Муже(ложе)ство

Последнее, что мог себе представить Антон по приходу в себя после гона – это то, что он будет лежать на Арсении, на полу, накрытый шторой, весь в губной помаде, ещё и не в одной, походу, с болящей головой и очень однозначно пульсирующим от жара входом. И это только результат финала, что же было все эти четыре сумасшедших дня? Четыре ведь? – Антон? – Голос у Арсения хриплый, но довольный, уже точно осознанный. – Как ты? – Это мы с тобой всё сделали? – Голос Антона звучит беспомощно, но, кажется, от этого Попов только отчётливее усмехается. – Да, и церковь тоже мы развалили, – учитывая положение их тел, наверное, Антон может допустить тот факт, что им было как минимум весело. – Реально? – Это почти цитата, – покряхтывает Арсений, пытается подняться, но его, видимо, прижимают всем весом к полу, – встать можешь? – С чего бы мне не мочь? – Антон очень по-альфовски порывается подняться хотя бы в планку, но руки дрожат так, словно он тягал железо несколько часов подряд, а сегодня его настигла крепатура. – Если вы не против, – сквозь смешки старается привнести адекватность в происходящее Арсений, – то, возможно, я могу оттолкнуть вас только ради того, чтобы вы оказались на спине. Так... чуточку проще. – Да погоди ты со своими перестановками, я боюсь того, что опять ничего не помню. – Не переживай, мы же договорились всё фоткать, на случай апокалипсиса. У тебя точно весь телефон фотографиями забит... – Хочу вспомнить сам, – Антон находит в себе силы перекатиться на спину и тут же подняться на ноги. И тут же словить головокружение. Из всего букета ощущений его больше всего смущает не побаливающий зад, не стягивающее ощущение подсохшей спермы на разных участках тела, не даже влажность следа губной помады, он теперь видит это в зеркале... ярче всех выделяется лёгкое покалывание на шее и загривке. Антон проводит ладонью по саднящим местам, рассматривает их в зеркале и усмехается. – Попов! – Зовёт он почему-то до сих пор лежащего на полу Арсения. – А́у? – Отзываются ему легкомысленно. – Ты меня трижды пытался пометить, но безуспешно. – И это меня, мягко говоря, удручает. Антон включает воду в душе, залезает в кабинку и только простояв там несколько минут, понимает, что надо пригласить с собой такого же нуждающегося в водных процедурах коллегу по гону. Просто абсурд, если так подумать, но это произошло, и им обоим придётся восстановить хронологию. Вместе. – Арс! – тянет настойчивее Антон. – Пойдём, смоем наши грехи! Пауза. Звук приближающихся шагов. – Иду. – Дверь душевой кабины отодвигается в сторону. Арсений выглядит совсем немного уставшим, но в разы больше он доволен. Светло улыбается, вставая под тёплые струи воды, невозмутимо двигает Антона в сторону, чтобы набрать воду в ладони и умыть напомаженное лицо, немного морщится, когда проводит по своей шее. – Ты меня тоже старательно помечал, как видишь, – шёпотом проговаривает Попов, будто это какая-то тайна. – И это закономерно. Ты мой, – Антон обнимает Арсения за талию, хочет притянуть к себе вплотную, но рука того протискивается между их телами. – И помою, – согласно моргает Арсений, прихватывая губку с полки, но Шастун успевает перехватить его за запястье. И как же ему нравится смотреть в глаза прямо, открыто, не стараясь скрыть, что ему так нравится этот человек. Из душа они выбираются достаточно оперативно, если их поглаживания скользкими от пены пальцами можно назвать оперативностью. Антон сидит на диване, в махровом халате странной расцветки, держит кружку чая в руке, второй порывается найти свою пачку сигарет на столе. Он вроде тут в последний раз её оставлял. Но вдруг вспоминает совершенно злое выражение лица Арсения и крик, который отдалённо напоминал фразу «иди курить на балкон, дымила позорный, бесишь». – Я боюсь заходить в галерею, – голос Арсения оказывается совсем рядом, что Шастун от неожиданности чуть кружку на себя не опрокидывает, – потому что то, что я помню, кажется уж совсем нереальным, странным и пошлым. – Всё, как я люблю, – бодрится Антон, подсаживаясь ближе, – ты на меня орал за то, что я хотел покурить прямо в квартире. – Это случайно вышло, – искренне винится Арсений, – мне было тошно от концентрации твоего запаха, а сверху ещё и табачный дым бы... – Всё в порядке, не оправдывайся, – Шастун улыбается мягко, отставляя чай на стол, где, по логике, должны были, всё-таки, остаться его сиги. – Ты вспоминаешь? – Попов выглядит по-настоящему обрадованным. – Придётся искать эти, как их... короче то, что стриггерит, тогда может всё и восстановится. – Ладно, – кивает Арсений, укладывает ладони поверх своих коленей и выглядит уж слишком... покладисто. – Ты как... в целом? – Антон побаивается уточнять детали их... взаимодействия, потому он трусливо выбрал именно эту формулировку. Арсений хлопает глазами, глядит удивлённо, будто он не ожидал такого вопроса. Потом быстро оглядывает с ног до головы, для убедительности распахивает ворот халата, внимательно что-то выискивая. А после «осмотра» выдаёт: – Все части тела на месте, я в порядке. А ты? Антон тоже порывается осмотреть себя, но цепляется за краснющий засос на приоткрытом плече Арсения, и его как выбрасывает в воспоминания со всей силы. Первый день – Не подходи ко мне! – Кидает в него Арсений и запирается в комнате. Антон только таращится на дверь, держа в руках футболку и штаны. Вот и началось. Попов буквально последние десять минут дёргался от того, что его по-альфовски плющит, он злился и срывался на Шастуна постоянно. Последнее действие – выдача удобной одежды – выглядело заботливым изо всех оставшихся сил. Антон не обижается, ни в коем случае. Он не хочет себе представлять, что могло бы произойти, если они не состояли бы в отношениях. Поэтому Шастун спокойно заносит свою спортивную сумку в соседнюю комнату, вздыхает, натягивает на себя выданное и усаживается на кровать, рассматривая пейзаж в окне. Питер – не его город. Антон честно совсем не фанат всех этих архитектурных изысков. Он человек приземлённый в этом смысле. Шастун ещё со школьных времён не понимал всех этих экскурсий. В то время он воспринимал это как возможность потусоваться в новом месте с друганами, так сказать, «пометить завоёванные территории ароматами своего авантюризма». То есть да, на школьных поездках Антон гонялся за одноклассниками, потом, догнав, всей оравой шпыняли местных голубей, рвали ветки и стреляли из полученных палок. В студенческие времена у Шастуна любовь к высокому искусству так и не проснулась. Да и учитывая, что проучился он там два года, после чего его захватила череда юмористических преобразований, так и спит эта гипотетическая тяга к прекрасному по сей день. В прошлую поездку сюда Антон проспал всё время. Если бы не мероприятие, на которое его выслали за каким-то хреном вести, то спал бы до самого отъезда. Хотя его звал Захарьин развеяться, потусить и выпить, но и это было отклонено в угоду сна. И Шастун в себе как в человеке окончательно разочаровался бы, если не знал, что ему не важно место, а важен тот, с кем он в этом месте. А Арсений закрылся в другой комнате и не отсвечивает. Антону резко становится тоскливо, он заваливается на кровать боком и вздыхает ещё грустнее. Его, кажется, до сих пор не накрыло. Осознанность действий присутствует, тело не ломит и не хочется лезть на стену от желания всё разъебать здесь. Но вот чего очень хочется, так это обнять своего парня. Антон улыбается, вытягивая себя из тоскливых мыслей. Ну ведь это просто невероятное чувство! Он и Арсений – пара. Да, без представления родителям пока что, но ведь пара! Стас в курсе, Дима относится с большой долей радости, когда видит друга счастливым, Серёжа знает, но предпочитает не верить, переводя в шутки всё это, Оксана знает и не одобряет, потому что «это попахивает каким-то отклонением, мальчики, лучше к психологу сгонять». На что ей Арсений тогда нежно подмигнул и сказал, что «советы к месту, когда о них просят, Оксаночка». Антон сейчас восхищённо вздыхает. Умеет же Арсений совершенно непринуждённо поставить на место тех, кто, почему-то посчитал, что может указывать им, как себя вести. Оксана не со зла, Шастун это понимает, ровно как и предполагает, что она это из беспокойства, что их кто-то спалит. Да какая уже разница? Вон шипперы уже во всю придумывают, как обосновать их исключение в своих фанфиках. Антон и рад бы поддержать ребят, подкинуть вариантов, но палиться нельзя. И самое главное, не давать эти тексты читать Арсению, он всё ещё не совсем стабилен, реагирует резковато. Иногда Шастуну непонятно: почему Арсений так боится этих текстов? Он как-то спросил об этом, на что ему отказали в аудиенции и заигнорили до начала съёмок. Только позже, сидя дома под одеялом, обнимаясь и целуясь самозабвенно, Арсений сознался, что недостаточно хороший актёр, его чувства буквально считываются по глазам. Так и расколоться недолго. Шастун ему не особо верит, скрытность Арсения всегда придёт на помощь в таких случаях, он не сомневается. – Арсений, – тянет вполголоса Антон, будто зовёт, но скорее это походит на распевку, – А-а-а-арсе-е-е-ений... Правда, почему он сомневается в своих актёрских способностях? Как вообще такой мужчина, как Попов, может хоть на секунду предположить, что ему что-то не под силу? Альфовый альфа, сильный, с невероятной планетой в голове, с самым необычным чувством юмора, такой притягательный... – Арсений, – чуть громче напевает Антон, чуть покачиваясь в нескладный ритм, – са-а-амый краси-и-и-вый мужи-ы-и-к на земле-е-е! Самое важное во всём этом то, что Антон на полном серьёзе поёт эти слова, чувствуя необходимость выразить накопившееся восхищение. И ему это не кажется странным. Серенада – это классический романтический поступок, правда не под окном и не под дверью, но зато искренне. – Лучший на све-е-е-те, на э-э-э-то-о-ой плане-е-е-е-те... АРСЕЕЕЕЕЕЕЕНИЙ! – Что ты орёшь? – О, голос призываемого раздаётся прямо над Антоном. – Хочешь, чтобы соседи все были в курсе? – Да, – кивает довольно Антон, – я хочу, чтобы весь мир знал, какой ты охуенный! Антон не видит себя со стороны, но может предположить, что смотрится как кот из Шрека, с большими глазами, полными обожания. Арсений скалится и разворачивается, чтобы уйти. Шастун только ещё раз вздыхает. – Ну и иди, злись дальше, – кидает он обижено, кутаясь в одежду плотнее. – Что? – рычит Арсений, медленно разворачиваясь на месте, Антон это слышит. – То, – пожимает плечами Антон, не испытывая страха, потому что нет ничего страшнее чувства ненужности, – ты там круги по комнате наматываешь, думаешь, как бы не сорваться. А я, может, хочу, чтобы ты тут всё крушил, бесился и кусался. Так хоть пустота не ест. – Антон, – вот это прозвучало опасно, Арсений нависает, шепчет прямо в ухо чётко, – ты себе и представить не можешь, что я хочу с тобой сделать. – Так расскажи, я внимательно послушаю, – Шастун поворачивает голову резко, задевает губами чужие прикосновением, отчего Арсений раненным зверем отшатывается, воет почти, прижимается спиной к стене, накрывает пальцами губы. Антон выпрямляется, садится за секунду, смотрит, как Арсения абсолютно, до неузнаваемости сильно трясёт. Грёбаная природа! Шастун медленно сползает с кровати, очень плавно приближается, замедляется всякий раз, когда Попов на него оборачивается и ощеривается будто дикий неприрученный зверь. Антон оказывается совсем близко, осторожно касается руками согнутого колена, но его опять отталкивают. Ещё и с такой силой, что Шастун падает на спину. – Не понятно тебе? – Рычит Арсений, опираясь на стену и поднимаясь. – Не подходи ко мне. Разорву. Антон уже успел подумать, что в нём гиперальфовость перестала работать, но нет, тут бросили вызов его нутру. Он пользуется преимуществом – тут только Попова трясёт – вскакивает и обхватывает сопротивляющегося соперника. – Отпусти, – шипит и старательно извивается в руках Арсений, упирается руками в грудь, – терпеть тебя не могу! Гипер хренов! Антон и сам закипает, сжимает ещё крепче, прикидывает, куда побольнее получится укусить, примеряется, когда Арсений скидывает с плеч чужие руки. Антон перехватывает того за запястья, впечатывает в себя, заглядывает в глаза и... получает локтем в челюсть. Не больно, просто сбивает с толку и заставляет отпустить свою добычу. Арсений бежит в свою комнату и закрывается. Антон злится, потирая ушибленное место, запирает вход на свою территорию. Сколько он ходит по комнате – Антон не помнит. Зато отчётливо понимает, когда хочется есть. Он оглядывается по сторонам, выбирается на кухню и обнаруживает там коробку с пиццей. Звериное в нём ворчит-рычит, мол, не может быть всё так просто. А человеческое напоминает, что они предусмотрели тот факт, что надо будет поесть обоим, но поскольку неадекватность может взять верх, придётся оставить несколько быстро съедаемых продуктов в лёгкой доступности. Они? Антон с кем-то считался? С кем-то договаривался об этом? Он задаётся этими вопросами, вгрызаясь в тесто с мясной начинкой. Зверь внутри настораживается, когда улавливает тихие шаги рядом. Видимо тот, с кем он «договаривался», тоже пришёл насытиться. Антон видит ссутуленного, взъерошенного и усталого Арсения, протягивает ему кусок пиццы. Тот дёргается, отступает на шаг назад, но в секунду выхватывает предложенное, кусая сильно, чуть порыкивая. Антон жуёт и поглядывает на такого же зверя рядом. Ему что-то так кажется знакомым, каким-то приятным, он принюхивается, пытаясь уловить и распознать, что за запах у этого существа... доедает кусок и вдруг ощущает на языке тот же привкус. Это трава, приправа, которая похожа на ёлку. Арсений не может так пахнуть, он же альфа, он должен отталкивать. Но Антона влечёт ближе, он глядит во все глаза на поедающего пиццу Арсения и не может найти слов, чтобы объяснить это ощущение... ему не страшно, не противно, ему не хочется теперь укусить или отвоевать ещё территорию. Антон желает просто потрогать Арсения. Что и порывается сделать, протягивая руку. Сытый зверь – менее опасный зверь, чем голодный. Арсений откидывает корку в сторону, на ней же нет мяса, и круглыми глазами смотрит на протянутую руку. Антон не встречает агрессии, потому шагает ещё и ещё, пока между ними не остаётся расстояние согнутой руки. Арсений морщится, но с места не двигается, не понимает, что от него хотят. Антон осторожно проводит пальцами по предплечью до локтя, ведёт выше, готовясь поймать момент, когда граница будет пройдена. Но Арсений не сопротивляется, он стоит как вкопанный, хлопает глазами, напряжённый весь, будто заледенел. Антон движется медленно, устраивает ладонь на плече, заглядывает в глаза. У него трясутся поджилки, он боится спугнуть. Арсений продолжает стоять. Антон решается, втягивает в нос запах и выдыхает с блаженной улыбкой. Арсений чуть отпускает напряжение, расслабляется, похоже его не отталкивает им учуянное. Антон очень аккуратно наклоняется к щеке, проводит по ней носом, чувствуя, как по спине ползут мурашки от приятной близости. А ещё между лопаток пристраивается тёплая ладонь, несмело, немного неловко, но искренне. Антон слизывает с уголка губ остатки томатного соуса с прованскими травами, он идеально дополняет запах кожи. Арсений в свою очередь выглядит совсем растерянным, но руку не убирает, как-то испуганно цепляясь пальцами за футболку. Антон лижет родинки на щеке, спускается ниже, проводит языком по шее, а потом утыкается носом в её изгиб. Звериное в нём почему-то довольно урчит, подбивает, просит – запомни его, он вкусный, он приятный, его можно присвоить, ему можно доверять, им необходимо завладеть. Арсений медленно, словно слышит от своего звериного то же самое, опускает голову на плечо, а затем очень осторожно, едва ощутимо, кусает за загривок. Антон вскидывается в секунду, отшагивая, отпрыгивая почти в сторону и убегает в своё логово. Он проводит рукой по укушенному месту, но... не находит там метки. И не нашёл бы, потому что альфа альфу пометить не может. Антон коротко скулит от тоски и непонимания. Звериное же не ошибается, зверь внутри точно знает, что ему нужно. А Арсений воспринимается как что-то... кто-то важный. Он забывается тревожным сном только часам к трём ночи, кутаясь в большое одеяло, которое всё так же пахнет розмарином. Реальность Антон только сейчас понимает, что у него в руке пачка сигарет. Арсений их нашёл, отдал и слушал внимательно всё, что Шастун успел вспомнить. – Первый день самый тяжёлый в плане осознанности, – подхватывает Попов, прилипая, садясь максимально близко, – и вот же придумано всё это природой для чего-то. Для нормальных пар этот период подходит для идеального зачатия. А мы вот... кусаемся и шугаемся друг друга. – Просто скажи, что ты думал так же обо мне, что важен, хоть и альфа. – Так и было, солнце моё, – Арсений нежно чмокает Антона в щёку. Антон улыбается довольно. От этого легче, не от поцелуя, от него приятно. Легче от того, что первый день прошёл не в ноль, а в стадию отрицание и гнев. Что же, второй день, видимо, были очень жёсткие торги. Второй день Утро настигает Антона невыносимым жгучим желанием выпить весь ближайший водоём. Ну правильно, поесть вчера поели, а к водопою дойти не удосужились. Шастуну почему-то очень тяжело идти, тело ватное. Однако жажда сильнее этой неясной усталости. После удачного питья прямо из графина Антон решает залезть головой под струю в раковине, охладить процессор, так сказать. Да, он знает, что метод весьма радикальный, но уверен в том, что сработает. Вытирая полотенцем лицо, Антон распознаёт знакомую тяжесть внизу живота. Он закатывает глаза, потому что варианта два: либо Антон сегодня будет ебать всё живое и оживлять сексом неживое, либо лежать умирающим камнем на кровати весь день. Вот такое равновесие придумала природа. Она буквально заставляет тебя выбрать размножаться. Шастун не совсем уверен в том, что в предыдущие разы у него был выбор. Ему проще верить в то, что всё время до этого, он лежал, как пел Андрей «бомж умирает», заунывно и грустно. Антон уверен, когда-нибудь этот шедевр узнает весь мир. Антон возвращается к себе в комнату и едва не подпрыгивает от неожиданности, когда обнаруживает в своей постели полуголого (полу же ведь?) Арсения, который свернулся калачиком и накрылся одеялом, трогательно свёл брови домиком. В паху тянет сильнее, Антон не может сопротивляться, он всё ещё готов петь про то, что вот этот человек – самый красивый мужик на земле. Ну правда, лежит такой трогательный, ласковый, трепетный, дрожит... стоп, почему он дрожит? Антон присаживается рядом, кладёт руку на обнажённое плечо. Кожа горячая, у Арсения температура. – Антон, – сдавленно произносит Арсений, жмурясь, – не могу... я не могу. Я хочу с тобой, хочу тебя, но всё тело сопротивляется... думал, сюрприз тебе сделаю. А меня скрутило... – Тише, тише, мой хороший, – голос у Антона такой, будто он не успокаивает, а готовит свою жертву к неизбежному, от самого себя передёргивает, – спокойно. Я тоже тебя хочу. Очень сильно. Ты же у меня такой красивый, такой сексуальный, горячий... не только от температуры. Арсений усмехается сквозь дрожь, протягивает руки, Антон тут же его обхватывает и прижимает к себе, целует за ухом, втягивает запах через нос. Он звереет, вспоминает, что именно его надо присвоить. Прикусывает кожу, но опять не выходит пометить. Да почему? – Не выйдет, мы пробовали уже, – напоминает Арсений, обхватывая всеми конечностями Антона, попутно притираясь вставшим членом обо всё, к чему прижимается, – но я так хочу... – Засос на тебе оставлю. Огромный такой. И ты оставишь... буду леопардом, – Антон находит в себе силы шутить, потому что если он перестанет соображать, то кому-то будет больно, если не обоим. Больше всего сейчас необходимо облегчить жизнь мучающемуся Арсению. Антон пользуется тем, что инстинкты в замешательстве от того, что не могут понять, где субъект для зачатия (ужасно, ровно так и написано же где-то в учебнике по видоведению), укладывает дрожащего на спину и очень нежно целует губы. Попов в ответ впивается так жаждуще, что крышу очень опасно почти сносит. Шастун себе не позволит этого сделать, не воспользуется слабостью альфы. Нет, и ещё раз нет! Арсений ему этого не простит, такое нельзя будет оправдать. Антон судорожно прикидывает, что можно сделать, чтобы их общее желание не навредило. Очень хочется вонзиться по самые яйца и вдалбливаться в податливое, безвольное, покорное тело... Шастун морщится от того, какие ужасные, мерзкие мысли приходят к нему в голову. Неужели большинство альф следуют именно этому зову? Антон отрывается от припухших губ Арсения, осматривает его, гладит осторожно. Навстречу его касаниям тело подаётся так сильно, так гибко, жарко, красиво, что разум туманится. Попов смотрит умоляющим взглядом, весь изводится, часто дышит, облизывает губы, откидывает голову, упирается затылком в матрас. Он выглядит беспомощно, кажется ещё чуть-чуть и начнёт умолять взять его... Нет, нельзя! Антон, нельзя. Он не осознаёт, что делает, природа сводит его с ума, заставляет поддаться более сильному представителю среди альф. Не смей! Ты ведь не просто жаждешь войти в него! Ты его любишь. Любишь настолько, что не причинишь ему вреда, не пошатнёшь его веру, не повредишь гордость. Только не ты, только не с ним. Антон вдруг находит в себе силы очень ласково провести пальцами по щеке Арсения, прижаться губами к челюсти и совсем уж чутко прильнуть поцелуем к ключице. Вот, дыхание выравнивается, желание не сжимает так крепко мысли, тело постепенно ощущается вновь контролируемым, а тело под ним всё меньше и меньше дрожит. Антону легче от того, что лучше его парню. – Ты... почему? – шепчет отрывисто Арсений, через силу приоткрывая глаза. – Потому, – Антон считает ответ самым ёмким из всех, спускается ниже, целует горячую кожу на прессе. Да ну это просто невозможно! Арсений пиздец красивый со всеми этими накачанными мышцами. Антон вспоминает, как Стас показывал материалы о их будущих коллегах, там был спектакль пластического театра, в котором служил Попов до переезда в Питер. Шастун едва слюной сейчас не капает на этот пресс, вытаскивая из памяти, на что способно это тело, да ещё и на высоте, держась только на ткани... Боже, блять, этот мужчина сейчас с ним! Антон ощущает себя бешеной фанаткой, той самой, которая верещит от одного вида своего кумира. – Антон, – стонет Арсений, вырывая из воспоминаний, возвращая звучанием своего голоса в эту реальность, он просит о чём-то... – М? – это мычание исполнено наслаждения прикосновениями. – Сделай... что-нибудь, – даже в своём бессилии Арсений собирает рычащий приказ. – Хочу твой член, – Антон это говорит легко, будто каждый день такое происходит, он надеется, что хоть немного отвлёк этими словами от боли Арсения. До гона они не переходили черту. В том смысле, что оба позволяли себе только счастливый вздроч. Это или потирания сквозь одежду, парная дрочка сплетенными пальцами, реже всего Антону было разрешено прижиматься сзади и толкаться, скользя по ложбинке, но всё ещё поверх ткани белья. Только сейчас самому Шастуну и правда хочется этого. Одно произнесение этого желания заставляет дрожать в предвкушении. Антон во все глаза смотрит, как Арсений откидывает голову назад снова, жмурится от неверия в произнесённое, а ещё не удерживает в себе стона, тоже, наверняка, представляя, как это будет. Антон же торопится, откидывает одеяло в сторону, запускает руки под ткань трусов, оглаживает и сжимает половинки упругой задницы. Шастун этого не вывезет, у него точно сердце остановится от вида позволяющего вытворять с собой такое Попова. Антон себе и вообразить не мог, что когда-нибудь захочет взять в рот настолько. Но глядя на смущающегося совсем не к месту Арсения, понимает, что у него просто не было шансов не захотеть. Обе руки ложатся на бёдра, чуть сжимают пальцами горячую кожу. Антона ведёт от того, как блять, Арсений пахнет. Даже выделяющаяся смазка кажется пропитана ароматом розмарина. Антон очень аккуратно обхватывает губами тяжело покачивающейся, налившийся кровью член, при этом смотря на то, как Арсений буквально восстаёт из разбитого состояния, чтобы поглядеть на него в ответ, так же жадно и пылко. Шастун хочет устроить настоящее шоу для своего внимательного зрителя, такое с ним вообще в жизни не происходило в рамках секса. Обычно всё ради снятия напряжения, чтобы оно не мешало решать человеческие дела. А тут азарт струится по венам, горяча кровь. Глубоко пропустить в рот не получается с первого раза, как и предполагалось. Антон не даёт себе возможности разочароваться в процессе, тут же шоу намечается, будем считать, что это разминка. Арсений же глядит не просто во все глаза, он едва дышит, ловя каждое действие. На это и был расчёт. Антон чуть улыбается когда удаётся плотнее обхватить губами столь внушительное достоинство и насадиться наполовину. Зубы контролировать сложно, лицо в буквальном смысле напрягается, но Антон и не на такое готов пойти ради своего мужчины, ради его удовольствия, он из кожи вон вылезет, чтобы ему было хорошо. Плавное движение головой, вниз-вверх. Арсений всхлипывает и дрожаще выдыхает. Уже что-то, Антон намерен услышать все оттенки стонов, потому повторяет движение чуть быстрее. Его не останавливают, значит можно продолжать. Антон выпускает член изо рта и кладёт головку на язык, водит по ней самым кончиком, смотрит в глаза, играется с уретрой, шкодливо проникая в неё на мгновение. Высокий стон, мычание, судорожный вдох. Антону это определенно нравится, да и горячесть плоти на языке тоже. Теперь понятно, зачем ему настолько большой рот. Шастун уже предчувствует шутки на этот счёт, но не отвлекается, экспериментируя. Арсений всё чаще и мельче дышит, воодушевляя на подвиги. Антон на секунду – ту самую, когда удаётся продвинуться глубже – задумывается, почему альфовые инстинкты не встревожены. Это же такое низкое дело, ваши минеты. Ну да, достаточно низко, на коленях стоишь перед тем, кто лежит. Низота просто космическая. Но Антону так феерически похуй на всё это. Он ловит такой кайф от того, как Арсений сжимает пальцами простынь, подаётся навстречу, постепенно входит глубже, неторопливо перебирает волосы на макушке другой рукой, стонет и всем своим видом показывает эйфорийное довольство происходящим. – Я вот... сейчас, – это воспринимается заботливо, Антон согласно моргает, выпускает член изо рта, но снова укладывает головку на язык, помогая рукой. – Давай, – пальцы плотно и быстро скользят вверх-вниз, Антон придерживает напряжённую плоть, подбадривая, – для меня... мне на лицо. Я хочу тебя попробовать... – Антон! – грудной стон перекатывается в возглас, пальцы в волосах сжимаются крепче. Горячие капли окропляют лицо, падают на губы, язык, подбородок... Шастун чувствует, что он чёртов извращенец, потому что всё лицо в чужой сперме, а он как кот облизывается, пробуя белёсую каплю. И правда, розмариновый привкус, не ошибся. – Иди ко мне, – шепчет Арсений, обхватывая ладонями лицо Антона, немедля впивается в открытые губы поцелуем. – Я весь в... – он пытается вразумить, но его парень просто обезумел, тихо рычит, вжимая в себя, слизывает собственную сперму с губ, с оттяжкой, как в самых умопомрачительных порнороликах. – Во мне, потому что ты мой, – шипит и жмётся ближе Арсений, опрокидывая на себя, – мой... Попов снова прикусывает кожу, бесится и следом засасывает шею. Антон, который думал, что ему кончить необязательно, справляется без стимуляции. И вот это уже что-то из области невероятного. У альф вообще частое явление: кончить можно только в том случае, если член максимально глубоко засажен в своего партнёра. С Арсением же выходит проще, жарче, фактически на энтузиазме удалось зафиналить. Шастун торопливо снова целует в губы, ощущая единение. И это только отсос, что же может быть, если они продолжат и углубятся в изучение друг друга. Реальность – Первое, что мы сделали во время гона – записали видео, – оповещает Арсений, открывая-таки галерею, – судя по превью, снимал это великий оператор всех времён и народов. – Там чёрный экран? – догадывается Шастун, играя бровями. – Точно. Посмотрим? – Ну... Давай. Затемнение исчезает под стоны Арсения. На записи, которая длится меньше минуты видно, как они оба лежат на кровати и увлечены друг другом. Попов подставляет шею для поцелуев, стонет в голос и очень порнушно изгибается под лежащим на нём Шастуном. Стоны настолько неприличные, что могло показаться, что это запись секса с проникновением. Но судя по тому, что вторая рука Антона мелькает в кадре между их телами, то это всё-таки счастливый вздроч. Очень жаркий и желанный, однако совсем невинный по сравнению с всплывшим ранее воспоминанием. Арсений выключает экран смартфона и стыдливо прячет лицо в плече Антона. – Чего это ты? – спрашивает он, поглаживая по затылку. – Это... смущает, – выдавливает из себя Попов. – Тут даже спорить не буду. Пусть это останется для семейного архива. Антон улыбается, через секунду меняется в лице и совсем уж коварно усмехается. – Хотя, ты умолял меня тебя трахнуть... и ты стесняешься простой дрочки? Арсений только усиленней вдавливает своё лицо в плечо. Тоже вспомнил об этом. Всё ещё второй день Они лежат на постели и не могут перестать друг друга трогать. Антон никогда себя не чувствовал таким довольным. Руки ходят по обнажённому телу Арсения, то скользят, то сжимают, то щекочат лёгкими касаниями. Шастун исцеловал уже все губы, но перестать это делать не может. Арсений такой отзывчивый, что это буквально топит в нежности. – Доставка приедет через 15 минут, – выдыхает между поцелуями Попов, тоже не переставая гладить в ответ, – если не приедет, я тебя сожру. – Ты мне сердце выешь? – посмеивается Антон, но глядя в серьёзное лицо Арсения, начинает немного побаиваться. – Я, как альфа самец, могу захотеть избавиться от конкурента, вкусив его плоть в качестве утверждения прав на территорию... – Бля, звучит как документалка про диких зверей. – Но ведь так может быть. Это может я тебя задабриваю, а потом как вопьюсь когтями тебе в спину... – ...как начнёшь подо мной стонать, я буду тебя растягивать под себя, пока ты не попросишь меня в тебя вставить... Арсений отзывается рычанием, скалится, толкает в плечи, усаживается сверху. – А если я сделаю то же самое с тобой? Антон задумывается на секунду, выдавая совсем обезоруживающее: – Тогда... это я буду царапать тебе спину, подмахивать в такт твоим движениям, стонать и извиваться от удовольствия. Попов сползает с Шастуна, садится и выглядит сбитым с толку окончательно. – И ты... тебе не... ну... ты же альфа, тем более, гипер. Подожди, – Арсений вдыхает, – ты не должен хотеть покориться. Это же совсем не... И замолкает. – Что? – На свою голову допытывается Антон. – Не по-мужски? Грешно? Мерзко? Скажи, что? – Неправильно? Антон берёт обе руки Арсения в свои. – Ну да. Так же, как и поцеловать альфе гиперальфу, а потом шкериться от него по всей съёмочной площадке. – Я же извинился, – напоминает Арсений, вдруг становясь совсем маленьким будто. – При этом считаешь, что моё желание познать мой внутренний мир, неправильное? – Да блять! – Арсений злится, вскакивает с кровати, хватает халат и уходит рассерженно на кухню. Антон со стоном откидывается на постели. В нём опять клокочет звериное. Оно внутри мечется, бьёт по клетке хвостом, ощетинивается. Да какого хера? Они сейчас поцапались из-за разборок, кто кого ебать будет. Шастун на секунду перестаёт злиться, а затем сгибается пополам от смеха. Это просто детский сад! Поругаться из-за того, чей хуй в чью жопу присунется... такой бред! Антон гогочет так громко, что Арсений буквально из ниоткуда появляется и смотрит на него как умалишённого. – Там еду привезли, – говорит Попов, едва Антон успокаивается. – Пойдём, а то и правда съем тебя прежде, чем отдамся. Ужин проходит на удивление спокойно. Арсений даже предпринимает попытку покормить Антона с вилки. После плотной порции пиццы и пасты, Шастун тянет руки для объятий, куда стремглав мчится Попов, усаживаясь на колени. Они целуются просто бесконечно, Антон, кажется, прошёл профессиональный курс по поцелуям. Если бы после этого ему нужно было на какой-нибудь конкурс подобный, Шастун всех уделал бы. Но ему не надо. Он очень хочет просто быть рядом с Арсением, оберегать его, касаться, заботиться, нежить и развращать. Антон усмехается в очередной поцелуй. – Ты чего? – отрывается от губ Арсений, гладя по волосам и плечам. – Человек, который меня впервые поцеловал, сейчас проводит со мной курсы по головокружительной технике соблазнения, – говорит Антон так просто, будто это обыденность. – Кого ты собрался соблазнять? – щурится подозревающе Попов. – Тебя. Вдруг ты растаешь, расслабишься, я тебя насажу и ты меня... Арсений прижимается губами, прерывает эти размышления. Антон уже думает, что на сегодня хватит с них разговоров про секс, как ощущает жар от чувственного толчка в собственные бёдра. – Кстати об этом, – Арсений разморённо моргает, прикладывается лбом ко лбу, шепчет лично, до дрожи интимно, – пусть всё будет честно. Меняю твой первый поцелуй на мой первый раз в покорной роли. – Арс, что за бартер такой? – Антон должен знать, хочет ли его парень этого на самом деле, а не ради каких-то новых правил сексуального этикета. – Я хочу, – чуть рычит Арсений, прижимаясь плотнее, притираясь отчаяннее, – хочу, чтобы ты взял меня. Так, как может это сделать только гиперальфа. У Антона все волосы на теле дыбом встают. Арсений разрешает ему... альфа позволяет присвоить себя. Это непостижимо, необычно, но так приятно, так восхитительно, что Шастун на радостях присасывается к губам, поднимает на руках своё счастье и доносит его до ближайшей кровати. Комната Арсения, тёмные простыни, вся комната пропахла им, от этого становится совсем не по себе от желания. – Ляг на живот, – просит Антон и просто умирает от разворачивающейся картины. Арсений грациозно встаёт на четвереньки, прогибается в спине и оглядывается на него смущённо, но с поволокой страсти во взгляде. Антон прирыкивает, укладывает руки на талию и притягивает к себе это восхитительное тело, прижимаясь сзади, притираясь вставшим членом к ложбинке между ягодиц. Ему в ответ звучит такой же рык, жадный, голодный, но при этом тело не напрягается. – Вылижу тебя, – угрожающе бросает Антон, проводит языком по позвоночнику, ловя прекрасные стоны. – Ниже. – Хрипло и грубо, но Антона так заводит этот приказной тон. Шастун ведёт мокрую дорожку к заветному местечку, попутно прислушиваясь к командам Попова, который, кажется, готов кончить уже только от того, что сам управляет своим удовольствием. Антон зависает у самого края, ждёт. – Коснись, – доносится уверенная дрожь, и Антон с удовольствием обводит чувствительные складочки кончиком языка. – Да, – приговаривает Арсений, вновь откидывая голову, – да-а-а. Вот так. Продолжай. Антон не чувствует ничего, кроме неприкрытого пошлого удовольствия от своих действий. Собственный член отчаянно жмётся к животу, тоже требует внимания, но отрываться от глубокого изучения Шастун не спешит. – Глу-у-убже, – молит его Арсений, направляет идеально, будто так и задумано. Антон врывается во всю длину, пускает волны, обводит гладкие стеночки, пока Арсений совсем сумасшедше подаётся и насаживается. – Антон, – сквозь стон зовёт он его, – пожалуйста... хочу тебя внутри. Войди в... меня. – А как же альфовая гордость? – Шастун с громким чавкающим звуком отстраняется от умопомрачительной задницы, ища смазку, шаря по ближайшему столику рукой. – На хуй её, – Арсений вкладывает тюбик в руку, – и меня тоже. – Нетерпеливый, – Антон едва запоминает, как смазал вход, член, зато первое проникновение запоминает до мельчайших подробностей. Арсений не дрожит, не скулит от боли, вообще не выглядит так, будто ему некомфортно. Наоборот, он словно бы ждал... Антон почти воздухом задыхается, когда его накрывает пониманием. – Ты что творил здесь без меня? Бессовестный! – Да тебя пока допросишься, – стон, рык, движение навстречу, – не только додрочишься... какой у тебя большой... рельефный... ох... просто... двигайся! – Волшебное слово? – поцелуй в плечо, шёпот на ухо. Арсений поворачивает голову, притягивает его к себе за шею и рычаще цедит: – Быстро! И Антон сразу же вбивается, вдалбливаться как велит ему природа и, что намного важнее, Арсений. Они стонут друг другу в открытые рты, иногда Шастун позволяет себе шлёпнуть по заднице, в которую вбивается, прикусывает всё, что можно было бы пометить, целует, ластится и тяжело дышит. Ему кажется, что от того дикого темпа, что они взяли, он попросту умрёт. Но Арсений не позволяет ему, понимая, что передавливает шею, отпускает, прогибается ещё сильнее, совсем блядски подаваясь и отзываясь на движения. В голове только их стоны вперемешку, не разобрать где чьи. Да и не важно. Антон балдеет от звука шлепков кожи о кожу, дуреет от жара гибкого тела под собой, едва ли не слепнет от яркого удовольствия завоевания этого сильного, только для него покорного альфы. Арсений нащупывает его руку и кладёт на свой член, намекает, чтобы о нём позаботились. Шастун сверяет темп движений, но уже совсем на грани готовится выйти. Но Попов зверино сильно насаживается до упора, на пике выкрикивая: – В меня! Давай! – Блять... Арс! Антон падает на Арсения, они медленно стекают на кровать, расползаясь горячей лужей. Дышать трудно... это было хорошо настолько, что хватает сил лишь на то, чтобы выйти из тела. – Лежи. – Я только хотел выйти. – Вернулся и лёг обратно. – Как скажешь. Тишина нарушается только звуками восстанавливающегося дыхания. Антон целует взмокшее плечо Арсения, отводит в сторону пряди, прилипшие ко лбу, еле гладит пальцами по локтю. Говорить нет сил, но Антон надеется, что в его слабых движениях чувствуется забота. Арсений ласково смеётся, протягивая руку прямо так, переплетаясь пальцами. – Согрешил, – заключает Арсений. – В смысле? – не догоняет Антон. – Теперь спина будет болеть от наших с тобой постельных злодеяний. Но я не жалею. – Нужно будет промыть твою... – Оно того сто́ило, милый мой, – Арсений уж слишком воодушевлённо звучит для альфы, волю которого подавили и поимели в классической коленно-локтевой позе. Антон позже спросит, но и сам чувствует, как ему тепло на душе. Ну и ещё в местах соприкосновения с кожей Попова, естественно. Реальность – У меня есть фото того, как мы с тобой отмывали потоп, который мы устроили после твоих водных процедур, – смеётся Антон, возвращаясь к первой фотке в своей галерее. – Ты подозрительно много всего помнишь. Может ты мне наврал про то, что... – Не возмущайся, – Антон вдыхает, улавливая запах розмарина и он просто угарает, – у меня просто оперативная память увеличилась от твоего запаха. Арсений тупит несколько секунд, а потом как разражается смехом, закрывая лицо двумя ладонями. Антон только поражается тому, что придумал такое. И снова, с кем поведёшься. Третий день Утро третьего дня приносит абсолютное спокойствие. Антон не понимает ничего толком, из более или менее идентифицируемых ощущений он понимает то, что спит в обнимку с Арсением. Хоть что-то стабильное в этом мире. Но в целом Шастун себя чувствует слишком спокойным. Кажется, он кое-что вспоминает из курсов в старшей школе на эту тему. Третий день гона больше про осознание. Это природа так развлекается, сначала выкручивает на максимум все инстинкты, а потом на день вырубает всё в ноль. Из запахов остаётся только запах кожи Арсения, пота и постиранного постельного белья. Это ощущается так странно, что даже немного пугает. Они не отлипают друг от друга половину дня, приводя квартиру в порядок. То есть Антон честно предложил помыть полы в четыре руки одной шваброй, на что Арсений покрутил у виска и забрал моющее приспособление в единоличное пользование. Шастун ловит до безумия странные мысли в своей голове. Наверное подобные сомнения обыденность для всех, кто хоть раз проживал гон в относительной трезвости ума. Так у него это впервые! Поэтому, не уходя далеко от этого понимания, Антон ловит паническую атаку. – Дыши, радость моя, дыши ровнее, – приговаривает Арсений, гладя его по голове, – всё хорошо. Я с тобой. Это просто день такой, ты скоро снова будешь чувствовать меня, спокойнее. – Страшно, – выравнивает дыхание Антон, всхлипывая. – Это нормально. То, что ты боишься, это нормально. Ты справляешься, мой дорогой. Дыши. Отпускает Антона только через 5 минут глубокого дыхания. Арсений его усаживает и наказывает отдыхать и думать о хорошем. – А с тобой такое тоже случалось? – отпивает из стакана воды Антон, когда Арсений возвращается уже без швабры. – Было как-то. Перед спектаклем в театре схватило, из-за неё я опоздал на сцену. – Ты справлялся один? – Да, пришлось. – Я бы хотел быть рядом с тобой в тот момент, – Антон берёт за руку, прижимает ладонь к своему сердцу. – Буду считать, что так и было, – улыбается Арсений, чмокая в щёку. Шастун предлагает посмотреть его любимое порно. Поскольку желания нет от слова совсем, то не помешает это оценить задумку, вложенную в сюжет. Арсений на него оглядывается первые минуты видео, ждёт, что сейчас всё прервётся. Но Антон решителен в своем стремлении поделиться сокровенным. К заветному моменту раскрытия тайны омеги, Арсений закатывает глаза. Как Шастун и представлял себе. – Думаю, я не имею права придираться к их актёрскому существованию, так ведь? – предполагает он. – Можешь, только не к месту. Это же порноролик, для дрочения. – Ладно. Но идея мне нравится, – Арсений откидывается на спинку дивана, укладываясь головой на плечо, продолжает тише, – знаешь, лучше бы оставили второго боксёра альфой. – Не могли, – вздыхает Антон, гладя по плечу, целуя в висок, – пропаганда же, нетрадиционно это всё. – Мне кажется, что они просто не стали заморачиваться. Это же сложный процесс. Нам вот много времени понадобилось, чтобы побороть своё желание... – Или же поддаться ему, – кивает Шастун. – Тоже верно. Не представляю, насколько сильнее ты любил бы этот ролик, если бы там был выдержан сюжет про двух альф. – Не сильнее, чем я люблю тебя. Вот так просто. Без лишнего, без драмы и слёз отчаяния. Арсений улыбается нежно, ведёт пальцами по ключице и очень ласково очерчивает взглядом контур губ напротив. – И я тебя люблю. – Поцелуй мягкий и тёплый. Возможно, они никогда так не целовались ещё. Реальность Арсений выглядит так, будто его сейчас разорвёт от несочетаемых эмоций. Он смотрит в экран, потом поднимает взгляд на Антона. – Что? – Там... пиздец. Я успел нафотографировать тебя со всех ракурсов. – Догадываюсь. Четвёртый день, всё-таки. Четвёртый день – Ёжик! Где ж ты был? Я тебя звал-звал, а ты не откликался, – сокрушается с экрана смартфона Медвежонок, который только что нашёл блуждающего по лесу Ёжика. – Кстати, можжевеловые веточки, – Арсений прижимается носом к щеке Антона, – ты так пахнешь. У меня в юности был гребень из дерева можжевельника. Я так расстроился из-за того, что у него зубья поотламывались. А теперь у меня есть целый ты. – Я тоже могу как расчёска, смотри, – Антон запускает пальцы в тёмные волосы и почесывает кожу головы. – Ты меня так отключишь, – мурчаще проговаривает Арсений, прикрывая глаза. – Может, я этого и добиваюсь. Чтобы ты был полностью в моей власти, – Антон не то чтобы вкладывал в это подтекст, но выходит как-то само собой, – заполню все твои мысли собой – И без этого справляешься, – моргают ему в ответ, – ни о чём думать не получается, когда ты так близко. Антон медленно убирает руку из волос и во все глаза теперь рассматривает Арсения. Вот ведь колдун ебучий! Он же даже не постареет через десять лет. Так и будет горячим мужчиной, которого все хотят. Хотеть... Шастун совсем не понимает как выходит, что его член вздрагивает и встаёт крепко за секунды. Вот они сидят и глядят друг на друга, а следующее мгновение Антон завален на диван и крепко поцелован, прижат, почти обездвижен. – Нас штормит, – в перерывах между поцелуями говорит Арсений, – у меня крыша едет, хочу тебя. – Готов тебе отдаться. Даже не спорь с мной. – Буду, – сопротивляется Арсений, при этом руками стягивает футболку, – тебя готовить надо. – Не нуди, – Антон тянет домашние штаны со своего парня, – я хочу. – Ты меня тоже доканывал осознанностью... – Ну пожалуйста. Антон доволен тем, что сотворил. Он очень вовремя вспоминает о слабости Арсения. Упросить. Собственнический рык альфы прямо на ухо под кожей запускает искры. Шастун плывёт от этого ко всему прочему не испытывая сложностей и отторжения. Ему нравится, когда его пытают лаской. – Прошу тебя, – обхватывает руками шею и шепчет прямо на ухо Антон, – Арс, облюби меня. Он не уверен в том, что помнит как именно его готовил Арсений, но точно знает, что это всё сопровождалось бесконечным потоком ласковых слов. – Ещё, да, ещё, – пальцы ощущаются совсем небольно, желанно, Антону хорошо. Арсений его не просит перевернуться, закидывает ноги к себе на плечи, водит по коже ладонью, заставляя вздрагивать и искать тепла прикосновений. – Такие чувствительные у тебя ноги, – почему Попова это так восхищает непонятно, но приятно до головокружения. – Арс, пожалуйста, – стонет Антон совсем поверженно, не по-альфовски, даже не по-мужски, тонко, высоко, не представляя, куда себя деть. – Ещё чуть-чуть, – терпеливо успокаивает его Арсений, – не хочу, чтобы тебе было больно. Антону уже совсем невтерпёж, от порывается двинуться навстречу, но его придерживают за бедро. – Не вреди себе... – Слушай, братан, ты меня трахать будешь или нет? – Антон сам себе поражается, как из него такое вырвалось, но это и правда ускоряет процесс. – Вот теперь в тебе есть немного любви к прекрасному, – сквозь стон посмеивается Арсений. – Ну же, – и срывается на высокую ноту от неизведанного прежде удовольствия. Антон не узнает собственный голос, если бы он на себя со стороны посмотрел сейчас, тоже бы вряд ли признал. Ощущения просто нереальные, будто его выбросило в открытое море, оно волнуется, бушует, но страха нет. Он не утонет. Море любит его, не даст в обиду, держит уверенно на волнах, омывает водой всё тело обжигающими приливами, проникает в каждую клеточку... – Арс, Арс, – стонет Антон, подаётся, подмахивает в такт, ищет губами чужие. Взывает почти от укусов по всему телу, – ещё, ещё. Арсений его и правда нежит, залюбливает, но не тормозит быстро, точно, словно бы всегда знал, как именно нравится его гиперальфе. Это почти пробивает на слёзы, но Антон из последних сил держится. За своего парня. Реальность – Хорошо, это просто прекрасно, что мы с тобой лишили друг друга девственности. Но как тогда объяснить то, что мы оказались на полу и все в помаде? Арсений пожимает плечами, листая до последнего файла. – У меня ничего. – А вот у меня есть кое-что, – Шастун готов себе лицо пробить от наблюдаемого. Они оба поехали кукухой точно. Приспичило же присоединиться к флешмобу леди Гаги. Естественно, никуда это видео не попадёт, потому что они в простыне и шторе, под песню «Judas» разучивали танец, много угарали. Путались в ткани и падали на пол. В процессе тусовки нашли пробку с заячьим хвостом. Арсений на видео так оправдывается будто это преступление. Антон, в качестве компенсации за разоблачение, тестирует найдёныша на себе. – Логика – огонь, Антон. – Это несексуально совсем, – бурчит он, за что получает поцелуй прямо в родинку на носу. – А по-моему ты был неотразим. – После того, что мы здесь натворили, я обязан либо тебя убить, либо за тебя замуж выйти. Арсений смотрит на него совсем ласково, гладит по голове. – Тут уж сам решай. – С этим пока повременим, – заключает Антон, вздрагивая от пришедшего на телефон сообщения, – Стас пишет. – Как чувствует. Набери ему. Пара гудков, и креативный продюсер шоу «Импровизация» на связи. – Всё нормально, мы живы, – тут же отчитывается Антон. – Это не может не радовать. Удали последнюю сторис, пожалуйста. Весь Твиттер на ушах из-за того, что они в темноте почти разглядели тебя вместе с Арсением. Живо! И правда, на сторис запечатлена абсолютная темнота, видимо Антон покурить вышел. Из звуков только выдох и тихое «пойдём». Арсений круглыми глазами пересматривает видео раз за разом. – Это говорю я или ты? – Сам не пойму. Сторис сохраняется на телефон и удаляется из публикации. Антон ещё много раз пересматривает вместе с Арсением это видео, искренне удивляется и умиляется тому, что их голоса чертовски похожи.