***
— По традиции церемонии наказания, Вы, Мисс Киёми Такада, будете подвергнуты девяти казням, девятой из которых станет пустота, — произнес Ривер, узнавший это от своих господ. — Их объявят мои способные платить долги господа, мне близкие здесь люди, а восьмую — выберет публика. Женщина затряслась от страха, правда, волком выть было ещё рано. Первые из них вполне можно было выдержать. Они были на унижение… Соберись, Киёми, и сохраняй гордость. Пока ты не чувствуешь физическую боль, они все не смогут серьезно навредить тебе. Что бы они с тобой не творили — терпи и не смей кричать. Ты правда его боишься?! Боишься умереть от болевого шока?! Ты уже умерла — второй раз это невозможно. Ты уже познала боль, когда горела заживо в той злосчастной часовне, так чего тебе бояться?! Тебе остаётся только ждать финала… И молить прощения дальше.***
Первым выносить Такаде приговор вызвался Эл Лоулайт. На его лице не было ни капли жалости и сожаления. Преступники и не способные платить долг должны быть наказаны… Любой ценой. В его руках появился железный бак, битком набитый различным мусором, от которого несло ярким запахом «благовоний». Гнилое мясо с давних времён в человеческом обществе считалось гадостью премерзкой. Первая казнь — закидывание и обливание обвиняемой мусором и дурно пахнущими помоями. В зале погас свет, и включились красные прожектора. Слово Ниа объявит её открытой. Эл взмыл в воздух и принялся толкать речь на латыни: — Sir, may I begin? (Господин, можно мне начинать?) — Ниа встал с трона и ответил: — Exsequi sententiam. Statim. (Приведите приговор в исполнение. Незамедлительно). — Sic, domine. (Слушаюсь, господин). По залу пробежал возбужденный ропот толпы, и на Такаду высыпали первую партию мусора. Люди стали помогать Элу исполнять наставление живого человека и кидали в неё всё, что было у них в руках: огрызки яблок, пачки из-под чипсов, фантики от конфет и т.д…***
Всё прямо как в кинотеатре или цирке: попкорн, вкусняшки и, естественно, балдёжное зрелище. Все одеты как на праздник, в парадное тряпьё. Ха, и твой Ягами тоже. Да, это для них всех веселье — видеть твои унижения и муки… Ты сейчас сама готова умереть во второй раз от жуткого запаха помоев и вида этих нахальных рож, сидящих в зале и готовых разорваться на части от смеха. А теперь, ответь себе на вопрос: разве ты пала ниже, Киёми?! Нет, ты все ещё безразлична ко всему и не сломлена… По крайней мере, пока… Ещё есть ради чего быть таковой…***
Такада уже забыла о счёте времени, как, наконец, мусор перестал лететь в её адрес. Мда, в таком виде, у неё уже вряд ли получится завлечь Ниа. Ужас, и это, блять, только первая казнь, а что будет дальше… Одному только Богу, ой, простите, Нэйту, известно. Вторую казнь объявит Метт вместе с Ватой. Вторая казнь — раскрывание перед всеми её сокровенных тайн и секретов из мира людей. Ниа прикажет ей их выдать, а должники не имели власти возразить. Ну, а самый её главный секрет, который, кстати, был уже объявлен — занятие проституцией в студенческом возрасте. Пора раскрыть народу подробности этого секрета… Ниа поманил рукой Метта, приказывая встать с колен. — Чем я могу Вам служить, Господин? — Освободи, пожалуйста, мисс Такаду и отведи в ванную. Я больше не вынесу этот запах. Приготовь её к следующему этапу этой церемонии и одень соответствующе. — Как прикажете, достопочтенный Нэйт Ривер. Сию минуту. Отстегнув наручники, Дживас скинул её за руку со стола, приказывая идти впереди него. В его руке появилась длинная трость с золотым набалдашником, которой он бил Такаду по спине, приказывая шевелиться быстрее. Кира и Мелло смотрели на это всё пылающими взглядами, просто сияя от данного зрелища. Её гнали, как драную псину с помойки, били палкой за непослушание. Но она была в выигрыше: она получила первую милость — ей позволили принять ванну и смыть грязь и помои. Не зря терпела, моя дорогая. Ты знала, что всё закончится этим… Ты просто чувствовала…***
Такаду грубо стукнули по спине тростью и толкнули в ванную комнату. — У тебя пятнадцать минут, — холодно бросил Дживас. — Не задерживайся. — Может, хоть выйдешь, приличия ради… — Ага, размечталась. Никуда я не выйду. Ещё сбежишь… — Ты же знаешь, что я не посмею… — Ничего я не знаю. Некоторые должники так и сбегали, насколько я понимаю. Но кары тебе не избежать, не надейся. Раздевайся и не трать время. Поскольку Киёми после фразы, сказанной в первый раз, потеряла способность раздеваться моментально, ей пришлось снимать одежду вручную. Господи, как это всё-таки неприятно — быть в таком виде, да ещё и у кого-то на глазах… Хорошо хоть ты не видишь, как он на тебя смотрит… Ну, это естественно, он же парень. Вот, только изнасилования ей для полного счастья не хватало! А Метт мог… Вполне мог, да вот только Ниа запретил. Запретил им всем, под страхом пустоты, ложиться в постель с кем-то ещё, кроме него самого, до самой его смерти. Киёми залезла в ванну, наслаждаясь горячей водой с мылом, попросту утопая в умиротворяющем блаженстве… Если бы ещё Метта не было, вообще было бы зашибись. Она не понимала того, что это, возможно, последние минуты радости в её вечном существовании, начавшемся относительно недавно. Она не понимала ничего в этой игре… О чём она вообще думала, когда «западала» на Киру? Ему-то есть чем платить долги, а тебе нечем. Не страдать ему, блять, за компанию с тобой…***
Вторая казнь была отнюдь не такой унизительной по мнению обвиняемой, в отличие от мусора, но всё же довольно противной. Она была вынуждена в то время. …Снова была речь на латыни, снова объявление приговора. На этот раз ей задавали вопросы, на которые она с честностью отвечала: когда начала, со сколькими спала, сколько брала за ночь. Толпа ликовала, люди падали со стульев от смеха. Ей было плевать до того момента, пока Ривер, растянув дикую, немного маниакальную ухмылку, задал самый каверзный вопрос: — Что у Вас было с Ягами Лайтом после смерти? Насколько я знаю, вы любили его при жизни, так что насчёт после неё? Ха, залупа, да?! Этот «мальчишка» не так прост, как ты думала… Ну, что ж, придётся отвечать, причем правду… — Да, я люблю его и после попадания сюда. Я всегда буду его верной сторонницей, даже после его смерти. — Меня это ничуть не удивляет. А теперь такой вопрос: Вы спали с ним после смерти, мисс Такада?! Боже, как я понимаю тебя, что тебе хочется ему соврать, но… Хах, это о-очень забавно выглядит, как ты пытаешься сгореть от стыда, который с недавних пор может тебя мучать. Тебе бы пригодилась тоналка — замазать красные от смущения щёки, хотя она уже не поможет… Тебе не отвертеться, мисс «Т», и на это нужно ответить. — Д-да… Мы спали с ним после смерти, но… Это было всего один раз, и… До того, как он принес клятву долга, — Ниа презрительно посмотрел в сторону Лайта, затем на Такаду, а после заявил: — Такада, я понимаю, что ты до сих пор любишь своего «Бога», но вынужден буду тебя разочаровать: Лайт не любит тебя. И никогда не любил… Ха, по больному, да?! Но ты пытаешься что-то доказать, опровергнуть очевидные факты… — Нет…это неправда… Это ложь! — отчаянно кричала Такада в лицо Ривера, чем ещё сильнее веселила толпу. А наследник L был по-прежнему холоден и полностью игнорил её высказывания. — А что же мы гадаем?! Давайте спросим у самого Лайта: любит ли он тебя, Такада? Мне-то он не соврёт. Лайт, подойди сюда, пожалуйста. Скажи, ты любишь эту женщину? — Нет. Краткий и чёткий ответ, разбивающий сердце… — Хорошо. А когда-нибудь любил? — Нет, я никогда её не любил. Она была мне нужна лишь для собственной выгоды, — Такада заорала изо всех сил: — Ты просто подговорил его, чёртов сученок! Он с тобой только из-за долга, а меня он любит. Лайт, скажи правду, во имя вечности нашей… Он убил тебя морально парочкой фраз… Сла́бо, Киёми. Ты меня разочаровала. А Ниа, засранец хорош, знает, на что давить надо. Твой ненаглядный сказал правду, но ты всё ещё не в силах её принять. Знаю, это будет нелегко, да вот времени у тебя на это очень мало… — Подговорил, говоришь? Тогда ответь мне на вопрос, Такада: почему он не сделал тебя своей супругой как при жизни, так и после смерти? В точку попал, нечего сказать… Ты явно не ожидала этого, Такада. Да если бы и ожидала, то что бы ответила? Правильно, ни-че-го. Прими правду, мой тебе совет, пока ещё не поздно. — Ну, он… — Я так и знал, что не ответишь… За тебя отвечу тогда я: он тебя не любит, ты ему не нужна. А меня Лайт любит по-настоящему, и после моей смерти он станет одним из моих супругов. Он сказал это перед всеми, при свидетелях, а клятва любви к живым — священна. Её невыполнение грозит пустотой. Будь он ко мне равнодушен, то не пошёл бы на этот шаг. Все ещё не усекла? Тогда зарубить это тебе на носу поможет третья казнь. Он перед всеми покажет, как он меня любит. Думаю, это заставит тебя, наконец, поверить моим словам. Мелло, Метт, привяжите обвиняемую к той колонне, а Ягами Лайт, ко мне. Женщину грубо схватили за талию, крепко привязывая цепями. Они закапали ей в глаза специальный раствор, чтобы она не могла их закрыть и непрерывно наблюдала за процессом. Лайт поднялся с колен и отвесил небольшой поклон Риверу. — Чем могу быть полезен, досточтимый господин? — Сейчас не «господин», а на «ты» и как захочешь, — с нежностью и сладостью в голоске произнес парнишка. Ниа соблазнительно заправил прядь волос за ушко, облизывая языком пересохшие губы. — Что бы ты сейчас не говорил, Ягами Лайт, но я соскучился, — прошептал он, уже начиная расстёгивать шубку. — Я понял… Мне не нужно повторять дважды, — произнес Лайт и накрыл мягкие уста Ниа своими… Зал замер в ожидании. Все сидели молча, лишь на лице невесты младшего было видно явное недовольство. Ха, ну какая девка была бы рада, если её избранника целовал кто-то другой, да ещё и мужчина… Руки Киры уже скользнули под расстегнутую меховую жилетку, гладя желанное живое тело пока что через ткань теплого свитера. Многие уже догадались, в чем заключалась третья пытка, а для совсем «недалёких», скажу: лицезреть, как её возлюбленный занимается любовью с Ниа прямо на глазах самой Такады при условии, что никто не сумеет этому помешать. Через минуты три кружевная кофта Лайта уже валялась в стороне, куда через секунду отлетела и дорогущая белая жилетка. Ниа обхватил его бедра ногами, и Кира расправил свои черные, как ночь, крылья, перенося его на стол, который через несколько мгновений стал мягкой кроватью. Да, сейчас всё было превосходно и глубоко им плевать на всех смотрящих на это действо. В вебкаме, например, куча народу глазеет, и ничего… Наследник L вцепился в его плечи как можно сильнее, мол, моё, никому не отдам. Только моё. Боже, позвольте Риверу скорее снять все эти мешающие сейчас тряпки… Лайт покрывал лицо юноши нежными влажными поцелуями, а он уже дотронулся пряжки ремня на брюках Ягами своими тонкими ловкими пальчиками. — Я вижу, ты очень скучал по мне, котёночек, — сладко мурлыкал Кира, щекоча напряжённый животик пёрышками крыльев. — Не переживай, я не заставлю тебя долго ждать… Котёночек… Ты слышала, Такада? Котеночек… Вот так «твой» Лайт называл ему «ненавистного» Ниа… А какие ласки, какая прелюдия… Разве он хоть раз ласкал тебя так в любой период твоего несчастного существования, как теперь ублажал его? Ваш с ним секс был почти насильственным… Разве тебе с ним хоть раз было по-настоящему хорошо? Ты была также счастлива, как этот карлик патлатый (в своих мыслях называешь его так) с ним в постели? Решай сама и думай, вспоминая те синяки и боль, остававшихся после занятий сексом (не любовью) с твоим божком. Не я вправе делать вывод за тебя…***
Нежные слова и ласки Киры доводили Ниа до такого состояния, что он готов был отключиться от зашкаливающего уровня доступного только человеку блаженства. Стоны, крики, сбитое дыхание… Ниа сходил с ума. Живых людей настолько легко ублажить? Спасибо большое чувствительности их мягкого, невероятно нежного на ощупь тельца. В зале бушевал запах любви и секса, а также слёз, которые уже начали течь по щекам бывшей телеведущей. Слёзы. А теперь красиво, с чувством: слё-зы. Они были тем, что показывало её окончательную сломленность, полное поражение в психологическом сражении с этим молодым, безусловно красивым, юным детективом, вершившим над ней приговор. Самая большая и сокрушительная боль ударила в её сердце, когда Ягами вошёл в Ниа, чему свидетельствовал глубокий, разнеженный стон парня на весь зал. Плоть Киры была зажата плотной узостью стеночек, которая возбуждала ещё больше. — Мне двигаться, котёночек? — спросил Кира, уже заранее зная ответ. — Да, пожалуйста, — лепетал уже измученный ласками детектив. — Тебе даже не нужно меня просить, — отозвался Ягами, делая первый сильный толчок, который уже заставил его выгнуть по-кошачьи спинку и в голос закричать от резкого импульса удовольствия. Знак был воспринят отлично, и Лайт, схватив его за успевшие устать бедра, начал непрерывно долбиться в него. Ниа орал во весь голос, посылая десятиэтажным матом комплименты. Его тело уже готово было обмякнуть от жуткой ломоты, но это не останавливало Киру. Господи, скажу честно, у живых на такое сил не хватит. Каждый раз по простате, ни малейших пауз… Это сногсшибательно. Для Ниа… Такаде же каждый стон и вскрик Ривера — осколок стекла в сердце. Она плакала навзрыд от предательства и потери единственного дорогого ей человека — Ягами Лайта. Теперь ей действительно нечего терять. Пусть этот гадёныш беловолосый делает с ней всё, что захочет. Ей уже действительно плевать. Третья пытка сломила её моральный дух и личность, но есть одно «но»: Она цела ещё физически. Исправить это будет ещё проще, чем первое, для чего тогда ещё созданы оставшиеся шесть казней… Они уже физические. Вообще-то Ниа планировал ударить преступницу морально в четвертый раз, но всем уже видно, что этого не требуется. Завершал казнь бурный, сумасшедший оргазм Ниа, после которого он растекся ртутной лужицей в руках бывшего Бога Нового мира, засыпая под тихое: «Спи сладко, котёночек». Такада охрипла от слёз и, сорвав голос, отключилась. В судебном заседании объявлялся перерыв до следующей ночи. На это время Таки будет находиться под стражей, но ей уже плевать. Она не будет больше покорной собачкой, ведь прощения ей уже не получить. Пусть она бессильна перед ними, но она будет пытаться, пойдет «с ножом против танка», тем самым доставив им хоть некоторые неудобства… Если бы она поменялась местом с Ниа, то так же беспощадно бы наказала его. Но он бы мог получить помилование, в отличие от неё… Она ещё так же может, но уже не хочет сама. Биссектриса разделила прямой угол гордости Такады, делая его ещё острее. Зачем ей теперь гордость? Лишь бы не упасть обречённой крысой в мучения. Она уже пыталась унижать себя… Нет ей с Ниа спасения, лишь пустота вечная… По крайней мере, она хочет забрать его с собой… Её увели в камеру для приговоренных, бросив на торчащие из пола шипы, которые со всех сторон пронзили её тело. Скоро в мире людей наступит утро, а она желала, чтобы Он его больше никогда не увидел… А она встретит его в последний раз, и то, не увидев рассвета, пролежав все последующие сутки на острых кольях, проткнувших её тело, как тряпичную куклу, в душной грязной камере, в которой нет ни единого просвета приятной пасмурности, вечно покрывающей мир небытия…