проникнуть в опг - дело сложное

У Арбатовских всё не как у людей, если так можно выразиться. В отличие от обыкновенных группировок, они сумели сделать в столичных реалиях настоящую Коза Ностру в преступном центре страны. Лёша сидит с погрызанной ручкой над отрытым где-то в закромах квартиры листочком. Саша же действительно сосредоточенно наблюдает за тем, как тот с деловитым видом выводит какие-то схемы. В такие моменты не хватает доски с красными нитями, как в забугорных фильмах-детективах, но всё происходящее своей несуразностью напоминало скорее какое-нибудь ”Малиновое вино”. Наконец, удостоверившись в правильности своих же записей, Квашонкин начал: — Главарь здесь один. Это известно точно. Больше, правда, неизвестно ничего о нём. Ни биографии, ни имени, ни как до него добраться. У этого самого главаря есть двое приближённых, возможно они и появлялись где, вот только сложно понять, кто из этой шайки кем является. Дальше руководящие шестёрками, типо нашего Пушкина, и сами шестёрки, как мы с тобой. Столько таких шестёрок — тоже неизвестно, но отыскать их проще простого. — А почему бы им всем не держаться вместе, как у Ореховских например? — Саша знает правильный ответ. — Загвоздка тут в том, что никто из них друг друга не знает, поэтому в случае чего их легко заменить, а на допросе они всё равно ничего не выдадут, просто потому, что действительно не знают. Как же сука удобно. Лёша продолжает: — Получается, чтобы вычислить человека, что пронёс оружие, нам нужны свидетели. — У кого есть связи с соседними шестёрками? — Пушкин. — А у кого есть хорошие связи с Пушкиным? Лёха задумывается, перерывает варианты в голове, сразу отбрасывая себя, так как доверия ни у кого вообще не вызывает. Костян только через свой труп ему адреса даст. — Малой, — наконец выдаёт он. — Не, чувак, я в это дерьмо не ввязываюсь, — Раковских размахивал руками, активно споря с рыжим чёртом. Встреча была в одном из ничем не примечательных дворов в спальном районе. Небо затянуло тучами, что будто добавляло ещё больше антуража. Санёк вроде говорил что-то про солнце и хрущёвки, — и вам не советую. Представляешь, что будет, если верхушка узнаёт, что вы информацию ищете? — Ну чего тебе стоит, Саш, просто попросишь у него списочек, ну хоть пару имён, — Лёша настаивал на своём, продавливал своей слегка ядовитой ухмылкой. — Да почему я? Иди с такими просьбами, вон, к Селегею. — Санечка, а ты думаешь я не знаю, что ты в Арбатовскую по блату прошёл, лично с подачки Пушкина, как же так получилось, интересно? Малой окончательно сникает под давлением со стороны Квашонкина, мнётся, теребит рукав палёной олимпийки, пытается противопоставить что-то, но выходит не то чтобы удачно. В конце концов достаёт из кармана помятую пачку "лм" и закуривая молча признаёт своё поражение. Вечереет в июне поздно, но это и хорошо, лишние свидетели в таких делах не нужны. Было решено отправить Малого к профессору, а самим подслушивать через окно, так удобно расположенное на первом этаже хрущёвки. И вроде как план надёжный, как немецкий сервант, но, как обнаружилось в процессе, слышимость, несмотря на картонные стены, с улицы не сказать, что хорошая. Общими усилиями двоих было придумано усадить Долгополова на плечи к Лёхе, и такой конструкцией наблюдать за происходящим. — Так ты зачем зашёл? — Костя уже не настолько деловой, но такой же буржуазный, по всему виду своему, одетый в халат, сидел в своём рабочем кресле. — Дело тут такое, мне очень нужны некоторые имена, — Малой переминался, не решаясь заговорить прямо. — Это какие такие имена, — Пушкин, смотрящий поверх очков, неимоверно походил на работницу регистратуры в районной поликлинике. — Ну ты же знаешь о чём я, — Саша подходит ближе к столу и только сейчас замечает тёмную макушку выглядывающую из окна, кажется, его уже ничем не удивить, даже выходками этих двоих. — Нет, — перестав отыгрывать сплошное непонимание, Костя переходит на более грубый тон, — представляешь хоть, что мне за это будет? — Ну Кость, это же только мне, — он медленно обходит край стола, всё ближе приближаясь к креслу, — к тому же, я знаю, что договориться мы можем, — медленно кладёт руку на чужую голову, перебирая тёмные пряди. — Ну что там? — Лёха шепчет откуда-то снизу. — Ты мне уже все плечи отсидел. — Да тихо ты, ничего не понимаю, — Долгополов молча наблюдает за всем происходящим, немного впадая в ступор. — Кажется, я понял, как Малой по блату попал. — И как же? — Слышал, как звёзды эстрады через постель на сцену попадают? Лёха пошатнулся — нормальная реакция, но только если не учитывать человека, сидящего у тебя на плечах — так что вся эта конструкция полетела вниз с победным треском. Восемьдесят девятый, картина маслом, никак иначе. — Что это там за шум, — Костя оборачивается к окну, немного отвлекаясь от Раковских. — Да забей Костян, ковры выбивают, — Саша всеми силами пытается развернуть Пушкина к себе, обратно. — Давай ты мне просто пару имён выпишешь, и мы каждый на своём разойдёмся? Костя вздыхает, кладёт свои очки на стол и трёт переносицу, но всё же лезет в ящик под столом за листом бумаги. Долгополов поверить не может, что всё-таки получилось, что брожение началось изнутри, что вся эта сложная система идёт к чёрту, стоит только найти пробоины. Смотрит на Лёху, тот тоже радуется, искренне, и Саша как-то даже забывает, что цели у них совсем разные.