Строим дом

      Цансэ-саньжэнь целует своего сына до тех пор, пока не приходит время уходить. Наполовину улыбаясь, наполовину всхлипывая, он прячется за ногами отца, прижимая к груди кусок одежды, который она оставила ему, тот самый, с которым она спала всю ночь, надеясь, что он впитает немного её запаха. Это первый раз, когда они будут так долго разлучены, и ей кажется, что она вырывает своё сердце из груди.       Она знает, что с ним всё будет в порядке, Цзян Фэнмянь наймёт няню в городе, и Вэй Чанцзе там, она ему доверяет. Он позаботится о том, чтобы Вэй Ин был сыт и здоров. Но кто заставит их обоих смеяться? В их семье нет трёх тысяч правил, как в клане Лань, но одно всё-таки есть: улыбаться нужно хотя бы раз в день. Кто позаботится о том, чтобы это произошло? Кто будет щекотать ребёнка, если он обидится? Кто будет напевать ему ужасную колыбельную перед сном? А что, если её система защиты сломается и он снова увидит призрака, пока её нет? Без её ведома и помощи?       Вэй Чанцзе чмокает её в губы и снова шепчет место, о котором они договорились вчера, как молчаливую клятву. Она уверена, что он защитит их сына и вернет её. Может быть, они и не женаты, а просто сбежали, но они партнёры. Она знает, что он сдержит своё слово. Она не может позволить себе сомневаться в этом, когда он уже так ранен из-за её ошибки во время ночной охоты.       Но она будет скучать по нему каждый день, и постель будет казаться холодной без него. Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь прощаются более сдержанно, они просто кивают друг другу и обещают заботиться о себе хорошо. Цзян Чэн и Цзян Яньли, поколебавшись, обнимают мать, и она обнимает их в ответ.       — Я куплю вам обоим подарки, — обещает она, думая о подарке, который дети подарили ей всего несколько дней назад. — Если будете хорошо себя вести, — твёрдо добавляет она после этого.       Она понятия не имеет, захотят ли они, но малыши энергично кивают, убеждённые, что их мать почувствует, если они ослушаются, как бы далеко она ни была от них. В конце концов, она их мать. Вот настолько она пугающая.       Они отплывают на лодке, сопровождаемые представителями Вэнь. Только после того, как сгорает палочка благовоний, Юй Цзыюань осознаёт это.       Она совершила ужасную ошибку.       Она недооценивала, насколько раздражающей может быть Цансэ-саньжэнь. Похоже, что метод самосовершенствования женщины позволяет ей не дышать, если она не болтает без умолку. Она никогда не перестаёт болтать: о форме волн вокруг лодки, о форме облака и прочей чепухе; о блестящей идее и о самосовершенствовании, потому что, конечно, ей приходится вкладывать хоть что-то ценное в словесный понос, чтобы люди продолжали уделять ей внимание. И всё это она тарахтит, находясь в странных позах.       — Это помогает мне сосредоточиться! — возмущается Цансэ-саньжэнь, когда Юй Цзыюань находит её лежащей на спине на борту лодки, её волосы почти касаются воды. Она знает, что должна стараться ладить, потому что план сестринства идеален, но в то же время единственное, что Юй Цзыюань хочет сделать с Цансэ-саньжэнь прямо сейчас, — это выбросить её за борт.       «Ты не можешь этого сделать», — услужливо напоминает ей разум, — «она не может плавать с такими ногами. Она утонет».       И именно поэтому ей очень, очень трудно убедить себя не делать этого. Особенно когда она понимает, что у Цансэ-саньжэнь есть ещё один недостаток. Ей нужно прикасаться к людям. Если она не знает, что делать со своими руками, или если ей не удаётся заполнить тишину слишком долго, она тычет людей. Абсолютно без всякой причины.       — Буп! — говорит она, щипая Юй Цзыюань за одежду.       Это сводит её с ума.       — Ты прекратишь?       — Но мне скучно!       — Разве это повод раздражать меня? Нет! Скучай сама!       — Ой, такая суровая мадам Юй, а я-то думала, что мы начинаем создавать связь, что я начинаю тебе нравиться!       — Нет, ты меня раздражаешь.       — Тебя всё раздражает!       Это… досадная правда. Юй Цзыюань осознаёт свои недостатки и плохой характер.       — Ты раздражаешь меня больше всего, — парирует она шёпотом.       Но она больше не разговаривает с Цансэ-саньжэнь. Даже если проклятая женщина всё ещё слышит её и радостно заявляет:       — Итак, ты признаёшь, что я для тебя нечто особенное!       Интересно, как Цзян Фэнмянь мог влюбиться в неё? Особенно теперь, когда она знает, что он застенчив, не осмеливается публично демонстрировать свою привязанность — например, прикасаться — и нуждается в тишине и времени, чтобы подумать! Он был бы несчастен с Цансэ-саньжэнь в качестве супруги! Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь, может быть, и плохая пара, но с Цансэ-саньжэнь было бы ещё хуже! Честно говоря, правдоподобнее выглядели слухи о его влюблённости в своего слугу, друга, правую руку, названого брата Вэй Чанцзе! По крайней мере, их характеры совпадают! Некоторые слухи об этом даже усилились после ритуала. Услышав это, Цансэ-саньжэнь смеялась целую палочку благовоний, прежде чем наконец сказала: «Сколько драмы в нашем гареме!» в то время как Цзян Фэнмянь просто щипал себя за нос, а Вэй Чанцзе улыбался. Юй Цзыюань не знает, что с этим делать.       Есть ли вообще логика в любви? Влюбиться в диаметрально противоположного человека сложно, но и в слишком похожего тоже. Как сердце понимает, кого ему любить, а кого — нет?       Юй Цзыюань в отчаянии прыгает на лодку Вэнь — подальше от безумной женщины, потому что она определённо заставит сердце Цансэ-саньжэнь замереть, но не от любви, если так будет продолжаться — и просит позвать врача. В сопровожении есть два человека, мужчина и женщина, достаточно осведомлённые для помощи в путешествии. Та, кого она находит, принадлежит к странной ветви семьи Вэнь, но она обещает каждый день приходить и заботиться о реабилитации Цансэ-саньжэнь.       — От какой травмы она пострадала? — спрашивает целительница, собирая иглы. Очевидно, она планирует добавить к лечению иглоукалывание. Юй Цзыюань вздыхает, смутно сознавая, что она не очень хороша в разговорах о медицине, но держит себя в руках и изо всех сил старается донести информацию, сохраняя при этом достоинство жены Главы Ордена.       Врач кивает и поначалу молчит, пока лечит Цансэ-саньжэнь. Но усилия женщины наконец окупаются, и после часа болтовни она неохотно втягивается в разговор о детях. У неё самой двое детей. Маленькая девочка и маленький мальчик, по-видимому, примерно одного возраста с детьми Юй Цзыюань.       — О, вы должны привезти их на Пристань Лотоса, чтобы они подружились с нашими! — предлагает Цансэ-саньжэнь с улыбкой. И Юй Цзыюань щиплет её; она приглашает Вэня! Они уже пришли без разрешения, не нужно им ничего давать!       — Мы будем плыть на лодке столько, сколько сможем, но как только доберемся до территории Вэнь, нам придется идти пешком, — предупреждает их врач, меняя тему разговора, игнорируя приглашение, потому что, вероятно, чувствует напряжение. — Вы не в том состоянии, чтобы это сделать, как вы собираетесь это сделать?       — Не знаю, купите осла…       — Мы не купим тебе осла, — немедленно обрывает её Юй Цзыюань.       Что это за её глупая одержимость осликами? Они даже не благородные звери.       — Они грубы, глупы и лишены достоинства. Зачем ездить на осле, если можно завести лошадь?       Цансэ-саньжэнь открывает рот, но Юй Цзыюань перебивает её.       — И лошадь я тоже не стану покупать.       — Надеюсь, что нет, лошади — зло, как и Ордена, и они тайком пытаются завоевать мир!       Это так глупо, что всё, что Юй Цзыюань может сделать, услышав это, — осуждающе уставиться на неё.       — С тобой совсем не весело, — Цансэ-саньжэнь дуется, и выражение её лица меняется, когда врач ковыряет иглу в середине её нахмуренного лица. — Я думала об этом. Мне удалось немного управлять мечом, прикрепив шёлковую ленту к гарде меча и кончику ножен. Как качели. Я также могу обернуть её вокруг ножен и сесть на него, я полагаю. Я ещё начала вливать в шёлк немного духовной силы, чтобы попытаться превратить ленту во второе духовное оружие.       Юй Цзыюань хмурится. Она видела, как Цансэ-саньжэнь работает над этим и пытается передвигаться по Пристани Лотоса. Но есть одна проблема.       — Это всё равно что всё время летать на своём мече. У тебя закончится выносливость раньше, чем у всех, и ты будешь беззащитна.       — К счастью, у меня есть ты и твои служанки, чтобы защитить меня!       Она подмигивает ей, но Юй Цзыюань игнорирует её и смотрит на своих служанок. Не то чтобы она нуждалась в их помощи; в конце концов, она Фиолетовая Паучиха, она достаточно сильна, чтобы защитить человека, которому доверил её Глава Ордена. Но хорошо знать, что эти двое помогут защитить её при этом.       — Кроме того, чем больше использовать свою энергию, тем больше накапливается после! Это очень похоже на мышцы: чем больше я тренируюсь, тем больше выносливости у меня будет в будущем, это идеальный план.       Юй Цзыюань усмехается; если её послушать, то ничего серьёзного и сложного нет. Глупая женщина.       — Я обязательно скажу командиру нашей группы, что вам понадобятся дополнительные перерывы, чтобы восстановить силы, — заверяет врач. — А теперь, пожалуйста, госпожа, попытайтесь перевернуться на живот, я начну массировать вам позвоночник.       Юй Цзыюань решает, что ценит вэньского врача, когда женщина, собираясь уйти после окончания лечения, смотрит на реку и громко говорит:       — Может быть, мы могли бы использовать наши средства передвижения, чтобы помочь вам. Людям с проблемами позвоночника будет легче двигаться в воде, если мы закрепим вас шёлковой веревкой, убедившись, что верхняя часть вашего тела не погружена, вы сможете сосредоточиться на плавательных движениях ногами и…       Прежде чем она успевает закончить свою мысль, Цансэ-саньжэнь прикрепляет шёлк к талии, и Юй Цзыюань выполняет своё желание: вышвыривает надоедливую женщину из проклятой лодки. Цансэ-саньжэнь смеётся, но, в конце концов, кого это волнует? Впервые с тех пор, как они покинули Пристань Лотоса, Юй Цзыюань чувствует вокруг себя пространство и тишину, а Цансэ-саньжэнь слишком занята смехом (и кашлем, потому что вода попала ей в рот), чтобы говорить по крайней мере на протяжении двух палочек.       Когда она возвращается на борт, она такая уставшая, что жалко разваливается на палубе и стонет:       — Я помираю…       Юй Цзыюань ухмыляется:       — Надеюсь, так и будет.       Это первый раз, когда она слышит смех после того, как кому-то угрожает. Может быть, ей удастся привыкнуть к этому.       Так и получается. Она действительно привыкает. Через три дня они вырабатывают своего рода рутину. Юй Цзыюань даже узнает, что Цансэ-саньжэнь может заткнуться, когда она уставшая или работает над чем-то связанным с культивированием, например над своей новой шёлковой лентой.       Духовному оружию требуются годы, чтобы сформировать и развить личность. Это долгий, напряжённый и не всегда успешный процесс. Обычно заклинатель связывается с ним, потому что они сражаются вместе, и их духовная сила сливается с материалом; материалом, созданным мастерами, который закончен и всё же ещё не сформирован, готовым согнуться и сформироваться в соответствии с волей и потребностью своего нового пользователя. Очень немногие знают, как сделать духовное оружие, ещё меньше людей хороши в этом.       И всё же Цансэ-саньжэнь наступает на шёлк и проверяет свои предположения, как будто это вызов; новое приключение, с энтузиазмом, в котором нет уважения, и игривостью, в которой нет ни капли вежливости.       Её манера заставила бы мастеров изготовления духовного оружия пожелать вздернуться.       — Видишь ли, я думаю, — бормочет она (и Юй Цзыюань хочет, чтобы она всё-таки просто думала, но нет, конечно же, она должна поделиться своими соображениями вслух). — А что, если я вложу свою духовную силу в нить и вышью инструкции прямо ею на шелке? Будет ли это формировать и личность оружия? Поможет ли нить ему развиваться быстрее? Потому что, ну очевидно, что нить явно меньше куска шёлка, поэтому должно быть быстрее наполнить её энергией. Но, кроме того, слова обладают силой, поэтому я думаю, что это может…       Юй Цзыюань ненавидит это признавать, но Цансэ-саньжэнь великолепна. Она училась у Бессмертной, у неё есть несправедливое преимущество. Но всё же. Ей любопытно, к чему приведёт эта идея; она может оказаться такой же революционной, как священные письмена, которые она нарисовала прямо на коже своего сына.       Поэтому она берёт иголки и вместе с двумя служанками помогает ей вышивать слова на ткани. В любом случае, ей больше нечем заняться. Им некуда деваться с лодки.       — Ты ошиблась тут.       Цансэ-саньжэнь возвращается со своего сеанса в реке, промокшая с головы до ног, с её волос всё ещё капает вода, но первое, что она делает, — это проверяет ленту. Юй Цзыюань хмурится, рассерженная упрёком. Она не могла ошибиться! Она в точности скопировала то, что Цансэ-саньжэнь написала (И кем она себя возомнила? Юй Цзыюань уже был достаточно добра, чтобы протянуть ей руку помощи, когда в этом не было необходимости)! Но когда она проверяет иероглифы, то краснеет и понимает, что действительно допустила ошибку. Стыд наполняет её сердце. Она всё испортила. Они работали над этим несколько дней, и она испортила всё их начинание из-за одной-единственной минуты невнимания. Как она могла быть такой беспечной? Это не подходит Фиолетовой Паучихе и уж тем более жене Главы Ордена. Она не может позволить себе ошибаться, когда под её защитой много жизней.       — Ну, не всех из нас растила Бессмертная, — она всё ещё насмехается, потому что, если ей больно, она причиняет боль людям в ответ.       Глаза Цансэ-саньжэнь вспыхивают, и на мгновение она кажется нерешительной. Но это длится всего мгновение, и она тут же улыбается.       — Ничего страшного, не беда. На самом деле, твой выбор характера натолкнул меня на новую идею… Дай подумать!       Почему с ней всё можно было превратить в возможность? Как будто всё не должно было быть идеально с самого начала. В жизни нет ничего простого, но Цансэ-саньжэнь заставляет поверить в это.       «Конечно, Цансэ-саньжэнь может быть такой, — шипит её разум, — она не Глава Ордена, у неё нет обязанностей, с которыми нужно справляться, нет жизней, которые нужно защищать, кроме своей собственной». Она свободна.       Она не ревнует, Юй Цзыюань просто не привыкла к такому мышлению. Она не завидует своему положению, но солгала бы, если бы ей от этого не стало легче дышать. Это оказывает небольшое давление на её спину. Она бы также солгала, если бы сказала, что ей ни на секунду не стыдно за себя.       — Верни мне ленту, я сама исправлю свою ошибку.       А Цансэ-саньжэнь улыбается и отдаёт ей, как будто не боится, что Юй Цзыюань отомстит ей или снова всё испортит. Чтобы поблагодарить её за это, Юй Цзыюань слушает её болтовню и её инструкции до конца дня.       Наконец, вечером они добираются до последней остановки на лодке и останавливаются в случайной гостинице. До того у них было какое-то уединение и оно заканчивалось здесь. Впервые они обедают вместе с Вэнями, и Вэнь делятся с ними своими планами и маршрутом, или, точнее, вежливо сообщает им об их плане. Наглость заставляет кровь Юй Цзыюань кипеть. Как они смеют относиться к ним как к простым людям! Они двое — жена Главы Ордена и ученица Бессмертной! И она напоминает им об этой истине, прежде чем пойти в комнату, которую она делит со своими горничными и Цансэ-саньжэнь.       Она не доверяет Вэням. Кроме, пожалуй, врача. Она может повторить приглашение Цансэ-саньжэнь для неё, но только для неё и её детей!       Пока Цзиньчжу ухаживает за ее волосами, а Иньчжу помогает Цансэ-саньжэнь с ванной, она слышит:       — Тебе действительно надо было это говорить?       Она впервые улавливает упрёк в тоне Цансэ-саньжэнь и на секунду теряет дар речи.       — Что?       — Обо мне. Что я ученица Баошань-саньжэнь.       Юй Цзыюань не понимает проблемы. Разве она не гордо носит имя Бессмертной? Разве она не считала женщину, несмотря на их ссору, своей матерью? Разве они очутились тут не потому, что она ученица Баошань Санжэнь? Она украла разработки Бессмертной, прежде чем скрыться с горы, похитила сердце жениха Юй Цзыюань и сбежала с его лучшим другом, прежде чем вернуться спустя годы с полумёртвым ребенком и настолько раненой, что любой, хоть немного порядочный, согласился бы принять их обратно?       — Это то, кто ты есть.       Цансэ-саньжэнь смотрит ей в спину, ее глаза полны палящего огня.       — Но это ещё не всё, что я есть.       Юй Цзыюань не понимает.       — Что я должна сказать тогда? Не обращайся с ней так! Она Цансэ-саньжэнь, самая надоедливая женщина на земле, ученица Бессмертной, сбежавшая недо-жена Вэй Чанцзе, мать Вэй Усяня, подруга Цзян Фэнмяня, Главы Ордена…       Смех, который она получает в ответ, немного горький.       — Ну нет, ты выдохнешься прежде, чем доберёшься до конца моих титулов.       — Не придавай себе слишком много значения.       — Почему ты всегда должна быть такой суровой, что бы ты ни говорила?       На этот раз вопрос не звучит упрёком. Это странно, потому что её слова были гораздо более жестокими, ломая что-то в сердце Юй Цзыюань гораздо больше, чем её предыдущие.       — Не разговаривай так с нашей госпожой, — шипит Иньчжу.       Но Юй Цзыюань сделала движение рукой; молча просит оставить их в покое. Они подчиняются, неохотно. Потому что они хорошие слуги, даже друзья. В конце концов, Цзян Фэнмянь не единственный, кто может дружить с людьми низкого происхождения.       — У нас сейчас девчачий разговор? — спрашивает Юй Цзыюань.       — Да. И я позаимствую твою стратегию, если ты не возражаешь; решать проблему, когда я ее вижу. Я могу быть только другом Цзян Фэнмяня, — резюмирует Цансэ-саньжэнь, — и я могу с улыбкой воспринять твои резкие слова, но он относится к этому иначе. Он не такой, как я. Ты думаешь, что тем самым помогаешь ему, но ты причиняешь ему боль. Или, может быть, это то, что ты хочешь? Причинить ему боль? Если это так, тебе лучше изменить стратегию, не многие люди могут любить того, кто причиняет им боль.       — И всё же он принял тебя и Вэй Чанцзе обратно!       Цансэ-саньжэнь делает паузу и улыбается. Благодаря этому Юй Цзыюань понимает, что прямо сейчас она защищает своего мужа; она откровенно злится, потому что в прошлом они ранили его сердце. Она отбрасывает эту мысль — и тихий голосок в голове, который обвиняет её в лицемерии, поскольку она столько раз разговаривала с мужем намереваясь причинить боль.       — Да, — подтверждает Цансэ-саньжэнь, — потому что Цзян Фэнмянь добрый, и он любил нас до того, как мы причинили ему боль. Однако это не оправдание, и нам придется исправить ошибку, которую мы совершили. Но в этом разница между нами и тобой. Он тебя ещё не любит.       Впервые Юй Цзыюань понимает, почему Цзян Фэнмянь сбежал от этого. Это вредит. Больно видеть правду в лицо без предупреждения. Что-то, о чём ты глубоко осведомлён, но всё же удаётся игнорировать, для собственного здравомыслия и душевного спокойствия.       — Он мой муж, — возражает она.       Она знает, что отталкивает людей своей резкостью и громовым тоном. Когда она была ребёнком, её мать сказала ей, чтобы она сделала что-то со своим темпераментом, потому что ни один мужчина не захотел бы жениться на ней, если бы она так топтала их эго. Это приводит её в ярость; почему она должна быть осторожна с мужским эго, если они даже не признают, что оно есть у женщин?       Вот почему, когда она обручилась с Фэнмянем, она была одновременно разочарована — она ненавидела отсутствие выбора, — но также и испытала облегчение. Потому что он стал её мужем; он женился на ней. Теперь было слишком поздно, как бы она ни старалась, он не сможет уйти.       — Это не причина, это не делает его твоей личной подушкой для сброса стресса, — противится Цансэ-саньжэнь. — Тебе стоит попробовать разнообразить то, как ты доносишь свою мысль, — шутливо добавляет она.       Она поворачивается к Юй Цзыюань, и Юй Цзыюань чувствует, как её сердце сжимается от правды, которую она уже знает. Наивно было думать, что любовь будет достаточно сильным оружием, чтобы защитить мужа от её вспыльчивости, чтобы он мог простить её резкие слова, которые она бросит ему в любой момент, не считаясь с собственными чувствами. Наоборот, это мешало Фэнмяню любить её. Так же глупо было думать, что он сможет всю жизнь терпеть это только потому, что они дали обет перед богами, своими предками и перед друг другом. Клятва, которую они даже не выбрали добровольно.       Она видит это сейчас. Возможно, она всегда это видела, но и признавать этого отказывалась, так как вина лежала исключительно на ней. Он боится её; не говорит с ней о своих проблемах, потому что каждый разговор между ними — кровавая битва, когда всё, чего он хочет, — это мир и покой.       — Заговорил бы он со мной, если бы я его не заставила? — горько шипит она.       Он бы этого не сделал, она уверена в этом. Пары Вэй не было много лет, и она жила с мужчиной в их отсутствие, она знала его лучше, чем они, так, как никто из них не знал его.       — Ты этого не знаешь, потому что никогда не оставляла ему столько времени, сколько ему нужно, — возражает Цансэ-саньжэнь. — Когда ты это сделала, он придумал вполне разумный план и обсудил его с тобой.       — Только потому что ты была там!       — Опять же, ты этого не знаешь! Цзян Фэнмянь делает для тебя все возможное, — говорит Цансэ-саньжэнь. — Но он не должен быть единственным, кто это делает. Или вы никогда не станете парой.       Но если она не может быть собой с собственным мужем, то когда же она сможет быть собой? С кем? Больно сознавать, что в мире нет места для её истинного «я». Больно, что они могут встретиться только посередине, что он не может просто пройти весь путь до неё, не сделав ничего. Она хотела, чтобы её любили такой, какая она есть на самом деле, а не приглаженную версию. Ей было больно, потому что она боялась, что это невозможно.       — Ты закончила? — она шипит, злясь не только на Цансэ-саньжэнь, но и на саму себя.       Женщина с гордостью кивает.       — Да, извини. Это было у меня на уме уже некоторое время. Я просто должна была дать тебе кусочек твоего собственного лекарства. Я согласна с тобой, что нужно что-то говорить. Но это не значит, что это должно быть сказано так, как ты это делаешь.       Юй Цзыюань поднимается на ноги и смотрит на женщину в ванне. Такая же голая, как и правда, которой она причиняет ей боль. Фиолетовая Паучиха испытывает непреодолимое желание выплеснуть свой яд и ужалить её столь же резкими словами.       — Для других людей ты всегда будешь ученицей Баошань-саньжэнь, ты не можешь с этим бороться. Истина остаётся истиной, даже если ты не хочешь её слышать или видеть. Неважно, как я это говорю.       И Цансэ-саньжэнь снова улыбается, открыто сердясь. Она этого не говорит, но видно, что она думает: сколько дерьма вытекает у тебя изо рта прямо сейчас! Но она достаточно умна, чтобы не говорить этого вслух, потому что если бы она это сделала, у Юй Цзыюань был бы прекрасный повод ударить её Цзыдянем.       Остаток ночи они молчат, сознавая, что обе правы. И вот почему так трудно принять это.