Строим дом

      Пристань Лотоса не славится своим строгим расписанием. Обучение у Цзян Фэнмяня начинается не так рано, как у Лань. Еще он время от времени даёт выходные. Вчера Вэй Чанцзе выглядел ужасно, и поэтому он решил дать лучшему другу отдохнуть. Это ошибка, но он еще не знает этого.       Юй Цзыюань вновь была сердита с самого утра, и поэтому они оба оказались во дворе, как и в прошлый раз, окруженные учениками, пока они дуэлью отводили её гнев. Это приятная борьба; его жена сильна, он всегда это знал. Но она слишком полагается на свой Цзыдянь; большинство ее движений с мечом изменены, чтобы позволить ей хлестать противника, что открывает её фланги. Цзян Фэнмянь, с другой стороны, в совершенстве владеет техникой владения мечом Юньмэна, как и положено Главе. Он быстр и смертоносен, никогда не защищается; стиль его Орден больше уклоняется, чем парирует. Это значит, что их поединок — не что иное, как сильные удары, один за другим, от которых все ученики по очереди задыхаются и задерживают дыхание. После этого ему придется заставить их вспомнить, что мастера боевых искусств всё время контролируют своё дыхание. Но сейчас он не может потерять концентрацию, иначе проиграет по-настоящему.       Юй Цзыюань делает это снова, когда ей удаётся заставить его отпрыгнуть назад, она вытягивает руки и разворачивает Цзыдянь, чтобы поймать его. Но это была ловушка с его стороны; она всегда попадалась на это, так как сама никогда не использовала ловушек или трюков. Цзян Фэнмянь приземляется не там, где она ожидает, и вместо того, чтобы снова избежать встречи с ней, он снова бросается в бой. У неё есть преимущество в боях на средних дистанциях, и они оба это знают.       Их мечи сталкиваются. Несмотря на её плохую позу, когда он контратаковал, она сразу же нашла способ защитить своё слабое место. Её ноги были идеально выровнены, чтобы выдержать удар и оттолкнуть его назад. Женщины слабее мужчин; они легковесны и поэтому не могут выиграть битву за силу. Это, конечно, правда, против мужчины и женщины, которые следуют одному и тому же режиму тренировок, но это не относится к Цзян Фэнмяню и Юй Цзыюань. Это правило на них не распространяется, они полярно противоположны даже в боевом искусстве. Цзян предпочитает быстрые движения; если вы продолжаете избегать ударов и достаточно быстры, чтобы нанести миллионы маленьких порезов своему противнику, то в конце концов вы победите. Он быстрее и выносливее нее, а она сильнее и смелее. Юй Цзыюань — урожденная Юй, её клан ценил силу; если вы ударили своего противника один раз и ударили достаточно сильно, чтобы он потерял сознание, вы победили. Если нет, то это просто означает, что вы ударили недостаточно сильно, и вам нужно продолжать, пока вы этого не сделаете. Она прекрасно это понимает. Как только она начинает бить, она не останавливается.       Поэтому, когда мадам Юй удается оттолкнуть мужа, он знает, что она нанесёт удар. У него не хватает сил парировать её удар, и он находится в плохой позиции, чтобы уклониться. Поэтому он использует еще один козырь в рукаве: когда её меч сталкивается с его, он позволяет ему накрениться, ослабляя запятье. Не настолько, чтобы быть обезоруженным, но достаточно, чтобы меч госпожи скользнул по его клинку до самой земли, не причинив ему никакого вреда.       Женщина ворчит, но он замечает лёгкую ухмылку на её лице. Ей понравился этот прием. И ему понравилось, как загорелись её глаза. Она прекрасна, и эта мысль не может покинуть его голову. Пусть они оба покрыты потом и пылью, его сердце бьется быстрее не из-за адреналина или вызова, который она ему предлагает. По крайней мере, но не только из-за этого.       Удар по опорной ноге застает Цзян Фэнмяня врасплох, и он откатывается как раз вовремя, чтобы снова избежать встречи с Цзыдянем, в то время как она использует эту возможность, чтобы вытащить свой меч из земли. Стороны меняются, когда они снова вступают в ближний бой, и она явно находится в лучшем положении, чем он. Иногда все идет не так, как планировалось; в хорошем смысле, и, несмотря на свои слова, Цзян Фэнмянь немного беспокоился о том, что будет драться на глазах у всех и проиграет. Но до сих пор им так и не удалось закончить дуэль настолько, чтобы победитель был очевиден, и поэтому всей проблемы удалось избежать. Этот раз не стал исключением.       Цзян Чэн бросается к ним, прерывая всё и заявляя: «Дядя Вэй плохо себя чувствует!» Он тащит своего отца всю дорогу до дома четы Вэй, в то время как Юй Цзыюань разбирается с последствиями этого заявления с учениками. На мгновение Цзян Фэнмянь снова задумывается о том, что это может быть игрой. Но когда он входит в комнату, Цзян Яньли стоит на коленях рядом с Вэй Чанцзе, её мягкие черты искажены беспокойством.       — Что случилось?       Вэй Чанцзе лежит на своей кровати, окруженный письмами своей жены и книгами, которые он уже прочитал (Цзян Фэнмянь знает, он видел их всю неделю). Он не спит и смотрит в потолок с выражением дохлой рыбы.       — Смотри! — указывает Цзян Чэн, очень серьёзно. Предложение «сделай что-нибудь с этим» остаётся невысказанным. Иногда этот мальчик действительно ведёт себя как его мать.       — Вэй Чанцзе, — фыркает Цзян Фэнмянь. — С тобой всё в порядке?..       — Я занят тем, что скучаю по своей жене и ребёнку.       Вот что отвечает Вэй Чанцзе.       Затем он откатывается в сторону и перечитывает последнее письмо, отправленное им Цансэ-саньжэнь. Оно пришло только вчера. Цзян Фэнмянь прерывисто вздыхает, слегка раздраженный («момент между мной и моей госпожой был прерван из-за этого?»), но он также весьма обеспокоен, поскольку прекрасно знает, что происходит.       Цзян Яньли, не помогая делу, печально кивает.       — Я тоже скучаю по А-Сяню, — что, конечно, заставляет Цзян Чэна фыркать и врать, что он не скучает нисколечки.       Вся эта суматоха, к счастью, приводит туда Юй Цзыюань, и она спрашивает, приподнимая одну бровь при виде этой сцены.       — Что ты делаешь?       Цзян Фэнмянь вздыхает.       — Очевидно, устраивает сцену.       — Это не так. Оставьте меня в покое, пожалуйста.       Цзян Фэнмянь вырос вместе с Вэй Чанцзе. Этот человек всегда был независимым, поэтому его удивляет, насколько привязанным тот может быть к своей семье. Хотя, как было сказано ранее, он вырос вместе с Вэй Чанцзе, и если раньше этот человек не был в таком состоянии из-за того, что скучал по людям, то по другим причинам. Он должен был знать лучше и не давать ему выходной, мужчине лучше всегда держать свой ум занятым.       — Я боюсь, — объясняет он детям, — ваш дядя весь день будет хандрить и чувствовать себя несчастным. И что мы ничего не можем с этим поделать.       Цзян Чэн и Цзян Яньли выглядят расстроенными. Что побуждает их мать упереть руки в бока и усмехнуться.       — Вот это мы ещё посмотрим!       Она хватает его друга за лодыжку и тащит к пристани. Если бы Вэй Чанцзе не ворчал: «Позвольте мне скучать по жене, ребенку и коту. У меня выходной, я могу делать всё, что захочу» кто-то мог бы подумать, что жена Главы Ордена избавляется от тела с утра пораньше. Ученики внимательно наблюдают за зрелищем и значительно бледнеют, когда жена главы Ордена проходит мимо.       Она бросает своего лучшего друга в реку, и мужчина с тяжёлым вздохом всплывает на поверхность       — Ты закончил хандрить? — спрашивает она его.       — А у меня есть выбор?       — Нет.       Он позволяет себе погрузиться под воду. Цзян Чэн тут же прыгает в воду, чтобы вытащить его назад, напоминая, что так прикидываться мёртвым запрещено.       — Ты сам сказал это! — кричит он. — Это огорчает сестру!       Цзян Яньли, вечно милый ребенок, кивает и повторяет, подыгрывая: «Мне так грустно», только чтобы добавить, немного манипулируя:       — Ты хочешь, чтобы я была грустной, дядя?       Это удар ниже пояса! Когда она успела научиться такому? Должен ли он что-то с этим сделать? Наверное, ему стоит заняться воспитанием детей, не так ли?       Пока Цзян Фэнмянь спрашивает себя, что ему делать, к нему робко подходит один из горожан.       — Простите, Глава Ордена, могу я поговорить с вами?       Спустя одну палочку благовоний Вэй Чанцзе всё ещё промокший с головы до ног, но выглядит лучше, а не лежит безжизненным в своей комнате. Вероятно, потому, что Юй Цзыюань запрещает ему возвращаться, а Цзян Чэн сейчас очень серьезно охраняет это место со своими собаками. Вместо этого он лежит на деревянной террасе и наслаждается солнечным светом… Как какое-то растение. Пойдет. Растение лучше, чем то, как следует называть его предыдущее состояние.       — Тебе надоело прятаться от мира? — спрашивает его Цзян Фэнмянь, садясь рядом.       — Мир не оставил мне выбора, — комментирует Вэй Чанцзе. — Это низко, Глава Ордена, ты же знаешь, что мне нужно побаловать себя.       Цзян Фэнмянь всегда ненавидел эти так называемые дни «побалуй себя» и тот факт, что Вэй Чанцзе называет их так, потому что, с его точки зрения, это совершенно не похоже на то, что его друг относится к себе по-доброму. Так что он не собирается мешать своей жене делать то, что она считает правильным. Честно говоря, она даже сделала то, о чем он всегда мечтал, но у него никогда не хватало смелости. В основном потому, что Цзян Фэнмянь всегда видел, как больно Вэй Чанцзе, когда он входил в это состояние, и не хотел, чтобы боль усилилась.       Хотя что-то его беспокоит во всей этой ситуации. Он отчётливо помнит, как Вэй Чанцзе впервые повёл себя подобным образом в его присутствии. Они даже не были друзьями, так как мальчик только что пришел в дом, чтобы стать слугой. Честно говоря, Цзян Фэнмянь раньше его даже не замечал, так как этот новенький всегда молчал, не совсем полностью прячась в тени, но никогда не выходил на свет достаточно, чтобы его заметили. Как какой-то странный живой призрак. Какие-то знаменитые заклинатели были в гостях и принесли подарок родителям Цзян Фэнмяня. Юный Вэй Чанцзе был ответственен за то, чтобы отнести его из рук знаменитых посетителей к Главе Ордена. К сожалению, когда подарок был развернут, они обнаружили, что коробка пуста. Люди сразу же предположили, что это вина мальчика-слуги, несмотря на то, что он нёс коробку на глазах у всех присутствующих в комнате. Он был жестоко наказан и избит по прямому требованию приглашенных заклинателей. Это был первый раз, когда Цзян Фэнмянь посмотрел на своего отца и подумал: «Это неправильно!», но отец сказал ему: «Однажды ты станешь Главой Ордена, иногда тебе придётся действовать твердо, нравится тебе это или нет. Для тебя очень важно усвоить этот урок». Цзян Фэнмянь действительно получил урок, но не тот, которого хотел от него отец; он понял, что сердиться и торопиться глупо, и в тот же вечер подарок был найден нетронутым. Кто-то просто забыл положить его в подарочную коробку перед упаковкой; слуга был наказан только за неуместную гордость и вежливость. В тот день Цзян Фэнмянь пообещал себе, что, когда он станет Главой Ордена, телесные наказания будут самым последним вариантом, только когда у них будут серьезные доказательства против преступника. Он подошел к постели маленького слуги в больничном крыле, чтобы сказать ему, что никогда больше не позволит этому случиться с ним. Он нашел Вэй Чанцзе, завернувшегося в одеяло, в состоянии, которое вскоре должно было его огорчить. Цзян Фэнмянь вспомнил, как спрашивал его, что случилось, что он делает, как наивный ребенок, которым он был. Он никогда не забудет, как Вэй Чанцзе свернулся калачиком и всхлипнул: «Я хочу исчезнуть», плача, что мир всё равно останется прежним, независимо от того, будет он там или нет, так что он, по крайней мере, может не быть здесь, чтобы терпеть это.       В тот день Цзян Фэнмянь чувствовал себя бессильным.       Он изо всех сил старался утешить мальчика и вытащить его из этого жестокого круга. Вот так он и подружился с ним в конце концов. Он попросил отца выделить его в услужение к нему, и так как они были примерно одного возраста и отец, вероятно, сожалел о своем поступке, он согласился. То, что начиналось как жалость, быстро превратилось в искреннюю привязанность. Они сблизились, Цзян Фэнмянь начал тайно тренировать его, чтобы он мог исцелить себя, если его снова побьют, и, по счастливой случайности, мальчик-слуга проявил настоящий талант к этому, и у него хватило решимости тоже стать заклинателем. Однако это не помешало Вэй Чанцзе впадать в уныние, и по мере того, как их связь росла, Цзян Фэнмянь пытался найти какие-то хитрости. Иногда помогало сказать Вэй Чанцзе, что он важен, по крайней мере, в мире Цзян Фэнмяня. Иногда этого не происходило, и это было похоже на разговор с пустотой. В первый раз, когда он пообещал ему, что они изменят ситуацию, он, как Глава Ордена и его правая рука, тоже был из-за такого кризиса.       Может быть, причина, по которой Вэй Чанцзе сбежал с Цансэ-саньжэнь, не только в любви, но и в этой потребности исчезнуть, которая никогда не покидала его сердце… Потому что его лучший друг не смог сделать это место достойным того, чтобы остаться, не смог убедить его, что они это сделают, что это вообще возможно. Этот страх никогда не покидал сердце Цзян Фэнмяня, даже если он знал, что это неправда.       Поскольку подобные сцены случались несколько раз в их детстве, Цзян Фэнмянь заметил несколько вещей: во-первых, когда это происходило, всё, что он мог сделать, — это либо дать мальчику уснуть, чтобы все плохие чувства исчезли, либо держать его ум настолько занятым, что он не мог думать об этом.       Во-вторых, всегда была какая-то причина.       Он сомневался, что отсутствие Цансэ-саньжэнь и Вэй Ина действительно было причиной этой сцены. В конце концов, они уехали уже несколько дней назад. Если бы причина была в этом, то это произошло бы раньше. Он боится, что точно знает, что это такое, но и сомневается в себе, так как Вэй Чанцзе никогда не стал бы скрывать от него что-то столь важное. Но на всякий случай, на всякий случай, если его друг находится в таком состоянии, потому что набирается смелости сказать Главе своего Ордена правду или подумать. Цзян Фэнмянь дает ему возможность сказать:       — Что случилось?       — Ты слишком хорошо меня знаешь, — вздыхает Вэй Чанцзе.       — Я так долго был твоим другом, — признаётся он, — что не помню, как не быть…       — Как романтично. Именно потому, что ты говоришь такие вещи, люди распускают о нас двоих всякие слухи.       Цзян Фэнмянь тоже вздыхает.       — Я бы предпочел, чтобы ты сейчас не играл в Цансэ-саньжэнь. Пожалуйста, ответь на мой вопрос.       Лицо Вэй Чанцзе возвращается к его бесстрастному состоянию, когда он подчиняется.       — Вчера посыльный доставил письмо. Оно было адресовано Цансэ.       Это… не то, чего ожидал Цзян Фэнмянь, он одновременно и рад, и заинтригован. Вэй Чанцзе продолжает.       — …Но оно было запечатано так же, как мы запечатывали наши письма, когда мы… флиртовали. Так что никто не мог прочитать его, не зная подвоха.       — Я понимаю. Вот почему тогда нам всегда удавалось «случайно» встретить её на ночной охоте.       Его прошлое, очень влюблённое, подростковое «я» думало, что это знак судьбы. Теперь ему хочется смеяться над самой мыслью, даже неловко думать, что когда-то он был таким романтиком. Он винит в этом влияние Цинхэн-цзюня.       — Так ты открыл его.       — Да, я думал, это она меня разыгрывает. В конце концов, кто ей напишет? У нас появилось не так-то много друзей, и мы, конечно, никому ещё не сказали, что вернулись на Пристань Лотоса.       — А я полагаю, что это не так… Кто прислал?       — Баошань-саньжэнь.       Цзян Фэнмянь чувствует, как по спине у него пробегает дрожь. Он не может в это поверить. Великая бессмертная? Это звучит невероятно, и он знает, что девиз его Ордена «достичь невозможного», но всё же. Это уже чересчур!       — Что хотела сказать великая бессмертная?       — Короче говоря, не присылайте писем, не присылайте мне детей-сирот, которые всё поджигают… В основном то же самое, что Цансэ уже объясняла о болезни Вэй Ина в недавнем письме… Какой-то странный комментарий о ночной курильнице и о том, как ее сделать и использовать. И в заключение она говорит, что мы все должны быть мертвы, и если мы хотим избежать такой участи, мы должны отдать нашего сына тебе и вернуться жить к ней в горы.       Цзян Фэнмянь ошеломлен. Дело не в том, что он не поверил словам Цансэ о недостатках бессмертной… Но одно дело слышать об этом, и совсем другое-быть свидетелем! Кроме того, что все это значит? Смерть? «Я не позволю этому случиться с тобой», — хочет сказать он, но что он может сделать против того, что предсказано великой бессмертной? Вэй Чанцзе улавливает его беспокойство и добавляет,       — Не переживай из-за этого. Из того, что я понял, бессмертная всегда угрожает своим ученикам смертью, как будто это высшая кара: не спускайся с горы, или ты умрёшь! Не ешь это, а то умрешь! Не забудь надеть носки, иначе ты умрешь! Не смей мне перечить, иначе умрешь! Как ты можешь догадаться, Цансэ спорила с ней, и она всё ещё очень жива.       Это… странно. И тоже немного понятно; бессмертные не боятся ничего, кроме смерти, в каком-то смысле, предположил он… И даже это их понимание должно быть притуплено их ненормальной устойчивостью.       — Это письмо разобьёт сердце Цансэ, — говорит Фэнмянь, понимая, что лежит на плечах его друга.       — Да, но также я не могу скрывать это от неё.       Это определенно тот самый Вэй Чанцзе, с которым подружился Цзян Фэнмянь. К сожалению, это также означает, что Вэй Чанцзе откатывается в сторону и глубоко вздыхает, снова возвращаясь к кислому настроению.       — Если бы я хотел иметь дело с дерьмовыми родителями, — бормочет он, — я бы поддерживал связь со своими.       — Я мог бы передать ей письмо вместо тебя, — предлагает Цзян Фэнмянь.       — Нет, спасибо. Я открыл его, это моя вина. Я сам разберусь с последствиями.       Он замолкает и смотрит на Главу своего Ордена, застав его врасплох.       — Что ты хотел мне сказать?       — Ты слишком хорошо меня знаешь… — вздыхает Цзян Фэнмянь.       — Как ты уже сказал, мы давно дружим… Пожалуйста, скажи мне, что это задание; мне нужно чем-то заняться.       Нет никакого хорошего способа сказать ему, что он собирается сказать, и, так как его друг уже подавлен, Цзян Фэнмянь думает, что хуже быть не может, поэтому он добавляет к куче проблем ещё одну:       — Один из наших учеников разгромил торговую лавку в городе.       Вэй Чанцзе хмурится и приподнимается на локте.       — Мы знаем, кто это?       Цзян Фэнмянь кивает.       — Да. Я уже говорил с ним, и он признался, что сделал это. Проблема в том, что он сказал, что торговец это заслужил.       Лицо Вэй Чанцзе становится пепельным. Он довольно быстро находит связь.       — Это один из учеников, который отправился со мной, когда я разбирался с трактирщиком?       — Да.       Вэй Чанцзе снова ложится на землю и чертыхается.       — Я всё испортил.       Цзян Фэнмянь боится, что это не поможет облегчить его нынешнее отвращение к себе. Всё, что он может сказать, чтобы сделать вещи лучше, — это:       — Я тоже совершил много ошибок, когда начинал как Глава Ордена. Легко забыть, что люди всегда наблюдают за тобой.       Это бесполезно, он это знает, Вэй Чанцзе никогда не прощает себе ошибок. Неудивительно, что мужчина прячет лицо в сгибе локтя и жалобно шепчет:       — Мне очень жаль, Фэнмянь. Я не приношу тебе ничего, кроме неприятностей.       Есть много правдивых вещей, которые Цзян Фэнмянь мог бы сказать: что это не так, и даже когда это так, он не возражает, потому что предпочел бы, чтобы Вэй Чанцзе был рядом с ним лицом к лицу с бедой, чем не иметь никаких проблем и быть в полном одиночестве. Но существует подходящее время сказать такие вещи, и он знает, что если бы сказал это сейчас, то это было бы выше сил Вэй Чанцзе, поэтому он оставляет такие речи на потом. Вместо этого он говорит ему:       — Пойдём ко мне в кабинет, нам нужно обсудить, что делать.       Он поворачивается, чтобы рассказать об этом Юй Цзыюань, и просит её сделать то же самое. Что, к сожалению, означает, что Вэй Чанцзе уже ждет в кабинете, когда он наконец войдёт туда со своей женой.       — Я тут подумал… — тут же отвечает его помощник, и Цзян Фэнмянь хочет ответить, что на самом деле это не так. Может быть, так оно и было, но ясно, что он не дал этой идее достаточно времени, если так скоро закончил думать. Такая ситуация требует больше, чем пара минут, чтобы справиться с ней.       — Ты должен наказать меня, прежде чем сделаешь что-нибудь с этим учеником.       Цзян Фэнмянь зажимает переносицу и медленно вдыхает. Он знал, что это будет что-то вроде этого.       — Конечно, — немедленно соглашается Юй Цзыюань.       — Не поощряй его мазохизм, пожалуйста, — шепчет Фэнмянь ей.       Она не знает, каким может быть его друг, как далеко готов зайти Вэй Чанцзе и чем он готов пожертвовать, когда войдет в режим выживания и возмещения своей вины. Даже Цзян Фэнмянь иногда боится этого, особенно когда всего несколько ароматических палочек назад, тот пытался исчезнуть в собственном сознании!       — И что же ты предлагаешь нам делать, если не наказывать его? — возмущается мадам Юй в ответ.       — Было бы несправедливо наказывать ученика, когда я был первым, кто проявил такое поведение. Что ты на это скажешь? — и он произносит глупым высоким голосом, который ужасно противоречит его серьезному выражению лица: «Это нормально — нападать на простых людей в отместку, когда ты дружишь с Главой Ордена!»       Цзян Фэнмянь хочет сказать, что он никогда не говорит таким смехотворным голосом, но его друг заговорил прежде, чем он успевает что-либо сделать.       — Во-первых, это моя вина, я должен был быть более осторожным и не попасться, даже нашим ученикам, — добавляет Вэй Чанцзе.       — И какое же наказание ты предлагаешь мне назначить тебе?       Наступает многозначительная пауза, и взгляд Вэй Чанцзе падает на руку Юй Цзыюань.       — Полагаю, порка вполне пойдёт.       Цзян Фэнмянь вспоминает мальчика, который свернулся калачиком в своем одеяле и рыдал, что хочет, чтобы его стерли из этого мира. Об этом не может быть и речи! Он не будет тем, кто снова доведет его до такого состояния. Он не будет похож на своего отца, и никто не сможет заставить его, ни жена, ни друг, никто!       — Мой Орден не занимается телесными наказаниями.       Его слова окончательны.       — Ты не можешь избежать этого с помощью дополнительных тренировок, супруг, — предупреждает Юй Цзыюань. — Некоторые уроки должны быть усвоены через боль. Он прав, ты должен подать пример!       — Если вы беспокоитесь о том, что скажете моей жене, когда она вернётся, не волнуйтесь, я объясню ей это вместо вас.       Это не имеет к Цансэ никакого отношения! Он даже не думал об этом, особенно потому, что они не давали ему времени подумать! И что именно они видят в нем? Вэй Чанцзе с сожалением избегает его взгляда, но видит, что Юй Цзыюань нахмурилась и поджала губы. Трус. Должно быть, сейчас она сдерживает эти слова. Если нет, то это, вероятно, что-то вроде «не убегай» или «не будь слишком мягким, тебе нужно быть твердым прямо сейчас!». Но он не согласен.       — Торопиться с этим было бы так же вредно для Ордена, как ничего не делать, — заявляет он.       — Держать всех в ожидании тоже нехорошо! — протестует Юй Цзыюань.       — Тогда сколько дней тебе нужно, чтобы всё обдумать? — спрашивает Вэй Чанцзе.       Но Цзян Фэнмянь отрицательно качает головой.       — Я пригласил вас сюда потому, что хотел поговорить об этом с вами. Разве не так ты всегда говоришь, Вэй Чанцзе? Что разговоры с другими людьми помогают разуму проясниться?       Он поворачивается к жене, пытаясь передать ей свои усилия. Это также одна из причин, почему он превратил их отдельный кабинет в один, чтобы быть уверенным, что не сможет убежать от нее, даже если захочет. Он знает, что его уход причинил ей боль в прошлом, и извинился за это после того, как их первая дуэль была прервана. Он пытается сделать так, чтобы это больше не повторилось. Но, черт возьми, это трудно; то, как они толкают факты ему под нос, как будто нет другого решения, кроме того, которое они представляют, как будто Цзян Фэнмянь — это тот, кто слеп и упрям.Это определенно вызывает у него желание закрыться в своем кабинете, пока он сам не придумает что-нибудь, чтобы доказать, что они ошибаются. До тех пор, пока они его больше не утомят и не раздражат.       Юй Цзыюань, кажется, что-то понимает, и черты её лица смягчаются.       — Ладно. Тогда сделай это. Говори. Я не могу читать твои мысли, муж. Сделай своё дело!       Ах, это правда.       — Я отказываюсь от телесных наказаний, — начинает он, но так как он не хочет просто сказать «нет» и оставить путь закрытым или не дать другого решения, он преддагает:       — Я хочу, чтобы наказание имело смысл и было полезно и для Ордена, и для того, кто испорчен преступлением, и для виновника.       Юй Цзыюань усмехается.       — Ты просишь невозможного! — она делает долгую паузу. — Но, полагаю, это девиз нашего Ордена.       Вэй Чанцзе некоторое время молчит, с любопытством наблюдая за своим другом.       — Тогда… Нам лучше начать прямо сейчас, — наконец уступает он. — Похоже, это большая работа.       Вся эта дискуссия ужасна для Цзян Фэнмяня. За каждую частицу своей идеи он должен бороться, и даже тогда она меняется, трансформируется до тех пор, пока иногда он ее больше не узнает. Это более утомительно, чем дуэль с его женой. Но это также, и он ненавидит это признавать, волнующе так же, как и его дуэль с Юй Цзыюань. Некоторые из их решений хороши, ему это нравится, это уточняет его собственные мысли и дает ему альтернативы. Юй Цзыюань-скала, она-та, кто следит за тем, чтобы все было честно, о чем Цзян Фэнмянь часто забывает, к своему стыду. Настроение Вэй Чанцзе мало-помалу меняется, сначала он решительно выступает против любого милосердия, а затем, наконец, раскрывается, когда они становятся более теоретичными и оставляют вопрос о его ошибках позади. Затем он задает правильные вопросы, чтобы заставить Цзян Фэнмяня упорядочить свои идеи. Чаще всего что-то расплывчатое в его сознании обретает форму, когда он пытается объяснить это своему другу, иногда даже без особого вмешательства Вэй Чанцзе, а просто находясь рядом и слушая.       Наконец они придумывают что-то удовлетворительное. То, с чем он может согласиться. Что-то, что они действительно могут построить и использовать в будущем: официальная церемония, где они могут анализировать любые жалобы на Орден и любые неправильные поступки учеников. Что-то вроде суда с заранее подготовленными наказаниями за каждое преступление. Юй Цзыюань просит, чтобы этот список был известен, чтобы ни один ученик не мог усомниться в его справедливости. Это слишком сильно напоминает Цзян Фэнмяню об Облачных Глубинах и их стенах правил. Они не праведны, как скала, они — Орден Юньмэн Цзян. Они гибки, как вода и бамбук, они быстро приспосабливаются и пытаются сделать невозможное. Цзян Фэнмянь хочет, чтобы, когда ситуация окажется более сложной, чем кажется, ученики предложили список наказаний. А также простыми людьми, пострадавшими от преступления, добавляет Вэй Чанцзе. В конце концов, Цзян Фэнмянь — Глава Ордена, напоминают ему оба, так что окончательное решение все равно примет он, но у него будет много вариантов, которые будут приняты и проголосованы теми, кто находится под его защитой. Ему это нравится.       — У тебя будет семь дней, чтобы принять это решение, — говорит Юй Цзыюань.       Он удивлённо моргает. Он не ожидал… Он не посмел…       — Твой метод решения проблем не ошибочен, — говорит она, слегка краснея. — Он просто другой. Ты не должен полностью отбрасывать его, если это заставляет тебя чувствовать себя лучше. Просто тебе нужен контроль… И тебе не стоит применять его со мной.       Сердце Цзян Фэнмяня становится слишком большим для его собственной груди, наполняясь благодарностью и облегчением. Каждый раз, когда он бьется, он слышит эхо своих собственных мыслей: «Я люблю тебя». Это всё ещё ново и странно, так хрупко, что он ещё не может в это поверить, но с каждым днем это остается с ним всё дольше и дольше. Так сильно, что он уже не может отрицать того, что начинает чувствовать.       Он замечает скрытую улыбку на лице Вэй Чанцзе и чувствует, как краснеют его щеки, смущённый тем, что друг так легко понял его.       — Но это слишком долго, — возражает Вэй Чанцзе, возвращаясь к теме разговора.       — Мёртвые перед захоронением лежат столько же дней, — возражает Юй Цзыюань. — Это показывает, насколько серьезно мы относимся к делу.       — Простые люди так не считают. Семь дней — это слишком много, это может слишком сильно повлиять на их сбережения.       Юй Цзыюань недовольна и поворачивается к Цзян Фэнмяню. Он понимает, что она ждет, когда он назовет число. Он долго думает об этом, так как потом не сможет ничего изменить. Сколько дней ему требуется, чтобы было удобно? Ему нравилось семидневное время, но он понимает и точку зрения Вэй Чанцзе. В прошлый раз два дня были для него слишком коротким сроком. Четыре — священное число, но с дурным подтекстом.       — Три дня, — в конце концов говорит он.       Вэй Чанцзе уже стоит на коленях и записывает каждое слово на свитке, чтобы сделать решение официальным.       Когда Цзян Фэнмянь наконец выходит из кабинета, он чувствует себя усталым. Какая-то часть его радуется их новому методу решения проблем, но прямо сейчас его тело хочет, чтобы он мог спать целыми днями, превратиться в отшельника, как Баошань-саньжэнь, и никогда больше ничего не решать.       — Муж.       Юй Цзыюань останавливается рядом с ним, а Вэй Чанцзе уже выбегает, готовый получить все необходимое, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Он медленно поворачивает голову в ее сторону; его разум затуманен и пуст. Он не боится, что она может закричать и закричать в этот момент, он просто ни о чем не думает. Его мозг был выжат досуха всей этой дискуссией, и больше ничего из этого не вышло.       Юй Цзыюань колеблется:       — Это хорошая идея, — признает она.       Любовь так легко заполняет пустоту в его груди, что он ничего не может с собой поделать, берет её руку в свою и нежно сжимает. Есть два слова, которые мужчина должен уметь сказать в своей жизни. Первое слово он уже сказал ей. Он шепчет второе:       — Благодарю.       Она ухмыляется, и красивый румянец разливается по её щекам.       — Я всё ещё думаю, что телесные наказания иногда необходимы, — добавляет она.       В кои-то веки он не воспринимает её слова как удар в спину, но находит их довольно забавными. Он знает; она боролась за это во время этой дискуссии. Они так отличаются друг от друга. Но она всё равно уступила. Она приняла его мнение и выбор. Она всё ещё может так думать, если в конце концов будет уважать это решение. Цзян Фэнмянь обнаруживает, что он не возражает. Он даже находит это почти милым, то, как она всё ещё говорит это, как будто он мог бы забыть её слова.       Юй Цзыюань не нужно меняться, чтобы Цзян Фэнмянь любил её.