Строим дом

      Юй Цзыюань не совсем уверена в том, что понимает её. К сожалению, ей не довелось пообщаться с целителями Лань, так как после кошмара она сразу же отправилась на поиски Чжао Чжулю, несколько месяцев назад. Но сейчас они её определённо впечатлили.       — Вы пережили искажение ци? — вскрикивает Цзян Яньли, её глаза широко раскрылись.       — Как папа? — нетерпеливо спрашивает Вэй Ин. — И вы в порядке?       Лань Цзюань грустно улыбается, понимая, какую надежду она дает детям, и говорит:       — Я сделаю все возможное, чтобы убедиться, что он полностью выздоровеет, как я. Это наша цель.       Цансэ-саньжэнь смотрит на нее, совершенно потрясенная, а дети суетятся, испытывая облегчение. Её обещание очень трудно сдержать, и все взрослые здесь это понимают. В большинстве случаев после искажения ци не выживают, не говоря уже о том, чтобы не получить серьёзных повреждений. Однако Лань Цзюань, кажется, в порядке, её уровень самосовершенствования достаточно высок, чтобы она могла летать на мече и использовать музыкальные заклинания…       — Дядя Чанцзе после этого будет вести себя так же странно, как и ты? — спрашивает А-Чэн с законным подозрением.       — Ваша неуклюжесть… — шепчет Цансэ-саньжэнь, ее лицо белеет.       — О нет, уверяю вас, это не следствие искажения ци, она всегда была такой неуклюжей, — уверяет Лань Юань. Он серьёзно смотрит на них обоих. — Моя жена полностью выздоровела. Именно поэтому она лучше всего подходит для лечения людей с искажением ци, и именно поэтому ее нужно было отправить сюда вместе со мной. Мы этого добивались.       — Хотя, — признается Лань Цзюань с грустной улыбкой, — у меня нет чудодейственного решения для его пребывания в коме, только теории, которые нужно проверить. Мой опыт в основном пригодится, когда он очнётся и пройдёт реабилитацию, чтобы избежать нового кризиса в будущем.       — Это… Это уже много, спасибо, — пробормотала Цансэ-саньжэнь, отвесив поклон.       Со двора доносится шум, означающий, что ученики уже собрались. Некоторые из них решили, что раз за ними никто не наблюдает, то они могут использовать словосочетание «сын шлюхи», говоря о Мэн Яо. Они забыли, что у сильных заклинателей обострены чувства, в том числе у их госпожи. Юй Цзыюань приходится напоминать им об этом, наказывать их и начинать тренировочный день с детьми. Юй Цзыюань с трудом вытаскивает их из комнаты, но ей это удается, пообещав, что им будет разрешено вернуться позже.       После того как дверь закрывается и Вэй Ин целует напоследок Цансэ-саньжэнь, она остается наедине с супругами Лань и больным мужем. Проходит немало времени и целая песня, прежде чем ее мысли окончательно приходят в порядок, на сердце становится легче, а разум — спокойнее. Словно заметив перемену в ее настроении, Лань Юань доброжелательно постукивает пальцем по месту рядом с собой.       — Я покажу вам, как проводить энергетическую чистку, которую я делаю вашему мужу…       — … Предыдущий лекарь запретил мне это делать.       — Теперь я главный, и я говорю, что вы должны.       — Разве мы теперь главные? — удивляется Лань Цзюань, внезапно встревожившись.       — Конечно, ведь ты вела себя так напористо, а глава клана и его жена позволили это, так что, полагаю, да. Но я точно за тебя отвечаю.       — О, хорошо, потому что я в роли главы — это ужасная идея!       Она смущённо хихикает, а её муж вздыхает и поворачивается к Цансэ-саньжэнь.       — Я помню, как чувствовал себя бесполезным, когда был на вашем месте. Я не сомневаюсь, что у вас все получится. А если нет, есть и другие способы помочь мне позаботиться о нем. С такой рукой я не могу все делать сам, в этом и был смысл.       На короткое, но сильное мгновение Цансэ-саньжэнь переполняет благодарность к супругам Лань. Ее глаза заслезились, когда она почувствовала, как онемение исчезает, сменяясь влажным комком в горле, а каждое слово похоже на рыдание, когда она снова благодарит их.       — А ещё… Вы можете поплакать, если вам нужно, — добавляет Лань Юань после недолгого колебания. — Я знаю, что это кажется эгоистичным, когда ранен не ты, но это действительно помогает.       — Мы не увидим и не расскажем, — обещает Лань Цзюань и, чтобы еще больше подтвердить свои слова, насылает на дверь талисман тишины, а затем начинает играть музыку ещё громче.       Цансэ-саньжэнь не хочет плакать. Она и так уже слишком часто выставляла себя напоказ, за один год выплакав больше, чем за всё время скитаний в одиночку после того, как ее прогнали с горы. И первый год скитаний был ужасен как физически, так и душевно. Но она просто… не та, кто должен. Ещё до этого, когда она жила с Баошань-саньжэнь, она старалась всегда выглядеть веселой и счастливой. У каждого ребенка, которого усыновлял бессмертный, было трагическое прошлое, он появлялся на свет затравленным и израненным, и она считала своим долгом наполнить их мир улыбками, чтобы компенсировать это. Было здорово помогать им смеяться. Это было правильно. Это была своего рода месть судьбе: быть настолько радостными, насколько они могли, несмотря на обстоятельства и то, что они на них обрушили. Конечно, она не была наивной, думая, что никогда больше не сможет грустить или быть раненной жизнью. Просто… для нее было важно помнить, что, что бы ни случилось, она — они — смогут выкарабкаться, что в конце концов они смогут — будут — улыбаться. Как и в случае с ужасным поворотом событий, когда продолжаешь говорить себе, что все будет хорошо, так и будет! В конце концов, она потеряла родительницу, но обрела бессмертную мать, потеряла право вернуться домой, но получила возможность создать семью с любимым мужчиной…              У Вэй Чанцзе искажение ци, но…       Но, конечно, всё должно быть хорошо, верно? Так и должно быть! Она не может… Она просто не может его потерять, верно? Ей не следовало даже думать о такой возможности, но она не могла остановить свой разум. Это было не то первобытное чувство, которое она испытывала, когда Вэй Ин был в опасности, когда она знала, что её жизнь закончится, как только сын перестанет дышать. Нет, на этот раз она с болью осознавала, что если потеряет мужа, то переживёт это. Ей придется заботиться об Вэй Ине в одиночку. Ей придется жить дальше без любимого человека. Это пугало её по-другому; это пугало, заполняло ее сознание каждый миг, когда она неподвижно сидела рядом с ним, постоянный внутренний крик — я не хочу этого, я не хочу этого, пожалуйста, не надо!       Она не плакала. Ни разу, несмотря на то, что её сердце, как ей казалось, кровоточило и разрывалось в груди. Потому что она должна была быть сильной, верно? Она должна быть той, кто не воспринимает все всерьез, хотя на самом деле это так. Она должна была заставить их улыбаться, даже когда происходило самое худшее. Это был её долг, это был ее путь. Как она справлялась со всем.       Как можно было позволить ей разрушиться сейчас, когда она нужна всем, чтобы быть сильной, когда Вэй Чанцзе и Вэй Ин нуждаются в опоре? Когда им нужна надежда. Цансэ-саньжэнь всегда осознавала, что выросла в уединении на вершине горы, что она не в ладах с миром. И с людьми она тоже не в ладах, за исключением немногих. В этом её сила и слабость; это позволяет ей видеть то, чего не видят люди. Это позволяет ей подвергать сомнению закономерности, которые они считают очевидными и непреложными. Это позволяет ей быть тем, кем они не могут быть. Но сейчас она чувствует себя не в ладах с собой. Это невыносимо. Все оцепенело.              Цансэ-саньжэнь вспоминает, что Лань Цзюань шепнула её сыну, когда они возвращались на Пристань Лотоса несколько месяцев назад. «Плачь, вот для чего нужны слёзы», — сказала она тогда.       Поэтому она плачет и кричит. Она выплакала все слезы, которые хотела выпустить, когда монстр принял облик её сына. Слёзы, которые она хотела пустить, когда Вэй Ин снова исчез, и когда они все ссорились. Она плачет слезами, которые должна была пролить, когда Вэй Чанцзе рухнул на неё, увлекая её за собой на землю, а её ноги были слишком слабы, чтобы выдержать их обоих. Она плачет слезами, которые должна была пролить, когда лекарь выкрикнул фразу «искажение ци» и поспешно уволок её мужа в лазарет. Слёзы, которые она должна была пролить, когда Юй Цзыюань погладила её по спине. Слёзы, которые должна была выплакать, когда рядом с ней сидел Вэй Ин и всю ночь наблюдал за дыханием Вэй Чанцзе, считая каждый вдох, надеясь на еще один, хотя бы один. Рыдания, которые чуть не сотрясли ее, когда А-Чэн спросил, не виноваты ли они, не оказались ли слишком тяжелыми для бега. Слезы, которые она не осмелилась показать, когда Вэй Ин отказался ложиться спать, опять испугавшись, когда он умолял её не уходить.       Теперь она осмелилась. Теперь она плачет и позволяет слезам литься, пока её голос не становится хриплым, горло сухим, глаза красными, пока она не чувствует себя цельной.       Она понимает, что должна была сделать это еще несколько месяцев назад. Они все должны были сделать это после кошмаров из курильницы для благовоний, после падения Пристани Лотоса, Старейшины Илина и Вэнь Чжулю. Вместо этого они цеплялись за свою гордость, за идею, что взрослые, главы кланов, матери или отцы не могут плакать или показывать слезы. Они должны были сделать так, чтобы всё было хорошо. Может быть, тогда слезы не превратились бы в трещины, а те не пробились бы наружу, пока не сломали одного из них.              Прошло ужасно много времени, прежде чем рыдания улеглись. С насморком, мокрыми щеками и красными глазами она чувствует себя безобразно, но все же ей становится лучше. Она чувствует опустошение. Опустошение лучше, чем оцепенение, решает она. Она чувствует и облегчение, хотя ничего не изменилось. Она смотрит на мужа, который всё ещё спит. В прошлый раз, когда она плакала, он обнял ее. Сейчас он не может этого сделать, поэтому она обнимает его. Она очень скучает по нему.       Лань Цзюань и Лань Юань держат свое слово, никак не комментируя ее срыв, продолжая заниматься своими делами. Когда она заканчивает и вытирает слезы, они просто возобновляют свою деятельность с ней рядом, а Лань Юань, как и обещал, объясняет ей заклинание. Долгое время они просто молчат, сосредоточившись на процессе исцеления и уходе за пациентом. Лань Юаню не нравится, что легкие Вэй Чанцзе повреждены, и он опасается, что, если не предпринять никаких мер, они останутся слабыми к испарениям и влажности, а значит, он не сможет одновременно заниматься очисткой ци. Цансэ-саньжэнь пытается сделать это вместо него, а Лань Цзюань исполняет вариацию Очищения, чтобы помочь. По всей видимости, она заставляет ци выйти из тела. Это во многом противоположно тому, чему учат заклинателей; тому, чему учат учеников, готовя их к инедии, которая предшествует формированию золотого ядра. Во время этого упражнения нужно впитывать духовную энергию через кожу, чтобы компенсировать недостаток питания и воды; превращение духовной энергии в то, что нужно телу, — первый шаг перед тем, как превратить ее в силу, золотую и чистую, которая пульсирует во всём теле, как второе сердце. В ту, что способна совершить чудо — накопить духовную энергию и согреть всё тело. В песне Лань Цзюань все происходит с точностью до наоборот: духовная энергия выходит через кожу. Лань Цзюань объясняет ей, что для Чанцзе лучше выводить ци, с которой он не может справиться, постепенно, чем держать ее в себе и позволить ей убить его — с чем Цансэ-саньжэнь, конечно, согласна, но все-таки… Если человек выпустит слишком много ци, он может навредить окружающим, а то и убить их       — В любом случае, ему придется учиться этой технике и без песни, — говорит Лань Цзюань. — Я делаю это регулярно, чтобы избежать повторного искажения ци. Это часть процесса восстановления, который мы разработали. Отныне важно, чтобы в его золотом ядре было ровно столько энергии, сколько оно может выдержать, — ни меньше, ни больше. Поначалу достичь этого баланса непросто, но на самом деле это очень легко, как только удается найти равновесие. Собственно, это единственный навык равновесия, который мне удалось развить за всю мою жизнь!       Её слова сделали все предыдущие откровения еще более убедительными.       — Значит… у вас было искажение ци… в пятнадцать лет? — спросила Цансэ-саньжэнь, когда эмоции окончательно улеглись в её груди теплым гнездышком. Она полагает, что пара не стала бы говорить об этом, если бы не хотела или если бы это вообще было секретом. Но в то же время теперь, когда голова прояснилась, она не может понять, зачем клану Лань держать этот факт в секрете.       Лань Цзюань, ничуть не обидевшись, кивает и, кажется, некоторое время обдумывает, с чего начать, прежде чем наконец приступить к делу:       Она рассказывает Цансэ-саньжэнь историю маленькой девочки из второй ветви главной семьи, которую поставили третьей в линии наследования, но большую часть детства она прожила без какого-либо давления, так как наследник был настолько совершенен, что никто не сомневался — он станет великим главой. До самой его неожиданной кончины.       — Видите ли… С тех пор как Лань И возглавила орден, женщины официально стали считаться подходящими для этой должности, не только их дети мужского пола. Моя мать — обычный человек, а отец погиб во время ночной охоты, когда я была еще ребенком, к сожалению, поэтому я была следующей в очереди.       Это застает Цансэ-саньжэнь врасплох. Она хотела бы увидеть, каким станет клан Лань в руках Лань Цзюань. Она смотрит на Лань Юаня подле себя:       — А вы, как далеко вы находитесь в очереди наследования?       — Я двадцать второй. Я принадлежу к четвертой семейной ветви. Наши матери — вдовы, а обычные люди вынуждены были жить неподалеку от старейшин из-за своих детей из клана, поэтому они подружились друг с другом. Так мы и познакомились, несмотря на то, что находимся так далеко друг от друга в линии престолонаследия.       — Ух ты, какой хороший брак у вас получился, — комментирует она.       — Да. Я тоже так думаю.       — Но он, наверное, единственный Лань, который так считает, — признается Лань Цзюань, краснея. — Понимаете, пока у нас был Цинхэн-цзюнь, для меня было в порядке вещей занимать такое высокое место в списке наследников. Но после его… ухода… не оставив наследника, старейшины поняли, что… Что я правда могу возглавить их, и это будет катастрофой.       Она кусает губы, слегка хмурится и продолжает свой рассказ: девочке тогда было четырнадцать, и внезапные перемены в семье застали ее врасплох. То, что всегда было для них шуткой: «Представляешь, наша Лань Цзюань — глава ордена!» — превратилось в угрозу. Прежде они уверяли ее, что не имеют значения, что она неуклюжа, что они любят ее такой, какая она есть. Да, она чуть не подстрелила Лань Юаня своей стрелой, потому что отвлеклась, натягивая тетиву, и не прицелилась. Да, она не могла сделать стойку на руках, не разбившись от смеха, потому что упиралась носом в землю… но это было частью ее очарования! Это не было проблемой! Вот только сейчас это стало проблемой. Ведь однажды она может представлять их орден, если Цинхэн-цзюнь не произведет на свет наследника или Лань Цижэнь не женится вместо падшего брата…       Они не сказали ничего нового, но их слова стали настоятельными, давящими. Они недвусмысленно давали понять, что девочку нужно срочно отдать замуж за добродетельного Лань, что она больше не кажется им очаровательной. Что теперь им стыдно. Стыдно за то, кем она была.       — Мне никогда не было стыдно за тебя, — комментирует Лань Юань эту часть истории.       — Врёшь, — хихикает она. — Тебе определенно было стыдно, когда я упала во время нашей первой ночной охоты и утащила тебя за собой в лужу грязи.       — Раздражен, может быть, — признает Лань Юань.       — Смущен, конечно.       — Мне было достаточно стыдно за нас обоих.              Цансэ-саньжэнь, поглаживая мужа по голове, не может не считать их милыми.              — Даже если Лань Юань в меня верит… Я хотела успокоить свою мать, которая едва понимала, что такое клан, и заставить орден гордиться мной… Поэтому я месяцами подавляла свои эмоции и то, кем я была, — признается Лань Цзюань. — А однажды я просто… сорвалась.              — Под «сорвалась» она подразумевает, что разбила чайник о голову одного из старейшин, после чего упала в обморок и залила кровью весь его белый дасюшен, — объясняет Лань Юань, немного гордясь собой.              Цансэ-саньжэнь знает, что должна быть в полном ужасе от этого мысленного образа, но это не так, она сожалеет, что не увидела это воочию. Она даже жалеет, что не смогла сделать это первой! Лань Цзюань смутилась еще больше:              — Я рада, что упала в обморок, это помогло мне избежать очень неловкого разговора. Жизнь несправедлива: один из немногих старейшин, которому я действительно нравлюсь и который беспокоился о моем здоровье, и именно на него я упала, истекая кровью… Хотелось бы мне впасть в искажение ци при другом… например, при старейшине У.              — Или при старейшине Цзюнь, было бы здорово, — согласился Лань Юань. — Я бы хотел, чтобы ты схлопотала искажение ци при нем в тот день, когда он предложил тебе выйти замуж за Лань Цижэня.              Цансэ-саньжэнь чуть не задохнулась от слов Лань Юаня. Лань Цзюань лишь вздыхает, комментируя, как в тот день у Лань Цижэнь чуть не случилось искажение ци и на несколько часов спрятался в отшельническом доме брата.              — Ну, а я, когда у меня произошло искажение ци, целую неделю провела в коматозном состоянии. К счастью, как и у вашего мужа, искажение ци произошло не во время боя, мое ядро не взорвалось, и я всего лишь достигла первой стадии.              — Чаще всего искажения ци вызываются энергией инь, — объясняет Лань Юань. — Мы склонны забывать, что эмоции тоже генерируют энергию инь. Известно, что из застенчивых людей, которые всю жизнь глотают свою боль, получаются самые сильные и злобные призраки… Очевидно, что и при жизни они могут причинить кому-то такой же вред, особенно заклинателям. Думаю, в какой-то момент мы это поняли, и именно поэтому существуют правила, запрещающие быть слишком грустным или слишком счастливым.              — Не у всех случается искажение ци из-за бурных эмоций… — заметила Цансэ-саньжэнь, иначе она давно бы уже исказила ци во время приступа смеха. Что хорошо, это неплохой способ покончить с собой, но все же. — И даже не все эмоции производят энергию инь…              — Да. Вы правы, — подтверждает Лань Цзюань. — Но некоторые люди более склонны к развитию болезни, чем другие. То же самое касается искажения ци… Взять, к примеру, клан Не… Даже если в этом виновато их самосовершенствование, некоторые из их глав держатся гораздо дольше, чем другие, — застенчиво улыбается Лань Цзюань.              — И, — добавляет Лань Юань, напрягая челюсти. — Моя нынешняя теория заключается в том, что душевное состояние человека, особенно одна эмоция, всегда порождает энергию инь. Она особенно опасна и приводит к искажению ци у заклинателей.              — Что именно? — недоумевает Цансэ-саньжэнь.              — Ненависть к себе.              Это не удивляет Цансэ-саньжэнь, вообще. Она смотрит на Вэй Чанцзе, человека, которого любит всем сердцем, и уже знает об этом. Она была странницей и может распознать признаки того, что кто-то бежит от погони. Ее муж всегда убегал от того, что его пугало. Когда она встретила его во время ночной охоты, то от лютых мертвецов, пытаясь отвлечь их от своего лучшего друга и дать им возможность убежать и выжить. Потом — от любви: он боялся предать чувства лучшего друга, но так жаждал этого. Потом — от ордена, обязанностей, Фэнмяня. Но, возможно, причина была не во всем этом. Возможно, все это время он бежал от самого себя.              Цансэ-саньжэнь знала, что ее муж ненавидит себя. А как иначе? Когда все его усилия оказываются недостаточными? Когда он называет себя не умным, а лжецом. Когда он все еще говорит, что он слуга, а не выдающийся заклинатель, отец и муж, правая рука главы одного из крупнейших орденов… Когда он называет себя эгоистичным, недобрым, недостойным своих друзей, ее. Когда он несет все неудачи на своих плечах, но не видит своих успехов. Когда в сражении он всегда выбирает тот вариант, который закончится раной для него, а не для кого-то другого.              Цансэ-саньжэнь изо всех сил старалась дать ему почувствовать себя любимым, каждый день напоминать, что он этого достоин, что она выбрала его. По всей видимости, ей это не удалось.              Должно быть, она носит свои эмоции на рукаве, потому что Лань Цзюань шепчет:              — Это не ваша вина. Это не то, что можно решить одной лишь любовью.              Почему? А почему бы и нет? Почему её любви не может быть достаточно для них обоих? Ей хочется, чтобы так и было. Ей хотелось бы, чтобы Вэй Чанцзе увидел себя таким, каким видит его она: замечательным, прекрасным, достойным всех лучших слов! Может быть, не идеальным, но достаточным для нее, для их семьи, Цзян Фэнмяня, ордена и всего мира. Достаточно для тех, кто ему дорог.              — Это долгий и болезненный процесс, — подтверждает Лань Цзюань. — Принять себя и жить с этим. Это одна из целей, которую пытается достичь моя реабилитация.              Значит ли это, что Вэй Чанцзе придется быть честным с самим собой и делиться своими эмоциями, чтобы выздороветь? Цансэ-саньжэнь не может не опасаться, что ему это не понравится, и она предупреждает их об этом: пытаться заставить мужа говорить, когда он этого не хочет, — все равно пытаться плыть со связанными конечностями, к которым примотаны камни!              К счастью, Лань Юань объясняет дальше:              — Не волнуйтесь, мы Лань, мы знаем, как трудно выразить эмоции для некоторых людей. Мы с Лань Юань разработали несколько методов, которые позволяют людям сохранять личное пространство. Но я должен предупредить вас, что после этого он может измениться и удивить вас. Он смотрит на жену, умудряясь выглядеть ласковым и раздраженным одновременно: — Она определенно изменилась. Она стала еще меньше Лань.              — Ну, если честно, мне разрешили измениться, потому что родился первый молодой мастер, и меня поставили на четвертое… потом на пятое место в очереди наследования! Теперь я снова свободна! Благословите молодых господ Лань Хуаня и Лань Чжаня. — Она снова хихикает и добавляет: — Но правда, для меня это было освобождение. Тело послало мне сообщение этим искажением ци, и я решила больше никогда не игнорировать его. Сдержанность не идёт мне на пользу. Вот почему я отдала ему свою ленту!              — Так что я отвечаю за себя и за жену, а она беззаботно бегает и падает в каждый пруд на своем пути, — Лань Юань глубоко вздохнул.              — И лестницы, не забывай про лестницы.              — Как я мог забыть о лестницах, о твоем заклятом враге… Мы все знаем, что однажды ты поскользнешься на одной из лестниц в Облачных Глубинах и сломаешь себе шею, а мне придется уничтожить все до единой, чтобы отомстить за тебя.              — О, я знала, что ты такой романтик, глубоко, очень глубоко внутри! Отомстить за свою любовь — такая хорошая история получилась бы!              Цансэ-саньжэнь смеётся. Она удивлена собственным голосом, тем, как он звучит. Немного больно в горле, он не сгоняет тяжесть в груди, но всё равно согревает сердце.              После этого, пока она помогает им ухаживать за Вэй Чанцзе, Лань Юань рассказывает ей о своих исследованиях и теориях. Как им не хватает примеров, чтобы доказать свою правоту, так как мало заклинателей выживают после искажения ци. Цансэ-саньжэнь испускает вздох, о котором и не подозревала. Все-таки что-то беспокоит ее в этой истории:              — Это революционно… Почему Орден Лань скрывает это открытие от мира?              — Это не настолько великолепно, — возразила Лань Цзюань. — Мы не предотвращаем искажение ци, и мы не спасаем людей, которые пострадали слишком сильно, мы просто помогаем их процессу восстановления, если он происходит. К слову, мы изучаем это уже семь лет, и, кроме Лань Цзюань и вашего мужа, было всего два случая.              — И всё же… Почему?              — По двум причинам: во-первых, если бы они так сказали, им пришлось бы признать, что один из их учеников, один из их наследников, из основной линии семьи, допустил искажение ци, — мрачно объясняет Лань Юань. — Это уже настолько позорно, что, я уверен, большинство старейшин скорее умрут, чем позволят этому случиться.              — Во-вторых, если они вынесут эту историю на свет, Лань Цзюань обрела бы известность и её показывали бы людям за пределами ордена, как первого пациента, излечившегося по нашему методу.              — И мы все согласимся, что я уже достаточно очерняю клан Лань.              Она понимает, почему старейшины клана так думают: Лань Цзюань далеко не так грациозна, спокойна и праведна, как должны быть Лань, навязывающие себя в качестве блюстителей морали и защитников слабых. Конечно, никто не почувствует себя защищенным, увидев, как Лань спотыкается о собственную ногу и оказывается головой вперед в каждом пруду на своем пути. И все же… всё же её приводит в ярость мысль о том, что спасение Вэй Чанцзе и шанс на его выздоровление могли быть скрыты от него по такой ничтожной причине! Цансэ-саньжэнь покачала головой: она понимает, почему, но не может согласиться. Если бы все Лань были такими, как Лань Цзюань или Лань Юань, она бы, наверное, больше ценила их клан! Она не может поверить, что ради сохранения своей безупречной репутации они пошли на такое! Может, и стоит; в конце концов, она видела, как они поступили с наследником, его женой и детьми, хотя и не понимает, что за этим стоит.              — Я не согласна, — заявляет она. Она не согласна с этим. Со всем этим. К черту ордена. Кроме ордена Цзян Фэнмяня, но только потому, что он ее друг и названный брат ее мужа.              — Я рада, что вы так думаете, — шепчет Лань Юань рядом с ней, на его лице появляется улыбка.              Они объясняют ей, что достигли соглашения с кланом: если они сделают открытие — пока что нет — они поделятся им со всем миром, как только Лань Цзюань уже будет на том свете, чтобы её нельзя было показать в качестве примера. Если же нет, то им будет позволено обучать учеников ордена своей технике — Лань Юань в качестве главы лазарета, а Лань Цзюань в качестве воспитательницы — если (и только если) она докажет, что надежна и умеет учить детей. Отсюда и ее должность в детском саду.              — И у меня все получается, дети в яслях меня обожают! Лет через двадцать я стану учительницей, подождите и сами увидите!              И Лань Цзюань, и Лань Юань вроде бы не против, но Цансэ-саньжэнь все равно считает, что это ужасная сделка. Она ожидала от клана Лань гораздо большего.              Они все же помогли, заставляет она себя вспомнить. Когда на кону стояла жизнь Вэй Чанцзе, они приняли правильное решение. Лань Цижэнь поддержал идею отправки целителей Лань. Он даже послал с ним Лань Цзюань.              В глубине ее сознания зародилась мысль, которую она отбросила, когда пара Лань в последний раз вернулась в Облачные Глубины, потому что не знала, можно ли им полностью доверять. Но теперь… Глядя на то, как они заботятся о Вэй Чанцзе, она поняла, что может.              Однако воспоминания о прошлых сомнениях заставляют вспомнить о маленьком письме, которое она спрятала среди рисунков А-Ина и собственных посланий для Лань Чжаня. Она снова поднимает глаза на пару и шепчет:              — …Письмо.              Из-за заклинания она не может сказать им вслух, кто был получателем, но они все равно понимают. Лань Юань вздыхает.              — Его нельзя было доставить. Ведь уединение означает, что письма из внешнего мира не попадают внутрь, да и наружу тоже.              Цансэ-саньжэнь даже не успевает выразить свое разочарование, как Лань Цзюань заявляет:       — Вот почему я открыла ваше письмо, прочитала его и запомнила, — она смотрит прямо на Цансэ-саньжэнь с широкой ухмылкой. — А потом, когда пришла моя очередь приходить в гости, я пересказала его. Знаете, работа с детьми заставляет все время лепетать, а я такая глупая гусыня!              Сердце Цансэ-саньжэнь забилось быстрее, ей захотелось прижать Вэй Чанцзе к себе и обнять его, говоря: «Ты это слышал? Они получили мое послание!», хотя это и бессмысленно. Вместо этого она берет руки Лань Цзюань в свои и говорит то, что, видимо, клан Лань не замечает каждый день:              — Вы потрясающая.                            Лань Цзюань смущённо краснеет, а Лань Юань в недоумении смотрит на жену, комментируя тот факт, что он говорит ей это каждый день, а она никогда не реагирует на его слова подобным образом. Это неправда, ведь они провели вместе почти месяц, и за все это время она слышала от него только ласковые упреки в адрес жены. Она не уверена, что Лань Юань знает об этом или даже способен признаться жене в любви. Ведь он Лань. Поэтому она, конечно же, бахвалится:              — Это потому, что я — роковая женщина, — радуется Цансэ-саньжэнь.              — Кто это сказал?              — Я! И мой муж тоже: видимо, обо мне и моей очаровательной названной сестре ходят всякие слухи.              — Вы и госпожа?.. Это закончится убийством.              —Да, я знаю! Возможно, моим убийством, — она снова смеется.              По мере продолжения разговора она все больше и больше становится похожей на себя. Она не знает, потому ли это, что она плакала, или из-за присутствия их друзей, или из-за того, что она знает и доверяет человеку, который сейчас лечит ее мужа, или просто потому, что ей разрешили сделать что-то, что помогает. В конце концов, важен результат…              — В любом случае, — говорит Лань Цзюань, доставая что-то из сумки. Когда я передала ей ваше послание, госпожа сделала так: — Мне не разрешалось ничего возвращать, поэтому я спрятала это под своей священной лентой. Никто никогда бы не проверил её.              Лань Юань кажется смущенным, услышав слова жены: это потому, что она подвергла себя опасности, потому, что прочитала чужое письмо, или дело в священной ленте? Она полагает, что это сочетание трех причин. Цансэ-саньжэнь только гордится и впечатляется. Ее подруга — теперь она точно может называть ее так — умнее, чем старейшины считают. Она их обвела вокруг пальца!              Лань Цзюань протягивает ей ленту. Цансэ-саньжэнь поглаживает ее большим пальцем и сразу же чувствует что-то странное внутри ткани. Она ужасно в шитье, но А-Ли сейчас учится этому у матери, а над своими подарками она работала в мастерской Цансэ-саньжэнь. Эта техника напоминает ей то, что она пыталась сделать, — то, чему Юй Цзыюань научила ее за последние несколько месяцев. У нее нет подходящей иглы, чтобы распустить работу, поэтому она без колебаний разрывает ее на части. Внутри ткани, надежно скрытой подкладкой, зашито послание. Простое и чистое:              «Спасибо. Больше не пытайтесь. Храните письма и жетоны в безопасности и забудьте о нас».              Черта с два Цансэ-саньжэнь станет это слушать! Ситуация несправедлива, и если она не может сделать многого, то хочет хотя бы попытаться! Для собственного спокойствия она должна это сделать. Это ужасно разочаровывает и разбивает сердце, особенно после того, как все пошли на это ради них. Она отказывается слушать. Она обязана опять прийти в себя.              Лань Цзюань тоже прочитала послание, спрятанное в ленте, и кусает губы. Лань Юань делает то же самое и качает головой справа налево.              — Она права. Мы должны забыть. Дать нам это письмо было плохой идеей, — говорит Лань Юань, хотя и выглядит расстроенным. — Уверен, вы уже все поняли, но… У нас нет такой власти в клане, не говоря уж об ордене. Лань Цижэнь готов помочь нам во многих вопросах, но не в этом…              Он делает глубокий вдох, и на мгновение она представляет себе, как он физически пытается обойти эту тему:              — Мне нельзя приближаться к ней. Я слишком молод и мужчина. Только люди старше пятидесяти могут.              Цансэ-саньжэнь заполняет пустоту. Значит, люди, которые явно знали о страхе проклятия, чтобы не сострадать своей пленнице. Умно и очень мелочно. Она сейчас очень зла на Лань, и раз уж другие люди не злятся, то она будет выступать от их имени. Разве они не говорили? Чтобы избежать искажения ци, нельзя захлебываться эмоциями? Она точно не будет этого делать! Оцепенение, которое владело ею последние несколько дней, теперь стало просто мыслью, которую легко забыть.              — Я лишь осуществляю общий надзор. Я составляю отчеты обо всем, что они мне говорят, и даю более… объективную оценку… — Лань Юань икнул, слова подвели его, и он остановился на следующем: — …состояния пациента.              Значит… Как она и предполагала, он тоже находится под действием чар. Цансэ-саньжэнь разочаровалась в клане Лань еще больше. Она не думала, что такое возможно.              — Мне разрешено иногда проверять её, — говорит Лань Цзюань. — Когда я была… Ну, до искажения ци, старейшина Цзюнь привел меня, чтобы помочь госпоже. Он сказал, что мне будет полезно узнать, что со мной может случиться, если я буду плохо себя вести. Чтобы я испугалась или что-то в этом роде. Он до сих пор отправляет меня туда, если я совершаю постыдную ошибку в его присутствии.              Цансэ-саньжэнь берет свои слова обратно. Теперь она не просто разочарована, она возмущена. И эти люди называют себя праведниками? Кучка лицемеров! Как бы она хотела что-то с этим сделать. Как бы ей хотелось прямо сейчас полететь в Облачные Глубины и надрать им задницы.              — Это ему вышло боком, — решительно улыбается Лань Цзюань. — Теперь я больше не боюсь уединения.              Отлично.              — Не могла бы ты снова помочь, передать сообщение…? — Цансэ-саньжэнь спрашивает Лань Цзюань, в ее голове рождается идея. Раньше ей было трудно думать, а теперь мозг заработал на полную мощность.              Но прежде чем женщина успевает ответить — выражение её лица не оставляет сомнений, — в разговор вступает её муж.              — Я сделаю это.              Лань Цзюань хмурится:              — О чем ты говоришь, ты даже не можешь приблизиться к… — Не в силах продолжать, она обращается к Цансэ-саньжэнь. — Пожалуйста… Не подвергайте моего мужа ненужной опасности.              — Со мной все будет в порядке, — заверяет ее муж. — Старейшинам я нравлюсь, они считают меня гением!              Цансэ-саньжэнь, видимо, выглядит озадаченной, потому что специально для нее он добавляет:              — В двадцать лет я стал главным целителем Облачных Глубин. Я гений, даже если не выгляжу таковым, — он делает паузу.              — А разве нет такого правила «не гордись» или что-то в этом роде?              — Есть, но никто его не соблюдает. Особенно старейшины.              — Даже если они считают тебя гением, они также считают, что ты влюблен в дурочку, — комментирует Лань Цзюань.              Лань Юань вздыхает, смиряясь:              — Это я и имел в виду. Как вы можете догадаться… её положение достаточно сложное.              — Дорогой… Со мной все будет в порядке. Они думают, что у меня мозг младенца. Они никогда не заподозрят меня…              — Пока не заподозрят, и тогда тебе даже не разрешат ухаживать за малышами, и ты будешь вынуждена уединиться. Ты можешь их не бояться, но я боюсь. Плохо, что наша работа по искажению ци будет вестись только мной и будет опубликована после твоей смерти. Я не…              Он кусает губы.              — Если они узнают, что ты им помогаешь… я не смогу избавить тебя от неприятностей, просто поспорив о правилах или сломав руку. Пожалуйста… Цансэ-саньжэнь, я сделаю это…              Цансэ-саньжэнь понимает его страхи, правда, понимает. Но она также думает о Цинхэн-цзюне и госпоже Лань, которые остались одни и уже вынуждены уединиться. Для них уже слишком поздно, а для Лань Цзюань — слишком рано.              — Если они узнают, — обещает она, — вам всегда будут рады в Пристани Лотоса.              — Спасибо, но нет, — решительно обрывает ее Лань Цзюань.              Цансэ-саньжэнь понимает, что не обладает такой властью и не может дать обещание от имени Цзян Фэнмяня и секты. Тем не менее она не понимает, почему они хотят остаться здесь, и это должно быть очевидно, потому что Лань Юань качает головой:              — Наши семьи там, мы живем в Облачных Глубинах уже несколько поколений. Мы просто… не можем уйти. Кроме того, если мы уйдем, старейшины будут думать, что они победили. Они никогда больше не пересмотрят свой настрой, пока мы остаемся в поле их зрения, они не смогут игнорировать нас и отрицать, что то, что они делают, неправильно.              — И это работает, — добавляет Лань Цзюань. — Теперь они относятся ко мне лучше. Есть три старейшины, которым я действительно немного нравлюсь, и даже один извинился за то, как они на меня давили. Мы постепенно завоевываем позиции. Если мы уйдем сейчас, вся наша работа будет напрасной. Мы можем изменить положение дел в секте изнутри! Как это сделала Лань И! Надеюсь, с меньшим количеством убийств.              — Даже если мы не сможем, — продолжил Лань Юань. — Они стары, в конце концов, они умрут в один прекрасный момент и будут заменены новым поколением Старейшин. Тогда все будет по-другому.              — Я думала, что есть правило «уважать старших»…              — Я уважаю тот факт, что они старше и поэтому ближе к смерти, чем я.              — У нас с вами разные определения уважения.              — Вас выгнали из Облачных Глубин из-за бесцеремонности, — напомнил он ей.              — А, ну да. Она соглашается: уважение, действительно, никогда не было ее особенностью.              — Мы гордимся своим кланом, Цансэ-саньжэнь, может быть, не так, как сегодня, но в целом, в своей основе. Люди обращаются к нам, когда им нужна помощь, потому что знают, что мы стараемся быть праведными, — говорит Лань Цзюань.              Цансэ-саньжэнь не может определиться, она одновременно и впечатлена, и скептически относится к их плану. Терпение никогда не было ее сильной стороной, но это их решение. Она просто хочет, чтобы они знали: если у них когда-нибудь возникнут проблемы, она прилетит к ним так же, как они прилетели к ее мужу. Она говорит им об этом, и они оба краснеют, смущенные проявлением привязанности.              — Хватит об этом. Так чем же я могу вам помочь? — спрашивает Лань Цзюань.              — Я же сказал тебе… — пробормотал ее муж.              — Если ты это делаешь, то и я тоже. Это окончательно.              — Хорошо, но ты будешь делать самый минимум.              — Конечно, конечно.              — А если тебя поймают, ты прикинешься дурочкой и скажешь, что я тебя об этом просил, что ты вообще не поняла моего плана.              Лань Цзюань хмыкает, не соглашаясь. Лань Юань вздыхает, но, к радости жены, просто кивает, молча соглашаясь.              Сначала Цансэ-саньжэнь объясняет им новое заклятие связи, разработанное кланом Цзян, — конечно, не то, как оно работает детально, поскольку это секрет, — и как его использовать. Это идеальный способ избавить госпожу Лань и Цинхэн-цзюня от одиночества… Всё, что им нужно, — это небольшая чаша с водой, которую можно украсить расслабляющими бамбуковыми украшениями. Они даже не издадут ни звука во время разговора, учитывая несовершенство заклинания. Цансэ-саньжэнь придется обучить их жестам, но это вполне возможно. Вэй Чанцзе нарисовал длинный свиток, на котором были изображены все знаки рук с их обозначениями, возможно, она повесит его за спиной во время активации заклинания, чтобы они могли к нему обращаться.              — Как можно… — он фыркает. — Мы можем связаться с тобой с помощью него?              — Я… —Цансэ-саньжэнь полагает, что нет, поскольку это секрет ордена Цзян, как его активировать. Но если она сочтет нужным, то, возможно, сможет их научить. И она объяснила им это.              — А как они узнают, когда ты с ними свяжешься? Вода всегда будет активирована? — недоумевает Лань Цзюань. — Кажется, это непрактично.              — А разве способ Лань для связи лучше? — Цансэ-саньжэнь раздраженно хмыкнула. Она очень старалась над своим заклинанием и не любит, когда его критикуют.              — Между супругами — определенно! — Лань Цзюань улыбается, но не успевает ничего сказать, как Лань Юань ударяет её в бок своей загипсованной рукой. Она сглотнула и закашлялась, прежде чем признать: — Но да, наши другие способы тоже не… так уж хороши.              Цансэ-саньжэнь стало любопытно, но, видимо, это большой секрет, которым Лань не готовы делиться; что странно, ведь они вроде бы не против говорить за спиной старших, но не об этом. Она полагает, что некоторые вещи все еще священны, даже для этих двух плохишей Лань.              Священные? Цансэ-саньжэнь думает о ленте, и у нее возникает идея. Конечно, ее навыки вышивки оставляет желать лучшего, но, возможно, она сможет использовать тот же метод, что и госпожа Лань, и сделать духовное оружие, подобное ее Дуандай.              — Я попробую сделать ленту, которая будет немного нагреваться, когда заклинание активируется. У ордена Цзян есть для этого колокольчик, но мне показалось, что он будет слишком громким. Сможешь ли ты дать её?              Лань Цзюань решительно кивает.              — Тогда это моя подсказка. В прошлый раз они меня не поймали, значит, не поймают и в этот раз.              Лань Юань вздыхает.              — И… я принесу ленту… мужу госпожи.              Он лекарь и мужчина, так что ему наверняка доводилось встречаться с Цинхэн-цзюнем              Цансэ-саньжэнь чувствует, как на её лице появляется улыбка; есть много проблем, которые она пока не может решить, но с этой, похоже, она справится.              Лань Цзюань хихикает:              — О, это так интересно, как будто мы шпионы!              — Думаю, старейшины назвали бы это изменой… — бормочет Лань Юань без особого энтузиазма.              — Ничего страшного, у некоторых всегда были проблемы со словами, и они называли свою старость мудростью, — возражает она.              Цансэ-саньжэнь не хочет смеяться, но она снова смеется и прижимает к себе Вэй Чанцзе. Он бы сейчас гордился ею: она строит планы! Жду не дождусь, когда ты проснешься и сможешь помочь мне довести все до совершенства, думает она, поглаживая его по голове.              И эта мысль удивляет её: она понимает, что не лжет, пытаясь убедить себя, что все будет хорошо. Она верит в это. Как Вэй Ин поверил в тот момент, когда чета Лань приземлилась на Пристани Лотоса, что они спасут его отца, так и она поверила. Просто ей потребовалось немного больше времени, чтобы эта надежда укрепилась.              Но теперь она здесь.              Она смотрит на Лань Цзюань и Лань Юань и улыбается. Она так рада, что они здесь.