Строим дом

      Встреча кланов стремительно приближается, до неё всего пара недель. Ничего не готово. Цзян Фэнмянь и Вэй Чанцзе не говорят, что находятся в стрессовом состоянии, но это так. Юй Цзыюань огрызается на учеников в два раза чаще. Вэй Ин почти дрожит от нетерпения. Цзян Яньли все чаще отходит в сторону, стесняясь и пугаясь мысли о встрече со своим женихом. Цансэ-саньжэнь помогает ей закончить подарок для него, но при этом поочередно то с нетерпением ждет, когда она станет нянькой, то расстраивается из-за того, что вынуждена сидеть дома, в то время как культиваторы со всего мира собираются весело провести время, проверяя свои способности на большом соревновании. Она никогда ещё так не скучала по своим ногам. По крайней мере, это самый сильный приступ ностальгии.       Цзян Чэну приходится хуже всех. Мать регулярно ругает его, особенно когда застает его за игрой на мечах с Вэй Ином.       — Ты должен лучше защищаться! Твой отец пытается научить учеников чему-то новому, покажи им пример!       В то время как Цзян Фэнмянь постоянно критикует его манеры.       — А-Чэн, ты не можешь так разговаривать во время конференции. Ты будущий глава Ордена. Почему ты не можешь вести себя прилично?       Цзян Чэн не понимает, что происходит, почему его родители снова стали такими, какими были до того, как в их жизнь ворвалась пара Вэй. "Почему? Что я сделал не так? Что изменилось?" Он потрясен, опечален, расстроен и зол. Вопросы преследуют его, но он не может задать их тем, кому хочет, не опасаясь, что его снова будут ругать. Поэтому, когда Вэй Усянь приходит к нему в комнату, где он уединился, чтобы спокойно поплакать — чтобы никто не мог причинить ему еще больше боли, — он сразу же отталкивает его.       Поскольку его присутствие ничего не меняло, почему он должен терпеть это, в конце концов, прямо сейчас?       — Уходи, Вэй Усянь!       Но Вэй Усянь упрям, и поскольку Цзян Чэн закрыл дверь и забаррикадировал её, он лезет через окно.       — Давай поиграем на улице! — предлагает он брату, надеясь переубедить его. Конечно, если ему игра помогает забыть об отсутствии писем от Лань Чжаня, то можно предположить, что это развеселит и Цзян Чэна!       — Мама починила наши санки, она сказала, что снег скоро растает, так что…       — Уходи! — кричит Цзян Чэн в ответ. — Я не хочу! Мама и папа будут сердиться на меня за игру!       Он не знает, что их злит, так что не хочет рисковать.       Вэй Ин уверен, что они не станут этого делать, а если и станут, то его папа и мама точно смогут с ними поговорить, как они иногда делают во время обеда. Поэтому он пытается заставить Цзян Чэна сдвинуться с кровати, но тот бьет его по лицу.       — Уходи или… или, — икает Цзян Чэн, его лицо становится таким же красным, как и глаза. — Или я позову своих собак!       Он достаёт свой свисток. Вэй Ин не слышит ничего, кроме своего испуганно бьющегося сердца, даже своих собственных слов, когда он умоляет Цзян Чэна: “Не делай этого! Пожалуйста! Все, что угодно, только не это!” Потом все смолкает, раздается свист, потом лай, и, не успев опомниться, Вэй Ин убегает так далеко, как только может.       Щенки Цзян Чэн не преследуют его, вместо этого они обнимают маленького хозяина и лижут его по щекам, пока они не становятся мокрыми от слюны вместо слез, и он прячет свое лицо в их шерсти, кажется, часами, пока не засыпает. Он просыпается от шума снаружи. Люди зовут Вэй Ина. Уже темно. Настала ночь, всё ещё идёт снег.       Страх и чувство вины заползают к нему в грудь.       Цансэ-саньжэнь летает повсюду и зовет:       — А-Ин? А-Ин, где ты, милый? Вернись, я знаю, ты голоден! Мама тоже голодна, она хочет пойти домой и нажраться!       — Цансэ! — восклицает Вэй Чанцзе рядом с ней.       Она вздрагивает. Серьёзный взгляд мужа говорит ей, что сейчас не стоит шутить. Он нервничает. Цансэ только что нарушила одно из правил смутьяна. Несколько месяцев назад она сказала Вэй Ину, что хороший смутьян не шутит так, чтобы ранить других. В данный момент она переступила через это правило. Она, конечно, в ужасе, но не знает, как реагировать без шуток, шутки помогают ей отогнать страх, который сейчас леденит ее кровь. Она не может позволить себе, чтобы ее захлестнул материнский адреналин. Ей хочется рыдать. Где её ребёнок? Он играет в прятки? Он потерял счет времени? Он заснул там, в снегу? Если так, то он уже мёртв! А если он заблудился? Что, если кто-то похитил его? Что, если он снова увидел Теневика? Что если Теневик, несмотря на уверения Лань, несмотря на то, что это может быть её сын, причинит ему боль?       Она не может не представлять себе все, что могло пойти не так, и не может шутить об этом, чтобы не показаться нелепой, поэтому в ее сознании все становится еще страшнее.       — Вэй Ин! — она снова слышит свой крик, уже не зная, куда смотреть. Они искали везде!       Вэй Чанцзе пинает бочку, полную замерзшей воды, и все равно заглядывает внутрь, как будто там может быть спрятан их сын. Ей хочется смеяться. Но еще ей хочется плакать.       — А-Ин! — снова восклицает Вэй Чанцзе.       — Я осмотрел все помещения внутри Ордена, — шепотом говорит Цзян Фэнмянь, белый как снег. — Его нигде нет…       — Клянусь, как только я найду его, я убью его! — ворчит Юй Цзыюань, а затем поворачивается и кричит ученикам, чтобы они перестали бездельничать и продолжали поиски.       — Моя госпожа! — возражает Цзян Фэнмянь, но Цансэ-саньжэнь прерывает его и набрасывается на Юй Цзыюань:       — Не смей убивать моего ребёнка!       — Ты должна была научить его не пропадать из виду! — рявкает она в ответ. — И это всего лишь выражение. Прекрати пялиться на меня, Чанцзе!!!       — Он очень боится монстра, он бы не вышел за пределы барьера… — Цзян Фэнмянь старается здраво рассуждать, его голос слишком тороплив, а дыхание слишком неровное, чтобы скрыть его страхи.       — Мне очень жаль, — всхлипывает Яньли. — Но я подарила А-Сяню одежду, которую я сделала… Ту самую, на котором было начертано писание, чтобы он мог выбраться, не увидев монстра… Мне так жаль! Я думала, что это хорошая идея!       У входа в Орден собираются горожане, обеспокоенные шумом и беготней. Немного отчаявшись, Цансэ-саньжэнь кидается к какую-то старушке и пытается объяснить:       — Я ищу своего сына, он примерно такого роста… Серебристые глаза, длинные волосы, красная лента…       Она сообщает ей все, что приходит ей в голову, все, о чем она может подумать и что поможет узнать её сына: как он смеётся, как он гладит её по коленке и говорит, что всё в порядке… Всё, что может объяснить, почему он больше не находится под ее присмотром. Но слов не хватает, не хватает, не хватает слов, чтобы описать, как сильно она его любит. Она чувствует, как все паникуют, как Вэй Чанцзе становится все более и более нервным. Она должна успокоить его, она должна… Она должна поднять настроение, они не могут впасть в панику, они не смогут отыскать его с помутившейся головой! Она чувствует, как ее губы выгибаются вверх в тщетной попытке улыбнуться, чтобы хоть что-то пошутить…       — Один из его друзей должен скоро приехать, возможно, он проявил нетерпение и стал его искать! Он до сих пор немного путается во времени. И он слишком привязан к своему другу. Я знаю, что должна поговорить с ним об этом, но…       Она не закончила свою шутку. Её сердце сжимается от боли. Она не может не вспомнить ночную охоту. Сон. Старейшина Илина, которого сожрали и уничтожили. Ее сына… Он пропал. Навсегда. Она не может ничего добавить. Когда бабушка гладит ее по голове и шепчет:       — Всё хорошо, мы поможем. Кто был с ним в последний раз?»       Они все останавливаются и смотрят друг на друга, указывая друг на друга.       — Я не видела его с обеда…       — Разве ты не должна была присматривать за ним?       — Не сегодня, я же говорила тебе, что работаю над заклинанием связи!       — Не смотри на меня так, — огрызнулась Юй Цзыюань. — Я была занята запасами для конференции! Чанцзе, ты что?       — Я был в Юньмэне, проверял постоялый двор для Ордена Вэнь. Фэнмянь…?       — Я занимался с учениками…       Понимая, что это ни к чему их не приведёт, один из жителей деревни предлагает:       — У вас не найдётся его изображения, что-то, что мы могли бы дать людям?       Что-то сломалось в сердце Цансэ. Она вдруг ощущает реальность: её ребёнка больше нет. Цансэ-саньжэнь не знает почему, но она падает в объятия женщины и плачет, как ребёнок. Вэй Чанцзе не бросается к ней, а бежит куда глаза глядят, его крик становится всё громче и громче, превращаясь в рёв:       — Вэй УСЯНЬ! Если ты слышишь меня, ТЕБЕ ЛУЧШЕ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА ПРЯМО СЕЙЧАС, ЭТО НЕ СМЕШНО!       Даже Цзян Фэнмянь вздрагивает от его тона.       Когда Цзян Чэн выходит из комнаты, он сразу же видит эту сцену. Яньли поспешно бросается к нему:       — А-Чэн! Ты проснулся! — она осматривает его с успокаивающей улыбкой. — Ты можешь нам помочь? Мы не знаем, где А…       Прежде чем мальчик успевает осознать это, Цзян Чэн снова плачет. Яньли пытается утешить его, уверяя, что все будет хорошо и они найдут А-Сяня, не понимая, что во всем виноват Цзян Чэн. Он же сам использовал своих щенков против А-Сяня, хотя обещал, что будет его защищать! Он приказал ему уйти, когда обещал, что сделает все, чтобы он остался навсегда! Что он наделал?! Отец прав, он не годится на роль наследника главы Ордена, а мама еще больше права, он — ужасный пример!       Он не знает, как Яньли что-то поняла из его икоты и рваных объяснений — потому что он должен рассказать ей. Он должен рассказать ей, потому что ему страшно признаться родителям, дяде и тете, но кто-то должен узнать и рассказать правду, иначе Вэй Усянь никогда не вернется. Лицо Яньли белеет, она оглядывается по сторонам. Никто из взрослых их не слышал.       "Хорошо! Я ещё могу всё исправить!"       Она накрывает лицо брата своими замерзшими руками и вытирает его слёзы. Она не может найти время, чтобы пойти и рассказать взрослым, они потратят время на препирательства и заставят Цзян Чэна чувствовать себя еще хуже, ругая его, хотя, конечно, это их вина! Она собирается защитить своих младших братьев. Обоих! Она может это сделать. Она сможет убедиться, что все в порядке, прежде чем все снова начнут ссориться. Наверняка, если она вернет А-Сяня, все будут улыбаться и забудут о своем гневе.       — Всё в порядке, А-Чэн! Покажи мне, куда он убежал, мы найдем его.       Цзян Чэн кивает, фыркает, и она вкладывает ему в руку согревающий талисман, который тетушка Цансэ сделала раньше. Он указывает направление, на лес за Орденом, тот самый, на который открывается вид из его окна. Его щенки следуют за ним, с нетерпением, так как именно туда они обычно ходят гулять. Яньли не сразу замечает один из ботинков Вэй Ина. Она почти утопает в снегу.       — А-Сянь! — кричит она. Но вокруг всё темно, мрачно и холодно.”Как же он будет без обуви”, думает она? Его маленькие пальчики на ногах замерзнут, если они не поторопятся! Она нигде не видит его. Цзян Чэн подражает ей:       — А-Сянь! Прости меня! Вернись!       Но никто не отвечает. Тогда один из щенков обнюхивает ботинок, что сжимает Яньли, и облизывает ее пальцы, поскуливая. Цзян Чэн немедленно реагирует:       — Принцесса, ищи! Ищи А-Сяня!       Он обучил их этому; ну, не совсем, чтобы найти Вэй Усяня, скорее, чтобы избегать столкновения с ним, но они знают его запах! Это должно сработать. Принцесса очень хорошо умеет находить вещи, когда он ее просит. Он замечает, как она виляет хвостом, и видит, что котенок Вэй Усяня, Орешек, прижался к её спине. Яньли берёт своего младшего брата за руку и спешит следом за собаками. Принцесса в считанные минуты приводит их ко второму ботинку. Она садится на задницу и гордо лает, а котенок спрыгивает с нее и начинает карабкаться на ближайшее дерево.       Радость Цзян Чэна сдувается, и он торопливо берет оставшийся ботинок, оглядываясь по сторонам. А-Сяня по-прежнему не видно. Однако Яньли не может не заметить, что на этом ботинке меньше снега и наледи. В этот момент она слышит скулеж над головой.       Она поднимает голову и видит Вэй Ина, обхватившего ствол, возле него уже мурлычет Орешек. Он дрожит с головы до ног, но из его рта не вылетает ни звука, его взгляд устремлен на собак. Страхи и тревоги Яньли рассеиваются, и, несмотря на холод, всё её тело становится теплым, как будто она только что окунулась в реку в середине лета. "Он здесь, он в безопасности!"       Но кажется, что он застрял — забрался слишком высоко, чтобы спрыгнуть обратно. Все в порядке, они могут справиться с этим. Она тычет Цзян Чэна в плечо и показывает вверх, чтобы он тоже перестал волноваться. Как только Цзян Чэн видит своего брата, он кричит:       — А-Сянь!       Отчего Вэй Усянь только визжит:       — Мне очень жаль! Я уйду! Забери своих собак! Мне очень жаль!       Он сразу же понимает и свистом приказывает щенкам разбежаться, а перед тем, как они это сделают, быстро добавляет:       — Приведите маму и папу!       Он не знает, понимают ли щенки, но сейчас это не так важно. Яньли пытается заставить Вэй Усяня расслабиться, мило шутит, как это делает тетушка Цансэ:       — Может, купить тебе новые туфли, Вэй Усянь? Эти слишком большие для тебя!       — Нет, это… это подарок дяди, они мне нравятся… Не отдавайте их! — он икает.       Цзян Чэн изо всех сил пытается проглотить слезы. Он знает, что отец подарил А-Сяню новые туфли, потому что у его родителей сейчас проблемы с доходами из-за решения суда. Отец объяснил ему это, но все равно обидно, что только Вэй Усянь получил подарок. Жаль, что никто не искал Цзян Чэна, пока он плакал в своей комнате, пока не заснул, а теперь все ищут Вэй Ина, который благополучно застрял на дереве. Но особенно больно от того, что Вэй Усянь действительно попытался уйти, после того как Цзян Чэн прогнал его.       — Почему ты ушёл?       — А-Чэн … — тихо шикает Яньли.       — Ты мне сказал это!       — Но я не хотел этого! — кричит Цзян Чэн. — Я не хочу, чтобы ты уходил! Ты мой брат, ты не можешь уйти!       — Но ты прогнал меня с собаками!       — Прости! Я не буду! Больше не буду, обещаю!       Он не может больше ничего сказать, потому что его горло слишком сильно сдавлено, отчего каждое слово причиняет боль, а зрение слишком расплывчато. Он взвыл, и услышал, как взвыл Вэй Усянь.       — Мне жаль, что тебя наказали из-за меня! Я не нарочно!       Яньли стоит посередине, думая, как исправить ситуацию. Она раскрывает руки вверх:       — Слезай, А-Сянь, давай вернемся домой и поедим суп из корня лотоса.       — Я не могу, я застрял! Тут слишком высоко!       — Ты забрался наверх! Ты можешь спуститься! — цитирует Цзян Чэн дядю Чанцзе.       — Нет, не могу!       — Сянь-Сянь, я поймаю тебя, не волнуйся…       — Ты не сможешь! Я слишком большой!       — Я тренировалась, я могу поймать тебя! Я твоя старшая сестра, а Сянь-Сяню всего три года! Я могу это сделать!       Увы, нет. Когда Вэй Усянь падает в её объятия, она падает на брата, который вывихивает лодыжку, пытаясь удержать их обоих. В итоге они все лежат на снегу, Яньли в окружении двух своих братьев, которые плачут, извиняются и препираются одновременно. На то, чтобы посадить Цзян Чэна на спину Яньли и обуть Вэй Ина, уходит целая вечность. Они отправляются домой. Мальчики беспокоятся о её выносливости и о том, как тяжело весит Цзян Чэн, но она едва чувствует вес. Все её силы уходят не на то, чтобы сделать еще один шаг, а на то, чтобы успокоить их и окончательно утихомирить.       — Куда ты вообще собирался идти? — шепчет она Вэй Ину, когда мальчик шмыгает носом. — Твои родители там…       — Я не знаю… Это было глупо! Простите! Я испугался!        — Да, это было глупо! Твой дом здесь! — напоминает ему Цзян Чэн .       Как только он это говорит, до них долетает зов родителей. Они мчатся к ним, следуя за собаками. Вэй Ин сразу же напрягается, а Цзян Чэн рявкает:       — Сидеть!       Его питомцы замирают на месте и повинуются своему маленькому хозяину. Их родители, однако, не останавливаются и бросаются к ним. Прежде чем они успевают понять, что происходит, дети оказываются в теплых объятиях. Слова метались в воздухе, одновременно резкие и облегченные: "Где ты был? О чем ты думал? Что случилось? Ты в порядке?"       Вэй Усянь держит рот на замке, пока его осматривают с головы до ног, мать ищет на нем какие-либо повреждения. Вэй Чанцзе смотрит на него:       — Говори, А-Ин! Объяснись! Ты знаешь, что тебе нельзя уходить одному!       Он в ярости, ещё более сильной, чем в тот день на реке, когда Вэй Ин притворился утопленником, но Вэй Усянь мотает головой и ничего не говорит. Цзян Чэн чувствует себя ужасно, его лодыжка болит, но сердце болит еще сильнее.       — Чанцзе… — бормочет Фэнмянь. — Всё, что имеет значение, это то, что он…       — Нет! — кричит Юй Цзыюань. — Нет, он должен понять, что не может так поступать сейчас! Чанцзе прав, что ругает его!       Именно голос матери, её тон, подталкивает Цзян Чэна к краю, и он снова разражается слезами, выкладывая всё. Взрослые просто смотрят на него, вытаращив глаза, а Яньли и Вэй Усянь пытаются встать на его защиту:       — На самом деле он не натравливал на меня собак! — уверяет Вэй Усянь. — Не забирайте его питомцев!       — Он помог мне найти А-Сяня! — добавляет Яньли. — Не ругайте его!       — Давайте обсудим всё внутри, за горячей едой… Как я уже сказала, мама сейчас очень голодна… — Цансэ-саньжэнь пытается быть посредником, прижимая к себе сына. — Мы также должны сказать всем, что все в порядке, пока они не начали размещать лицо моего Вэй Ина на каждой стене города… Я знаю, что он самый красивый, но не весь мир должен знать об этом!       Её шутка никого не смешит, даже ее саму, но она растапливает их оцепенение. В этот момент они пытаются двигаться дальше, замечают состояние Яньли и Цзян Чэна, и детям приходится столкнуться с очередной волной вопросов и переживаний. И всё бы ничего, если бы это не Цзян Чэна так скоро:       — Тебе всё равно! — он бросает свой взгляд на отца. — Ты не ищешь меня, когда меня долго нет! Ты ищешь только А-Сяня! Ты не разбудил меня, когда А-Сянь пропал! Ты позволил мне плакать в одиночестве! Тебе всё равно! Ты даришь А-Сяню обувь и всё остальное, но…!       — Ох, А-Чэн, я подарил А-Сяню ботинки, потому что у его родителей мало денег! Ты спал в своей комнате, я знал, где ты был, и я не хотел, чтобы ты волновался. Я подумал, что тебе нужно отдохнуть.       — Тебе всё равно! — повторяет Цзян Чэн громче. Мать пытается его успокоить, а он кричит:       — И тебе тоже! Вам всё равно! Всем наплевать!       Мягко говоря, трапеза проходит не совсем приятно. Ученики и горожане оставляют их в покое, убедившись, что все закончилось хорошо, и они остаются один на один со своими ошибками. Цзян Чэн и Вэй Усянь в итоге вырубаются от слез, так и не поев толком, у них начинается жар, а Яньли смотрит на свою семью с такой злостью, какую только может собрать ее крошечное тело. Её родители даже не подозревали, что она способна на такие эмоции… Она отказывается отпускать своих младших братьев с нехарактерным для нее упрямством, и в итоге они спят все вместе, обнявшись под одним одеялом в центре главного зала, а их родители молча сердятся.       — Что ж… Похоже, мы вели себя как дети, а дети должны были вынуждены вести себя как взрослые вместо нас, — комментирует Цансэ-саньжэнь, не в силах больше выносить эту атмосферу.       Она прячет нервный смех, её лицо красное от смущения. На этот раз она действительно превзошла себя; она знала, что материнский инстинкт сводил её с ума еще со времен ночной охоты, но все же сила её панического состояния застала ее врасплох. Все было так же, как и во время кошмара, вызванного курильницей. Ничто другое не имело значения, словно все остальные мысли исчезали, не успев дойти до её мозга. Как взять это под контроль?       — Мы… находимся под огромным давлением, — Вэй Чанцзе просто озвучивает факты. — Мы все. И уже несколько месяцев. Влияние этого было неизбежно для детей…       — Но это не оправдание, — возражает Цзян Фэнмянь, кусая губы. — Я… я не должен был…       Он с раскаянием смотрит на Цзян Чэна. Юй Цзыюань в этот момент почти пылает от гнева.       — Да, ты не должен был! Вэй Усянь не твой сын! — но она тут же поворачивается к Цансэ-саньжэнь и рявкает. — Как и А-Ли не твоя дочь!       Это застаёт Цансэ-саньжэнь врасплох, но и бьёт в такое место, о котором она и не подозревала. Как бы ни было больно Юй Цзыюань сейчас, но видеть, что её дочь так легко проводит время с этой женщиной, в то время как каждое мгновение с её настоящей матерью достается Яньли с таким трудом. Это так же больно, как и взгляд, который её маленькая девочка послала им, впервые испытывая ко взрослым злобу, хотя обычно она только улыбается и проявляет доброту.       — И что тогда я должна делать? Послать её обратно, когда она придет и попросит у меня совета, сказав ей, что я не могу с ней говорить, потому что её мать ревнует?       — Я не ревную!       — Да ты сейчас брызжешь уксусом! Может, мне добавить в твоё блюдо ещё больше специй, чтобы ты начала плеваться огнем, как дракон?       Обе женщины злобно смотрят друг на друга. Цзян Фэнмянь пытается выступить посредником:       — Мы все живём под одной крышей и работаем вместе, это неизбежно…       — Что? Что ты любишь Вэй Усяня больше, чем А-Чэна? — возразила Юй Цзыюань. — Это потому, что он похож на меня? И…       Неужели он перестанет любить Яньли, коли она тоже показала ему свой гнев?       Но она останавливается, прежде чем указать на это, хотя все догадываются, к чему она клонит. Цзян Фэнмянь качает головой:       — Ты же знаешь, что это неправда! Я…       — Ну, теперь мы знаем, что мы все натворили глупостей, — отрезает Вэй Чанцзе. — Мы просто должны извлечь из этого урок.       Все поворачиваются к нему. Цансэ-саньжэнь приходит на помощь своему мужу, скрестив руки на груди.       — Да! Нам повезло. Всё закончилось хорошо. Не стоит больше зацикливаться на этом, когда все уже позади и вся вода пролита на пол! Давайте вместо этого воспользуемся ею, чтобы смыть наши ошибки.       — Что это ещё за выражение… — возмущается Юй Цзыюань.       — Я придумаю такой график, чтобы с детьми всегда был хотя бы один из нас, кто мог бы за ними присматривать, — начинает Цзян Фэнмянь. — Но… Также мы будем присматривать друг за другом. Госпожа и я будем говорить вам, когда вы станете отдавать предпочтение одному ребёнку перед другим. А вы скажете нам, когда мы будем слишком… суровы с ними.       Напряжение покидает плечи Цзян Фэнмяня, и он делает глубокий вдох. Но прежде чем он успевает поблагодарить, вмешивается Цансэ-саньжэнь:       — Есть вещи, которые мы не можем изменить. Яньли приходит ко мне… Если мы запретим ей это делать только потому, что я не её мать…       — Но ты не мать!       Она серьёзно смотрит на Юй Цзыюань:       — Она приходит ко мне, потому что я не её мать. Потому что она чувствует, что не может тебе ничего сказать…!       — Это абсурд! Она может рассказать мне всё! — протестует Юй Цзыюань, и она хочет, чтобы это было правдой, она старается, чтобы это было правдой. Но неужели и это ей не удалось?       — Нет, не может! Ты все говорила своей матери? Ты делилась всем со своими родителями? Конечно, нет, просто есть вещи, которые нужно рассказывать другим людям, людям, которых ты просто… — её голос дрожит, когда она признаётся: — Людям, чьё мнение для тебя не так важно!       — Откуда тебе знать! Ты сирота! Вы оба!       Она останавливается, поражённая реальностью: Юй Цзыюань права. Она и Цзян Фэнмянь знали лучше, в конце концов, они были воспитаны своими родителями. Она — нет. Её удочерили. Вэй Чанцзе тоже не помнит ни лиц, ни имен членов своей семьи. Но всё равно, когда она это сказала, её слова показались ей правильными. "Я ревную, как Юй Цзыюань? Неужели я веду себя как Цзян Фэнмянь, краду чужого ребенка, потому что не могу иметь еще одного? Ведь у некоторых матерей бывает помешательство…" Но в глубине души она также знает, что причина не в этом и уж точно никто не действовал так нарочно.       — Может, это и к лучшему, что так получилось, — рычит Вэй Чанцзе. — Может быть, лучше быть без родителей, чем иметь… — он останавливается, подавившись словами, и Юй Цзыюань вскакивает:       — Может быть, если бы у вас были родители, они бы научили вас хорошим манерам, и мы бы сейчас не оказались в таком положении!       — Моя госпожа! — протестует Цзян Фэнмянь, расстроенный конфликтом и тем, что с каждой секундой он становится всё сильнее и глубже.       — Что ж, я делаю все возможное для моих детей! — защищается Юй Цзыюань. — Извини, что недостаточно!       — Мы не виноваты в этом! — дрожа от возмущения отвечает Цансэ-саньжэнь.       — Это вы упустили из виду своего ребёнка! Не один раз, а дважды! Кто здесь лучшая мать, как ты смеешь намекать на то, что…       — Не говорите так с моей женой, — резко возражает Вэй Чанцзе, пристально глядя на Юй Цзыюань, как будто его она не оскорбила.       — С моей тоже так не разговаривай… — отвечает Цзян Фэнмянь немного устало. — Давайте все сделаем глубокий вдох и все обсудим… спокойно, — добавляет он, глядя на жену.       Почему воспитание детей — это так тяжело? Они не могут не задаваться этим вопросом. Это должно быть легко, естественно, инстинктивно. Это должно быть просто счастье. Но нет, это так сложно. Все они только притворяются, что знают верный способ, но дале придумывают всё на ходу. Им всем хотелось бы иметь природный инстинкт, инструкцию, зарытую где-то глубоко внутри их сути, которую они могли бы как-то откопать и начать следовать ей, потому что сейчас у них не все хорошо. В итоге они тратят две благовонные палочки на разговоры и препирательства, соглашаясь и споря без какого-либо решения. Они говорят о расписании, о распределении нагрузки, о своей нагрузке, о собаках, о дрессировке, обо всем, что кажется проблемой. И посреди ночи, после всего, что произошло, похоже, проблемой было просто все на свете. И все же они не находят решения и вынуждены остановиться, когда Яньли просыпается, дрожа с головы до пят.       Кошмар!Они слишком поздно сообразили. Что они опять натворили?! Почему они застряли в этом лабиринте и постоянно сворачивают не туда? Состояние Вэй Ина уже так давно не представляло проблемы, что они просто погрязли в этой иллюзии безопасности!       — Заберите своего сына от наших детей! — кричит Юй Цзыюань.       Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь в мгновение ока оказываются рядом с дочерью, прижимая к себе её и Цзян Чэна, а Вэй Чанцзе обнимает Вэй Ина, защищая его. Цансэ-саньжэнь оглядывается по сторонам, хотя знает, что Теневика нигде не видно. Её сердце сжимается от боли.       "Если ты действительно мой сын… Зачем ты это делаешь, А-Ин? Разве ты не видишь, что мне и так тяжело? Я стараюсь изо всех сил!"       Похоже, сегодня всё, что они делают, неправильно. Она гладит сына по голове, мужа по спине. Если бы взгляд мог убивать, Вэй Чанцзе убил бы Юй Цзыюань тем взглядом, который он сейчас ей посылает. Она должна что-то предпринять. Но первым выступает Цзян Фэнмянь, прежде чем она успевает подобрать шутку:       — Мы все устали… — шепчет он. — Завтра всё станет яснее…       Она надеется, что её друг прав.