Контргамбит

Маленькая квартира Сейдж была заполнена людьми. Она взирала на кучку разведчиков, развалившихся на диване, и недоумевала. Вот Оруо Бозард фривольно расставил ноги, облокотившись на спинку. Вот Петра Рал аккуратно забилась в другой угол, подпирая голову ладонью. Они в своих чистых наглаженных формах выглядели дико в хаосе ее квартиры. На кухне расположились Майк Захариус и Леви Аккерман, попивая чай из маленьких чашек. Они мололи языками и переглядывались. Сейдж хотелось закричать, чтобы хоть кто-то обратил на нее внимание. Гомон сбивал ее с мыслей. Думать было невозможно, хотелось тишины. Полчаса назад Майк привел Окато и Аккерманскую свору, пообещав все объяснить. Она встретила их в ночной рубахе со всклокоченными волосами и пропустила просто потому что недостаточно проснулась. Леви стоял позади всех и поджимал рот в недовольной гримасе. Родился он, что ли, с таким угрюмым выражением? Агата прокашлилась, не сводя глаз. Толпа протискивалась сквозь узкий проход, стараясь не шуметь. Аккерман прошел последним, поздоровался и осторожно поинтересовался ее здоровьем. Она отвечает тихо, с удивлением замечая, что раздражена. Раздражена тем, что он появился на пороге и планировал бесцеремонно влезть в ее планы. Нигде от Смита спасу нет. Сейдж чертыхается про себя и уходит от Аккермана подальше. Не хочет она с ним разговаривать. Совсем не хочет. И то, что уехала из Кетлуэлла, теряет всякий смысл. Застывает посреди гостиной, не понимает. Злится на Захариуса и нежданных гостей. — Майк, — позвала. — Ты, кажется, обещал объяснить. Сейдж обводит вокруг руками. Глаза выпученные, ступня нетерпеливо барабанит по полу. Леви отлипает от раковины, подходя ближе и сворачивая к винтовой лестнице вместе с Окато. Майк отвлекается, залпом допивая напиток. Разворачивается и подхватывает пышущую недовольством Агату под локоть, уводя на второй этаж. Поднявшись, Захариус закрывает дверь в комнату, а Агата потерянно каменеет посреди спальни. Ей неспокойно. Помимо уже привычных лиц, полицейский. Оттого Сейдж чувствует угрозу. — Итак, — бросил Майк, подходя к окну, рассматривая витраж. — Я понимаю, что ты не в восторге… — Кажется, я не просила приводить сюда целую толпу разведчиков и полицейского, — Сейдж повернулась к Окато, что дерганно поправлял очки. — Одни меня выбросили, другим вообще доверять нельзя. — Барышня, вы бы следили за языком, — начал высказывать Окато, однако Аккерман его перебил: — Планы изменились, Сейдж. Не до причитаний. — Да что ты, Леви, — огрызнулась. — Смиту снова взбрело что-то в голову? Я вашей помощи не просила, охотьтесь на Штреддера вместе с Бишоп. Она вроде вам глаза открыла? Ну так не нужно приходить ко мне через пару дней как ни в чем не бывало. — Не время для препирательств, — Майк цыкнул. — Агата, вдвоем мы бы ничего не сделали. — Зря я тебя втянула, ты прав, — Сейдж отвернулась, стараясь унять стучащее в груди сердце. — Я вообще не должна была ничего говорить. Но думала, ты заинтересован в поиске своей девушки. — Я все еще заинтересован, — обиженно вскрикнул он. — Но я не дурак действовать в одиночку. — Это только мое дело. — Тебя никто не спрашивает, — холодно отозвался Леви. — Ты уже рассказала местоположение ампул Захариусу. Нам осталось их найти. — Ну так ищите, Аккерман, — Агата резко развернулась к нему, испытывая колкую досаду. — Почему ты вообще еще здесь? Ампулы — не самое главное. Штреддер еще наделает, пока вы будете гоняться за собственной тенью. — Кстати, насчет этого, — начал Майк. Окато заинтересованно поднял брови. Агата не обратила внимание. — Смиту важнее найти груз, я так понимаю? Ну и где твой хваленый командир, Леви? Очевидно, что наша цель — сам Штреддер, а не его товар. — Я ни слова не понимаю, Агата, — вставил Рик. — Ты ничего не рассказал? — Аккерман молчал и избегал ее взгляда. — Что не рассказал? — Ну же, Леви, — Сейдж подначивала. — Расскажи Майку, что находится в этом грузе. — Тут полицейский, — процедил. В глазах желчь. — Угомонись, Агата. — Я лаборант, — возмутился Рик. — Формально я не совсем полицейский. — Вот видишь, Леви, — затянула Сейдж. — Он не совсем полицейский. Агата была в бешенстве. Потирала руки между собой, как злодейка из книжек. И творила сумасбродства. Не могла успокоиться. Сама скрывала сколько времени, а сейчас будто с петель сорвалась, вываливая ярость на Леви. На Леви, который тут вообще ни при чем. Он смотрит на нее с недоумением, едва держа себя в руках, а она никак не может отыскать внутри свою совесть. Аккерман хмурится, намекая на то, чтобы рот закрыла. А у самого в глазах леденящая неуверенность. Он цепляется за ее озлобленность, разбирает поведение на детали. — В грузе ампулы с жидкостью, — разочарованно протягивает Агата. — С жидкостью, которая может превращать людей в титанов. В комнате повисла гнетущая тишина. Майк с Риком ошарашенно отстранились, пытаясь переварить прозвучавшую информацию. Аккерман поджал губы, озирая Сейдж с головы до ног. В зрачках плескалась обида. Такая явная обида, что иголкой кольнуло под ребра. — Это какой-то бред, — первым отозвался Окато. — Откуда? Как? Кому? Отрывки вопросов сыпались из рта, но он постоянно останавливался, пытаясь рассортировать что-то в голове. — Колл Штреддер — поставщик, — продолжила Агата. — Он уже много лет с этими ампулами возится. — Кому доставляет? — перебил Майк. — И зачем? — Интересные вопросы, Майк, — Агата измученно вцепилась в виски. — Ответов я не знаю. Как оказалось, я вообще ничего не знаю об отце, о своем бывшем любовнике и о своей картонной жизни. Она остановилась на мгновение, делая порывистый хриплый выдох. Пронзило едкое осознание. Сколько еще она будет играть по чужим правилам? Сколько еще она будет трусливо поджимать хвост и убегать, как заяц в кусты? — Я сказала тебе, Майк, что хочу убить Штреддера, потому что это единственный выход. Я хотела сделать это, не привлекая лишних людей, — она грустно взглянула на Леви. — Ему нужна только я. Только я могу ответить на вопросы, которые его беспокоят. — Я не желаю слушать эту ересь, Сейдж, — не выдержал Аккерман. — А что, Леви? Лучше, чтобы вас всех перерезали, а Смита, как изменника, отправили на эшафот? Что, по-твоему, здесь вообще происходит? Он не обычный уличный хулиган, который разбивает окна рогаткой. Колл знаком с моим отцом так давно, что меня еще в планах не было. Появился из ниоткуда, предложил отцу материальную помощь. Выстраивал сеть с нуля и с такой осторожностью, что никто ни о чем не подозревал. Сначала мебель, потом наркотики, а потом эта чертова сыворотка. Деньги текли рекой. Любого из логистической сетки подбирали с большой осторожностью, всех случайных свидетелей убирали. Куда, по-твоему, направляли эти ампулы? Зачем? Я даже боюсь отвечать. — Агата измученно выдохнула, почти срываясь на крик. Испугавшись истерики, затихла на мгновение. Все вокруг молчали, терпеливо ожидая продолжения. — Отец начал собственное расследование, только когда мы сбежали из Сигансины за два дня до разлома Марии. Не верил он в такие совпадения. Собирал информацию по крупицам, Колл и заметить ничего не успел. Добрался до груза и спрятал его. План рассыпался, когда на него началась охота. А я под горячую руку попала. Понадеявшись на теплые отношения между мной и Штреддером, отец притворился дурачком. Признался во всем Коллу, раскаиваясь и прося помощи. Выставил все так, будто он не подозревает его. Не догадывается о том, что Штреддер сам управляет этой поставкой и обо всем знает. И вот так мы оказались за стенами. Спасательная экспедиция к Марие. Призрачный шанс на спасение. Все трое потупили взгляды. Чудовищная смертельная операция. Обычное кровавое побоище. Позорное пятно на страницах истории. — Он рассказал мне за пару часов до своей смерти. Признался, — Агата опустила глаза, пытаясь скрыть слезы. — В порыве внезапного откровения отец извинялся и плакал. Он думал, что, спрятав груз, сумеет помочь Разведке. Остановит бесконечный поток титанов вдоль Розы. Хотя бы до следующей поставки. Карлин был убежден в том, что сыворотка напрямую связана с вашими успехами в продвижении к Марии. Причитал про заговор, про клетку, в которой нас пытаются удержать. Я не знаю, насколько этому можно верить. Майк зло стукнул по подоконнику кулаком, на секунду прерывая ее речь. В спальне завитала ощутимая злость. — Мне повезло уцелеть. Когда Леви со своими ребятами нашли меня в том доме и притащили обратно за стены, было лишь вопросом времени, когда Штреддер узнает о находке. Он не знал, что конкретно мне известно. Не знал, кому я могла рассказать. Поэтому твою невесту похитили. Она первая столкнулась со мной, первая могла подтвердить мою личность. Поэтому все завертелось так быстро. В спальне снова повисла тишина. Майк навязчиво стучал по деревянному подоконнику указательным пальцем, не замечая ничего вокруг. Леви холодно оглядывал детали комнаты, изредка смазывая ее лицо безразличием. Напускным ли? Злился наверняка, оттого и не реагировал. — Он как-то связан с нашим принудительным заключением за стенами? — первым ожил Рик. — Я не знаю. — Но как он смог создать такую сыворотку? — Я не знаю. — Нападение на стену Мария становится почти бессмысленным, — загадочно выдал Захариус. — Я не могу связать все воедино. — Думаю, что мы сможем связать все воедино, когда допросим Штреддера. Допросим с пристрастием. — Почему бы не сдать его властям? — недоуменно вопросил Окато, почесывая подбородок. Он явно не до конца поверил в историю и чувствовал себя неуверенно. — А внезапные обыски в Разведке, Рик? А сфабрикованное дело Ханджи Зое? — догадался Захариус. — Это началось почти сразу после того, как им стало известно об Агате. Похоже, власти получше нас знают о делишках Штреддера. — Если все, что говорит эта дама, — правда, то дело дерьмовое. Я соглашался только на поиски Адель Кросби, — Агата заметила, как Окато сглотнул ком в горле, пытаясь сказать что-то еще. — Ты же лаборант, Окато, — Майк понуро взглянул на полицейского. — Неужели тебе совсем не интересно получше изучить сыворотку? Разгадать одну из самых важных тайн в своей жизни? Твоя помощь бы пригодилась. — Прекрати, Майк, — Агата поморщилась и зло взглянула на Захариуса. — Рик, это и правда дерьмовое дело. Максимально дерьмовое. Тебе не стоит в это ввязываться. Никому из вас не стоит. — Агата, ты предположила, что против Разведки намеренно используют ампулы. Намеренно посылают указку сверху. И мы не будем вмешиваться? Будем молчать? — Захариус вскочил с места и начал мерить шагами комнату. — Мы годами пытаемся что-то сделать. Годами хороним молодых ребят. Ради чего? Ради чего это все? Сейдж поджала губы. Их чувства она понимала, остро ощущая горечь и ненависть. На лицах ярость и жажда мести. Лишь от одной догадки ее отца. Который умер за шанс. Ни за что. — Что мы будем делать? — первым вопросил Рик. Окато полон решимости. Отчего-то. Ее было больше, чем в Сейдж. Чем в Майке и Леви. Больше, чем в любом из них. Решимости в человеке, который работал лабораторной крысой в подвалах Военной Полиции. Который не видел смерти товарищей и ни разу не был за стенами. Ему было не за что сражаться. Теплое место за Синой, безопасность и кров. Лишь за шанс. А Агата ненавидела шансы. Ненавидела до скрипящих зубов. — Нет, Рик! Подумай… — Хватит, Агата, — прервал он. — Моя совесть не слишком обрадуется, если я предпочту сделать вид, что не слышал твоего рассказа. Да и любопытство тоже. Мы живем в огромном мыльном пузыре, кто бы мог подумать! Реальность — вот она! — он обвел руками вокруг. Сейдж раздраженно выдохнула и повернулась к ним спиной. Ей хотелось уйти. Сбежать подальше от человечности Окато, от чувства долга Аккермана, от жажды мести Захариуса. Это не их история. Это ее история. Наказание за трусость и бездействие. За процессы, которые она запустила по глупости. Она чувствовала себя чужой рядом с ними. Запятнанной пороками и пустотой. Скольких еще ей придется похоронить? Лучшие уходят, а она остается. Это же очевидно. Сколько лет жила под крылом таких, как Колл Штреддер? Считала кровавые деньги в своем кошельке, радовалась подаркам и безбедности. И трусила зарываться в подробности. А люди дохли вокруг. Может ли Сейдж позволить себе их помощь? — Все решено, Сейдж, — Аккерман развернул ее, беспокойно вглядываясь в лицо. Брови напряженно сошлись к переносице. Рука сжала плечо в поддержке. Агата застыла. Не ожидала. — Хорошо, — кротко ответила, теряясь в серости его глаз. Теряясь в беспокойных мыслях. ……………………………………………………………………… Настенные часы тикали. Тик-тик-тик. Леви раздраженно фыркал, стараясь не обращать внимание на посторонние звуки. Последний час они составляли план действий. Он неразборчиво записывал все на листок, чтобы отправить письмо Смиту. Эрвин должен был прибыть в Трост следующим вечером. Петра отправится навстречу с донесением. Ничего глобального пока не обсуждалось. Он, вместе с Оруо, Эрдом и Гюнтером, двинется за сывороткой. Майк с Риком присмотрят за Агатой и займутся патрулированием главной площади. Захариус надеялся выследить мужчин, что похитили Адель. Мальчишка гражданский сказал ему, что те часто ошиваются около администрации. Он думал, что, найдя похитителей, сможет вычислить и местоположение Кросби. А заодно и короля праздника Штреддера. Агата была недовольна своей ролью. Сидеть на жопе ровно и не лезть в неприятности, по-видимому, не входило в ее планы. Как будто кто-то спрашивал. Ее помощь пригодится позже. В переговорах со Штреддером и его поимке. Аккерман предпочел бы, чтобы и там не понадобилась. Ей, очевидно, не терпелось прыгнуть в пасть титану. Раствориться в неприятностях, залезть в эпицентр. Что там еще у нее в списке? Возомнила о себе невесть что, а на него только рычит и огрызается. А ему это все терпеть и сглатывать, чтобы королевна, не дай бог, снова на амбразуру не бросилась от истерики. Как неразумное дитя. Закончив, Рик и Захариус вышли из комнаты, оставляя Сейдж и Аккермана наедине. Она отвернулась, всем видом показывая, что разговор окончен. А он упрямо стоял в углу, не двигаясь. Так и стоял, пока Агата громко не вздохнула и не повернулась обратно. — И мертвого заебешь, Леви, — скрестила руки на груди, поправляя рукава на рубашке. — Что-то сказать мне хочешь? — Может, хватит себя так вести? — тут же отразил он. — Не понимаю, чем заслужил подобное обращение. И терпеть не собираюсь. Сейдж замолчала, поджав пухлые губы. Видать, прокручивала мысли в голове, анализировала. — Может, ты и прав. — Я прав. — Извини. Я не в духе. И выяснять что-то тоже не хочу. — Мне твоя болтовня ни к чему. Просто успокойся и все. Никому твоя жертвенность не сдалась. Агата печально покачала головой. Глубоко вздохнула, массируя шею. Словно баюкала себя. И все-то он знает, и обо всем догадывается. Мама-утка. Всю жизнь внимания добивалась, плакала оттого, что не нужна никому. А тут на тебе. Задохнись и умри в его волнении. В его странной неуместной заботе. С того самого вечера, как призналась ему. И вместо того, чтобы свинтить от Агаты, такой скрытной, виновной во всем, прилип как банный лист. Она от Аккермана столько слов за все время их знакомства не слышала. Не скупится на буквы, высказывает все, что в мыслях мелькает. — Ох, Леви. До чего же ты прямой. Как палка, — чуть повысила голос. Скрывала раздражение. — Что еще я должна сделать? Может, ты на листочек запишешь? Пронумеруешь, расчертишь? — Агата, я… — Уходи, Аккерман. Уебывай за своей сывороткой и передавай Смиту привет. — Да что ты хочешь от меня, Сейдж? — взорвался, в секунду пересекая комнату и хорошенько встряхивая. Руки вцепились в локти. Пальцы холодные, но и она холодная тоже. Будто налегке в зимний буран выбежала. Волосы всколыхнулись по бокам, серые глаза сверкнули в ярости. Леви вдруг испугался. Отцепился, делая шаг назад. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. — Хватит прятаться, — тихо прошептала. — Я же вижу, что все тебе не так. Оттого и к Смиту прислушиваться не так паршиво. — Я солдат, Сейдж. Я отдаю приказы и выполняю. Слышала про такое? — Эрвина здесь нет. Ты волен делать по ситуации. Уничтожь партию. Оставь несколько для твоего драгоценного Смита, а остальное уничтожь. Подстрой, соври. Плевать. Леви удивился. Зрачки расширились, словно страшился даже подумать об этом. Даже предположить. — Не стоит Смиту иметь такую власть. — Что не так с Эрвином? — Аккерман закатил глаза. — Мы это уже проходили. — Я не верю в его благие цели. — Не понимаю, что ты хочешь сказать, — он раздраженно дернул головой, смахивая прядки со лба. — Хватит загадками говорить. — Наивный ты, Леви. Откуда нам, простому люду, знать, что ворочается в особняках с колоннами. Нам туда путь закрыт. А вот Смит… — Чушь. Чушь несешь. — Ну, а ты представь. На минуту предположи. Может, он давно все знал. Знал и долю получал за образцовое молчание, — Агата склонила голову, как змея. Прищурилась почти злобно, будто наброситься на Леви хотела, но сдерживалась изо всех сил. Он наблюдал из-под опущенных ресниц и почти чувствовал агрессию на своей коже. Сейдж зла до безобразия. Будто справедливости искала. — Зачем ему вся партия? Достаточно нескольких доз для доказательств, если дело дойдет. А если умный-преумный Эрвин хочет загадки поразгадывать, пусть переключится на что-то интересное. На поимку Штреддера, например. На нашу безопасность, на место заключения Колла, чтобы никто не нашел и не прочухал. Нет же, все через жопу. Давайте лучше Бишоп послушаем, которая вообще ничего не знает и не догадывается. Только транслирует свое дико важное мнение. Сказки обо мне рассказывает на ночь. Ноздри ее широко раздулись от гнева. Только заговаривала о Рене, как заводилась с полоборота. Будто эта журналистка ее отца самолично титану в пасть засунула, не иначе. А теории о Смите Леви даже слушать не хотел. Просто отталкивал их от себя, как упругий мяч. Не верил. Не верил и все тут. Сам наблюдал, как Эрвин своей жизни не щадил, чтобы Разведку вперед вести. И в экспедициях, и в змеином политическом клубке. Еще до падения Марии, когда любой брюхатый чиновник ему в лицо плевал при малейшей просьбе о финансировании. А он лицо обтирал и дальше шел. И в ноги кланялся, и жопы лизал. В целом, умел играть по правилам. Не скажешь, что Смита вообще что-то интересовало, кроме Разведки и целей, что все они преследовали. Задумчивое молчание стало красноречивее любого ответа. Сейдж сникла, успокоившись. Закрываясь, зацикливаясь в своих параноидальных мыслях. Слова закончились вмиг. Горло запершило, пересохло. Щекотно внутри, под ребрами. Волнительно до безобразия. — Не могу сказать, что я сильно изменилась, — внезапно призналась. Совсем не в тему. Будто размышляла вслух. — Я всю жизнь делала то, что мне говорили. Работала там, где скажут. Не лезла в дела родителя, хотя чуйка кричала. Боялась расстроить Карлина, боялась расстроить Колла, боялась расстроить тебя, всех вас. Последнее слово как приговор. Он застыл на месте, словно это помогло бы ему понять лучше. Понять, что она хочет сказать. Что вертится в ее черепе. — Я пытаюсь поступить правильно, Леви. Так, как хочу. Хоть раз в жизни. Смит правильно выгнал. Но ты заявляешься обратно и снова правила. И снова планы. Ваши — не мои. — Смит не отпускал, — признался Леви. — Хоть было бы у него десять Рене, все равно все утыкается в тебя. Он знал с самого начала. Те записи… — Какие записи? — Агата захлопнула веки, затравленно дернувшись. — Я не знаю, помнишь ли ты об этом. Ты вела дневник в тех подвалах. Вокруг тебя куча бумаги валялось. Я забрал. — Не читал? — удивилась. — Нет мне дела до чужих бредней. Я не думал, что там могло быть что-то важное. Но отчего-то забрал. Решил, что Смиту будет интересно. Тишина ошпарила обоих. Сейдж как-то странно съежилась, потирая пальцы между собой. Леви наблюдал за ней исподтишка и размышлял. Зачем он вообще остался с ней наедине? Думал, что вопросов к ней накопилась масса. Однако, вот она, перед ним. Испуганная, измученная. Будто всю ночь ногами били, смотреть страшно. Огрызается, обиженно лупает своими глазищами. А у него ни одной буквы во рту. Ни одного вопросительного знака. Ему бы отряд свой проинформировать. Инструкции раздать, приказы. А он, как идиот, стоит рядом, словно воды в рот набрал. Чувствует, как мерзкое беспокойство в груди ерзает, будто скользкий уж. Предчувствие горит под кожей, скрипеть зубами хочется. И не сказать, что это нравится Леви. Вообще не нравится. Он злится на херову недосказанность, витавшую в воздухе. Злится на то, что трудно с Сейдж до неприличия. Не нужно ему это беспокойство. Не нужна ему эта проблема. Выполнять бы приказы, как раньше. Не задумываясь, не сгорая от грязных секретов мира. Не чувствуя себя ничтожеством оттого, что в очередной раз ничего изменить не в силах. Пятерня прошлась по волосам, почесывая макушку. Что бы ей такого сказать, чтобы отпустило? А ведь ждет Агата чего-то. Аккерман видит это что-то в серых озерах. Смотрит туда, как в зеркало, и молчит. Идиот. И ситуация идиотская. — Я надеюсь, что дождешься нас. И глупостей не натворишь. Она хмыкнула, улыбнулась во все тридцать два. Посмотрела на него почти безумно, отчего Леви стало не по себе. — Волнуешься за меня, Аккерман? — не отрываясь. — Видать, совсем поплыл? Скоро цветы под дверью начнешь оставлять. — Опять болтаешь бред всякий? — Леви закатил глаза, отворачиваясь. — Дурная. — Не собираюсь я собой жертвовать, — спустя пару мгновений прошептала. — Уверена была, что на нож брошусь, как только в Трост приеду. А храбрости ни грамма. И тут бесполезная до одури. Прав ты, Аккерман. Слабачка последняя. Он хмыкнул, поправляя воротник рубашки. Нервозность раздражающая захватила. Невесть откуда взявшаяся. — Есть ли слабость в том, что не хочешь жизнь терять зазря? Напридумывала себе условий и страдаешь. Знаю я, что наказать себя хочешь. Только вот не на того напоролась. Агата фыркнула насмешливо, скрестив руки на груди. Губы скривились в издевательской улыбке. Словно на прочность Леви проверяла. Упиралась до последнего. — Ты, Аккерман, хуже горькой редьки. — Какой есть, — он тоже усмехнулся, стараясь расслабиться и не ждать от нее подвоха. — Поговорим, когда мы с ребятами вернемся. — А ты все-таки прислушайся к моим размышлениям, — посоветовала Сейдж. Леви промолчал. Не хотел заводить шарманку понапрасну. Утопилась Агата в своих подозрениях на пару голов. Никак вынырнуть не могла. И не убедить ее никак, только разозлится. А она не нужна ему злой, только спокойной. Пусть сидит себе, варится в этом спокойствии и не дергается, пока они не вернутся. Аккерман со спокойной душой вышел за дверь, оставляя ее одну. Думал, что убедил. Как бы не так. ……………………………………………………………………… Квартира Агаты Сейдж быстро опустела. Последние наставления Аккермана своим ребятам, предупреждения Захариуса перед вылазкой на главную площадь. Все слова струились через ушные раковины плавным потоком, но мозга не достигали. Сейдж в очередной раз витала в облаках, пытаясь абстрагироваться от реальности. Как придурковатая. Слонялась из угла в угол и шею потирала. Будто нервничала сильно. Кожа на ключицах покраснела, а она все уняться не могла. Органы в кульбите, аж воздух застревает в горле. Агата часто уходила в себя, чтобы успокоиться. Это было проверенным методом устранения сильного стресса. Поэтому-то Сейдж не помнит последние недели пребывания за стенами. Почти сутками в мыслях. Наверное, это и помогло сохранить рассудок. Она никак не могла разобраться в себе. Часто вспоминала первые дни пребывания в лазарете. Себя, просившую у Смита свободы. Свою злость оттого, что не получила ее. Страх неизвестности, заставляющий коченеть тело. Агата так хотела сбежать. Спрятаться в самой дальней глуши Розы. Ухватиться за скользящий хвост, как будто последней надежды на спокойную жизнь. А сейчас? А сейчас на поле боя рвется изо всех сил. Глотку терзает, споря и доказывая. В гущу событий хочет. А зачем? Для чего? Неужели страх отступил? Нет, здесь он, под сердцем ерзает. И от каждого ерзанья Агату корежит. Что-то определенно изменилось с того момента. Щелкнуло, переключилось. Другого объяснения не было. В голове набатом лишь одно желание. Колл Штреддер так близко, что всепоглощающий ужас пронзает кожу. Будто если она не сделает что-то прямо сейчас, то упустит, потеряет. И эта навязчивая мысль не отпускает и не дает переждать. Она так сильна, что заглушает боязнь. А Колла Штреддера Сейдж сильно боялась. До потливости и нехватки воздуха. А все оттого, что не знала его совсем. Не знала, чего ожидать, не предполагала. О нем ничего нельзя сказать наверняка. И даже их давние довольно близкие отношения подсказок не давали. И как Агата раньше не замечала? Или просто делала вид, что не замечает? Он открыл лишь верхушку вспыльчивого характера. Импульсивным был, хаотичным и влюбленным. И больше ничего. Ничего в голове не всплывало. А хорошо бы иметь преимущество хоть какое-то. Холодными пальцами Сейдж вцепилась в металлический чайничек с кипяченой водой. Встала у гарнитура, прожигая в конфорке дыру. Бок у чайника почерневший, давно по нему тряпкой не елозили. Агата зависла в одном положении. Майк притащил ей зеленого чая в бумажном пакетике. Вон там, в углу стоит, заварить бы нужно. Подумав немного, водрузила чайник на огонь. Необходимо было успокоиться. Вся ее нервозность из-за него. Из-за чертового психопата Штреддера. Оттого и злая такая. И рассеянная, и на людей бросается с претензиями. Все из-за него. Чайник вскипел. В квартире душно, невозможная жара. Летний зной проникал в квартиру сквозь стекла. Агата навешала тряпок на окна, но не спасало. Стены тонкие, раскаленные от солнечных лучей. Как в горячей металлической коробке. Чем выше солнце, тем хуже. А ей холодно до невозможности. Сейдж влила в себя чай маленькими глотками. Расслабилась ленно под воздействием крепкого вкуса. В дремоту бросило, как будто не спала пару суток. Потерла веки, помотала головой, разминая. Волнение чуть отступило куда-то в темень. И сознание в темень отступило, а на смену что-то мягкое теплое, как пуховое одеяло. Провалилась в сон. Спокойный, ненавязчивый, полный воспоминаний о матери, о нежном первом поцелуе и хрупкой влюбленности, о веселых посиделках с отцом и отчего-то об Аккермане, что ругал ее в тот первый вечер в столовой. Пальцем тряс, угрожающе прищуриваясь. До того милый, что она смеялась, а он все бурчал на фоне. Проснулась от стука в дверь. Сонно встрепенулась в кресле. Там, где уснула. Майк с Риком пришли проверить ее, наверняка. А может, и новости какие. Заметила, что тело ее наполнилось силой. Будто не пару часов проспала, а несколько недель. Готова горы сворачивать. Голыми пятками по полу пошлепала в сторону входа. На лице улыбка довольная от разлившегося в душе мимолетного спокойствия. Виски потерла, захотела вернуться обратно в тот сон. Щелкнул первый замок, второй, зазвенела щеколда. Дверь тут же распахнулась, латунная ручка скользнула по пальцам, ошпаривая кожу. За ней незнакомцы. И влажная тряпка, прижатая к лицу. И темнота. ……………………………………………………………………… Агата проснулась в незнакомой комнате без окон. Душно, влажно и гнилью пахнет. По всему телу тонкий слой липкого пота. До омерзения противно. Руки и ноги, как ватные. Едва могла шевелить. Будто в лихорадке валялась пару дней без еды и питья. Терпкая паника еще не до конца завладела мозгом, но Сейдж чувствовала ее совсем рядом. Из губ вырвался приглушенный стон, в голове звенящая пустота. Сейдж ни черта не соображала. Приподнялась на локтях, осматриваясь. Череп пронзило тупой болью, будто чем-то тяжелым приложили. Она поморщилась, кривя линии рта. Зажмурилась от колких вспышек, но все же села. Ресницы склеились от слез. В ягодицы уперся стык кривых каменных плит. Вся одежда в пыли и грязи. Подмышки болели, словно долго тащили под руки. Сейдж застонала несдержанно, вытерев испарину на лбу. Чертыхнулась про себя, трехэтажным матом кроя всех причастных к напасти. Вкраплениями в голову врывались обрывочные воспоминания. До чего же хреново. И голова болит ужасно, так что дребезжит в ушах. Идиотка. Положение и правда неважное. Мало того, что дверь распахнула не подумав, так еще и попалась так просто. И сидит сейчас в клетке за дело. От наивности и беспечности. В мыслях ничего, кроме опасений. Вспомнив, как недавно самолично собиралась пойти к Штреддеру на ковер, Агата лишь горько осклабилась. До блажи безумная храбрость, которую Сейдж не контролировала. Едва от драк отходила, от бесконечных ушибов на теле, а тут возомнила себя героем неунывающим из сказок. Сказки она любила, но выдумки ничего общего с реальностью не имели. Только на страницах герой силен по определению и грехов за душой не держал. Агата совсем не походила на любимых персонажей: планки сбиты давно к чертям собачьим. Она слаба, как никогда. И от синяков на лице, и от жалких попыток отбиться, и от ущемленной гордости. Ничем себе помочь не может. Ее навыки к дебатам в таком мире не работали. И это было обидно. Лишь когда мозг отключался, уступая внутренним инстинктам, Агата становилась хоть капельку полезной. Но разве это справедливо? Разве это она, а не ее глупое подобие? Ей осточертели подобные правила, и в отместку Сейдж кривила душой и сопротивлялась до последнего. Не для того ночами в библиотеках пропадала, чтобы дела кулаками решать, как в грязных подворотнях на центральном базаре. Агата медленно повертела головой влево и вправо. Чернота вокруг — она еле различала что-то. Окон не было, лишь серый камень повсюду, пустые пятна. Все страшило своим холодным бездушием, загоняло в беспокойство. Ей, откровенно говоря, многого и не нужно было. И так на пределе, только дай повод в истерику впасть. Впрочем, не впала. Собрала волю в кулак, поднялась на ноги, шатаясь. Агате плохо от той тряпки с дрянью, что впечатали в лицо. Она глубоко вздохнула, находя в ближайшей стене опору, и закатила глаза от тошноты. Горло дернулось в судороге. Ладонь нащупала прохладный шершавый камень. Агата припала к нему щекой, как к спасительному источнику. В какой-то момент Сейдж почудились тихие хриплые вдохи. Тишина нарушалась ими в пугающей цикличности. Она замерла на месте, прислушиваясь. И правда, дышит кто-то совсем рядом. В темном углу напротив. Агата не испугалась совсем, а наоборот, пошатываясь, пошла вдоль стеночки навстречу посторонним звукам. Ближе и ближе, осторожно перебирая ступнями. Попыталась рассмотреть что-то в чернильной темноте. — Кто здесь? — ее шепот разнесся по всему помещению. — Кто ты? Агата присела на корточки. Маленькая тонкая фигура не спешила отвечать. Сейдж осторожно протянула руку вперед, сталкиваясь с худой коленкой. Коленка вздрогнула, отдернулась от ее пальцев в нервной судороге. Подальше, подальше от любых прикосновений. — Не бойся. Мы с тобой в одной лодке, — Агата ласково заворковала, не предпринимая попыток прикоснуться еще раз. Действуя скорее по наитию, чем наверняка. — Агата, — тихий, почти не слышный голос проскрипел, как новенькая пачка бумаги. Сейдж вздрогнула, отшатнулась подальше, приземляясь на копчик. Заругала себя за краткую вспышку страха, что пронеслась от ног к горлу. — Адель? — ошарашенно проронила, подползая ближе. — Твой голос… Боже, что он с тобой сделал? Будто Кросби в холоде продержали несколько месяцев. Будто голос пару раз сорвала. Тело Кросби от навязчивой близости съежилось и сильнее забилось в угол. Она молчала. Застыла в напряженной позе, как гипсовый слепок. Даже не видя ее лица, Сейдж почувствовала напряжение, бурлящее в венах. — Просто скажи, чем я могу помочь тебе? Поговори со мной. — Воды, — совсем тихо прошептала, отчего у Агаты сердце дрогнуло в жалости. — Не будет она с тобой говорить, — дверь клацнула, открываясь. Голос и уверенные шаги навстречу. Звук чиркнувшей спички и пронзивший тусклый свет. Темные углы наполнились теплотой от маленькой керосиновой лампы. Агата часто заморгала с непривычки, застывая на месте. Руки задубели от вида его самодовольного лица. От знакомой наглой усмешки, ровного ряда зубов и хитрого прищура с морщинками в уголках глаз. Ее накрыло такой мощной паникой, что Агата тяжело и часто задышала. Кажется, что задохнулась бы вот-вот, но тягучая пытка все длилась и длилась. Подбородок опустился, пряди спали на лицо, отчего она, наверняка, выглядела очень болезненно. Сейдж отвернулась, стараясь переключить внимание, но взгляд столкнулся с осунувшимся лицом Адель Кросби, а в горле застрял крик. Адель перед ней болезненно худа. Лицо замаранное, с желтыми синяками и выступающими сетками алых венок. Тонкая кожа туго обтягивала череп, остро выделяя линию скул и челюсти. И волос у Адель не было. Грязный ершик в пару сантиметров там, где раньше завивались глянцевые кудри. Глаза безжизненные и мутные, пленкой поддернутые, как у мертвой рыбы. В них ничего, кроме жгучего страха. Зрачки бегали. Адель ни на что не реагировала. Забитое тело, коленки к подбородку, руки, стиснутые на голенях. Агату затошнило. Кислая слюна наполнила рот, а кадык напряженно загулял вверх и вниз. Все нутро мигом окрапило такой дикой яростью, что на лице появился оскал. И страх пропал без следа. — Ты ебанное животное, — она резко повернулась обратно к Коллу. — Она-то тут причем? Зачем волосы? Зачем избивать? Зачем… Вопрос застрял в ее глотке вперемешку с нахлынувшими рыданиями. Сейдж замолкла, сглатывая слезы, которые вопреки брызнули из глаз, огибая щеки. Кулак сжался крепко, так что ногти впились в кожу. Рука быстро дернулась вверх, ударяясь об солнечное сплетение. Куда-то в район тяжело ухающего сердца. Под ребрами груз. Ей физически тяжело стоять. Сейдж рухнула на колени, отползая от Штреддера подальше. Она не поверила развернувшейся перед глазами картинке. Ужасающей сцене с измученной, ни в чем не повинной Адель Кросби, которая ломанная и жалкая сидела на голом полу и как умалишенная качалась. Неужели это он? Наивная, наивная, наивная. Даже сейчас его оправдать пытаешься. С трудом Агата представляла Колла Штреддера со сбитыми костяшками на руках. Его дорогой костюм никак не уживался с этим местом. — Много шороху навела, Сейдж. А теперь удивляешься, — ответ граничил с издевательством. И бровью не повел. Расслабленно застыл в одной позе, откинувшись плечом. Достал из кармана портсигар, засунул сигарету в рот, чиркнул спичкой. Такие знакомые телодвижения, почти инструкция к эксплуатации. Агата вздохнула, пропуская дым через легкие. Закашлялась, стараясь успокоиться. Губы защипало от соли. Прикусила их с остервенением, пробуя эмоции подавить. Ладони опустились на согнутые колени, норовя сомкнуть их донельзя, прижать друг другу. Дрожали меньше. Ну что, Агата? Полюбуйся на своего суженого во всей красе. Очаровательного ублюдка. Стоит и от удовольствия глаза закатывает. А в паре метрах почти мертвая Адель сидит и напевает что-то под нос. Есть ли ему дело? Ни грамма интереса, даже туда не смотрит. — Дай мне. — Сигарету? — Колл ощерился, подошел ближе. Присел перед ней на корточки, аккуратно пропуская самокрутку сквозь чуть приоткрытые губы. Зажег огонек и помог прикурить. Агата не двигалась, позволяя ему делать что вздумается. Вдохнула глубоко, чтобы табак затлел поскорее. В глотку ворвался забористый дым. Она схватилась за фильтр тонкими пальцами, зажимая трубочку между указательным и средним, и выдохнула Коллу в лицо. Сизые струйки заскользили по небрежной щетине, огибая острые скулы и напряженный подбородок. Все так же красив, все так же молод для своего возраста. Глаз он не сводил, внимательно наблюдал за влажными огромными лупами, что смотрели снизу вверх трогательно. И молчал. Рот скривился в привычной ухмылке, подмечая все синяки и ссадины. А Агате стыдливо до ужаса за свой жалкий вид и горько от мыслей небрежных. Есть ей дело до его мнения? Хотела бы ответить отрицательно, да под цепким взглядом стушевалась. Сейдж изучала в ответ. Совсем не трогательно. И что для Штреддера щемящее мгновение, то для нее шанс. Взгляд блуждал по туловищу, подмечая детали. На нем белая рубашка, брюки и остроносые ботинки. Рубашка обтягивала широкий торс, а поверх нее, как змея, извивалась кожаная лента ремешка, зацикливаясь на кожаном чехле. Рукоять ножа зазывно торчала, привлекая к себе внимание. Сейдж быстро отвела взгляд. В голове мигом созрел план. Ей бы подобраться поближе. Сыграть в игру мастерски. — Ты всегда курила, когда нервничала, — вспомнил он. — Сигареты воровала из кармана. — Были времена, — холодно отозвалась Сейдж, заставляя себя притворно улыбнуться. О временах вспоминать не хотела совершенно. На Адель она старалась не смотреть. Слишком тяжело. Тот же отсутствующий взгляд, те же разбитые коленки с засохшей коркой на коже. — Ну что, Сейдж, готова на вопросы отвечать? — Колл аккуратно заправил ей прядь за ухо. Агату покоробило от отвращения. От его пальцев, нежно скользящих по коже. Вроде бы случайно, но оскал его мерзкий… — Мне тоже волосы сбреешь? — выгнула бровь. — Если будешь не слишком сговорчива, — парировал без замешки. — Воды ей принеси. А потом говорить будем, сколько захочешь. — Условия ставить будешь? — Колл прикрыл веки, очаровательно растянув губы. — Хорошо, что тебе позволено. — Какое счастье, — усмехнулась, с удивлением замечая, как втягивается в эти медовые разговоры. Как забывается абсолютно в его присутствии. Бесило невероятно. Штреддер подошел к распахнутой двери, заглядывая за угол. Неслышно сказал что-то в темноту и вернулся обратно к Агате. — Если это что-то изменит, то я не отдавал приказов ее истязать. И волосы сбривать тоже, — на лице ни одного намека на сожаление. Лишь сухие факты. — Местные охранники в основном из бедных трущоб. С бабами не церемонятся. А волосы сбрили, наверняка, чтобы продать подороже. Не было времени следить за ними, вот и устроили самодеятельность. — Полностью оправдан, — процедила, пытаясь спрятать дрожащие руки. Его объяснения выглядели так неуместно, что щеки покраснели от стыда. — Ну хочешь, накажу их? — предложил Колл. Будто клинья к ней подбивал. — Тут, я видел, ходит паренек с такой шикарной шевелюрой… — Все шутки шутишь? — рыкнула Агата, сжимая кулаки. Она старалась не смотреть на него. Боялась наброситься раньше времени. Отводила взгляд, следила за многоножкой, что змейкой ползла вдоль стены. Беспардонное насекомое, словно не боялось ничего, скользило себе спокойно по влажному стыку. Ей бы так не бояться. — А ты? — вопросил, уставившись. — Если бы не бегала так долго, может, и подружка поцелее была. Сейдж не возразила. И возражать нечего. Колл давил на больные точки, как совесть позволяла. Затруднялось все тем, что совести у него не было. В комнату вошел незнакомый мужчина с высоким стеклянным бокалом. Подошел к Кросби, порывисто наклоняясь над ней. Адель набросилась на воду, в считанные секунды осушая емкость. Незнакомец грубо выхватил бокал из ее рук и оттолкнул обратно к стенке. Сейдж тут же дернулась вперед, не до конца понимая, что собирается сделать. Штреддер схватил ее за руку, ногтями впиваясь в кожу. Вдоль пальцев скакнули мурашки, поднимая тонкие белесые волоски. Она зашипела, пытаясь выдернуть конечность. Колл держал крепко, ловя ее взгляд, натыкаясь на непробиваемую стену. Дернул Сейдж на себя так, словно она чучело соломенное трепыхающееся, и усадил обратно в угол перед собой. Штреддеру ситуация понравилась. Ему всегда нравилось наблюдать за ее несдержанными вспышками. — Клайф, полегче нужно с дамами, — нравоучительно произнес Штреддер, отпуская руку. Сейдж потерла место захвата, с ненавистью провожая Клайфа до двери. Как дикий звереныш, зло дышала через раздувшиеся ноздри. Клайф лишь хмыкнул в воздух, прикрывая за собой. — Теперь довольна? Усмирила нравственные терзания? — издевательски протянул Колл, когда решетка звонко захлопнулась. — Как будто тебе не все равно, — огрызнулась Агата. Голос ее походил на низкий агрессивный свист. — Довольна буду, когда тебя прикончат наконец. — Узнаю, язык без костей. Потерплю еще чуть-чуть, но заигрываться не позволю. Мягкий тон сменился на предостерегающий. Грани лица ожесточились, деформировались под влиянием качественно скрытых эмоций. У Агаты кровь забурлила в жилах от его навязчивого прожигающего взгляда. Глаза горели зеленоватым огнем, а глубоко внутри разлилась опасность. В этот момент он словно превратился в себя настоящего. Без актерских замашек и шуточек своих дурацких. Хищник перед добычей, в любой момент готовый наброситься. — Ну, не будем о грустном, — улыбнулся, разряжая обстановку. И снова ухмылка, и снова ласковый тембр, играющий на воспоминаниях. — Ответишь мне на парочку вопросов? Ничего сложного. — не дождавшись ответа, сразу перешел к делу. — Что тебе рассказал твой папаша? — Ничего конкретного, — уклончиво выдохнула Сейдж, — Рассказывал, какой ты ублюдок последний. — Узнаю Карлина Сейджа, — хмыкнул. — Побольше деталей. — А я смотрю, тебя нисколько не волнует смерть моего отца? Вы вроде друзьями были. Лучшими. Так ты говорил? — Я не желаю обсуждать это сейчас, Сейдж, — отрезал Колл. — Не время и не место выяснять отношения. Я задаю вопрос — ты отвечаешь. Одно простое правило. — Ничего он мне не рассказывал, — бросила, не глядя. — Смотрю, по-хорошему ты не хочешь? Как капризное дитя. — Ну, закатывай рукава, Колл. Буду снова отыгрывать грушу для битья. — Я ж не зверь какой, — Агата скептически закатила глаза. — Ты все равно уже не жилец, — протянула буднично. — Все кончено. — Это ты про что? — ему вдруг стало интересно. — Всю твою прелесть скоро с землей сравняют, Штреддер. И тебя тоже. Не будет тебе места за поганые делишки. — Это ты про своих драгоценных друзей говоришь? Сейдж застыла, стараясь не выдавать внутреннего волнения. Сердце забилось быстрее, венки на запястьях взбухли от опасности. Колл усмехнулся, заметив ее расширившиеся зенки. — Я идиот по-твоему, Агата? — спокойно спросил Штреддер. — Мы за твоей квартиркой «секретной», — показал кавычки пальцами, — уже пару дней следим. И про дневник, что вы нашли, я тоже в курсе. — Вытащил знакомую книжку из-за пазухи, вертя перед лицом. — Все твои выебоны, конечно, очень миленькие, но советую прекратить строить из себя дуру и поговорить со мной серьезно. — А то что? — стиснула зубы. — А то твой драгоценный Аккерман вместе с другими доходягами внезапно исчезнут без следа. Какие у тебя там рычаги давления? Вываливай. А если сказать нечего, то рот закрой и молчи, пока взрослые слова не дадут, — откровенно потешался. — Пошел нахер, Штреддер. — Этот язычок, да в хорошее дело, — расхохотался Колл. — Ну что там у тебя, Сейдж, по ответам? Что Карлин поведал, пока вы до Марии гуляли? Она вздохнула, пропуская максимальное количество воздуха. В духоте не разгуляешься. Рычагов давления не было. А разведчиками рисковать не хотелось. Леви рисковать не хотелось. — Про сыворотку рассказал. — Много рассказал-то? Может, и местоположение выдал? Куда он там ее утащил вероломно, пока я наши дела в порядок приводил, — едва улавливалась скрытая обида. — Если бы. Давно бы спалила к чертям. — Значит, из дневника узнала, — задумчиво почесал бровь. — Хорошо, очень хорошо. А Тобермора? — Откуда про Тобермору знаешь? — Грег мне письмо отправил. Отчитался по хорошим новостям. Жаль, что по дороге Аккерман перерезал всех к чертовой матери. Да как перерезал?! Я бы такого на работу взял. — Замолчи. Штреддер снова расхохотался. Агата вздрогнула, сминая пальцы. Его смех такой холодный, гаркающий, что внутри все морозцем покрылось, как на окнах в суровую январскую ночь. — У отца в часах тайник был, — увертливо продолжила. — Оттуда бумажка выпала с адресом. Звучит безумно, конечно, но от Карлина подобное не удивляет. Твои подпольные игрища его до паранойи довели. — Нечего нос свой совать куда не просят, авось бы еще пару лишних бутылок пойла вылакал, а не переваривался в брюхе. — Не смей, — она опасливо застыла. — Не смей так про него. — Смешная вы семейка, Сейдж, — Штреддер отошел на пару шагов, отворачиваясь. — И ты смешная. И чего я только нашел в твоей дурной голове. Иной раз задумываюсь и удивляюсь. Столько баб вокруг, а я все вздыхаю, да кота за яйца тяну. Он достал очередную сигарету и закурил. В отличие от Агаты, Колл курил по привычке. Горький налет так прочно засел в его легких, что без него становилось не по себе. На лице задумчивая маска, тени по скулам гуляют. Взгляд далеко, не здесь, не в этой комнате. — Не желаю слушать, — Сейдж намеревалась уши зажать, однако сдержалась в последний момент. — Ты меня на смерть послал, а сейчас лапшу вешаешь. — Не так уж потерян, — загадочно произнес куда-то в пустоту. — Впрочем, это все треп, пустой и бессмысленный. Я задаю вопросы — ты на них отвечаешь, Сейдж. Давай не будем отвлекаться. Многоножка подползла совсем близко к двери, проникла наружу сквозь прорезь. Скрылась в темноте. Счастливая маленькая многоножка. — Ну чего молчишь так скромно, — Штреддер ожил, нервно встрепенулся и вернулся к Агате. Показал клыки и деловито подбоченился. — Наверняка такой скромной не была, когда Смиту докладывала. — Он мне жалованье не платит, чтобы я перед ним отчитывалась, — прыснула в раздражении. — И ты тоже. — А сколько нужно, Сейдж? Мне для тебя никаких денег не жалко. Возьму тебя на полную ставку, только побудь лапой хоть секундочку. Без твоего бараньего упрямства и капризов детских. — Мне твои деньги кровавые нахер не уперлись, — Агата издевательски чмокнула розовыми губами, скрещивая руки на груди. — Да что ты, — оскалился снисходительно. — Поздновато спохватилась. Успела уже сполна ими насладиться. Череп затрещал от накатившей злости. Колл проходился по чувству вины, как граблями на собственной грядке. — Неужели думаешь, что стала бы, если знала, как эти деньги делаются? — Думаю, что догадывалась, Сейдж. Не юли, не первый день знакомы. На лице все написано. До чего ж тебя книжки избаловали, совестливая до жути. Не смогла бы ты себе свои кружевные панталончики позволить, если бы работала, как все. — А может, и не нужны мне эти кружевные панталончики? — скривилась она. — Очень жаль, выглядела ты очень даже ничего. — Да задавай ты уже свои вопросы, Штреддер! — вскрикнула. — Долго еще? Надоело. — А Леви Аккерман не надоел? Я слышал, хороший мужик. Храбрый. За тебя насмерть дрался. Колл Штреддер и позабыл про собственные правила, упиваясь ее незавидным положением. Упиваясь красными стыдливыми щеками, ароматным запахом страха и прикрытыми в нетерпении веками. — Всего лишь приказ выполнял, — она холодно отвела взгляд. — Вопросы-ответы, Колл. Не изменяй собственным правилам. — А чего затряслась-то? Видать, не чужие люди, Сейдж, раз глаза в кучу. Даже как-то ревностно стало, — Штреддер игнорировал все ее выпады. Она промолчала, разглядывая пальцы на ногах. Хотела добавить пару слов, но так и осталась с приоткрытым ртом. — Ну что там со Смитом, Сейдж? — Ничего я Смиту не говорила, — громко выпалила. Чересчур громко. — Он сам все узнал. Записи мои прочитал. Я за стенами писала всякое, так Леви… Капрал, — заикнулась, — нашел и своему командору притащил. Я бы не стала, боялась, что он и так в курсе. — Ты всегда осторожной была, — Колл подошел, ласково теребя Агату по голове. Порывы нежности пугали. Словно доволен был, как никогда. — С записями я разобрался. Произнес так, будто успокоить хотел. Словно Агата оплошность допустила тяжкую, а он разобрался с легкостью. — Ты благодарности ждешь? — уточнила. — Я не на твоей стороне, Колл. Не знаю, что там творится в твоей голове. Она думала, что расстроится, так тот и виду не подал, словно не слушал совсем. — Мне твоя благосклонность не нужна, Сейдж. Одобряешь, не одобряешь. Как будто меня волновало когда-то, что там кисейные барышни причитают, начитавшись своих глупых приключенческих романов с кастратами-героями. Не выросла ты еще, чтобы понять, как мир работает. — Не выросла, говоришь? Мне через пару лет тридцатник стукнет, а ты все надеешься, что я по твоим правилам заживу? Что тебе нужно от меня, Колл? Что гоняешься за мной, как щенок бездомный? — голос дрогнул. — Не будь дурой. Как будто я должен эти истины тебе растолковывать, Сейдж. Нас всегда друг к другу тянуло, что бы ты там в порывах ярости в меня не кидала. Это не просто так. Такое не забывается. — Мы все решили еще пять лет назад, — тяжело вздохнула. — Ты мне не нужен. И чудовищно обсуждать это сейчас. — Сейчас самое время, — Колл не подходил к ней, держался в паре шагов, сверкая озлобленными глазами. — Если решили, так чего бегала ко мне? Отпустить не могла, все в ревности девчонок грязью поливала, лишь бы с горизонта исчезли поскорее. Раз не нужен, так чего неистово сражалась? За такого-то урода беспринципного? Агата задумчиво склонила голову набок, пробираясь в глубинные воспоминания. Нервно сглотнула удушающий ком в горле, комкая края блузки в ладонях. Все было. Ревность, злость, желание не потерять, не упустить родного человека. Грязно играла, не считаясь с чужими чувствами. С ума сводила своими выходками. А в конце сгорела. Сгорела от бесконечного цикла этих странных больных отношений. Может, вот он, момент? Может, сказать ему, что так хочет услышать? — Это тяжело, Колл. Я почти умерла. Наша связь, наша близость — все это чертовски притягательно, но со своими побочными эффектами. Я была одинока и наивна, бегала к тебе от безысходности. — Плевать на эффекты, — отрезал он. — Посмотри на меня. Агата нехотя подняла глаза, теряясь. В зрачках его неподдельная жалость, настоящая, не наигранная. Надежда до того колкая, что глаза влажное сияние укутало, а под кожей поток горького сожаления прошелся. Она никогда не видела его таким открытым, таким неуверенным. В ушах ключом кровь била. Это подкупало, черт возьми. Как же это подкупало. Агата благосклонно растянула губы в скромной улыбке. Фальшивой, наигранной, но до ужаса артистичной. В голове все хорошее, что между ними было. Все моменты и слова, прикосновения и поцелуи, поглаживания и скользящие пальцы. Она приложила усилие, чтобы на пару минут стереть его выходки из головы. Погибшего отца, измученную Адель, одинокую сломленную Агату в подвале поместья. Вранье, манипуляции, грубые хваты за шею. Ссоры, оскорбления, угрозы. В мыслях образ: спаленный в камине список его злодеяний. Она сидит на корточках в белом платье с глупыми рюшами и подталкивает бумагу кочергой. Ближе, еще ближе. На лице нежность блаженная и ностальгия по первой настоящей любви. Больной и неправильной, как вся ее жизнь. Все ложно, все спектакль. За спиной отец стоит, живой и бодрый. Улыбается ей, сжимает плечо, подбадривая. А Сейдж все сжигает рукописи, которым конца нет. — Агата, — Штреддер редко называл по имени. — Я скучал. Он сидел на корточках в двух метрах, щурился и улыбался. В глазах теплота, такая знакомая и родная, что у Сейдж защемило под ребрами, а желудок трепетом пробрало. Колл не спешил подходить ближе, издалека выжидал. Едва не пальцем манил. Агата все понимала даже слишком хорошо. Тело сопротивлялось. Она оттягивала момент на секунду, а потом еще на парочку. Штреддер застыл монументом, глазами хлопая, как скромный мальчишка. Гордость ее захотел, всю без остатка. Зелень в глазах ошпарила. Она потерялась в хвойном лесу, замирая. Неловко задергалась, вставая на колени. Ладони опустились на каменные плиты, упираясь в каменную крошку так, что следы оставались на податливой тыльной стороне. Где-то в потемках черепа стыд. Прожигающий, почти убивающий ее, сверлящий в кости уродливые дыры. Кажется, что горелым мясом запахло. Сейдж морщилась сквозь несмелую улыбку и чувства гасила. Не обращала внимания, скользя коленями, будто к роднику с ледяной водой. Штреддер лыбился ей, довольно потирая пальцы на руках. В теле нетерпеливость, глаза почернели в пьяной похоти. Агата исполняет желания. Сейдж чувствовала, как свербят коленки от мелких царапин, но продолжала ползти. Ползти в чужие руки. Все тело закололо, заболело в негодовании. В отторжении. Она представляла лицо. Привычное хмурое лицо Аккермана, который не улыбался, но ждал. Ждал ее там, в конце комнаты, чтобы высказать, что думает. Поделиться недовольствами, отругать за то, что рискует напрасно и никому ее вот эта жертвенность нахер не сдалась. Сейдж тепло растянула губы, захотелось прыснуть издевательски. Видать, сдалась, Леви? Сдалась. Неужели думал, что позволю кому-то из-за меня в могилу раньше времени ложиться? Оставь свои причитания при себе. Может, получится. Тень пестрит его образами, и она отбрасывает эти образы подальше. Агата не пряталась больше, не откладывала эмоции в дальний ящик. А тело все еще не слушалось. Пальцы зашлись в такой тряске, что Сейдж едва сдержалась. Глотка сократилась в панике. Как бы не разрыдаться тут перед Коллом. Штреддер совсем близко, прямо перед ней. Агата приподняла голову, мягко сталкиваясь носами. Кончики бархатно касались, скользили. Руки в мгновение затекли, упираясь. Лица друг напротив друга. Искры в комнате вспыхивали, искры будоражащих чувств, как в их первую ночь. Глаза в глаза, как в прошлом. Его зеленые, ее серые. Дрожащие губы, подрагивающие ресницы и страсть. Такая бездонная, бесконечная страсть, что голова кругом пошла. И ничего вокруг. Ни Адель безучастной, ни подвальной духоты, ни решеток на двери. Порочная связь между ними веревками вилась, сковывая любое движение, связывая тела толстой бечёвкой. Выходило, что не врал Колл ни капельки. Тянуло их, ужасно тянуло. Сейдж почти в лихорадке билась, стараясь заглушить переживания. Они разные. Разные люди, разные характеры, разные жизни. Сейчас хорошо, а потом плохо. Она словно убедилась в последний раз. Сейдж впилась в его губы с требованием. Куснула, подминая податливую плоть. Растворилась в противоречивых чувствах, напрочь теряя голову. Штреддер не удивился, смотрел на нее не моргая, наслаждаясь их взаимным. Агата зажмурилась будто от удовольствия, не желая наблюдать за тем, как глубоко на дно опускалась. Почувствовала, как Штреддер ответил. Обхватил ее талию лапищей, подтаскивая к себе с легкостью. Поставил на ноги, прижимая намертво, не оставляя между ними ни миллиметра. Ее руки по бокам болтались, она их к груди прижала, просунула меж телами, упираясь пальцами в грудь. Застонала в губы, чувствуя, как сильно Колл сгреб ее в охапку. В голове звон, мешанина, хаос. И нежность, чертова нежность вперемешку с ершистым страхом. Язык вторгся в рот, лаская и извиваясь. Агата не в себе, ей хорошо. Внутри она молода, ей восемнадцать. Между ними все. Она управляла потоком эмоций в своей голове, не отрываясь от Штреддера ни на секунду. Позволяла себе еще пару мгновений побыть той маленькой и наивной Агатой из прошлого, а потом пробила плотину камень за камнем. Ненависть заполнила душу молниеносно. Ее тошнило, ей противно до ужаса, но она целовала с запалом влюбленной дурочки, выхватывая нож из чехла одним махом. Колл не успел среагировать. Агата нанесла удар с неведомой, из ниоткуда взявшейся силой. Бессмысленный, чудовищный удар в район сердца. Она не знала, что делает. Действовала наощупь. Попала ли в цель? Вытащила резко и вонзила еще раз. Их поцелуй прервался, губы занемели от ужаса. Кровавое липкое пятно расплылось на его рубашке, Агата в эпицентре грязного накала. Она почувствовала, как теплая кровь пропитывает ее одежду вместе с телом. Всасывается в кожу, будто хочет запечататься в ней до конца жизни. В ушах звоном хриплый вскрик, тяжелые ухающие стоны и руки, внезапно перехватившие, сжимающие все крепче. Глаза Сейдж словно по всему лицу расплылись неровными кругами от всепоглощающего шока. Две огромные неограненные монеты, серым металлом блестевшие в удушливых потемках. Агата вырвалась из его слабеющих объятий. Отлетела на пару шагов, прижимая ладони ко рту. Штреддер не в порядке, задыхался в собственных жидкостях. Губы, обрамленные красным, снисходительно растянулись в задорной ухмылке. Упал на колени. Он чертовски злился. Злость скривила все его лицо в ужасающей маске, Агате незнакомой. В тускнеющих зрачках читалась горечь предательства. Она враг ему. Горько, горько, горько. Как же горько. Ей бы издевательски рассмеяться над умирающим телом, праздновать и танцевать на костях. Кто теперь на коленях, Штреддер? Кто теперь хрипит беспомощно? Сейдж и слова не проронила. Глотка пересохла от накатывающих рыданий. Слезы лились по щекам непрерывными потоками. Превращались в горошины на кончике подбородка и падали, падали градом на вздыбленную грудь, струились по шее. Щипали на коже солью. Она дрожала всем телом, стоя поодаль. Вздрагивала, всхлипывала, размазывая влагу по лицу. Хваталась за волосы, сильно оттягивая у корней. Будто наказать себя хотела, вырвать все луковицы с корнем, сжимаясь в струящейся боли. Это она натворила? Это ее рук дело? На пальцах его кровь, тягучая и темная. Пугающая. Агата боялась взгляд опустить, замирая от ужаса. Будто от этого у нее пальцы отсохнут и зубы повыпадают. Колл улыбался. Все не умирал и не умирал. Ей и невдомёк, что смерть забирала так медленно. Он похрипывал, прижимая ладони к разорванной рубашке. Нож валялся недалеко на полу, вымазанный и запятнанный. А за дверью тишина, никто не врывался. Агата удивилась даже, ведь уверена была, что там кто-то восседает тихонечко. Адель не среагировала. Ее не впечатлили ни поцелуи, ни убийство. Пялилась и пялилась в пустоту, ни один мускул не дрогнул. Мутные зрачки и мотив приставучий на губах. Плохо. Плохо. Плохо. Агата шумно и быстро задышала, наблюдая за кряхтеньями. Грязь. Штреддер не падал, не корчился от боли. Лишь грустно улыбался и жмурился периодически. Такой слабый и жалкий. Красивой смерти не существует. В ее черепе буйствовал хаос. Множество вопросов, а Агата страшилась. Она думала, что смогла бы с легкостью. И бровь не дрогнула бы. Леви же убивал легко, не задумываясь. Сама наблюдала за кровавым возмездием. Видела гнев на лице и легкую руку, вершившую судьбы. И оттого так просто перед рывком. Выхватила нож, все еще чувствуя теплоту груди, чувствуя, как колотится трепещущее сердце Штреддера. Меж ребрами лезвие тяжелее. Из последних сил еще раз в плоть, чтобы наверняка. Яркие картинки мелькали в голове, заставляя взвыть сильнее. Она чудовище. Чудовище. Какое право имела? Штреддер хрипло рассмеялся, а Агата вздрогнула от вороньего карканья. Он наблюдал за ее терзаниями спокойно, не прерывал. Ему было смешно. Во взгляде сожаление. Обмякшее тело выпрямилось, а пальцы неторопливо принялись расстегивать рубашку пуговицу за пуговицей. Жемчужные горошины затанцевали в его пальцах, до того умело он продевал их через петлицы. Человек с двумя ножевыми ранами в грудине. Запонки на рукавах отлетели в сторону, липкая ткань соскользнула с широких плеч, шлепаясь на пол. Сейдж видела их. Тонкие линии от ножа, слегка раскрытые, пульсирующие болью. Крови так много, что грудь превратилась в бордовое полотно. Алые дорожки ползли по его коже, оставляя яркие полосы внизу живота. — Что ты делаешь, — голос походил на скулеж. — Умирай, Колл. Ты должен умереть. — А я ведь поверил, Сейдж, — его голос не походил на скулеж совсем. — Поверил тебе, как идиот. Поддался на лживую грязь, как обычно. Из ран повалил пар. Интенсивный, горячий, молочно-белый. Из ниоткуда взявшийся, словно кто-то из чайного носика щедро обдал кипятком. Агата вцепилась в виски, потерла глаза. Не поверила, ни капли не поверила. Подумала, что совсем голова кругом пошла от наполняющих переживаний. Она замерла в недоумении, стараясь впитать в себя картину целиком. Стараясь удержать внутри сломленный крик, полный ужаса. Тело Штреддера исцелялось. Раны закрывались на глазах. Агата не верующая совсем, но ладони сами сложились лодочками, прижимаясь друг к другу. В голове молитва завертелась из обрывочных предложений. Завертелась скомканно и неистово. От нечистого, от плохого. — Ты дьявол, дьявол во плоти, Колл Штреддер, — внезапно прошептала Адель Кросби, не поворачиваясь. Ее голос звоном прошелся по всей комнате. — Никогда не нравилось это имя, — зло проговорил в ответ, поднимаясь на ноги как ни в чем не бывало. Агата так и застыла. И вот она сама на коленях. На своем законном месте. — Хороша актриса, ничего не скажешь. Хвалю, — в голосе ни грамма любви. Чистейший лед с изморосью. — Забрать тебя хотел, оттого и гонялся на свою голову. А сейчас вижу, что не готова совсем. Ну ничего. Урок я тебе преподам. Агата пялилась на него, как на что-то из ряда вон выходящее. Смысл слов едва доходил до мозга. Рот приоткрыт, в нем колкая тишина. Ни звука. Ни одного ебанного звука. — Молчишь, Сейдж? Редкое зрелище. Видимо, тебе нужно меня ножом пырнуть, чтобы послушать хоть пару минут без препирательств, — он недобро ухмыльнулся и взглянул на Адель Кросби. — Нет, — шепот. — Не может быть. — Слушай внимательно, Агата, — голос его стал совсем холодным и равнодушным. — Вот как все будет. Отряд Аккермана — покойники. Аккерман тоже. Кто там еще шнырял в твоей убогой квартирке? Мои руки до всех дотянутся. И сыворотку я тоже заберу. У заказчиков уже все сроки вышли, а ты им такой подарок сделала. — Я не… — Слушай, — перебил. — Слушай молча. Ты облегчила мне жизнь, Сейдж. Ты даже не представляешь. Меня здесь больше ничего не держит. А ты останешься, дорогая. Ты останешься, чтобы захлебнуться в ядреной кислоте собственных ошибок. Не к кому будет бежать за утешением. Будешь оплакивать смерть товарищей, задыхаться в одиночестве, пока от гордости совсем ничего не останется. Пока вся твоя личность не распадется на куски сожаления и удушающей скорби. И тогда я приду снова. Тогда я проберусь к тебе совсем близко, ты и не заметишь. И ты проглотишь всю свою ложь, проглотишь гнилые доводы. И поцелуешь меня. А я посмотрю, хватит ли твоего духа, чтобы ударить еще раз. Тон его голоса ровный, не дрогнул ни на секунду. Все слова от сердца, до того искренние, что Агата поверила в смысл каждой буквы. — Прекрати. Перестань. Замолчи, — слова набатом звучали в тишине, как приговор. Как гвозди, вбивающиеся в крышку гроба. Колл поднял нож с пола, обтирая лезвие о брюки. Кровь оставила на серой ткани мокрый черный след. Он двинулся к сжавшейся в углу Кросби, неспешно перебирая ногами. Агата с ужасом наблюдала, поворачивая голову. Подорвалась наперекор, бросаясь под нож. Она не думала, просто действовала, слушая собственное сердце. Пытаясь перекричать мозг, который диктовал ей правила. Штреддер легко перехватил ее за талию. Пальцы загорели на коже, она тут же принялась извиваться яростно. В его руках столько силищи, что Агата бесполезно дергалась, как канарейка в прутьях клетки. Но верткая, извивалась неистово, чувствуя, как злился и пыхтел Колл над ухом. Он рычал от раздражения, нож несдержанно вспорол блузу на боку, пронзая кожу хлестким ударом. Агата вскрикнула, глаза округлились в ужасе, звезды забегали. Ощутила, как что-то горячее разливалось плавным потоком. Под кожей, сквозь нее, везде. А потом немеет, сладкой патокой вьется слабость, заполняя до краев планомерно. Штреддер вздрогнул, испугался. Словно не поверил в случившееся. Он взял себя в руки через пару секунд, отмахиваясь от внутреннего порыва прильнуть к ее телу, зажимая рану. Чувство горечи заполнило его грудь снова, и Колл оттолкнул Сейдж с такой силой, будто она ничего не весила. Тело запарило в воздухе, а затем смачно шлепнулось о стену. Голову прошибло невыносимой болью, затылок пронзило агонией. Она сползла, цепляясь за бок пальцами. Рана неглубокая, но крови льется много. — Сама виновата, — бросил напоследок и присел рядом с Кросби, не обращая на Агату никакого внимания. Она смотрела куда-то в сторону, глаза ее ничего не выражали. Словно безмолвный наблюдатель. Она зацепенела, когда пальцы опустились на подбородок и резко повернули лицо в сторону всхлипывающей Агаты. Сейдж попыталась встать, но ушибленная голова подвела. Все перед глазами закружилось, живот пронзило раздирающей болью, и все, что она увидела четко, так это глаза напротив. Глаза Адель Кросби. Уже не холодные, а молящие, полные ужаса и скорби. Силы оставили Сейдж. Не наскрести и на пару движений. Она чувствовала себя парализованной, в онемевшем теле. — Прости, крошка, — зашептал Колл в ухо. — Перед смертью взгляни на нее. Красивая, правда? — затыкал в сторону Агаты ножом, заулыбался. Он совсем на себя не похож. Ничего общего с человеком, что целовал ее. Зрачки Кросби забегали в беспомощности. Она не отбивалась, не двигалась и молчала. Агата увидела во взоре ее такой всепоглощающий ужас, что глаза показались черными. Одинокая слеза скатилась дорожкой, Адель сглотнула ком в горле. Штреддер отвлекся и посмотрел на Агату. Он больше не мальчик. В нем ни капли шутки и прежнего задорства. Уверенность и ярость. — Вот тебе урок, Сейдж. Впитывай последствия собственных решений. Усвой хорошенько до нашей следующей встречи. Его голос потерялся в крике. Громком визгливом крике, звенящем и беспомощном. Секунда, и время замерло. Туман, вьющийся туман перед глазами. Агата задергалась из последних сил, заорала, что есть мочи. Время пошло. Нож уверенным ударом зашел в грудь. Расчетливо, правильно. Туда, куда Сейдж должна была попасть с первого раза. Тело задергалось в руках, издавая низкие булькающие стоны, которых Агата не услышала. Изо рта Адель брызнула каплями горячая кровь, окропляя Колла и все вокруг. Судороги прекратились через пару долгих мучительных секунд, Кросби обмякла, до ужаса красивая в его ладонях. Тело упало, выпуская последний в своей жизни звук. Так вот как это правильно? В комнате две смерти. Агата почувствовала, как подошел к ней Колл. Как опустился на колени, вцепился в лицо за подбородок, вырывая из пустого темного вакуума. Поцеловал небрежно в стиснутые губы. Так целуют, когда прощаются. Он отстранился, осматривая жалкую тушку со снисхождением. Кровавая одежда, быстрые вздохи и серое лицо с округлившимися лупами. Его «прощай» раздалось совсем тихо, затерялось в веренице других звуков. Твердые уверенные шаги за порог, но она собралась с силами. Позвала его. Позвала его обратно, чтобы задать последний, почему-то такой важный вопрос. А Штреддер поддался. Всегда поддавался, едва слышал ее требовательный скулящий голосок. — Ты сказал, что тебе не нравится твое имя. Ты так сказал, — залепетала как малое дитя, слова перебирая на языке. — Как тебя зовут, Колл? Как тебя зовут? Штреддер тепло растянул уголок рта. От жестокости и следа не осталось. На лице спокойствие, и лишь кровавые капли и труп за спиной выдавали в нем убийцу. Колл наклонился к ее уху, ошпаривая мочку дыханием. — Ро́ман Тайбер, Сейдж. Запомни это имя хорошенько.