Строим дом

      Цансэ-саньжэнь остаётся одна со своим ребёнком. Когда всё улажено, Вэй Чанцзе относит её обратно. Фэнмянь помогает ему изолировать весь район, убедившись, что женщина ни в чём не нуждается. После этого Вэй Чанцзе сразу же уходит, готовый схватить того трактирщика.       Это помогает. Немного. Совсем немного. Цансэ-саньжэнь не уверена, чего она сейчас хочет. Часть её хочет, чтобы трактирщик был виновен, хочет поверить, что кошмары Вэй Ина — это всего лишь кошмары. Тогда это то, о чём они могут позаботиться прямо сейчас. Но в то же время она молится, чтобы это было не так. Что никто не прикасался к её сыну, что она не доверила его монстру, с которым не знает, как бороться, и не знает, как исцелить нанесённый ущерб. Из-за этого другая часть её желает, чтобы её сына преследовали какие-то призраки. Пусть она не знает, что это за нечисть, и не знает, как это вылечить. Просто потому что это ей знакомо; это то, с чем она хорошо справляется. Наконец, она надеется, что это не то, с чем столкнулась Баошань-саньжэнь, что ей не придётся возвращаться в горы и оставлять сына на попечение этой женщины.       Она осознаёт, что это делает её ужасной матерью; ни один из вариантов не является хорошим.       В общем, она хотела бы, что вообще ничего не случилось. Чтобы они никогда не останавливались в той проклятой деревне для ночной охоты. Чтобы она сразу узнала своего ребёнка, когда увидела его в этом проклятом лесу, и защитила его. Она хотела бы быть достаточно сильной, чтобы доползти обратно до горы и умолять Баошань-саньжэнь вылечить её сына, готовая принять любую цену, которую она попросит взамен.       Но это не так.       — Мамочка?       Вэй Ин начинает просыпаться, врач предупреждал её об этом; он слишком мал, чтобы принимать большую дозу снотворного постоянно. Аккупунктуру можно было бы использовать, если бы у них не было выбора, но это не так хорошо, как настоящий сон… А чтобы всё проверить, ей нужно, чтобы он был в сознании. Ей нужно, чтобы он снова пережил всё это, чтобы она могла понять, что это такое и как бороться с этим.       — Привет, милый, — шепчет она ему на ухо. — Я здесь. Не волнуйся, всё будет хорошо, — врёт она.       И глаза Вэй Ина немного проясняются. Он кивает с надеждой и улыбается в ответ.       — Это мой улыбчивый мальчик, — поздравляет она его, целуя в лоб, — которого я люблю больше всего на свете.       Цансэ-саньжэнь мысленно извиняется перед сыном.       — Когда этот человек уйдёт, — спрашивает Вэй Ин, — можно мне поиграть с А-Чэном и А-Ли?       Она обещает ему, что так и будет, и на этот раз это не ложь.       Однако Цансэ-саньжэнь недооценивает то, что она может сделать в одиночку. С такими ногами ей приходится либо ползать по земле, либо хвататься за меч. Она находит способ вытащить его из ножен ровно настолько, чтобы можно было опереться на него, не поранившись. Если она заставит его лететь очень близко к земле, она сможет запрыгнуть на него и двигаться в этом направлении. Ей придётся отшлифовать этот навык, потому что сейчас он утомляет её больше всего на свете, но, по крайней мере, Вэй Ина это забавляет.       Так приятно слышать, как он смеётся. Она была так напугана, что он больше не будет смеяться. Что он больше не откроет глаза. Что он… Она закрывает глаза и запрещает себе думать. Вместо этого она позволяет своему сыну схватить её за ноги и нести его на себе, как он вчера сделал со своим отцом.       Ему ещё предстоит понять, что это не какая-то новая игра. Она оставляет эту информацию на потом и сосредотачивается на более срочных вещах. Будет время объяснить ему кое-что; может, ей и не придётся, может, ноги заживут.       — А-Ин, мамочке нужно поработать над талисманами, ты мне поможешь?       Конечно, он соглашается. Помощь ребёнка не очень надежна, но она ценит этот жест. Он рисует на бумаге для талисмана кусочком её угля, пока она записывает то, что помнит о том, что произошло в горах.       Люди говорят, что у Цансэ-саньжэнь плохая память. Она не знает. У неё избирательная память, и помнит только полезное. Имена не так важны. Даты не являются обязательными. Если вы правильно поняли историю, кого волнует, как там зовут принцессу и является ли она троюродной сестрой двоюродной бабушки? Это утомляло Баошань-саньжэнь, когда она училась под её опекой. Но бессмертная был мудра и всегда пожимала плечами и говорила: «Мы все учимся по-своему, что работает для одного, не подходит для другого. Пока это работает». И это работает.       Метод Цансэ-саньжэнь работает для неё.       Подробности того, что произошло, из её детства в горах всплывают на поверхность, когда она записывает вещи. Она вспоминает милые черты мальчика, его крики по ночам, растерянность товарищей. Дети сначала боялись его, а затем издевались над ним за то, что он был самым ужасным плаксой, которого они когда-либо приютили, пока однажды ночью один из них не стал свидетелем его паралича и не позвал их учителя. Его — призрака — тоже никто не видел. Она уверена в этом. Баошань-саньжэнь спрашивала каждого из них, когда проводила расследование. Поэтому сначала, вспоминает она, Баошань-саньжэнь сказала, что это просто галлюцинации. Она дала ему лекарство… Но Цансэ-саньжэнь не помнит, какие растения использовались. Традиционная медицина не является её сильной стороной. Она записывает это. Она продолжает исследовать свои воспоминания.       Но она не находит чего-то важнее, чем то, что уже рассказала всем остальным. Поэтому она продолжает работать над талисманами, чтобы быть готовой к ночи. Она старается придумать печати для каждой ситуации. В какой-то момент Цзян Яньли удаётся проникнуть внутрь, пока её брат отвлекает взрослых, и ей приходится звать её родителей.       Когда она закончила, кто-то принёс им еду. Она подозревает, что это одна из горничных Юй Цзыюань, она определённо слышала шорох одежды.       Обсуждение помогло — оно было утомительным, полным криков и трудных тем, которые никто на самом деле не хотел затрагивать, но в какой-то момент были вынуждены. Решение Цзян Фэнмяня могло бы сработать, если бы было время, но в то же время оно было бы неудобным. Цансэ-саньжэнь не уверена, что у неё достаточно энергии, чтобы справиться с ещё одной проблемой прямо сейчас, поэтому она рада, что эта тема осталась позади.       Хотя в будущем она определённо будет дразнить Юй Цзыюань за то, что она всегда начинает разговор одинаково: «Цзян Фэнмянь — мой муж».       Как будто никто из них этого не знает. И ей, вероятно, придётся поговорить с мужем, в этот раз этот метод сработал, но было больно. И слова госпожи Юй, несмотря на то, что они были правдой, ранили Цзян Фэнмяня. Он так и живет, с тех пор как женился? Она всегда кружит вокруг него, сверкая взглядом и рыча, пока не взорвется правдой и упреками ему в лицо? Это должно быть утомительно и расстраивает. Цзян Фэнмяню должно быть тяжело с этим справиться.       Однако она также сомневается в планах Вэй Чанцзе. Не то чтобы она недовольна тем, что ей позволили беззастенчиво флиртовать с ним на глазах у людей. Ей это очень нравится, особенно потому, что она знает, что Вэй Чанцзе будет подыгрывать её выходкам, как всегда. Дело в том, что сейчас ей не хочется быть счастливой и прекрасной влюблённой голубкой, ей хочется плакать. Она смотрит на свои ноги, трогает их, не чувствуя давления пальцев на кожу. Что им теперь делать? Как это впишется в их личную жизнь? Она ещё не знает, она боится увидеть в полной мере то, что она потеряла в ту ночь.       Это действительно её жизнь сейчас?       Но она заставляет себя проглотить это и состредоточиться на том, чего она не потеряла. Её жизнь, её муж, её сын.       — Мамочка? — со смущённым видом позвал Вэй Ин. — Мне надо пописать…       Остаток дня сложный. Первая ночь ужасна. Вэй Ин боится ложиться и спать в этот момент, и ей приходится обнимать его и петь ему колыбельную, прекрасно понимая, что она не отправляет его в мирное место. Она отсчитывает одну палочку, молясь, чтобы призрака здесь не было. Что это разовое явление. Что её муж сейчас имеет дело с настоящим монстром. Что она неправа.       Её молитвы не услышали. Дыхание её сына становится прерывистым, и он открывает глаза. Она берёт кучу талисманов. Он снова не может двигаться. Цансэ-саньжэнь изо всех сил старается быть рядом с ним, чтобы он мог её заметить, но он как будто не может её видеть. Она следует за направлением его взгляда, и ничего не видит. Даже энергии обиды нет. Защиты, которые она приготовила на сегодня, бесполезны.       — Оставь моего сына в покое, — всё ещё шипит она. — Уходи!       Она чувствует что-то маленькое и обиженное; но оно внутри тела Вэй Ина, а не в том крошечном уголке, как кажется её сыну. Она кладёт ему на грудь талисман, который должен поглощать энергию. Тот сразу же темнеет и крошится. Сколько в нём энергии Инь? Гораздо больше, чем то, что она изначально чувствовала! Это длится всего пару ударов сердца, а затем рассеивается. Вэй Ин снова может двигаться; он обнимает свою мать и плачет у неё на руках.       — На этот раз ты это видела! — с облегчением фыркает он. — Ты видела это!       Она не видела. Вот что пугает её больше всего. Она знает, что это нормально, но её всё равно пугает, что что-то определённо существует, причиняет вред её ребёнку, а она даже не может этого увидеть. Она снова убеждает его уснуть, обещая, что на этот раз она не оставит его; она будет держать его в безопасности на руках, чтобы монстр не мог прийти и укусить его. Вэй Ин не выглядит убеждённым, но пытается. Она закрывает глаза и прикрепляет сыну на спину ещё один талисман. Она слушает, как его дыхание замедляется. Так же, как она провела так много бессонных ночей, пока его лихорадило.       Цансэ-саньжэнь не хочет засыпать. Но, похоже, она устала больше, чем думала.       Это болезненный опыт. Ей снова снится тот же сон, тот, что был с тех пор, как они прибыли на Пристань Лотоса.       Все всегда начинается одинаково, с того, что она прощается с сыном в гостинице, заставляя его пообещать вести себя хорошо и улыбаться. И она смотрит на трактирщика с улыбкой, когда этот ублюдок обещает им, что их сын будет в безопасности ночью в его заведении. Она ненавидит его. Она хочет задушить его прямо сейчас или хотя бы пронзить его тело своим мечом. Но вместо этого её образ во сне благодарит его, и ей становится плохо, когда она уходит с Вэй Чанцзе, направляясь в лес.       Там, где был «похищен» пропавший человек, много крови. Есть и признаки борьбы. Они следуют подсказкам, сломанным веткам и следам ступней в свежей грязи. Прошли часы, поэтому она не думает, что жертва всё ещё жива, и похоже, что его преследовала стая волков. До тех пор, пока внезапно они не почувствуют всплеск энергии обиды. Оно приходит с другой стороны — следы крови ведут куда-то ещё. В течение долгого времени Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе обмениваются молчаливыми взглядами. Они расстаются. Во сне Цансэ-саньжэнь умоляет их остаться вместе, но знает, что они её не слышат.       Вэй Чанцзе добирается до места, где чувствуется энергия, а она ищет труп жертвы. Она из сна входит в пещеру и находит пропавшего человека. Живой. Очень испуган и ранен. У него было достаточно знаний, чтобы каким-то образом избежать фатального кровотечения с помощью жгута, но степень его травм огорчает; кажется, много внутренних повреждений. Она сразу понимает, что это означает, что монстр ищет другую жертву, так как в этом году он никого по-настоящему не убил. Она отдаёт ему немного своей духовной энергии, чтобы залечить самые неотложные раны и позволить ему снова двигаться; бежать обратно в деревню, может быть.       А потом звучит крик. Крик Вэй Чанцзе. Она поворачивается на каблуках, прося крестьянина уйти, и обнажает свой меч. Она бежит к мужу, опасаясь, что это ловушка, иллюзия. И это так. Потому что через несколько шагов после того, как она выбежала, она увидела, как Вэй Чанцзе бежит в её сторону, бледный и решительный. Они останавливаются, оба удивлены, обнаружив здесь друг друга целыми и невредимыми.       Они не должны останавливаться, они должны оставаться начеку. Цансэ-саньжэнь хочет наорать на них — они должны быть более начеку, чем сейчас! Но всё, что пара делает, — это знак руками, о котором знают только они, сделанный специально для таких ситуаций; утвердить личность другого. Это они. Это не иллюзия. Они вздыхают с облегчением, открывают рты и…       Всё кончено до того, как они сами это поймут. Цансэ-саньжэнь помнит, что Баошань-саньжэнь много лет назад рассказывала ей о снах. «Никто не увидит во сне свою смерть, — сказала она, поглаживая её по волосам. — Сон всегда пропускает ту часть. Тебе снится то, что случится после твоей смерти, или перед смертью, но не саму смерть». Тем не менее это именно то, что происходит каждый раз в её кошмарах. Она чувствует жар удара. Икота, которая охватывает её, когда она падает на землю. Она видит свои ноги прямо перед глазами. И кровь. Столько крови. Раньше было так жарко, а теперь всё тело так быстро холодеет, как будто она на снегу. Боль почти ошеломляет её, когда она чувствует, как рука обхватывает её щёки. Вэй Чанцзе плачет перед ней.       И она тоже плачет, когда понимает, что его разрезали пополам. Как и её. Она не видит, как свет покидает его глаза, её собственное зрение слишком размыто, и всё кончено прежде, чем кто-либо из них успевает произнести хоть слово. Однако сон не заканчивается, она слышит, как её А-Ин зовёт её по имени и плачет. Она больше не может дотянуться до него, у неё нет рук. У неё нет ног. Её не существует, и это странно, но так и есть. Она видит, как трактирщик хватает её сына за воротник и выгоняет из своего заведения, говоря, что он не заботится о сиротах. А-Ин кричит, что это не так, что его родители вернутся. Но затем этот ублюдок выпустил своих собак, чтобы прогнать А-Ина.       Она видит, как А-Ин становится всё худее и худее с каждым днём. Наблюдает, как он сворачивается в клубок в глубине переулка и делает маленьких кукол из грязной соломы, которую он нашёл. Он больше не называет ни её имени, ни имени своего отца, они сокращаются до просто «папы» и «мамы». Он их забывает. Она чувствует, как её собственное сознание исчезает вместе с памятью о ней.       Она позволяет своему духу проникнуть внутрь кукол, а её крошечный мальчик обнимает их и шепчет, обещает, что будет хорошим, что он будет улыбаться. Ей хочется плакать, хочется умереть во второй раз.       Когда Цансэ-саньжэнь просыпается в испуге, это происходит, потому что Вэй Ин скулит, а не улыбается, как во сне. Она слышит звук флейты. На этот раз, когда она открывает глаза, на секунду, всего на секунду, она видит это.       Фигура тёмная и сделана из дыма. Его тело кричит, крошечные чёрные лица открывают рты, чтобы завопить. Они зовут на помощь. Они призывают к крови. Они ранят. Они умоляют. Она чувствует энергию обиды, когда видит его, но это хуже. Это намного хуже. Кажется, что эта штука состоит из тысячи лет пыток. Как будто их никогда не оставляли в покое. Он стоит возле их кровати, и его взгляд красный, как кровь. Слишком много шума, мелодия, которую играет флейта, похожа на крик. Она узнает собственный голос, измученные души снова и снова передразнивают её, насмехаясь над ее тоном, плача вместе с ней, вторя ее боли.       — Оставь моего сына в покое! Уходи!       Существо улыбается в ответ на просьбу и открывает рот, чтобы прошептать слово. Оно отзывается в её костях. Ясно как день, и слово недвижно в воздухе.       «Нет»       Звучит как голос Вэй Чанцзе, но это не так. От этого голоса у неё мурашки по коже, и кровь стынет в жилах. Затем существо наклоняет голову и его рот приближается к лицу Вэй Ина. Цансэ-саньжэнь вспоминает, что её руки всё ещё в силе. Она помнит лес, где Вэй Ин позвал её, и она назвала его монстром прямо перед тем, как настоящий монстр схватил его своими челюстями.       Больше никогда.       На этот раз она двигается, на этот раз своим ударом она посылает духовную энергию. Чудовище исчезает, как будто его никогда и не было. Паралич А-Ина проходит, и он обнимает мать. На этот раз она не убеждает его снова заснуть. И она тоже не засыпает. Она возвращается к работе. Второй день не лучше. Она ломает голову в поисках решения. Пытается всё вспомнить. Должно же быть что-то, что-то, что она упустила. Что-то что сделала Баошань-саньжэнь. Ведь она помнит, что ребёнку стало лучше. Неужели Баошань-саньжэнь увидела эту энергию обиды так же, как однажды она сама? Неужели она упустила что-то? Или она ошибается, и это что-то совсем другое, что-то другое, что-то новое? Почему она не может вспомнить? Это было важно. Это было полезно! Почему её прошлое «я» не видело тогда то, что полезно?       — Мамочка, смотри, я тоже медитирую!       Вэй Ин подражает ей, опустив голову, в то время, как всё его тело лежит на кровати. Ужасная поза для медитации, конечно. Она улыбается ему и говорит, что гордится им, что такими темпами он станет ещё лучшим заклинателем, чем она. Вэй Ин сияет.       Может быть, ей следует начать тренировать его, чтобы он мог сформировать золотое ядро как можно раньше. Она почти ничего не помнит, но знает, что когда она ушла, мальчику с горы больше не снились кошмары.       Горничная приносит им обед и Колокольчик ясности. Она берёт Колокольчик ясности Вэй Чанцзе и привязывает его к волосам сына. Так он ближе находится к той точке, куда целился монстр. Вэй Ин, кажется, счастлив слышать этот звук каждый раз, когда двигается. Особенно когда она объясняет, что колькольчик принадлежит его отцу. Но он отказывается есть пищу.       — Заклинатели не нуждаются в пище, — говорит он.       Это правда, что инедии нужно научиться, чтобы стать заклинателем. Но он слишком молод для этого, и ему нужно восстановить силы. В конце концов, у него был жар и боль совсем недавно.       — Заклинатели не нуждаются в пище, — настаивает мальчик. — И им не нужно спать, — добавляет он, слабея.       Сердце Цансэ-саньжэнь разрывается. Она всегда считала себя сильной, способной улыбаться, несмотря на боль, как физическую, так и эмоциональную. Но материнство научило ее, что есть одна боль, которую она не может преодолеть и отмахнуться шуткой: боль её сына.       — Нет, А-Ин. Заклинатели должны спать.       И ей нужно, чтобы он снова заснул этой же ночью. Это заставляет его плакать, и она следит, чтобы он выпил достаточно воды, чтобы компенсировать все эти слёзы. Горе её сына и её неспособность исцелить его заставляют её снова и снова молиться о том, чтобы найти решение. Она должна найти его. У неё тоже есть.       — Может быть, призрак приходит не днём, а только ночью, — пытается она успокоить А-Ин. — А как насчёт вздремнуть?       — Не люблю дремать, — жалуется он. — Заклинатели не дремлют… А-Чэн так сказал.       Но он всё ещё зевает, потому что он маленький и не спал всю ночь с тех пор, как проснулся после целой недели лихорадки и серьёзных травм.       Это тоже не работает. Колокольчик ясности не работает. И её талисманы тоже. Печать, который она рисует вокруг кровати, тоже бесполезна. Это просто кошмар. Живой кошмар. А она может сделать только это. Вэй Ин сойдет с ума, если не сможет уснуть. Он умрёт. Внезапно нарушить свою клятву и приползти обратно к Баошань-саньжэнь, умоляя её спасти сына, кажется менее ужасным. Если это означает, что её сын может отдохнуть, что ей не нужно заставлять его спать и сталкиваться с этим. Но когда Вэй Ин цепляется за мать и умоляет её не оставлять его, не оставлять наедине с чудовищем, её сердце сжимается. Она обнимает его в ответ и прижимает к себе, так близко, что никто не может забрать его обратно, и её решимость колеблется. Тот вариант — крайний, заставляет она себя думать, есть и другие решения. Клан Лань. Она хочет попробовать всё. У неё ещё есть несколько часов до рассвета.       В итоге она рисует чернилами прямо на коже Вэй Ина. Единственное, в чём она уверена, так это в том, что с Сяо Синчэнем — о, она вспомнила его имя! Ура лишению сна за то, что это заставило её думать лучше! — всё стало в порядок, как только он получил ядро. Нанося чернила на меридианы, возможно, она сможет заставить духовную энергию своего сына работать как у ученика заклинателя, формирующего ядро. Баошань-саньжэнь обычно делала это, когда тренировала их: она рисовала что-то на их кулаке, чтобы заставить энергию войти, чтобы они могли понять разницу между обычным ударом и духовным. Она также использовала этот метод, когда учила их немного духовной медицине, убеждаясь с помощью священных писаний, что энергия будет течь в правильном направлении, даже если ученик допустит ошибку. Она может адаптировать этот метод. Она должна. У неё нет выбора, кроме как попытаться. Либо это, либо запечатывание меридианов её сына, а она не может этого сделать, потому что он должен исцелиться. Если его тело само очистит всю свою энергию инь, возможно, монстр не сможет материализоваться. Все, что ей нужно сделать, это вспомнить свои тренировки, когда она создавала ядро, и заставить энергию своего сына сделать то же самое прямо сейчас.       И, наконец, это работает.       Вэй Ин спит часами и просыпается без паралича. Не видя чудовища. Это работает. Теперь он живой талисман, но кого это волнует?       Цансэ-саньжэнь не может в это поверить. Ей не придётся каждую ночь давать своему маленькому мальчику сонные травы, всё равно что наркотики. Она знает, что это временное решение, она также смутно осознаёт, что её способ может быть намного значительнее, чем то, для чего она его использует, что-то революционное для Ордена, но Вэй Ин улыбается ей, и это всё, что её сейчас волнует.       — Я его не видел! Мамочка! Я его не видел! Он ушёл!       Её маленький мальчик обхватывает ладонями щёки матери и обещает ей:       — Всё будет хорошо!       Как будто это она нуждается в утешении. Он похож на сына из её ночных кошмаров. Такой сильный, такой похожий на него. «Всё будет хорошо, мне не придётся терять тебя, чтобы спасти», — вот и всё, что она слышит. И она целует его в лоб, пока он не хихикает и не отталкивает её. Но ей всё равно. Она просто чувствует облегчение.       И вдруг маленький мальчик у неё на руках спрашивает:       — А теперь я могу пойти поиграть с А-Чэном и А-Ли?