Мираж моих воспоминаний

Когда Бакуго сказал, что ему нужно срочно переодеться и «снять напряжение» — он вскинул бровь, лишь через секунду понимая, что значат эти слова. Серьёзно, они напоминали какую-то семейную пару, которая прошла вместе огонь и воду и удивить их может, разве что, метеорит. И то они скажут, что это «неудивительно». Почему его вообще перестало тревожить то, что блондин внаглую пользуется ситуацией, как ему удобно? «Может, пора вернуться всё-таки к работе…? Всё-таки отчёты с компании отца желают лучшего, ибо эффективность постоянно падает. Едва ли пройдёт пара лет, и с нами будут пытаться тягаться какие-то мелкие сошки. С другой стороны, акции компании «Роза», как обычно, низкие.» — посмотрев на тихо лежащий на тумбе смартфон, около которого завораживающе стоял бутыль с вином, он выдохнул, говоря себе, что пару страниц романа никому не мешали. Ибо он попросту не в состоянии сейчас всерьёз начать заниматься работой. В голове витали образы недавнего случая… Случаев. Совершенно разной эмоциональной окраски. Мидория сидел в своей комнате, куда тихими шажочками пробрался и Йору, любящий спать с ним или у его кровати. В особенности, если нет грозы, ведь при случае последней, доберман опасливо оглядывался на окно и не спал всю ночь, напрашиваясь-таки к нему под одеяло. И, обычно, своё он получал. Вот и в этот раз пёс лежал у кровати, пока он сам читал книгу, именуемую «Мастером и Маргаритой», найденную в закромах местной маленькой библиотеки, и с удовольствием смаковал сладкое вино, перелистывая страницы. — Йору, не жуй моё одеяло, по носу получишь. — пригрозил он, и не отвлекаясь от строчек — высунул из этой наглой морды кусок ткани. И вот, стук в дверь. Он не то, чтобы ждал этого… Но он ожидал, что такое случится. В конце концов, это Бакуго. И на краткое «входите» блондин открыл к нему дверь, проходя внутрь и, судя по всему, присаживаясь сбоку, смотря, что он читает: — Моя любимая книга. Нравится? «Я знаю, что любимая.» — Ох, вполне. Воланд всегда мне симпатизировал. — не отрываясь, Изуку отпил вина, продолжая мысль с выдохом, — Жаль, что его так мало. Дьявол здесь отменный. Смотреть в такие же дьявольские глаза после того, что случилось недавно, он просто не мог, да и, на самом деле, не находил причины сегодня хоть как-то ещё взаимодействовать с Бакуго после того, чем они занимались, пока оба не сходили в душ. Причём он-то сходил первым, отнекиваясь, что ему точно не нужно «потереть спинку», а потом искренне понадеялся, что неловкость этого вечера канет в завтрашнее утреннее солнце. И его оставят в покое. Но, как он говорил ранее… Он ожидал, что мужчина всё-таки почтит его своим присутствием. Возможно, правильнее будет сказать, что он ждал этого? Его смущало то, что произошло накануне, безусловно. Но где-то внутри себя брюнет чувствовал непонятный ему мандраж, который ожидал их пересечения хотя бы взглядами. Прикосновение руками или невольное «мой принц», сказанное ему тихо и так желанно, что он бы вновь стал персиком в начале цвета. Странно было даже думать об этом. Вот только едва ли Катцуки постучался к нему и всё-таки присел рядом всего — вот оно — в метре от него — его переклинило. Руки похолодели, а глаза ещё пуще сосредоточились на книге, морозно читая книгу, хотя и суть её он перестал воспринимать. В конце концов, помимо жарких чувств, он рассказал кое-что, что он не думал, что вообще расскажет хоть кому-то, кроме непосредственных участников того дня. Может, зря он всё-таки- — Может, почитаем вместе, мой принц? — Изуку застыл, сглатывая и радуясь, что его мысли в этот раз прервали, — Раз уж нам нравится одна и та же история. — а Бакуго всё-таки добился того, что брюнет озадачено взглянул на него, сразу ещё больше распахивая ресницы. Ещё бы. Тот ведь сидел без футболки. — Тебя по пути сюда ограбили? — александриты прояснились, скользя по мышцам без малейшего смущения, но всё же прилежно поднимаясь к лукавым глазам, — Где твой верх, который должен подходить тебе по размеру? — Меня грабят на постоянной основе. — театрально развёл руками Катцуки, подсаживаясь ближе и нарочито спокойно ложась на чужие бёдра, укрытые одеялом, — Например, недавно украли моё сердце. Так что на этот раз я решил прийти без ценных вещей. — он прикрыл глаза, чувствуя, как к его волосам прикасается прохладная ладонь. — Но при этом пришёл сам? — важно проговорив, Изуку пожал плечами, — Самокритично. — Так я ценный? — Ты — эксгибиционист. — отрезал он, откладывая книгу всё-таки в сторону, пусть ещё и на раскрытой странице, попутно беря в руки телефон, где уже было открыто несколько электронных диаграмм. Он спокойно начал пробегаться по данным глазами, что-то отмечая в лежащей неподалёку записной книжке, из которой он после будет поручать Хори-сану новый план работы на следующую неделю и попутно думать, как бы ему повысить доверие простого народа к этой мёртвой, как заброшенный строительный кран, компании. Хотя «простой народ» не может позволить себе их услуги. Может, начать именно с этого? Понижение цен для определённо выигрышных дел? Слегка нечестно, но нечестно ещё не значит, что неправильно. Лавовые озёра смотрели на то, как медленно появляется эта злосчастная складка между тонкими чёрными бровями, которую так и хотелось расправить пальцами, но вместо этого он лишь подхватил рукой отложенный роман Булгакова, смотря, на какой главе парень остановился. И это была глава с одной из самых любимых им фраз из этой книги. Он постучал пальцем о чёрный чехол, привлекая внимание и, не вставая, показал ту часть, которую искренне хотел услышать в их исполнении. Почему-то ему кажется, что роль Маргариты подходит его прекрасному принцу. Жаль, что не на белом коне, но у всех свои недостатки. — Но я должен работ- — Всего пару-тройку фраз. И после я буду тихонько, как послушный парень, лежать у твоих ног. — Изуку насупился на эти чарующие его глаза, что напоминали ему сокровищницу, до потолка набитую рубинами. Он почти расплылся в эвтюмии, когда его вновь просят о том, чтобы… почитать? Книга была взята им, как нечто отвлечённое от его работы, которую он был вынужден просматривать в телефоне, ведь ноутбук, к сожалению, был забыт дома. Точнее будет сказать, намеренно был не взят, чтобы он не возжелал проработать весь свой отдых. Но такие сделки со своим разумом ничего ему не дали. Намеренно обмануть себя — весьма сложная задача. Книга же просто попалась ему на глаза и, быть честным, он не планировал посвящать ей много времени. Однако, видя, как искренне мужчина хочет что-либо прочесть для него — решил всё-таки повременить с отказом и холодным повторным «я работаю». Он взял из бронзовых рук книгу, видя, как в ней был открыт самый популярный диалог из неё, который даже он сам откуда-то помнил несмотря на то, что читал её не более остальных. Прикрывая глаза и душась в безысходности, но не наяву, а словно своим лишь голосом, он проговорил первую фразу. Катцуки затих на мгновение, любуясь, а после зачитывая фразу Воланда, никогда не звучащую и читанную им кому-то. Мидория был первым, кому ему захотелось почитать вслух. — «Может быть, что-нибудь хотите сказать на прощанье?» — Изуку хотелось ухмыльнуться в ответ на эти слова, как сделал бы это, будь он на месте той самой Маргариты, но ведь он играет её роль. Просьба лёгкая и даже бесплатная, но неужели этого будет достаточно, чтобы блондин после тихо посидел с ним до поздней ночи? О чём он. Скорее всего, он пойдёт спать. И будет прав. Какой смысл сидеть с ним до глубокой ночи, если он просто будет работать? Это неразумно. И он уже про себя согласился на это, продолжая читать, пока Бакуго молча встал с его ног и подсел к нему рядом, вчитываясь в свои следующие слова в книге, а после с томной улыбкой Чешира отсел чуть вбок, не срывая с него глаз. Изуку же спокойно читал свои слова, слегка играясь интонациями. Это какая-то новая игра? — «Нет, ничего, мессир,» — он сказал это так, словно это были его слова, как единственного красноречивого автора. — «…кроме того, что если я ещё нужна вам, то я готова охотно исполнить всё, что вам будет угодно. Я ничуть не устала и очень веселилась на балу. Так что, если бы он и продолжался ещё, я охотно предоставила бы моё колено для того, чтобы к нему прикладывались тысячи висельников и убийц.» — с гордостью, даже со злостью от несправедливости, Изуку вероломно посмотрел на Катцуки, пусть и никто из них не должен был полностью вживаться в роли. Он любил читать с драмой. Любил становиться кем-то другим хотя бы на пару абзацев. Потому что в такие моменты он забывал, что его ждёт, когда он будет играть самого себя. «Это… расслабляет.» — «Верно! Вы совершенно правы!» — тихо вскрикнул Катцуки, чтобы не напугать, и схватил чужие руки, тут же выронившие книгу и с лёгким замешательством вздрогнувшие в его пальцах, — «Так и надо.» «Не думал, что он тоже способен играть. Пусть и тривиально, но какая экспрессия.» — глупо моргая поначалу, Мидория тихо посмеялся, не ожидая, что его нежно возьмут за подбородок, продолжая читать строки наизусть, — «Какой у меня хороший всё-таки вкус на мужчин.» — видимо, Бакуго по-настоящему обожал эту классику. А ему было отрадно, что именно с ним мужчина захотел показать своё обожание. — «Мы вас испытывали. Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!» — смотря в изумрудные глаза, он говорил это не Маргарите, а Мидории, словами шепча ему это так, как Воланд бы никогда не прошептал Марго, — «Чего вы хотите за то, что сегодня вы были у меня хозяином?» — Изуку вздрогнул, замечая, как блондин начал менять слова о Маргарите так, словно он обращался к мужчине, — «Чего желаете за то, что провели этот бал нагим? Во что цените ваше колено?» — пылающее дыхание опалило его лицо, — «Каковы убытки от моих гостей, которых вы сейчас наименовали висельниками? Говорите! И теперь уж говорите без стеснения: ибо предложил я.» — ему выдохнули эти слова прямо в губы, не приближаясь ближе и, похоже, ожидая, пока он проговорит свою реплику. Но он забыл слова. Точнее он и не знал диалог полностью, а сейчас откинутая ранее вбок книга была не способна ему подсказать правильный ответ. Он молчал, виновато смотря в ответ, и от неловкости переключился на лежащий неподалёку телефон, который оповестил его о новом пришедшем сообщении, похоже, на почту. — Я не помню продолжения… — Тогда импровизируй. — горячие мурашки стекли с плеч, словно играющие свою невидимую мелодию, спускаясь по спине и оканчивая свой танец на ягодицах. Бакуго никогда не утратит шанс поиграть на слабостях брюнета. Даже удивительно, что тот до сих пор не понял, что его любовь к грубому низкому тону — давно раскусили. — Что? — Когда что-то идёт не по плану, то следует менять план, не так ли, мой принц? — он наклонил голову, целуя в щёку и замирая в сияющих звёздах, которые в последнее время так часто застенчиво отводили от него взгляд. «Хотел бы я видеть эти глаза намного чаще…» — Когда плана нет изначально, то это тоже своего рода — план. — подчеркнул Изуку, ставя палец на чужие губы и отводя лицо от себя, словно между строк говоря, что на сегодня игры закончились, — Извини, но я плох в художественной импровизации. Всё-таки — это не моё. Да и похоже, что у меня появилась работа. — Катцуки отвёл взор вслед за ним, видя сообщение и нарочито расстроенно выпучил губу, кладя голову на плечо омеги, вспоминая, каким жарким оно было в момент их близости, — Не смотри так. Да, я отдыхаю, но я всегда на связи, знаешь? — эти оправдания не успокаивали Бакуго, а скорее наоборот. Но он смиренно поднял белый флаг, улыбаясь в изгиб шеи и зарываясь в волосы, лежащие на плечах. Неспешно наблюдая, как парень поднимает смартфон и открывает сообщение, он обеспокоенно заметил смену не самых привычных для работы эмоций, которые явственнее, чем обычно, проявились на веснушчатом лице, словно фотоплёнка. Запоздало, но очень отчётливо. Словно омега прочитал то, чего никак не мог предсказать. «Почему на личную почту…? Нет. Это как раз логично. Что он-» — Кто написал? — ему без увиливаний ответили каким-то ироничным тоном. Почти смеясь. — Тодороки. На просьбу прочитать содержимое письма Мидория без проблем сделал это, искренне забавляясь с того, что отпрыск человека, грозящего ему расправой, пусть и за глаза — теперь хочет поведать ему что-то стоящее, и, судя по всему, то, что знать иные члены семьи Тодороки или почти Тодороки — не должны. Иначе ему бы написали на рабочую почту, а не на личную, адрес которой почему-то до сих пор остался у мужчины. Любопытно было «что»? — С каких пор этого ублюдка начала интересовать твоя и твоего отца репутация? — поднимая голову с чужого плеча, Катцуки раздражённо закатил глаза, искренне недоумевая, как у этого мудака ещё хватает на это наглости, — Вы не общались напрямую уже несколько лет, не считая полуслучайных встреч на этих вечерних посиделках. И тут внезапно — встреча? И к чёрту слова, что наглость — второе счастье. Это просто неуважение, хотя бы, даже не к бывшему другу или любовнику — просто как к человеку. Он отказался от жизни с ним, отказался от свадьбы, и хоть лично Бакуго считает, что это самый глупый поступок в его и так ничтожной жизни, но зато теперь он имеет возможность встречаться с этим маленьким чудом, целовать и обнимать его. Он уверен, что если бы Мидория был сейчас замужем, то они бы даже близкими друзьями не стали, а если бы и стали по работе, то на большее ему бы сразу дали разворот-поворот. Так что его везение в том, что этот мажорчик — идиот. — Его никогда и не интересовал я или мой отец. Он видел в нас связи, ничего больше. — эти слова выбили из мечтаний, и Катцуки молча наблюдал, как Мидория злодейски наслаждается этим письмом, словно отборной шуткой, — И то, что внезапно эта многолетняя система поменяла направление значит, что ему либо нужна моя помощь, либо моя жалость. — кисло-едкий смех странным гипнотическим дуновением привораживал к себе внимание, — Обычно и то, и другое. — Жалость? — переспросил Катцуки. Увидев, как была поднята бровь, он заметил проблеск усталости в ярких глазах, мгновенно забывших о былом энтузиазме и злорадстве. Может потому, что они его и не испытывали? Кто знает. Он может лишь догадываться. Как и догадываться о том, что пережил брюнет в тех отношениях и какие потери несёт до этого дня. Одно дело, когда расстаёшься с обычным рядовым персонажем — не важно на какой ноте, но он не сможет мозолить тебе глаза. Другое же, когда проблема неприятного расставания маячит перед глазами, как облезлый уличный кошак, внезапно начавший лизать ноги. Мидория встал с кровати, перекладывая телефон на тумбу, а после подхватывая и книгу, возвращая её в ряд книжных полок, так и застывая возле них, словно он думал о чём-то. Лунный свет, будто нежными лучами серебряной вуали, ласкал брюнета, стоящего в тени занавесок, и, обнявшего себя руками, подошедшего к окну. Ночь была уже поздней. Он никогда не может нормально уснуть. Теперь же не даёт этого сделать даже Бакуго. Пора гнать того спать, они действительно засиделись. «Почему мне стало так грустно…? Это из-за обиды, верно?» — выдыхая, он подметил, что мужчина встал за ним следом, не решаясь подойти, — «Милый какой. Боится меня задеть за живое, потому и молчит.» — он набрался силы, холодно поясняя, но адресовывая этот холод уж точно не тёплому Катцуки. — Он любил жалеть себя сколько я его знаю. — пожав плечами, он обнял себя сильнее, — Отец не выбрал его спикером на собрании — значит, он будет час говорить о том, что его не ценят. Его сравнили с кем-то менее перспективным, по его мнению, чем он сам — значит, другие просто не замечают его гениальности. — усмешка уставилась на яркий свет луны, которая, казалось, специально светила именно им в окно, — Не думаю, что что-то изменилось. Когда к нему развернули лицо, Катцуки увидел там вселенскую измученность, что кругами под глазами поясняла всё вместо Изуку. Тени, брошенные светом луны, обрамляли его лицо, на котором уже не отражалась напыщенная ухмылка превосходства, пережатая чем-то, чего он не может понять. Вместо этого там отображались лишь следы пережитых бурь. Он словно скиталец, переживший ураган десятки раз и искренне надеющийся — нет, знающий — что в этот раз его точно не оторвёт от земли. Послышался лёгкий скулёж, и обе пары глаз уставились на добермана, что подошёл к хозяину, почти сонно утыкаясь мордочкой в скрытые ноги, словно поддерживая его. Изуку склонился к нему, грустно улыбаясь, теребя шерсть пальцами, искренне благодаря Йору за такую своевременную поддержку. Пёс словно каждый раз знал, когда ему нужна такая доза нежности — и всегда дарил её ему, подставляясь под благодарные ласки. — Единственный способ бесплатно получить любовь — это завести собаку. — тихо проговорил он, но в такой тишине его, конечно, услышали, кивая и подходя ближе, чтобы тоже присесть на корточки рядом. Пока Мидория уже сидел на полу. — Почему именно ты должен его жалеть? — он всё ещё не понимал странной динамики прошедших отношений этих двоих — они были донельзя странными, — У него есть Момо. Она практически его жена. Наверное, это… Всё же говорить не стоило. Они оба об этом подумали. Как бы не обвивал себя холодными вервиями — Изуку всё же состоял в очень близких отношениях с этим ублюдком, раз они дошли даже до постели. И нет, засчитывать договорной брак в эту «близость» Катцуки не будет. Но сам факт, что они тоже почти связали себя его узами… Наверняка неприятно вспоминать о том, что случилось. Но, между тем, Бакуго видел, как омега старался забыть своё прошлое. Не говорил об этом, и даже стеснялся того факта, что с ним так обошлись. Он. Стеснялся того. Как мерзко с ним поступили. — Для него это не жалость — нет. — Изуку увидел молчаливую вину и извинения в алом пламени, и кивнул им, упираясь в чёрную макушку, и насмешливо предполагая, — Сейчас наверняка он сам считает себя благодетелем. Но мы, к сожалению, знали о прошлом друг друга гораздо больше, чем должны были. — усталый выдох вызвал желание обнять это тело, поддерживая, но Бакуго лишь прикоснулся к руке, что гладила щенка, — И я заплатил за эту глупость, видимо, недостаточно. Они были двумя утопающими, в итоге пожелавшими утопить друг друга, чтобы спастись. Не спасся никто. И вот, они тонут оба. — Ты не думаешь, что это ловушка? Я бы не доверял этому двумордому ублюдку. — резонный вопрос, вместе с которым Бакуго снял с кровати свисающее одеяло, мигом накидывая его на плечи брюнета, — Он всегда раздражал меня своей приторной манерностью и честолюбием. — Я тоже тебя раздражал? — усмехнулся Изуку, решая укрыть предложенной тканью и Бакуго, утягивая мужчину поближе к себе, пока доберман мостился на их коленях, лёжа сверху. Бакуго приятно удивился такому жесту, сидя напротив омеги в разделённом на них двоих одеяле. Было в этом мимолётном жесте что-то, что тронуло его. То, чего омега не скажет вслух, но сделает действием. Он красноречив, бесспорно, этот галантный человек был красноречивее многих, но не в чувствах. Оттого, каждый раз, когда его слова заканчивались и в дело вступали незаметные поступки — Бакуго начинал вглядываться сильнее. Именно в такие моменты брюнет будто становился самим собой. Тем распускающимся в ночи цветком, нетронутой низменностью мира орхидеей, что восхищалась спокойствием луны. Таковым его видел Катцуки. — …У тебя это смотрится органично, а он словно пародирует. — тихо произнёс мужчина, видя, как Йору посмотрел на него, принюхиваясь и вылизывая тыльную ладонь его руки. «Ты ему нравишься» — тихо сказали ему, посмеиваясь, и смиренно продолжая сидеть, опираясь на деревянную стену. Он запрокинул голову, глядя из-под ресниц на Катцуки, который нежился с уже довольно зрелым доберманом. — Именно. Поэтому отец так любил постоянно тыкать ему и в это, и в его другие промахи. — ответил он, отводя взгляд в сторону, словно там кто-то стоял, словно он хотел, чтобы там кто-то стоял, — И вряд ли это ловушка. Он никогда не был настолько умён. Хоть и хотел научиться притворяться. — сделав паузу, он поджал губы, встряхнув головой, — Я встречусь с ним. Но там не было даже тени. Когда же он смирится с их смертью? Смирится ли вообще? — Но зачем? Если это действительно связано с репутацией твоей семьи, то ты сможешь справиться и без него. Я тебе помогу. — Изуку быстро метнул взор к нему, чувствуя, что ему в самом деле было приятно это слышать, — Принимать помощь от такого ничтожества- Более того, он верил этим словам. — Это я буду оказывать ему услугу, а не он мне, Бакуго. Пусть он думает, как ему заблагорассудиться, но это так. — сказав это, Изуку приблизился ближе, кладя ладонь на чужую ладонь и видя, как альфа сразу же прислонил поверх руку, решительно смотря на него, говоря всем своим видом, что предыдущие слова были правдой, — Да и я ещё не сказал, что согласен на это. — он нежно улыбнулся, хитро скаля зубы, — Но всегда ведь интересно, что тебе принесёт в зубах уличный кот: крысу или дохлого воробья? — Я пойду с тобой. — неоспоримо промолвил он, но его всё равно оспорили. В конце концов, он говорит со своим принцем. — Ты не можешь. Он в жизни не расскажет свои мотивы, если ты будешь сидеть рядом и сверлить его глазам- — Катцуки перебил его, кладя обе руки на его лицо, словно в ответ на его одну, и взглянул так, что Мидория даже не захотел спорить с ним, опираться и говорить, что это «нелогично». Потому что сейчас его разуму и сердцу казалось, что это — логично. И в этот день он позволит себе слабость. Потому что с Катцуки он чувствует, что ему необязательно обо всём думать самому. И, возможно, это то, что он в кои-то веки — может себе позволить. — Я не буду сидеть с вами. Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности. Я буду рядом. — да, это те слова. Такие нужные ему, что он без зазрения совести обнял блондина, утыкаясь тому в плечо, пока Йору едва ли выбрался между ними. Так пусть хоть на мгновение. Это ничтожное мгновение… Он побудет эгоистом. И нежно произнесёт: — Как пожелаешь. — Бакуго почти услышал просьбу и благодарность в этом простом «как пожелаешь». Как он пожелает. Они сидели в объятьях друг друга долго, слушая сердцебиение и не обращая внимания на тикающие часы, которые говорили, что время всё же идёт. Бакуго прижал омегу крепче, утыкаясь ему в макушку и окутывая успокаивающей медовой вуалью так, словно та могла защитить его от огненного дождя. И защитила бы. И на вопрос Мидории о том, не стоит ли ему пойти спать, и что с ним всё «относительно в порядке» — он отвечал, что пойдёт спать только в том случае, если Изуку пойдёт. Тот сразу тушевался, скромно улыбаясь, и продолжая сидеть на месте, словно и не слышал этого вопроса. Он не знал, сколько они так просидели, но Йору уснул раньше. Они же не сомкнули глаз, сидя в объятьях и говоря обо всём сразу. Несколько раз блондин слышал, как начинал дрожать чужой твёрдый голос, и молча успокаивал его. До самого рассвета. Он даже не плакал. Он просто дрожал, беззвучно рвано вдыхая. И Бакуго хотел бы увидеть это лицо и успокоить его ещё лучше, но он знал, что для Мидории проще, когда его не видят. Когда он, хватающийся за его голые плечи, упирается в них и со всем отчаянием — молчит. Это было самое громкое молчание, которое Катцуки когда-либо слышал. Брюнет не был слабым. Он просто слишком долго был сильным. И когда от него отодвинулись и прошептали «спасибо», обернувшись на солнце за окном, он не расспрашивал ни о чём, лишь спросил, хочет ли его принц кофе. Ему ответили согласием.

***

Это был самый роскошный ресторан, в котором когда-либо была Инко. И это настолько восхищало её, что она даже перестала слушать о мимолётном лепете мужчины, который, кажется, чем-то интересовался, смотря прямо на неё даже слишком добрым взором, как для бизнесмена. Такими голубиными глазами, что становилось смешно. — Я слышал, ваш сын стал временным директором юридической компании вашего мужа. — упоминание того, что она всё ещё «замужем» резануло ухо, но она лишь улыбнулась, смачивая губы в белом вине, ибо красное, что пил Тошинори, давно уже было ей не по вкусу, — Должно быть, вы невероятно им гордитесь. — Мой мальчик прекрасен. Я хорошо его воспитала. — кивнула она согласием, про себя закатывая глаза. Сколько людей ещё вместо неё будут интересоваться её сыном? — Конечно, он у меня очень самостоятельный и ничего мне не рассказывает о своей работе, но я уверена, что с ним всё хорошо. — посмотрев в окно, она вдохнула поглубже, ощущая вместо свежести аромат орехового парфюма и чёрного чая, терпко и вуально охватывающих их стол. Не то, чтобы ей нравился этот запах. Нет. Откровенно говоря, он был ей вообще не по вкусу, однако какая разница, если человек напротив был ей, ой как, полезен? Она так давно старалась привлечь внимание этого мужчины. Цветочная лавка, хождения на всякие вечерние мероприятия, желая выискать эту блондинистую, слегка седовласую уже тогда макушку. Хоть сейчас, конечно, старость взяла своё чуть больше. Но Тошинори долгое время не появлялся у всех на виду, пребывая в затворничестве довольно долго и, к тому же, похоже, неся траур по умершей жене. Вроде как сильно любил её, но та по велению судьбы — умерла в раннем возрасте. Как послушать, так идеальная сказка о вечной любви. Аж тошно. Эту особу она толком и не знала, но по слухам слышала, что та была испанкой с зелёными глазами. Что ж, одна схожесть между ними была. Она тоже прекратила ходить на эти встречи, поняв, что Яги больше не посещает их. И пока люди думали, что она слегла со слабым здоровьем — она преспокойно жила себе на деньги законного мужа и сына, и даже редко выходя в свет — блистала там ярче любых молодых вертихвосток. — Дети — это прекрасно. В особенности, если они стали гордостью. — выдохнул мужчина, мельком вспоминая лицо того юноши, который резво предложил ему встретиться со своей матерью на её дне рождения, — Хотел бы я тоже иметь сына или дочь. Но, к сожалению, мой возраст уже прошёл. — он пожал плечами, тихо посмеиваясь. «Интересно, почему он хотел, чтобы мы сблизились? Конечно, эта женщина прелестна, но ведь Мидория, насколько я знаю, очень дорожит репутацией своей семьи.» — он всмотрелся в миловидные черты, так изящно подчёркнутые красным отблеском помады, и отвёл взгляд, — «А наши с ней отношения могут воспринять неоднозначно. Знает ли он о наших встречах…?» — Не прибедняйтесь, господин Тошинори. Вы мужчина в самом расцвете сил. — улыбнулась Инко, откладывая столовые приборы в сторону, как только был съеден салат. — Ваши слова, как мёд, госпожа. — учтиво кивнул он, галантно спрашивая, — Не хотите ли заказать десерт? — Пожалуй. — в ответ ему вновь улыбнулись. Изначально сегодняшняя встреча с миссис Мидорией была просто обещанием, которое он по глупости дал женщине в прошлый раз, и в прошлый раз… вплоть до их первой встречи на её дне рождения. У него не было желания связывать какие-то «подозрительные» отношения с замужней омегой, к тому же сын которой является его коллегой по работе, с которым они часто обмениваются приветствиями. Но госпожу, казалось, совершенно не заботило то, какими слухами могут обрасти их вечерние встречи. Он слышал, что у неё слабое здоровье и она редко выбирается куда-то просто провести время и, возможно, поэтому она считает его хорошей компанией, чтобы скрасить свои дни в одиночестве. Вряд ли она может так просто выйти на прогулку с сыном или мужем. Может быть, они могут стать хорошими друзьями? Друзьями без рабочих связей, манерных обязанностей и вежливых разговоров? Звучит неплохо. — Вы мало рассказываете о себе, господин Тошинори. Как у вас с работой? — заказывая клубничный чизкейк спросила она, с удовольствием тыкая ноготком в дополнительный лот со свежей клубникой, кивая официанту, чтобы тот украсил ею верхушку заказанного десерта. Как приятно есть не за свои деньги. — Потому что рассказывать нечего. У всех управляющих одна и та же головная боль. Уверен, что вы уже много раз это слышали. — отмахнулся Яги, взглядом провожая счастливого официанта, который, похоже, уже ждал хорошие чаевые, — Кстати, хотел бы вас спросить… — Инко навострила уши, слегка заёрзав от нетерпения, — …Вы хотели бы со мной на днях съездить на одно кулинарное мероприятие? От вашего сына я наслышан, что вы любите высокую кухню. Глупо уставившись в танзанитовые отведённые глаза, она почти разочаровалась. Единственное, что уберегло её от этого, так это то, что мужчина наконец-то соизволил сам проявить какую-то активность. Ей откровенно уже надоело постоянно искать предлоги и вынуждать Тошинори приглашать её на свидания, потому что это было скорее оскорблением, чем «милой игрой в кошки-мышки». Она солидного возраста дама, да что там, она и в молодом — не проявляла внимание к кому-то первая. Особенно так настырно. И вот дождалась. Стоило бы сказать, что игра может стоить свеч, но почему разговор опять зашёл о её сыне? Почему ей в который раз напоминают, что она — мать? Она это хорошо помнит. До зубного скрежета — хорошо. Но где бы она не ходила, что бы не делала и с кем бы не общалась — первые вопросы всегда были о её сыне. Где он, как у него дела, что там на личном фронте? Конечно, многие интересовались в угоду слухам и желаниям их распространить, но из разу в раз отвечая на эти вопросы у неё складывалось ощущение, что единственным членом их семьи был именно её сын. Даже о Хизаши все тактично умалчивали. Но это потому, что тот — был изнеженным козлом. — Кулинарное? Хм, Изуку прав, я люблю вкусно поесть, в особенности, морепродукты. Мы с ним сходимся во мнениях. — вновь улыбнувшись, она кивнула головой, чтобы с блаженством ощутить тяжесть бриллиантов в её ушах, — Но почему вы приглашаете меня? «Я всё-таки хороша собой даже в свои годы. Конечно, он мной очарован. Пусть пока и не признаёт этого.» — каким изяществом и лёгкостью томные и нежные струны наполняли воздух, как аромат дорогих цветов, заставляя забыться в мягком кресле. Скрипка ей нравилась значительно больше того же пресловутого пианино. — Я буду честным, у меня нет другой компании. — слава всему святому, что этот неуч не увидел её каменного лица, иначе было бы весьма неловко, — Если бы не наши дружеские отношения, то боюсь, что я был бы вынужден ехать один. — прошу прощения… просто «дружеские»? «Он издевается?» — Инко выдохнула и из-под ресниц взглянула на напряжённого скрипача, и ей показалось, что даже у этого проходимца ума и проницательности было больше, чем у альфы напротив. — Вы любите кухню? — Души в ней не чаю. — признался Тошинори и интимно продолжил, — Моя жена любила готовить паэлью. — «упасите меня Боги.» — До сих пор помню его запах. — Вы очень любили свою жену… — она уже не могла игнорировать это. Попросту не могла. Этот мужчина был просто слеп и глуп, ведь, сидя при ней, осмеливался вслух говорить о другой, давно умершей женщине. Что в той омеге было такого, чего не было в ней? Почему о такой, как она, говорили годами и тушили горечь одиноким затворничеством, а на неё саму, вот, сидящую перед ним, смотрят с трагичной жалостью и поддержкой…? Кто сказал, что ей нужна поддержка? Это он должен быть счастлив, что она обратила на него внимание. Сколько за ней бегало мужчин, и сколько раз родные родители говорили ей выбрать кого-то одного и сойтись с ним. Ну она и выбрала. Перспективного, статного и недурного собой. И что с того? Оказалось, что он — неудачник, который в своём стремлении познать вершины — упал на самое дно. Он никем не стал. Лучшая юридическая компания Токио — подумаешь, достижение. За ней бегали альфы и получше. И если бы в один день не случилось непоправимое — у неё могла быть шикарная жизнь. Почему в их обществе только омег осуждают за измены? Чем они хуже? Если муж — никто, так что ей — смириться теперь с этим и прозябать всю жизнь в холоде пустого дома? Она не привыкла быть на втором месте. Она должна быть на первом. Иначе быть не может. — Никого кроме неё не видел. Мечтал, чтобы у нас была крепкая семья и уютный дом… — замечтался он, тоскливо хмыкнув и заслушавшись в игру скрипача, — …но судьба распорядилась иначе. Не будем о грустном. Как вам десерт? — спросил он, видя, что чизкейк почти целый до сих пор стоял на тарелке. — …Очень сладко. Я бы сказала даже приторно. — сморщив нос сказала она, борясь с желанием отодвинуть от себя сладость. Но это было бы уже неприлично. Да и говорила она не только про десерт. И как можно было простыми фразами так испортить ей такое кокетливое и прекрасное настроение? Будто не знает с кем пришёл! Ей-богу. — Оу, не по вкусу? — взволновавшись, мужчина метнул головой официанту, виновато говоря, — Может, тогда закажем что-то другое? — Давайте просто белого вина. — промокнув салфеткой красные губы, она выдохнула. Вечер грозил быть для неё испорченным. Даже если после всего этого ей — закажут такси. — У вас, похоже, семейное — пить вино, не правда ли? — с улыбкой подмигнул Яги, по-доброму смеясь и, по-видимому, отчаянно полагая, что это как-то скрасит их диалог. Инко же выразительно посмотрела на него и прикрыла глаза. Она уже хотела уехать. Как её сын вообще имеет терпение работать с такими истуканами? Если они в работе такие же непроглядные тупицы, то её сын заслуженно считается живой легендой. В любом случае, уж он бы понял все её намёки в первую же секунду и поспособствовал бы всем её задумкам. Отчасти это то, за что она может его похвалить. Самую малость. Он был весьма неглупым мальчишкой. Благодаря её воспитанию. — …Да, семейное. — смиренно, стиснув зубы произнесла она, нарочито добродушно натягивая улыбку. И как же ей хотелось прямо сейчас встать из-за стола и, драматично взметнув рукава своей серой накидки — спуститься вниз, надевая шубу под скорые извинения, чтобы после выйти и самой поймать такси. Уехать и вынудить альфу названивать до потери пульса, чтобы узнать, что ей не понравилось, но она не хочет устраивать такой спектакль в общественном месте. Её сыну ещё рано знать об их свиданиях. А если она станет главной звездой этого вечера, то он узнает обязательно. Таков уж ребёнок у неё вырос.