Гордишься своими достижениями, ублюдок? О твоих «подвигах» знают даже здесь.
— Ну... Думаю, что ты также слышал о том, что я жил с ним какое-то время, еще в детстве. Он нашел меня, когда моя мать умерла, и взял к себе. В каком-то смысле растил... Пока не бросил. — Это... многое объясняет, — Леви развернулся вполоборота, смотря на Эрвина, который поднял руку в знак извинения. Кончики пальцев подрагивали. — Прости... Это было грубо с моей стороны... Пожалуйста, продолжай. Аккерман вздохнул и снова уставился в стену, вращая кинжал между пальцами. Вероятно, не так уж и плохо, что Смит счел нужным прокомментировать его манеры. Вернее, их отсутствие. — Да, но я не видел его уже много лет. Возможно, сейчас его и в живых нет, — впрочем, сам Леви в сказанном уверен не был. Они, Аккерманы, были людьми на удивление стойкими. — Жизнь в Подземном городе была трудной. Не думаю, что ты поймешь. Уверен, что ты вырос в семье обожающих тебя родителей, которые каждый день перед сном пели тебе колыбельные. Леви в свою очередь довольствовался лишь скрипом кровати, которая с трудом выдерживала вес клиентов его матери. А после ее смерти колыбельные ему заменил лязг лезвий о точильный камень. По ночам Кенни обычно затачивал ножи, размышляя о своих дальнейших действиях. — Мое детство... тоже не было идеальным. Смит звучал весьма серьезно. К счастью, в темноте не было видно, как Леви закатил глаза, но в голосе не было и тени насмешки: — Как скажешь, командир. Не столь важно. Люди немного похожи на растения — чем дальше ты держишь их от солнечного света, тем они больнее, меньше, — с этими словами мужчина указал на свое собственное, небольших размеров, тело. — Есть болезнь, которая делает слабыми кости. Она достаточно часто встречается под землей. Ноги людей перестают работать и легко ломаются. Скорее всего, это все из-за недостатка солнца, — на мгновение Леви замолчал, погружаясь в воспоминания. — Кенни хоть и не был примером культурности и воспитанности, но всегда заботился о том, чтобы я получал хотя бы немного света. На окраине города была заброшенная лестница, ведущая на поверхность. Он таскал меня туда каждую неделю. Я всей душой ненавидел это, потому что он заставлял меня сидеть на солнце. Моя кожа обгорала и я был похож на черт знает что.В самый первый раз он был настолько хрупким и слабым ребенком, что едва ли осилил и половину пути. Кенни, раздраженно застонав, подхватил его на руки и перекинул через плечо, словно мешок с картошкой. — Ты... Жалкий маленький коротышка, — проворчал он тогда. Леви был слишком обессилен, чтобы ответить, издав едва слышный звук, когда Кенни, не церемонясь, бросил его у подножия лестницы. — Давай, малыш. Там, наверху, есть кое-что очень хорошее. Лестница вела к широкой расщелине. Она была слишком высоко, не достать. Не выбраться. Но сквозь нее проникало много солнца. Сначала Леви едва не ослеп от яркого света, но в конце концов сердце, трепещущее благоговейно от тепла и свежести воздуха, проникающего через расщелину, победило. Парнишка плюхнулся на землю, на этот раз совершенно не беспокоясь о пыли, которая облепила кожу, и закрыл глаза, наслаждаясь горячим ощущением, ласкающим кожу. Кенни лишь усмехался, сидя рядом и поглаживая угольно-черные волосы Аккермана-младшего, слегка торчащие на макушке. Это был редкий, едва уловимый момент нежности. — Как бы громко ни кричали сильные мира сего об обратном, ты родился, а значит, тоже имеешь право на солнце, — говорил он. — Не забывай об этом, Леви.
— К счастью, к тому времени, как он оставил меня, я знал дорогу к этому месту как свои пять пальцев. Я даже брал с собой Фарлана и Изабель, чтобы они тоже знали, на что похожа жизнь наверху. Однажды Изабель там спасла какую-то птицу и не оставляла нас с Фарланом в покое, пока мы не помогли ей ее лечить, — мужчина с ужасом обнаружил, что от этого воспоминания что-то болезненно сжалось в горле. — Похоже, ты хорошо заботился о них, — тихо сказал Эрвин. Его голос теперь звучал ровнее, прерывистые вздохи сменились мерным дыханием. Леви покачал головой. — Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы я не встретил их. Они все еще были бы живы, если бы я не затащил их в этот ад, — пробормотал он, прижимая ладони тыльными сторонами к закрытым векам, стараясь предотвратить слезы. Через несколько тихих мгновений он вздохнул и, убирая руки, повернулся, смотря на Эрвина. Лицо командира оттенял свет яркой луны, а выражение лица снова было непроницаемо. — Эй. Теперь, когда я тут перед тобой исповедался, потрудись объяснить, что, черт возьми, произошло? — А... — Эрвин, кажется, смутился, ногтем царапая свою ладонь. Она все еще была забинтована — с момента, когда он поздней ночью сжал ею клинок Леви, провалившего попытку его убийства, прошло не так много времени. — Как бы сказать... Я... У меня случаются... эпизоды... Вот уже много лет. Ночные кошмары, скажем так. Обычно я контролирую их при помощи медитации и прочих тонизирующих средств, но, похоже, сегодня это не сработало. Он встретился взглядом с Аккерманом, готовый к новой насмешке, но Леви приподнялся, пересаживаясь на кровать в самом изножье. Сколько ночей он сам просыпался, охваченный ужасом, который захлестывал с головой, стоило лишь смежить веки?Похоже, у нас есть что-то общее, командир. Интересно, какие демоны преследуют тебя во снах?
— Не думал, что в твоей златовласой головке живет что-то подобное, — ответ Леви был весьма скудным. — Я продолжаю двигаться вперед. Но это не значит, что у меня нет сожалений о прошлом. Ты не единственный, от чьих решений зависели жизни. Аккерман отпрянул, в его глазах помутнело. Стараясь взять себя в руки, мужчина холодно кивнул, поднимаясь на ноги. Эрвин поморщился и протянул к нему руку. — Подожди... Извини, — он выдохнул, ущипнув себя за переносицу кончиками пальцев. — Я все еще не совсем в себе. Пожалуйста... Сядь. Леви слегка сощурился, но перечить не стал. Как бы ему ни хотелось это отрицать — в компании человека, разделяющего подобное бремя, он находил утешение. Да и кроме того... Куда ему идти сейчас? Едва ли удастся заснуть в ближайшие часы. — Итак. Что же тебе снилось перед тем, как ты начал истошно вопить? — Аккерман скрестил руки на груди, снова устраиваясь на кровати. Эрвин сглотнул, на его лицо легла печать скорби, которая в ту же секунду исчезла. — Мой отец. Леви ждал продолжения, но его не последовало, и между мужчинами повисло молчание. Не выдержав, он закатил глаза. — Тц. Я тут распинаюсь о своем детстве, а в ответ получаю два слова. Я думал, тебе нравится разглагольствовать. Эрвин, словно в воду опущенный, покачал головой. — Я бы предпочел не обсуждать это. В истории моего отца нет ни капли счастья. Да и меня она выставляет в совершенно нелестном свете. Леви фыркнул. — Не переживайте, командир подразделения. Не думаю, что в моем случае вам есть, что терять. Но губы Смита не тронула улыбка. Он повернул голову к окну. Теперь его профиль вырисовывался на фоне мерцающих звезд. — Тем больше причин не рассказывать об этом, — пауза. — Ты ведь знаешь, что можешь называть меня по имени. — Неужели? Мне казалось, что ты получаешь удовольствие от своего титула. — Эрвин бросил на Леви раздраженный взгляд, и он подавил ухмылку. Это слишком легко. — Ты не собираешься ложиться спать? Эрвин покачал головой. — Не уверен, что хочу даже пытаться. Да и к тому же мне нужно подготовить несколько докладов для офицерского собрания к следующей неделе. А ты? — Не-а, — Аккерман подтянул ногу к груди и уткнулся в колено подбородком. Машинально, неторопливо проводя кончиком указательного пальца по деревянному каркасу, он съежился, обнаружив на подушечке пыль. — Ты хоть раз здесь убирался? Как оказалось — нет. Остаток ночи Леви провел, вытирая пыль с книжных полок, пока Эрвин корпел над бумагами. К тому времени, как дошла очередь до очистки светильников, уже почти рассвело. Ладони Леви от непрерывной работы горели, но он испытывал чувство неимоверной гордости, полируя потускневшую медь и наблюдая с удовольствием за тем, как она начинает блестеть в первых рассветных лучах. — Вот так, — сказал Аккерман, в последний раз оглядывая результат своих ночных трудов. — Тебе не кажется, что здесь слишком... Подперев щеку кулаком, командир дремал прямо за столом. Спящий Эрвин выглядел намного моложе — раньше Леви предполагал, что Смит старше его, но на самом деле они, скорее всего, были практически ровесниками. Леви подошел к столу, но мужчина не пошевелился. Осторожно вынимая перьевую ручку из чужих пальцев, мужчина положил ее на бумаги, лежащие рядом. Ресницы Эрвина были позолочены розовым утренним светом, а мягкие лучи касались его щек. Аккерман долго не мог оторвать взгляд. По крайней мере, сейчас хотя бы один из них обрел покой. Пусть и временный. Вздохнув, Леви тихо пересек комнату и зашел в собственную, оставляя смежную дверь приоткрытой. Он был так измучен непредвиденной уборкой, что рухнул на кровать прямо поверх одеяла. Его последняя мысль перед тем, как провалиться в забытье, была о птице Изабель. Маленькая пташка стремилась наверх, к свободе.* * *
После той ночи в отношениях Эрвина и Леви появился некий комфортный ритм. В течение дня все было как и прежде: среди остальных Смит всегда являл собой пример безупречного солдата. Лишь легкие тени, что легли под его глазами, выдавали правду, но, кажется, никто не придавал им большого значения. Люди видели то, что хотели видеть, и в их глазах Эрвин был неисчерпаемым источником силы. К счастью, командующий отложил проведение вылазок за Стену до момента, пока преступник не будет обнаружен. Леви, несомненно, скучал по свободе, которую дарил полет на УПМ, но с лошадью ему все еще было не совладать. Не говоря уже о потенциальных схватках с титанами. Его лодыжка практически зажила, но недели, в течение которых он спал по минимуму, давали о себе знать. Эрвин не спрашивал, что мешает сну Аккермана, и каких демонов тот боится. Но каждую ночь, спустя несколько часов после отбоя, Леви слышал, как дверь между их комнатами со скрипом открывается. Это было своего рода приглашением. Когда такое случилось в первый раз — Леви проигнорировал этот жест. Но в конце концов ему просто надоело молча пялиться в потолок. Кроме того, Аккерман был практически уверен, что командир по-прежнему не особо заботится о чистоте своей комнаты. Поэтому он зашел в помещение, предварительно вооружившись чистящими средствами. Эрвин поднял взгляд, отрываясь от документов с удивлением. Кажется, в это мгновение в его глазах даже промелькнуло облегчение. Как подозрительно. — Здравствуй, Леви, — произнес Смит с улыбкой, словно для солдат забрести в спальню старшего офицера в нерабочее время было абсолютной нормой и привычным делом. — Я постарался убраться заранее, но уверен, что ты все равно найдешь, чем себя занять. — Без обид, Эрвин, но твои попытки убираться выглядят довольно жалко, — ответил Леви, но тоже улыбнулся в ответ, сразу же поворачиваясь к мужчине спиной. Эту ночь они провели в комфортном молчании, поглощенные своими делами вплоть до рассвета. К моменту, когда солнце начало выглядывать на кромке горизонта, Аккерман был изрядно измотан и покрыт смесью грязи и остатков мыльного раствора. — Я пойду смою все это, — сказал он, а Смит лишь устало кивнул в ответ. В какой-то момент он, кажется, совершенно этого не замечая, размазал чернила по щеке широким движением кулака. Леви поднял бровь и с ухмылкой слегка похлопал себя по щеке. — Возможно, и тебе стоит последовать моему примеру, командир. Ты сейчас похож на всех чертей сразу. Эрвин вздохнул и, приложив ладони к лицу, слегка потер его. — Спасибо. После этого они расстались до утра. Какая-то часть внутри Аккермана беспокоилась, что когда поводы для уборки иссякнут — их общее времяпровождение подойдет к концу, но Эрвин, кажется, тоже получал наслаждение от происходящего. Уже несколько дней спустя Леви снова сидел на территории Эрвина, прислонившись спиной к двери и полируя свои ножи, в то время как последний пристально смотрел на пачку бумаги, словно та нанесла ему личное оскорбление. В конце концов Смит застонал и бросил ручку на стол, следом закрывая лицо руками. — Эй, я же там только что протер, — возмутился Леви, поднимаясь на ноги. — Шадис тебе что, не те чернила заказал? — сгорая от любопытства, он взял в руки оскорбительный документ. Это был бухгалтерский отчет с королевской печатью в углу страницы. — Что здесь? — У нас заканчивается бюджет, — пояснил Эрвин потухшим голосом. Он смотрел на Леви через прислоненные к лицу пальцы. — Вот настоящая причина, по которой миссии откладываются на неопределенный срок. А вовсе не потому, что Шадис хочет, чтобы новобранцы были более подготовлены. И уж тем более не потому, что хочет найти напавшего на меня. У нас едва хватает денег, чтобы профинансировать короткую разведывательную миссию, не говоря уже об очередной длительной экспедиции за Стены. Ты видел, к каким мерам мне пришлось прибегнуть, чтобы мы свели концы с концами в прошлый раз, — откидываясь на спинку стула, не зная, как еще выразить свои чувства, Смит раздосадованно застонал. Леви моргнул. Он смутно припоминал разговоры о том, что лояльность граждан к Разведкорпусу снизилась после огромных потерь, которые повлекла за собой последняя миссия. Но ему едва ли были интересны подробности, что скрывались за этими словами. Столичная политика находилась в списке тех вещей, которые Аккермана абсолютно не волновали. — Тебе из-за этого снятся кошмары? Эрвин усмехнулся. — Если бы, — он провел рукой по волосам, от чего они растрепались, а несколько прядей теперь торчали. Леви вовремя спохватился и сжал в кулак руку, которую хотел протянуть, чтобы поправить прическу командира. Вместо этого он положил документ обратно в стопку. — Мне кажется, что, находясь в этой комнате всю ночь, мы начинаем сходить с ума, — Аккерман склонил голову в сторону двери. Эрвин медлил, поэтому он не удержался и снова закатил глаза. — Командир, можно еще неделю сидеть и пялиться осуждающе на эти бумажки, но денег это не принесет. Пойдем. Я сделаю чай. — Хорошо, — Смит встал и подошел к зеркалу, поправляя лацкан и зачесывая волосы уже более аккуратно. — Веди. По дороге в столовую им не попалось ни единой живой души. Тем не менее на протяжении всего пути Леви держал кинжал наготове. Перед тем, как впустить в помещение Эрвина, он вошел сам, осматривая комнату в поисках любых потенциальных угроз и зажигая факелы на ходу.Как же хорошо ты справляешься с такой ненавистной работой.
Командир неловко топтался на месте, пока Леви кипятил воду и доставал из своего тайника в задней части шкафа лучшие чайные листья. С губ Аккермана сорвался вздох. — Либо сядь, либо делай что-нибудь полезное, — он указал большим пальцем на шкаф. — Лучше сходи и возьми хорошие чашки с верхней полки. Эрвин кивнул, безропотно подчиняясь, через несколько секунд ставя перед Леви две чашки. — Как ты их обычно достаешь?Фарлан помогал мне.
— Разве тебя мать не учила, что невежливо задавать вопросы, которые касаются роста людей? На губах Смита появилась печальная улыбка. — К сожалению, моя мать умерла вскоре после моего рождения, поэтому, можно сказать, что она меня действительно не учила. — Вот как... — в комнате повисла тишина, прерываемая лишь звуком, с которым чашки наполнялись чаем. Леви молча протянул Эрвину чашку, а затем оба мужчины сели за длинный стол рядом друг с другом. Теперь Аккерман и сам подумал о своей матери. Воспоминания были обрывочными, потертыми... Ее губы, целующие его, еще ребенка, в лоб... Обрывки тихой колыбельной... Он все еще помнит. — Прости. Эрвин пожал плечами. — Не стоит. Возможно, я скучаю по ней, но я никогда не знал ее на самом деле, — после этих слов Смит с любопытством наклонился вперед. — А что насчет твоих родителей? Скрещивая по старой доброй привычке руки на груди, Леви нахмурился. — Хорошая попытка. Ты уже получил от меня маленький бесплатный экскурс в детство. За следующий придется платить. Эрвин приподнял бровь. — Неужели? Назови свою цену. — Информация, — Аккерман тоже склонился вперед. — Куда ты ходишь то и дело ночью? Однажды ранним утром, выкроив немного свободного времени, когда Эрвин беседовал с командующим Шадисом, он осмотрел то место у дерева, но остался ни с чем. У подножия, между узловатыми корнями, не было ничего необычного — лишь небольшая ямка, которая оказалась пуста. — К сожалению, этого я тебе рассказать не могу, — нахмурился Смит. — Это секрет, и он принадлежит только мне. — Как благородно, командир, — Леви сделал глоток чая, стараясь скрыть очевидное разочарование. — Хорошо. В ту первую ночь, когда я пришел к тебе в комнату, ты сказал, что уже много лет борешься с какой-то проблемой. И что ты принимаешь какое-то... тонизирующее средство? Я хочу знать больше, — глаза хитро сощурились. — И только попробуй сказать, что это тоже секрет. Я тогда просто уйду. Касаемо этой части жизни у Эрвина, кажется, секретов не было, потому что он безмятежно кивнул. — Нет, этим я с радостью поделюсь. У меня с детства проблемы со сном. Когда я был моложе — страдал лунатизмом, хотя иногда случалось и то, что довелось увидеть тебе. Особенно после смерти отца, — Эрвин уставился на чашку, чуть взбалтывая чай в ней и поднимая чаинки со дна. — Лунатизм меня больше не беспокоит, а вот кошмары, к сожалению, остались. За эти годы я встречался со множеством врачей. Все они пришли к одному выводу — это, скорее всего, реакция на стресс, — Эрвин попытался улыбнуться, но вышло мрачновато. — Увы, стресс — часть моей работы, поэтому не уверен, что я когда-либо смогу избавиться от кошмаров. — На что они похожи? — В общем и целом, я просто кричу и мечусь в постели, пока не удастся проснуться. Потом приходится долго успокаиваться, — после этих слов Смит нахмурился. — Это достаточно неловко. Когда я вырос и эти приступы стали опасны для окружающих, я нашел аптекаря, который смог приготовить успокоительное. Достаточно сильное, чтобы усмирить мое тело. Однако оно не всегда помогает. Вернее... кончилось пару дней назад. — Хах... И, принимая лекарство... ты не видишь сны? — К сожалению, вижу. Но выходит весьма забавно: когда я просыпаюсь — совершенно не могу вспомнить, что мне снилось. Остается лишь непреодолимое чувство паники. Иногда сон вспоминается, но только фрагментами и куда позднее. — О... — Леви сделал большой глоток чая, вспоминая свой последний кошмар. Он лежал на земле, перепачканный в грязи и крови, зажатый между отрубленной головой Изабель и безголовым туловищем Фарлана, не в силах пошевелиться. Внезапно он осознал, что земля под ним — не что иное, как гора других разлагающихся трупов, скинутых в одну братскую могилу. Парализованному и безмолвному, Аккерману оставалось лишь наблюдать за тем, как безликий солдат бросил первую горсть земли на его тело. Ощущение того, как тяжелая земля забивает легкие, было настолько реалистичным, что даже сейчас Леви вздрогнул. — Досадно. Эрвин снова повел плечами. — У любой проблемы есть решение. Мы просто должны его отыскать. Леви закатил глаза, мысленно благодаря Смита за то, что отвлек его от невеселых воспоминаний очередным пафосным изречением. — Ты действительно не можешь перестать? Еще несколько мотивационных речей из твоих уст, и я начну отдавать честь. — Тебе в любом случае не помешало бы поработать над этим жестом, — парировал Эрвин, но тут же осекся. — Извини, это было грубо, — теперь он выглядел смущенным. — Я понял, что чем меньше сплю — тем труднее фильтровать собственные мысли. — Пожалуйста, давай не будем обо мне и моих проблемах. С тобой гораздо веселее, когда ты не строишь из себя командира в моей компании, — Эрвин, казалось, уже был готов снова опустить брови, властно хмурясь, но уголки его губ предательски дернулись. Леви понял, что все это время Смит тщательно скрывал свою улыбку. — Как будущий главнокомандующий Разведкорпуса, я обязан, как ты говоришь, «строить из себя командира». Обычно люди называют это разделением обязанностей. Иерархией. Аккерман фыркнул. — Неужели, будущий главнокомандующий Эрвин? Очень амбициозно, даже для тебя. Смит откинулся на спинку стула, в свою очередь скрещивая руки на груди с легкой улыбкой на губах. — Амбициозно, согласен. Только учти тот факт, что Шадис уже в десятках фраз расписал, что выберет меня своим преемником, когда уйдет в отставку. И это, как я подозреваю, произойдет раньше, чем все мы думаем, — теперь выражение его лица снова было серьезным. — Я надеюсь, что эта информация останется сугубо между нами. Леви ограничился многозначительным вздохом, но потом добавил: — Разве мне есть с кем делиться? К несчастью, человек, с которым я чаще всего разговариваю в последние дни — ты. — Действительно, очень досадно. Они уставились друг на друга, а воздух заполнился странным напряжением. Аккерман внезапно ощутил покалывание в конечностях и почувствовал тепло, которое исходило от кожи Эрвина в том месте, где их руки, лежащие на столе, едва соприкасались. Отдернув руку, он одним глотком допил остатки чая. — Уже светает, — сказал он, первым поднимаясь на ноги. — Мне лучше сопроводить тебя обратно к бумажной работе, командир. Ты нужен Разведкорпусу. Смит кивнул и отодвинул от себя пустую чашку. — Я бы вымыл ее, но не хочу отказывать тебе в удовольствии, — с этими словами мужчина вышел из-за стола и направился к выходу, туша попутно факелы. По коридору они шли, погрузившись в молчание. Леви было открыл рот, чтобы рассеять гнетущую тишину, но Эрвин внезапно приложил палец к губам и прижал ладонь к груди Аккермана, останавливая и указывая на дверь, ведущую в его комнату. К ней был приколот лист бумаги, углы которого были испачканы в чем-то, подозрительно похожим на кровь.