Боги, как же Смит ненавидел попрошайничать.
Шадис был зациклен на укреплении баз за пределами Стен несмотря на многолетний опыт, который говорил, что это проигрышная затея. Эрвин умолял его сменить тактику и сосредоточиться на изучении угрозы, исходящей от титанов, посредством их захвата и экспериментов. Но его просьбы снова и снова оставались неуслышанными. История делала очередной виток, наполненный бессмысленным топтанием на месте и новыми смертями. К счастью, Эрвин заведомо знал о провале этой вылазки. Совет мог протестовать сколько угодно, но он давно наладил сеть рычагов воздействия и нитей, скрепляющих всех важных игроков политической верхушки в одну тонкую паутину. И если Разведкорпус действительно загонят в угол — он не будет медлить и начнет дергать за эти нити. Все это — азартная игра, полная мрачных секретов, которые собирали его информаторы на протяжении многих лет. А Эрвин был человеком, который не гнушался рискованных ставок. Сосредоточенность сошла на нет, когда отряд (а вернее, его остаток) приблизился к перевалочной базе Разведкорпуса на окраине города. Во всяком случае, Смит добился успеха, убедив Шадиса и других командиров подразделений в том, что Леви — это очень ценный актив, который, возможно, даже достоин повышения в звании. О, это выражение лица Луки, когда он увидел Аккермана, спрыгивающего с поверженного титана, целого и невредимого... В тот момент Эрвин, признаться, чуть не рассмеялся. Случай с обрушением стены, однако, был для него совершенной неожиданностью. Эрвин давным-давно научился отключать свои эмоции и чувства на период миссий. Но отрицать ужас, который он испытал, увидев груду обломков, было глупо. Даже сейчас его ногти, поломанные и покрытые кровью, напоминали о том, как он в состоянии аффекта пытался разобрать завал. Леви невероятно повезло, по словам Сары, главы подразделения Медкорпуса, участвовавшего в миссии. Первые обломки были достаточно большими и в какой-то степени даже защитили лицо и тело Аккермана от груды более мелких (и куда более опасных). Эрвин все еще не был уверен, почему он добровольно позволил Леви остаться в собственной палатке. Впрочем, мысль о том, что его бы повезли в другое, менее безопасное место, вызывала у него приступ подступающей тошноты. После случившегося он неотрывно наблюдал за тем, как медики укладывали покалеченное тело Леви на спальный мешок. Смит отвел взгляд лишь в момент, когда с него снимали одежду, дабы проверить тело на наличие серьезных повреждений.— Жить будет, командир подразделения, — со знанием дела сказала Сара, закончив осмотр. — Он все еще без сознания и, вероятно, получил сотрясение мозга, но никаких серьезных повреждений мы не обнаружили, — откинув пряди коротких седых волос с лица, она, тем не менее, вздохнула. — Я собираюсь сделать парочку тонизирующих лекарств для него. Пожалуйста, останьтесь здесь, пока я не вернусь. — Конечно. Она быстро кивнула, оставляя Эрвина один на один с Леви. Среди сгруженного спального мешка и одеял тот выглядел невероятно маленьким. Его кожа и волосы были покрыты каменной пылью и забрызганы кровью. Впрочем, Эрвин не был уверен, что кровь эта принадлежала Аккерману. Осматривая открывшуюся перед ним неутешительную картину, Смит поморщился. Леви был одержим гигиеной, это стало понятно из тех недель, которые они провели вместе. И, скорее всего, очнувшись в таком виде, мужчина по меньшей мере будет в бешенстве. Прежде чем рациональная часть мозга забила тревогу, Эрвин смочил тряпку в прохладной воде и присел на корточки рядом с Леви. Он начал с рук, осторожно счищая с ладоней грязь. Кожа Аккермана была прохладной. Большим пальцем мужчина коснулся костяшек его пальцев. Те постоянно кровоточили от слишком тщательных уборок, поэтому даже сейчас были шероховатыми. Интересно, понравились ли ему перчатки? Следом Эрвин обратил свое внимание на лицо Аккермана. К счастью, если не считать разбитой губы и достаточно глубокой раны на скуле, оно осталось нетронутым. Он повернул голову Леви так, чтобы она легла на его бедро, и со всей осторожностью удалил следы грязи и крови с переносицы, лба, щек... В этот момент тот пробормотал что-то неразборчивое, его глаза на мгновение приоткрылись. Эрвин инстинктивно убрал влажные пряди волос с его лба. — Тш-ш... — тихо сказал он. — Отдыхай, Леви. Веки Аккермана дернулись и закрылись. Эрвин не удержался, начиная изучать чужое лицо. Резкие линии бровей и удивительно мягкие на вид губы, так контрастирующие с худыми и угловатыми чертами... Для столь сильного и опасного воина это лицо было удивительно невинным. Через какое-то время (а Смит за ним уже не следил) у входа в палатку раздался шорох, и Эрвин чуть ли не подскочил. Поспешно поправляя одеяло, он поднялся на ноги. Через несколько секунд в проеме показалась Сара. Мужчина заметил, как глаза женщины сузились, когда она, опустившись рядом с Леви, заметила, что лицо его стало чистым. Но она ничего не сказала, лишь поправила повязку на лице Аккермана. — Я дам вам знать, когда он проснется, командир подразделения, — прозвучало прежде, чем сам Эрвин озвучил эту же просьбу.
Почему он поступил так? Он не мог отрицать, что что-то влекло его к Леви с того момента, как их пути пересеклись. Сначала мужчина списал это на простое восхищение и уважение к Аккерману, как к действительно ценному солдату. Но как бы сильно он ни оправдывался — это определенно было нечто большее, чем просто страх потерять самого сильного разведчика во всем корпусе. И вовсе не из-за этого страха его сердце оборвалось, когда он увидел ту груду обломков. Мысли Эрвина вернулись к тому, как у Леви перехватило дыхание в палатке, пока он поправлял повязки, а затем к его неожиданному смеху... — Эй, Эрвин! Ты с нами? — Смит моргнул, когда Лука помахал ладонью прямо перед его носом. Он даже не заметил, как тот поравнялся с ним. — Мы почти на месте. Командир хочет встретиться с капитанским составом, как только прибудем. — Да. Конечно. Лука оглядел Смита с подозрением. — Это не похоже на тебя... Замкнулся, словно это тебе проломили голову, а не твоей зверушке из Подземного Города. Эрвин посмотрел косо в ответ, но ничего не сказал. Лука вечно цеплялся за их с Леви взаимоотношения с тех пор, как Аккерман ворвался в кабинет Смита прямо посреди совещания. Впрочем, у него хватало ума, чтобы держать свои комментарии при себе, пока Главнокомандующий был рядом. — Оставь его в покое, — крикнула Хелен. — Мы все пережили многое в последние дни. Лука закатил глаза и пришпорил коня, бормоча что-то себе под нос. Эрвин кивнул девушке в знак благодарности и та сразу же покраснела, заправляя прядь длинных каштановых волос за ухо. Хелен даже не пыталась скрыть интерес, который испытывала к Смиту, и из-за этого ему, признаться, было весьма неловко. Она, несомненно, была красива — другой мужчина не раздумывая ответил бы на ее ухаживания, считая себя счастливчиком. Но сердце Эрвина принадлежало лишь их общему делу. Отношения не были редкостью среди членов Разведкорпуса, но они практически никогда не приводили к хорошему. Никто не мог ручаться за свою жизнь, став солдатом. А как можно искренне любить кого-то, зная, что жизнь любимого человека может оборваться в любой день? Нет. Эрвин давным-давно решил, что не позволит кому-то остаться с разбитым сердцем. И уже тем более не позволит разбить собственное. Мысль внезапно метнулась к Мари — эту девушку он знал еще со времен кадетского корпуса. Она в скором времени должна была родить первенца, отцом которого стал его давний друг — Нил Док. Эрвин тряхнул головой, чтобы успокоить ненужные воспоминания, ведь строй уже приблизился к базе. Лука был прав, сентиментальность — это совсем не в его духе. Встреча с Главнокомандующим была короткой. Они останутся в Шиганшине еще на день, чтобы пополнить запасы и оказать помощь тяжело раненым. Затем вернутся в Штаб. Когда Смит, выслушав распоряжения, повернулся, чтобы уйти вслед за остальными, Шадис жестом велел ему остаться. — Эрвин. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, — казалось, груз очередной проваленной миссии придавил все естество Командующего. Он вздохнул, проводя рукой по редеющим волосам. Даже за те годы, что Эрвин знал его, мужчина сильно постарел. С многозначительным взглядом Шадис подтолкнул к нему стопку бумаг, лежащую на столе. Смит старался сохранить нейтральное выражение лица, понимая, что это — пачка посмертных документов. — Несколько солдат, которых мы потеряли в этой миссии, были родом из Шиганшины, — без прелюдий сказал он. — Мне нужно, чтобы ты отнес это их семьям. Эрвин поднял взгляд, сталкиваясь им с решительным, но усталым взглядом командующего. — Ты наверняка уже осведомлен, что я собираюсь передать командование Разведкорпусом в твои руки. Эта должность ужасно неприятная, но в то же время и самая важная. Однажды на этих бумагах будет стоять твоя подпись. Убеди семьи в том, что смерть их близких была не бессмысленна. Эрвин нахмурился. — Само собой, их смерть имела смысл. Шадис невесело усмехнулся. — Так держать, — сказал он, с силой хлопая Смита по спине и провожая прямо до двери. — Чем чаще ты будешь это говорить, тем больше будешь в это верить. Вольно. Покидая кабинет и возвращаясь обратно к лошади, Эрвин заметил конверт без каких-либо опознавательных знаков, который углом торчал из его седельной сумки. Мужчина огляделся, надеясь хотя бы краем глаза заметить информатора, но того давно след простыл. Вопреки ситуации, на губах Эрвина появилась улыбка. Если в конверте именно та информация, которую он надеялся получить — Разведкорпус в скором времени станет неприкасаемым. Эрвин, несомненно, был азартным человеком. Но он играл лишь для того, чтобы выиграть.* * *
В общей сложности пятеро солдат, погибших на миссии, были из Шиганшины. Пять семей, чья жизнь навсегда разделится на «до» и «после». Эрвин внимательно изучил свидетельства о смерти, убирая после этого подальше. Трое из встретивших свой конец на поле боя были совсем молодыми. В сущности, это были дети, только прибывшие в разведку из кадетского корпуса. Что ж... По крайней мере, они погибли во имя благородного дела. Мужчина чувствовал, что подошел к краю, и теперь остановился, готовясь к дальнейшему шагу. Шадис дал ему адреса. Большинство семей жили недалеко от центра города, можно было добраться пешком. Эрвин специально выделил время, чтобы принять ванну и переодеться, сменяя свою дорожную форму на гражданскую. На этот раз он решил не брать с собой даже броский зеленый плащ.Лучше свести к минимуму ассоциации, которые в глазах этих людей навсегда свяжут Разведкорпус со смертью.
— Эй, Эрвин! Мужчина медленно повернулся на звук своего имени. Навстречу ему шагал Леви. Он тщательно старался скрыть легкое напряжение, которое испытывал из-за боли, которую все еще приносили полученные недавно раны. Смит не мог не восхититься видом Леви — если бы только у остальных солдат была хоть капля этой силы... Когда он шагнул навстречу, Аккерман прищурился. — Какого черта ты так на меня смотришь? С моим лицом что-то не так? Эрвин моргнул, придавая лицу (как он надеялся) более спокойное выражение. — О, нет. Просто впечатлен скоростью, с которой ты идешь на поправку. Мне сказали, что твои травмы были довольно внушительными. В отвел Леви цокнул языком. — Бывало и похуже. Он вызывающе смотрел на Эрвина, и в свете ярких солнечных лучей его серо-голубые глаза блестели, словно идеально отполированная сталь. Поистине уникальный цвет. — Ну, я рад видеть тебя в добром здравии, — наконец ответил Смит, внутренне ругая себя за то, что, вероятно, молчал слишком долго. — Чем могу помочь? Аккерман опустил взгляд на свои безукоризненно вычищенные ботинки. — Я слышал, что ты посещаешь семьи разведчиков, погибших во время этой миссии. Лицо Эрвина сразу же стало хмурым. — Кто сказал тебе об этом? — Подслушал, когда этот мудак Лука трепался об этом. Он сказал, что... — Леви резко замолчал, глубокий румянец поднялся от его шеи к щекам, окрашивая их в красный цвет. — Не бери в голову. Теперь мужчину охватило любопытство. Несмотря на то, что Аккерман, как и обычно, был неприветлив, сейчас красноту его щек не заметил бы лишь слепой. Эрвин находил милым это внезапное волнение, из-за которого Леви раскраснелся, словно школьник. — Что? Теперь я хочу знать. Во взгляде Леви резко проступил яд. — Он говорил, что, вероятно, все скорбящие матери перенесут новость о потере куда легче, когда к ним придет самый привлекательный солдат Разведкорпуса, — пробормотал он, носком ботинка упираясь в землю. — Там и другие слова были, но я не буду повторять эту мерзость, так что даже не пытайся. Смит был обескуражен, но поморщился. — Хоть Лука и воспитывался в благородной семье, но иногда он говорит ужасно пошлые вещи. — Да уж. В любом случае, я еще раз убедился в том, какой он кусок дерьма. Вообще, я искал тебя, потому что у меня есть кое-что, — с этими словами Леви запустил ладонь в карман куртки и достал окровавленный клочок зеленой ткани с эмблемой Крыльев Свободы, разглаживая его угол большим пальцем. — Ты ведь пойдешь к родителям той малышки, Мелоди Бауэр, верно? Это принадлежало ей. Эрвин на мгновение поджал губы, пытаясь в воображении нарисовать лицо Мелоди. Он помнил ее достаточно смутно. Она была похожа повадками на беспризорницу, с медного цвета кудрями. И ей было не больше шестнадцати. — Пойдем со мной. Слова слетели с языка прежде, чем Эрвин смог подумать об их правильности. Леви посмотрел на него снизу вверх, приподняв бровь. — С чего бы? Почему ты хочешь, чтобы и я пошел?Потому что хочу провести время с тобой.
— Ты был рядом, когда она умерла. Думаю, ее семья будет признательна за то, что их дочь не провела последние минуты своей жизни в одиночестве. К счастью, Аккерман не стал возражать, лишь коротко кивнул в ответ. — Хорошо. Пошли. Поначалу они двигались молча. Эрвин был сосредоточен на том, чтобы не шагать слишком широко и быстро, в то время как Леви маленькой тенью шел рядом. Все это время Смит ломал голову над тем, как начать диалог, но в голову приходили лишь воспоминания о той ночи, которую Леви провел в его палатке. О том напряжении, которое витало между ними.Было ли причиной этому поведению лекарство?
Леви, помнишь ли ты вообще о том, что произошло тогда?
Как ни странно, после этих рассуждений в его голове всплыл еще один эпизод. Края этого воспоминания были очень смутными, словно он смотрел на него через мутное стекло. Прохладная ткань на груди. Пальцы Леви дотрагиваются до шрама на его ладони, а затем их кончики касаются подбородка, проводят вдоль линии челюсти. Свет факела отражается озорной желтой искрой в серых глазах. В ту же секунду Смит вжал ноготь в подушечку большого пальца.Хватит.
Эти чувства, эти желания, которые подпитываются фантазиями, которые он себе позволил, должны прекратиться. С губ сорвался тяжелый вздох. Сейчас нужно сообщить родителям Мелоди о смерти их дочери, а затем вернуться на базу. Все, что существовало между ним и Леви, будет уничтожено. Эрвин хорошо научился сдерживать свои эмоции, и сейчас он не собирался идти у них на поводу. Леви наконец подал голос, вырывая его из раздумий. — Пока мы одни, я хотел спросить. Что ты собираешься делать с той книгой? Я практически на сто процентов уверен, что случившееся с Ханной — это доказательство, что нападавший вполне способен исполнить свою угрозу. Ах да. Он почти забыл. То, что случилось с девушкой, было прискорбно, но она выжила. А секреты, которые хранила книга, были слишком драгоценны, чтобы отказываться от них так скоро. — Я буду стоять на своем. Если они поймут, что я готов подчиниться их требованиям — смогут вертеть нами как угодно. И кто знает, может, они продолжат нападать на солдат, когда им заблагорассудится. Леви бросил на Эрвина короткий взгляд. Он не был удивлен таким ответом, но в его глазах на мгновение мелькнуло разочарование, которое задело мужчину за живое. Смит постарался не обращать внимания на то, что от этого желудок предательски сжался. — Ханджи сказала то же самое. Я понимаю, что книга важна, но действительно ли она стоит жизней наших товарищей? Мы ведь даже не можем прочитать то, что в ней написано. — Каждый солдат, вступающий в Разведкорпус, посвящает свое сердце одной цели: расширению рамок нашего понимания о мире. Сколько раз уже эти слова слетали с его губ? Сколько смертей он оправдал этой идеей всеобщего блага? — Книга — это ключ к чему-то большему. И я не готов от нее отказаться. Пока не готов. Леви резко выдохнул через нос, покачав головой. — Ты помешанный, знаешь? — Я никогда не притворялся, что хороший, Леви. Иногда приходится делать трудный выбор, — на этих словах мужчина остановился. — Мы на месте.