Строим дом

      Они очнулись посреди незнакомой, пустынной земли. Весь мир серый, от земли до облаков, а пепел кружится вокруг них, как снег. Цансэ-саньжэнь в недоумении протягивает руки: маленькие кусочки пыли оседают на ее ладони и рассыпаются под пальцами. Где-то поблизости должен быть вулкан. Это до странности знакомое и одновременно необычное зрелище.       — Что это за место? — задаётся она вопросом. Разве они не должны были уже вернуться? Это точно не похоже на Пристань Лотоса, если только она не сгорела ночью! Она озадаченно смотрит на мужа, но он так же растерян. Он оглядывает всё вокруг, настороженно озираясь. На заднем плане видны маленькие хижины, готовые рухнуть на поля редиса. Но не это привлекает его внимание:       — Фэнмянь!       Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань наконец-то здесь! Цансэ-саньжэнь улыбается, узнав эти две фигуры, и бежит к ним. Эти двое подлецов держатся за руки.       — Вы хорошо проводили время без…       Она не успевает закончить фразу, они оба смотрят на нее, их лица пепельные, все краски исчезли, глаза налились кровью, как будто они прошли через ад и не могут поверить, что выбрались оттуда. Что очень близко к истине, пусть она и не знает этого.       — Фэнмянь, ты в порядке? — спрашивает Вэй Чанцзе, осматривая его. Но он не находит никаких ран.       — Вы… Вы только посмотрите на себя! Вы все в крови! — вскрикивает Юй Цзыюань, обхватив ладонями лицо Цансэ-саньжэнь. — Где вы были?!       — Это не наша кровь, а демона с ночной охоты, — спокойно объясняет Вэй Чанцзе, а его жена смеется:       — Видели бы вы, в каком состоянии сейчас демон!       Он хмурится и оглядывается на Главу Ордена, его тон извиняющийся:       — Нам пришлось пройти через сон без вас. Где вы были?       Цзян Фэнмянь качает головой:       — Что-то случилось с курильницей… — он кусает губы и кладет руку на плечо лучшего друга, чтобы успокоиться или для поддержки, он не совсем уверен. Он моргает, глядя на Цансэ-саньжэнь, и потрясенно бормочет:       — Ты что, стоишь?       Цансэ-саньжэнь кивает, немного оцепенев. Она впервые видит своего лучшего друга в таком состоянии. Даже когда она спасла его от смерти при их первой встрече, он не был в таком состоянии. Теперь он выглядит так, словно сильный порыв ветра может развеять его душу. Она изо всех сил старается держать его в руках, но ей не удается придать своему ответу достаточно юмора, чтобы он прозвучал как шутка:       — Да, у снов есть свои преимущества.       — Какого чёрта! — протестует Юй Цзыюань. — Я не знаю, что не так с вашим артефактом, но…       — Она права… Мы оказались в другом сне… — повторяет Цзян Фэнмянь.       Постепенно к нему возвращается достоинство, его лицо обретает некоторые краски, когда он продолжает объяснять, что они видели, через что прошли, несмотря на многочисленные прерывания его жены и оскорбленные вздохи Цансэ-саньжэнь:       — Ты избила моего ребёнка!       — Я этого не делала! — Юй Цзыюань защищается, глядя на Вэй Чанцзе так же пристально, как и она сама — она не признаётся в этом вслух, но выражение его лица сейчас очень устрашающее.       — Тебе это приснилось, — замечает он, его холодный голос контрастирует с огнем в глазах.       — Тем не менее я этого не делала!       — Вот почему я сказал, что с курильницей что-то не так, — пытается объяснить Цзян Фэнмянь, а затем добавляет с непоколебимой уверенностью:       — Ни я, ни моя госпожа никогда не воображали таких вещей.       Юй Цзыюань застывает, её губы тонки, челюсти сжаты: она не может позволить себе издать тот крошечный визг, который почти вырвался у неё. Это было бы слишком неловко, слишком очевидно. Она не хочет казаться такой слабой перед четой Вэй. Она не такая бесстыдная, как они. Только Цзян Фэнмянь будет знать, как сильно его слова тронули ее. Поэтому она сдерживается.       В конце своего рассказа Вэй Чанцзе бледен и потрясен до глубины души.:       — Пристань Лотоса… Они все мертвы?       Его хватка крепче сжимает плечи Цзян Фэнмяня, они вместе спотыкаются. Это длится секунду, затем Вэй Чанцзе отбрасывает эту возможность и решительно отрицает:       — Это не может быть правдой.       Цансэ-саньжэнь тоже не уверена в своих чувствах; не так быстро, как ее муж, она отказалась от этого сна. Она только что начала называть это место своим домом, это причиняет ей боль. Но она не знает, она не… Она еще не знает! Ничего не случилось. В конце концов, это всего лишь кошмар, так почему она должна переживать из-за него? И всё же её разум работает быстро, пытаясь понять, что может произойти и что это может означать…       — Раньше вам никогда не приходилось спать в одной комнате с А-Ином, — шепчет она.       Все взгляды падают на Цансэ-саньжэнь, крайне озадаченные. Она качает головой. Теория прорастает из случайных зацепок; ей нужно озвучить ее, чтобы она стала яснее даже для нее самой:       — Вы никогда не были достаточно близки к А-Ину в ночное время, чтобы вас мучили кошмары!       — Думаешь, именно это и испортило действие курильницы? — хмурится Вэй Чанцзе. — Но…       — Может быть, поэтому вы вообще ничего не могли сделать, потому что вам пришлось пережить это в первый раз, как и нам, но курильница испортила все, и поэтому вы пережили это не через тела своих снов, а через свои собственные? В конце концов, кошмар заставил нас испытать нашу собственную смерть в первый раз, но курильница должна была помешать вам пройти через это и помочь бороться.       — Но мы ничего не могли сделать! Может быть, эта штука сломана! Это не имеет никакого смысла. Логично, что ты видела твою ночную охоту, где ты чуть не умерла, событие-то произошло, но зачем показывать нам эту чушь?! — раздражается Юй Цзыюань.       Цансэ-саньжэнь моргает, ее сердце трепещет, а мозг горит, она что-то вспоминает. Что-то важное. Это там, на кончике ее языка. На мгновение все, что она может сделать, это заикаться. У нее почти получилось, но это все равно что пытаться схватиться за воду.       — Это было так реально, — комментирует Цзян Фэнмянь. — Вэй Усянь выглядел точь-в-точь как вы. И А-Ли… А-Чэн…       Её рука нащупывает что-то осязаемое и твёрдое, жетон холодит кожу, по позвоночнику пробегает дрожь. Она вспоминает Лань Цижэня, сидящего в павильоне Библиотеки, его слова и его всегда серьезное лицо, когда он сказал: «…Впрочем, один отметил, что это могут быть вещие сны, по причине, которую я пока не нашёл».       Вещие сны? Она отмахнулась от этой возможности раньше, потому что это было бессмыслицей, нелогичным, учитывая ее опыт и ситуацию в то время. Но почему целители Лань могли так думать в прошлом? Они тоже испытывали подобное с курильницей? Могли ли они подтвердить это? Все документы времён Лань И были утеряны. Цансэ-саньжэнь не нашла больше никаких упоминаний во время своих недельных поисков. Но она не может отмахнуться от этого так же легко, как тогда. Не тогда, когда ставки так высоки. Не тогда, когда это может означать, что всё, что они видели во сне, может произойти на самом деле. Что они могут потерять свой дом.       — Я… я хочу, чтобы вы сохраняли спокойствие и воспринимали то, что я вам скажу, как догадку… — предупреждает она их, прежде чем начать делиться своими текущими выводами и опасениями.       Лицо Юй Цзыюань краснеет, а лицо её мужа становится всё белее и белее. Они так же напуганы и растеряны, как и она. Вэй Чанцзе качает головой, повторяя, что вещие сны не могут быть показаны кому-то другому, но…       — Вы сказали, что нас там не было… даже на заднем плане? — пробормотала она, её сердце забилось быстрее.       Юй Цзыюань выглядит сожалеющей, и это беспокоит ее еще больше, когда Цзян Фэнмянь подтверждает этот факт небольшим кивком. Вэй Чанцзе бросает на нее взгляд, его хмурый взгляд становится еще глубже. Возможно, это потому, что они вместе провели столько лет в дороге, сражаясь с чудовищами, но, похоже, он думает так же, как и она: письмо Баошань-саньжэнь. Неужели в будущем они прислушались к совету Бессмертной, оставили сына на попечение Цзян Фэнмяня и отправились в изгнание на её проклятую гору?       Но уверенность потрясла сердце Цансэ-саньжэнь: «Я лучше умру». Что, конечно же, оставляло еще одну причину их отсутствия: смерть. Было ли это знаком того, что монстр пытался убить их, как предположил Лань Цижэнь? Не было ли предупреждение ее учителя хоть раз одной из ее уловок? Или… Она закрывает глаза. Неужели они погибли во время ночной охоты, в этой версии истории? Нет! Это слишком надуманно, отмахнулась она. Как будто вся реальность сна может быть связана воедино и построить собственную реальность! Это нонсенс. И всё же она не может отмахнуться от этой мысли. В конце концов, она жила на горе Баошань-саньжэнь, она знала секреты этого места, которые делали невозможным его поиск без инструкций…       Смерть. Все сны, навеянные чудовищем, имели общую черту: показать тебе твою смерть. Сначала Вэй Чанцзе и она, а теперь Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань. Может ли здесь быть какая-то закономерность? Возможно, она могла бы проверить это, но для этого ей пришлось бы разрешить людям спать рядом с ее сыном всю ночь. Часть ее ума, любопытная часть ее ума, хочет увидеть, приснится ли им их смерть тоже. Если вселенная, которую они видят, кажется последовательной, пытающейся перегруппировать информацию… Но другая часть её разума кричит против самой идеи, их страх перед трактирщиком все еще сохраняется. Она никогда, никогда не допустит этого.       Всё это слишком сложно, от всей этой неразберихи у неё болит голова. В конце концов, все, что им нужно сделать, это быть осторожными и не умереть? Верно? Не умереть, не дать уничтожить Секту. Легко и просто. Они могут сделать это в любой день.       Она смотрит на своего мужа и кивает, посылая ему мысленные сигналы: «Я рассчитываю на тебя в этой ситуации», а он смотрит в ответ, волнуясь, но умудряется кивать и глотать одновременно. Они определенно овладели навыком мысленной беседы, как хорошие муж и жена.       — Я разберусь с этим, — обещает она Юй Цзыюань и Цзян Фэнмяню. — Не волнуйтесь, я…       Она останавливается и моргает. Слабый звук прервал её мысли, знакомая, душераздирающая мелодия.       — Вы слышите это? Звук сяо!       — Этот звук был и это раньше, — одновременно комментируют Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь, а затем удивленно смотрят друг на друга.       Цансэ-саньжэнь оглядывается вокруг, по ее позвоночнику пробегает дрожь. Она мысленно готовилась к борьбе с монстром во сне, вызванном сжиганием благовоний, поэтому не очень удивилась, узнав свистящий звук. Она просто ожидала сразиться с ним во время ночной охоты, а не в… Где бы они не находились.       — Это не сяо, — нахмурился Вэй Чанцзе, знаток искусства. — Это дицзы.       — Разве это не одно и то же? Это все равно флейта! — раздражённо замечает Юй Цзыюань. — У нас есть дела поважнее, чем спорить об инструментах!       Вэй Чанцзе бросает на женщин осуждающий взгляд.       Цзян Фэнмянь, оглядевшись по сторонам, согласился с женой. Его рука потянулась к мечу, но он остановился на полпути, его сердце дрогнуло. Что, если они снова ничего не смогут сделать? Запертые в этом царстве как призраки? Он крепче сжимает меч, тревожась.       — Там! — указывает Юй Цзыюань.       Что-то движется. Хотя земля выглядит серой и бесплодной, она, похоже, не лишена жизни. Есть больные деревья, которые ужасно гнутся, как горелые трупы, их колючки белые и жуткие.       — Похоже, обещанная ночная охота на четверых все-таки состоится… — комментирует Цансэ-саньжэнь с взволнованной улыбкой.       Вэй Чанцзе решительно встаёт между женой и опасностью, которая может оттуда исходить. Но ничего не происходит, даже кажется, что мелодия затихает, исчезая в поле. Гнев Юй Цзыюань не утих после ужасного сна, и она готова убить несколько монстров, раз уж Вэнь, разрушивших Пристань Лотоса, нет под рукой. Со вспышкой духовной энергии она активирует Цзыдянь. Он потрескивает в атмосфере, громом отзываясь на её эмоции. Ей нравится, как он почти полностью перекрывает мелодию.       — Не позволяйте ему сбежать. Мы разберемся с ним раз и навсегда!       Она преследует монстра, и вскоре чувствует, как Цансэ-саньжэнь присоединяется к ней, а Цзян Фэнмянь и Вэй Чанцзе следуют за ней, отставая на несколько шагов, чтобы прикрыть их спины. Они обмениваются взглядами, высказывая общую жалобу: «Беспечные жёны!»       Место странное: когда они воссоединились, несмотря на то, что небо было серым, было очевидно, что наступил день. Но теперь наступила ночь, и никто из них этого не заметил, луна слишком высоко в небе, чтобы это было естественно. Бамбук пророс из грязи, как копья, и некоторые из них покрыты кровью. Но трупов нет. Иногда катится фонарь с эмблемой клана Вэнь. Кажется, что горит гора, далеко, очень далеко на горизонте, а вороны смеются, потешаясь над ней, невидимой, но присутствующей, лежащей в тени.       Цансэ-саньжэнь случайно наступает на золотой пион, и его лепестки тонут в грязи. Она не знает почему, но звук флейты становится все печальнее. Как будто она сожалеет о причиненном ею ущербе.       — Это оттуда! — говорит Вэй Чанцзе, когда они почти проходят перед входом в пещеру. Цансэ-саньжень накладывает талисман, чтобы убедиться, что они не окажутся в ловушке внутри, а ее лента кружится вокруг прохода, охраняя его. Они все же входят.       Мелодия деформирована эхом. Она всё меньше похожа на мелодию и всё больше на мучительные крики, повторяющиеся снова и снова. На каменных стенах вокруг них видны следы от ногтей. Вэй Чанцзе не может отделаться от мысли, что так, должно быть, выглядит лестница в ад.       В странном котловане, куда они наконец попадают, есть бассейн с кровью, в котором гниют цветы лотоса. Цзян Фэнмянь вздрагивает, глядя на своё отражение: внутри скопились тела. Скрученные, как черви, они выглядят почти спящими, но Цзян Фэнмянь узнает мальчика, маленького ученика Пристани Лотоса. Того самого, которому он не смог помочь. Теперь, когда он узнал его, он не может не посмотреть на другие трупы, пытаясь понять, есть ли там еще кто-нибудь. И он видит Яньли. Это не иллюзия, вызванная стрессом, это женщина, которой она должна была стать, лежит в луже крови, руки скрещены на груди, под пальцами лежит лотос, выражение лица печальное, но безмятежное.       Цзян Фэнмяню становится плохо.       Он оглядывается по сторонам, молясь, хотя знает, что это бесполезно, чтобы Цзян Чэн и Вэй Усянь не оказались там. Он ударяется спиной о стену и чувствует, что что-то движется. Он делает шаг в сторону и рефлекторно взмахивает мечом. Серая рука ударяется о землю и растворяется в грязи.       — Чанцзе… — шепчет Цзян Фэнмянь, его дыхание замирает в легких.       Он сомневается, что остальные заметили, ведь в пещере темно и мрачно… Но стены сложены не из камня, а из тел. Тысячи тел, словно вся гора была возведена из груды трупов. Их конечности скрючены, кожа пепельная, а лицо навсегда застыло в мучительном рыдании. Он узнает Вэнь, Цзинь… Даже одеяния Лань и Цзян, несмотря на покрывающую их пыль и мрак.       — Что это за кошмар… — бормочет Цансэ-саньжэнь, подходя к одному из трупов, застрявших в стене.       — Будь осторожна…       Предупреждение Вэй Чанцзе игнорируется, поскольку его жена различила лицо женщины из клана Вэнь. Она держит на руках маленького мальчика, как бы защищая его, а над ней стоит другой мужчина, который больше других похож на труп. Как только пальцы Цансэ-саньжэнь касаются ее, труп рассыпается в прах.       — …Это… — Юй Цзыюань нахмурилась. — Это… Она выглядела как…       Как целительница Вэнь, которую они встретили на реке. Она не помнит ее имени… К своему стыду, Юй Цзыюань понимает, что тогда она даже не спросила его. Сердце все еще в ярости на Вэней за то, что они сделали с ее домом, но мозг напоминает ей, что есть и те, кто ей нравился. Это иллюзия. Все это иллюзия. Женщина, которую она уважала, в безопасности, где-то в реальности. Ее нет в этой пещере… Пристань Лотоса стоит. Вэнь Чжулю… Наверное, все ещё Чжао Чжулю.       Она закрывает глаза и кусает губы. Она в замешательстве.       Взгляд Цансэ-саньжэнь поднимается к трупу, который пытался защитить женщину Вэнь, а затем падает на ребенка.       — Это не её семья… я не думаю, что это она, — отрицает Цансэ. Но выражение ее лица неуверенное. Она настороженно следит за каждым своим шагом, когда возвращается к ним. — Что-то определённо не так с курильницей… Этот сон воняет энергией обиды. Этого не должно быть.       — Кто ты?       Вэй Чанцзе направил свой меч в сторону, бросая вызов. Они все следят за его взглядом. Но в тени стоит не кто-то. Это что-то. Что-то, что больше не является человеком.       — Чудовище… — вздохнула Цансэ-саньжэнь.       Ладони Юй Цзыюань вспотели, и она чувствует на своей коже искры Цзыдяня. Так вот что видит маленький мальчик? Цзян Фэнмянь понимает, почему он так напуган. Он взрослый, но не может заглушить чувство ужаса и опасности, охватившее его.       У монстра нет формы, он сделан из чего-то злобного, скрюченного и гнилого, из грязи и крови. У него нет лица, и в то же время их миллионы, поскольку жидкость, которая является его телом, корчится и принимает агонические выражения в мгновение ока. Тонущие люди поднимают в воздух полусформированную руку, задыхаясь, взывая о помощи, прежде чем их затягивает волнами и они исчезают в море смерти.       — Что тебе нужно от нас? — кричит Цзян Фэнмянь, крепче сжимая меч.       — Оставь моего сына в покое! — приказывает Вэй Чанцзе.       — Кто ты? — добавляет Цансэ-саньжэнь, её голос дрожит, несмотря на гнев, вспыхивающий в её глазах.       Звук флейты прекращается. Монстр поворачивается к ним и впервые смотрит на них, его глаза на короткое мгновение светятся красным, прежде чем снова исчезнуть в пустоте. И трупы вокруг словно пробуждаются. Все они поднимают свои мечи. Но им нет до них никакого дела, вместо этого их рты открываются, и они стонут, умоляют, воют:       — Старейшина Илина!       Их стенания — это новая песня, более громкая, более жуткая, чем предыдущая. Их мелодии сталкиваются, диссонируют, и, в отличие от песни двух Лань в уединении, она пронзает и уши, и сердца.       — Помогите мне!       — Отомсти за меня!       — Будь ты проклят!       — Благослави меня!       И тут вступает монстр, раскрывая свои миллионы рук, обнимая все их надежды и шепот. Все замирают. Зачарованные, испуганные. Как будто он может и исполнить их желания, и разрушить их одновременно.       — Не смей делать больше ни шагу! — предупреждает Юй Цзыюань. Цзян Фэнмянь направляет меч вверх, как и все остальные.       Но существу всё равно. Кончики лезвий пронзают его тело, не обращая на него ни малейшего внимания. Цзыдянь обвивается вокруг него, и раздаётся удар грома.       Тела вокруг кричат от боли, но существо едва шевелится, не обращая внимания, как его тело разрывается на части, рассыпаясь повсюду. Оно остается неподвижным. Его голова склоняется набок и смотрит на Цансэ-саньжэнь. Под гнилой грязью волн снова проступают черты лица. Слова брызжут, подобно крови, когда его рот открывается.       Всё затихает, и раздаётся тихая мольба детского голоса:       — Мама…       Её сердце останавливается, а голос срывается:       — А-Ин?       — Не слушай его! — кричит в ответ Вэй Чанцзе, не терпящий отлагательств. Но Цансэ-саньжэнь не слышит его предупреждения, потому что однажды она проигнорировала мольбу своего сына, и это все, что она может видеть сейчас. Ее маленький сын, в том самом лесу, в ту самую ночь, когда он плакал и звал её. Тогда она направила на него меч и назвала чудовищем. Теперь она стоит перед монстром, и не может удержаться, чтобы не протянуть руки, потерявшись между сном и реальностью. Прошлым и настоящим.       — А-Ин!       Руки обхватывают её талию и не дают ей пройти дальше. Она бьёт их гардой своего меча:       — Отпусти меня, Фэнмянь!       Но Фэнмянь не отпускает:       — Это не твой сын!       Но это так, это он и есть. Она не может объяснить это, но знает, что права, и чувствует, что если она отпустит его, если проигнорирует его еще раз, он снова уйдёт. На этот раз навсегда.       — Возьми себя в руки, Цансэ! — кричит Юй Цзыюань, пытаясь удержать монстра своим кнутом. Вэй Чанцзе не ждет, пока его жена попадет в ловушку, он безжалостно рубит голову монстра, изрекающего такую ложь. Жидкость прилипает к его лезвию и закручивается вокруг края, крошечные руки с притупленной силой хватают его за одежду и волосы, как будто пытаются втянуть его внутрь, поглотить полностью. Он стряхивает их.       — Я хочу… я хочу… — утопающие лица повторяют эхом.       Голова растворяется на земле, и на ее место приходит другая.       — Убей… меня… — говорит она, и снова звучит флейта.       Затем раздается звук гуциня, который разгоняет флейту, и существо шепчет, его голос изменился:       — Спасите его…       Гора трупов снова движется, и что-то скрывается в тени, ему удается схватить Юй Цзыюань за волосы и потянуть их. У Цзян Фэнмяня не остаётся выбора, кроме как на секунду покинуть Цансэ-саньжэнь, чтобы отвести угрозу от своей госпожи.       — Госпожа Юй… Дядя… — шепчет голос снова. И на этот раз они слышат его очень хорошо, они узнают этот тон. Это почти тот же голос, что и у Вэй Усяня в их кошмаре. Тот же тон, та же мольба.       — Ты слышала это? — спрашивает он.       — Ты, демон! Немедленно прекрати! — приказывает Юй Цзыюань, ее сердце бьется в груди так быстро, что ком в горле затрудняет каждый вдох. Как чувство вины.       Она снова видит то, как Вэй Усянь смирился с тем, что его хлещут кнутом прямо на земле. Она снова слышит его. Она видит, как он смотрит в пустоту, на хруст и руины Пристани Лотоса, как он закручивается вокруг себя и спрашивает у призраков: «Сдержал ли я данное вам обещание?». «Нет! Нет! Ты убил их всех! Ты никого не спас!» — воют призраки. Цзян Фэнмянь видит совсем другое: мальчик, которого связали Цзыдянем, и он плачет, тихо плачет, молча смотря, как его брат и сестра кричат и умоляют отца остаться. Он видит, как тот помогает А-Чэну надеть одеяние Главы Ордена, которое пока еще слишком велико для него, и как они оба смотрят на неподходящую одежду, слишком хорошо понимая, чего не хватает. Стоя рядом друг с другом и находясь за много миль друг от друга, на месте своих отцов, они задаются вопросом: «А справимся ли мы с этой задачей?» и сожалеют. Нет! Нет! Вы никогда не справитесь, вы никогда не будете достаточно хороши.       Что-то хватает их за плечи и тянет за собой. Юй Цзыюань делает шаг и падает в кровавый пруд, вокруг неё кружатся пузырьки, лица смешиваются.       — Госпожа Лань! Госпожа Цзинь! Госпожа Цзян! Госпожа Вэнь! — повторяют они. Цзян Фэнмянь борется, он отсекает одну руку, две ноги, три руки, но на их место всегда приходят новые.       — Первый дядя! Второй дядя! Третий дядя! Четвёртый дядя!       Цансэ-саньжэнь больше не скована, и она раскрывает объятия, едва прислушиваясь.       — А-Ин… я здесь!       Вэй Чанцзе хочет побежать к ней, но его колени подкашиваются на полпути. Что-то схватило его за лодыжку; повернувшись, он увидел, что это белая рука, появившаяся из земли. Ты забыл нас! Ты стёр нас! Недостойное дитя! Будет справедливо, если тебе не позволят спасти собственную семью! Их пальцы ранят его кожу, но не сердце, кровавые черви поднимаются и корчатся, а на коже вырастают бугорки и рожицы, кричащие слова: «Ты всё ещё ребёнок своих родителей, почему ты думаешь, что у тебя получится лучше? Ты не сможешь построить семью! Ты ее разрушишь!». Он хватает их и вытаскивает одного за другим. Он отказывается вдумываться в их слова, думать об этом. И всё же они заражают его плоть, распространяются. Его взгляд падает на друзей и семью, он замечает синяки, покрывающие их руки и лица, шишки, образующиеся под их кожей.       — Цансэ! — кричит Вэй Чанцзе. — Цансэ, мы должны выбраться отсюда! Печать! Печать, чтобы остановить сон! Сделай это сейчас же!       Цзян Фэнмянь едва держится, он шагнул в пруд и пытается не пустить верхнюю часть тела своей госпожи, но существа вцепились в ее платье, как водяной упырь в свою добычу. Она не может использовать Цзыдянь, не ударив себя током. Да будет так! «Посмотрим, кто дольше выдержит боль — ты или я!» — подумала она. Затем руки Цзян Яньли обвиваются вокруг шеи матери, её грустная улыбка и добрые глаза смотрят на неё.       — Мама… Папа… Я так рада снова видеть вас… Я скучала по вам.       Раскаты грома бросают мрачный свет на пещеру из трупов. Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань сжимают челюсти от боли, а упыри, как и их маленькая Яньли, шипят от боли.       Это совсем как та ночная охота, которая сорвалась. Вэй Чанцзе вспомнил, как их окружила и захлестнула непреодолимая сила. Старый страх ворвался в его грудь. Мы умираем. Они не смогут победить. Они умирают! Это слишком. Мы должны бежать! Здесь слишком темно. Я должен забрать их и бежать! Их слишком много! Я не могу сражаться с ними со всеми. Но и потерять их я не могу!       Рука, обхватившая его лодыжку, холодна, и кажется, что она раздробит все его кости. Ты снова останешься совсем один. Но ничего, ты переживешь это, еще раз. Он сжимает челюсть и отказывается.       — Цансэ! Мы проигрываем! — снова кричит он, надеясь вытрясти ее из этой иллюзии. — Мы умираем!       — Цансэ! — вторит Цзян Фэнмянь.       — Ты идиотка, названная сестра! Сделай что-нибудь! — кричит Юй Цзыюань.       Но она снова игнорирует их всех. Звук флейты стирает их голоса в ее сознании, она почти ничего не слышит, кроме диссонансной мелодии и стука собственного сердца. Это ошеломляет и в то же время умиротворяет.       — А-Ин…       Её рука тянется к монстру, и грязь разбивается при соприкосновении, как вода. Медленно, но верно, лицо, настоящее лицо, пусть немного худое и белое, появляется под всей этой возмущенной энергией. Она не знает человека, стоящего перед ней, но узнает форму его глаз, ей знакома его гладкая кожа, изгиб его носа. Ее палец проводит по вьющимся, нечесаным волосам. Её сердце знает этого человека.       — А-Ин…       — Вэй Ин… — кто-то вторит.       Её нос сталкивается с носом её сына, и их лбы встречаются. Ей хочется плакать. Может быть, она и плачет. Его бьёт в лихорадке и холодит одновременно. Он открывает глаза, и не серебристый весёлый свет, к которому она привыкла, удерживает ее взгляд, а красная, как кровь, обида.       — Проваливай… — прошипел он.       Несмотря на его слова, его руки обхватывают ее лицо, тоже нежно, как будто он боится причинить ей боль. Грязь вокруг них завывает, полыхает, и они расступаются. «Спасите! Спасите! Спасите!» Духовная энергия смешивается с энергией обиды, сражается с ней, сражается и проигрывают.       — Иньское железо… Прочь от него! — шепчет её сын.       Его ногти впиваются в кожу матери, пронзают её. Больно. Жжёт. Ее глаза горят от слез. Она не может. Она не может вытащить его. Он застрял. И ее собственное тело впивается в него. Что это, черт возьми, такое? Что это, блять, такое? Она не может отпустить его. Она не может позволить ему вернуться туда, когда кажется, что это сумасшествие, что это ад. Она не позволит, чтобы ее ребенка снова утащила обиженная энергия! Не при ней! И все же лица вокруг них кричат и расползаются. Она чувствует, как на ее руках и щеках растут шишки, как между пальцами прорастают кровавые черви. Она пытается ухватиться за одежду сына, но её рука находит какой-то странный артефакт. Она смотрит вниз и видит половину старого, едва держащего амулета.       — Проваливай! — повторяет А-Ин, уже громче. И он хватается за что-то, снова раздаются звуки флейты. Его взгляд снова фокусируется на Цансэ-саньжэнь.       — Прости, я не смогу сделать это… я не смогу контролировать это… я не смогу помочь стольким! — бормочет А-Ин, но его признание съедается криками вокруг них: «Старейшина Илина!», «Инькое железо!», «Спасите!», «Уничтожить!».       — Цансэ!       Что-то вырывает её. Тянет её прочь. Она не успевает, её руки соскальзывают, и она видит, как просветлевшее лицо ее сына исчезает в плоти монстра. Она сопротивляется.       — Верни мне моего сына! Ты… ты ЖИЖА! — кричит она в ответ.       — Послушай меня! У меня не так много времени, чтобы быть в здравом уме! — она не знает, как ему это удается, но две руки обхватывают её лицо и прижимают к себе на расстояние удара сердца. Она слушает.       — Я сожалею о том, что сделал в лесу… Это был единственный способ, единственный способ, которым я мог повлиять на эти события…       Лес? Ночная охота? Так это был он? Он специально напугал ее ребенка? Неужели он… Юй Цзыюань как-то сказала Цзян Фэнмяню, что раны А-Ина были странными, как будто они специально избегали смертельного исхода. Когда Фэнмянь сказала ей об этом, она отмахнулась, решив, что это просто удача. Ошибалась ли она? Но как? Неужели это был он? Он как-то контролировал демона и заклинателя? Почему? Как? Нельзя так точно контролировать энергию обиды! Невозможно контролировать энергию обиды вообще!       — Что ты имеешь в виду? Ты в порядке?       Вэй Ин не отвечает, он качает головой.       — Ты не можешь спасти меня… Но ты можешь спасти других, ты можешь спасти всех остальных!       — Нет!       Она отказывается слушать. Она пытается крепко схватить его, но её руки бессильно проходят сквозь грязь и кровь.       — Я рад, что мне удалось встретить тебя… — говорит он. — Я буду… Я помогу, если смогу… Я буду держаться подальше!.. Держись подальше… Ты должна держаться подальше от Иньского железа…! Держи его подальше от моей сестры, от меня! Ото всех! Не уничтожайте его! Спрячьте его! Вы не должны его уничтожать, иначе все начне… — Вэй Ин умоляет, закрыв глаза, снова полностью погружаясь в чудовище. Её снова тянет назад, как будто кто-то отталкивает её.       — Нет!       Она борется, снова и снова, но Вэй Чанцзе держит ее крепко. Он не может отпустить ее. Он всегда был таким. Она оглядывается назад и видит его окровавленную ногу, когда он делает шаг вперёд. Грязь прилипает к ним, пытаясь вернуть их, как это было с А-Ином. Так жжётся! Так сильно жжёт! Она чувствует их эмоции, видит их воспоминания. Останьтесь со мной! Останьтесь со мной! Не оставляйте меня одного! Мне страшно! Мне больно! Спасите меня! Уничтожьте меня! Положите этому конец!       Она видит, как кто-то, спотыкаясь, идёт к краю обрыва, его сердце так тяжело, что он едва может идти. Я хочу умереть. И она чувствует, как кто-то пытается удержать его, за запястье, молясь: Я хочу, чтобы ты жил! В то время как что-то темное и древнее, кто-то и кто-то, врывается между ними.       Она отшатывается, чувствуя, как её тело ударяется о что-то холодное. Вода. Кровь. Все вокруг красное. Кровь? Кто-то дает ей пощечину. Она смотрит на Юй Цзыюань, но не может полностью ее узнать. Она окружена молниями, ее челюсти сжаты от боли, а мышцы напряжены до предела. Все трещит. Все болит. Повсюду искры. Цзыдянь?       — Цансэ, печать!       На этот раз она слышит Цзян Фэнмяня, он кромсает всё, что приближается. Она чувствует, как тело мужа прижимается к ее телу. Он дрожит, его дыхание неустойчиво, почти плачущее. Монстру вокруг них, кажется, тоже больно, он извивается и скручивается вокруг себя, флейта борется с гуцинем. Это не её сын. Но… её сын — часть этого. Её сын там! Разве они не видят! Разве они не чувствуют? Она должна помочь ему, она должна спасти его! Он там совсем один!       — Чанцзе…! — всхлипывает она. — А-Ин! Это А-Ин!       — Нет. Нет, не так.       — Больше нет!       — Это иллюзия!       Она не может разобрать, кто что говорит. Она всхлипывает. Она знает, но хочет отрицать это. Это кажется таким реальным! Она уже бросила своего сына и позволила ему пострадать. Она…       — Чанцзе! — кричит Цзян Фэнмянь, и Цансэ чувствует, как ослабевает хватка на ее талии. Ее взгляд падает на лицо мужа, который теряет сознание. «Если человек умирает во сне, он умирает наяву» вспоминает она предупреждение из письма. Она помнит холодный взгляд своей приемной матери, сказавшей: «Уйди и ты умрешь», и это окончательно выбивает её из колеи. Она едва может двигаться, но все же умудряется трясущимися руками исполнить чертову печать.