Строим дом

      Чем больше времени Цансэ-саньжэнь проводит в библиотеке Лань вообще ничего не находя, тем больше у неё накапливается разочарование, и ей хочется пойти поиграть с детьми вместо того, чтобы корпеть над свитками. Последние несколько дней она позволяла себе немного развлечься, особенно когда сооружала убежище для кроликов в горах. Она сделала его довольно простым, так как парализованные ноги мешали ей строить гораздо больше, чем она была готова признать, но Вэй Ин помогал, Лань Чжань и Лань Хуань тоже, и это была передышка, чтобы провести несколько дней вне библиотеки. Она даже показала двум малышам Лань как сделать так, чтобы в домиках прятались только кролики, а не какие-нибудь другие животные, и заставила их сажать травы, которые понравятся маленьким питомцам… И, может быть, спрятать в земле какой-нибудь отталкивающий талисман. То, чего не знает Лань Цижэнь, не может причинить ему вреда! Но теперь у нее больше нет оправданий, и она возвращается к своим тщетным исследованиям. У неё хорошо получается быть умной, придумать блестящую идею и работать над ней. Придумать идею из ничего ей значительно труднее.       — Я же говорил, что ты ничего не найдёшь.       Лань Цижэнь не должен быть таким самодовольным. Разве это не против правил? Что-то вроде: «Не тыкайте человека носом в его неудачи, ля-ля-тополя… или это делает тебя плохим Лань». Наверняка такого правила нет, но все равно кажется, что оно должно быть. Кроме того, он тоже ничего не нашёл в секретном архиве. Так что какая бы неудача ни постигла её, она постигнет и его тоже.       Лань Цижэнь всё ещё сидит рядом с ней, как будто не замечает испепеляющего взгляда, который она ему посылает.       — Ритуал проходит хорошо, — говорит Лань Цижэнь, глядя на Вэй Ина.       — Да. Так оно и есть. Он помогает, — признаёт Цансэ.       Её мальчик больше не боится спать, и то, что он сейчас дремлет, тому доказательство.       Мальчик всё утро играл с Лань Чжанем и котенком, а Лань Хуань вместе с другими учениками ходил на занятия по самосовершенствованию. Вэй Ин уснул на земле, свернувшись калачиком вокруг груды свитков и своего котенка. Лань Чжань, который терпеть не может, когда к нему прикасаются, тоже заснул очень близко к Вэй Ину. Прямо перед тем, как погрузиться в сон, мальчик выглядел совершенно загипнотизированным тем, как вьются волосы Вэй Ина. А может, его просто заинтриговал котенок, играющий с ним. Если Лань Цижэнь и сердится из-за этого, то виду не подает. Цансэ-саньжэнь даже осмеливается думать, что все наоборот, то, как смягчаются его черты, когда он видит, как играет Лань Чжань… странно. Почти с облегчением. Он был таким с тех пор, как мальчик произнес те два слова перед кроликами. До сих пор Лань Чжань больше ничего не говорил. Не из-за отсутствия попыток со стороны Вэй Ина; её мальчик заявил вечером после инцидента с кроликом, прямо перед тем, как лечь спать: «Подожди и увидишь, мамочка, я собираюсь сразиться с монстром и стать лучшим другом Лань Чжаня!»       — Он видел чудовище днём? — спрашивает Лань Цижэнь.       Он наводит здесь порядок, как и его племянник. Уборка привела его к груде рисунков, которые мальчики нацарапали чуть раньше — до того, как им разрешили выйти на улицу. Он показывает ей один из них: там видно странную черную фигуру, наблюдающую в правом углу страницы, в другой стороне от солнца (мальчик определенно выделил ему слишком много места, чтобы нарисовать его полностью), в то время как в середине крошечные палочки со странными пропорциями играют на траве, рядом с примитивно нарисованным домом и странным существом, представляющим собой нечто среднее между кроликом и кошкой. Это совсем не стиль Вэй Ина, он рисует людей немного лучше, и у его людей нет носа. Она задается вопросом, не делил ли её сын с Лань Чжанем лист бумаги, потому что она сказала им, что она дорогая. Цансэ-саньжэнь хмурится и смотрит на остальное.       Она понимает, что чудовище всегда здесь, на каждой нарисованной сцене. Иногда такое крошечное, что его можно узнать только потому, что его тело абсолютно чёрное. Иногда он настолько велик, что почти съедает всё место на бумаге, за стенами маленького домика, защищающего Вэй Ина и Лань Чжаня.       Вэй Ин действительно говорил о спасении кроликов от монстра, но потом он продолжил и о защите её от монстра, так что, возможно, он этого не делал. Она также нашла некоторые из своих защитных символов на его одежде, но в последнее время он царапал такие вещи на чем угодно, как тогда, когда научился завязывать узлы. В любом случае Цансэ-саньжэнь подумывает о том, чтобы сменить цель своего исследования, чтобы узнать больше об оберегах вокруг Облачных Глубин и сделать похожие вокруг Пристани Лотоса, чтобы убедиться, что её мальчик никогда больше не увидит монстра. Но это означало бы отказаться от истории Лань И.       Это было бы так легко сделать. Это так заманчиво сделать. Особенно после того, как почти целую неделю находишь лишь огромное ничего.       Ритуал работает, Малыши Лань очаровательны, тот, кто приветствовал их, даже пообещал крошечный дицзы Вэй Ину и научить его упрощенной версии колыбельной, чтобы он мог сыграть её, если увидит монстра днем. Тайна Лань И не раскрыта, но с каждым днем становится очевидным, что, возможно, её и не нужно разгадывать. Всё, что осталось, — эта странная курильница для благовоний, которую невозможно использовать.       Она хотела бы сказать, что это приносит покой её разуму. Это было бы ложью. Она ненавидит не знать правды и сути истории. Это бесконечно расстраивает её.       Есть ещё… Кое-что, что расстраивает её, и ей нужно поговорить с Лань Цижэнем. Она пыталась посылать письма мужу, но к тому времени, как она добьется его понимания, пройдет слишком много времени.       Дело в том… Что во время своих исследований о Лань И она наткнулась на стену. Какая бы война ни случилась во времена Лань И, она была ужасной, и либо все документы были сожжены дотла, либо кто-то позаботился о том, чтобы они исчезли. Основная линия Лань даже не имеет прямого отношения к ней, так как она никогда не была замужем, сын её сестры взял на себя роль Главы Ордена после смерти Лань И. Так даже сказки она не могла найти! Отчаянно пытаясь что-то найти, всё, что угодно, где бы упоминалось имя Лань И, она просмотрела самый старый и самый большой документ библиотеки Лань: отчеты о ночной охоте. Большие Ордена обычно записывают каждую ночную охоту, которую они совершали; имена учеников, монстра, с которым они сражались, цену, которую они получили за это…       Клан Лань не исключение.       Конечно, эта идея пришла вместе с усталостью, а она вообще не думала об этом, так как время Лань И было сотни лет назад. Но ей потребовалось много времени и чтения, прежде чем этот факт действительно поразил её, а когда это произошло, она уже так устала и зашла слишком далеко, чтобы отступить, поэтому она просто уставилась на документ.       И прочла его.       И заметила кое-что очень, очень тревожное.       За последние десять лет имя Цинхэн-цзюня не упоминалось ни в одной из ночных охот. В последний раз она прочла его имя в одном из отчётов всего через несколько месяцев после того, как сбежала с Вэй Чанцзе.       Значит ли это, что брат Лань Цижэня последние десять лет жил в уединении? Цинхэн-цзюнь был всего на несколько лет старше её. Какое преступление он совершил, что застрял в уединении? Никто ведь в здравом уме не решится так долго оставаться в уединении по своей воле, верно?       Это ещё хуже. Потому что Цансэ-саньжэнь, конечно, всё подсчитала: Лань Хуаню едва исполнилось восемь лет. А это значит, что он стал отцом, находясь в уединении? Она также проверила семейную книгу в библиотеке и посмотрела на дату его женитьбы, испытывая ужасное чувство. И ночь последней охоты Цинхэн-цзюня одновременно была днем его бракосочетания. Не через несколько дней, нет, в тот же день.       Что случилось той ночью? Она хочет спросить Лань Цижэня. Она конечно помнит Цинхэн-цзюня как человека, который мог держать руки лютого мертвеца до тех пор, пока тот не упокоится, но это совсем не то же самое, что проводить свадьбу посреди поля боя! Даже она не настолько бесстыдна!       Что могло бы оправдать это?       Лань Чжань и Лань Хуань всегда с дядей или здесь, в библиотечном павильоне. Лань Хуань никогда не говорит о своем отце или матери, даже Цансэ когда пытается поднять эту тему. Лань Чжань вообще не разговаривает. Лань Цижэнь выглядит грустным и несчастным в качестве Главы Ордена. Разве он не хотел быть учителем? Что случилось?       Она не имеет права спрашивать его об этом. У него нет причин отвечать ей. Они никто, даже не друзья, а она итак ему должна. Ещё…       И всё же это так бесит — быть здесь, видеть тайны и не иметь возможности получить никаких ответов! Она умна достаточно, чтобы понять, что это только предлог, спасательного круга она использует, потому что она не может ничего сделать, чтобы вылечить сына и просто ждать… но она слишком устала, она просто хочет сделать что-то правильно, что-нибудь, помогать кому-то, хоть кому-нибудь, в этот момент. Главное, чтобы она чувствовала себя лучше, а не как какая-то бессильная и дерьмовая мать.       — Лань Цижэнь, — начинает она, решив на этот раз спросить его.       Но он опережает.       — А-Хуань и А-Чжань не смогут прийти сюда завтра.       Цансэ моргает.       — Мы что-то сделали не так? Неужели перд… старейшины думают, что я учу дурному лучших ланьских мальчиков или что-то в этом роде?       К её крайнему удивлению, на лице Лань Цижэня появляется крошечная, совсем крошечная улыбка. Он качает головой.       — Нет. Ваше присутствие… — кажется, ему очень дорого обоходится закончить фразу, — благотворно. Это делает их…счастливыми.       — Не слишком счастливыми, я полагаю, поскольку это против правил.        — Это делает их достаточно счастливыми, — Лань Цижэнь кивает, не понимая шутки. Иногда Цансэ впадает в отчаяние из-за него и скорбит о чувстве юмора, которое умерло в нём ещё до первого вдоха.       Лань Цижэнь снова смотрит на Лань Чжаня. Мальчик хмурится во сне, сейчас он борется с Вэй Ином за кусок одеяла. Котенок свернулся калачиком слишком близко к нему, чтобы позволить ему сделать это, как будто он защищает покой своего хозяина.       Из кучи вопросов, застрявших у Цансэ-саньжэнь в горле, один из них срывается с её губ:       — Он иногда с тобой разговаривает?       — Молчание — добродетель. Я бы предпочёл, чтобы он молчал при мне, а не наглел, — упрямо говорит он. Значит не говорит.       — Он разговаривает с Лань Хуанем?       Глаза Лань Цижэня печальны. Ужасно.       — Нет. Но А-Хуань — его брат, их связывают общие узы. Они понимают друг друга без слов.       Это чертовски верно! Она провела достаточно времени с мальчиками, чтобы увидеть, как Лань Хуань изо всех сил пытается понять эмоции своего младшего брата. Как он наблюдает за своими крошечными чертами лица и строит теории с неизменно терпеливым тоном, пока Лань Чжань наконец не кивает в знак согласия. Этот мальчик — воплощение любви, совсем как Цзян Яньли. Но он тоже ребёнок, и почему-то кажется несправедливым, что Цансэ-саньжэнь так сильно полагается на него. Ведь ему едва исполнилось восемь!       — А с родителями он разговаривает?       Наступает тишина, тяжёлая и подавляющая.       — Его мать говорит, что он разговаривает с ней, но я не знаю, правда ли это.       У них всё ещё есть мать. Минус одна пессимистическая теория о ней. Хотя это ужасно подлое высказывание, граничит с правилом «не говори плохо за спиной», особенно для такого педанта, как Лань Цижэнь.       — Неужели она настолько ненадежна?       Лань Цижэнь хмурится, как будто только что понял, на что он намекает своими словами, но и не отрицает этого. Хуже всего то, что его глаза полны гнева. Вероятно, больше гнева, чем ему позволено чувствовать и озвучивать в соответствии с его воспитанием. Лань Цижэнь не любит Цансэ-саньжэнь, это очевидно, и она отвечает ему взаимностью, но, что ещё хуже, похоже, Лань Цижэнь ненавидит эту женщину, несмотря на то, что правила его клана запрещают ему испытывать такие сильные эмоции.       — Она больна, — говорит он, но это не очень хороший ответ на её вопрос, если только они не понимают это слово по разному.       Но Лань Цижэнь прячется за упрямым и вежливым молчанием и ничего не объясняет дальше. Цансэ-саньжэнь вздыхает. Лань Цижэнь смотрит на свиток, который никогда не покидал стола библиотечного павильона с тех пор, как она начала свои исследования; отчет от целителей Лань. Он, кажется, понимает, что позволил ей заглянуть в этот раздел библиотеки — вероятно, в ту часть, которая обычно ограничена, поскольку касается личных и конфиденциальных вопросов. Это если Цансэ-саньжэнь захочет знать, ей просто нужно будет заглянуть в нужный свиток, на нужную полку. Он понимает правильно, она может. Так и будет. Поскольку он не отвечает ей, она сама найдет ответ. Но сначала она хотела быть вежливой, потому что Лань Цижэнь был добр с ней.       Это на неё не похоже, и это явно не работает. Поэтому она обратится к своему старому методу: прямолинейности. Она спрашивает его, что она хотела знать в первую очередь:       — Не мог бы ты объяснить мне, почему твой брат живет в уединении? — пытается она.       Лань Цижэнь не отвечает. Вместо этого он поворачивается к Лань Чжаню и вытирает пыль с одежды мальчика. Он ничего не собирается говорить.       — Не мог бы ты объяснить мне, почему мы не увидим завтра твоих мальчиков?       Снова тишина, но на этот раз не намеренная. Руки Лань Цижэня останавливаются, когда он складывает рукава мальчика, и он срочно берет руку Лань Чжаня, чтобы проверить его пульс, что-то похожее на беспокойство пробивается на его обычно сварливые черты. Это встревожило Цансэ-саньжэнь.       — Что случилось?       Она смотрит на мальчика. Раньше у него всё было хорошо, но она замечает, как покраснели его щеки; конечно, это не от бега и стоек на руках, которые он делал в саду. Она кладёт руку ему на лоб.       — У него жар.       Лань Цижэнь ругается и это оставляет Цансэ-саньжэнь опустошенной. Он сквернословит? Он не падает замертво, как только плохие слова слетают с его губ? КАК?       Но есть более срочное дело: она проверяет Вэй Ина и вздыхает с облегчением. С ним все в порядке! Никакой лихорадки. Это она заболеет, если у её маленького ребёнка появятся ещё какие-нибудь проблемы со здоровьем! Неудивительно, что котёнок всё ближе прижимается к Лань Чжаню и мурлычет так, словно нашел лучшее место в мире! Температура не очень высокая, но всё равно повышенная, и её грудь сжимается от беспокойства.       Он мал, и всю последнюю неделю так много играл на улице, волновался, строил крольчатник, а потом гладил кроликов, сидя в мокрой траве. Честно говоря, было очевидно, что в какой-то момент он заболеет. Ей следовало быть осторожнее. Он Лань, а не Вэй Ин. Он привык к спокойствию и библиотеке, а не к путешествиям на осле и ночевкам в чистом поле.       Цансэ-саньжэнь тоже ругается.       — Не выражайся в присутствии детей, — тут же отчитывает её Лань Цижэнь.       — Они спят! — защищается Цансэ; кроме того, он был первым, кто крепко выразился! Ну и нервозность иногда бывает у этого парня! Лань Цижэнь не обращает на неё внимания, вместо этого потирает лоб прямо под священной лентой и шепчет:       — Хуже быть не может…       Цансэ-саньжэнь думает, что тот немного драматизирует, но она всё равно помогает ему, когда он относит Лань Чжаня в лазарет клана. Она заворачивает Вэй Ина одеяло вместе с котёнком изо всех сил стараясь не разбудить сына, поднимает их на руки и следует за мужчиной на мече.       Она удивлена, обнаружив здесь адепта Лань который ей нравится. Как его зовут? Она точно спрашивала об этом… Она вспоминает, что подумала, что его имя было очень созвучно с именем первого молодого господина Лань. Что-то, что означает «оригинал», вспоминает она… Лань Юань? Да, должно быть, так оно и есть. Он первый заметил состояние Лань Чжаня и осмотрел его. Цансэ-саньжэнь не знала, что он целитель, но она предположила, что имеет смысл, ведь клан также назначил нескольких целителей, отвечающих за дело Вэй Ина. Она должна была догадаться.       Осмотр не занимает много времени, и мужчина кладёт второго молодого господина на свободную кровать.       — Это несерьёзно, но я бы не хотел, чтобы он заразил своего брата; он находится на опасной стадии формирования золотого ядра. Мы пока оставим его в лазарете.       — Завтра с ним всё будет в порядке? — смущённо спрашивает Лань Цижэнь. — Если мы дадим ему духовную энергию…       Лань Юань хмурится.       — Духовная энергия на таком маленьком ребенке должна использоваться с осторожностью: только для чрезвычайных ситуаций или для исцеления духовных ран. Если мы сделаем это из-за простой детской болезни, его тело забудет, как бороться с ними самостоятельно. Боюсь, что завтра молодому хозяину придётся остаться здесь и отдохнуть.       Лань Цижэнь вздыхает, и Цансэ-саньжэнь задаётся вопросом, что же такого важного завтра для него, чтобы настаивать на присутствии Лань Чжаня, несмотря на его болезнь. Однако ей не приходится долго удивляться, так как целитель кланяется Лань Цижэню и смиренно говорит:       — Могу я высказать вам честное мнение, как нынешний целитель второго молодого господина?       — Да, конечно, — соглашается Лань Цижэнь.       — Всегда полезно для здоровья ребёнка иметь кого-то рядом, когда он выздоравливает. Возможно, завтра он не сможет увидеть свою мать… Но, может быть, ему пойдет на пользу, если вместо неё рядом будет его отец.       У Лань Цижэня такой вид, словно он только что залпом выпил бутылку крепкого алкоголя. Его лицо становится почти фиолетовым. Цансэ-саньжэнь задерживает дыхание, понимая одновременно все и ничего. К её удивлению, Лань Цижэнь не кричит, вместо этого, как идеальный Лань, он проглатывает свою ярость и твердо отвечает:       — Я понимаю. Но я не приму таких вещей. Если я это сделаю, они могут начать думать, что это лазейка для них увидеть своих родителей и искать возможность заболеть в будущем.       Это так жестоко! Цансэ-саньжэнь может многого и не понимать, но она осознает, что при таком раскладе Лань Чжань может провести целый день в одиночестве на больничной койке вместо того, чтобы повидаться с матерью. Она не может этого принять — это слишком печально! Бедный ребёнок, он не заслуживает такого, поэтому она встаёт между ними, образно выражаясь:       — Если завтра он не выздоровеет, мы с Вэй Ином составим ему компанию.       Лань Цижэнь смотрит на неё, и она не может прочесть выражение его лица, поэтому пытается дать понять, что не отступит; она провела целую неделю с этим ребёнком, уже слишком поздно. Она очень привязана к этому малышу.       — Пожалуйста, сделай это.       Лань Цижэнь печально кивает.       — Мне нужно поговорить об этом с Лань Хуанем и старейшинами. Я вернусь позже, чтобы проведать его. Пожалуйста, позаботьтесь о моём племяннике.       Он кланяется целителю и спешно уходит.       — Спасибо, — шепчет целитель Лань, садясь рядом с кроватью Лань Чжаня. — Раз уж вы здесь, почему бы мне и вас не осмотреть? Полагаю, ваш сын играл сегодня с нашим вторым молодым господином?       Лань Юань помогает ей переложить сына на другую кровать, и Вэй Ин открывает глаз, когда руки матери перестали его обнимать, но только на короткое мгновение. Потом он что-то бормочет в ответ и снова засыпает, прижимая котенка к груди. Питомцу это очень не нравится и он убегает.       — Боюсь, он играл с ним полторы недели, — признается она. — Они даже дремали рядом, когда мы поняли, что Лань Чжань болен…       — Тогда я дам ему что-нибудь выпить сегодня вечером, может быть, это убережет его от такой же болезни. Но на вашем месте я бы не беспокоился, это всего лишь небольшая простуда, а тело Вэй Ина сейчас сильное, и ритуал каждую ночь вмешивается в его духовную энергию. Сомневаюсь, что он заразится.       Но он смотрит на Лань Чжаня и кусает губы, как будто о чём-то думает.       — Может быть, вам не следует заставлять их спать рядом друг с другом, учитывая состояние вашего сына?       Ох. Об этом она не подумала. И она говорит вслух «почему», понимая, в чём дело в тот же момент, когда слова слетают с её губ:       — Что бы это ни было, из того, что мы узнали, оно действует только ночью. Вэй Ину никогда не снились кошмары во время дневного сна, и мне тоже не снились кошмары днем.       Тем не менее целитель не выглядит убежденным. Когда он осматривает её ноги и говорит Цансэ, что она должна делать больше упражнений, иначе она может вернуться к исходной точке. Она решает проигнорировать этот совет, но целитель не даёт ей так легко отмахнуться от его слов.       — Вы должны лучше заботиться о своём здоровье. Если вы верите, что никогда не излечитесь, значит, вы этого не сделаете, так что начните верить; вы будете удивлены тем, сколько чудес можно совершить с достаточно сильной волей.       Никто никогда не говорил Цансэ-саньжэнь, что ей не хватает воли, это немного странно. Она думала, что у нее все хорошо с ногами, но теперь она понимает, что может и не быть: она приняла тот факт, что никогда больше не будет собой, потому что это… менее тяжело для её сердца. Она не уверена, что готова надеяться на выздоровление, если всё, что она получит в конце, — это разочарование. Поэтому она шутит, чтобы скрыть свои эмоции:       — Это очередное правило Лань?       Лань Юань улыбается в ответ:       — Нет. Это мое личное правило, следуйте ему, если пожелаете. Я знаю, это трудно, но вы можете начать с маленьких шагов.       — Шаги сейчас не моя сильная сторона…       — Вы настоящая шутница, верно? Если желаете всю жизнь проторчать в постели, что ж, прекрасно…       — Ладно, ладно, тогда выкладывай свой метод!       Она вздыхает, ожидая, что новая серия болезненных упражнений добавится к ее тренировочному режиму; она клянется, что если он скажет ей пойти поплавать в реке, она вычеркнет его из своего списка любимых Лань. Вода в горах слишком холодная! Она помнит, как однажды упала в неё во время ночной охоты, и повторять не хочет! Но, к её удивлению, Лань-целитель говорит:       — Всё очень просто: перед сном не думайте ни о чём, кроме мысленного образа, который показывает вас со здоровыми ногами. Это может быть полет на мече или изображение того, как вы идете… Представляйте себе это, пока не заснёте.       — Это звучит… очень духовно и не очень научно.       — Процесс исцеления начинается с ума.       Цансэ сомневается, но, по крайней мере, это не потребует от неё слишком многого. Она говорит, что попытается, хотя бы для того, чтобы закончить разговор. Лань Юань выглядит довольным её ответом, но, возможно, чувствует, что она не очень убеждена, потому что кланяется и заявляет:       — Нельзя причинять ненужную боль…       И продолжает причинять ей адскую боль, двигая её ногами под невозможным углом. СВОЛОЧЬ! ПРЕДАТЕЛЬ! Она ненавидит это правило!       Как только он перестает мучительно массировать её ноги, она решает сменить тему, хотя бы для того, чтобы думать о чём-то позитивном и приятном, а не о том, как онемение, парализовавшее нижнюю половину её тела, сменилось судорогами:       — Сколько у тебя будет неприятностей, если ты расскажешь мне, что, чёрт возьми, происходит с родителями Лань Чжаня?       Целитель улыбается:       — Куча неприятностей. Никто не должен делиться секретами нашего клана с посторонним.       — Это тоже правило?       — Да, правило пятьсот сорок… Но также и здравый смысл.       — Надо же, им потребовалось ужасно много времени, чтобы придумать вот это…       — Вы удивительно одержимы нашими правилами, несмотря на то, что не являетесь Лань. Планируете ли вы присоединиться к нашему Ордену?       Цансэ-саньжэнь задыхается от одной этой мысли. Кошмар наяву! Нет, спасибо, она ненавидит горы, она ненавидит холод, она ненавидит правила!       — Ты что, флиртуешь со мной? Ты собираешь втянуть меня в свой Орден?       — Я женат. И слишком молод для вас.       — Некоторых это не останавливает.       — Я женат, слишком молод для вас, счастлив и Лань по рождению.       Она игнорирует все эти моменты и драматично кладёт руку на сердце:       — Боюсь, моё сердце уже занято, я не могу выйти замуж за члена Ордена Лань, — ухмыляется она. — Если ты надеешься, что я присоединюсь к твоему клану, то тебе придется поставить на моего сына!       В этот момент Вэй Ин решает отбросить одеяло и почти падает с кровати, принимая какую-то странную позу спящего. Целитель смотрит на него со странным выражением и отвечает:       — Нельзя ставить, если ты не уверен, что выиграешь.       Цансэ-саньжэнь почти уверена, что Орден Лань запрещает делать ставки. Такой непослушный Лань, он почти одурачил её этим фальшивым правилом! И теперь она задается вопросом, сколько фальшивых он назвал ей до сих пор, заявив о них таким тоном, что можно было бы принять это за чистую монету, без необходимости лгать об этом… Он выглядит немного смутьяном. Как собратья по нарушению спокойствия, конечно, они могут прийти к какому-то соглашению.       — Сколько у меня будет неприятностей, если я когда-нибудь узнаю об этом маленьком секрете сама? — спрашивает она.       Целитель останавливается и хмыкает.       — Кучка поменьше, — говорит он. — Но я должен сказать вам, чтобы вы не вмешивались в это дело.       Она ждёт, ожидая, что Лань Юань сделает это. Цансэ-саньжэнь улыбается в ответ, и целитель выходит из комнаты, ничего не добавив. Она знает, что это не благословение с его стороны, но всё равно решает понять это именно так. Теперь она уверена, что есть тайна, которую нужно найти, неприятности, скрывающиеся под совершенной первозданностью клана Лань.       Цансэ-саньжэнь уже некоторое время ведет себя хорошо, спокойно и цивильно — после инцидента с ночной охотой. Она даже вела себя так хорошо перед Вэнь Жоханем, когда было ясно, что этот человек заслуживает хорошего пинка под зад (ему повезло, что она больше не может пользоваться ногами). Прошло почти два месяца! Так, что самое худшее может сделать клан Лань? Не доводя дело до войны! Лань Цижэнь впадет в искажение ци? Он выглядит хорошо и достаточно зрелым, чтобы справиться с её выходками лучше, чем в прошлом… Порка? Конечно, они не станут пороть парализованную женщину, а если всё-таки станут, то она наверняка справится с этим.       Цансэ-саньжэнь слишком долго была дисциплинированной, вежливой и доброй. У неё аж всё зудит. Это мучает её, как Юй Цзыюань захлестывает гнев. В конце концов, она возмутительница спокойствия до мозга костей.