Строим дом

      Утром Вэй Чанцзе первым делом разговаривает с врачом. Вместе с ним приходят Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь.       — Не знаю, — говорит мужчина, выслушав ребёнка. — Я проверил его талисманом, он не одержим. Его энергия Инь немного выше, чем обычно, но у детей этого возраста Инь вообще выше, и с этой раной он получил…       Юй Цзыюань называет его некомпетентным, и этот человек, кажется, съёживается.       Когда они спрашивают Вэй Ина, тот ли это человек, кого он видел во время ночной охоты, мальчик кивает. На этот раз его просят описать пришельца.       — Он большой, — говорит он, — и весь чёрный, словно дым. У него красные глаза, а когда он открывает рот, куча людей кричит, что они меня съедят!       Они думали, что во всём виноват хозяин гостиницы, но теперь уже не уверены. Что заставило Вэй Ина убежать посреди ночи? Неужели это то, что только он может видеть или чувствовать?       — Я никогда раньше не был свидетелем такого случая, — признаётся Фэнмянь.       Он издалека смотрит на спящего мальчика. Врач даёт ему какое-то лекарство, потому что если мальчик не может спать, то он не может выздороветь. Пока у него была лихорадка или он находился в медикаментозном сне, у него не было этих симптомов. Они надеются, что это сработает. Малышу очень нужен сон, чтобы поправиться.       — Мы уверены, что ему не приснился кошмар, потому что трактирщик что-то с ним сделал? — спрашивает Юй Цзыюань.       — Нет, — подтверждает Вэй Чанцзе. — Я всё равно пойду за ним.       Цансэ-саньжэнь молчит, нахмурившись. Её муж — первый, кто это подхватил.       — Ты что-то знаешь? — догадывается он.       Она качает головой. К сожалению, сейчас утро, и ученики ждут приказаний и не получают их. Они явно ищут их, и некоторым это удалось. Тот факт, что Цзян Фэнмянь, Юй Цзыюань, Вэй Чанцзе и Цансэ-саньжэнь находятся все вместе, прямо за пределами комнаты супругов, слухам не способствует.       Очевидно, пришло время терпению Юй Цзыюань иссякнуть.       — Хватит! — она кричит на них, когда слышит первые слова сплетен. — Если у вас есть время говорить, то есть и время тренироваться! Идите и сделайте несколько кругов!       Фэнмянь отреагировал первым, так как уже несколько дней опасался, что это произойдет. Он одновременно благодарен ей за то, что она держится так долго, но и немного раздражён тем, что она должна взорваться именно сейчас.       — Пойдёмте в мой кабинет.       И он обращается к ученикам:       — Бегайте вокруг, пока мы не вернемся.       Его ученики никогда ещё не пробегали так много кругов по Ордену за такое короткое время.       Вэй Чанцзе кивает и одной рукой поднимает жену.       — А-Ин! — протестует Цансэ-саньжэнь, и она с опаской смотрит на врача, который лечил их всех с первого дня. Это может быть несправедливо, но она ничего не может с собой поделать. Не после всего, что случилось. Он уже собирается повернуться к врачу и попросить его позвать помощницу присмотреть за Вэй Ином вместо них, но Юй Цзыюань опережает её.       — Цзиньчжу, Иньчжу! — зовёт она, и Цзыдянь хрустит у неё на пальце.       Тут же появляются две служанки и кланяются Цансэ-саньжэнь, заверяя:       — Мы будем присматривать за вашим сыном тоже.       Цансэ-саньжэнь кусает губы, на секунду она выглядит растерзанной, но это длится всего секунду. В следующее мгновение она слабо улыбается им всем и отпускает шутку:       — Ого! Мой сын уже так популярен среди дам!       Впервые Цзян Фэнмянь захотелось, чтобы она перестала улыбаться. Когда Вэй Чанцзе начинает идти и они подходят достаточно близко к Юй Цзыюань, чтобы поговорить, она шепчет жене Главы Ордена небольшое «спасибо». На это Юй Цзыюань только хмурится. Она была тихой и терпеливой уже несколько дней, но с неё хватит. Как только они добираются до кабинета Главы Ордена, она хлопает раздвижной дверью и громко рявкает:       — Сейчас мы поговорим! Все мы! И никто не уйдёт, не сказав всего, что у него есть! Это ясно? — она указывает на Вэй Чанцзе. — Я испробовала твой метод, но теперь пришло время применить мой!       Вэй Чанцзе не может сейчас поклониться, поэтому кивает.       — Вы правы, госпожа. Я прошу прощения, если мои слова заставили вас думать, что вы не можете, но не моё дело указывать вам, как действовать. Но если вы позволите, я буду использовать оба метода.       Цзян Фэнмянь не уверен, что понимает всё, что происходит. Во-первых, потому что они имеют в виду тот разговор, о котором он не знает. Во-вторых, потому что Вэй Чанцзе разговаривает со своей женой такими осторожными словами и почтением, как слуга. Когда его друг говорит ему что-то, он говорит прямо и честно. Почему с ней обращается по-особому?       И Юй Цзыюань одновременно рада и раздражена этим. Ей нравится, когда её уважают, но не нравится, когда люди ходят вокруг неё на цыпочках, как по яичной скорлупе. Фэнмянь видит это. Потому что, конечно же, именно он больше всего привык к темпераменту своей дамы и именно сейчас:       — Ты!       Цзян Фэнмянь поражён. Почему она показывает на него сейчас? Почему она игнорирует Вэй Чанцзе? Конечно, главе Ордена не подобает прятаться за спиной своего лучшего друга, но… Поглощённый своим непониманием, он может пробормотать только неопределённое:       — Я?       — Ты — мой муж!       — Ну да?..       Единственная рука Вэй Чанцзе была занята, поэтому Цансэ-саньжэнь не очень мягко толкнула Цзян Фэнмяня в плечо. Это, по-видимому, заставило его соединить две мозговые клетки.       — Конечно, это так. Эти слухи…       — Они возникли в первую очередь потому, что с тех пор, как они прибыли, единственное, что ты делаешь, единственное, о чём думаешь, — это они или что-то с ними связанное!       Вэй Чанцзе и Цансэ-саньжэнь, похоже, очень хотят быть где угодно, только не здесь и сейчас.       Конечно, она права. Из-за этого её обвинения трудно проглотить и столь же трудно опровергнуть. Но что он мог сделать? Не похоже, что есть какие-то другие срочные дела, которые требуют его руководства Орденом прямо сейчас! Что она хочет, чтобы он сделал? Игнорировать своих друзей, которые ранены и нуждаются в помощи? Почему они вообще обсуждают это, когда Вэй Ин болен и галлюцинирует?! Это она ведёт себя неразумно; они обсуждают его семейную проблему перед его друзьями, когда Цзян Яньли и Цзян Чэн часами проводят время с Вэй Ином! Это болезнь ума, простые кошмары, которые не заразны, или что-то ещё? Что-то вроде одержимости, проклятия, что-то, что может распространиться и повлиять на более слабых существ, таких как дети без золотого ядра?       Его собственный разум не может не помнить каждое прикосновение, которым Цзян Яньли и Цзян Чэн обменивались с мальчиком. Анализируя воспоминания, гадая, может ли это как-то повлиять на них. Он попросил их быть рядом с Вэй Ином. Они повиновались ему. Он поощрял их.       — Мы можем поговорить об этом позже? — спрашивает он как можно спокойнее. — Есть кое-что более срочное…       — Тогда когда?! — требует Юй Цзыюань. — Вот почему слухи не утихают! Потому что ты отказываешься говорить, ты убегаешь и оставляешь всё как есть!       — Я не знаю. Мне нужно больше времени. Я работаю над этим.       — Каким образом?       — Я думаю об этом.       Юй Цзыюань вздевает руки к небу, и это раздражает его больше, чем следовало бы.       — Отлично! И откуда мне это знать, если ты мне не говоришь? — спрашивает она.       — Потому что мне нужно время, чтобы понять ситуацию и выработать план, прежде чем я смогу вам что-нибудь сказать. Я не могу дать тебе наполовину готовое решение, не так ли? И ты не сказала мне, что собираешься что-то предпринять.       — Это нехорошо, общение — ключ к… — начинает Цансэ-саньжэнь.       — Как будто ты из тех, кто умеет говорить!       Она моргает, она ожидала реакции от Юй Цзыюань, но уж точно не от Цзян Фэнмяня и (предатель!) от своего собственного и горячо любимого мужа Вэй Чанцзе. Она и не подозревала, что все они ополчились против неё.       — Какой печатью ты воспользовалась, чтобы в мгновение ока добраться до Пристани Лотоса? — переспрашивает Юй Цзыюань.       — Как ты думаешь, что с А-Ином? — спрашивает Вэй Чанцзе.       — Мои дети тоже в опасности? — спрашивает Фэнмянь.       Юй Цзыюань замирает и недоверчиво смотрит на мужа, но впервые не сердится открыто. Цансэ-саньжэнь, с другой стороны, смущена.       — Полагаю, я действительно многое скрываю. Хм… Ну что ж. Нет, я не знаю, что у А-Ина, у меня есть подозрения. Но нет, даже если это то, что я думаю, им ничего не угрожает. И наконец…       Она разжимает руку.       — Я использовала массив, о котором мне не следует знать, и если моя наставница когда-нибудь услышит об этом, она спустится со своей горы и убьёт меня! Ладно, может, не убьёт, может быть, она просто приведёт меня обратно в гору и никогда не отпустит… Но поскольку я больше не могу убегать, я бы предпочла, чтобы этого не случилось!       Молчание, которое следует за этим, более подавляюще, чем предыдущий спор. Так много нужно раскрыть, так много нужно обсудить, но никто, кажется, не знает, как это сказать, с чего начать и как закончить всё спокойно. Предполагается, что они взрослые; они родители, но прямо сейчас они чувствуют себя потерянными, как дети.       — Значит, ты не думаешь, что это просто кошмар после всего, что он пережил, — наконец спрашивает Юй Цзыюань. — Ты думаешь, это может быть что-то другое?       Она поворачивается к мужу.       — Но не то, что может навредить А-Чэну и А-Ли?       На мгновение она обдумывает варианты того, что она могла бы сделать, что она сделала бы с этой семьёй, если бы они представляли угрозу для её детей. В её голосе и сердце тревога, потому что она знает ответ на этот вопрос: всё, что угодно. «Если ребенок одержим, — шепчет её разум, когда её пальцы касаются Цзыдяня, — с этим легко справиться». Она старается не думать о том, чтобы выпороть своим оружием такого маленького, слабого и уже раненого ребёнка, но в глубине души уверена, что сделает это, если придётся. Если нет другого выбора.       Цансэ-саньжэнь не должна беспокоиться о том, что её бывшая учительница придёт за ней, если она ошибётся и А-Чэн или А-Ли пострадают, Юй Цзыюань гораздо опаснее и ближе к ней, чем бессмертный прямо сейчас. И тут вмешивается Вэй Чанцзе.       — И что же, по-твоему, это может быть?       Цансэ-саньжэнь вздыхает.       — Простые люди называют этого демона сонным параличом, но моя наставница называла его Гнетущим Призраком.       Никто из них никогда о нём не слышал. Но Цзян Фэнмянь помнит историю о ночной охоте, и они действительно говорили о призраках. Мог ли один из призраков последовать за ними в это место? Это то, что преследует Вэй Ина? Обычно призракам нужна какая-то физическая привязанность, чтобы существовать; либо объект, либо человек, которого они знали, когда были живы. Всё это не имеет смысла. Если бы это было так, они бы заметили. Они проверили пару с помощью талисмана, он бы сам загорелся, если бы они были одержимы. Врач проверил их духовную энергию. Единственным объяснением того, что Вэй Ин был единственным человеком, подверженным галлюцинациям и призраку, было бы наложение на него проклятия.       Может быть, серая метка в форме звезды? Но они исчезали… И врач сказал, что это скорее отметина, свидетельствующая о том, что рана повлияла на когнитивные способности ребёнка.       Мог ли один призрак каким-то образом проникнуть в раны Вэй Ина, поскольку они были полны возмущенной энергии? Он никогда не слышал об этом за всю свою карьеру заклинателя.       — Значит, ты изучила тот массив на горе? — замечает Вэй Чанцзе. — Тебе позволено говорить об этом?       — Думаю, что можно, не всё, что я там узнала, — тайна! Просто… я не уверена, что помню достаточно.       — Что же ты тогда помнишь?! — спрашивает Юй Цзыюань громовым тоном.       — Госпожа…       — Не смей защищать её и не думай, что я забыла тебя, мы поговорим после этого!       Цансэ-саньжэнь делает паузу и смотрит Юй Цзыюань прямо в глаза.       — Что я помню, так это то, что эта штука, не заразна. Если это то, о том, что я думаю.       Цзян Фэнмянь не скрывает своего вздоха облегчения.       — Тогда что же ты помнишь?       — Там был мальчик, — говорит она. — Я не помню его имени, Сяо… Что-то такое. Он был очень молод, примерно того же возраста, что и А-Ин. Самый молодой среди нас. Поскольку считалось само собой разумеющимся, что раньше ни у кого из нас не было приятной жизни, мы привыкли к тому, что новеньким снятся кошмары. Но его кошмары были действительно ужасны. Так ужасны, что однажды Баошань-саньжэнь осталась в нашем общежитии, чтобы присмотреть за ним. Я…       Она хмурится, как будто сейчас наблюдает, как перед её глазами разворачиваются воспоминания.       — Один из детей, тот, что спал рядом с Сяо… как его там, назвал его сонным параличом, но Баошань-саньжэнь поправила его. Вот почему я предполагаю, что это одно и то же, я имею в виду, что сонный паралич — очень описательное имя, верно? Гораздо больше, чем Гнетущий Призрак! В любом случае, я не помню, что она делала. Но малышу становилось все лучше и лучше. Он всё спал с нами, без защитного талисмана, и ни у кого не было ни одного из симптомов. К тому времени, как у него возникло золотое ядро и я покинула гору, они полностью прекратились.       — Но ты не знаешь, что она сделала? — спрашивает Вэй Чанцзе.       — Нет. Вполне возможно, что она что-то сделала, когда я не смотрела, понимаешь? Всё, что я помню, — это то, что какое-то время она играла музыку перед укладываением. Я поддразнила Сяо-как-то-его-там, сказав, что у него есть личная колыбельная, а он ответил мне, что это не так, что это какая-то важная музыка из клана Лань.       — Ты можешь напеть мне мелодию? — предлагает Вэй Чанцзе.       Она пытается, но морщится после нескольких нот. Цансэ-саньжэнь — это множество талантов, но она ужасно поет. Это не мешает ей напевать колыбельную своему ребёнку, но мешает ей воспроизвести эту песню. К счастью, ситуация уже не такая отчаянная, как раньше.       — А ты не можешь спросить об этом Баошань-саньжэнь? — спрашивает Юй Цзыюань.       Все замолкают. Это кажется самым логичным решением, но каким-то образом лицо Цансэ-саньжэнь становится пепельным, а сильная рука мужа обнимает её за плечи.       — Я поклялась никогда не возвращаться и никогда больше не разговаривать с ней. Она мне не поможет, — неохотно говорит Цансэ-саньжэнь.       — Ты раздражаешь, но, конечно, это немного чересчур. Она не может быть такой бессердечной, — отмахивается Юй Цзыюань. — Неужели она не понимает, что мать беспокоится о своём сыне? Разве она не вела себя как мать со всеми этими детьми-сиротами?       — Нет.       Голос Цансэ-саньжэнь холоден.       — Она не бессердечная, — быстро добавляет она, как ребёнок, который только что понял, что он ведёт себя как злюка. — Но у неё своя мораль. Бессмертные… Бессмертные — другие. Они не безупречны.       Для них это звучит невероятно. Достижение состояния бессмертия — это, в конце концов, мечта каждого талантливого заклинателя. Не многие люди способны мечтать в полной мере, видя как хорошие, так и плохие стороны своей цели.       — Она просто… Время… Для неё всё по-другому.       На мгновение Цансэ-саньжэнь кажется погружённой в свои мысли, и Вэй Чанцзе подбадривает её:       — Говори. Это может иметь больше смысла, когда ты скажешь это, чем когда держишь это в голове.       Цансэ-саньжэнь колеблется, но кивает и наконец продолжает:       — Она не имеет в виду этого, но она прожила так долго… Она говорит о людях, которые были мертвы в течение многих лет, как будто они ушли только вчера. Однажды меня наказали за то, что я была сама собой. Она велела мне оставаться на месте, пока она не вернется. Конечно, я думала, что она имела в виду пару часов. Она вернулась за мной через три дня! Что касается её, то она просто считала, что это подходящее время для ребенка. Честно говоря, я думала, что меня бросили там умирать, потому что вокруг не было воды. К счастью, у меня была небольшая подготовка в инедии, так что я справилась, но после этого я оставалась очень бдительной. Особенно когда она наказывала маленьких детей, которые многого не знали…       Цансэ-саньжэнь вдруг машет руками и нервно смеётся.       — В последний раз, когда мы разговаривали, у нас была большая ссора, и я сказала ей, что она запирает нас в горах, она сказала мне, что защищает нас и даёт нам шанс жить, и что снаружи меня ждет только смерть. Поэтому я сказала ей, что лучше умру свободной, чем буду жить под её опекой!       Её голос был задушен чувством вины. Хватка Вэй Чанцзе становится немного мягче, и она опирается на него, находя некоторую поддержку в его молчаливом присутствии.       — Она могла бы помочь мне вылечить А-Ина, — признается она, — но я боюсь того, что она попросит взамен. Ты прав, она ведёт себя с нами как мать. Строгая мать. Вот почему, если я вернусь, нарушив свою клятву, она найдёт способ преподать мне урок. Она способна вылечить Вэй Ина, но взамен попросит его остаться с ней на горе. Без нас.       Это неприемлемо. Не так ли? Можно ли назвать её плохой матерью за то, что она боится, что у нее отберут ребёнка в обмен на его здоровье?       Это то, что сделала бы Баошань-саньжэнь, потому что она великая бессмертная, мудрая и бескорыстная и поступающая правильно, несмотря ни на что. Как бы сильно она ни хотела уйти с горы, Юй Цзыюань сказала правду: Баошань-саньжэнь — та, которая была у Цансэ-саньжэнь в роли матери. Она любит её так же сильно, как и боится. Она — её недостижимая модель и ее угрожающая тень. Только когда она родила А-Ина, она поняла, что просто не может быть такой же матерью. Мудрой, терпеливой, твердой, заботливой, справедливой и бескорыстной. Это в равной степени причиняет ей и боль, и облегчение.       Прямо сейчас Цансэ-саньжэнь хочет обнимать Вэй Ина до тех пор, пока он не вернется в её утробу, спрятать его от всего, что может случиться, и никогда не отпускать. Точно так же, как это сделала Баошань-саньжэнь. И она боится этого сделать. Тем не менее Баошань-саньжэнь отпустила её ради её же блага. Но она боится сделать и это.       — Тогда мы найдём другой способ, — без сомнения заявляет Вэй Чанцзе, — никто не заберёт моего сына.       — Бессмертных всё равно переоценивают, — соглашается Юй Цзыюань.       Часть Юй Цзыюань жалеет Цансэ-саньжэнь, её материнская часть. Никто не должен отнимать одного ребёнка у матери. Другая, ревнивая часть, очень боится мысли о том, что Цансэ-саньжэнь отправится в горы и вернется в Орден без ребёнка, а её брак будет разрушен трагедией. И всё это перед лицом Цзян Фэнмяня. Она не позволит этому случиться.       Поэтому она продолжает:       — Раз это не заразно, тогда нет никаких проблем. И со временем это может исчезнуть, как ты и сказала.       — Мы дадим вашему сыну колокольчик ясности. Он не так хорош, как музыка клана Лань, но может помочь. Если это не так… Что ж, клан Лань праведен, они могут принять нашу просьбу о помощи, — заключает Цзян Фэнмянь.       Цансэ-саньжэнь не плачет, но вдыхает запах одежды мужа. Один раз. Может быть, дважды. Она хочет поблагодарить их за то, что они потакают ей, позволяют ей быть эгоистичной и оставить своего ребёнка.       — Хотя ты и сбрила козлиную бородку Лань Цижэня, он, возможно, тоже захочет наказать тебя, — комментирует Вэй Чанцзе.       — Есть ли место, где ты была, и ни с кем не поссорилась? — раздражённо спрашивает Юй Цзыюань.       — Нет, это мой образ жизни!       Но она замолкает, внезапно становясь серьёзной.       — Мне нужно кое о чём попросить вас всех. Мне нужно это проверить.       Они сразу же понимают, что она имеет в виду.       — Как долго? — просто спрашивает Цзян Фэнмянь.       Они с болью осознают, что то, о чём она спрашивает, означает, что Вэй Ин снова пройдет через этот опыт. Чем дольше она ждёт, тем больше страдает её ребёнок. Она яростно кусает губы, пока они не краснеют и не распухают. Она прикидывает, до какой степени она может позволить своему ребенку снова пострадать на её глазах. Это трудное решение дорого ей обошлось, они все это видят.       — Две ночи, — наконец говорит она. — В течение этого времени я прошу вас изолировать меня и Вэй Ина. Это не заразно, — повторяет она Юй Цзыюань. — Но я хочу понаблюдать за этим феноменом так, чтобы он не был изменен другими факторами.       Она также хочет посмотреть, сможет ли она бороться с этим. Может, она сможет остановить это сама. На её требование Юй Цзыюань хмурится, но не возражает. Цзян Фэнмянь просто кивает:       — Это будет сделано, а тем временем я отправлю письмо в Облачные Глубины и попрошу их помочь в этом деле.       Цансэ-саньжэнь благодарно кивает и смотрит на мужа, больше всего ожидая его ответа. Он — тот, кого она оставляет в стороне от всего этого своим решением, тот, кто будет вне игры, не в силах помочь своему ребёнку. Она знает, что ведёт себя эгоистично. Но она также знает, что он может понять, потому что он мудрее её. Вэй Чанцзе действительно хмурится, он недоволен этим. Но он всё равно говорит:       — Я оставлю тебе свой колокольчик ясности. Не знаю, поможет ли он А-Ину, но если он тебе когда-нибудь понадобится, используй его.       Он останавливается и поворачивается к Цзян Фэнмяню и Юй Цзыюань.       — Что касается меня… Я пойду и поговорю с этим трактирщиком, если вы позволите.       — Разрешаю, — соглашается Цзян Фэнмянь.       Цансэ-саньжэнь целует мужа в щёки и шепчет:       — А если ты убедишься, что хозяин гостиницы виновен…       — Никто не найдёт его останки, если это так.       — Просто убедись, что никто не знает, что ты из Ордена, — добавляет Юй Цзыюань.       — Я так и сделаю, спасибо за совет, мадам.       Это далеко не идеальное, хорошо продуманное решение. Но сейчас это всё, что у них есть.       Они прекрасно понимают, что им понадобится другой план: как объяснить Цзян Чэну, Цзян Яньли и Вэй Ину, что они не могут видеть друг друга целых два дня. Но это дело может подождать. По крайней мере, в глазах Юй Цзыюань.       — Хорошо, теперь, когда этот вопрос улажен.       Она смотрит на них всех.       — Никто не выйдет из этой комнаты, пока мы не поговорим и не положим конец этой неловкой ситуации и этим слухам, ясно?       — Какой неловкой ситуации?       — Ты взял меня за руку, только потому что чувствовал себя вынужденным сделать это!       — Это неправда.       — Тогда почему? Чтобы поблагодарить меня за то, что я позволила им остаться?       — Нет, конечно, нет.       — У тебя был такой вид, будто ты хочешь свернуться калачиком и спрятаться. Неужели так стыдно, что тебя видят со мной?       — Конечно, нет, просто…       — Тогда в чём дело?       — …Я стесняюсь…       Юй Цзыюань разозлилась. Если бы Цансэ-саньжэнь могла ладонью пробить себе лицо насмерть, она бы сделала это прямо сейчас. Вэй Чанцзе добрее, просто шепчет:       — О, Фэнмянь… Тебе действительно следует подробнее объяснить, что ты чувствуешь…       И это, по-видимому, единственный комментарий, в котором Цзян Фэнмянь не нуждается.       — Как будто это ты должен говорить!       — Я говорю о своих чувствах. Иногда.       — В постели он весьма!..       — …О, боги, заткнись, пожалуйста, Цансэ!       Они ссорятся, как дети. Проходит два долгих ужасных часа криков, провокаций, поддразниваний и извинений, прежде чем они разбираются друг с другом. Но когда они это делают, все они осознают, в какую игру им предстоит играть, все они знают своё место в Ордене и в сердце друг друга. И всех их эти позиции устраивают. Юй Цзыюань все еще сердится, но она понимает — большое спасибо Вэй Чанцзе, — что Цзян Фэнмяню тоже нужно время, чтобы все обдумать и придумать что-то приемлемое. Ему также нужно найти другой способ показать, что он заботится так же сильно, как это делает Юй Цзыюань. Им нужно найти свой собственный путь к любви. Поэтому она согласилась дать ему столько же времени, сколько у Цансэ-саньжэнь: два дня. Крайний срок никогда не носит своего названия так хорошо, потому что если он снова попросит больше времени, она убьёт его. Им ещё многое предстоит сделать, но на данный момент они справились с достаточным количеством проблем.       Снаружи они находят половину учеников Ордена на земле, пытающихся отдышаться после слишком большого количества кругов.       Юй Цзыюань скрещивает руки на груди и думает, что если ученики их Ордена не могут справиться даже с двумя часами бега трусцой, то у неё есть ещё одна проблема, чтобы занять свои мысли. Бедные ученики, похоже, поняли, что означает её свирепый взгляд, и испустили протяжный, полный боли и страдания стон.