Стереотипы

Куникиде совсем не хотелось выпускать Дазая из объятий. Он сейчас такой миленький… Прижимается во сне, лицо мирное, спокойное. Прям настоящий омежка, чего греха таить. Главное не говорить ему подобных вещей вслух, вряд ли он оценит. Он сонно открывает глаза, слегка улыбается, смотрит. Кажется, тоже не хочет вставать, и Куникида притягивает его ближе. Солнечные лучи пробираются сквозь темно-красные занавески, бросая бордовый отсвет на бледное лицо Дазая. Сегодня суббота, а значит, можно и поваляться, не оглядываясь на планы. Куникида принялся ласково перебирать волосы Дазая. Ему это должно нравиться, он сам говорил. В ответ на такой жест Осаму обнимает его чуть крепче, тыкается носом в ребра, вдыхая альфачий запах. — Какой же ты миленький, — не сдерживается Куникида, на что Дазай только растягивает губы в улыбке. — Кофе сделать? — Угу… — сонно мямлит, зевает. Нужно вставать… День ждет не простой, собрать вещи, перевезти все. Благо у Куникиды есть своя машина, иначе пришлось бы вызывать грузовое такси. Стоп, Дазай же говорил, что у него две квартиры, так? Остается надеяться, что вещей у него не слишком много. Куникида перебрался через Дазая, направляясь к выходу. По имени теперь называть, да?.. Осаму. Это совсем непривычно, даже как-то интимно. А на работе? Там тоже по имени? Будет немного странно выглядеть. Куникида сварил кофе, добавил сливок в обе чашки, втянул запах носом. Все же это самое идеальное сочетание. Что может дополнять кофе лучше, чем сливки? Вернувшись к Дазаю, он поставил обе чашки на тумбу. Тот лениво сел и потянулся. Куникида вдруг вспомнил, что Дазай не умывал лицо перед сном. Значит, кожа впитала его сперму?.. Густо покраснев, он взял чашку и глотнул. -- Ты чего такой красный? -- не понял Дазай. -- Твоя кожа впитала мою сперму, -- произнес вслух Куникида, от смущения задрожали руки. -- Ага, а еще я немножко проглотил, -- он хихикнул, совсем, похоже, не смутившись, обнял своего избранника со спины и прошептал ему на ухо: -- В другой раз, мне бы хотелось, чтоб ты наполнил ей мое лоно.

***

Звонок в дверь. Рампо сворачивает пакет с чипсами, прячет его в сейф, подходит, лениво открывает. Он не смотрит в глазок: и так понятно, кто мог прийти с утра пораньше. — Рампо-ку-ун! — Достоевский радостно его обнял и тут же принялся обнюхивать. — Эй-эй! — Рампо уперся ладонями в его грудь. — Полегче ты. Федор послушно отстранился, прошел в квартиру, скинул с себя обувь. Все это время он взгляда не сводил с детектива, сиял от счастья, то и дело тянул к нему руки, но Рампо легонько ударял по ним ладошкой. — Сейчас чайник поставлю, — сказал он, уходя на кухню. — К чаю ничего нет. Для тебя. — Зато у меня для тебя есть! — восклицает Достоевский, влетая в кухню и выгружая сладости из карманов. Тут и тянучки, и жевательные конфеты, не понятно, как все это только уместилось?.. — Надеюсь, ты мне туда блокатор свой не подсунул? — Рампо держит в руках футляр с очками, но не открывает, очки надевать не спешит. Он уже давно понял, в чем заключается его миссия. Не очень приятно было такое осознать. Его просто решили отдать альфе, вот и все. Решили, что через любовь или постель он сможет убедить его оставить свои планы. Да и без постели, вероятно, тоже. Иначе это бы не был он. Да, это подло. Но на кону ведь чужие жизни, так? — Конечно же, я подсунул блокатор куда только смог, — Федор уселся за стол, не сводя взгляда с детектива. — Я же так не хочу твой запах чувствовать, не представляешь. Рампо вздыхает. Русская водка, значит?.. Достоевский как альфа ему не нравится. Ни запах, ни характер, вообще ничего. Была даже какая-то неприязнь. Возникла она не сразу, а после нескольких дней навязчивых звонков и преследований. Но сам Достоевский, как казалось детективу, был от него без ума. Ему реально снесло крышу, он влюбился практически с первого взгляда. Но его взгляды слишком консервативны. Ехать с ним в Россию? Сидеть дома, заниматься детьми, готовить и убирать… Вот чего он ждет от омеги. И он говорит об этом прямо, хотя влюблен сам. Рампо прежде не приходилось решать столь сложные задачи. Сам он никакой симпатии не испытывает. Но разве он когда-то еще встретит альфу, который примет его запах? Разве это возможно? Велика вероятность, что Достоевский такой единственный, и, отказавшись, Рампо обречет себя на вечное одиночество. Он и не заметил, как съел уже несколько конфет. Вот блин, даже не обратил внимания, какой у них вкус… Как-то на автомате они съелись, без энтузиазма. Свистулька на чайнике запищала. Рампо выключил газ, кинул в мытые чашки по пакетику черного чая и залил кипятком. — Рампо-кун, а хочешь, я как в Россию полечу, сладостей тебе каких-нибудь привезу оттуда? — предложил Достоевский, окуная чайный пакетик за бирку. — Каких? — эта тема заинтересовала. С другой стороны, вроде у них покруче есть сладости, разве нет?.. — Шоколадки «Аленка», тульские пряники, да много чего у вас нет, — в задумчивости отвечает Федор и отпивает чай. — Привези. Хотя… Может ты уедешь и не вернешься, а?.. — закинул удочку Рампо, заранее зная, что это бессмысленно. — Вернусь. За тобой. Я же люблю тебя. Рампо вздохнул. Как это все не нравилось! Такие слащавые речи, вечные предложения уехать вместе с ним… Они едва знакомы, черт возьми! При этом… Федор ведь на самом деле совершенно другой человек. Не такой, каким себя показывает. Его нужно опасаться, вполне возможно ожидать от него подвоха. Хотелось прекратить общение. Но Рампо все еще раздумывал. На него надеется директор… Черт. Как же сложно смириться. Он, кажется, не догадывался. Это довольно больно. Отогнав от себя дурные мысли, Рампо принялся накладывать сахар в чай, отсчитывая шесть с половиной ложек под внимательным взглядом Достоевского. — Так ты мне ответишь конкретно? Да или нет? — продолжал настаивать он. — Зачем ты распространяешь блокатор? Чего ты добиваешься? Вздох. — Причем ты только эсперов своим блокатором подчиняешь. Хочешь создать армию зомбированных омег? — Рампо закинул в рот очередную конфету, так и не предложив Федору угоститься. — Не просто омег, а разочарованных, злобных на весь мир, особенно на альф, готовых их искромсать по моей комманде — подтвердил Достоевский, продолжая спокойно распивать чаек. — И только меня, как освободителя, как человека, сделавшего их равными альфам, они будут чтить. Больше говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу. Рампо хихикнул над тем, как нелепо прозвучала последняя фраза. — А ты не считаешь нас равными из-за размеров члена? Или почему-то еще? — Не только поэтому. Достоевский замолчал, кажется, задумался. Рампо смотрел на него в ожидании, есть перестал, чай пить тоже. Очки все еще держал в футляре. Он их еще ни разу не надевал при Достоевском, но был готов сделать это в любой момент. Только нужно выбрать его правильно. И тогда ответы найдут все вопросы, тогда будет победа. Только вот… Вряд ли Федор так просто сдастся. — Стереотипы, — медленно проговаривает Федор. — Это все стереотипы. — Ты не считаешь нас равными из-за стереотипов? — Рампо склоняет голову набок. — Попробую объяснить. Достоевский поднимается, снимает с себя шапку. Рампо вдруг понимает, почему он постоянно в ней: прячет сальные волосы. Теперь ему еще больше не хочется соглашаться на предложение о переезде в Россию. Может и есть возможность его исправить, но надеяться на подобное глупо. — По факту, альфы и омеги друг от друга отличаются физиологией. Альфы нужны, чтоб зачать, омеги — чтоб принять и родить. Есть еще разница в гормонах, но это же не так критично, как, к примеру, между бетами мужчиной и женщиной, — рассказывает Достоевский, принимаясь раскачиваться из стороны в сторону. — В древности альфа защищал своего беременного омегу от других альф, от хищников, далее защищал своего ребенка и ослабленного омегу после родов. Отсюда и пошло, что альфа — сильнее, он защитник. А омега исполняет роль подчиняющегося. Кого нужно с одной стороны оберегать, с другой… — Стоп-стоп-стоп, — перебил Рампо, тоже поднимаясь. — Причем здесь пещеры и современность? Разные вещи же. — Да ты не понял. Это передавалось из поколения в поколение. Вся эта система. Люди уже в домах жили, но родители их воспитали так, и тех — их родители. Сейчас, в современном мире, мы отличаемся только наличием и отсутствием способности рожать. Но сами омеги верят, что они в чем-то слабее, что альфа их оберегать должен. Поэтому и ведут себя стереотипно. То же и с альфами, которые думают, мол, должны быть мужиками… Возьмем твоих коллег. — О нет… — Отличный пример! — Достоевский быстро обходит Рампо, кладет руки на его плечи и приближается, не упуская возможность в очередной раз вдохнуть запах русской водки. — Ты плохо знаешь Куникиду, — фыркает Рампо, недовольно сбрасывая с себя руки. — Я вообще его не знаю, — соглашается Федор. — Зато прекрасно знаю Дазая, который не подходит под стереотипное описание омег. — Что-то ты мне зубы заговорить пытаешься, — он разворачивается лицом, садится на стол, открывает чехол с очками. Все еще не решается их надеть. — Ты сам спросил, в чем разница по моему мнению. Победная улыбка. — Да, и ты мне ответил, что разницы между нами нет. Тогда зачем ты пытаешься затащить меня в Россию? Любишь, говоришь? Ерунда, ты пытаешься подчинить меня, потому что тебе не нравятся мои мозги. — Нравятся! — запротестовал Федор. — Ты даже представить не можешь, насколько! — Любишь меня? — продолжил Рампо, пытаясь добить. — Конечно, я ведь уже говорил. — Значит, готов ради меня даже поменяться ролями? — Чего?! Это слишком! — Достоевский побледнел, быстро натянул на голову ушанку и отступил от него. — Ты хочешь меня страпоном?.. — Идиот! — Рампо расхохотался, понимая, что Федор, конечно, придуривается… Или он всерьез о страпоне подумал?.. Это звучит интересно. Вряд ли когда подвернется возможность выебать альфу. — А ты совсем не хочешь? — А если я соглашусь, ты переедешь со мной в Россию?.. — очень осторожным, тихим голосом переспросил Федор, оседая на стул. — Дашь мне время подумать?