Строим дом

      Оказывается, трактирщик не только негодяй, но и вор. Потеряв ребенка, за которым он должен был присматривать, и поняв, что его клиенты не вернутся, мужчина решает продать все остальное, что ему досталось. В том числе и Осла. Цзян Фэнмянь не склонен к гневу; он должен быть спокоен и рационален как Глава Ордена, но и как муж своей Госпожи. Однако иногда сохранять спокойствие очень трудно.       — Кто? — спрашивает он вора.       — Кто что?       — Кому вы продали осла?       — Чёрт возьми, откуда мне знать! У них были деньги — это всё, что меня волнует! Ты дружишь с этими бродячими заклинателями? Они всё ещё должны мне деньги за свою комнату!       Как будто продажа всех их вещей не покрывала счета! Цзян Фэнмянь сейчас так зол, что делает единственное ответственное дело, на которое способен. Он уходит, не сказав ни слова. Некоторые вещи нельзя говорить в гневе, особенно людям, занимающим такое положение, как у него.       Однако он позаботится о том, чтобы люди, приезжающие в этот город и останавливающиеся в этой гостинице, точно знали, как владелец обращается с вещами своих клиентов. Поскольку его ученики любят посплетничать, он поручает некоторым из них делать это в местных ресторанах, пока они ждут ночи.       Ночная охота не так успешна, как ему хотелось бы. Исследования Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе оказались верными: монстр обычно нападает только раз в год. Они находят труп его последней жертвы. Бедняга попытался наложить жгут на рану, но всё равно умер от внутренних повреждений. Всё тело нетронуто — что, по-видимому, необычно — обычно люди сообщали, что находили тела разорванными на куски и наполовину съеденными, поэтому они всегда думали, что это волки.       Они забирают меч Цансэ-саньжэнь откуда-то поблизости, где произошла очевидная драка. Есть признаки битвы, но никаких следов возмущенной энергии или призраков, как они утверждали.       Цзян Фэнмянь задаётся вопросом, не является ли всё это место особенным. Возможно, там есть портал в одно из других царств, например, в так называемый Призрачный Город. Это объяснило бы, почему существо внезапно исчезло без следа, если проход открывается только к определённой дате.       — В моем родном городе есть гостиница, — начинает одна из старших учениц с явным намерением напугать младших. — Говорят, что она появляется только после захода солнца. Номера хорошие, чистые, роскошные, а персонал относится к вам, как к благородному человеку, кем бы вы ни были… И все это бесплатно! Но есть одно правило, которое трактирщик даёт с улыбкой: уходи до рассвета.       — Почему?       Ученик принимает драматическую паузу.       — Потому что в тот момент, когда первый луч света попадает в Призрачную гостиницу, она возвращается в своё царство, и все живые существа пропадают вместе с ней!       Это сработало бы, если бы ученики, выбранные Цзян Фэнмянем, были молоды и не имели опыта, но это не так. Поэтому большинство из них просто смеются над этим и начинают думать о том, как на самом деле избавиться от любых потенциальных Призрачных гостиниц. Их Глава Ордена не может винить учеников; они пришли сюда, чтобы сражаться с чем-то большим и опасным, а вместо этого ничего не нашли. Поэтому он позволяет им говорить.       — Мы должны позволить твоей истории распространиться и здесь, — протягивает один из учеников. — В конце концов, некоторые вещи действительно исчезли из их местной гостиницы, — добавляет он с ухмылкой.       Как Глава Ордена, Цзян Фэнмянь должен сказать им, чтобы они не делали ничего подобного. Он этого не делает.       Труднее вернуть меч Вэй Чанцзе, но после нескольких часов поисков один из учеников находит его застрявшим на верхушке дерева. Если его ученики считали бесстыдством для заклинателей оставлять свои мечи, то они не осмеливались сказать об этом в присутствии Цзян Фэнмяня. Тот факт, что этот меч брошен на вершине сосны, запутан между ветвями и птичьим гнездом, заставляет их понять, насколько ужасной могла быть ситуация.       Когда он возвращается на Пристань Лотоса, то обнаруживает, что его Госпожа перевезла раненую семью из лазарета. Они всё ещё в Ордене, уверяет она его. Она отдаёт им помещение, обычно предназначенное для Правой руки Главы Ордена. Тот самый пост, который он никогда не соглашался уступить никому другому. Она сообщает, что Вэй Чанцзе и Цансэ-саньжэнь снятся кошмары и что смена комнат может помочь им не вспоминать об ужасной Ночной Охоте. Она также настаивает на том, что им нужен лазарет для раненых учеников. Он знает, что она хочет, чтобы они ушли. Место, которое она им выделила, близко ко всему, кроме жилых комнат семьи Главы Ордена.       — Не то чтобы это останавливало детей, — усмехается она.       Он понимает, что она очень сердита, но не на детей. Она сердится на него. Он ходит на цыпочках вокруг её гнева, надеясь, что он выветрится сам по себе, и боится того момента, когда он взорвётся ему в лицо. С этой целью он занят или расспрашивает о детях.       А-Ли, очевидно, решила — в его отсутствие — занять его место. Она навещает Цансэ-саньжэнь, Вэй Чанцзе и А-Ина так много раз в день, что врач начал использовать её в качестве своей помощницы. А-Чэн более сдержан. Может быть, потому что мать больше ругает его, когда он приходит в гости? Цансэ-саньжэнь объясняет:       — Он оставляет игрушки перед дверью. Для А-Ина.       Она выглядит измученной, и Цзян Фэнмянь задаётся вопросом, не снится ли ей что-то большее, чем просто кошмары, о которых упоминала его Госпожа. Он не спрашивает ее, вместо этого сосредоточившись на игрушках, которые она ему показывает. Старые игрушки, которые больше подходят для малышей, чем для Вэй Ина. Сделал ли Цзян Чэн искренний подарок мальчику или использовал подарок как предлог, чтобы избавиться от того, что ему больше не нравится?       — У тебя милые дети, — говорит Цансэ-саньжэнь с грустной улыбкой. Она держит сына за руку, как за спасательный круг.       — Да, — соглашается он, хотя и знает о характере Цзян Яньли, но его удивляет доброта сына, если это действительно доброта.       — Он будет замечательным Главой Ордена, — говорит Вэй Чанцзе, входя в комнату. Очевидно, он присоединился к тренировочному полю вместе с младшими учениками, хотя со своей рукой он мало что может сделать. Он тоже выглядит усталым и бледным. Для него неразумно выходить так скоро.       — Он слишком молод, чтобы ты мог так сказать, — возражает Цзян Фэнмянь. Его друзья видели только хорошую сторону А-Чэна, им ещё предстоит увидеть одну из его истерик или привыкнуть к его плохому характеру, который так похож на характер его Госпожи.       — Вот именно! — соглашается Цансэ-саньжэнь. — Пусть ребёнок остаётся ребёнком прямо сейчас, а не беспокоится о том, будто он Глава Ордена. Придёт время, когда он на самом деле станет Главой Ордена!       — Я не это имел в виду, — криво усмехается Цзян Фэнмянь, но Цансэ говорит с потрясающей уверенностью. Думать так неосторожно, но это так похоже на неё.       Её образ не выходит у него из головы. Когда он видит, как А-Чэн играет со своими щенками позже в тот же день, он думает о том, как хрупки дети в этом возрасте. Как однажды А-Ин был цел и невредим в гостинице и тяжело ранен в ту же ночь. Он подходит к сыну.       — Цансэ-саньжэнь рассказала мне о твоих посещениях А-Ина.       Мальчик напрягается, как будто его собираются отчитать. Может быть, так и должно быть; он будущий Глава Ордена. Он должен тренироваться днём, а не навещать раненых. Несмотря на её предыдущую ошибку, Цансэ-саньжэнь тоже может быть права. Цзян Фэнмянь не может ругать его за это. Он не может сказать ребёнку, что нехорошо быть добрым и заботливым.       — Ты хорошо справился. Спасибо, что позаботился об А-Ине, пока меня не было, — говорит он.       Глаза Цзян Чэна проясняются.       Цзян Фэнмянь на мгновение колеблется, собираясь погладить его по голове, как это делает Вэй Чанцзе со своим спящим мальчиком. А-Чэн-его наследник; он должен выглядеть сильным перед учениками, а не маленьким ребёнком, которого можно завоевать ласковым жестом или комплиментами. С другой стороны, вокруг нет никого, кто мог бы это увидеть.       Может быть, тогда всё в порядке.       Выражение лица А-Чэна, когда отец гладит его по голове, заставляет сердце Цзян Фэнмяня дрогнуть.       На следующий день Вэй Чанцзе открывает дверь и застает А-Чэна с игрушками в руках застигнутым на месте преступления. Трудно заставить его понять, что, хотя это и мило с его стороны, сейчас в этом нет необходимости.       — Видишь ли, А-Ин спит, поэтому он не может с ними играть, — говорит Цансэ-саньжэнь, приходя на помощь мужу.       — Почему он так долго спит? — спрашивает мальчик. — Он спит уже…       Он хмурится, с трудом вспоминая время. Цзян Фэнмянь понимает, что Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе там уже неделю.       — Это самый длинный сон на свете! — наконец говорит Цзян Чэн. — Я не люблю спать долго, — добавляет он просто так.       Беспокойство удерживает их от ответа. А-Ин иногда просыпается, но его слишком лихорадит, чтобы говорить связно. Они кормят его с ложечки каким-то целебным супом, чтобы поддерживать водный баланс. Он зовёт маму и папу, хнычет и плачет, как будто не видит их. Их сердце разрывается от того, что они не могут добраться до того места, где он сейчас находится, или обнять его, когда он так напуган. Поэтому они спят с ним в одной постели, надеясь, что их присутствие хоть немного успокоит его.       Не получив ответа, А-Чэн хмурится. Он может быть милым ребёнком, но он нетерпелив.       — Значит, когда он проснётся, мы будем играть! — заявляет он, и это очень похоже на приказ. Вэй Чанцзе усмехается, а Цансэ-саньжэнь закатывает глаза.       — Да, будущий Глава Ордена, — саркастически отвечает она.       Но дети не понимают сарказма — по крайней мере, этого, — поэтому А-Чэн сияет. Лихорадка Вэй Ина спадает через три дня. Он открывает глаза, впервые за несколько дней осознающий всё, и слабо зовёт мать и отца. Неуверенно, но не умоляюще. Такое чувство, что в Ордене Юньмэн Цзян дышать становится немного легче. Цансэ-саньжэнь держит своего ребёнка на руках, улыбаясь и плача одновременно. Она шепчет на ухо своему ребёнку, гладя его волосы:       — Всё будет хорошо.       Только на этот раз она в это верит. И это правда.       Цзян Фэнмянь тоже считает, что это правда. Какой бы выбор они ни сделали, уйдут ли они или присоединятся к его Ордену, всё будет хорошо. К его удивлению, его Госпожа тоже испытывает облегчение, наблюдая за маленькой семьёй, которую она так ненавидит. Каким-то образом она до сих пор не взорвалась, хотя у неё было много поводов сделать это наедине.       — Я говорила с врачом, — шепчет ему Юй Цзыюань. — Следы укусов на ребёнке неровные.       Цзян Фэнмянь хмурится.       — Если бы не это, — продолжает она, — зубы пробили бы ему сердце, лёгкое и желудок.       «Он был бы мёртв», — это осталось невысказанным. Он не знает, что делать с этим знанием. Очевидно, как и его Госпожа. Не подозревая, как им повезло, семья Вэй заканчивает обниматься. Вэй Чанцзе наклоняется, чтобы встретиться взглядом с сыном, и выражение его лица снова становится серьёзным.       — Почему ты покинул гостиницу, А-Ин?       — Мне приснился плохой сон, — слабо икнул мальчик. Он слишком устал, чтобы плакать, но его голос достаточно хорошо передаёт его эмоции. — Я был один, и плохие люди ели меня…       — Ты должен был подождать нас, ты же знаешь, что не можешь выходить, когда темно, — говорит его мать, обхватив его лицо руками, большими пальцами смахивая невидимые слёзы.       — Но в моей постели кто-то был! Он пытался схватить меня и съесть…       Цзян Фэнмянь клянётся, что немедленно убьёт трактирщика, и слышит треск Цзыдяня, поддакивающего гневу его хозяйки. Никто не осмеливается задать ещё один вопрос. Всё, что делает Вэй Чанцзе, — это снова обнимает сына, обнимает своей единственной рабочей рукой его крошечное тельце, как будто может накрыть его целиком и защитить от всего, включая прошлое.       — Ты хорошо сделал, что сбежал, — говорит он.       — Это было так страшно, они меня кусали! Папа! Это больно!       — Никто больше не причинит тебе вреда, — обещает Цансэ-саньжэнь тёплым, как пламя свечи, голосом.       Вэй Ин недолго бодрствует; он всё ещё очень слаб, и врач снова погружает его в медикаментозный сон. А-Чэн, который приходит слишком поздно, чтобы встретиться с ним, громко жалуется, что он слишком много спит. Вскоре после этого Цзян Фэнмянь находит своих друзей в своём кабинете. Вэй Чанцзе держит Цансэ-саньжэнь в здоровой руке, как будто она ничего не весит, и он почти улыбается при виде этого. Однако выражения их лиц смертельно серьёзны.       — Глава Ордена, ваше предложение ещё в силе? — спрашивает Вэй Чанцзе. Цзян Фэнмянь смеет надеяться.       — Всегда, — говорит он, потому что, если они не согласятся сейчас, он хочет, чтобы они знали, что могут согласиться и позже. В любое время.       — Я далеко не достоин этого, — говорит Вэй Чанцзе. — Я не смог защитить свою жену и ребёнка…— тут Цансэ-саньжэнь качает головой и берёт его руку в свою.— Возможно, я больше не смогу пользоваться мечом…       — Тогда я хотел, чтобы ты был рядом, потому что доверял тебе — и всё ещё доверяю! Мне нужен твой совет, а не твой меч.       — Мы причинили тебе боль, — возражает Вэй Чанцзе. — Я предал тебя.       Цзян Фэнмянь на мгновение застывает. Выражение лица его друга причиняет боль. Вэй Чанцзе, вспоминает он, не похож на Цансэ-саньжэнь: всегда говорит, даже о том, что никто не хочет слышать. Слова Вэй Чанцзе редки и всегда по существу. Он верит в действия больше, чем в слова. И да, Вэй Чанцзе действовал вопреки своим словам.       Он ушёл.       Это так сильно ранит Цзян Фэнмяня. Этого нельзя отрицать. Это больно совсем не так, как тогда, когда он признался Цансэ-саньжэнь, а она ответила извинениями. Что ж, это поставит всё в неловкое положение, сказала она перед тем, как они сбежали.       Дело в том, что, несмотря на то, во что верит Цансэ-саньжэнь, Цзян Фэнмянь родился будущим Главой Ордена и вырос, осознавая это, воспитываясь с учетом этого факта. Он знал, что должен выполнить свой долг. Он знал, что любовь не может быть вариантом. Когда он признался Цансэ-саньжэнь, то, возможно, и надеялся. Но не сильно. Она была бродячей заклинательницей без имени, и даже её связь с Бессмертной не имела большого значения. В конце концов, она не могла вернуться на Гору Бессмертной и обещала не распространять знания Бессмертной в царстве смертных. Она ничего не принесет Ордену. Ещё до этого Цзян Фэнмянь махнул на это рукой. Он ненавидел — и до сих пор ненавидит — конфликты. Он не хотел завоевывать ее сердце, он хотел, чтобы она выбрала его по своей воле. Можете ли вы назвать это настоящей любовью, если вам пришлось победить своих друзей, чтобы получить её? Он не хотел бороться со своим лучшим другом за ее привязанность. Если бы она любила его, если бы она любила его по-настоящему, она бы выбрала его с самого начала, не так ли? И если бы он действительно любил ее, шепчет какая-то его часть, он бы боролся за неё.       Как Глава Ордена, он и так каждый день сражался, и ещё больше битв ему был не нужно. Он нуждался в принятии. Ему нужен был покой. Он нуждался в том, чтобы люди выбирали его добровольно, иначе он был бы всего лишь тираном.       Она выбрала Вэй Чанцзе, а не Цзян Фэнмяня. Она сделала Вэй Чанцзе счастливым. Он сделал Цансэ-саньжэнь счастливой.       Несмотря на то, что вся эта ситуация причиняла Цзян Фэнмяню боль, она также делала его счастливым. Это успокоило его, потому что, по крайней мере, женщина, которую он любил, сделала правильный выбор.       Они не дрались. Не было ни битвы, ни игры, в которой Вэй Чанцзе выиграл бы, а Цзян Фэнмянь проиграл. С самого начала Цзян Фэнмянь не сражался. Так что никакого предательства на самом деле не было.       — Нет, ты не предал меня. Я отпустил вас обоих, — говорит он наконец.       Его слова окончательны.       Он не понимает, что чувствует, пока не произносит это вслух. Это приносит ему душевный покой, который он так долго искал. Это также приносит уверенность, о которой он не подозревал: если бы с тобой что-то случилось из-за того, что я тебя отпустил, я бы никогда себе этого не простил. Это странное чувство, знакомое и странное. Мало чем отличаясь от того горя, которое он испытывал в детстве, от простой мысли, что его родители умрут, он никогда не оправится от этого. Конечно, это не одно и то же, потому что смерть родителя — это часть естественного порядка вещей, и он не несет за это ответственности. Если бы Цансэ-саньжэнь, Вэй Чанцзе или А-Ин умерли, это было бы так. Часть Цзян Фэнмяня умерла бы вместе с ними. Это правда, которую он больше не может отрицать.       Губы Вэй Чанцзе сжаты в тонкую линию, но он говорит, захлёбываясь словами:       — Если ты согласен принять нас, то для меня будет честью снова стать частью Ордена Цзян. Я постараюсь доказать, что достоин этого.       Цансэ-саньжэнь нежно гладит мужа по щекам и благодарно смотрит на Цзян Фэнмяня. Он колеблется.       — Тебя это устроит? — он спрашивает женщину, которую когда-то любил.       — О чём ты?       — Быть частью Ордена.       Она моргает.       — Сомневаюсь, что Ордену нужен кто-то, кто больше не может ходить! — она насмешливо смеётся.       — Ты снова будешь ходить, — заверяет он, — и даже если нет, добро пожаловать.       — Может быть. Спасибо за предложение, но я почти уверена, что Ордена — это не мое. А фиолетовый мне бы совсем не подошел!       Цзян Фэнмянь согласен с этим мнением. Боль немного притупляется.       — Оставаться на одном месте… — начинает он, пытаясь дать понять, что понимает, что она — свободный дух и что быть привязанным к Пристани Лотоса будет тяжело. Она обрывает его:       — …Не затруднит меня.       Её глаза полны дикой ярости, её слова тоже окончательны.       — У моего сына будет дом. Он будет в безопасности. Никто не причинит ему вреда. Я позабочусь об этом. Я никогда больше не спущу с него глаз.       — Я был бы счастлив, — вместо этого говорит Цзян Фэнмянь. — Чтобы ты считала это место своим домом.       Это тоже истина. Это так близко к тому, на что он надеялся — нет — так много изменилось, но это всё ещё то, чего он хочет. То, чего он всегда хотел: чтобы его Орден был местом, где все, кому он доверяет и о ком заботится, будут в целости и сохранности. Может быть, это и невозможно, но разве это не девиз Ордена Юньмэн Цзян, в конце концов? Попытаться сделать невозможное?       Выражение лица Цансэ-саньжэнь на мгновение усложняется, прежде чем она признается, немного смущенная:       — У меня никогда раньше не было места, которое можно было бы назвать домом, куда можно было бы вернуться… Я не совсем понимаю, как это работает.       — Тогда мы тебя научим, — обещает Вэй Чанцзе.       Цзян Фэнмянь может только кивнуть. Этот торжественный момент, о котором Цзян Фэнмянь даже не смел мечтать, к сожалению, прерывается детскими криками и плачем. В мгновение ока Вэй Чанцзе бежит назад, держа на руке жену, Цансэ-саньжэнь торопит его идти быстрее, Цзян Фэнмянь следует за ними по пятам.       Они находят А-Чэна плачущим в комнате А-Ина, А-Ин плачет ещё громче него. Трудно понять, что именно произошло, потому что оба ребёнка ведут себя бессвязно и икают. Только благодаря А-Ли, которая держит на руках щенка, они получают ключ к разгадке.       — Мы хотели сказать «добро пожаловать»… — шепчет она, и, не успев закончить фразу, А-Ли тоже начинает плакать, извиняясь, потому что считает это хорошей идеей и не хочет причинять неприятностей.       Щенок, не подозревая, что во всем виноват он сам, радостно лает, когда каждый родитель пытается осушить слезы своего ребенка.