Строим дом

      Цансэ-саньжэнь оказалась в очень сложной ситуации. Вэй Ин солгал ей. Ей хотелось бы, чтобы рядом был её муж, чтобы она могла спросить у него совета. Уж он-то знал бы, что сказать или сделать. Вэй Ин солгал ей, чтобы защитить. Ребенок, защищающий свою мать, что за нелепица! Она провела достаточно времени с Юй Цзыюань, чтобы знать, что должна сделать: наказать мальчика за его плохой поступок. Но Цансэ-саньжэнь любит говорить, что, когда Вэй Ин был у нее в животе, она приложила дополнительные усилия, чтобы сделать его самым милым, самым совершенным мальчиком в мире, с такой прекрасной улыбкой, что никто не может устоять! В последней части она определённо преуспела и отрезала себе все пути к отсуплению: все, что нужно сделать её сыну, чтобы её сердце дрогнуло, — это выглядеть немного грустным. Как она может наказать его в таких условиях?       Она не подписывалась на это дерьмо, когда согласилась стать матерью! Сделка была такова: она носит ребёнка девять месяцев и выталкивает его из своего тела в какой-то ужасный и полный боли момент, а взамен Вэй Чанцзе будет иметь дело с руганью и наказаниями! Где её муж, когда он ей нужен, чёрт возьми?!       К сожалению, он далеко. Поэтому именно она пытается объяснить своему мальчику, что как мать она предпочла бы беспокоиться, чем не знать, страдает ли он. Она не уверена, что ей удаётся донести эту мысль до тупой головы сына. В конце концов, он их с Вэй Чанцзе сын. Они оба упрямы, и, похоже, их ребёнку удалось объединить все их упрямство в нечто большее. Она считает, что это облегчит ему жизнь, но определённо усложнит работу его матери.       — Но я не ранен! — говорит он. — Значит, всё в порядке!       — Лгать нехорошо!       — Но ты тоже лжёшь, и папа тоже!       — Когда это я вру?!       — Когда ты говоришь, что всё в порядке!       Ах, почему он уже такой умный?!       — Мы взрослые люди, взрослые могут лгать, а дети — нет!       — Почему?!       — Потому что! Иди спать!       Худший урок воспитания за всю историю человечества! «Худшая мать на свете», — добавляет её предательский разум. Она скучает по мужу. Она ужасно справляется с его работой. Вэй Ин издаёт раздражённое «хм!», берёт котёнка в свою кровать и прячется под одеялом. Она слышит, как он плачет, засыпая, и труднее всего не пойти и не утешить его.       Она лежит в своей постели и изо всех сил старается не думать об этом, глядя в потолок. Это не очень помогает. Она застряла в подобии сна, застряла между мечтами и реальностью, медитацией и мыслями.       Она думает о двух братьях Лань.       Лань Цижэнь обычно смотрел на своего старшего брата с восхищением. Она не очень хорошо их знала, но помнила Цинхэн-цзюня добрым человеком, который всегда умудрялся видеть в каждом лучшее, настоящим романтиком и идеалистом.       Однажды она пересеклась с ним, когда он был на ночной охоте, и никогда ещё она не видела такой странной смеси безжалостных навыков во время боя в сочетании с таким сочувствием и состраданием к добыче, которую он убил. Сражаться рядом с ним захватывающе и эмоционально тяжело. Каждое его движение похоже на смертельный танец, в который он приглашал свою жертву. Он совсем не заботился о чистоте своих одежд или серьезности их преступлений, он склонился над тем, что убил, как будто они все еще были людьми, кем-то, что заслуживало уважения и любви, и держал их руки, пока они умирали.       — Никто не заслуживает того, чтобы быть одиноким, когда он умирает, — сказал он ей в тот самый день.       Она ненавидит стену правил клана Лань, но когда она встретила этого человека, она не могла не подумать, что если и есть кто-то, кто может воплотить все эти невозможные законы, то это он. И почему-то она была удивлена тем, насколько высоко ценила этот идеал, даже несмотря на то, что это был результат промывания мозгов клана Лань. Люди привыкли говорить, что если бы кому-то было предначертано бессмертным среди их поколения, то, несомненно, это был бы Цинхэн-цзюнь.       И Цансэ-саньжэнь не могла не согласиться. Баошань-саньжэнь не была непогрешимой бессмертной в её глазах. Цансэ-саньжэнь была слишком близка к ней, она слишком много знала о её недостатках. Но она не была столь же близка с Цинхэн-цзюнем. Вэй Чанцзе и Цзян Фэнмянь восхищались им издалека и она сделала то же самое.       Всё, что она могла видеть, — это то, что он был из тех людей, которых вы считаете наивными, но восхищаетесь, когда они путешествуют по миру без ненависти в глазах, проявляя лишь любовь; как какое-то потустороннее существо. Такой человек, который может смотреть на монстра и все еще видеть в нем человека, когда большинство просто отталкивают эту мысль, чтобы иметь возможность выполнять свою работу. Такой человек, которым другие только стремятся быть, но знают, что не смогут, так как их недостатки прилипают к ним, как на клею.       Разве это не то, чем являются бессмертные в сознании людей?       Цансэ-саньжэнь вспоминает, что в последний раз, когда она видела его, тот только что влюбился и вздыхал у каждого цветочка в Облачных Глубинах, как какая-нибудь девица, сочиняя смехотворно сладкие стихи. Как давно это было? Она не смогла вспомнить имя счастливицы, но женщины Лань плакали в рукава каждый раз, когда говорили об этом, поскольку становилось всё более очевидным, насколько их наследнику вскружили голову. Некоторые мужчины тоже сокрушались по этому поводу, и она находила это забавным. Тем более, что, если она правильно помнила, существовало поверье, что Лань влюблялись только один раз в жизни, и только со своими родственными душами, как их основатель.       Как же все так обернулось? Как он мог быть в уединении? Неужели эта невероятно прочная скала, полная правил и принципов, наконец-то треснула под давлением? Было ли его сердце разбито? Каким-то образом она могла представить мужчину, которого встретила, как человека, который ушёл бы в уединение, чтобы оправиться от безответной любви.       Но Лань Цижэнь тоже был Лань, и из-за того, что его голос дрожал от странной боли, Цансэ-саньжэнь не может не бояться, что это нечто большее. Если бы он был там только из-за потерянной любви, возможно, было бы разочарование, но не…       Только не это. Это больше, чем детские иллюзии, разбитые взрослой жизнью. Возможно, ей не нравится Лань Цижэнь, но она никогда не желала ему такой боли, как та, что была в его голосе, когда он признался, что является нынешним главой Ордена. Боль предательства.       Неужели Цинхэн-цзюнь наконец-то увидел уродство мира и больше не мог этого выносить? Изменился ли он таким образом, что ни клан, ни его дорогой младший брат, не могли принять это?       Цансэ-саньжэнь просыпается, желая, чтобы это было первое, а не второе. Это было бы слишком печально. Мир становится лучше, когда всё ещё есть люди, которые могут верить в его скрытую красоту.       Что ж, она ничего не может с этим поделать, не так ли? Уединение — это, как правило, собственное решение человека или, в конце концов, наказание от старейшин. Если Цинхэн-цзюнь глух к страданиям своего собственного брата или не в состоянии положить им конец, нет абсолютно никакой надежды, что Цансэ-саньжэнь сможет. Лучше сосредоточься на том, что она на самом деле может сделать.       Но образ Цинхэн-цзюня, державшего лютого мертвеца за руки и гладившего его по голове, когда он, наконец, умер окончательно, не выходит у неё из головы. Как и выражение гордости в глазах молодого Лань Цижэня, когда он говорил о своем брате.       Что ж, если их пути пересекутся, она может попробовать что-то изменить.       Вэй Ин проявляет некоторое чувство вины, как только просыпается. Она все еще смотрит на него взглядом «я разочарована в тебе», пока она его одевает, хотя это и тяжело. Однако ей не удается держаться так долго, и она не может не показать ему язык, чтобы в какой-то момент рассмешить его. К счастью, её сын умнее, и он тянется к ней с тихим шёпотом:       — Прости, мамочка.       Она вздыхает и гладит его по голове. У неё была целая ночь, чтобы подумать, но ничего мудрого по этому поводу ей не пришло в голову. Поэтому она импровизирует речь, слишком уставшая, чтобы бояться все испортить, на данный момент, предельно честную речь:       — Просто не делай этого снова, хорошо? Я знаю, ты делаешь это, чтобы не волновать меня, но меня больше беспокоит, когда ты лжёшь мне. Если ты сделаешь что-то плохое, мне будет грустно, это правда. Но если ты солжешь мне, я буду грустной, злой и разочарованной в тебе. Потому что это означало бы, что я больше не смогу тебе доверять. Если ты будешь лгать мне слишком много раз, я не смогу верить ничему, что ты мне скажешь. Ты понимаешь?       Он кивает. Это не меняет того факта, что Цансэ-саньжэнь не была достаточно надежной в глазах своего собственного сына. Она должна это изменить. Она должна вернуть его доверие, точно так же, как он должен вернуть её. Но прямо сейчас самое неотложное — изменить настроение, в котором они оба застряли. Какое единственное правило в её доме? «Улыбка в день — как минимум»!       Она предполагает, что Лани заявятся к ним только вечером, поскольку ритуал должен проходить ночью, а это значит, что у нее есть весь день, чтобы…       — Давай выясним, есть ли в клане Лань дети, с которыми ты мог бы подружиться!       Она сомневается в этом, в конце концов, разве Лани они не должны ложиться спать в девять вечера и просыпаться в пять утра? Это оставляет ужасно мало времени для постельных игр и создания детей. Неудивительно, что они все такие заносчивые, некоторым из них, должно быть, действительно нужно потрахаться. Например, Лань Цижэню; это, вероятно, сняло бы напряжение с его тела.       Хотя она не хочет думать, что кто-то мог бы переспать с Лань Цижэнем. Не до тех пор, пока у него эта ужасная козлиная бородка. Может быть, ей стоит побрить их снова? Это сослужило бы ему кое-какую службу!       Вэй Ину очень нравится идея завести новых друзей, настолько, что он едва дождался свою мать, когда она забралась на свой летающий меч. Однако в какой-то момент он пристально смотрит на нее, на то, как она борется, и просто говорит:       — Ты не можешь теперь бегать?       Вопрос, кажется, ждет только подтверждения, а не объяснения, но она всё ещё должна ответить. Самое время ему узнать. Может быть, он еще не спрашивал об этом, потому что боялся, что она солжёт ему.       — Да, солнышко, мамочке очень больно, вот почему она не может ходить.       — Из-за монстра?       О нет. Солнышко. Она не может позволить своему сыну винить себя за это. Она сама несет ответственность за свою судьбу. Поэтому она обнимает его и целует в макушку.       — Нет. Это потому что я неудачно приземлилась. Вот почему, когда ты научишься летать на мече, ты должен быть особенно осторожен!       Вэй Ин кивает, и его пальцы касаются колена матери. Она вздрагивает, но не из-за боли, а потому, что она вообще не чувствует контакта, несмотря на то, что видит его, и это отвратительно.       — Это навсегда? — неуверенно спрашивает мальчик.       Она грустно улыбается ему. Детям трудно понять, что некоторые травмы никогда не заживут, это пугающая правда. Но, очевидно, её сын достаточно умён, чтобы разобраться в этом самостоятельно. Она все еще хочет, чтобы он цеплялся за крошечную надежду, ещё слишком рано, чтобы все его иллюзии о мире были разрушены.       — Может быть. Нам придётся подождать и посмотреть.       Вэй Ин отдаёт ей котёнка, как будто это какой-то талисман на удачу, который может исцелить даже самую тяжелую рану. Она берёт маленького питомца и с благодарностью гладит его.       — Я скучаю по Ослику, — признаётся он. И она понимает сына, когда они путешествовали, она часто каталась на осле с ним на коленях, так что он, вероятно, думает, что им было бы проще справляться с травмой мамы, если бы Ослик всё ещё был там, чтобы везти их.       — Я тоже по нему скучаю, — признаётся она. — Но твой котёнок тоже неплох. Ты придумал для него кличку? Или мы должны называть его Котёнок?       — Он Невозможный! — уверенно заявляет Вэй Ин. — Потому что А-Чэн сказал, что котят невозможно обучить, и он ошибается!       Вэй Ин определённо её сын!       — Ты прав! Это очень хорошее имя! Давайте докажем, что он ошибается! А теперь… малыши Лань! — напоминает она сыну. И он повторяет с его фирменной улыбкой:       — Малыши Лань!       Но если в Облачных Глубинах есть дети Лань, они действительно хорошо спрятаны. Они осматривают разные сады и пытаются услышать любой смех, или вопль, или любой признак того, что что-то живо. Всё, что они получают, — это несколько напоминаний «В Облачных Глубинах бегать запрещено», когда они проходят через здание. На что Цансэ-саньжэнь отвечает: «Я-то не бегу, я лечу!» прежде чем её лента схватит Вэй Ина (который определенно бежит) и подтянет к себе на колени.       Что действительно удручает — там нет никаких следов детей. Она видит учащихся: все официальные, с лентами на головах, свитками под мышками. Но они уже слишком большие, чтобы играть с ними, и, вероятно, им промыли мозги. Как такое красивое место может быть домом для таких депрессивных людей? Поистине загадка.       В конце концов, ещё до того, как пришло время обеда, Цансэ-саньжэнь сдается и извиняется перед своим сыном. По-видимому, здесь только тишина и скучные вещи. Даже ее планы переехать в город Цайи и наслаждаться ночной жизнью обречены на провал вместе с этим ритуалом. Как они протянут здесь целый месяц?       Библиотека — её единственное спасение, и, к счастью, она помнит, где стоит здание — в конце концов, именно там она больше всего флиртовала с Вэй Чанцзе; вламывалась, устраивала беспорядок, чтобы рассмешить его, оставляла ему секретное сообщение, а затем убегала, чтобы найти их «чисто случайно» — по дороге на ночную охоту.       Её мужа здесь, конечно, нет, но Лань Цижэнь здесь, что является самым большим провалом в истории. Но, к её крайнему удивлению, он не один. Рядом с ним есть самые крошечные Лани, которых она когда-либо видела.       — Малыши Лань! — победоносно кричит Вэй Ин, как только замечает одного, а затем хихикает, когда замечает второго.       Сразу же Лань Цижэнь говорит:       — Шум запрещён в Облачных Глубинах.       — «Веселье запрещено в Облачных Глубинах», — шепчет в ответ Цансэ-саньжэнь.       Но, по-видимому, зачатие детей не запрещено! И вот они здесь — настоящие малыши Лань! Один немного старше, так как он уже носит ленту на лбу, но другой (самый симпатичный), кажется, примерно того же возраста, что и Вэй Ин. Это прекрасно! Её сын не будет совсем один целый месяц!       Значение их присутствия рядом с Лань Цижэнем, поражает Цансэ-саньжэнь так сильно, что она не может удержаться от вскрика:       — Кто позволил тебе размножаться?!       Что ещё более важно, кто был готов размножаться вместе с ним?! Лань Цижэнь краснеет с головы до ног, и он огрызается — не кричит, несмотря на весь свой гнев, потому что у него насквозь промыт мозг:       — Это мои племянники, сыновья моего брата!       — Я знаю, что такое племянники! — возражает она.       Но, чёрт возьми, почему его брат в уединении, если у него есть дети? Какое ужасное, ужасное решение! Она надеется, что их мать сильная и сможет позаботиться о них обоих, пока он жив… Ах. Находится ли он в уединении, потому что потерял свою жену? Она сделала ставку на разбитое сердце, но вдовство тоже могло случиться. Бедный Лань Цижэнь, значит ли это, что он берет на себя все обязанности своего брата, включая родительские? Он ей не нравится, но это всё равно несправедливо. Что ж, определенно есть вещи и хуже, чем забота о детях (дети самые милые), но лучше, когда ты сам хотел их, верно?       О нет. Теперь ей придётся вести себя с ним вежливо, верно? Он снова выглядит несчастным! «Дерьмо! Надо пошутить!» - приказывает её разум, но в то же время логика напоминает ей, что Лань Цижэнь ненавидит ее шутки.       В то время как мать переживает кризис, Вэй Ин не теряет времени даром и сразу же отправляется знакомиться со своими новыми друзьями.       — Меня зовут Вэй Ин, — заявляет он с ослепительной улыбкой.       Она так гордится своим ребёнком. Такой вежливый; он определённо унаследовал это от своего отца, а не от неё! Умный мальчик: он взял лучшее из них двоих!       — Вежливое имя «Усянь», — немедленно добавляет Лань Цижэнь, потому что, по-видимому, «Вэй Ин» недостаточно вежливо для Ланей. Затем он говорит старшему мальчику:       — Давай, помни правила, всегда будь вежлив.       Самый старший кивает и отвешивает идеальный крошечный (детский!) поклон. Его (малыша Лань!) лента чуть сползла на плечо в процессе, и мальчик осторожно кладет её на место.       — Меня зовут Лань Хуань. Приятно познакомиться, Вэй Усянь.       Его младший брат прячется за его спиной (крошечный малыш Лань!!!) и мычит, имитируя движение, но ничего не говорит. Он очарователен! Лань Цижэнь, должно быть, думает иначе, потому что вздыхает и говорит:       — Это Лань Чжань, — он колеблется и ворчливо добавляет, обращаясь к Цансэ-саньжэнь: — Он не разговаривает.       Оу! Она бы тоже не стала много говорить, если бы у неё был дядя Лань Цижэнь! Вэй Ин, однако, не очень заботится об этом, в конце концов, он говорит достаточно для двоих, и поэтому он заявляет:       — Всё в порядке! Хочешь поиграть со мной?       Он пытается взять его за руку, но младший Лань избегает его прикосновения и прячется чуть дальше за спиной брата, который грустно улыбается:       — Ещё он не любит, когда к нему прикасаются…       — А-Чжань, это невежливо, — ругает его Лань Цижэнь.       Поэтому Лань Чжань снова кланяется, извиняясь за свою грубость, и возвращается в свое укрытие. Это совершенно новый уровень застенчивости. Однако Цансэ-саньжэнь не может не задаться вопросом, сколько времени потребуется Вэй Ину, чтобы прорваться сквозь невидимую стену мальчика. В том, что это вопрос времени, у неё нет никаких сомнений, учитывая, как сверкают глаза её сына. Очевидно, он решил, что подружиться с этим малышом — миссия его жизни. Конечно, её материнский долг — помочь ему вызвать улыбку и на этом слишком серьезном лице!       — Та-а-ак, — спрашивает она рядом с Лань Цижэнем. — Во что малыши Лань играют?       — Не называй их малышами Лань…       — Мы играем в прятки, — отвечает Лань Хуань и, конечно же, желая изобразить своего младшего брата в лучшем свете, чем мальчик-который-не-говорит-и-не-любит-физического-контакта, добавляет:       — А-Чжань очень хорош в игре в молчанку (ещё бы), а ещё…       Он останавливается и смотрит на дядю.       — Дядя, а как называется игра, в которой мы держим друг друга за подбородки, а тот, кто первым засмеётся, должен сделать стойку на руках?       Лань Цижэнь неразборчиво ворчит — это и есть весь ответ, так что он, вероятно, не знает эту игру. Цансэ-саньжэнь делает ставку, он никогда не был ребёнком. Вероятно, он вылез из живота своей матери уже полностью образованный и с бородой на лице. Поэтому он возвращается к своей работе на столе. Лань Хуань прекращает попытки вспомнить название игры и говорит Вэй Ину:       — А-Чжань очень хорош в этой игре, он никогда не проигрывал.       — В самом деле?       Глаза Вэй Ина сияют, но Цансэ-саньжэнь боится, что это может оказаться слишком большим испытанием даже для него.       — Вэй Ин не умеет стоять на руках, — говорит она, чтобы спасти сына от сокрушительного поражения.       — Я могу!       Ладно, если он так хочет потерять лицо… Вэй Ин, просто чтобы доказать свои слова, пробует встать на руки посреди библиотеки. И, честно говоря, может быть, он и смог бы, но вся его левая сторона всё ещё забинтована и не полностью зажила, так что, конечно, он падает лицом на землю.       Лань Хуань слишком вежлив, чтобы смеяться, но уголки его губ поднимаются вверх. Лань Чжань наблюдает за происходящим и определенно не впечатлен. Чтобы ответить на эту смехотворную попытку, он делает идеальную стойку на руках перед Вэй Ином.       — Как у него хорошо получается! — дуется Вэй Ин. — Ты же говорил, что он никогда не проигрывал!       Лань Хуань добродушно улыбается:       — Он каждый раз делает стойку на руках с проигравшим, хотя я не уверен, что понимаю почему. Может быть, чтобы поддержать?       Лань Чжань, все еще стоящий вниз головой, кивает, подтверждая теорию брата. Лань Цижэнь гордо декламирует какое-то правило «запрещено злиться из-за проигрыша и чрезмерно гордиться победой», занятый чтением своего свитка. Цансэ-саньжэнь думает, что это глупо: какой смысл побеждать, если ты не можешь похвастаться этим? Вэй Чанцзе тоже такой — ему всё равно, когда он играет, главное, чтобы ему было весело и он умудряется мешать всем своей излишне хаотичной игрой, и это всегда приводит её в бешенство. Тем не менее, представлять ребенка, делающего стойку на руках, очень забавно, и она ухмыляется; особенно когда Вэй Ин делает стойку на руках во второй раз, пытаясь учиться на примере Лань Чжаня.       Лань Цижэнь оборачивается и наконец видит, что делают двое детей; ему совсем не смешно:       — Не делайте стойку на руках в библиотечном павильоне!       Лань Чжань тут же останавливается и садится, а Вэй Ин чуть снова не падает, но вместо этого умудряется сделать идеальный бросок и сияет, когда оказывается на ногах, как чемпион. Его мать аплодирует: «Ты молодец, милый!». Ей хочется сказать это вслух, но это слишком весело для Лань, так что она поворачивается к Лань Цижэню:       — А для выражения поддержки тоже есть правила?       Его лицо говорит достаточно: таких правил нет (и всё же она боится, что он может добавить их в ближайшие дни).       — Они же дети, — говорит она, — так что немного ослабь свои правила.       — «Нет порядка без правил», — тут же произносит Лань Хуань, и Лань Цижэнь гордо кивает.       Цансэ-саньжэнь в ужасе. Промывание мозгов началось! Она должна спасти от него этих малышей и быстро, поэтому она шепчет маленькому Ланю:       — Мы с Вэй Ином пробудем здесь целый месяц. Вы же будете хорошими малышами Лань и составите нам компанию, пока мы здесь? Разве это не прописано в правилах? Что-то вроде «быть хорошими хозяевами»?       К её удивлению, Лань Чжань кивает в знак согласия, прежде чем его брат отвечает вежливым «Конечно». Может быть, все надежды на то, что Вэй Ин сможет очаровать этого малыша, ещё не исчезли. Лань Цижэнь только хмурится, но не возражает.       — Почему бы вам не начать прямо сейчас? Почему бы вам не пойти и не поиграть?       — Мы должны учиться…— протестует Лань Хуань, неуверенно глядя на своего дядю. Учиться?! Они же малыши! Что это за пытка?       Лань Цижэнь ворчит, но в конце концов говорит:       — Не уходите слишком далеко и возвращайтесь до того, как придет время обедать. Мне нужно поговорить с матерью Вэй Усяня.       Улыбка Лань Хуаня действительно милая, и он берет своего младшего брата за руку, а Вэй Ина за другую, прежде чем повести их в сад. Малыши Лань такие вежливые и сдержанные, что она не знает, почему ожидала меньшего. Но тем не менее они очаровательны! Ей хочется ущипнуть их за щеки, особенно этого маленького серьезного малыша с золотистыми глазами!       — Подождите!       Вэй Ин бросается к ним обратно и свистит. Тут же котёнок, который до сих пор был таким спокойным и послушным, прыгает прямо на маленького мальчика и обвивается вокруг его шеи, устраиваясь у него на плече. Лань Чжань открывает рот перед сценой, но не издает ни единого звука. Его брат полон большего энтузиазма, и он шепчет:       — Ух ты, твой кот так хорошо обучен.       — Он самый лучший! Я пытаюсь научить его, как передавать сообщения людям! —уверяет Вэй Ин.       — Правда? Возможно ли это? — спрашивает Лань Хуань мягким тоном, скрывающим его сомнения.       — «Стремись достичь невозможного!» — с энтузиазмом отвечает Вэй Ин, и Цансэ-саньжэнь чуть не расхохоталась. Она не знает, где её мальчик услышал высказывание Орден Юньмэн Цзян, но, похоже, оно ему по душе.       И, точно так же, как Вэй Ин сделал сегодня утром с ней, он с улыбкой кладет Невозможного на руки Лань Чжаня. Бедный мальчик перестает двигаться, как будто он держит что-то очень хрупкое, а котёнок зевает, едва встревоженный ситуацией. Когда они снова начинают двигаться в направлении сада, слишком сосредоточенные на домашнем животном, его крошечная ручка дотягивается до кончика ленты его старшего брата вместо его руки. Зрачки кошки расширились от возбуждения, следя за покачивающейся лентой. Обратный отсчет до катастрофы уже начался, но Цансэ-саньжэнь так занята воркованием над их очаровательностью. Она хочет десять — нет, сотню таких детей! — что она этого не замечает, точно так же, как едва слышит Лань Цижэня, когда он зовёт её.       — Цансэ-саньжэнь, — раздражённо повторяет мужчина. — Я нашёл похожий случай.       Это волшебные слова. Она немедленно поворачивается к нему лицом, настолько серьезная, насколько это вообще возможно. Это определённо пугает мужчину, примерно на пару секунд.       — Я просмотрел наши архивы, — начинает он, перебирая руками разные свитки. Рядом с ним невероятно уродливая курильница для благовоний, но в ней нет ароматических палочек. — Один похожий случай, и девочка могла видеть монстра, даже когда она бодрствовала. Есть также моменты, когда существа, которые ей являлись, показывали себя другим, как будто они были в сознании. Но они никогда никому не причиняло вреда и не отвечали на Расспрос старейшин.       О. Так что теперь, возможно, это не из-за характера её сына, верно? Она ухмыляется Лань Цижэню, но он игнорирует её самодовольство.       — Есть пара вопросов, которые я должен тебе задать, чтобы убедиться, действительно ли это та же самая ситуация.       — Я готова, о чём бы ты ни попросил.       — Когда это началось?       Первый вопрос, и уже трудный. Она пытается рассказать ему, что произошло той ночью, она уже в третий раз переживает эту историю, и от этого не легче. Она слишком напугана, чтобы опустить хотя бы одну деталь и скрыть информацию, как в случае с Вэнь Жоханем, или уменьшить то, что произошло, чтобы не волновать его, как в случае с Цзян Фэнмянь. Единственное, о чем она умалчивает, — это её талисман и секретная печать Бессмертной. Лань Цижэнь слушает спокойно, только время от времени кивая.       — Итак… до этой ночи у него никогда не было таких кошмаров, — заключает он. — Это был первый раз, когда он был так близок к энергии обиды?       — Может быть. Мы прекратили ночную охоту, когда он был совсем мал, на пару лет. Потом я оставляла его с другими матерями в деревне, когда мы возобновляли работу, или на постоялых дворах.       — Тебе снятся кошмары, когда ты спишь рядом с сыном?       На этот раз ей кажется, что её сердце останавливается, а всё тело холодеет. Слова застревают у неё в горле в знак протеста — конечно, ей снятся кошмары, она едва избежала смерти! — но в то же время она думает обо всех тех временах, когда ей удавалось проспать целую ночь без них. И каждый раз это было, когда она была далеко от Вэй Ина. Например, во время ее поездки по территории Вэнь. Ох!.. Она почти уверена, что с Вэй Чанцзе дела обстоят так же. Он сказал ей, что спал лучше в то время, когда пошел позаботиться о том Трактирщике. Они оба предположили, что это было потому, что его разум наконец смирился с этой проблемой. Теперь у Вэй Ина есть своя комната, где он спит…       — Но!..       Для Лань Цижэня её молчания достаточно в качестве ответа, и она видит, как он закрывает глаза и спокойно дышит через нос. Это не может быть хорошо. Но и это в некотором роде хорошо? Верно? Если это та же самая ситуация, то они знают, как с ней разобраться. Не так ли?       Лань Цижэнь открывает глаза и снова спрашивает:       — Те кошмары, которые тебе снятся, всегда одни и те же?       Она осторожно кивает. Он делает вдох.       — Ты умираешь в этих снах?       Вот оно. Это не может быть ничем другим. Это слишком точно. Она снова кивает, её тело холодно, как лед.       — Что это? Это плохо? Что это значит, Лань Цижэнь?       Есть ли способ вылечить это? Тогда почему у тебя такой мрачный вид? Ей хочется кричать.       — Обычно ты не можешь стать свидетелем своей смерти во сне, Цансэ-саньжэнь. Ты можешь видеть, как это происходит, но ты просыпаешься непосредственно перед тем, как на самом деле умрёшь. Вы можете видеть, что происходит после этого, но ты подобен духу, наблюдающему последствия собственной смерти. Тебе никогда не удастся пережить настоящую смерть. Если это происходит, это признак одержимости, признак того, что что-то пытается убить тебя по-настоящему.       Она перебивает его:       — Мы это проверили, ни один талисман не вспыхнул в нашем присутствии, это не одержимость! Я уверена в этом, Лань Цижэнь!       — …Наши целители тоже были в этом уверены. И тогда они тоже не знали, что это было, — заканчивает он. — Хотя один записал рядом теорию о вещих снах, по причине, которую я еще не нашёл.       Вещие сны? Какого чёрта, всё ведь уже произошло! В этом не было никакого смысла! Это означало бы, что мы могли умереть, что Вэй Ин в её сне мог быть таким же одиноким и напуганным, каким она его видела, и она не может принять это. Никак не может. Кроме того, вещие сны обычно кто-то видит, а не кто-то раздает, как заразные болезни!       — Что с ним, Лань Цижэнь? — повторяет она, немного более угрожающе. Затем она меняет стратегию, так как очевидно, что Лань Цижэнь тоже не знает:       — Кто болел этой болезнью раньше?       Лань Цижэнь вздыхает, и она клянется, что задушит его, если он не прекратит этот торжественный акт. Это не смешно, жизнь её сына поставлена на карту! И жизнь её мужа тоже! Она могла шутить о многом, но только не об этих двоих!       — Лань И, — наконец признаётся он. — Последняя, у кого были такие симптомы, — это одна из наших предков, единственная женщина, которой удалось стать Главой Ордена, Лань И. Та, кто создала знаменитую технику убийственных струн нашего клана. Она вдыхает, её тело застыло в странном состоянии, одновременно холодном и теплом, облегчении и страхе. Это имя звенит у неё в голове, она почти уверена, что Баошань-саньжэнь знала её, но смысл и детали ускользают из её памяти. Но если женщина прожила достаточно, чтобы стать Главой Ордена, то, конечно, её болезнь излечима. Верно? Но вещие сны? Техника убийственных струн? Она боится найти связь между этими двумя вещами.       — Значит… Значит, ритуал не работает?       Потому что это то, что имеет значение, на чем она должна сосредоточиться, решает она, а не теряться в догадках и прошлых событиях. Она склонна сразу же переходить к худшему сценарию, как и её муж, иногда. Лань Цижэнь вздыхает и кивает:       — Ритуал действует на кошмары. Отчеты целителей того времени говорят об этом достаточно ясно. Что же касается монстра, которого наш предок видел днем, то он исчез, когда Лань И сформировала ядро. Вероятно, оно заняло то место, где собиралась энергия Инь.       Тогда ей придется начать тренировать сына раньше. Но с этим вряд ли трудная задача, особенно когда они сказали, что тварь не может ни на кого напасть и держится далеко, не причиняя вреда в течение дня. Так почему же он выглядит так, будто смерть стоит прямо у их порога? Она спрашивает его именно об этом.       — Потому что от тех времен мало что осталось. Это был сложный момент для нашего Ордена и всего мира, когда Иньское железо всплыло на поверхность. Была война, она вызвала появление Луаньцзан. Большая часть наших архивов, касающихся Лань И, была утеряна в это смутное время, и вполне возможно, что вместе с ними была утеряна и информация о её положении.       Память Цансэ-саньжэнь никуда не годится в плане имен и дат, но иногда она может что-то резко вспомнить с чувством: «о, вот именно это знаю!». В эти редкие моменты ей хочется увидеть свое собственное прошлое, стать свидетелем эмоций, которые проходили через это крошечное тело, не чувствуя их на самом деле, просто признавая их. Это не страшно и не больно, просто отстраненно и странно. На этот раз она вспоминает свою учительницу, когда та однажды заговорила об Иньском железе, заявив перед толпой учеников:       — Его нельзя очистить. Его нельзя уничтожить. Оно всегда найдет способ избежать этого. Оно всегда находит способ вернуться. Его можно только запечатать.       Но ярче всего она вспоминает свое прошлое «я», думая: «Если уж Баошань-саньжэнь не может этого сделать, то и никто не может». И на этот раз, несмотря на то, что её отделили от этого эха прошлого годы, она испытывает тот же страх.       — Но… Иньское железо не имеет отношения к этому делу? Верно? — спрашивает она. — И, конечно же, ты можешь раскопать информацию, не так ли? Я имею в виду, что у вас там большая библиотека, информация должна где-то быть! Я помогу тебе! И если бы нужно было еще что-то сделать, твои прошлые целители записали бы это, верно?       — Надеюсь. Но в то время правил было меньше, и, возможно, они вели архивные записи не столь подробно, как сейчас.       Меньше правил?! Это первый раз, когда Цансэ-саньжэнь действительно сожалеет об отсутствии правил в её жизни. И все же есть кое-что еще, иначе Лань Цижэнь не стал бы говорить о политике своего клана, она знает это. И конечно же, мужчина ёрзает, как будто ему неловко:       — И, даже если это не связано, ты должна знать, что дело дошло до того, что наши старейшины пошли искать совета у Бессмертной. Я нашёл эту информацию, и я думаю, что тебе стоит знать об этом.       Цансэ-саньжэнь чувствует, как дыхание застывает у неё в лёгких.       — Кто это?       Но она уже знает кто, если быть честной. Она соединяет точки.       — Баошань-саньжэнь.