Бродячие псы.

      Ещё увидев его на пороге дома, Дазай заметил что-то неладное. А Ацуши буквально с порога, под натиском обуревавших эмоций, выложил документы, переданные ему Куникидой.       Едва взглянув на лежащие перед ним бумаги, Дазай всё понял, но, кажется, что даже и бровью не повёл. На его лице ничего невозможно было прочитать. Немного помедля, Дазай монотонным голосом произнёс: — Ты знаешь, я давно хочу с тобой поговорить на одну тему, но всё откладываю. Я готов обзавестись детьми. Если ты тоже, тогда давай будем двигаться по жизни дальше, с более серьезным подходом. Я думаю, стоит завести сразу двоих, в детских домах встречаются брат с сестрой — им так проще будет, потому что они родные. Но если по одному разные будут, то тоже ничего страшного. — Почему ты переводишь тему разговора? — Ацуши недоумевал и уж никак не мог предвидеть именно такой реакции, тем более разговора о детях. — Ацуши, или ты остаёшься со мной. Или уходи. Я не оставлю тебя без крыши над головой и решу вопрос с твоим жильём, если ты не уходишь из-за того, что боишься остаться ни с чем. — продолжал Дазай монотонным голосом и только по последней сказанной им фразе можно было понять, что он всё же среагировал на увиденное. — Я с тобой не из-за этого. К тому же, мне в любом случае полагается от государства социальное жильё, я не останусь без жилья, и у меня есть работа. — А из-за чего, Ацуши?! Если ты со мной, то тебе должно быть наплевать, кто я, откуда я и как я жил раньше. А что сделал ты?! Сначала ты проводишь время с человеком из прошлого, причём довольно не приятного, хотя я тебя уже несколько раз просил этого не делать, а сейчас ты приходишь с кипой бумаг и фотографий, чтобы заставить меня оправдываться или чтобы осудить меня или сдать полиции?! Или что?! — Ты не честен со мной. Я просто хочу знать правду. — Я честен в своём к тебе отношении. Вся моя душа с тобой. Что тебе ещё надо?! А ты за моей спиной вместе с Куникидой копаешься в моём прошлом и буквально «втыкаешь в мою спину нож», пока я этого не вижу. Ты ведёшь себя как предатель, а я не хочу идти рядом по жизни с тем, кто в любой момент может отвернуться от меня только лишь из-за того, что кто-то тебе что-то про меня наплёл «по доброте душевной». Ты через 5 лет внезапно просто берёшь и перечёркиваешь всю нашу с тобой жизнь. Спасибо, что не через 20-ть. Подумай, что ты хочешь по жизни. Тебе просто скучно и одиноко или ты способен ещё и решать проблемы, которые неизбежно встречаются по жизни?! — Дазай перешёл на тон возмущения. — Значит, ты ставишь вопрос ребром?! — Ацуши изо всех сил пытался дать «задний ход», но с каждой минутой ещё больше терпел поражение. — Да. Уходи, я тебя не держу. Или оставайся, но никогда больше не делай того, что ты сделал, потому что в следующий раз после чего-либо подобного я выгоню тебя сразу и безвозвратно. — Дазай развернулся, чтобы уйти, но Ацуши успел ухватить его за руку и остановил. — Ты мне ничего не объясняешь, я ничего о тебе не знаю. Ты никогда не рассказывал мне и о своей личной жизни и всегда говорил о том, что всё, что было до меня, не важно. Но твой образ без этого не цельный для меня. Я хочу знать о тебе всё. — Ацуши решил попытаться снова. — У моего отца была шизофрения, он постоянно находился дома, поэтому моя мать не могла работать, должна была за ним присматривать, и мы всей семьёй жили на его пособие. Акутагава вообще не хотел работать и постоянно бездельничал. Отец постоянно нас бил: и маму, и Акутагаву, и меня тоже. Всем доставалось то тапком, то ремнём. Все мои остальные родственники в основном пьянстововали, да я их и плохо знал, пару раз только их видел. Каждый их приезд заканчивался скандалом и неделей психоза отца.       Однажды в порыве очередного приступа безумия мой отец толкнул мою мать, она упала и, ударившись головой о край стола, мгновенно умерла. Не в силах с собой совладать, я убил своего отца на месте подставкой от светильника — тем, что под руку тогда попалось, там же в их спальне, за то, что он сделал с мамой. Мне было 15, и я тогда впервые попал в колонию для несовершеннолетних. Меня сдал Акутагава — он позвонил в полицию, а я не стал отпираться и признался в содеянном.       Я отсидел 5 лет. За это время брат ни разу не навестил меня. В колонии я познакомился с Мису — она тогда работала поварихой в столовой. Её сын утонул в озере, когда ему было лет 10, а я был чем-то похож на него.       Мы сдружились с ней, она всегда припасала для меня что-то вкусненькое и просила не трогать меня ребят. Наверное, мы нашли друг в друге родственные души. Однажды она разбила дорогой сервиз, когда раскладывала еду для начальства. Но я тогда взял вину на себя, сказав, что это я пробрался на кухню и разбил сервиз. Меня тогда лишили прогулок на неделю, а Мису запомнила мой поступок.       Я всю жизнь ненавидел своего брата, и это честно. Он был настоящим подонком. Где-то за месяц перед тем как меня посадили, мы с братом пошли на речку купаться. Там мы оба разделись до плавок, и он начал как-то странно себя вести, занервничал, а потом связал мне руки рукавами своей рубашки, зажал мне рот рукой и в итоге изнасиловал меня. Я не хочу сейчас вспоминать о том, что чувствовал тогда, а брат сказал, что убьёт меня, если я хоть слово скажу родителям или кому-то ещё. Слава Богу, это продолжалось недолго. А потом, я попал в тюрьму, и я подумал тогда, что для меня это в какой-то степени спасение. Но оказалось, что и там меня настиг этот кошмар. Всё вернулось на круги своя, и самый главный авторитет в колонии продолжил наследие моего брата, я почему-то даже стал его любимцем, однако на второй раз после домогательств я сломал ему 2 ребра и челюсть, и от меня тогда все отстали. Буквально сразу того парня перевели в другой тюремный корпус, а я стал авторитетом и завёл себе много полезных знакомств. Но это всё было давно. Я набрался сексуального и жизненного опыта, и приобрёл сложный характер.       Когда я вышел из колонии, то отправился домой, к брату. У него уже начала ехать крыша, как и у отца когда-то.       Я отслужил в армии 2 года, потом поступил в универ, хорошо учился и смог закончить его экстерном на 2 года раньше, чем все остальные студенты.       Мы часто переписывались с Мису, виделись по мере возможности, она продолжала таскать мне вкусности.       Болезнь Акутагавы прогрессировала, он то вспоминал, кто я, то забывал меня и не мог воспроизвести даже своё имя. Когда он приходил в себя, то периодически пытался ко мне снова лезть, но мой страх перед ним давно прошёл, а он казался таким беспомощным, что мне его становилось жаль. Он даже уже просто реагировал на интонацию моего голоса, например — когда я говорил «Иди спать», он успокаивался. Так продолжалось ещё около пяти лет. Я за это время уже сколотил себе клиентуру и всего прочего и стал не плохо зарабатывать.       У меня ещё потом было несколько девушек. Некоторые из них даже влюблялись в меня и хотели со мной серьезных отношений, но я их всегда воспринимал, как объекты для секса, и не более того. Я даже и не думал о том, чтобы жениться. Мне нравилась моя холостяцкая жизнь без всяких обязательств и заморочек.       Примерно в это же время мы как-то встретились с Мису, поговорили, она продала свою небольшую квартирку, мы сложили общие деньги и купили те самые домики в лесу.       Вы с Куникидой заехали тогда случайно, и я совершенно не ожидал увидеть кого-то из гостей в этой глуши. В тебе я разглядел что-то, что привлекло меня сразу — твою искренность, простоту и доброту, и самое главное — мне сразу захотелось тебя обнять, заботиться о тебе, защищать и никогда не отпускать. Мне тогда показалось, что я могу довериться тебе. Я влюбился в тебя как мальчишка, жизнь стала для меня простой и лёгкой.       Когда умер Акутагава, я ничего не почувствовал, кроме того, что я освободился морально и физически от проблемы, которая долгие годы тянула меня ко дну. Он напоминал мне о том времени, о котором я хочу забыть. И о своих родственниках я ничего не знаю, их просто нет, потому что когда мои родители умерли, от меня все отвернулись.       Тебе легче от того, что ты знаешь обо мне теперь это?! — Дазай наконец выдохнул.       Ацуши не успел даже перевести дух, чтобы переварить всю ту информацию, которую получил, как в дверь позвонили, и на пороге дома оказались двое мужчин в полицейской форме: — Господин Осаму?! Мы ищем Вашего брата. Нам поступила информация о том, что он пропал около пяти лет назад. Вам придётся проехать с нами в участок для дачи объяснений. Это не займёт много времени. *****       Ацуши весь вечер не находил себе места от неизвестности и обуревавшего чувства вины за свой необдуманный поступок, начиная с того, что он разоткровенничался с Куникидой о своей личной жизни и заканчивая историей с теми злосчастными документами и фотографиями. Всё, что рассказал Дазай, не выходило из головы Ацуши, он прокручивал в своей памяти буквально каждое слово. Полиция на пороге дома — ещё один повод для ненависти к себе.       Телефон Дазая не был выключен, однако все звонки и сообщения ему от Ацуши оставались без ответа. Господин Осаму просто их игнорировал.       Около десяти вечера Дазай вернулся домой из полицейского участка, голодный, расстроенный, с потерянным и даже немного безразличным видом. Он даже не взглянул в сторону Ацуши, изо всех сил пытавшегося остановить его на ходу, чтобы поговорить, и даже прикоснуться к себе не дал.       Зато Мису весь вечер мельтешила перед Господином Осаму, кормила-поила его без конца, просидела с ним за разговорами почти до часа ночи.       Ацуши понимал всю ситуацию — ему здесь не рады. За полночи Ацуши смог спокойно собрать свои вещи, потому что Дазай до самого утра так и не появился в их спальне. Он собрал всё, не оставив даже зубной щётки. А утром объявил о том, что уходит. — Куда ты собираешься? — Дазай буравил его взглядом. — Я пока побуду у Куникиды, а потом буду что-то думать дальше. Нам с тобой сейчас лучше пожить врозь. — Я довезу тебя. — почти без эмоций произнёс Дазай.       Пока Дазай вёл машину, то обреченно молчал всю дорогу, как и Ацуши. Они посидели немного в машине по приезде на место, Ацуши отдал ему ключи от дома, и напоследок Дазай сладко и долго целовал Ацуши в губы, получая ответные поцелуи, потому что Ацуши просто не мог иначе, ведь он тоже этого хотел. Он еле смог унять дрожь в теле, когда Дазай прижимал обе его руки к своим щекам, целовал его ладони и пальцы. Это было уже просто за гранью восприятия, тело требовало разрядки, но теперь нельзя и глупо кидаться на того, от которого только что съехал с вещами. — Если тебе будет что-то нужно, сообщи. Ты — моё солнышко. Люблю тебя. — Дазай помог Ацуши поднять вещи до квартиры Куникиды, прямо до самой двери.       Классическая точка при расставаниях, когда люди обычно говорят «Береги себя», «Будь счастлив». Но последний взгляд Дазая, наполненный особенной нежностью и грустью, и бесценное «Люблю тебя», врезались в память Ацуши. — Ты с ума сошёл?! Ты зачем его привёл прямо к моей квартире?! Он теперь будет знать, где я живу… — Куникида отпивал мелкими нервными глотками кофе из чашки. — Не волнуйся, он и так узнает, где ты живёшь. О чём ты вообще говоришь, если он нашёл информацию обо всех моих близких родственниках вместе с их фотографиями?! А так, по крайней мере, он подуспокоится немного, если будет знать, где я. — Отлично выглядишь, кстати!— Куникиды пошёл за новой чашкой кофе. — Я много лет жил в логове убийцы, а это, знаешь ли, бодрит и держит кожу в тонусе. — Ацуши пытался разрядить обстановку. — Присядь, я хочу кое-что рассказать тебе. Это из-за меня его вызвали в полицию. Я пришёл в участок и сказал, что 5 лет назад случайно заехал к нему. Я не упомянул про тебя, то есть тебя тогда со мной не было. Это полный абсурд конечно, но у меня не хватило духу заявить, что я своими глазами видел, как он убил брата. Я лишь сказал, что меня беспокоит то обстоятельство, что 5 лет назад Дазай и Акутагава находились в ссоре и что когда я уезжал, то брата на тот момент давно уже было нигде не видно. Меня вчера долго держали в участке, и я не знал, что он тоже приедет. Когда мы встретились взглядами, то я увидел в его взгляде что-то настолько леденящее душу, что заставило меня пожалеть о том, что я вообще заварил всю эту кашу. Я испугался ещё больше и за себя и за тебя. Я понял, что должен остановиться. Он тоже сообщил полиции, что я был один. Вот так, не сговариваясь, мы вывели тебя из этой истории, оставшись в ней лицом к лицу только вдвоём. Но знаешь, что самое мерзкое, Ацуши, что ему ничего не будет, и знаешь почему?! Потому что он, оказывается, хладнокровно все эти 5 лет неоднократно заявлял в полицию о пропаже брата и сам предпринимал активные попытки его найти. Мол — у брата наблюдалось психическое заболевание, и он часто уходил из дома в неизвестных направлениях. Вываливал полиции кучу медицинских карточек, заключений, даже справки о том, что брат в дурках лежал несколько раз.       Он даже вызывал полицию в домики в лесу, но от Акутагавы не осталось и следа. Бабка та стрёмная, которая с ними тогда жила, подтверждала каждое слово, которое он говорил. А потом он продал домики, и история стала бессмыслицей. У полиции на него ничего нет. Зато я для полиции стал теперь очень интересен — раз я проявился спустя столько лет, значит я — лицо, что-то, вероятно, знающее и скрывающее. Ацуши, прости, я просто идиот. Я должен был догадаться, что этот парень совсем не так прост и не так понятен, как мы с тобой. И глупо было думать, что я смогу его одолеть. Он слишком умён. Я хотел помочь тебе, но в итоге завёл в дебри сам себя — в отношении меня теперь будет уголовное расследование. — Куникида проглатил пол пачки успокоительных, пока рассказывал. — Не извиняйся. Я пока даже не знаю, что сказать. У меня просто уже больше нет сил. Мы что-нибудь придумаем. — Ацуши сел на пол и обхватил свои колени обеими руками. — Да что здесь можно придумать? У него какие-то замуты с полицией. Он с одним из инспекторов разговаривал буквально на «ты». У меня даже сомнений нет, что Осаму мне всем этим хочет сказать «Куникида, остановись, пока не поздно, в противном случае дальше будет только хуже». Твой муж — очень опасный человек. Я не знаю, как ещё до тебя всё это донести. Скользкий тип. С ним лучше не играть ни в какие игры и не лезть к нему на рожон. Он очень умён и не идёт в лобовую атаку. С таким, как он, никогда не знаешь, какой будет следующий шаг. —Куникида очень нервничал и накручивал себя всё больше. — Он программист и ещё парочка высших. А у таких людей другой склад ума. Они живут в каком-то своём особенном мире. За те пять лет, что я с ним, он ни разу не давал мне повода подумать, что он опасный человек. Ты себя реально накручиваешь, потому что всё это не приятно, что происходит сейчас. — Ацуши, я думаю, что ты все эти пять лет просто был не в состоянии понять, кто он на самом деле. Ты вообще не понимаешь, что такое опасность. Он прикончил своего брата у нас с тобой на глазах, и своего отца, он сидел в тюрьме, а это отложило нехилый осадок на твоего ненаглядного Осаму, но ты до сих пор упорно продолжаешь делать вид, что ничего такого особенного не произошло. Армия тоже никого мягче не делает, ты не служил и не знаешь, а я знаю. Дазай служил и тоже знает, что и как. Ты с ним целуешься и спишь, ты вступил с ним в брак, связал с ним свою жизнь. Ты повёл себя безответственно с самого начала. А он вскружил тебе голову своими сладкими речами и правильными поступками, а ты — глупая птичка, попался в его сети. Ацуши, очнись, пока не поздно. Если бы я только мог повернуть время назад, я бы не допустил того, чтобы ты связался с Дазаем. Это всё моя вина. — сколько же всякого накопилось в голове у Куникиды.       В ответ на всю эту тираду Ацуши только лишь молча взглянул несколько раз на Куникиду и уткнулся в книгу, не желая больше это слушать.       Пару дней от Дазая ничего не было слышно, а затем он начал бомбить телефон Ацуши фотографиями детей с комментариями «Вот эти живут в 5 часах езды от меня на машине, но администрация готова принять нас в любой момент, чтобы посмотреть детей» или «Смотри, какой осмысленный взгляд у этого малыша», «Этой малышке всего 3 года», «А этот выглядит совсем как медвежонок». Сердце Ацуши сжималось каждый раз от этих сообщений. Дазай знал, куда бить, ведь тема детей для Ацуши была особенной и болезненной — он безумно хотел завести детей, чтобы дать возможность тем, у кого нет семьи, ощутить себя счастливыми, подарить им детство, и чтобы ощутить счастливым себя — он так хотел семью, в которой будет шумно и весело от голосов малышей, которых принял бы как родных детей. И хотел он этого именно с Дазаем, но каждый раз, как эта тема поднималась, Осаму всегда оказывался к этому не готов.       Ацуши пересматривал фото и видео, в том числе и их совместные с Дазаем, и перечитывал сообщения, но ничего не отвечал и желал сейчас только одного — отдалиться и подумать о своей жизни, чтобы не травить никому душу.       Куникида продолжал нервничать и впал в депрессию, в полиции с него взяли подписку о невыезде, и он обязан был являться в участок раз в 3 дня для того, чтобы отметиться.       Ацуши собирался решить вопрос с социальной квартирой, чтобы не быть обузой для Куникиды, но тот упросил его остаться в качестве моральной поддержки и из-за страха, что если он останется в квартире без Ацуши, то к нему заявится Дазай Осаму и убьёт его во сне.       Ацуши по-прежнему работал в наёмной мастерской, со средней рабочей нагрузкой, позволяющей иметь 2 выходных и свободные вечера после 18.00 на неделе. Доход был небольшим, но заработанных денег хватало на то, чтобы позволить себе даже чего-то прикупить раз в неделю из одежды.       В свободное время он тщательно изучал документы, касающиеся его родных, завёл свои папки, куда складывал всю имеющуюся информацию.       Часто он думал о том, как трудно теперь ему жить в городе, далеко от свежего воздуха и морского тёплого ветра. Картины из жизни с Дазаем то и дело всплывали в его памяти, вплоть до мелочей, от чего жутко щемило сердце.       Их дом — с четырьмя спальнями, гостиной, совсем небольшой кухней, двумя ваннами комнатами на разных этажах, длинным кабинетом-библиотекой, с довольно простым интерьером, в чисто загородном стиле, но дом этот невероятно уютный. Их спальня — самая большая и светлая с большой террасой, вместо окон — огромные раздвижные секции, за которыми открывается офигительный вид на море, и бесконечно можно любоваться им и вдыхать прекрасный запах, а в тёплые месяцы можно купаться в море. А чего стоит ванная комната — хочешь под душ вставай, хочешь в ванную ложись расслабляйся — и то и другое прямо в одном помещении, и она отдельная и только для них двоих, ведь внизу на первом этаже есть ещё одна душевая — для Мису и для гостей. С кухни и вовсе не хочется уходить, она — сказочно хороша. Ацуши помнил каждую деталь, но теперь вместо родного домика на берегу моря — шумный город, сигаретный дым и бесконечная суета.       А ещё Ацуши пытался представить и понять, что ощущал 15-летний Дазай, когда попал в жуткие передряги своей жизни, а потом и в тюрьму, одинокий, никому не нужный, с искалеченной душой, и как повлияли все эти истории на его жизнь.       Дазай выходил на связь с Ацуши сам и с разной периодичностью, по разным вопросам и под разными предлогами, но обычно примерно не реже одного раза в 2-3 дня. Это могло быть, что угодно, но чаще — то, что могло вызвать в Ацуши эмоции и воспоминания: «Без тебя пусто», «Зачем мне дом без тебя?! Я продам его тогда и всё», «Кот по тебе скучает и спит на твоей половине кровати», «Мису снова случайно наготовила на троих», «В доме до сих пор твой запах», «Что я могу для тебя сделать?», «Когда ты вернёшься домой?». Присылал фотографии кота, видов из дома на море, иногда даже их совместные фотографии, в том числе и из поездок.       Ацуши отвечал на эти провокации не сразу и односложно: «Понимаю», «Не знаю», «Спасибо, ничего не нужно». Он скучал по ласковому и даже по ревнивому Дазаю и по всему, что с ним было связано, и по коту тоже, и по Мису, по дому, по вкусной домашней еде, теплу, уюту и ощущению защищённости, по сладким и крепким поцелуям Дазая, по нежному и приятному сексу. Даже особенный и немного цветочный запах в доме до сих пор не уходил из воспоминаний. Сколько можно врать себе… А стоило заиграть связанной с Дазаем музыке, Ацуши накрывало с головой от воспоминаний о нём и грусти.       Всё самое вкусное и необычное он попробовал именно благодаря Дазаю, с ним же были связаны и самые незабываемые эмоции и впечатления. Ацуши вообще стал нормально питаться только тогда, когда познакомился с Дазаем, а это всего 5 лет назад, ведь в детском доме Ацуши ел простую еду по типу: риса, кимчи, немного овощей, немного фруктов, иногда давали мясо и лапшу, по праздникам сладости, в студенческие годы — уже получше, но всё также скромно. Поэтому попробовать креветки, утиное мясо или арбуз — оказалось чем-то непостижимым для Ацуши, и он часто стеснялся поначалу есть столько, сколько хотелось. Но Дазаю удалось убедить его, что в том, чтобы позволить себе вкусно поесть, нет ничего постыдного, и приучил его к хорошей и разнообразной еде. Мягкий и нежный Ацуши, получал от Дазая неожиданные подарки, от которых оказывался в восторге, но никогда не выпрашивал их сам. Всё, что есть у Ацуши сейчас, дарил Дазай: ювелирные украшения, книги, часы, айфон, ноутбук, электронную книгу, одежду, парфюм, приятные мелочи, совместные поездки с невероятными впечатлениями, информацию о родственниках Ацуши.       Пока они встречались, каждое свидание было эксклюзивным, одно не похоже на другое. Дазай постоянно что-то придумывал. Его ухаживания нравились Ацуши, а ухаживал он красиво и с натиском. Они виделись каждый день на неделе, гуляя до закрытия входа в общежитие, где жил Ацуши — почти до 22.00, сближаясь эмоционально всё больше и больше, и постоянно флиртовали друг с другом. В течение дня до встреч и вечером, мило переписывались и созванивались. Им нравилось узнавать друг друга, они говорили обо всём на свете, не чувствуя никакого напряга и не в силах друг от друга оторваться. Дазай с радостью заезжал за Ацуши каждый вечер в мастерскую после работы и провожал до общежития после встреч.       Выходные Ацуши проводил в гостях у Дазая, отсыпаясь на свежем загородном воздухе после их жарких ночных наслаждений, которые случались только в выходные, ведь Дазай боялся спугнуть Ацуши и не хотел давить на него темой секса, а потому держал себя в руках от воскресенья до следующей пятницы. И даже в выходные дни Дазай находил способ разнообразить их встречи и удивить Ацуши новым походом в какое-нибудь живописное место или возил к морю смотреть на китов.