Строим дом

      Лань Хуаню больно. Как физически, так и эмоционально. Его дядя обнаружил, что он убежал попрощаться с Цансэ-саньжэнь и Вэй Усянем, и недоволен им. Мальчик наказан за это и Лань Чжань отказывается уйти, пока он тоже не будет наказан.       — Я очень разочарован… — говорит дядя им обоим. И почему-то его слова ранят больше, чем наказание. Взгляды старейшин тоже горят, от этого глаза щиплет сильнее, чем спину.       — Ты понимаешь, что сделал не так? — твёрдо спрашивает дядя, ведя их к холодному источнику, чтобы раны быстрее зажили.       Он помогает Лань Чжаню войти в воду и следит, чтобы тот всё время оставался там, где его ноги касаются земли, удерживая его. Он смотрит на красную ленту, которая привязана к его запястью. Лань Чжань отказывается снять даже во время этого купания.       — Я солгал вам, когда сказал, что иду в библиотечный павильон. Ложь запрещена в Облачных Глубинах, — отвечает Лань Хуань тонким голосом.       — Ложь — это первый шаг на тёмном пути, — кивает дядя.       Тёмный путь ведёт туда, где его мать и отец заперты в доме, и никому не позволено их видеть. Это ужасно. Лань Хуань приходит в ужас от мысли стать таким же, как они, хотя и любит их, и это сложное чувство, которое он даже не уверен, что ему позволено испытывать, потому что оно беспокоит его, когда он пытается медитировать.       — Мне очень жаль, — снова говорит он.       Дядя кивает, но, похоже, ждёт ещё чего-то. Лань Хуань сглатывает, чувство вины застревает в горле, мешая дышать и видеть. У него щиплет глаза. Он не уверен в следующем, потому что правила говорят, что ты должен быть хорошим хозяином, и поэтому попрощаться с Цансэ-саньжэнь и её сыном было хорошо! Он вёл себя как хороший хозяин! Но в то же время он не подчинился прямому приказу старших, а это тоже против правил.       — Что вы делаете, — осторожно спрашивает он дядю, — когда следование одному правилу противоречит другому?       Лань Цижэнь закрывает глаза и сжимает челюсти, он выглядит сердитым и обиженным. Всё его тело напрягается. Это заставляет Лань Хуаня волноваться.       — Давным-давно я задал тот же вопрос твоему отцу, — наконец признаётся дядя.       Лань Хуань поднимает глаза, его сердце бьётся быстрее при упоминании человека, которого он может видеть только мельком, во время их визитов раз в месяц. Каждое воспоминание — это сокровище, которым он дорожит, надеясь получить от него немного больше, чем ему разрешено. Но Лань Цижэнь не говорит того, что давным-давно ответил ему отец, вместо этого его объяснение идёт в другом направлении:       — Есть несколько способов, когда возникает такая ситуация. Во-первых, ты нарушаешь одно правило или несколько? Если да, то стоит выбрать путь, который заставит нарушить меньше правил. Во-вторых, когда одно правило противоречит другому, ты передаёшь это решение старшим. Вот так почитают правило «будь единым умом», как Орден.       Лань Цижэнь серьёзно смотрит на Лань Хуаня. Так же он смотрит, когда заставляет их повторять правила. Этот взгляд странный, полный доверия и сомнений одновременно.       — У старейшин больше опыта, они думают об интересах клана. Когда правил недостаточно, ты должен слушать их и следовать им. Вот почему у нас есть они, а не только Глава Ордена. Клан Лань должен быть праведным, полагаться на одного человека неразумно, так как одного человека можно легко развратить и сбить с толку. Люди сильнее вместе, когда единое целое.       Лань Цижэнь усаживает Лань Чжаня на один из многочисленных камней, обрамляющих пруд, и постукивает по твёрдому граниту.       — Гора состоит не из одной скалы, а из многих. Те, что на самом верху, не более важны, чем камни, образующие основу, Лань Хуань. Но с них лучше видно окрестности, поэтому нижним приходится прислушиваться к ним. Ты понимаешь?       Лань Хуань не уверен, что хочет понять, так же как он не уверен, что хочет понять, почему он может видеть свою мать только раз в месяц и почему его отец находится в уединении, оставаясь только фоновой песней в его жизни. Но он готов попытаться угодить своему дяде, потому что, по крайней мере, дядя всегда рядом с ним и сидел с ними, пока их наказывали, и залечивал его раны, пока отца и матери не было дома. Так он соглашается.       — Ты не можешь просто пытаться, Лань Хуань, ты должен добиться успеха. Ты будущий Глава Ордена. И сын твоего отца. Неудача не вариант для вас.       Лань Чжань скользит по камню в воду и обрызгивает дядю, заставляя его вздрогнуть, он обращает внимание на младшего и изо всех сил старается дать ему понять, что у него всегда должна быть правильная осанка, даже во время купания. Это долгожданное отвлечение. Маленькая семья остаётся в холодном пруду до тех пор, пока у них не стучат зубы. Затем дядя убеждается, что мальчики высохли и укутаны тёплыми одеждами. В конце концов, Лань Чжань только что переболел простудой и если Лань Хуань заболеет, это помешает его тренировкам по развитию золотого ядра. В очередной раз дядя пытается развязать красную ленточку на запястье А-Чжаня, но мальчик продолжает бороться за неё. Снять её со лба уже большая победа, так как мальчик хочет подражать своему брату. Лань Чжань соглашается только тогда, когда Лань Хуань объясняет ему, что лоб предназначен только для священной ленты, а не для каких-либо других.       — Лань Чжань, — Лань Цижэнь ещё раз повторяет правила, которые советуют людям быть скромными, не жить расточительно и не слишком привязываться к своему имуществу.       — Я думаю, — пытается объяснить Лань Хуань, — он просто хочет быть уверенным, что ты вернёшь её, если возьмёшь.       Дядя поджимает губы, но через некоторое время кивает, следуя совету мальчика:       — Лань Чжань, я просто снимаю её, чтобы постирать. Завтра ты получишь её обратно и она будет чистой. Воровать запрещено, ты же знаешь, что я буду уважать это правило.       Лань Чжань долго думает, глядя на подарок, потом наконец уступает. В тот вечер, перед тем как они ложатся спать, Лань Хуань замечает, что дядя ворчит ещё больше, садясь за стол работать.       — Вам больно? — спрашивает он, волнуясь за дядю.       У него такой вид, будто он страдает, и это тревожит Лань Хуаня. Если дяди не станет, кто тогда позаботится о них? Как бы сильно он ни любил своих мать и отца, они почти никогда не бывают рядом. Мать целует их, отец играет для них — но это раз в месяц! Дядя кормит их, укладывает спать, он рядом, когда они болеют. Они видят его, закрывая глаза, и он рядом, когда они просыпаются. С ним всё должно быть в порядке! Если его не будет, они останутся совсем одни.       — Я тоже нарушил правила. «Не держи обид, не действуй импульсивно, не дерись без разрешения, будь вежлив и честен, не употребляй плохих слов, чтобы причинить боль другим…» — объясняет дядя. — Поэтому я попросил наказания.       — Но ты же Глава Ордена…       — Именно потому что я Глава Ордена, я должен быть ещё строже к себе. Исключений из правил быть не может, даже для меня.       Лань Хуань считает, что это несправедливо, потому что дядя определённо больше всех следует правилам, но какая-то часть его восхищается дядей. Нужно быть очень сильным и смелым, чтобы просить о наказании. Интересно, сможет ли он когда-нибудь стать таким? На данный момент суровый Глава пугает его. Наверное, поэтому он ещё не готов стать Главой Ордена, в отличие от дяди. Он недостаточно храбр. Но Лань Хуань решает, что он, по крайней мере, может проявить доброту. Ему ничего не остаётся, как потереть дядюшке спину в надежде унять боль. Лань Цижэнь улыбается его жесту, но останавливает руку Лань Хуаня.       — Со мной всё будет в порядке, Лань Хуань. Каждое наказание имеет свою цель. Я буду учиться на этой боли, и она превратит меня в более великого человека, в того, кто, надеюсь, больше не будет наказан по той же причине.       Лань Хуань не уверен, что снова понимает, но утешительно знать, что, по крайней мере, боль будет ощущаться только один раз. Например, когда на рану наносят спирт, она щиплет, но жена Лань Юаня всегда говорит, что это для того, чтобы рана зажила правильно, и, когда никто не смотрит, она целует её, чтобы ему стало лучше. А однажды он даже видел, как целитель сломал руку ученика после того, как она уже была частично исцелена. Лань Юань сказал, что это потому, что кости восстанавливаются неправильно, принимая форму, которая оставит человека калекой, если ничего не предпринять. Может быть, если Лань Хуань попытается так думать, он поймёт. Это определенно имеет больше смысла. Но боль есть боль, а дядя страдает. Это пугает его.       — Когда я стану Главой Ордена, — тревожно спрашивает он, — мне придётся наказывать и вас, если вы нарушите правила?       — Конечно. Глава Ордена не может иметь фаворитов.       — Тогда… Я не хочу быть Главой Ордена, — признаётся мальчик.       Дядя хмурится, его голос становится жёстким:       — Лань Хуань. У тебя нет выбора в этом вопросе.       Урок столь же суров, как и то, как он произносит полное имя Лань Хуаня.       — Никто не может контролировать свой жизненный путь. Никто не может контролировать обстоятельства своего рождения. Тебе посчастливилось родиться в богатстве и с хорошим здоровьем. Неужели ты думаешь, что все простые люди хотят быть крестьянами? Ты должен ценить это и смиряться с незначительными проблемами, которые возникают на твоём пути. Ты был рождён, чтобы стать следующим Главой Ордена. И ты — дитя своих отца и матери. Это значит… что некоторые ошибки, которые могут быть приемлемы для других, недопустимы для вас. Это… Это отказ причинять боль людям, о которых ты заботишься, — одна из них.       Он кладёт руки на плечи Лань Хуаня, и они тяжёлые.       — Ты хочешь стать похожим на своего отца?       Лань Хуань хочет быть похожим на своего отца, он хочет быть таким же спокойным, каким тот выглядит. Он хочет быть фоновой песней, которая успокаивает, и иметь добрую улыбку. Он хочет быть совершенным Лань, которым люди когда-то называли его отца, но также хочет быть тем, кто милосерден ко всем, даже к врагам, готов доверять и любить людей, как мать. В Облачных Глубинах сплетни запрещены, и дядя никогда не говорит при них о матери, но не все люди похожи на дядю. Лань Хуань знает, что сделала мать. Он знает, что убивать плохо, но в то же время он не знает человека, которого убили, в то время как он знает свою мать. Она красивая, теплая, умная и всегда нежная с ними. Он и представить себе не может, что она способна на такое. Конечно, если бы люди захотели встретиться с ней и узнать поближе, они полюбили бы её так же сильно, как Лань Хуань. Как может кто-то такой тёплый и нежный быть плохим? Должно быть, это недоразумение. Или причина. И его отец — единственный свидетель истины. Лань Хуань хочет быть похожим на него и видеть то, что другие не хотят видеть, спасать тех, кого не хотят спасать. Потому что кто-то должен это сделать? Верно?       Иначе его бы не было. Тем более — Лань Чжаня. Если бы никто не верил маме, то их бы не существовало.       Так что это должно быть хорошо, верно? В этой печальной ситуации должно быть что-то хорошее. В каждой печальной ситуации есть что-то хорошее. Поэтому Лань Хуань хочет быть похожим на своего отца. Но в то же время он не хочет кончить так же, как он: совсем один в доме, избегая собственных детей. И он уверен, что если скажет правду, то это причинит боль его дяде.       Интересно, как не причинить боль своим близким, при этом не соглашаясь с ними? Лань Хуань не знает, поэтому молчит. Дядя, должно быть, думает, что они единодушны, потому что говорит:       — А теперь ложись спать, уже почти девять.       В эту самую ночь очень трудно заснуть. Ему снятся отец и мать, наказания и долг Главы Ордена. Его лихорадит и тошнит, ему жарко и холодно, он устал и слишком встревожен, чтобы спать одновременно. Но в конце концов он закрывает глаза и засыпает, хотя и думал, что не заснёт.       Дядя, как всегда, сдержал своё обещание, и на следующее утро в пять часов Лань Чжань нашел ленту у себя на кровати. Дядя уже занят работой, поэтому Лань Хуань, как обычно, помогает своему младшему брату во время утренних сборов. Учиться самостоятельно теперь… немного сложнее. Лань Хуань подумал, что так будет легче, потому что, как бы ему ни нравились Вэй Усянь и его мать, они были шумными и не могли оставаться на одном месте даже палочку благовоний. Но в то же время кажется, что теперь тишина обрела форму. Лань Хуань знает, что распущенность запрещена, но ему не хватает случайных потрепываний по голове от той женщины. Он скучает по звукам смеха в библиотеке, ведь ему не разрешено быть таким громким. Это не то же самое чувство, когда он скучает по матери и надеется узнать отца; когда он видит их обоих, это происходит в особые дни. Цансэ-саньжэнь и Вэй Усянь ворвались в хорошо спланированную рутину и заполнили все свободное место, которое смогли найти. Лань Хуань не знал об этом раньше, а теперь он видит полость и чувствует себя немного пустым внутри. Он не знает, что делать, чтобы снова насытиться. Как будто никто, кроме этой маленькой семьи, не может в неё вписаться.       Но дядя всегда говорит, что нужно принимать вещи такими, какие они есть, особенно учитывая то, что Лань Хуань однажды станет Главой Ордена. Всё идёт не так, как ты хочешь — праведный муж это понимает.       Однако он не уверен, что Лань Чжань понял, что его друг уехал. Его младший брат продолжает искать его, когда ему разрешают сделать перерыв, в то время как Лань Хуань работает над своей каллиграфией, как будто они просто играют в прятки. Когда он идет за ним в столовую на обед, то видит, что его младший брат дует в свисток.       «Я здесь. Приди и найди меня», — умоляет его мелодия. Это похоже на музыку их отца, только, в отличие той мелодии, которой подпевает мама, Лань Чжаню некому ответить.       — Лань Чжань, они тебя не слышат, они слишком далеко, — говорит он брату. — Они вернулись к себе домой.       Лань Чжань поднимает глаза, потом печально кивает и опускает свисток. После обеда у них есть немного времени, прежде чем Лань Хуань отправится на тренировку по наращиванию ядра. Поэтому они идут в кроличий приют, и он помогает брату кормить маленьких кроликов. Дядя находит их там.       — Они действительно остаются… — комментирует он со странным выражением на лице. Лань Хуань почти уверен, что ему это не нравится, но сам факт, что он не делает им выговор за заботу о кроликах, достаточно хорош.       Он больше беспокоится об Лань Чжане. Два года назад Лань Хуань всё ещё был с ним во время вечерних уроков с дядей, но теперь, когда он носит налобную ленту и соблюдает режим тренировок, он отправляется в здание для учеников. Дядя всегда занят работой, и он беспокоится, что его младший брат будет чувствовать себя одиноким.       — Дядя, — подсказывает Лань Хуань. — Я думаю, Лань Чжань хочет учиться музыке. Он пытался играть на свистке.       У него очень хорошие воспоминания о том, как дядя немного учил его играть на флейте. Это драгоценное воспоминание, и ему нравилось, как им гордятся все — его младший брат, дядя, мать и даже отец. Казалось, музыка приносит согласие, тайную гармонию в его разбитую семью. Однажды он сыграл в одно из своих посещений и отец даже ответил нотой гуциня. Такие маленькие сувениры-сокровища Лань Хуаня: он держит их близко к сердцу, чтобы никто не мог украсть их — если никто не знает, что они там, никто не может их забрать, верно? Поэтому он складывает их в груди: маленькие доказательства того, что отец заботится о нем, даже когда он этого не показывает, что мать любит его, что дядя гордится им, хотя все они делают это отдельно друг от друга. Он любит думать об этом прямо перед сном, как об историях, которые читал им дядя, когда они были младше. До того, как он посчитал себя достаточно взрослым, чтобы больше в них не нуждаться. Он надеется, что у Лань Чжаня тоже есть такие сокровища.       От этого предложения глаза дяди загорелись.       — Ты так думаешь?       Лань Хуань кивает, хотя и не совсем уверен. Но сейчас ему нужно уходить на тренировки, поэтому он прощается с ними и надеется на лучшее.       Лань Цижэнь, как только его старший племянник присоединяется к классу, поворачивается к Лань Чжаню и спрашивает:       — На каком инструменте ты хочешь играть Лань Чжань? Флейта, как у твоего брата? Дицзы?       Но Лань Чжань отрицательно качает головой. Лань Цижэнь в замешательстве хмурит брови: «нет» для флейты или более общее «нет»? Это напрягает его, и теперь, когда он уверен, что мальчик может говорить, он не может не задаться вопросом, почему он этого не делает. И он отталкивает горечь, которую всё ещё питает к Цансэ-саньжэнь; конечно, мать знала бы, что делать, или её сын вызвал бы улыбку на лице А-Чжаня. Лань Цижэнь не знает, как это сделать, и ему немного больно. Жгучая боль.       Конечно, быть чрезмерно счастливым — и беспечным, и глупым, и невежливым, — как Цансэ-саньжэнь, нехорошо. Но он хотел бы, чтобы Лань Чжань был хотя бы немного счастлив. Настолько, насколько позволяет ситуация. До тех пор, пока счастье не собьет его с истинного пути.       — Будь точнее, Лань Чжань, или говори. Я не умею читать мысли.       Он должен выжимать из него слова; быть прилежным и молчаливым — это здорово, но через два года его племянник официально вступит в Орден, получит ленту на лоб и начнет тренироваться. Там от него будут ждать красноречия, ответов на вопросы учителя или он будет наказан. И хотя Лань Цижэнь знает, что наказания — это к лучшему, чтобы правильно формировать людей и быть уверенным, что он никогда не сломается, как отец А-Чжаня, он также не может с нетерпением ждать такого исхода событий. И всё же Лань Цижэнь понятия не имеет, как заставить мальчика понять, что время уходит. Он понятия не имеет, как…       Он не мать, как Цансэ-саньжэнь, он просто дядя. Он не должен ревновать, но это так. Цансэ-саньжэнь определенно лучше всех умеет выявлять худшее, что есть в нем, ту ужасную сторону, которую он так старательно пытается оттолкнуть и стереть. Он рад, что она ушла, и ему не нужно бороться с собой вдобавок ко всему. Но он также сожалеет о её присутствии — он сожалеет больше о своей вспышке гнева и стыдится своего недостойного поведения — потому что Лань Цижэнь не очень хорошо гладит детей по головке или успокаивает их. Он хорош в преподавании, но не более того.       Но потом у него появилась идея.       — Хочешь научиться играть на гуцине?       А-Чжань хмурится. Он, конечно, ещё не знает этого инструмента, поэтому Лань Цижэнь ведёт их в музыкальную комнату и показывает ему тот, что стоит там. Это немного впечатляет, для такого крошечного мальчика. В конце концов, гуцинь почти того же размера, что сам ребёнок, но Лань Чжань не качает головой и не отвергает предложение сразу.       — Знаешь, почему я считаю, что это хороший инструмент для тебя? — спрашивает Лань Цижэнь.       Лань Чжань с любопытством наклоняет голову набок.       — Потому что это инструмент, который ты можете использовать позже в тренировках самосовершенствования. На нем ты сможешь сыграть мелодию под названием «Расспрос».       Он берёт гуцинь поменьше, тот, которым пользуются начинающие ученики. Даже он всё ещё слишком тяжёлый и большой для Лань Чжаня, но Лань Цижэнь считает, что это нормально, пока он тренируется под присмотром дяди. Он щипает одну из струн. Проверяет звук. Лань Чжань молчит, как всегда, но выглядит сосредоточенным и восприимчивым к уроку.       — «Расспрос» используется для разговора с духами. Это всё равно, что говорить, но через музыку.       Глаза Лань Чжаня загорелись, и он тут же сел перед гуцинем, что Лань Цижэнь истолковал как «пожалуйста, научи меня». Это пробуждает что-то в сердце Лань Цижэня, старую рану, но и старую потребность; в конце концов, это все, чего он когда-либо хотел: учить следующее поколение. Тот факт, что он учит своего племянника, а не какого-то ученика, остается… Фактом, который трудно принять, но он может это сделать.       Он всё равно должен это сделать. Точно так же, как он сказал Лань Хуаню накануне, нужно принять свою судьбу. Это не значит, что они обречены на печаль, они могут найти маленькие проблески надежды и удовлетворения в жизни, даже если это не то, чего они хотели. Счастье — это всё ещё счастье. Можно даже сказать, что счастье, которое вы зарабатываете через трудности, более ценно, чем то, которое даётся вам легко. Он хочет верить в это, хотя бы потому, что это заглушает вечную боль в его сердце. Поэтому он трогает первые струны и вокруг эхом разносится нота.       — Это означает «да».       Лань Чжань пытается сделать то же самое, это занимает несколько попыток, так как его руки все еще крошечные, и его пальцы не могут коснуться всех струн одновременно, но он находит способ. В конце концов, это всего лишь одна нота. Это будет проблематично, когда они достигнут согласия и различных значений, которые приходят с ним, но они еще не пришли.       Лань Цижэнь кивает в знак согласия и показывает ему следующее слово:       — Это означает «нет».       И снова Лань Чжаню удаётся воспроизвести этот звук. На его лице появляется слабая улыбка. Может быть, она есть и у Лань Цижэня, когда он снова спрашивает:       — Ты хочешь изучить гуцинь?       Пальцы А-Чжаня без колебаний скользят по струнам. «Да», — говорит он.       Лань Цижэнь гордится тем, что у них состоялся первый разговор.