***
Колл Штреддер докуривал свою последнюю оставшуюся самокрутку, цепко хватаясь взглядом за хорошеньких официанток, что летали рядом с его столиком, зазывно улыбаясь. Он ухмылялся немного кривовато и отхлебывал крепкую настойку из стакана, размышляя о том, как было бы хорошо свалить из этого захолустья в большой город и забуриться в лучший бордель за искусными женщинами и минетом. Впрочем, Колл с легкостью мог заполучить любую из нимф, что кружили рядом, и это малость успокаивало. Он никогда не жаловался на внешность. С самого детства все восхищались его ясными зелеными глазами и острыми, почти аристократичными чертами лица. Девчонки липли к нему постоянно и с упорством добивались внимания, но предпочитал Штреддер только самых сильных и самых дерзких. Тех, которые никогда им не интересовались и игнорировали существование. Таких завоевать дело сложное и долгое. Колл любил играть в такие игры. Ветреный и азартный. Добившись расположения, он исчезал, только пятки сверкали. Роли менялись. Игра переворачивалась, а правила усложнялись. Оттого женщины относились к нему с осторожностью, но едва он появлялся на их пороге, теряли голову. Дело молодое. Кому какое дело до кратких случек? Он мальчик занятой, при деньгах. Еще успеет завести себе выводок и жену попослушнее. Карлин часто наблюдал, как его друг сидит в темноте и курит сигареты. Одну за одной. На фоне окна виднелся лишь его силуэт и белесый дым над головой. В черепной коробке бились о стенки кости сакральные мысли. Сакральные вопросы. «А что, если?..» Колл часто был апатичным и закрытым, творил всякие безумства. То бухал, как черт, то убивал время в борделе. Один раз чуть с моста не прыгнул. Карлин за ним присматривал, остро реагировал на любые изменения. С появлением семьи стало сложнее. Наличие семьи у Сейджа Колла сильно злило. Он всегда думал, что с Карлином уних поразительное сходство взглядов практически во всем. Они оба одиноки и независимы, мечтатели и исполнители, нарциссы и эгоисты. За последние годы в этом богом забытом месте именно знакомство с Карлином останавливало его от попытки спиться. Выстраивать коммуникации, налаживать дела, добиваться репутации. Штреддер уже жалел, что ввязался в авантюру, покинув родителей и прежнюю жизнь. Карлин попался ему совершенно случайно. Весь забитый и поломанный своим безынициативным отцом, друг не страдал от отсутствия амбиций на собственное будущее. И это всегда восхищало Штреддера. Сейдж никогда не сдавался и не давал сдаваться ему. В какой бы мерзкой ситуации они не оказывались. Он очень удивился, когда Карлин внезапно исповедался о своей любви, сидя в продавленном кресле напротив. Они пили вино из мутных зеленых бутылок, курили дешевые сигары и мечтали о том, как разбогатеют и отрастят пивные животы. Колл подумал тогда, что это все несерьезно, ибо Карлин часто интересовался противоположным полом. Время текло, а Дея все чаще всплывала в их диалогах. Сейдж даже познакомил их. Неловкий ужин в скромном домишке, что давно требовал ремонта. За старым шатающимся столом они ели и молчали, периодически пытаясь наполнить тишину короткими бессмысленными фразами. Осматривая дешевые предметы интерьера, Колл все гадал, на что Карлин тратит свои деньги, ведь за время их сотрудничества они успели сколотить себе приличное количество монет. Но, кажется, Дею это нисколько не смущало. Она была влюблена в Карлина. Было видно по взгляду. По их теплым касаниям к друг другу. Дея была красивой и уютной. Худенькая, тонкокостная и высокая. Черные волосы спадали непослушными прядями на плечи и ключицы. Искренняя улыбка растопила даже его черствое сердце. Она нравилась Коллу, как бы тот не упирался. Штреддер помнил день их свадьбы. В празднестве было много хаоса, алкоголя и танцев. Все деревенские тогда плясали около больших костров, что горели до самого утра. А молодожены, красивые и влюбленные, терзали губы друг друга на рассвете под оранжевыми лучами, что так красиво ложились на их профили. Колл любовался умиротворенно и завидовал. Дочь, что появилась в их жизни, запомнилась Штреддеру больше всего. Яркая, харизматичная девчонка. Полный ураган чувств и эмоций. Она сносила своей энергией всех, кто проявлял к ней малую толику внимания. Ребенок задавал так много вопросов и так заинтересованно слушал, как будто боялся упустить хоть слово. Она тянулась к людям — люди тянулись к ней. — Агата. Агата Сейдж. Колл видел, что ей не хватает мужской руки, ведь Карлин сторонился ее, как будто та была чужой. А она не унывала никогда. Сколько бы раз отец лениво не отмахивался от ее попыток сблизиться. Он не сказал ничего Карлину, когда тот закрыл Агату в четырех стенах школьного заведения. Никак не прокомментировал, никак не упрекнул. Карлину было тяжело рядом с дочерью. Тяжело смотреть на копию умершей супруги и не вспоминать. В конце концов это было даже к лучшему. Ведь сейчас их ничего не останавливало от воплощения грандиозных планов.***
Эрвин сидел в своем кресле и пил чай. Вечерний сумрак уже врывался в окна его кабинета. Он подумал, что может лечь сегодня пораньше. Его график становился все более плотными, поэтому Смит старался выкроить для себя хоть пару часов, чтобы не клевать носом на утреннем построении. Обычно он корил себя за слабость, но последнее время чувствовал, что ему жизненно необходим выходной. А лучше пара. И так как выходные были непозволительной роскошью, решил дать себе иную поблажку. Внезапно дверь кто-то открыл. Створка хлестанула по стене кабинета, а к столу подлетел капрал с каким-то безумным выражением лица. Он ворвался без стука и совершенно ошалевший, словно бес попутал. На стол с глухим шлепком упала газета, свернутая в валик. Смит, сохраняя спокойствие, с интересом развернул прессу. — На второй странице, — подсказал Леви, тяжело вздохнув. Капрал беспокойно обошел стол и оперся о подоконник, всматриваясь в сумерки. Сердце его стучало, как безумное. До того быстро сюда несся. Эрвин углубился в чтение. С каждой прочтенной строчкой, взгляд его мрачнел и гас, словно огарок спички. «Разведотряд подверг опасности жителей Троста. Ханджи Зое проводит опыты на титанах и заставляет солдат провозить людоедов в штаб. Насколько опасно жить в близости с титанами, что могут с легкостью сожрать ваших детей? Опасна ли Ханджи Зое? Многие говорят, что ее увлеченность граничит с безумием» — Что это значит, Эрвин? — тихо прошептал Аккерман, не поворачиваясь. — Видимо, про это предупреждала Агата, — размышлял Смит. — Во что мы ввязались? — в реплике сквозило негодование. — Кому вообще выгодно дискриминировать Разведку в такое сложное время? — Тому, кто имеет безграничные ресурсы. — Эрвин, ты понимаешь, что Ханджи под ударом? — Леви не хотел слушать. — Ты вообще о ней подумал, когда начал весь этот цирк? — Ты вообще слышишь, что я говорю? — Смит озлобленно смотрел перед собой. — Безграничные ресурсы. Много у нас народа, кто может подкупить журналюг и давить на Гарнизон? На ум только Военный Совет и Правительство приходят. И все из-за какой-то девчонки с бреднями, да дел мелкого торгаша Карлина? Дело серьезное. Аккерман наконец оторвался от окна и, обогнув стол, вернулся к Смиту. — Что будем делать? — Леви все еще злился, однако, вместо того, чтобы и дальше вступать в полемику, предпочел перейти к действиям. Не успел Эрвин и рта раскрыть, как в кабинет постучали. — Войдите. Солдат, что дежурил на этаже, отдал честь и ровным шагом подошел к командору. — Вам передали, главнокомандующий, — он протянул Эрвину два тонких конверта. Леви с подозрением посмотрел на бумажные листы и оперся рукой о спинку стула, нетерпеливо барабаня пальцами по бархатной обивке. — Спасибо, можете идти. Дежурный снова отдал честь и удалился. Смит вертел конверты в руках и опасливо потирал шершавые листы пальцами. Все внутри него кричало, что ничего хорошего в этих посланиях не ждет. — От кого? — тихо спросил Аккерман, прожигая взглядом. — Приведи Ханджи, — отмахнулся от вопроса Смит. — Обсудим дальнейшие действия. — Как скажешь. — И приведи Агату, — бросил вслед. Леви остановился на секунду, думая, что Смит продолжит, однако командор больше ничего не добавил.***
«Здравствуй, Эрвин. Пишет тебе твой старый друг Келл. Хочу справиться о твоем здоровье, а может, даже встретиться, если ты снова захочешь послушать мои не пестрящие остротами анекдоты. Сам я живу неплохо. Правда, простуда атаковала месяцев пять назад. Провалялся в кровати несколько дней, ожидая, пока хоть кто-нибудь придет справиться о моем самочувствии. В общем, не дождался. Тогда все мои товарищи отмечали свои новые премии и не до меня им было совершенно. Надеюсь, что с тобой все хорошо. Напиши мне, и мы быстро найдем способы повеселиться и вспомнить молодость. Келл Конси, твой друг и товарищ»***
Агата смотрела на солнце и морщилась. Как давно она смотрела в небо? Просто так, выкроив пару минут. Спокойствие и сонливость. Счастливая до невозможности. Никто не дергает, никто не докапывается. Аж пищать хочется от радости. Как будто и не было этих ужасающе страшных четырех месяцев. — Этих чертовых месяцев. В своей комнатушке Агата только ночевала. Слишком неприятно было там находиться. В основном работала до посинения или просто сидела на ступеньках, пялясь на солдат исподтишка. Несмотря на то, что Агата терлась среди людей, ей было чертовски одиноко. Здесь она практически никого не знала. Перекидывалась парой слов с Петрой Рал, слушала очередной монолог Ханджи. И, пожалуй, все. Никому не было до нее дела. Все в своих делах и заботах. С Аккерманом Агата без причины не разговаривала, боясь словить еще один упрек в свою сторону. Да и не видела его особо. Был занят на тренировках или отсиживался в библиотеке. По ночам она кусала подушку, сильно стискивая челюсти. Ей было тяжело. Изголодалась по близости, по простому теплу, по тяжелым рукам на плечах, что погладят по спине. Она была разбита. Разбита вдребезги. За душой ничего, кроме воспоминаний. Да и те паршивые, что тошно. Ни дома, ни любви, ни детей, ни работы, ни денег. Сидит на шее у военных, драит полы за кусок хлеба. Ждет, когда важный дядька решит, как распорядиться с ее жизнью. О таком счастье и мечтать нельзя. Не привыкла она так. Стыдно. Едва выжила за стеной, запрыгнула в последний вагон. А ее опять мотает. Что же теперь будет? Ни одной мысли в голове. Сбежала бы, да вот только куда? Ее поймают на первом же посту, пиши пропало. Когда все бросили в десять лет, и то не так плохо было. Мама умерла, отцу плевать, что возиться не стал. Избавились, как от слепого котенка. Засунули в мешок и потопили, чтобы перед глазами не мельтешила. Агата часто вспоминала и не могла отпустить. Обида на родителей не давала ей сближаться с людьми, доверять им свои проблемы и просто доверять. Не такой она человек. Научилась только пользоваться. Сейдж сидела на ступеньках и отдыхала от очередной уборки. Капрал последнее время смягчился и давал не такие беспощадные поручения. Даже казалось, что его взгляд стал потеплее, но Агата не стала развивать эти фантазии слишком сильно. Может, просто доволен был ее работой. Она не филонила, работала до упаду. — Прохлаждаешься, Сейдж? — она вздрогнула от низкого голоса Аккермана. Легок на помине. Он подкрался к ней сзади, бесшумно спускаясь со второго этажа. — Законный перерыв, — не открывая глаз, ответила Агата. — Когда это ты успела законы выучить? — отозвался Леви, спускаясь еще на пару ступеней и вставая прямо перед ней, заслоняя солнечный свет. Агата поморщилась и приоткрыла веки. Их бесконечные препирательства она привыкла переживать как забавную игру. Этакое состязание острот и неприязни. Неприязни, которую она и не испытывала, в общем, но старалась разделить неприязнь капрала на них двоих. — Да вот в перерывы и почитываю. В законные перерывы, — она улыбнулась и приложила ладонь козырьком. Хотелось разглядеть его лицо чуть лучше. Леви присел на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Никак не прокомментировал. Сам холод и безразличие. Устроился рядом и молчаливо уставился куда-то вдаль. Агата видела, что он хочет что-то сказать, но тот все не решался. — Я был не прав, когда сказал, что ты слабая, — облизнув обсохшие губы, Леви опустил холодную ладонь к ней на колено, отчего Агата вздрогнула и вопросительно подняла взгляд. Хотела было скинуть руку, да тело не слушалось. Застыла, как памятник. Только рот раззявила. Знатно так удивилась. Лицо его не изменилось, лишь губы шевелились. Что-то там бормотал, а она слушала вполуха. Стало не по себе. Дрожь пробрала до костей. И рука его еще эта. — Я хотел сказать, что я не должен был давить на тебя, когда отчитывал за поведение. Ты столько пережила. Смерть отца, одиночество. Я так привык терять товарищей, что уже забыл, каково это — искренне горевать. Сейдж растаяла. И сама не поняла как. Этого она и хотела. Немного жалости, немного понимания, немного теплых прикосновений. Спокойствия. И от кого? От самого капрала Леви Аккермана, что с грязью ее смешал в тот вечер. Что сказал ей не ныть и сопли вытереть. Его ладонь, до этого холодная, горела на ноге. Он, кажется, говорил так искренне, что Агата растрогалась и положила свои пальцы поверх его. Мягко сжала, стиснув другую руку на своей груди. Мягко посмотрела на него, ощущая теплые покалывания в конечностях. Щеки пылали. В нос ударил запах. Едва уловимый запах хозяйственного мыла и его собственный. Что-то дикое и необузданное. Какой-то горькой полевой травы. Наверняка очень красивой с пышным соцветием. Этот жест она никогда не забудет. Запомнит. Будет благодарна. Улыбаться ему будет во все зубы и, может, дерзить перестанет. Леви посмотрел на Агату в ответ. Она так удивилась, когда заметила новое выражение на его лице. Такое теплое. Такое приветливое. Затрепетавшая от близости, Сейдж почувствовала, как одиночество тихонько закрывает дверь, оставляя ее на пару минут. Она лучилась изнутри. Душевный подъем. Агата осмелела. Вся ситуация казалась безумной. Дорвавшись до прикосновений, у нее сносило голову. Она ощущала, как что-то распирает в груди. Какая разница, чья ладонь сейчас гладит ее коленку так трепетно? Агата соскучилась по человеческой близости. Ее знобило от его руки. От его тепла. От его взгляда. Его искренность Сейдж принимала на веру. Она так мечтала, чтобы ее кто-то обнял, скрыл в сплетении своих рук, утыкаясь носом в ключицу. Сколько мужчин обнимало ее? Сколько мужчин пыталось утолить ее потребность в близости? Сколько хотело укрыть от одиночества? Леви не моргал, все пялился. Окрыленный какой-то, даже симпатичный. Его короткие черные волосы спадали прядями по лбу, серые глаза пьянили. В его лице сплелись все ее мужчины. Она потянулась к нему пальцами, чтобы коснуться волос. Отвести в сторону непослушный локон и провести по коже. Почувствовать. Просто посмотреть, что будет. — Агата, — тихо прошептал он. — Да, — рассеянно ответила она, продолжая тянуться. — Ты должна нас спасти. — Чт… Что? — Сейдж медленно отпустила руку, заикаясь. — Что ты сказал? — Ты же помнишь слова отца? — он все еще смотрел на нее. Рука все еще гладила коленку. — Ты помнишь, как он кричал тебе вслед? Кричал до хрипоты, горло срывал. Кричал, пока ему голову не оторвали. Время будто остановилось. Стрелка на часах замерла. Агата дернула руки к груди, вцепившись в тонкую блузку. Глаза расширились, ужас пробрался под кожу. Лицо Аккермана менялось. Серовато-бледная кожа, потухшие и пустые глаза. Ладонь, до этого даже немного возбуждающая, сжала колено, и она куснула внутреннюю сторону щеки, чтобы не вскрикнуть от боли. Сейдж ловила ртом воздух, пытаясь отдышаться. — Он там умирал и кричал тебе вслед, — не останавливаясь, продолжал Аккерман. Голос четкий, ровный, не дрожащий. — Кричал, чтобы ты никогда не забыла. — Хватит, — пискнула Агата, пытаясь убрать его руку. Все ее тело зашлось в такой истерике, что ноги задергались. Животный крик застрял в горле. Слизистая пересохла. — Долго собираешься прятаться? Помнишь тех крыс в подвалах? Они тоже прятались, вместе с тобой. Сколько людей должно умереть, чтобы ты подняла свою задницу? — Я… Я… Я не… — Хватит мямлить, — голос капрала окончательно изменился. Она с ужасом узнала перед собой Колла Штреддера. Он ухмылялся и проводил ладонью чуть выше, к внутренней стороне бедра. Отросшая щетина, змеиный взгляд и кривоватая улыбка. Сам дьявол из Ада пожаловал. В глотке ком, она неуклюже вырывалась. — Ну привет, — этот похотливый шепот. Шепот, что когда-то заставлял ее мокнуть. Очень давно. — Не надо пугаться. Разве ты так пугалась, когда терлась об меня, как мартовская кошка? Ее тело сопротивлялось. Пальцы впились в кожу, царапая податливую плоть. Отметины краснели на мужских руках. Она попыталась выскользнуть из железной хватки. У Колла боли ни в одном глазу, хоть всего исполосуй. Прошли те времена, когда было интересно прыгать в его постель, чтобы позлить отца. Не тот он человек, чтобы отпускать просто так, без последствий. Опасный ублюдок. — Отпусти меня, мразь, — перешла на крик, отталкивая ногами. — Я найду тебя, — он распластал ее на ступеньках, вжав своим телом в неровный камень. — Думаешь справишься? Думаешь спрячешься? Всех найду. Всех, Агата. Эрвин Смит, Ханджи Зое, Леви Аккерман. Кто там еще? Кому ты еще рассказала присказки своего старика? — Нет! — Ты слаба, — его рука тягуче прошлась по ее телу вверх, сжимая грудь и аккуратно прикладываясь к шее. Она ничего не почувствовала, сплошное отвращение. — Ты слаба даже для того, чтобы защитить себя. Она хрипела от ужаса. Глаза выпучены, ноздри раздулись. Застыла в одной позе, как загнанное в угол животное. Съежилась, пытаясь не стонать от бессилия. Стук сердца отдавался в ушах. Она не признавалась в этом, но Агата боялась его до чертиков. Внезапно все закончилось. Кто-то схватил ее за плечи и рывком поднял. Она резко распахнула веки. — Это был сон. Сон. Просто сон. — Просыпайся, — знакомый голос Леви так обрадовал, что она порывисто его обняла, теряясь в складках военной формы. — Эм. Аккерман растерялся. Руки безжизненно повисли по бокам, пока Сейдж крепко обхватила его шею, пряча заплаканное лицо. Он почувствовал, как кончик ее носа коснулся ключицы сквозь ткань рубашки. Как давно его никто не обнимал. Просто так. Сколько времени прошло? Застыли в одной позе. Она обнимала, он позволял. — Боже, прости, — окончательно проснувшись, Агата резко отстранилась и начала тереть красные глаза. — Прости, я не хотела. Какой стыд. — Неважно, — капрал не желал размышлять об этом. Сам виноват. Заявился в чужую комнату, выдернул из сна. — Одевайся, нас срочно вызывает Эрвин. — Что-то случилось? — Одевайся. Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Агата на минуту прикрыла глаза, уткнувшись лбом в колени. Разрыдалась. Сон был таким реальным, что она до сих пор чувствовала колкую боль в груди и стальную хватку на коленке.***
Адель Кросби шла по темной улице, держа в руках корзину с овощами. Каждый вечер по одному сценарию. Заканчивала смену в военном лазарете, шла мыть руки, снимала медицинский халат, распускала короткие светлые волосы, стягивая белую шапочку. В легком платье ступала по мощеным улица Троста, улыбалась прохожим. Рабочая смена кончилась. Впереди выходные. Каждый раз, когда она шла к выходу из штаба Разведки, ее ждало что-то приятное. Проходя по пустому коридору, Адель всегда притворялась удивленной, когда Майк Захариус внезапно вылетал из-за поворота и прижимал ее тело к стене. Губы собственнически впивались в шею, медленной дорожкой пробивались выше и заканчивали долгим и беспощадным поцелуем. Ей нравилось, как сильно он ее хватал, как крепко прижимал к каменной кладке и как страстно целовал, словно хотел трахнуть прямо в коридоре. — Майк, перестань, — тихо шептала она, приводя его в чувства. А Майк глупо улыбался ей, на прощание чмокал в щеку и хватал за ягодицу, заставляя ту еще больше краснеть. — Ты же знаешь, как я жду выходных? — Еще как знаю, — она в отместку прикасалась к его ширинке, легко поглаживала, чувствуя, как он напрягается и суживает глаза. Адель Кросби улыбается, крутя в голове это бурлящее воспоминание, и перебегает дорогу. — Он придет сегодня. Она помнит, что они договорились. Она помнит, что сегодня они займутся любовью, не прячась в темных коридорах и не стесняясь своих чувств. Могут касаться друг друга до самого рассвета. Чувствовать, как медленно сходят с ума, растворяясь друг в друге. А на следующее утро горько поцеловаться на прощание. — Еще неделя. Свои отношения пара скрывала давно. Каждый считал, что так будет правильно, а у руководства не возникнет лишних вопросов. Адель всегда думала, что не встретит такого, как Майк. Ее мать с младенчества закладывала в ней неприязнь к мужчинам. Кросби сторонилась его с самого начала, хотя Захариус, похоже, в первую секунду все понял насчет него, насчет нее и насчет них. Он был из тех, кто сразу знает, чего хочет. А она была из тех, кто отрицает до самого конца. Он стойко терпел все ее закидоны, заботливо позволял разобраться в собственных чувствах. Никогда не давил и не манипулировал. Просто был хорошим парнем. Обычным и искренним в своих намерениях. Адель быстро сдалась. Адель Кросби родилась в Тросте морозным и свежим утром. Стоял январь. Ушлые торговцы только начали выставлять товары на прилавке, как услышали громкий грудной крик. Окна небольшой комнатушки выходили на сторону ярмарочного базара. Отца девочка никогда не видела и не знала. Знала только, что он был богатым и глубоко женатым человеком. С ее матерью он встретился случайно. Случайно родилась и она. Мать не особо баловала подробностями. Она вообще была человеком скрытным и немногословным. Девочка никогда не чувствовала, что растет в любви и понимании. Постоянно терпела наказания и упреки. Мама часто болела, хворала от всех напастей. Адель приходилось за ней наблюдать и ухаживать. Она никогда не видела, чтобы та работала. Деньги присылал отец, не забывая про свою бывшую любовницу и ребенка. Они не голодали. Монет всегда хватало на теплый ужин, лекарства и даже на леденцы из жженого сахара, что так любила местная детвора. Ее мать в больной горячке часто повторяла, что мужчинам не стоит верить. И доверять тоже не стоит, если Адель все же вляпается. Несчастная и обездоленная, ее мама была обижена на весь белый свет. Она повторяла это так много раз, что Кросби запомнила причитания, как мантру. Адель всегда внимательно слушала, обхватив влажную ладошку своей. На всю жизнь запомнила этот образ бледных губ, что шепчут ей на ухо. Перед самой смертью Кросби попросила отца о последней услуге. Устроить их девочку в больничный колледж, чтобы она смогла выбиться в люди. Ухаживая за матерью, Адель поняла, что всю свою жизнь хочет посвятить помощи другим. Только вот денег на обучение сложной профессии у них в семье не было. Последнюю просьбу отец выполнил, и через пару дней мать умерла. Ее глаза были широко открыты до самого конца. До последнего вздоха, что ловила Адель, сидя у ее постели. Адель написала отцу письмо о скорой кончине матери и больше никогда не связывалась с ним, хотя он часто присылал письма, которые она не открывала. В военный корпус Кросби попала случайно. Ханджи Зое как-то увидела ее за работой, когда почти всех врачей задействовали для помощи при нападении на стену Мария. Она и предложила ей пойти работать в Разведку и подболтала на это Смита. С тех пор Адель трудилась в лазарете, ухаживая за больными и слабыми солдатами. Сшивала конечности, прижигала культи откусанных рук и ног. Беспристрастно смотрела на гибель молодых ребят, что звали мать на смертном одре. Спокойная и отстраненная. Ее почти ничего не пугало. Завязывая отношения с Захариусом, где-то в глубине души она знала, что он может сгинуть за стеной. Или, что еще хуже, попадет к ней на стол. Без ног или без рук, с перебитым носом или выдавленными глазами. Ужасные образы частенько мучили ее в кошмарах. Адель гадала, сможет ли она выполнить свою работу, если это случится. Мысли на этот счет становились все туманнее. Перехватив плетеную ручку корзины другой рукой, Кросби решила пройти через узкий и довольно темный проход, чтобы сократить дорогу до жилища. Она хотела успеть помыться и приготовить ужин для Майка, чтобы порадовать его уютной и домашней стряпней. Ее так радовало, когда он, с наслаждением орудуя ложкой, хлебал ее супы и жаркое. Его эти влюбленные и туманные от сытости глаза. Все казалось таким семейным и тихим. Ей нравилось проводить вечера вот так. Проходя через узкий туннель, Адель внезапно почувствовала, как кто-то схватил ее за тонкое запястье и со всей силы пригвоздил к стене. Ударившись затылком, ее взгляд помутнел, и она кротко вскрикнула, пытаясь понять, что происходит. Она уронила плетеную корзину, и свежие овощи раскатились по всему проулку. — Адель Кросби? — напротив нее стояли двое. Было темно, и она не могла разглядеть их лица. Адель молчала, ошарашенно изучая незнакомцев. — Это она, — произнес второй и, схватив ее за голову, снова приложил к стене. Разум отключился. Потеряла сознание.***
Агата и Леви зашли в кабинет к Смиту, когда за окном уже стали виднеться первые звезды. Эрвин так и сидел на своем месте, упершись в собственные ладони. Заметив их, поднялся. Аккерман беспокойно набивал ступней какой-то ритм, Сейдж прятала опухшее от слез лицо за волосами. — Где Ханджи? — Я ее не нашел, — тихо ответил Леви. — Сегодня воскресенье, может, пошла прогуляться. Не стал наводить панику. Однако не замечал у нее особой любви к прогулкам. Особенно, когда она занята очередным исследованием. Командор помрачнел. Обессиленно потерев виски, он снова замкнулся. Быстро закивал, будто соглашался с чем-то в своей голове. Глубоко вздохнул, перебирая варианты. — Информация про гарнизон подтвердилась, — наконец внезапно заговорил, кинув письмо на край стола. Капрал подошел поближе и кинул взгляд вниз, изучая витиеватые строчки. — Талантливо. — И еще кое-что, — уже тише добавил Эрвин, протягивая ему большой лист бумаги. Леви взял его в руки с подозрением. — От Военного Совета? — вопросил, но не услышал ответа. И так очевидно. — Эрвин, ебаный в рот. — Я знаю. — Я же предупреждал. — Я знаю. Смит обреченно соглашался. Гнев Леви был неисчерпаемым. Агата Сейдж молчала, наблюдая, как Аккерман зло сжимает челюсти, бегая глазами по строчкам письма. Она тоже чувствовала себя виноватой. Виноватой в том, что не сгинула за стеной в пасти какого-нибудь десятиметрового страшилы. Так было бы проще для всех. — Эрвин, мне жаль. Я говорила, что не стоит лезть в это, — она сделала пару шагов вперед. — Молчи, — оборвал ее Аккерман, не оборачиваясь. И она молчала. Молчала, потому что так было нужно. Потому что боялась сделать ситуацию еще накаленней. — Думаю, Ханджи у них, — Эрвин начал мерить помещение шагами. — Нужно поехать туда. Они вызывают меня на совет как участника, но, думаю, это просто прикрытие для моего ареста. — Я поеду с тобой, — тут же отозвался Леви. — Нет, ты останешься здесь. С ней. — Что, прости? — он не мог поверить своим ушам. — Из-за нее все это и началось. Ты предлагаешь охранять ее, пока тебя будут разрывать по кусочкам? — Я как-нибудь справлюсь, — Смит обратил внимание на Сейдж. Но та его игнорировала. — А вы отыщите тот груз. — Ты обезумел, Эрвин. Даже сейчас? Даже когда Ханджи, возможно, уже валяется мертвой в ближайшей канаве? — Аккерман с трудом сохранял спокойствие. Агата заметила, как тот крепко сжимает пальцы. — Это не обсуждается, Леви. Агата знает отца. Где он жил, как он думал. Постарайтесь что-то узнать, пока я буду в отъезде. Обройте все его жилище, все места, где он останавливался или где мог что-то спрятать. Аккерман зло посмотрел на Сейдж и скрестил руки на груди. — Ну, допустим мы найдем «это». И что тогда? — тяжело вздохнул. — Ты подумал, как нам действовать дальше? Может, к тому моменту тебя уже казнят за любой надуманный инцидент. — Сначала они захотят узнать, что мне известно, — прервал его Эрвин. — Кому я мог рассказать о своих подозрениях. И, очевидно, куда делась девчонка, которую разведотряд притащил из-за стен. Агата стояла почти у самой двери, делая вид, что ее здесь нет. Смит видел, как нервно подрагивают ее плечи. Как хлюпает нос и слезятся глаза. Она скрестила руки на груди, словно пыталась обнять себя покрепче. На лице ни одной эмоции, а поджилки трясутся. Боится. Упирается. — Агата. — Она беспокойно повернулась. — Вы с Леви должны исчезнуть. Скоро в штаб придет Военная Полиция и перероет тут каждый угол. У тебя нет другого выхода. Тебе придется участвовать. Аккерман пренебрежительно фыркнул. — Леви, на твоей стороне сила и военный опыт, — Эрвин оперся рукой о свой стол. — На ее стороне информация, которая должна помочь в поисках. А еще… Эрвин на секунду замолчал. — Она бывшая журналистка и умеет недурно подавать информацию. Не хуже местной пропаганды, в общем-то. Глаза Агаты расширились от удивления. На что это он намекал? Неужели догадался о чем-то? — Агата, у меня есть свои люди в нескольких изданиях. Я им доверяю, а ты должна сделать так, чтобы они доверились тебе. Я дам тебе их контакты. Капрал и Сейдж продолжали молча слушать. — Думаю, что в этом грузе скрывается что-то очень серьезное. И в случае чего, простой народ должен быть на нашей стороне, — он облизнул обсохшие губы. — Я могу довериться тебе, Агата? Сейдж все поняла. Он знал. Откуда? Кто ему рассказал? — Ну, другого выбора у вас нет. Как и у меня, в общем-то, — она поежилась от легкого сквозняка, что мазнул по фигуре. — А что делать потом? — А потом доверься мне, Леви. Как и всегда. — Кто будет отвечать за штаб в твое отсутствие? — Большинство солдат сейчас на учениях, пусть все так и остается. Отправь свой отряд туда же. С остальным придется разбираться Захариусу с Нанабой. — Тяжело Майку придется, — глухо протянул Леви. — Думаешь, справится? — У него нет другого выхода.