Мираж моих воспоминаний

Весенний ветер, восхитительный закат на фоне белоснежных верхушек гор и поразительно построенное здание прямо на склоне одной из них, откуда сейчас выходил как раз таки этот захватывающий иссиня-розовый вид. Но даже не это потрясло Изуку в его неожиданно ярком сне, а то, что это — сон он даже не сомневался, ведь таких гор с роду не было на той части Японии, где он проживал. Это плод его фантазии. Весьма качественный, кстати. Намного больше этого его поразила чужая мужская фигура. И почему в его сне, таком внезапном за долгие месяцы его «пустых» ночей, к нему спиной стоял полуобнажённый блондин, прямо возле балюстрады напротив панорамного вида на снежные холмы? Почему на нём были одеты лишь короткие, выше колена, молочные текстильные шорты, а сверху была лишь та груда мышц, увиденная пару-тройку раз, которая удивительно точно была срисована с его жизни мозгом. «Не говорите мне, что это…» — затаил он дыхание. — Брокколи? Ты уже вышел из душа? — тот же басистый голос и то же лицо, повёрнутое к нему. — Душа? О чём ты? — Ты мне сам говорил, что мы не будем заниматься «этим» грязными, и пошёл в душ. Или ты занимался там чем-то другим? — эти слова заставили застрять на месте и буквально прирасти ступнями к кафельному полу. Тоже, кстати, молочного цвета. — «Этим»? Ты имеешь в виду…? — слегка нервозно спросил брюнет. — Мой дорогой, неужели ты переутомился, что ничего не помнишь? — Изуку невольно начал вспоминать, откуда это его мозг знает, как звучит фраза «мой дорогой» из уст этого человека, но сдался. Не было смысла искать это во сне. Больше этого его волновало то, что альфа подошёл ближе к нему, а он, по всей видимости, никак не может от него отойти, то и дело, как статуя, стоя на месте. Человек напротив тёплым и хитрым взглядом уставился на его лицо, пока Изуку думал, что же сподвигло его бедную голову начать демонстрировать ему эти сопливые сны? — Знаешь, даже если ты не был в душе… — мужчина стал прямо напротив него и, кладя ладони на его плечи, весьма чувствительные отчего-то, приблизился к его уху, — Я всё равно хочу тебя здесь и сейчас. Сердце ушло в пятки, и это дало ему возможность двинуться, отчего он сразу отошёл на шаг назад, густо краснея и всматриваясь в такой лукавый и невинный одновременно цвет киновари напротив. Мысли спутались словно клубок, а он выровнял дыхание и слегка нервозно спросил, махая перед носом руками и глупо улыбаясь. Это должна была быть деловая улыбка, но с учётом того, что он только что услышал — получилось очень криво. — Погоди-погоди, мы ведь даже не встречаемся…? — Разве это имеет значение здесь? — усмехнулся блондин, разводя руками по сторонам и показывая, в насколько невероятное и немыслимое место они попали, — Мой изумительный принц, моя любовь, здесь только мы с тобой, знаешь? Здесь вечный закат и даже есть старое вино. Всё как ты любишь. Взмахнув одной из рук, блондин переменил половину комнаты из зала на светлую спальню, удовлетворённо мыча на результат. Вместо коричневого дивана теперь там стояла бежевая кровать, а вместо обеденного стола — пара тумб серого цвета. Воображение быстро само додумало, чем альфа хочет, чтобы они с ним занимались на этой кровати, из-за чего щёки Изуку ещё пуще заалели, а попытка успокоиться никак ему не помогла. Бакуго подошёл ближе, аккуратно беря за руку и притягивая её к себе, невесомо целуя сперва тыльную часть ладони, а после поднимаясь всё выше, доходя до оголённых ключиц. — Как я могу воображать себе нечто подобное…? — смущённо прошептал Мидория, оглядываясь то на кровать, то на, вроде как, входную дверь, то на альфу, который не сводил с него взгляд. Его острый взор блуждал по омежьему телу и Изуку это чувствовал, как никогда, отчего сам невольно взглянул на себя через отражение в зеркале, что стояло, упёршись на стену в углу комнаты. Оно было в полный рост, но, к сожалению, слишком далеко, чтобы детально рассмотреть, в чём он сейчас был одет. Единственное, что мог разглядеть Мидория, это бежевые штаны, разрезанные по бокам, и оттого, оголяющие его бледную кожу бёдер. И изумрудную, ближе к коже атласную, а после сетчатую, вроде как, блузку без плеч, но при этом имеющую на локтях какие-то сетчатые рукава, которые длинной сеткой и струящейся тканью падали книзу. Прямо к полу. «Какой вульгарный наряд. Кто меня так одел? Я бы с роду в такое не вырядился.» — Наши сны — наши тайные желания, моя любовь. — хитро поцеловал веснушчатое плечо альфа, легко прикусывая его, после проходя языком, — Ты этого хочешь, но не можешь сделать. — Бредятина. Я всегда делаю что- — закатил глаза Мидория, желая высокомерно посмотреть в бесстыжие глаза, но вместо этого он встретил лишь лицо, с прикрытыми глазами и необычайно близко. Он чувствовал, как на его губах затаились чужие губы, нежно сминая его собственные. Аккуратно, бережно они становились всё настойчивее, в то время как жар от них становился лишь ощутимее. Золотистая ладонь легла на его лицо, слегка надавливая на щеку, чтобы он приоткрыл рот, чему он решил повиноваться. И это было одно из тех происшествий, которые он не мог понять. Удивлённо смотря вперёд какое-то время, он всё-таки сдался, просто расслабляясь в поцелуе, который вскоре закончился. — Продолжай, мне нравится слышать твой голос. — прошептал Катцуки, на секунду отодвигаясь от красного лица, отчего Изуку тут же облегчённо выдохнул, но после вновь затаил дыхание. — М-м? Что ты… д-делаешь? Прек-крати! — пропищал он, стискивал зубы, дабы сдержать стоны, которые вырывались от неожиданных действий альфы, — Бакуго! Персиковые губы блуждали по его шее, обцеловывая её всю и рисуя мокрые дорожки языком, от которых по телу проходили мурашки. Ноги невольно подкосились, но Мидория упрямо стоял на ногах, пусть это становилось всё сложнее и сложнее. Блондин быстро заметил дрожащие колени, и, подхватывая омегу под ягодицы одной рукой, второй же приглаживая кудрявые волосы, спокойно отнёс его на кровать. Изуку не удивился лёгкости, с которой его подняли, но удивился горящим неистовым желанием глазам, которые были обращены на него после того, как он уже лежал на бежевых простынях. Обе ладони были по стороны от его головы, то и дело обрисовывая пальцами скулы, ключицы и подбираясь аккуратными, терпеливыми шажками к прикрытой сетчатой тканью груди. — Зови меня Катцуки. — вновь приближаясь к лицу, томно проговорил мужчина, удивлённо замечая сильное препятствие в виде ладоней на своей груди. — Остановись сейчас же! — алый, словно тот же закат, Мидория смотрел на альфу, пока в малахитовых глазах плясали бесы. «Дьявол, неужели это — мокрый сон? С каких пор мне снится такое?» — озадаченно размышлял Изуку, не понимая до конца, как он мог оказаться в такой щепетильной ситуации, и удивлённо замечая, что альфа последовал его воле. — «Остановился?» — Я ведь вижу, что ты хочешь продолжить. — возбуждаясь от пронзительного взгляда ещё сильнее, Бакуго, скрипя сердцем, сел у ног лежащего омеги, что, подмяв под себя пледы и подушки — уже почти сидел. — Хах, как? — иронично поинтересовался Изуку, жалея сразу же, что спросил об этом. Всё, что он видит перед собой — его сон. Его фантазия, порождённая то ли его омежьей сущностью, то ли его физическими неудовлетворёнными потребностями. Несмотря на это, характер Катцуки здесь был почти таким же, как в реальной жизни. Внимательный, заботливый, весьма послушный, но при этом прямолинейный, как молния. — По твоему вставшему члену как минимум. — невинно пожав плечами, Бакуго наклонился к бледно-красному лицу, ощутимо вдыхая запах прямо около шеи, но всё ещё не осмеливаясь прикоснуться к ней ещё раз. — И эти феромоны. Представляю, какими они будут сладкими в период течки. Он облизнул сухие губы, невольно прокручивая несколько предложений, каким бы, по его мнению, был Мидория в этот уязвимый период. Как бы горела его кожа, а в столь прекрасных глазах блестели бы в искушении слезинки. Как бы крепко бледные пальцы сжимали бы простыни в оргазме, и как бы после они засыпали в объятьях друг друга в неглиже. За весь рассказ Изуку успел потерять девственность ушей и смысл слов «вкусный» и «горячий», а на все остальные потуги литературных рассуждений старался даже не обращать внимания. — Закройся. — прорычал брюнет, сразу же останавливая поток мыслей блондина и встречая его удивлённый взгляд. Он невесомо оттолкнул Катцуки от себя, что получилось, на удивление, просто, и встал с кровати, омерзительно рассматривая свою открытую одежду перед тем, как всё же выйти из этой комнаты. В зеркало смотреть не хотелось, чтобы случайно не заметить метки на своём алебастровом теле, которые чересчур выделялись из-за своего количества. Особенно в районе шеи и ключиц. «Чего ж он так любит именно эти места?» — Уже уходишь? — сзади спросил голос, на который Мидория обернулся, увидев печальный взгляд, но продолжив смотреть своим холодным. — Мне нечего тут делать. — Уверен? — спросил Катцуки, лукаво улыбаясь и наблюдая, как омега подходит ко входной двери. — …Более чем. — заверил Изуку, кладя руку на ручку. — Ты ещё вернёшься. — встав с кровати, Катцуки подошёл к центру комнаты, когда Мидория всё же в последний раз обернулся к нему. Стоя в лучах вечного, по его же словам, закатного солнца, Бакуго не стеснялся, и даже не старался чем-то прикрыться. Щеголяя своим подтянутым телом, за которым было интересно и приятно наблюдать, в особенности, когда какие-то мышцы на нём приходили в движение. Знакомое самоуверенное лицо смотрело ему вслед, засунув руки в карманы и с апломбом смотря, как он затаился у двери. Но несмотря на всю демонстративную уверенность, что-то в этих глазах цепляло своей тоскливостью, будто этот плод воображения искренне не хотел, чтобы он уходил. Но в то же время Бакуго довольно заметно боролся с желанием, чтобы не подойти сейчас к брюнету и не наброситься на него, игнорируя все просьбы. Он бы мог, но разве он посмеет, если сам брюнет этого не хочет? Хотя, точнее сказать, ещё к этому не готов? «Не сегодня, Бакуго. Никогда.» Какой же наглой ложью были эти мысли, учитывая, что он уже допустил то, что ему приснился такой сон об альфе. Это значило, что он на самом деле желал, чтобы такое случилось в реальной жизни. До чего же он бесстыдник. Под стать блондину, а ведь его он в этом постоянно винит. — В твоих мечтах. — усмешка играла на устах, но вскоре быстро погасла, когда он наконец вышел из комнаты. Кажется, на секунду он услышал горький смешок позади.

***

Стоя возле зеркала в коридоре, Мидория всё ещё не мог найти оправдание своему похотливому началу дня, которое он встретил мокрым ниже пояса, а после потратил на разрешение этой ситуации целых двадцать минут своего времени, а мог бы на что-то более полезное. И это при учёте, что он никогда не был склонен к подобным вещам. Не то, чтобы он никогда не просыпался утром со стояком в штанах. Просыпался. В юности особенно часто. Но сейчас, когда у него нет времени даже на одну ночь с кем бы то ни было в борделе — это звучит смешно. Хотя возможно именно от этого этот сон и произошёл. От нехватки секса. А не от его симпатии к блондину. — Какая… Бесстыдная ситуация. У меня же никогда не было ничего подобного, так почему началось? — задумчиво протянул Изуку, всматриваясь в свои же пронзительные глаза, которые молчали на его вопрос, но, кажется, знали ответ. Он никогда не видел таких правдоподобных снов, хотя если так размышлять, то он в принципе редко видел какие-то сны. Да и то, большинство из тех бессознательных снов были абстрактными, раздражая его лишь своими яркими красками и вечными голосами, которые сопровождали его в таких снах всю ночь. В этом даже есть маленькая причина, почему он любил ложиться спать очень поздно. Чтобы сразу провалиться в пустой сон, не видя и не слыша ничего из того, что могли бы сказать ему сновидения. Но в этот раз это был явно осознанный сон и это волновало ещё больше. — Всё-таки надо было выпить. Всегда знал, что алкоголь помогает мне уснуть. — выдохнул омега, запуская руку в локоны и оттягивая их назад. Изуку безразлично и оценивающе взглянул на своё тело, чему-то усмехаясь и застёгивая на последнюю пуговицу пиджак, видя, как в его комнату проникает недавний рассвет через большие окна номера. Это заставило улыбнуться самую малость, пока нога не ступила в сторону входной двери, чтобы навсегда оставить этот сон в прошлом, в пределах этой яркой комнаты, озарённой жёлтым светом, что игрался в глубоких, будто фиолетовых тенях. «Какая несуразица.» — сказал бы он и забыл, если бы на следующую ночь ему не приснился бы тот же сон. Тот же витиеватый закат со вкраплениями оранжево-розового, тот же молочно-коричневый интерьер и та же балюстрада, где вновь стоял к нему спиной блондин, рассматривая такие же горы, которые Мидория видел прошлой ночью. На них всё ещё были шапки снега. Он в недоумении стоял на месте, рассматривая пейзаж перед собой и не понимая, почему он вновь оказался в этом осознанном сне и снова ли, чтобы выбраться, ему нужно просто выйти из комнаты? Если так, то… Мидория едва развернулся на пятках, дабы пойти в сторону выхода и закончить на этих бессмысленных сердечных терзаниях, которые подкидывал ему разум ночью, но его остановился мужской низкий голос с некой тоской произносящий, не оборачиваясь на него: — А говорил, что не придёшь. Но вот ты снова тут. Я рад тебя видеть. — Ты всего-то плод моего больного воображения. — сердито хмуря брови, Мидория скривился, смотря в ответ на блондина, который повернувшись к нему лицом, облокачивался на балюстраду. — Не обольщайся. Ты не настоящий человек. Изуку не мог понять, почему у его версии «Бакуго» столько эмоций и выражений лица. Почему он так искренне смотрит на него с тлеющей улыбкой сейчас, на фоне заката? Как его заурядная фантазия могла обрисовать такую идеальную картину, будто бы реального человека, стоящего совсем рядом? Он никогда не отличался творческими способностями, да и талантов в себе особо не видел, а все его умения — это адская практика многими годами. Так откуда такая правдоподобная фигура альфы в его голове, которая даже говорит как он? Правда ли он мог сотворить у себя в голове всё это? — Не значит ли это, что ты хочешь, чтобы этот человек целовал тебя? — ухмыляясь своим словам Катцуки стоял на месте, смотря, как брюнет твёрдо приближается к нему, смотря снизу вверх, но как будто сверху вниз. — Спал с тобой? Был твоим, в конце концов? — Это значит, что я сошёл с ума и забыл, что на первом месте должна быть работа, а не эти душевные расстройства. — закатил глаза Мидория, ногтем впиваясь в грудную клетку мужчины, что была прикрыта лишь тонким льном рубашки. Здесь было тепло, даже жарко. Потому ли, что Изуку всей скромной душой ненавидел холод и все вытекающие? Вполне возможно, ведь это логично. Разве может его же сон хотеть ему неосознанно навредить? Но если так, то значит ли это, что тот Бакуго, что стоит здесь, тоже помещён сюда по добрым мотивам? — Снова работа? — Бакуго перехватил руку, что хотела отстраниться от его тела, целуя её внутреннюю часть и смотря, как краснеют чужие уши. — А ты уверен, что ты сможешь всю жизнь жить только работая и попутно наблюдая, как остальные живут в любви и радости? — Как-то же жил до этого. — пожал плечами Изуку, с сомнением смотря на эти невинные поцелуи. Сам он вновь стоял в той же сетчатой зелёной блузке и молочных объёмных штанах, что развевались через разрезы по бокам от малейшего потока тёплого ветра. Это волновало его взгляд, а вторая рука, не схваченная блондином, всячески пыталась прикрыть этими неуклюжими одеждами мягкую кожу. — Тебе не нравилось. — утвердительно пронзил Бакуго, следя за этими движениями слишком пристально. — Не тебе меня судить. Мужчина выдохнул, второй рукой аккуратно пробираясь на талию парня, который сразу же выгнул бровь на такую дерзость и заёрзал на месте. Одна рука всё ещё аккуратно сдерживала его запястье, а вторая по-хозяйски блуждала по его талии, изредка, как бы случайно цепляясь пальцами за бёдра. При этом кипарисовый взгляд ни на йоту не отводился от веснушчатого лица, заметно сдерживаясь по просьбе самого Изуку. — Тебе некомфортно в них? Ты у меня скромник для такого, да? — промурчал Катцуки, хищно смотря в похолодевшие глаза, что недовольно косились на его руку. — Почему это у тебя, интересно? — ухмыльнулся Изуку, аккуратно останавливая несносную руку, — И вообще почему нельзя было мне дать изначально нормальную одежду? Почему-то он никак не мог уловить привычный медовый запах от блондина, которым тот всегда окружал его с ног до головы. Неужели его голова не смогла воспроизвести феромоны во сне? Наверное, всё-таки нет, раз он их не чувствует. Но в прошлую их встречу Катцуки говорил о его феромонах, так мог ли альфа соврать или чуть приукрасить правду? На него не похоже. Значит ли это, что он, как часть сна, имеет здесь больше возможностей? — Костюм? — выгнулась бровь в иронии, развеяв мысли. — Да. — Никак нет. — Почему это? — Хоть здесь позволь мне любоваться тобой без костюма. — выдохнул в углубление шеи альфа, сразу же чувствуя, как в ответ брюнет вздрогнул, а ровное дыхание участилось. — Ты — это моя больная фантазия. — руками отодвинув корпус мужчины, Изуку заставил себя ядовито усмехнуться, наклонив голову. — Я любуюсь самим собой? — А почему нет? Ты красивый. — смотря на брюнета сверху вниз, блондин беззастенчиво любовался им, чем вызвал недоумение. «Разве не странный сон? Неужели я действительно хочу, чтобы всё так и выглядело в реальной жизни? Насколько же я по романтике этой вшивой изголодался?» — сдержавшись, чтобы не начать бурчать себе под нос, Изуку отвёл взгляд за спину Катцуки, рассматривая горы. — …Скажи мне, почему ты появляешься в моих снах. — меланхолично сказав это куда-то за горизонт, Мидория повернулся к распахнутым, тоскливым глазам. «Почему у него такой взгляд в моей голове?» — мрачная тень легла на бледное лицо, пока Бакуго почти насильно заставил себя ухмыльнуться, расплываясь в лукавости. — Потому что ты меня хочешь, Брокколи? — А если серьёзно? — сощурился брюнет. Все эти напыщенные фразы не играли никакой роли, если глаза выдавали грустное отчего-то нутро человека напротив, который всё ещё держал его в своих полуобъятьях, постепенно вновь начиная тянуться к талии, за что поверхностно получал по рукам. Словно кот, который, наконец добравшись до сметаны, не может преодолеть последний прыжок и постоянно сваливается вниз, начиная всё заново. Да, Бакуго большой хитрый кот. Но в таком случае, он — сметана? «Почему это я — должен быть сметаной? Я тоже кот, раз я тоже человек.» — про себя возмутился Изуку, краснея от своих же мыслей и размышляя, что отношения между котами могут быть намного глубже, чем между котом и сметаной. Довольно быстро до него дошло осознание абсурдности собственных мыслей, и он мгновенно покраснел уже от стыда за них. Размышлять всерьёз об этом заставляло провалиться сквозь землю. — Мой ответ не меняется. Человек, который стоит перед тобой, уже выбран тобой. — Бакуго внимательно смотрел в чужие глаза, постоянно замечая, как те покрывались стеклом, раздумывая о чём-то, чего он не может услышать. Он хотел, чтобы Мидория был здесь, с ним, а не в глубинах своих мыслей или переживаний, которые обязательно потом отразятся на лице, резковатых движениях и запахе. Но Изуку, кажется, даже не мог себе представить, что именно он и есть причиной той самой тоскливости киноварных радужек, которыми альфа изучал его вплоть до самых невидимых участков кожи, не смея заглянуть дальше без разрешения. — В смысле? Я никого не выбирал. О чём ты, ради всего дьявольского, говоришь? — Твоё подсознание, знаешь? Ты всегда хотел, чтобы тебя защищали. — спокойно рассказывая что-то настолько очевидное, Бакуго видел, как обескураженно прикрылся чужой рот в немом вопросе. — И вот подходящая персона. Но ты не хочешь с ним сближаться, верно? Страшно, что ли? «Что? Защита? Страх? Но зачем мне всё это теперь? Я могу со всем справиться сам же.» — мысли тут же облачились в слова, не верящим потоком сбивая Бакуго с ног. — От кого защищать? И почему страшно? Что за курсы психологии? — отходя на шаг назад, Мидория осклабился в скептицизме, сразу же замечая странную улыбку на загорелом лице, которое так потрясающе перекликались с пшеничными волосами. — Эй! П-погоди же! Ты опять за своё?! — в момент, когда его лицо вновь взяли в руки, Изуку гневно смотрел в противоположные глаза, с замедлением читая по губам, — Разве я не говорил, чт- «Как же я люблю твой голос.» — продолжаясь в поцелуе, эта фраза крутилась в ослабленных висках, которые постепенно сдавали свои позиции, вечно непоколебимых ничем насущным. Но как бы Мидория не хотел это остановить, в его сне ему это не было подвластно. Или же у него было мало желания для этого. «Нет-нет-нет! Даже не думай в таком ключе! Это всего лишь сон, и ты уже на второй раз хочешь сдаться? Ты серьёзно? После всего, что тебе удавалось преодолеть? Не смеши меня!» — укусив Бакуго за язык, Мидория быстро отодвинулся от чужого лица, сетчатым рукавом, напоминающим наручи, вытирая рот. — Ты усыпил мою бдительность ради этого?! — воскликнул он, смотря вновь в, отчего-то расстроенные, глаза, что смотрели на него с каким-то пониманием. «Вообще-то я здесь должен сейчас расстраиваться!» — высвободиться из чужой лёгкой хватки было делом нескольких секунд, ведь его крайне быстро опустили, пока блондин завёл свои руки за спину, демонстрируя, что повторения ситуации не будет. В ближайшее время. — Ты сам расслабился, а я просто захотел поцеловать твои вкусные губы. — как ни в чём не бывало признался Катцуки, отводя взгляд в сторону, прямо туда, где всегда садится солнце. — Они пахнут вишней. На Бакуго были лишь плотные бордовые штаны и больше ничего, благодаря чему Мидория с лёгкостью мог рассмотреть все труды его воображения по поводу чужой статной фигуры. Не то, чтобы ему нужно было бы напрягаться, чтобы вспомнить, как выглядит альфа без верхней одежды, но то, с какой реалистичностью он сам смог воспроизвести чужие мышцы, поражало. Чёткие изгибы, плотный, однородный цвет медной загоревшей кожи, которая, казалось, чуть поблёскивала на солнце, когда Катцуки резко поворачивался. Линии пресса, которые притягательно переминались при движении, отчего было сложно отвести внимательный, но всё ещё холодный с виду взгляд. Будто только что омега размышлял не о мышцах мужчины, а об архитектурном строении дома, а тело просто под глаза попалось. Парень прикусил язык, дабы не сказать ничего лишнего из того, что крутилось у него на языке. — А твои мёдом не пахнут. — Конечно, я ведь всего лишь фантазия, как ты сказал. — с тёплым взглядом мужчина пожал плечами, соблазнительно рассматривая чужую отчуждённость, заканчивая, — Идеализированный образ. — Такой себе ты идеал, не делаешь того, о чём я прошу. — Мидория фыркнул, сложив руки на груди и натянуто улыбнувшись. — Потому, что ты сам не хочешь, чтобы я останавливался. — ухмыляясь, после бурной реакции, Катцуки хищно прорычал, вновь быстро приближаясь к столь желанному телу. И ещё не известно, кто кого желает больше всего. — Что за вздор. — встрепенулся Изуку, мгновенно отходя на пару шагов, но его тут же обняли, притянув к себе одним рывком и сладостно впившись в губы. — Мх-хм…! Зажмурив глаза, Мидория чувствовал, как его губы наливаются цветом спелой вишни, а чужие руки, блуждающие то по спине, то по волосам заставляли тело бросаться то в жар, то в холод. Постепенно, неспешно эта сладострастная игра начинала приносить ему удовольствие. Азарт разгорался синим пламенем с каждым движением мужской руки, а глаза едва ли не покрывались истомой. У него не было сил оттолкнуть альфу во второй раз, и после длительного поцелуя, тот, тепло отстранившись, невинно поправил его прядь за ухо: — Видишь? И до коли ты планируешь скрывать это всё в себе? — влюблённо взглянув на полностью красного от осознания самой ситуации брюнета, Бакуго нахмурился, — Пока он не устанет бегать за тобой? — …Было бы неплохо. — легко улыбнулся Изуку, прикрыв глаза, пока губы затряслись в мелкой тревоге. Он лгал. Чёрт, возьми, лгал, но даже во сне озвучить скользкую правду он не готов. Она как змея. Змей-искуситель из Эдема, который соблазняет его на запретный плод. Семья? Отношения? Что из этого он когда-то, в сущности, имел? Дедушка с бабушкой были его отрадой, но и они ушли от него, оставив совершенно одного. Он до сих пор помнит беспомощность, когда ногтями он рвал на себе кожу с рук, в немом крике сидя в собственной спальне на полу, закрыв двери. В тот день, когда он узнал о смерти бабушки. Он помнил, как был беспомощен, когда тайком узнал об измене Тодороки, которую тот даже не особо скрывал. Он не знал, как жить дальше и к кому бежать, находясь среди двух огней, своим же отцом и женихом. Никто из них никогда не был для него опорой. И он настолько сгорел из-за этого внутри, что в итоге он сам стал огнём. Фениксом, который возник из пепла, но всё ещё тлеет в глубине души. Он помнил, как сидел у паркана, смеясь то ли от боли, то ли от иронии над своими первыми чувствами, держа в руке жемчуг. О нет, он боится, что ещё пару раз и он точно сломается. Так, как ломается хрусталь, что таят в коробке под семью замками и случайно разбивают на главное пиршество. Хрусталь не собрать воедино, сделав вид, что ничего не произошло. Даже если склеить, на нём будут видны трещины. Потому, что это — хрусталь. — Жалеть не будешь? — произнёс бас, и Изуку горько хмыкнул, подняв глаза полные грусти: — Я буду за него счастлив. — честно признался он. — А за себя? — Бакуго взял в руки чужое лицо, видя, как на нём постепенно наливаются слёзы. Мидория промолчал. Он не знал, что сказать, потому что каждая такая фраза била под дых с такой болью, будто только вчера он познал все эти чувства на себе. Будто на самом-то деле это не старые зашитые шрамы, а кровоточащие сквозные дыры по всему его телу. И сколько же крови должно вытечь, прежде чем его сила воли иссякнет, и он наконец застынет с зеркальным взглядом? Он не знал. Именно поэтому молча смотрел на Катцуки, туша в себе желание спорхнуть слёзы по щекам, хотя те уже были готовы разлиться реками. — Твоя жертвенность до добра не доведёт. — тихий голос убаюкивающе прошептал на ухо, нежно сжимая его в своих объятиях так, что нос омеги упёрся в плечо. — Надо же, значит я и сам так думаю… Раз ты мне такое говоришь. — ирония затерялась где-то в зародыше, во фразе ясно слышалась только обречённость. По сути, он успокаивал самого себя. Какая ирония.

***

Он радовался, когда дороги стали быть для него знакомыми. Когда он стал узнавать районы, кварталы и магазинчики своего родного города, в который он наконец вернулся, закончив главную работу в Иокогаме. Остальные дела вполне себе можно будет решить отдалённо, да и через его подчинённых, а значит туда он больше вряд ли вернётся. Шумный звук мотора, запах токийского шоссе и прекрасные высотки, в строительстве некоторых из них он даже принимал непосредственное участие. Сейчас это вызывает отцовскую улыбку на его лице, и он закрывает окно. — Это закончилось. Не могу не радоваться. Может отпразднуем окончание объекта в Макдоналдс? Или заедем за раменом? М, Мидория? — предложил ему Тецу, опираясь на обе передние подушки спинок кресел, улыбаясь во все зубы. — Мы должны готовиться к открытию отеля. Какой рамен? Мы приехали сюда работать. — со смешком развёл руками омега, ухмыляясь на расстроенный взор голубых глаз. — Ну вот опять ты заладил о работе! Давай хоть выпить купим, что за человек. — буркнул Камута, прося Бакуго остановить машину у небольшого круглосуточного магазина, что он и сделал. Он с прищуренными глазами смотрел на брюнета, который в последнее время начал общаться с ним в разы сдержаннее, хотя ему казалось, что они уже объяснились друг с другом. Мидория же делал вид, что вовсе не замечает этих наблюдательных взглядов, то рассматривая улицы, то попивая кофе, то жуя желейных медведей, с холодным достоинством не давая их Тецу. — Кстати, возможно, я вам не говорил. — произнёс он, — Да, не говорил. Вы приглашены на церемонию открытия отеля. Оба. — М? Твоего отеля? Ты быстро его построил, моё уважение. — заинтересованно выглянув из своего гнезда пледов и тряпок, где он ранее спал, Киришима сморщился, смотря на солнце в лобовом стекле, — А когда? — Даты я скину вам позже, когда будет видно всё. — на секунду отворачиваясь к своему боковому стеклу, омега хмыкнул, — Я думаю вы будете в восторге. Это замечательное здание. — Я не сомневаюсь. — улыбнулся Киришима, кривясь на довольного Тецу, который вернулся уже с бутылками соджу и ещё парочки бутылок алкоголя, название которого было не разобрать с первого раза. Машина вновь тронулась и быстрым движением Бакуго развёз пассажиров по домам, высадив лишь одного Тецу где-то на тротуаре возле комиссионного супермаркета с вечными скидками, от которого у альфы загорелись глаза и он, с довольным визгом поблагодарив Катцуки, умчался в дебри товаров. Мидория разочарованно провёл за ним взглядом выдыхая и говоря: — Я же плачу хорошую зарплату. — удобно расположившись на кресле, Изуку закатил глаза на то, что он сразу же и объяснил себе в голове такое поведение Камуты. Это привычка, а от них избавиться бывает сложнее, чем от чего-либо ещё. Живя на мелкие гроши в прошлом и имея скудную зарплату, лишь бы не жить с родителями — Камута привык питаться на вечных скидках, радуясь даже одной сэкономленной иене. И несмотря на то, сколько он сейчас зарабатывает — эта привычка всегда будет с ним. Возможно, до гробовой доски. Именно поэтому, отчасти, он так хорош в поиске чего-угодно. В особенности — алкоголя, который частенько помогал ему раньше забыться и уйти от проблем, которых, как снежный ком, с каждой неделей становилось всё больше. — Брокколи. — Катцуки встретил скучающий взгляд, — Я думаю нам следует кое-что обсудить, ты так не думаешь? В салоне образовалась тишина, которую Изуку, уже скорее с опытом быстро разрушил, ненавидя такие лёгкие, как на помине, нервозные моменты. В особенности, когда те нельзя решить быстро. Он даже понял, о чём с ним будут говорить и он знал, что этот момент наступит, но отчего-то всё равно был к нему не готов. — В последнее время мы постоянно что-то обсуждаем, заметил? — легко хмыкнул Изуку, смотря на то, как они вновь едут на зелёный. — Так получается. — со смешком согласился блондин, — Я заметил, что ты, возможно я утрирую конечно, но отдалился от меня. — Ты это понял по тому, что я общался с тобой чуть меньше обычного? — иронично встретив обеспокоенные глаза, Мидория бесшумно сглотнул. В его планах было постепенно убирать альфу из жизни. В самых изначальных. И пусть со временем планы и имеют свойство меняться, но цель остаётся та же. Если он сам влезает в эту игру, то он должен сделать всё, чтобы прекратить её как можно быстрее, пока она не стала влиять на его работу, да и в целом на жизнь. И пусть здоровье для него — действительно важный аспект, но идти на такие жертвы он попросту не хочет. Нет, он не боится. Он не хочет. Да, именно так. Страх — это слегка другое. С Бакуго ему никогда не было страшно, и вряд ли будет. «Опять мысли не в ту степь пошли.» — пресёк омега, смотря, как Катцуки хмурится, поворачивая руль уже к его дому. — Конкретно это, как раз таки, сути вообще не меняет. Мне важно другое. — признался он, пока Изуку навострил уши, — Я буквально чувствую, да и вижу, как ты начинаешь сам себе противоречить. — Противоречить? И зачем же мне так себя вести? Это нелогично. — Это я и хочу понять, Брокколи. — останавливая машину на подземной парковке, Бакуго всмотрелся в неоновые глаза, которые отчего-то показались ему такими уставшими. Хотя всего секунду назад в них кипела жизнь.