на Арсения, так просится к нему подойти и сказать что-нибудь такое, чтобы он снова вспыхнул и сделал что-нибудь... На съёмки приходят разные гости. Среди них есть и омеги, которые просто крышу сносят своим присутствием. В такие моменты Антон благодарен природе, он отвлекается на время. Он следует за манящим запахом, сладким, нежным, иногда позволяет себе увлечься сильно, удивляя при этом статных омег своей гиперальфовостью. Но сто́ит ему только выйти победителем от того или той, что осчастливил, Антон натыкается на злого, нервного Арсения, который держится из последних сил, чтобы не кинуться на него... да боже мой, пусть кидается! Если не от страсти, то хоть в драке согреется. Но Арсения не хотелось бить... прижать к себе, рассказать, как прошёл день, нежить поцелуями и до наивности ласково гладить его разморённое касаниями тело. Шастун загоняется, что неправильный и молчит. Даже видя, что Арсений бесится от его новых успехов на личном, молчит. – Что же, с успешным вторым сезоном вас, пацаны! – Поднимает бокал Стас. Антон рад, наконец-то дело всей жизни приносит плоды. Только вот теперь сердце ноет от того, что личная жизнь буквально не даёт покоя. Надо же, всю жизнь до этого его никогда не интересовали те, с кем он проводит гон, а сейчас опять заныло в груди, захотелось любви. Ведь ему как гиперальфе точно суждена омега. Осталось только надеяться, что она не заставит себя долго ждать. А то ведь он не сдержится и снова пойдёт приставать к Арсению. Если тот позволит, конечно. Антон же не маньяк, в самом деле.